Интервью с Мурата Саяка. «Я продолжаю экспериментировать, искренне веря в силу слова»
Источник : https://book.asahi.com/article/14655505 Дата публикации оригинала : 29.06.2022. Текст : Киёси Маюко (яп. 清繭子) Фотографии : Сайто Дзюнко (яп. 斉藤順子) Перевод на русский язык : Палагина Александра (Саша П.) Мурата Саяка получила высокую оценку критиков за границей, в том числе за переведённое на языки 38 стран произведение “Человек-комбини” [прим.пер.『コンビニ人間』], которое было
став подписчиком
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Мини-бум современной японской литературы в англоязычных странах Интерес к реалистической описательности бедности и неравенства в Японии.
Дата публикации оригинала :22.08.2020 Источник : https://www.sankei.com/article/20200822-KLN2WGEP7ZJOVIGH7NYQS5TIDM/ Переводчик : Александра Палагина (Саша П.) Всё чаще можно встретить переводы современной японской литературы на английский. Роман Огава Ёко (58) "Полиция памяти" был номинирован на соискание международной Букеровской премии, результаты которой будут объявлены 26 июня по местному времени [ прим. пер. подразумевается 2020 год, когда была написана статья ]. Последние годы один за другим появляются англоязычные переводы произведений, главным образом, авторов-женщин, в связи с чем говорят о “мини-буме” японской литературы. Если попытаться найти корни этого явления, то выяснится, что дело в меняющихся условиях в сфере литературного перевода как внутри страны, так и за её пределами. (Эбисава
став подписчиком
Чем привлекают произведения современной японской литературы западные издательства? В чём новаторство подхода писательницы Каваками Миэко?
Стремительный успех японских писательниц: взгляд на общественную поляризацию, углубляющий эмпатию.
Источник : https://mainichi.jp/articles/20201207/ddm/005/070/045000c Дата публикации оригинала : 7 декабря 2020 г. Переводчик : Палагина Александра (Саша П.) Последние года растёт международное признание японских писательниц. Этот факт характеризует текущие тенденции. Англоязычное издание произведения Ю Мири “Выход на станции Уэно JR" (яп. 「ＪＲ上野駅公園口」) был отобран в номинации переводной литературы
став подписчиком
Японские писательницы совершают прорыв в англоязычном мире.
Источник: https://www.sankei.com/article/20220429-VLSES6NENBIWLPEQ6T2YWWEFVA/ Дата публикации оригинала : 29 апреля 2022 года Автор оригинала : Эбисава Руй Переводчик : Палагина Александра (Саша. П.) В странах англоязычного региона растёт интерес к современным произведениям японской литературы. За последние года ряд писательниц получил награды престижных литературных премий. Так крупный роман Кава
став подписчиком
На какой станции выйти?
— Я ещё никогда не слышал подобного бреда!
⠀
— Замолчи и послушай меня! Сначала мне тоже не верилось. Но сейчас я богат.
⠀
— Ты предлагаешь отдать пять лет своей жизни, а взамен получить непонятный билет?
⠀
— Он уникален, таких больше нет и не будет. С этим билетом ты попадёшь на поезд, где сбываются любые мечты.
Любопытство привело меня на вокзал. Там стоял поезд со старыми, как само время, вагонами. Я зашёл внутрь, где услышал голос диспетчера: «Следующая остановка – станция Здоровье».
⠀
Поезд тронулся, но стука колёс не было слышно. Спустя две минуты громкоговоритель меня вырвал из транса: «Остановка Здоровье. Следующая станция – Богатство». Двери распахнулись, показав невероятную картину: старики играли в футбол и прыгали как дети. Они не знали, что такое болезнь. НЕВЕРОЯТНО! Это и правда работает? Здоровье – это хорошо, но за деньги я и так смогу лечиться у лучших врачей. Выйду на следующей.
⠀
Опять тронулись, опять остановились, опять голос диспетчера: «Остановка Богатство. Следующая станция – Удача». Я выглянул в двери и увидел богатых людей, утопающих в роскоши. Но зачем мне деньги сейчас, если с удачей можно победить в любой лотерее? Я еду дальше.
⠀
Поезд продолжил свой путь и вскоре опять прозвучало: «Остановка Удача. Следующая станция – Власть». Здесь было много счастливых людей, но я уже на них не смотрел. В голове были мысли о следующей станции – Власть! Это ведь лучше здоровья, удачи и денег.
⠀
Двери закрылись и поезд двинулся с места. Тишину нарушил диспетчер: «Остановка Власть. Следующая станция – Главная». Через открытые двери я увидел то, о чём можно только мечтать. Но что же там дальше? Главная станция, наверное, самая лучшая.
⠀
И вот поезд движется снова. Когда состав остановился, диспетчер сказал: «Остановка Главная. Конечная кругового маршрута».
⠀
С вагона меня вытолкнуло невиданной силой. Было страшно, потому что я уже видел эту платформу. Попытался запрыгнуть назад, но двери были закрыты. Я снова был там, откуда начал свой путь. Но уже без билета и права на вторую попытку.
⠀
Поезд уехал и больше никогда не возвращался. А я чувствовал себя так, будто постарел на пять лет…
РУССКАЯ ПОСТМОДЕРНИСТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА | Лекция в книжном магазине Фаренгейт 451
12 февраля в книжном магазине "Фаренгейт 451" состоялась лекция "Русская постмодернистская литература". Простыми словами о сложном жанре рассказали писатель, старший преподаватель СЗИУ РАНХиГС Владимир Коваленко, кандидат филологических наук Иван Чернышов. Лекция организована при помощи писателя Дениса Килесова и проекта Iron Heavens: https://vk.com/iron_heavens . Вокруг постмодернизма, как направления в искусстве, все еще сохраняется флёр элитарности и привилегированности. Многие думают, что этот литературный жанр «не для всех», и не решаются в нем разобраться. А ведь это то, чем живет русская авангардная литература сегодня. У каждого человека свой читательский путь. Он пролегает через множество жанров и направлений. И первым шагом на дороге к постмодернизму послужит лекция писателей, к
став подписчиком
12 февраля в книжном магазине "Фаренгейт 451" состоялась лекция "Русская постмодернистская литература".
Люди за кадром. Nicole Godfrey (Step1Cast 15)
В этом выпуске мы поговорим с ответственной за текстовое наполнение Дзена «Шага в будущее» Наташей aka Nicole Godfrey о раскрытии таланта писателя.
Оформляй бесплатную дебетовую карту Тинькофф Black:
https://www.tinkoff.ru/sl/AKHZpHUndef
Желаем приятного просмотра!
Наш телеграм-канал:
Сообщество в ВК:
По сотрудничеству ответим тут:
#step1cast #steppodcast #шагвбудущее #подкаст #шоу #люди #молодежь #творчество #интервью #писатель #литература
ВОЙНА, СОЗДАВШАЯ ОРУЭЛЛА | ПАМЯТИ КАТАЛОНИИ
Документальная повесть Джорджа Оруэлла "Памяти Каталонии" куда менее известна, по сравнению с его антиутопиями. Но именно она даёт представление о его взглядах и позволяет понять, почему он написал свои культовые романы. Автор текста https://www.facebook.com/svyator Монтаж https://vk.com/evgeny_valikov https://www.facebook.com/svyator Оператор https://vk.com/id328013 Текст читает https://vk.com/evgeny_valikov Читать в ВК: https://vk.com/@decimation_x-oruell Читать на Дзен: https://dzen.ru/a/YNWW5JydkyUO1Piz Подписывайтесь на нас в социальных сетях: ВК: https://vk.com/decimation_x YouTube: https://www.youtube.com/@Decimation_x Дзен: https://dzen.ru/decimation Телеграм: https://t.me/x_decimation ФБ: https://www.facebook.com/groups/775382053112775 RuTube: h
став подписчиком
Рассказываем о повести Джорджа Оруэлла "Памяти Каталонии", которая стала предтечей его антиутопий, в годы Гражданской войны в Испании.
Год кота
Без кота и жизнь не та,
Говорили все,
Только где же справедливость?
Объясните мне.
Вот на иву я залез,
Начал там орать,
Тут же подошёл пацан:
-Ты слезал бы, дядь...
Вот сметаны положил
Я себе в ладонь,
Тут же прибежал мужик...
Понял! Всё! Пардонь!
Подошёл к парадной я,
Вижу - почтальон,
Я к его ноге прильнул,
Испугался он...
Нет, котом не стану я,
Вот уж не судьба,
Я останусь человеком,
В том моя стезя.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 18. Штурм Бригитской тюрьмы.
Мы недолго играли с немцем в гляделки. По его глазам пробежала тень и я краем зрения увидел, как он быстрым движением наклонил винтовку в мою сторону. Потом он что-то прокричал. Что именно я уже не разобрал из-за грохнувшего выстрела Фединой винтовки. Я сразу подключился и добавил в сторону немца очередь из автомата. Но фашист все-таки успел один раз выстрелить, прежде чем повалится замертво в кузов грузовика. Пуля прошла мимо отрикошетив от брони танка. В следующее мгновение распахнулась дверь кабины грузовика, со стороны пассажира, и оттуда выпал еще один фриц в очках и с автоматом. Он выпустил очередь в нас полукругом. Пули звонко застучали по броне танка. Но мы с Федей уже были в не зоны поражения. За секунду до выстрелов мы попадали с брони танка, как переспелые груши осенью, под порывом сильного ветра. Башня танка медленно повернулась, и раздался выстрел из пушки. Взрыв в грузовике поднял в небо клубы черного дыма. Куски брезентового тента взлетели в воздух и тут же начали медленно падать, как подраненные большие черные птицы. Грузовик вздрогнул и проехал немного вперед, мягко на чем-то подпрыгнув. Раздался чей-то сдавленный крик и машина вспыхнула.
Танк повернул башню назад и развернувшись поехал вперед, проделывая брешь в кирпичном заборе. Мы с Федей глотая пыль, наступали сзади, прикрываясь танком. Ветер был в сторону тюрьмы и жирный черный дым от горящего грузовика начал заволакивать все здание. На земле лежал скорчившись чумазый немец, все еще сжимавший гаечный ключ в замасленной ладони. Похоже, что это был водитель грузовика и в момент взрыва, он чинил что-то под машиной. В недалеке распластался очкарик, убитый взрывом. Он задрал черную от сажи голову, вверх очками, которые теперь из обычных превратились солнцезащитные. Федя забрал у него закопченный Шмайсер и пояс с подсумком с тремя запасными магазинами. Передернул затвор автомата и дав короткую очередь в землю, удовлетворенно улыбнулся:
–Типа работает.
Под прикрытием дыма, мы прошли еще метров пятьдесят, добравшись до здания тюрьмы. Полусгоревшие арочные ворота еще висели на массивных петлях, над ступенчатым входом во внутренний двор тюрьмы. Мрачная энергетика здания отталкивала от себя, и идти внутрь совсем не хотелось. Однако зачастую в жизни нам приходится делать совсем не то, что нам хочется, и мы продолжили путь. Танк, разогнавшись, разнес остатки деревянных ворот частично обитых металлом. И въехав во внутренний дворик, остановился.
Задыхаясь от едкого дыма от горящего грузовика, мы с Федей опасливо зашли внутрь, вслед за танком. Внезапно, сверху слева, на нас обрушился плотный пулеметный и винтовочный огонь. Рядом заплясали песчаные фонтанчики пуль. Федя вскрикнул и упал на колено, раненый в бедро. Мне вражеская пуля попала в руку, но прошла по касательной. Про танк немцы тоже не забывали, на него сверху упала граната-колотушка и скатилась с брони на землю. Я еле успел выдернуть Федю за шкирку и укрыться за танком. Почти одновременно раздался взрыв. Нас осыпало землей и в ушах появился монотонный звон.
Оглянувшись я увидел, что позади нас есть проход в полуразрушенное здание. Сверху опять что-то упало и судя по тому как долбануло, это снова была граната. Пулемет не замолкал ни на секунду, стреляя по нам наугад. Дым мешал пулеметчику целиться. Слышался звон рикошетивших об металл танка пуль. Танк поскрипывая развернул башню и выстрелил по окнам. Попал он или нет я уже не видел, но пулеметный огонь затих. Пока, пыль от взрыва гранат не рассеялась, надо было действовать. Я крикнул: – Федя стреляй по окнам! – и снова подхватив его за шкирятник, поволок раненного к пролому в стене правого крыла здания тюрьмы. При этом Федя размашисто выпустил две длинные очереди куда-то вверх.
Оказавшись внутри полуразрушенного первого этажа я быстро осмотрелся. С одной стороны была разрушенная сгоревшая пристройка, с другой тянулся длинный коридор с камерами, выкрашенный синей краской. Видно было, что раньше их разделяла некогда мощная стена, ныне превратившаяся в жалкие обломки, вперемешку с кирпичным крошевом. На стенах коридора штукатурка уже где-то отвалилась, и обнажились красные кирпичные стены. Множество толстых железных дверей с широкими глазками, за которыми еще недавно томились узники, были распахнуты. Небольшие камеры, в облупленной синей краске по рост человека, были пусты. Вдоль стен были видны широкие деревянные нары, выкрашенные в малиновый цвет. На нарах и полу валялись тонкие серо-грязные матрацы и темно-серые шерстяные одеяла. Небольшое количество света поступало через зарешеченное окно с намордником.
Федя застонал и я присел к нему намереваясь перевязать раненого. В коридоре раздался оглушительный выстрел и пуля выбила кусок штукатурки в стене рядом с моей головой.
– Сзади! – закричал Федя.
Я обернулся и тут же получил удар прикладом по лицу. В глазах потемнело и я потерял сознание. Последнее, что я услышал это была автоматная очередь Фединого Шмайсера.
Очнулся я от хорошего тычка дулом автомата в бок. Я открыл глаза и увидел бледное лицо Феди с закрытыми глазами и посиневшими губами. Он лежал весь в крови. Пальцами одной руки он сдавливал себе кровоточащую рану на ноге, а второй рукой пытался засунуть мне дуло автомата под ребра.
– Товарищ Котов очнитесь, – хрипел он. Я моргнул глазами и присел. Федя продолжал тыкать меня автоматом, будто хотел убедиться, что я еще живой. Я убрал его автомат в сторону.
– Очнулся Федя, уже очнулся, – успокоил я друга. Потер ладонями свое лицо и тут же скривился от боли. Нижняя челюсть как-то странно себя ввела. Я уперся в нее ладонью и она с громким щелчком встала на место. Я постучал зубами, ну конечно никак прежде, но почти. Ладно до свадьбы зарастет.
Я огляделся и увидел лежащего рядом с нами фрица. Вся его серая форма на груди была пропитана темной кровью и на ней виднелись множественные пулевые отверстия.
– Ты никак в этого гада всю обойму засадил? – спросил я, стараясь сильно не шевелить челюстями.
Федя слабо улыбнулся: – Ну да, шобы типа наверняка.
Я одобрительно кивнул головой: – За спасение жизни товарища в бою, тебе выносится благодарность.
Федя казалось на мгновение забыл про свою рану и широко улыбнулся, но тут же скривился в гримасе боли. Не теряя времени я отстегнул от фрица кожаный пояс, снял с него все солдатское барахло и сложив его вдвое перетянул Федину ногу, пониже раны. Да сделал пониже, так как судя по всему была задета вена, кровь была темной и вытекала не быстро. Сверху ремень работающий в качестве жгута перетянул куском отрезанной портянки, связав ее узлом. Под ногами валялась полусгоревшая книжка. Разодрав ее пополам засунул ее под узел импровизированного жгута. Глаза мельком ухватили заголовок страницы: «Оказание первой медицинской помощи». А ведь автор руководства даже не догадывается насколько полезным оказалась его книжка. Я ухмыльнулся. Как говорится нужная книга оказалась в нужном месте и самое главное вовремя.
Среди барахла любителя, бить прикладом людей по лицу, нашлась почти полная фляга с водой. И мы с Федей жадно по очереди из нее отпили. На улице в это время продолжал кипеть бой. Я осторожно выглянул через дыру в стене. Наш танк отъехал за ворота и стрелял по окнам второго этажа из пушки и пулемета, выбивая из стены фонтаны красной кирпичной пыли и куски кирпича. Немцы сначала слабо отстреливались, а потом вообще прекратили подавать признаки жизни. Танк тоже перестал стрелять. Немцы не могли пробить броню танка из винтовок, а танк не мог выбить из здания тюрьмы затаившихся фрицев. Сложился некий хрупкий паритет. Надо было что-то делать, чтобы изменить баланс сил в нашу пользу.
Продолжая рассматривать двор я заметил пушку 45-пятку, за которой мы приехали. Она стояла прямо посередине двора. Рядом лежало несколько зеленых ящиков со снарядами. Что делала пушка посреди тюремного двора, я не совсем понимал. Вероятность того что из нее наши расстреливали заключенных была смехотворна мала. Скорее всего немцы привезли ее сюда и собирались тут устроить что-то типа военного склада. В любом случае вывезти эту пушку мы отсюда не сможем, пока полностью не зачистим здание от противника.
Внезапно центральная дверь в здании тюрьмы распахнулась и из нее выбежали три фигуры в серой форме. Они попытались развернуть сорокапятку в сторону танка. Наконец-то вспомнили, что у них есть пушка. Я дал очередь из своего автомата по новоявленным артиллеристам. И два фашиста повисли на станине орудия. Третий выстрелив несколько раз в моем направлении из пистолета, успел забежать обратно в тюрьму. Пора была зачищать тюрьму от серых крыс. С учетом состояния Феди, мне предстояло стать главным дезинфектором.
Я забрал у Феди две гранаты и перезарядив свой Шмайсер побежал по синему коридору. И внезапно уперся в обитую металлом дверь в каменной стене. Я потянул ее на себя и она, предательски скрипнув, отворилась. Сразу входить в нее я не решился, лег на пол из холодных каменных плит и попробовал снизу высунуться из-за проема двери. Раздался выстрел и пуля попала в косяк, выбив из него облако цементной пыли и осыпав меня острыми опилками. Я закатился за стену обратно. И так у врага одна винтовка и все, а возможно противников несколько, тогда почему не было второго выстрела?
Я вернулся к Феди за дохлым немцем, которого я решил использовать в качестве живца. Федя слабо мне улыбнулся и показал жестом, что он в порядке. Я ему подмигнул и кряхтя взвалил на себя бюргера, явно при жизни злоупотреблявшего пивом и сосисками. Дотащив упитанное тело до двери, я толкнул его в проём. Раздался выстрел и я проскочив дверь упал на пол, одновременно нащупывая в воздухе цель стволом автомата. От стены отделилась серая тень, и полмагазина моего автомата ушла в ее сторону. Тень со стоном упала. Подбежав к ней, я добил фашиста контрольным выстрелом в голову. Это был тот самый третий неудавшийся артиллерист. У него на поясе оказалось пара гранат-колотушек. И они быстро перекочевали в голенище моих сапог.
У центральных дверей в тюрьму лежали с десяток мешков с немецкими орлами и свастикой. Я посмотрел содержимое, они были набиты папками. Походу немцев в тюрьме сильно интересовали личные дела заключенных. Рядом на ящике лежала огромная свинячья туша, и чуть поодаль несколько мешков с крупой. Парочка пустых алюминиевых бидонов для молочки стояло тут же. Похоже, что все было подготовлено немцами к погрузке. Я положил ладонь на свинью и тут же отдернул. Она была ледяная. Судя по мороженой туше, в тюрьме был ледник, возможно в подвальном помещении. И сделал себе в памяти заметку, что было бы неплохо его навестить.
Я быстро пробежал центральное и правое крыло первого этажа тюрьмы и никого из живых противников больше не нашел. Только на полу лежало с десяток тел в гражданской одежде и в темно-синих кителях надзирателей тюрьмы. У гражданских в основном были пулевые ранения. А вот надзиратели умерли не простой смертью. На них не было живого места. Рассматривать побоище дальше не позволило содержимое желудка, запросившееся наружу.
Еле сдерживая приступ тошноты я дошел до широкой лестницы поднимающийся на второй этаж. По ней спускался немец с автоматом на шее. Он что-то крикнул мне приняв меня за своего и тут же получил очередь в грудь. Его колени подогнулись и он кубарем покатился вниз по лестнице к моим ногам. Сверху раздались встревоженные крики на немецком: – Хер унтеофицие! Хер унтеофицие!
Походу своего унтер-офицера зовут. И пока я раздумывал что ответить, перебирая в мозгу школьную программу законченной мной семилетки в детдоме, ко мне прилетела овальная немецкая граната. Я сильно ударил по ней ногой, и она отлетела дальше по коридору, а сам укрылся за стеной. Раздался громкий хлопок и из коридора повалил белый дым смешанный с пылью.
Вниз со звоном упали еще две гранаты и мне пришлось запрыгнуть в одну из камер, чтобы укрыться от осколков. Почти одновременно раздались два взрыва. Коридор заволокло дымом. В проеме двери в тумане из пыли мелькнула серая форма и я разрядил в нее обойму из автомата. Потом кинул в коридор гранату. Звуки взрыва охнули гулким эхом. Сразу за ним в коридоре послышались стоны и проклятья на немецком. Я осторожно выглянул из камеры. У противоположной стены стоял полу согнувшись немец. Я выстрелил по нему из автомата, а потом сразу по второму, который лежал тут же на полу. Фашисты перестали стонать. Бегло осмотрел их вооружение. Винтовки Маузера не привлекли моего внимания. Мне нужны были патроны для моего Шмайсера.
Я подбежал к автоматчику, который лежал у подножья лестницы. Убедившись, что сверху в меня никто не целится, забрал у него запасные магазины к автомату. Между делом отметил, что надо будет потом у него забрать бинокль и планшетку с картой, похоже что я подстрелил унтер-офицера, судя по серебряной окантовке солдатского погона и крикам сверху. Возможно, что фашисты даже лишись своего единственного командира.
Я осторожно начал подниматься наверх, на второй этаж, который судя по всему был зеркальным отражением первого. Высунувшись из-за угла, я тут же попал под огонь пулемета. Угол стены не выдержал и начал обваливаться кусками красного кирпича. Пулемет не унимался, похоже что немец нервничал. Я зажмурился от рези в глазах и на зубах почувствовал неприятно скрежещущую кирпичную пыль. Через боль продрав глаза, вытащил немецкую гранату из голенища сапога и дернув за фарфоровое кольцо, кинул ее в коридор. Потом еще одну, уже нашу. И еще одну. Жахнуло знатно. Заволокло все дымом и красной пылью.
Пока не осела пыль, я щурясь от рези в глазах быстро вынырнул из-за угла и пробежал вперед. На полу лежал пулеметчик без признаков жизни. Я решил забрать его пулемет и присел на колени рядом с ним. Дернул горячий пулемет из руки немца. Фриц открыл голубые глаза на грязном от копоти лице и оскалившись белыми зубами нажал на спуск. Я резко отвел ствол в сторону, и пулемет задергался, стреляя в моей руке и я почувствовал обжигающую боль в ладони. Одновременно я выпустил короткую очередь в тело пулеметчика, из пляшущего у меня в другой руке Шмайсера. Немец дернулся и отпустил спусковой крючок. Пулемет затих и я отбросил его. Ладонь была слегка красной от ожога. – Вот сука! – выругался я на немца рассматривая обожженную руку. А потом отчихвостил матами себя за то, что перестал контролить противников. Немного успокоившись я приподнял пулемет за сошки. Он оказался слишком тяжелым по сравнению с МП-38, чтобы бегать с ним и я припрятал его в одной из камер, накинув серое тюремное одеяло сверху.
Я продолжил исследовать полусгоревший второй этаж, но немцев больше не было. Только снова то тут, то там лежали трупы гражданских и надзирателей. У части камер были выбиты изнутри двери деревянными кусками нар, которые валялись по всему коридору. Похоже, что здесь как и на первом этаже шла борьба не на жизнь, а на смерть. Я засмотрелся на выломанную дверь и споткнулся о труп лейтенанта НКВД лежащего на пороге следующего помещения. Судя по кровавому следу на полу, он перед смертью пытался выползти в коридор. Синяя фуражка с красным околышем слетела с его головы и обнажило красно–белую кость черепа. Чекист был скальпирован. У меня перехватило дыхание. Да кто такое мог сделать? Что за дикари играют тут в индейцев? С трудом придя в себя от увиденного, я побежал дальше искать врагов.
Но тюрьма была пуста, из живых кроме меня больше никого не было. Я забрал пулемет и одну железную коробку с пулеметной лентой. У немецкого унтера одолжил бинокль и планшетку. Высунулся в разрушенное окно со свисающей на ржавой арматурине решеткой и крикнул: – Все зачищено! Выходите!
Потом спустился вниз по центральной лестнице и со вздохом облегчения вышел во двор. Наш танк снова заехал во внутренний двор. Открылись верхние люки и на броню вылез Проводник с Ногаем. Летчик ловко выпрыгнул с места водителя-механика ухватившись одной рукой за пушку, которая выглядела как телескоп звездочета.
Хромающий Федя вышел из развалин и направился к танку. Я подошел сюда же.
Летчик смотрел на меня с нескрываемым уважением: – Ну морячок уделал ты немцев. Герой.
Я скромно отмахнулся: – Просто повезло.
Тут Летчик увидел мои трофеи и хищно посмотрел на болтающийся у меня груди бинокль и планшетку. Заметив его взгляд, я отдал командиру планшет, а насчет бинокля сказал, что он мне нужен самому для дела. Летчик разочарованно хмыкнул, но возражать не стал, удовлетворившись и половиной добычи.
Быстро обсудили наш отход. Задерживаться не собирались. Феде требовалась срочная медицинская помощь и надо было немедленно выдвигаться. Летчик с Проводником пошли искать лекарства в сгоревшей пристройки медсанчасти тюрьмы. А мы с Ногаем отправились на реку за водой, с двумя 40 литровыми алюминиевыми флягами, которые я присмотрел в коридоре тюрьмы раньше. Вышли на песчаный берег и вымыв фляги, начали набирать в них воду. На противоположном берегу раздался окрик на немецком. Я вздрогнул и чуть не утопил флягу. Какой-то рыжий немец за пулеметом засмеялся и что-то весело прокричал, успокаивающе помахав мне рукой. Я махнул ему в ответ. Ногай надвинул немецкую каску на лоб и мы быстро потянули флягу с водой обратно в тюрьму. Летчик с Проводником уже сидели рядом с пушкой и крутили ее за ручки, осваивая новую технику. На вопрос что с лекарствами, Летчик только отрицательно помотал головой и разочарованно выдал ответ: –Сгорело все к японской бабушки.
За второй флягой пошли уже с Проводником, чтобы не подставляться, с далеко не арийской наружностью Ногая. Вернувшись со второй полной флягой воды, мы обнаружили, что Летчик с Ногаем уже пытаются закрепить станины пушки к танку, найденными в танке ключами и небольшой кувалдой. Никто из нас ни разу в жизни не транспортировал на танке пушку, поэтому после долгих споров сдобренных крепким матом, прикрепили орудие цепью, продев ее через уши на станине пушки и скобы сзади танка. Баки с водой, положили по бокам танка, закрепив их найденными тут же кусками колючей проволоки с разрушенного забора.
Дела заключенных пришлось сжечь, предварительно облив мешки бензином. Как объяснил нам Летчик, оставлять их немцам было бы преступлением.
Раненый Федя отказался лезть внутрь танка и устроил себе лежанку на броне танка из нескольких мешков с крупой. Мы с Проводником продолжили таскать продовольствие и сгибаясь под тяжестью, притащили огромную свиную тушу, которая начала уже потихоньку таять. Летчик сначала не хотел брать на борт потрепанную боем свинью. Но отряд, которому порядком надоело питаться одной тушенкой, в один голос запротестовал и Летчик сдался. Свинья заняла почетное место рядом с баком с водой. Ее примотали к баку колючей проволокой, чтобы она не сбежала по дороге при тряске. С Летчика было мной взято слово коммуниста, что больше он не будет гнать сильно по дороге и он нехотя согласился. Я пристроился рядом с Федей, ухватившись рукой за круговую антенну на башни танка. Наконец тронулись.
Танк резво въехал в ворота и резко затормозил. Федя сильно вскрикнул от боли. Рядом с танком вырос черный взрыв, подняв в воздух тонны частиц земли и осыпав нас сухим дождем. Я еле удержался на броне, вцепившись в антенну. Федя схватился за мой сапог. Меня немного оглушило ударной волной, и я с изумлением взирал на две немецкие самоходки, которые стояли внедалеке, не совсем понимая, что происходит. Мне было сложно понять, как они здесь оказались и как мы их не услышали. В проломах разрушенного забора были ясно видны их серые корпуса. Из-за развалин, внешнего по периметру тюрьмы забора, немецкие пехотинцы вели по нам прицельный огонь, стреляя из винтовок и пулемета. Тут же прогремел второй взрыв и часть внутреннего забора с остатками ворот, с громким грохотом, упала позади нас.
Об броню танка зазвенели пули. Мы с Федей спрятались за мороженой тушей свиньи. Несколько струек воды из, пробитой в нескольких местах, фляги, зажурчав, начали поливать горячую пыльную землю. Туша свиньи стойко выдерживала все удары судьбы, включая немецкие пули, которые со звоном впивались в ее мороженные бока. Я вжался спиной в броню танка, пытаясь, стать как можно площе. В первый раз в жизни я пожалел, что я не камбала. В синем небе кружили готовящиеся к пиру вороны. Время замедлилось, и я увидел летящие над нами пули. Они вспарывали пространство, оставляя позади себя остроконечный возмущенный воздушный поток. Голова свиньи безмятежно улыбалась мне со спокойствием просветленного монаха, как бы говоря: «Все в жизни тлен, все миг и суета». И я подумал: «Похоже это конец».
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 17. Такси до тюрьмы заказывали?
Я проснулся довольно поздно. Страшно болела голова от вчерашнего немецкого пойла. Обезвоженный организм требовал воды, чтобы хоть как-то перебороть общую интоксикацию. Федя нахохлившись сидел рядом и в задумчивости грыз сухарь.
– Шо как здоровье? – буднично поинтересовался он.
– Бывало и лучше, – мрачно ответил я.
– Тушенку будете? – спросил Федя.
Я сел и осмотрелся. Рядом стояло пол кружки воды и банка тушенки.
– Да буду, — буркнул я и залпом опрокинул воду в рот, чтобы хоть как-то унять мучающий меня ужасный сушняк. Стало немного полегче.
Федины глаза возмущенно округлились и он закричал: – Товарищ Котов это типа ведь на двоих была вода.
– Да? – смущено переспросил я.
–Да! – продолжил негодовать Федя.
– Ну извини, – сказал я,— Сейчас поищем тебе воды.
Я ощупал трофейную сухарную сумку и найдя то что искал, вытащил из нее немецкую, в войлочном чехле, флягу. Внутри нее, что-то призывно булькало, но по весу чувствовалось, что она уже почти пуста. Федя выхватил фляжку у меня из руки. И начал судорожно отстегивать кружку от верха фляги, а потом быстро скрутил крышку. В общую кружку осторожно полились остатки воды. Получилось как раз пол кружки. Я царским жестом, отдающим зятю полцарства, разрешил Феди все выпить. Настроение у Феди сразу улучшилось. И что самое странное у меня тоже.
Пожевав полусухим языком тушенки, я решил сходить и серьезно поговорить, насчет воды, с Майором. Надо было срочно что-то делать. Копать новые колодцы, где будет питьевая вода или еще как-то решать проблему.
Я прошелся по казематам, Майора нигде не было. Наконец один из солдат показал мне на лаз в стене, который шел наверх. Оказывается недавно бойцы прокопали ход, ведущий наверх вала, изнутри каземата форта, разобрав при этом часть кирпичной стены. Я вскарабкался по приткнутому обрубку телеграфного столба наверх вала. Майор был там. Он сидел в старом нашем окопе, рядом с развороченным зенитным пулеметом и что-то высматривал в бинокль. Майор заметил меня и кивнул в знак приветствия. Потом показал пальцем на внешний вал крепости и протянул бинокль: – Смотри, что паразиты придумали.
Я посмотрел в ту сторону, в которую он показывал и даже без бинокля было хорошо видно, что немцы строят понизу вала проволочные заграждения. Причем делают их наши пленные. Я посмотрел в бинокль и как будто оказался рядом с ними. Измученные лица, с голодными живыми глазами, выражали страдание. Они угловато двигались под тычки винтовок и окрики немецких конвоиров. Меня перевернуло, как будто я сам побывал в плену. Да им особо не позавидуешь. Вот она, несладкая доля пленного. Хорошо, что я тогда у берега реки на пограничной заставе не сдался в плен. Просвистела пуля у меня над головой, и я резко присел в окопе.
Я придвинулся поближе к Майору и отдал ему бинокль: – Да теперь сложнее станет делать вылазки за водой, но попробуем как-нибудь решить эту проблему с проволокой.
Майор отмахнулся ладонью: – Да я про воду и не говорю. Мы туда за водой, после попытки ночного прорыва и не суемся больше. Там через каждые тридцать метров теперь по пулемету и солдат в окопах в разы больше стало. Запечатали нас, не выберешься теперь с этой стороны. Остается только надеяться, что наши подойдут.
Я понизил голос: – А вы сами-то верите, что наши подойдут?
Майор задумался на мгновенье, потом доверительно ответил мне как отец сыну: – Знаешь Васёк. Нам теперь только и осталось что верить. Похоже, что во всей крепости мы только и остались, кто еще активно сопротивляется. Канонады уже давно не слыхать, только в цитадели изредка еще постреливают, да в самом Бресте. Чувствую, что за нас скоро всерьез возьмутся. А серьезного оружия, как назло, чтобы обороняться нету. Сюда хотя бы одну пушку, мы бы им показали, где раки зимуют.
Он внимательно посмотрел на меня: – Сможете с Ногаем достать орудие?
Я кивнул утвердительно и ответил: – Так точно, товарищ Майор. Достанем. Не сомневайтесь.
Лично я был готов жизнь отдать за нашего батю Майора, чего уж говорить про какие-то пушки.
Майор улыбнулся: – Я на другой ответ и не надеялся. Искать пушку не придется. Вчера сюда пришел надзиратель из крепостной тюрьмы. Говорит, что видел 45- миллиметровое орудие рядом с тюрьмой на Бригитках. Туда и пойдете. Возьми еще пару человек, чтобы было сподручнее катить орудие. Да и в тюрьме была медсанчасть, а значит, есть медикаменты, а их нам очень не хватает. Возьмете все что найдете и сможете унести.
– Разрешите вопрос? – спросил я Майора. Он кивнул, мол спрашивай.
– Вы обещали послать меня в госпиталь. Там должны быть лекарства и врачи.
Майор понимающе улыбнулся и сказал: – Да было дело. Давай за пушкой сходите, а потом и насчет госпиталя подумаю.
Я благодарно кивнул в ответ и спросил у Майора: – А что у нас с водой? Может мы колодец выкопаем?
– Копали уже. Либо пить не возможно, либо нет воды. Сухое лето стоит сынок, вода глубже ушла. А из реки тоже не можем достать воды. Уже вторая команда, посланная за водой, не вернулась с Муховца.
– Если будет совсем край с водой, то вас с Ногаем придется посылать, – Майор подмигнул мне.
Я улыбнулся в ответ и козырнув, пошел собирать команду. Экспедиция в госпиталь и спасение Нюры все более отчетливо вырисовывалась официально, без всяких самоволок. То что Майор сдержит обещание, можно было не сомневаться. И я с легкой душой занялся подбором подходящих кандидатов. Вскоре наш отряд уже стоял перед Майором. Летчик, как старший по званию, был назначен командовать отрядом. В него вошел я, Ногай и Федя. Причем я был против того, чтобы брать Федю на столь важное задание, но он так сильно просился, что я в конце концов сдался под умоляющим Фединым взглядом.
Майор вкратце обрисовал задачу по транспортировки орудия в форт. На общем совете решили, что пойдем пешком, так как за фортом наверняка уже следят немцы и незамеченными выехать, на имевшимся трофейном бронетранспортере, не получится. Опять пришлось переодеваться в немецкую форму. Майор настоял, чтобы мы шли именно в ней, типа так безопаснее. И я с тяжелым вздохом снова напялил колючие серые штаны с подтяжками. Из продовольствия взяли по банке тушенки и по паре сухарей. Воды почти не было и ее решили добыть позже. Вооружение было разномастным. Ногай взял снайперскую винтовку и подаренный Майором вальтер, я и Летчик были вооружены немецкими автоматами, а Федя повесил на плечо трофейную винтовку Маузера.
Майор еще выдал каждому по паре гранат РГД-33, благо их на нашем складе было достаточно. Ногай с сожалением оставил висеть саблю на гвозде в казарме, чтобы не выходить из образа бравого нациста. В качестве провожатого Майор прикомандировал к отряду худощавого мужичка неопределенного возраста, того самого надзирателя, про которого он мне говорил раньше. Его тоже нарядили в немецкую форму и вооружили трофейной винтовкой.
Было уже далеко за полдень, когда мы наконец вышли из форта. Быстро забежали за остатки израненных осколками деревьев и пригибаясь, чтобы остаться незамеченными, быстро направились к тому что осталось от домов, где еще недавно проживали семьи комсостава. Какие-то дома были почти целыми с небольшими повреждениями, другие были полностью разрушены вследствие бомбового авиаудара в первый же день войны. На тела убитых женщин и детей невозможно было смотреть. Хоронить было некому. Стоял удушающий сладковатый запах разложения. Я шел и думал: – За что? Их то за что? Ладно мы солдаты. Но те кто сбрасывал сюда бомбы наверняка знал, что здесь живут семьи офицеров, что это не казармы. До чего надо оскотиниться, чтобы начать убивать мирное население.
Неожиданно из подъезда полуразрушенного дома выбежала здоровая дворняга с черной от крови пастью и зарычала на нас прижимая пушистые уши назад. Я поднял с земли здоровый кусок кирпича, намереваясь кинуть его в быстро одичавшего друга человека. Но Ногай мягко опустил мою руку и посмотрел на пса, а потом закрыл свои глаза. Пес перестал рычать, слабо вильнул хвостом по старой привычке и побежал обратно в подъезд. Летчик одобрительно хмыкнул. Федя с Проводником только восхищенно посмотрели на Ногая.
Я удивленно поджал губы и спросил: – Потом научишь меня этому фокусу?
Ногай только кивнул и сказал: – Научить недолго, долго научиться.
Мы продолжали идти среди руин, стараясь не выходить без необходимости на дорогу. Но в одном месте нам пришлось пересечь одну, перпендикулярную к основной. Убедившись что никого рядом нету, мы принялись по одному перебегать ее. И наткнулись на тела двух мертвых девушек. Они лежали на обочине дороге. Видно было, что их убили совсем недавно. Кровь еще была свежей. Разноцветные платья на них были разорваны и едва прикрывали их белые молодые тела. Ноги все были залиты кровью. А легкий ветер трепал их разорванные платья. Видно было, что над ними жестоко надругались перед смертью. Федя стоял весь зеленый, еле сдерживаясь. Проводника скрутило пополам и сильно любопытным можно было рассмотреть, чем он сегодня позавтракал.
Вдалеке послышался лязг гусениц и мы увидели, что по пыльной дороге к нам мчится советский танк БТ-7. Мы затаились в ближайших развалинах, так как уже сталкивались с нашими танками, захваченными врагами. И точно, танк с огромным черно-белым крестом на боку башни, резко остановился, мягко качнувшись по инерции корпусом, рядом с телами девушек, выпустив при этом клубы сизого дыма. Из верхних люков повыпрыгивали два веселых пьяных фрица в черной форме. Со скрежетом открылся люк водителя, состоящий из двух створок в носовой части танка. Оттуда выбрался не менее пьяный немец с фотоаппаратом в руке и что-то начал кричать своим собутыльникам про фройляйн.
Один из пьяных подонков схватил за волосы голову девушки и начал корчить ей рожи. Второй стоял рядом с бутылкой в руке и весело комментировал, угорая от смеха. Третий качаясь на нетвердых ногах и надувая красные небритые щеки фотографировал дикую сцену. Первым не выдержал Летчик и дал очередь из Шмайсера по нелюдям. Двое фашистов, скошенные пулями, упали со стонами на своих недавних жертв. Третий попытался убежать, но Ногай вышиб ему мозги извращенца, выстрелив из вальтера. Потом Ногай подбежал к двум остальным фрицам и сделал контрольные выстрелы, чтобы убедится, что ноги эти животных больше никогда не будут ходить по нашей земле.
Мы подошли к урчащему танку. Все были настолько потрясены произошедшей сценой, что просто молчали. Наконец Летчик приказал унести девчонок в ближайшую воронку и засыпать кирпичами. Ни у кого не возникло возражений, поэтому поводу. Похоронив девчат, вернулись к танку. Забрали два вальтера и один парабеллум с тел фашистов. Фотоаппарат с отвращением разбили о танк. Самих фашистов оставили на плотный ужин четвероногим мародерам.
Летчик начал держать совет. Надо было двигаться дальше, и он предложил ехать на танке. Летчик начал загибать пальцы: во-первых, защита от пуль и дополнительное вооружение в виде 45-миллиметровой пушки и пулемета Дегтярева. Во-вторых, скорость передвижения. В третьих можно было попробовать привезти воды и медикаменты на танке, и в четвертых буксировать пушку танком проще, чем тащить ее на себе. Минуса было только два – никто из нас не умел управлять танком и не все могут поместиться внутри. Плюсов было больше, да и Летчик сказал, что управлять танком не сложнее чем самолетом. Никто не возражал против дерзкого предложения командира.
Летчик залез на место водителя и рывком тронулся с места. Мы шарахнулись в разные стороны, чтобы не попасть под гусеницы шального водителя. Потом танк сдал задом и развернулся на месте, потащив за собой труп одного из фашистов. Потом подъехал к нам и Летчик из открытой верхней створки люка водителя, весело спросил: – Такси до тюрьмы заказывали?
Эта шутка немного разрядила царившую до сих пор мрачную обстановку. Мы начали карабкаться на танк. Летчик отрядил меня с Федей на броню, а Ногая с Проводником внутрь танка, соответственно наводчиком и заряжающим. Я тоже хотел быть наводчиком, ну или хотя бы заряжающим. Но Летчику, как старшему по званию, конечно, было виднее. Металл танка сильно нагрелся на солнце и обжигал руки, а также другие части тела, даже через немецкую форму. И наверное на нем можно было спокойно пожарить яичницу, а пока на раскаленной броне жарились мои колени.
Танк газанул выдав из выхлопных труб два горизонтальных столба пламени и рванул по дороге поднимая пыль. Я орал Летчику, глотай пыль, чтобы не гнал так быстро, но похоже что мой голос терялся в шуме двигателя и танк продолжал стремительно нестись. И мы с Федей, как два бравых жокея на необъезженном жеребце, пытались не свалиться, вцепившись всеми четырьмя руками в круговую антенну вокруг башни танка.
Оставшиеся руины домов быстро промелькнули и вскоре показался Западный форт. Над ним развевался красный флаг. Я моргнул несколько раз, пытаясь справится с наваждением. На мгновение я даже подумал, что в форте наши, но ветер колыхнул знамя, и я увидел посередине красного полотнища белый круг с черной свастикой. Сказать, что я почувствовал глубокое разочарование, ничего не сказать, хотя головой и понимал, что иначе и быть не могло. Почти вся Брестская крепость была в руках врагов.
Наконец мы доехали до места расположения складов и конюшен. Они были почти полностью разрушены бомбежкой. Мы не останавливаясь пронеслись мимо и вскоре увидели тюрьму. Это было довольно крепкое, когда-то белое, двухэтажное п-образное здание, с большим внутренним двором загороженным высоким каменным забором со ступенеобразной надстройкой над воротами. Сейчас тюрьма выглядела еще более угнетающей, чем раньше. Крыша на здании после пожара практически отсутствовала. Здание было частично разрушено и на втором этаже виднелись черные подпалины в районе верха зарешеченных окон. На части окон, выходящих не во внутренний двор, виднелись ржавые намордники. Здание тюрьмы по периметру было обнесено сплошным каменным забором. Сейчас он был местами разрушен, как и сама тюрьма. Танк остановился около больших распахнутых ворот. Я с трудом оторвал затекшие пальцы рук от антенны и начал усиленно массировать их.
Со скрипом поднялся люк в башни танка и наружу высунулась голова Проводника. Он попытался вылезти, но тут же юркнул обратно. – Ну, – громко спросил я, – И где твоя пушка?
Проводник, с испуганным лицом, повернулся ко мне в проеме люка и показал пальцем в сторону въезда в ворота. При этом он выделывал, мышцами лица и глазами, такие выразительные гримасы, что я оторопел. Я посмотрел туда, куда указывал его палец и увидел немецкий тентованный грузовик, который стоял к нам задом. В кузове сидел немецкий солдат и с большим подозрением осматривал нас.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 16. Ночная прогулка к немцам, с коктейлем Молотова в руке.
Быстро стемнело. В прозрачном черном небе рассыпалась горсть ярких звезд. Неожиданно из травы выпорхнула потревоженная птица. Мы замерли на мгновенье, с тревогой оглядываясь по сторонам. Рогатый месяц слабо освещал поле боя, который здесь еще гремел днем. Все было тихо и мы продолжили движение вперед. Мы двигались довольно медленно, стараясь не споткнуться о тела погибших и огибали воронки. Изредка слышались стоны умирающих, раненых солдат. Мы не обращали на это внимание. Спросите почему? Точно не отвечу. Потому что сам не знаю ответ на этот вопрос. Возможно мы просто уже привыкли к виду крови и смерти. А возможно мы сами стали ходячими мертвецами и дело было только во времени, прежде чем мы так же будем лежать и стонать, грызя в беспомощности сырую землю зубами. Да и у нас просто не было времени выяснять наши это солдаты стонут или немецкие. А стонут все на одном языке, на человеческом. У нас был приказ сжечь танки противника и сделать это как можно быстрее и тише, поэтому мы просто двигались вперед.
Вскоре мы увидели слабые отблески костра. Немцы готовили себе ужин. Запахло печеной картошкой. Я с жадностью втянул ноздрями прохладный ночной воздух, пахнущий вкусным дымком. Ужасно захотелось картошки. Я уже и забыл, когда в последний раз ее ел. В нашей солдатской столовой последнее время все больше потчевали кашами. В свете костра я разглядел четверых немцев. Одежда двоих удивила меня. Они были в расслабленных черных галстуках и серых рубашках, как на рауте у графьёв, остальные двое были в обычной полевой форме вермахта и ни чем не отличались от нас с Ногаем. «Галстуки? Ну и пижоны же эти фрицы. Или может форма у них такая. Впрочем это даже хорошо. Душить гадов будет удобнее»,– я мысленно рассмеялся, представив себе как душу фашистского танкиста его же галстуком.
Немцы грелись и что-то жарили у костра. Внедалеке стояли небольшие камуфляжные шатрообразные палатки с каской на куполе. «И зачем им там каски?» — подумал я. По- видимому основные силы фрицев сейчас досматривает сладкие сны именно там. Подползя на животе к немцам поближе я увидел, как один из них жарит картошку насаженную на штык нож. Целую картошку! Я чуть не подавился слюной от возмущения. Её же печь надо, ну не дурак?!
Ногай дотронулся до моего плеча и разогнал мысли о кулинарных изысках. Он показал мне, на едва заметных в темноте, двоих часовых рядом с танками. И как он их умудрился рассмотреть? Посоветовавшись на пальцах, решили сначала заняться этими часовыми. Разбились и поползли каждый к своему танку. Это была еще та мука. Шерстяная форма фашистов, даже через наше нательное белье, кололась не милосердно. Да и пот с меня лил по спине ручьями, соединяясь в небольшой водопад впадающий в образовавшееся озеро, внизу ложбинки спины. За эту ночь я точно похудею на пару килограмм. Кажется я начинал понимать, почему фашисты такие злые. Да потому что форма у них такая колючая.
Тучи озверевших комаров работали в паре с захватчиками и пикировали на мое лицо и ладони превращая их в сплошные зудящие бугры. Коктейли Молотова мешали ползти и их пришлось переместить в голенища широких немецких сапог. Чтобы не сойти с ума, от всего этого, я про себя пел песню. Она еще с вечера крутилась у меня в голове. Старая добрая песня из моего пионерского детства в детдоме: «Взвейтесь кострами синие ночи. Мы пионеры – дети рабочих. Близится время светлых годов. Клич пионера – Всегда будь готов!». А я как пионер. Всегда готов на любой шухер по приказу нашего бати Майора.
Подползая к французскому танку Somua я случайно увидел серебристый отблеск под танком. Присмотревшись я понял что под танком спит как минимум два фрица, а поблескивает овальный орден на черном мундире одного из них. Только бы не проснулись. Внезапно послышался сдавленный хрип немецкого часового у второго танка, с той стороны куда уполз Ногай. Мой часовой дернулся, скидывая винтовку. Нежно зазвенел котелок у него за поясом. Я рывком вскочил на ноги и заткнул его крик обратно внутрь ладонью, резко всадив нож в горло сбоку. Фонтанирующее кровью тело часового начало оседать. Пронесло? Никто не услышал? Немцы у костра продолжали неспешно ужинать. И тут раздалась короткая автоматная очередь из под моего танка, сверкнув оранжевыми вспышками в ночи.
Фонтаны земли запрыгали у меня рядом с ногами. И все пули приняло на себя тело мертвого часового. Стреляли через небольшой свободный промежуток между катками танка и это меня спасло. Не понятно откуда взявшимися силами я вытолкнул тело мертвого немца на гусеницу танка, закрывая автоматчику сектор стрельбы. Судя по открывшейся стрельбе у второго танка Ногай тоже вступил в схватку с танкистами. От костра с несъеденным ужином на меня уже бежали голодные, злые фрицы. Я решил поджечь коктейль Молотова и чиркнул зажигалкой, она высекала искры, но пламени не было. Пискучий жирный комар уселся на чиркающий зажигалкой палец и нагло решив отужинать, засунул под кожу свой хобот. Во гад! Нашел время! Я чиркнул ей еще раз и еще раз. Без толку. Чертова трофейная зажигалка не хотела работать на Советский Союз. Я выкинул фашистскую зажигалку и с удовольствием размазал по шерстяному кителю присосавшегося кровопийцу.
Потом засунул ствол автомата между катков гусеницы танка и нажав на спусковой крючок выпустил сначала длинную очередь влево, а потом такую же вправо. Пули застучали по металлу рикошетя от катков противоположной гусеницы. Со стороны второго танка раздался взрыв гранаты. «Надеюсь что это Ногай убивает немцев, а не наоборот», – мелькнуло у меня в голове. Из под моего танка больше никто не стрелял. Я выпустил еще одну очередь, но теперь уже по атакующим меня немцам, оставшимся без ужина. Два пижона в галстуках на десерт получили по порции горячего свинца в живот и завалились со стонами в траву. Остальные два упали на землю и начали стрелять по мне из винтовок. Пули засвистели над головой, звонко ударяясь о танк. Из палаток выбежали еще два перепуганных немца с автоматами и в белом нательном белье. Сзади меня затрещал немецкий автомат и полураздетые фрицы упали срезанные очередью.
«Молодец Ногай»,– подумал я и начал целиться по залегшим внедалеке фашистам. Примятая трава почти не мешала видеть противника лежа. Совместив мушку в круге, на стволе своего автомата, с целиком, нажал на курок. МР-38 или в простонародье Шмайсер затрещал как швейная машинка с ритмичными всполохами пламени из дула. Затвор автомата забегал в зад вперед и блестящие гильзы с мелодичным звоном посыпались вниз. Одновременно раздалась короткая автоматная очередь сзади, переходящая в чей то сдавленный крик. Это напугало меня и заставило сделать куда-то в воздух еще несколько выстрелов. Чье-то тело ударившись об танк грузно упало к моим ногам. Да что там происходит, я перекатился на спину и выставил Шмайсер в воздух, целясь в воображаемого противника. Внедалеке был немец с раскосыми глазами и элегантном шейном платке, он стоя на одном колене, спокойно меняя обойму, а потом снова начал стрелять в убегающих, с нашего левого фланга, танкистов в черных мундирах. А рядом со мной, в черной форме с серебряными черепами на лацканах, лежал мертвый танкист сжимая двумя руками автомат. Ногай успел прикрыть меня с тыла. Братишка.
Рядом со мной упала немецкая граната и покатилась ко мне. Я вздрогнул и откатился в сторону. Но граната не взрывалась. Наконец я сообразил, что на длинной деревянной ручке до сих пор присутствует колпачок, а значит граната не в боевом положении. – Немчик,– закричал Ногай, – гаси фрицев гранатой, – и выпустил очередь в темноту. Я очнулся от ступора. Выдернул фарфоровое кольцо из ручки и кинул гранату в продолжающих стрелять в нас из винтовок немцев. Она громко взорвалась, на мгновение, осветив поле боя. Стрельба прекратилась. Я выдернул из руки мертвого танкиста автомат и побежал с ним в сторону любителей пикников. И дал по каждому из тел контрольную короткую очередь.
Рядом появился Ногай.
– Где зажигалка? – закричал он.
– Не работает! – заорал я в ответ.
Со стороны развалин домов комсостава послышались автоматные и винтовочные выстрелы, и темнота наполнилась короткими белыми вспышками. Похоже, что к немцам подходило подкрепление. Фрицы наступали и пытались отбить танки. Ногай закричал: – Кидаем так! Потом подожжем! – и побежал к своему танку. Я выдернул из голенища сапога бутылку с зажигательной смесью и разбил бутылку о воздухозаборник, позади башни танка. Послышался объемный мелодичный звук лопнувшей бутылки и множества колокольчиков рассыпавшихся мелких стеклянных осколков. Резко запахло бензином. Кинул туда же остальные две. Звук бьющихся бутылок послышался и у второго танка. И тут мне в голову пришла гениальная идея: «Костер. Вот самая лучшая зажигалка». Я быстро побежал в сторону костра. Мой взгляд упал на догорающую в костре картоху со следом от штык-ножа. Она уже превратилась в кусок угля. Да что же за невезуха такая.
Подбежал Ногай. – Ээ. Ты че тут делаешь?! – заорал он, отстреливаясь от немцев из автомата. Я молча выдернул головню из костра и разбежавшись кинул в ближайший танк. Она на мгновенье вспыхнула, выпустив сноп оранжевых тонких искр в темноте и упала не долетев до цели метров десять. Ногай чертыхнулся и выпустил автоматную очередь по французскому танку. Пули выбили из брони белые искры и танк вспыхнул. Через минуту сдетонировал боекомплект. Башня матрешки объятая пламенем отлетела метров на десять и подожгла второй танк. Он тоже вспыхнул ярким факелом. Мои ноги сами согнулись в коленях и я присел немного оглушенный от этого взрыва. Немцы не рисковали наступать и продолжали нас обстреливать на расстоянии. – Взвейтесь кострами синие ночи. Мы пионеры дети рабочих, – шептал я себе под нос, чтобы успокоится. Задание было выполнено, осталось выполнить еще одно. На этот раз для себя.
Я начал рыскать по немецким пожиткам рядом с костром. Пули засвистели совсем рядом. Темнота на фоне горящих танков, больше не скрывала нас от противника. Ногай закричал перезаряжая автомат: – Немчик уходим! Воду бери! Воду!
А я как глухой лихорадочно тряс содержимое очередной сухарной сумки, вытряхивая все на землю. Среди разных солдатских пожитков мелькнула гладкая кожица знакомого овоща.
– Вот вы где мои родные! – воскликнул я и поднял с земли пять крупных светлых картофелин. И запихнул их бережно в один из найденных здесь же ранцев. И тут я вспомнил про воду. У нас же в форте почти нет воды, а я тут со своей картошкой совсем голову потерял. Заново быстро перебрав немецкие сухарные сумки, негнущимися пальцами поотцеплял карабины фляжек и покидал все в ранец к картошке. Вскоре я уже бежал к Ногаю, который все это время прикрывал меня, разряжая в противника очередную обойму из своего Шмайсера.
В этот раз мы довольно быстро двигались к нашему форту и уже пересекали поле, где еще днем шел рукопашный бой. – Братки… – вдруг послышался стон, – Братки….
Мы остановились в нерешительности. Ногай кивнул на торчащую ногу в немецком кованом ботинке из воронки. Нога шевельнулась. Многогранные шипы на подошве тускло блеснули в лунном свете. Недолго думая мы решили все-таки проверить источник голоса. Мы запрыгнули в воронку и обнаружили там нашего раненого солдата, который был погребен под телами двух мертвых фрицев. Один немец был убит выстрелом из пистолета в голову, у второго в паху торчал штык от Мосинки. Окровавленная рука бойца поднялась и тут же упала от слабости. Мы стащили два одеревенелых трупа с солдата. Он сначала дернулся за разряженным пистолетом, увидев в темноте перед собой немецких солдат, но быстро узнав нас, успокоился. Он оказался серьёзно ранен в живот. Ногай кивнул на бойца и зашептал: –Ээ. Ему недолго осталось. Что делать будем?
Тащить живого мертвеца не хотелось, но и кинуть нашего товарища я не мог. Совесть не позволяла. Я отдал трофейный ранец Ногаю, который не теряя времени отцеплял от убитого немца очередную фляжку с водой. А сам загрузил раненого себе на спину. У бойца тут же пошла из горла кровь и он последний раз выдохнул. Блин вот и донесли до лазарета. Хотя конечно теперь и нести его не надо и совесть как бы чиста. А это самое главное, чтобы совесть не терзала мою душу. Положили бойца обратно в воронку, немного присыпали землей и тронулись в дорогу дальше. Вскоре показались темные валы Восточного форта.
Майор уже нас ждал. Он был в прекрасном настроении: – Ну сынки. Устроили новый год фашистам. Фейерверк аж с форта было видно.
Я отдал Майору увесистый ранец с фляжками с водой. А картошку я заранее переложил к себе в сухарную сумку на поясе, чтобы была поближе.
Майор увидев воду, чуть не прослезился: – Вода. Даже не знаю что делать будем с водой. Ребята, которых я посылал за водой на Муховец, сразу как вы ушли, так и не вернулись. А тут вы, и танки сожгли и воду принесли. Каждому по ордену Красной Звезды, как наши подойдут.
– А пока – Майор улыбнулся и подмигнул нам, – вот вам трофейный Вальтер и бутылка вина. Сами решите, кто, что больше любит.
Мы дружно поблагодарили Майора и пошли отдыхать. Вино Ногай сказал, что пить не будет, поэтому Вальтер перекачивал ему в карман, а я сунул холодную гладкую бутылку в голенище своего сапога. Добравшись до облюбованного мной каземата, я наконец скинул с себя ненавистную колючую фашистскую форму и переоделся в родную советскую хлопчатобумажную и натянул на голову фуражку пограничника. Иван мог бы мной гордиться за сегодняшнюю ночь.
Подскочил радостный Федя: – Вернулись. А я за вас переживал!
Я потрепал Федю за плечо: – Так все путём, что за нас переживать. Спели немцам пионерская колыбельную на ночь. Теперь спят гансы без задних ног рядом со своими танками. А сейчас Федя давай праздновать нашу маленькую победу. Есть бутылка вина от Майора и самое главное, у нас есть картошка, – я потряс рукой с тремя картофелинами, – Нужны дрова.
Федины глаза загорелись при виде овощей. И сглотнув слюну он тут же исчез и вернулся минут через десять с вязанкой досок и веток.
Разожгли костер. Легкий сизый дымок начал подыматься вверх в вентиляционное отверстие в потолке. Я открыл бутылку вина и отхлебнув сморщился. Ну и кислятина. Пришел Ногай и подсев к костру начал разогревать тушенку в скрытой банке. Потом кинул хороший кусок тушеного мяса и небольшой кусочек сухаря в костер. И не смотря на мои громкие возражения плеснул из бутылки вина в костер.
– Ты чего продукты переводишь? – набросился я на Ногая, с криком.
Ногай расслаблено махнул рукой, что все в порядке и сказал: – Это подношение духам. Да. Иначе нельзя.
– Ты чего тут мракобесие разводишь? Вроде взрослый уже, а как ребенок – начал я.
Ногай внезапно согнул руку в локте, подняв ее вверх и быстро зашептал мне тревожным голосом: – Немчик замри!
Я замер, сижу не двигаюсь, теряясь в догадках откуда мне грозит неведомая опасность.
– Ээ теперь точно вылитый немец, когда злой.
– Ну шутник! – я запустил в Ногая гильзой от патрона. Тот ловко увернулся.
– Вот и Федя тебя перепутал, когда стрелял.
Федя благодарно посмотрел на Ногая.
–Ты даже в советской форме на немца похож, поэтому в тебя и стреляют наши. Думают, что ты не настоящий русский. Вот меня за немца почему-то не принимают. Да. Наверно потому что по мне сразу видно, что я русский – закончил тираду Ногай, при этом хитро сощурил раскосые глаза и заржал.
Счастливо засмеялся Федя и я тоже рассмеялся за компанию. Ногай все-таки умеет резко сменить скользкую тему и поднять настроение, хотя сегодня оно у меня и так приподнятое. Во-первых мы подбили танки, а во-вторых у нас есть картошка добытая честно в бою.
Отстрелявшись по мне, Ногай перешел к следующей жертве. Он посмотрел долгим взглядом на Федю.
– Ээ. Федя я же обещал тебя вылечить от страха. Да. Давай сейчас и начнем. Сегодняшняя ночь как раз для этого подходит»,– Ногай посмотрел на убывающую луну.
Федя доверчиво заулыбался и кивнул. Ногай начал приготовления. Для начала снова схватил мою бутылку и отлил вина в эмалированную кружку. Потом достал из-за пазухи мешочек и высыпал из него серый порошок в кружку с вином, добавив пучок какой-то свежей травы. И придвинул кружку к огню. Вскоре вино закипело, выплеснув из кружки в костер красную пену. Ногай отставил кружку с вином в сторону остужаться. Федя сидел ни живой, ни мертвый. Я с усмешкой смотрел на все эти приготовления, и подумал: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало».
Наконец Ногай дал выпить Феди остывшего варева и он морщась опорожнил кружку. Потом Ногай снял амулет со своей шеи, который представлял собой медный вогнутый круг на ремешке и приказал Феди смотреть на амулет. Федя повиновался. Круг на цепочке в руке Ногая начал стремительно вращаться по горизонтали, превращаясь в отблесках костра в огненный шар. Глаза Феди стали не подвижными и остекленели. Ногай взял Федю за руку, и подсев поближе закрыл свои глаза и начал раскачиваться. Потом тихо запел. Федя как будто спал с открытыми глазами, и блики огня играли на его закопченном лице. У меня было такое ощущение, что мы перенеслись в доисторические времена, сидим в пещере и жарим мамонта, а шаман благодарит духов за богатую добычу. Федя неожиданно громко расхохотался неестественным для него мощным басом. И так же внезапно замолчал. Потом снова расхохотался. Его левая рука неестественно согнулась и потом снова выпрямилась.
Я очнулся от первобытного сна и замер от удивления. Раньше что-то похожее я уже видел в цирке, куда нас водили вместе с классом, там индийский факир гипнотизировал симпатичную худую ассистентку. Похоже, что Ногай загипнотизировал Федю или дал ему выпить какую-то гадость, что теперь Федя ведет себя крайне странно и неадекватно. Вся эта идея с изгнанием Фединого страха не казалась мне, уже такой забавной и юморной, как вначале. Ногай снова начал раскачиваться, держа правую руку Феди.
Потом он внезапно открыл глаза и посмотрел на меня: – Ээ. Теперь с Федей будет все хорошо.
– Ты что вылечил его страх? – насмешливо спросил я.
Ногай расстроено покачал головой: – Не смог. Его страх слишком велик и нужно слишком много времени и испытаний, чтобы он преодолел его. На это уже нет времени. Да. Я ему призвал еще одного злого духа. Теперь он будет бояться потерять свое лицо перед своими товарищами и командиром,– при этом он многозначительно поднял указательный палец вверх и добавил, – а новый дух гораздо сильнее духа страха смерти.
Мой друг начал открываться для меня с пугающей стороны. Я исподлобья посмотрел на Ногая с нескрываемым сомнением в его душевном здоровье: – Ты чего несешь братан. Какие еще духи?
Я отхлебнул из бутылки кислого вина: – Давай братуха, хлебни винца и расслабься, а то ты уже всякий бред несешь.
Ногай улыбнулся и только отрицательно помотал головой.
– Не хочешь, мне больше достанется, – пробормотал я, решив что в данных экстраординарных обстоятельствах можно не обращать внимание на странности друга и занялся готовкой.
Доски прогорели и остались только красно-оранжевые угли с черно-серыми прожилками. Они были как живые, подрагивали и тихонько потрескивали. Я вытащил из немецкой сухарной сумки картошку и разгреб прутиком свободное место в кострище, потом положил туда гладкие светлые клубни. Сверху пришлось нагрести еще углей, чтобы закрыть их полностью.
Федя наконец очнулся. Посмотрел удивленно близорукими глазами сначала на Ногая, потом на меня.
– Похоже, шо типа я заснул, – произнес он неуверенно.
– Как здоровье Федюнчик? – ехидно поинтересовался я.
Федя поежился, как от холода и придвинулся к костру протягивая руки ближе к огню: – Да нормально все. А шо?
Я хитро ухмыльнулся и пожал плечами: – Ну мало ли. Может простыл, пока спал.
Федя испытующе посмотрел на Ногая и спросил: – Так шо, когда страх будем прогонять?
Ногай улыбнулся и спросил: – А что до сих пор страшно? Да.
Федя отшатнулся, как от удара: – Страшно? Кому? Мне?
Он подрагивающей от волнения рукой начал зачем-то разгребать картошку прутиком: – Да с чего вы взяли? Мне вообще страшно не бывает. Вот увидите. Короче больше от боя с фашистами не сбегу.
Я мягко забрал у него прутик и закопал дымящуюся картошку обратно. Федя не сопротивлялся и увидев початую бутылку вина хорошо приложился к ней. Больше к этой теме не возвращались и разговор мал помалу перетек в другое русло. Ногай рассказал Феди, как я сегодня ночью потрошил немецкие рюкзаки в поисках картошки, а ему в это время приходилось отбиваться, по меньшей мере, от взвода фрицев. Мы все втроем дружно посмеялись над нашим ночным приключением, которое чуть не закончилась для нас печально.
Бутылка вина почти закончилась и настроение у всех было расслабленным. Угли еще весело перемигивались и давали хороший жар. Спать уже почти не хотелось. Пора было начать дегустировать главное блюдо. Я начал выкатывать веточкой обугленные шарики картошки и как высшую награду вручать друзьям. Разве что на грудь, как ордена не вешал. И конечно не забыл и себя любимого. С нетерпением разломил, еще обжигающую пальцы, картофелину. Внутри оказалась желто-белая с рваными краями мякоть, от которой шел легкий пар. О, этот божественный аромат печеной картошки. Я осторожно надкусил ее обугленный край и перекатил на язык горячую крахмалистую мякоть, закрыв глаза от удовольствия. С небес на грешную землю меня вернул разочарованный голос Ногая: –Ээ. И из-за этого я рисковал жизнью?
Он недоуменно крутил на ноже дымящуюся черную картофелину.
– И что вы в этой картошке нашли? – продолжил Ногай счищая пригорелую кожицу, и портя своим нытьем, все мое приподнятое картофельное настроение.
– Вот свежо добытая лосятина. Вот это да. Нарезаешь ее большими кусками в казан. Да. Еще туда пряные травы и соль по вкусу, а потом заливаешь все водой и томишь на костре всю ночь, – мечтательно произнес Ногай.
Он зажмурился от удовольствия и проглотил комок в горле.
– Потом достаешь лосиное ребро, а мясо на нем прям еле держится и тает во рту. А какой бульон! А запах! Такого бульона вы никогда... – тут он пришел в себя и подозрительно посмотрел на наши удивленные лица, с отвисшими челюстями.
Я реально не ожидал от Ногая такой оды тушеной лосятине, что даже перестал жевать.
– Ээ. Да ничего вы в таежной кухне не понимаете. Да что я тут вообще перед вами городскими распинаюсь, – расстроено махнул рукой Ногай.
Мы с Федей понимающе друг с другом переглянулись и громко расхохотались.
– Ээ. Да ну вас к черту, – сказал Ногай обиженным тоном и отдав недоеденную картофелину Феде, пошел спать.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 15. Воевать по-французски.
Танки быстро приближались, поднимая вверх облака пыли и синеватого дыма. Урчание моторов и лязг гусениц был уже отчетливо слышен. Первым ехал советский танк Т-26.
Я сначала обрадовался не на шутку и начал махать рукой в приветствии, решив, что это наши прорвались в крепость. Но потом увидел, что за ним, не отставая, ехал другой танк, довольно странного, для советского солдата, вида. Он напоминал мне раздувшуюся от важности матрешку. Тень сомнения стерла с моего лица радостную улыбку, а рука еще сильнее сжала винтовку. Майор закричал из-за всех сил: – Немецкие танки! Рассредоточится! Найти укрытие!
Мимо нас пробежали два солдатика неся своего раненого товарища в плащ-палатке. Из дула пушки Т-26 взметнулась вспышка огня и облако белого дыма осталось позади стремительно надвигающегося танка. Дрогнула земля. В воздух поднялись клубы серо-черного дыма и пыли. Вместо пробежавших бойцов осталась только небольшая дымящаяся воронка, да три искореженных взрывом тела. Этот взрыв задел и нас, мы упали и меня обдало дождем из земли и крови. Ногай был рядом и стряхнув с головы чернозем, начал оглядываться, где бы укрыться. Майор лежал внедалеке держась за свою голову двумя руками и стонал.
– Ты как ? – спросил у меня Ногай.
– Порядок. Это не моя кровь, а ребят, – я кивнул на раскиданные рядом тела.
– Тогда хватаем Майора и поползли,– Ногай показал рукой в сторону свежей воронки.
Затащив Майора в укрытие, мы услышали чьи-то стоны. Один из солдат, попавший под взрыв снаряда, еще был жив, хотя ему оторвало ногу и она висела на тонких лоскутах кожи. Стянули в воронку и его бедолагу. Он что-то хрипел про письмо в кармане, но мы не обращая на это внимания быстро ножами освободили раненого от ошметков его плоти и перетянули обрубок ноги ремнем. Солдат дико заорал и потерял сознание. Майор от этого крика пришел в себя и подполз к солдату. Он сжал его руку и прокричал: – Потерпи сынок! – но тот его не слышал. Из ушей командира стекали струйки алой крови, прямо на воротник грязной гимнастерки. Он был сильно контужен. Несмотря на это он приподнялся из воронки и начал осматривать поле боя.
Наши солдаты отступали, пытаясь стрелять по танкам из винтовок. Но против толстой брони это было бесполезно. Вражеские танки остановились в 100 метрах от нас и начали расстреливать беззащитную человеческую массу, превращая отступавших красноармейцев в фарш из костей, мяса и земли. Майор срывая голос кричал солдатам: – В укрытие! Ложись! –но его никто, кроме нас, не слышал, и бойцы погибали отступая. Наконец отступление превратилось просто в повальное бегство.
Ситуация складывалась хуже некуда. Ногай пытался стрелять из снайперской винтовки по амбразурам танков, но безуспешно. Тут мой взгляд упал на невдалеке лежащего немца, убитого в недавней рукопашной схватке. На его черном поясе виднелась деревянная ручка с завинчивающейся металлической крышкой. Граната! Я быстро пополз в сторону немца. Танки довольно часто стреляли и прилично надымили вокруг себя. И был шанс подползти к мертвому владельцу гранаты незаметно для немецких танкистов. И этим шансом я воспользовался. После тщательного обыска, у немца нашлось еще две гранаты в рюкзаке. Итого три гранаты, уже кое-что.
Возвратившись в воронку я отрезал ножом от валявшейся тут же чей-то плащ-палатки несколько полосок ткани и связал из трех гранат одну противотанковую.
Майор оценил мою идею и хлопнув меня по плечу перекрестил: – Ну давай Васек, на тебя вся надежда сынок.
– Я же комсомолец! – вылупил я на него удивленные глаза.
Майор только поморщился и махнул рукой. Никогда не думал, что Майор настолько религиозен. В глубокой задумчивости, я сжимая в руке связку гранат, пополз к танкам. Майор назвал меня сынком, и даже перекрестил, потому что беспокоится за меня – думал я и на душе мне было хорошо и я не думал об опасности.
Сначала все шло, как я рассчитывал. Я ловко полз между тел, а где-то и по телам погибших своих и вражеских солдат. Двигался при выстрелах и замирал в паузах между ними. Т-26 был уже близко, и можно было рассмотреть на его зеленой броне, наспех намалеванный, черно- белый крест. Метров через тридцать, меня все-таки заметил немецкий экипаж захваченного советского танка и они перестали расстреливать наших отступающих бойцов и занялись только мной. «Какая честь, однако, один танк против одного советского бойца. Прямо таки коррида»,– пришла в голову дурацкая мысль. Башня танка вооруженная пушкой и пулеметом, задвигалась в мою сторону. Я подскочил и сделал спринтерский рывок в сторону влево. Башня танка не успевала поворачиваться за мной и танк поехал быстро назад, его гусеницы заскользили, выкидывая перед собой фонтаны грязи. Немцы пытались взять меня в свой сектор обстрела.
Время как будто остановилось. На расстоянии броска гранаты был второй танк, который продолжал вести огонь по нашим солдатам. И только сейчас я понял в какую авантюру я ввязался. Только сейчас я понял этот прощальный взгляд Ногая и почему Майор меня перекрестил напоследок. Я вспомнил, как молилась моя бабушка, зажигая свечу перед полустертыми иконами в нашем старом деревенском доме. И горячо зашептал слова молитвы, прося сохранить мне мою жизнь и обещая непременно сходить в церковь, как только будет возможность.
Мне стало казаться, что я сплю, и этот кошмарный сон никогда не закончится. Т-26 остановился, выехав из зоны поражения гранатой. Выбора куда кидать ее теперь, у меня больше не было. Я судорожно выдернул фарфоровый белый шарик на веревке из ручки гранаты и с силой метнул связку гранат в танковую матрешку. Раздался взрыв. Матрешка перестала стрелять и попыталась уехать назад. Но ее тут же развернуло, так как взрывом сбило правую гусеницу. Я огляделся, бежать было некуда. Только внедалеке виднелись остатки разбомбленной полуторки. Ну хоть какая-то защита и я быстро, как только мог, побежал в ее сторону. Обернувшись на бегу, я увидел, как Т-26 медленно поднял пушку и выстрелил. Раздался оглушительный взрыв. Стало непривычно светло и какая-то мощная сила подняла меня над землей, а потом отбросила в сторону вниз. Свет в глазах померк, и наступила кромешная тьма.
Я очнулся в темноте от страшной боли в голове. Где-то рядом робко дрожал свет свечи. Я попытался встать и застонал от боли. Кожу на лице, как будто стянули. Я потрогал голову и обнаружил на лбу огромную шишку. В остальном я себя чувствовал нормально. Даже раненая нога перестала болеть и больше не беспокоила. Мелькнула знакомая тень.
– Федя, Федюнчик, – позвал я. Мой голос звучал слабо и непривычно хрипло.
Федя подбежал и радостно затрещал: – Товарищ Котов, короче как мы все перепугались за вас. Как хорошо шо вы очнулись. Я типа думал, шо все уже. Это Ногай с Майором вас вытащили с поля боя. А потом Ногай короче сидел и долго колдовал над вами. Как вы себя чувствуете?
Я поморщился от Фединой трескотни, которая казалось была ударами гонга над ухом. С трудом приподнявшись, сел на охапку сена, служившем мне постелью. Тело ломило, как будто по мне пробежало стадо слонов. Голова немного прояснилась.
– Да вроде нормально. Только есть хочу, – я улыбнулся и Федя куда-то убежал. Минут через пять он вернулся с парой банок тушенки и сухарем.
– Воды нет,– сказал Федя и с извиняющейся улыбкой протянул мне черную бутылку. – Вино трофейное нашел, – зашептал он и потом пояснил, – наши притащили кучу немецких ранцев».
Я одобряюще кивнул. Нереально хотелось выпить.
Начали с вина, которое оказалось шампанским. Никак фрицы хотели его выпить во взятой Брестской крепости. Не срослось. Ну теперь мы его выпьем за свое здоровье. Я начал открывать пробку и немного окатил Федю белой шипящей пеной. Мы рассмеялись и начали отхлебывать из бутылки по очереди, передавая ее друг другу. На бутылке было что-то написано про Францию. Значит будет французским. Шампанское оказалось не хуже нашего Советского и приятно холодило горло колючими пузырьками.
Я вспомнил бой и обещание сходить в церковь. И подумал ну да же было так испугаться, чтобы удумать к попам в церковь идти. И отмахнувшись от было запротестовавшей совести, подцепил ножом из консервы большой волокнистый кусок мяса с янтарным желе и отправил его к себе в рот. Шишка на лбу заходила и заболела в такт движениям моей челюсти.
Я застонал и произнес: – Алягер ком алягер.
– Это шо? На немецком? – спросил с интересом Федя.
– Это на французском Федя, переводится «На войне как войне», – сказал я с умным видом старого профессора философии, – Жив остался, спасибо и на этом.
– А-а-а, – восхищенно протянул Федя. Видно было что мой статус, в его глазах, поднялся еще на пару ступенек.
«Что-то меня на французский сегодня потянуло, – подумал я, – после французского шампанского. Символично однако».
Пока я жевал, Федя рассказывал последние новости. Большинству солдат удалось вернуться в форт, так как танки внезапно прекратили обстрел. Майор перед строем отчитал Федю за бегство с поля боя и пообещал расстрелять в следующий раз. Федя на слове расстрелять запнулся и горестно посмотрел на меня.
Я сделал из бутылки глоток, искрящейся пузырьками жидкости и сказал: – Федя, ну а ты как думал? Мы же на войне. А ты боевая единица, на тебя твои боевые товарищи рассчитывают. А ты что творишь?
Федя задумался, потом тяжело вздыхая, произнес: – Да я же типа не специально. Короче. Я сам не понимаю, шо со мной происходит. Как будто мозг хто-то отключает в минуту опасности.
Тут его глаза загорелись и он произнес заговорщицки: – Ногай обещал, шо поможет мне типа преодолеть страх.
Я подавился очередным глотком шампанского. Наконец прокашлявшись и смахнув выступившую слезу, с усмешкой развел руками: – Ну если Ногай – заслуженный деревенский психотерапевт в третьем поколении, подключился, то тогда конечно, результат гарантирован.
Федя не разделял моего скепсиса: – Товарищ Котов вы его совсем не знаете. Короче вы знаете каким вас сюда принесли? Доктор сказала, шо не жилец вы уже. А Ногай шо-то сделал и вон уже через три часа сидите и смеетесь.
Проходившая мимо Доктор, как будто услышав что о ней говорят, подошла к нам.
И с изумлением уставилась на меня: – Котов, вы как себя чувствуете? Задерите гимнастерку.
– Да с радостью. Со мной все в порядке товарищ военврач, – сказал я поднявшись и оголил живот с мускулистыми кубиками. – А как вас зовут? – начал я подкатывать.
Доктор молчала и задрала мою гимнастерку еще выше подсвечивая себе фонариком. И только ахнула от удивления коснувшись меня холодными тонкими пальцами. Я посмотрел туда, где лежал ее палец и увидел только небольшой розовый рубец. «Это что еще такое? Раньше его не было»,– с тревогой подумал я.
– Не может такого быть. Наверное я просто ошиблась, – наконец произнесла Доктор, разговаривая будто бы сама с собой.
– С чем ошиблись? – не понял я.
– Да с вашей раной. Тут темно, а вы весь в крови были, когда вас сюда принесли,– докторша посмотрела на опустошенные две банки тушенки и удивленно произнесла: – Я смотрю Котов вы быстро пошли на поправку.
– Дорогой Доктор да со мной все в порядке. Любовь к вам обожгла мое сердце и свершилось чудо. Разрешите угостить вас французским шампанским за спасение моей жизни и в честь дня взятия Бастилии, – улыбаясь сказал я, заигрывающим тоном и немного заплетающимся языком.
Точного дня взятия я не помнил, но точно мог поручиться, что дело было летом. То ли игристое вино ударило мне в голову, то ли прикосновение нежной женской руки к моему молодому телу на меня так подействовало, но я решил больше не вздыхать глядя на красивую врачиху, а брать быка за рога. А скорее оба фактора сыграли свою роль, что я набрался наглости такое выпалить старшему по званию.
Доктор нахмурилась и укоряюще произнесла: – Я вас в лазарете не держу, ресторан тут при свечах устроили и работать мешаете. И вообще для заигрываний не то место и время выбрали, солдат. Посмотрите на раненых и умирающих ребят.
Доктор обвела рукой полутемное пространство каземата с лежащими, стонущими ранеными. Я огляделся и только сейчас осознал где нахожусь. Я настолько уже привык к виду крови и очерствел, что уже не замечал боли и смерти вокруг. Я мигом протрезвел и виновато протянул: – Ну...
Из темноты неожиданно появился Майор и закончил мою фразу: – Ну ты Васек нас напугал. Весь в крови был. Хорошо Ногай, каким то старым таежным способом, тебе кровь остановил, а то точно не дотащили бы.
Доктор сморщила хорошенькое лицо в саркастической улыбке на выражении «старый таежный способ».
Майор заметил это, осекся и продолжил: – Ну и наш Доктор тебя вылечила. Докторша запротестовала: – Да не был ваш Котов ранен. Раны так быстро не лечатся. Так ерунда, легкая контузия.
Я вытянулся перед Майором во фрунт: – Товарищ Майор, я в порядке. Разрешите защищать Родину дальше.
Майор вопросительно посмотрел на доктора.
– Да в порядке он. Вон аппетит какой. Уже алкоголь в себя заливает и ко мне с любовью пристает,– Доктор устало улыбнулась и показала на пустые банки из под тушенки и початую бутылку.
Майор, при словах про любовь, поперхнулся и торопливо сказал мне: – Ну пошли сынок. Раз здоров, будет у меня для тебя с Ногаем секретное задание.
Поднявшись на вверх вала форта Майор протянул мне бинокль: – Смотри вон там, – он показал пальцем в даль. Я посмотрел в бинокль и увидел двух старых бронированных знакомцев – Т-26 и бронированную матрешку. Они недалеко уехали от места дневной схватки и по всей видимости немцы занимались там их ремонтом. Вокруг танков суетились озабоченные танкисты с канистрами и разным инструментом.
– Что скажешь?
– Ну чинится фашист. Дал я им прикурить сегодня.
– Да чинится и завтра наверняка попробуют обстреливать форт. А нам этого не надо.
– Понятно товарищ Майор. У меня вопрос. Первый танк наш, а второй что за чудоневиданное?
– Это Вася французский танк Somua S35. А немцы их у французов видать погонять взяли.
«Опять французы, везет же мне сегодня на них что–то»,– подумал я.
– Вообщем насчет секретного задания. Раз вы с Ногаем такие везучие пойдете к этим танкам в немецкой форме и попробуете сжечь их, – начал спокойно рассказывать Майор.
Я уставился на Майора: – А какой немец то из Ногая? Как увидят его, так сразу определят, что не истинный ариец. И чем жечь? Спичками?
Майор рассмеялся и ответил: – Насчет не арийской внешности Ногая ты прав. Но в темноте я думаю проскочите. А насчет чем жечь.
Майор посерьезнел: – Слышал про коктейли Молотова ?
Я кивнул.
– Так вот,— продолжил Майор, – когда я был на финской войне, то противник довольно эффективно применял их против наших танков. А это просто обычная бутылка с зажигательной смесью. И вот я думаю гранаты гранатами, а зажигательная смесь поэфективнее в разы будет, если кинуть в моторное отделение, позади башни танк.
Майор вдруг внимательно посмотрел на меня и поменял тему: – Ну если бы не ты со своими гранатами, лежать бы нам всем сейчас в том поле. После твоей атаки, танкам стало не до нас и они перешли к глухой обороне. Получается спас ты нас, сынок, сегодня.
Я только пожал плечами: – Обычное дело, товарищ Майор. Алягер ком алягер.
А у самого от похвалы стало теплее на душе и опять сыном меня назвал и я подумал: «Все таки душевный человек, этот Майор, прям как батя».
Пузырьки шампанского продолжали бурлить в моем мозгу и я решился поговорить с Майром о врачихе: – Товарищ майор, А можно вопрос?
– Давай Васек
– А как нашу врачиху зовут?
Майор нахмурился: – Не врачиха, а товарищ военврач. И вообще она тебя старше по званию – старший лейтенант.
Увидев мое растерянное лицо Майор смягчился и спросил с улыбкой: – Что влюбился?
Я краснея ответил: – Ага.
– А как же невеста?
Тут я не нашелся, что ответить и что-то промычал не членораздельное.
Майор улыбнулся и сказал: – Дело молодое конечно, сам потом разберешься. Рая ее зовут.
Я чуть не подпрыгнул от радости и заулыбался Майору в ответ и выпалил: – Ну теперь я готов хоть к черту в пекло.
– Ну ты туда примерно сегодня ночью и отправишься. Ладно пошли коктейли мешать, Казанова. Алягер ком алягер, – рассмеялся Майор и по-дружески подмигнул мне.
Мы спустились обратно в казематы. Ногай с Летчиком встретили нас у одного из окон, рядом с зениткой. Ногай был необычно бледен и под глазами у него были синяки от усталости. Ногай спросил меня про мое здоровье. Я согнул руку в локте напрягая упругий шарик бицепса и подмигнул Ногаю. Потом, хлопнув дружески его по плечу, сказал: – Спасибо дружище, что вытащил.
Ногай пошатнулся, но быстро восстановил равновесие и улыбнулся.
Майор вкратце рассказал о своем плане. Летчик, не смотря на раненое плечо, рвался пойти с нами. Но Майор решил, что от двоих бойцов будет меньше шуму. И работа закипела. Знающие люди подсказали, где искать старую стеклянную тару в форте. Там среди битой стеклотары, нашлись шесть целых бутылок из под водки. Майор аккуратно налил в них слитый с бронетранспортера бензин и машинное масло, а в качестве запала примотал к горлышку пропитанные в бензине куски тряпок. – Ну что угостим фрицев денатуратом?! – Майор подмигнул нам с Ногаем, с интересом наблюдавшим за его манипуляциями. Со стороны могло показаться, что добрый папа учит своих детишек делать по весне скворечник.
Вечерело. Перед Майором стояли две фигуры в помятой немецкой форме с автоматами на перевес, а по их карманам и за ремнем были распихнуты бутылки с зажигательной смесью. Сильно пахло бензином.
Майор протянул мне трофейную немецкую зажигалку и бодро сказал на дорожку: – Ну что сынки. Будьте с бутылками и огнем осторожны. Ни пуха, ни пера!
Я улыбнулся ему и задорно ответил: – К черту товарищ Майор!
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 14. Бей штыком и прикладом крепко, а гранату кидай метко.
Майор Гавриилов, после нескольких бессонных ночей, спал глубоким тяжелым сном. Его не разбудила даже бомбардировка форта с воздуха, доносившаяся через толстые стены глухим уханьем. И он начал просыпаться только после того, как его начали сильно трясти за плечо. –Товарищ Майор, немцы сдаются, – доносился из далека чей-то мужской голос. Холодный пропахший порохом воздух казематов ударил ему в нос. Майор с трудом разлепил красные от бессонницы глаза. Вокруг темнота. Ночь? Где моя жена? Где я вообще нахожусь? Какие немцы ?
События последних дней медленно начали возвращаться в его памяти, как отдельные кадры из старого кинофильма. Утренняя бомбежка. Разбитое окно в спальне и горящие шторы. Упавший со стены на пол портрет Сталина. До смерти перепуганные жена и ребенок. Быстрые сборы, под звуки рвущихся бомб и снарядов. Горячий спор с женой, которая не хотела его отпускать, а сама идти в убежище. Короткое прощание с родными, возможно навсегда. Мертвые, изувеченные взрывами бомб, тела полураздетых мужчин, женщин и детей на дороге перед разрушенными домами комсостава. Путь, посреди хаоса и паники, до Восточного форта. Сбор в организованный отряд остатков деморализованных солдат и офицеров. Первый бой с немцами, когда неожиданным огнем всего лишь одного пулемета, удалось частично уничтожить и обратить в бегство целую роту немецких солдат. Немцы не ожидали, что после такой бомбежки, кто-то мог здесь выжить.
– Немцы сдаются, – уже негромко напомнил солдат. Майор оторвался от воспоминаний и вернулся в реальность.
– Немцы сдаются? – переспросил Майор. Наши что ли подошли? – мелькнула надежда в его голове, – Или парламентеры?
– Немецкий бронетранспортер едет к нам с белым флагом,– уточнил солдат.
– Пошли. Сейчас посмотрим кто там сдается, – сказал тут же проснувшийся Майор и бодро поднялся с соломы.
Они подошли к центральному из трех окон каземата. Бронированная машина заехала внутрь подковы Восточного форта и сдавала к форту задом. Каково же было удивление Майора, когда вместо немцев, он увидел вылезающих из вражеской машины Котова, Федю и еще какого-то молодого светловолосого лейтенанта в летной форме.
– Это что еще за чудо техники? – спросил Майор, выйдя во внутренний двор и указывая рукой на не заглушенный, тарахтящий трофей. Подскочивший к нему Котов кратко доложил по форме о двух сбитых их зениткой вражеских самолетах и проведенной операции по спасению летчика, с захватом бронемашины противника.
Майор не смог сдержать всю гамму своих чувств и по-отечески обнял обоих рядовых: – Так держать Васек. Федя молодец. Представлю вас обоих к наградам.
Федя почему-то при этих словах сильно покраснел.
Наконец дошла очередь до Летчика, и он представился.
– Пошли лейтенант, потолкуем, – Майор повел Летчика внутрь казематов.
– Ну рассказывай, – попросил Майор, когда они уселись на импровизированную мебель из ящиков.
Летчик согласно кивнул: – Да особо нечего рассказывать. Разбомбили наш аэродром с утра в воскресенье. Мы тут недалеко базировались, в километрах тридцати от вас. Только один самолет чудом и уцелел. Далеко улететь не удалось, всюду немцы. Где наши даже не знаю, но думаю, что километров на 50–60 немцы вклинились вглубь нашей территории.
Майор слушал Летчика погруженный в свои мысли. Прервал разговор запыхавшийся Федя: –Товарищ Майор, вернулся отряд ушедший на прорыв ночью.
Майор с Летчиком спешно поднялись и пошли за солдатом. В центре каземата стояло пошатываясь десять окровавленных, еле живых бойцов, все кто смог пережить эту ночь.
Майор только спросил: –Что с лейтенантом?
Старший группы бойцов только помотал головой: – Все командиры и большинство бойцов из отряда в поле полегли, рядом с шоссе. Единицам удалось прорваться.
– А Ногай ? Ваш проводник. Он прорвался ? – схватил за руку солдата Котов. Тот только снова мрачно помотал головой.
Майор махнул рукой: – Вольно. Отдыхайте братцы. Кому нужно проходите в лазарет.
Все молчали.
Летчик наконец спросил: – Так что получается мы в ловушке ?
Майор посмотрел на него пронзительным взглядом: – Мы не в ловушке, мы у фашистов, как кость в горле! Наши подойдут, я верю в это,– уже спокойно закончил Майор. И его уверенность была настолько заразительна, что передалась всем остальным защитникам форта.
Бойцы начали расходиться и деловито занялись своими текущими делами. Даже Летчик, который сначала с сомнением смотрел на Майора, вдруг ощутил его веру и спокойствие и тоже поверил, что наши скоро подойдут. Они ведь не так уж и далеко. Майор обладал той магнетической харизмой, которая могла убедить самого последнего пессимиста в том, что стакан с водой наполовину полон, а не на половину пуст.
– Немцы,– послышался крик. Все кинулись к окнам. Майор закричал: – Всем занять свои места.
Летчик с Котовым не сговариваясь побежали к бронетранспортеру и затаились там. Котов стянул с броневика белый флаг, который оказался обычной портянкой и спешно наматывал ее себе на ногу. Немцы растянулись цепью и не прячась, как на параде, вышагивали к форту. Когда противник подошел метров на двести. Майор скомандовал: – Огонь!
Форт осветился вспышками выстрелов. Счетверенный зенитный пулемет в центральном аркообразном окне выдал длинную очередь и выхватил с пяток немцев в середине цепи. Застрекотал и пулемет на захваченном бронетранспортере. Со всех окон и верха вала форта пошел плотный винтовочный огонь. Немцы залегли и начали отстреливаться. Вскоре к немцам прибыло подкрепление в виде двух бронетранспортеров с пулеметами и около взвода свежих пехотинцев.
Под прикрытием бронемашин немцы снова начали наступать. Было ощущение, что противник был пьян. Многие немецкие солдаты получив серьезные ранения не выходили из боя и продолжали наступать стреляя. Кто-то из них даже смеялся и что-то пел. Немцы неудержимо приближались к форту. Не у всех защитников было огнестрельное оружие и Майор вспомнил что на складе был большой запас гранат РГД-33 и послал безоружных солдат за ящиками с гранатами и запалами. Вскоре зенитный пулемет, израсходовав все боеприпасы, замолчал дымясь от исходившего от него водяного пара. Минутой позже замолчал и пулемет в захваченном бронетранспортере по той же причине. Летчик и Котов теперь отстреливались из трофейных автоматов. Положение становилось угрожающими. Немцы вот-вот подойдут к форту.
Вдруг заглох вражеский пулемет на одном бронетранспортере, а следом и на другом. Потом завалился с прострелянной головой офицер командовавший наступающими. Работал наш снайпер. Но ни у кого из защитников не было снайперских винтовок. Кто же стреляет? – мучился в догадках Майор. Немцы, лишившись последнего офицера и теряя с каждой минутой все больше людей, не выдержали и побежали назад. Их бронетранспортеры поспешно поехали куда-то вбок, пока не скрылись из виду. Майор не стал ломать голову над тем, кто же им помогает и с криком: – За Родину! В атаку! Ура! – выпрыгнул из окна первого этажа в траву. Бойцы, увлекаемые своим командиром, вооруженные чем попало, устремились за ним.
Рукопашная атака. В этот миг для каждого бойца наступает момент борьбы с собственным страхом. Либо ты победишь свой страх и возможно выживешь, либо твой страх победит тебя и тогда твои шансы остаться живым в рукопашном бою стремятся к нулю. Одно дело, когда ты сидишь в форту и героически отстреливаешься от очередной волны врагов за кирпичной стеной, и совсем другое, когда ты бежишь с тем что у тебя есть под рукой, открытый и незащищенный ничем. Тогда становится реально страшно, и только общая энергетика лавины наступающих тебе на пятки товарищей не дает даже трусу повернуть назад и спрятаться там, где тебя никто не найдет.
К немцам снова подошло подкрепление. Они прекратили бегство и побежали, подгоняемые своими офицерами, обратно в атаку, теперь уже рукопашную. Майор в метрах сорока до противника скомандовал: – Гранатой! Огонь! – и кинул в толпу приближающихся немцев взведенную гранату РГД-33 без осколочной рубашки. Несколько бойцов рядом с ним поступили также, остальные не слыша команд, продолжали бежать, стреляя на ходу. Гранаты наделали паники среди немцев, кто-то упал пораженный взрывом, другие побежали назад, а кто-то наоборот ускорил свой бег вперед. Началась рукопашная свалка.
Майор несколько раз выстрелил в появившегося рядом с ним рослого немца с неестественно длинными руками, делавшими его больше похожим на орангутанга, чем на человека. Тот будто бы ударился об невидимую преграду и растянулся на земле лицом вниз, распластав длинные руки и выронив ненужную теперь нож–финку. В следующий миг, Майор едва успел отбить пистолетом выпад винтовкой со штыком, прямо себе в грудь. И тут же получил по голове сильный удар прикладом от кого-то еще, сваливший его с ног. Фуражка немного смягчила удар. Он упал на чье-то тело и поднял глаза наверх в небо. Сверху стоял оскалившийся немец, заслоняя собой солнце, с занесенным над ним прикладом винтовки для последнего удара.
Внезапно в небе сверкнуло лезвие казацкой шашки, и голова немца отделилась от туловища. Тело начало медленно оседать, а его голова подкатилась к Майору и укоризненно посмотрела на него бледно-голубыми глазами. В то же мгновение он увидел протянутую ладонь. Это была ладонь… Ногая.
Майор кивнул Ногаю в знак благодарности и поднявшись схватил винтовку, которой парой секунд назад его огрели по затылку и снова вклинился в ряды противника. Краем глаза он увидел, как Ногай продолжает наносить рубящие удары шашкой, и рядом с ним образуется небольшая горка тел самозваных арийцев. Федя с безумными глазами куда-то бежал, нелепо размахивая руками с винтовкой, спасаясь от огромного рыжего фрица с саперной лопаткой. Котов боролся с жирным немцем, который пытался достать его ножом. Наконец Котов ударом кулака в горло вырубил противника и добил фрица его же оружием. Летчик рубил немцев, махая обычной лопатой, как секирой. Отвлекшись на смертельную схватку вокруг себя, Майор тут же получил удар штыком в руку. Он перехватил винтовку противника здоровой рукой и нанес ему сильный удар сапогом в пах. Немец выронил оружие и согнулся пополам. Майор, морщась от боли, закончил дело, воткнув сверху винтовку со штыком в спину противнику.
Уцелевшие немцы бежали. Ногай снял из-за спины снайперскую винтовку и присев на одно колено, одним за другим, положил еще троих улепетывающих немцев. Так вот кто нам снайперским огнем помог.
Майор подошел к Ногаю и крепко пожал его руку: – Молодец сынок. Спасибо что во время подоспел к нам на помощь.
Ногай смущенно отмахнулся: – Да что я. Это наша общая победа.
Майор по-дружески похлопав Ногая по плечу пошел дальше осматривать поле боя. Оно было усеяно телами мертвых солдат. Некоторые из них даже после смерти сжимали друг друга за горло. Котов весь в крови от чего-то смеялся как безумный и улыбаясь то обнимал Ногая, то хлопал его по спине, то с жаром что-то рассказывал ему. Бойцы собирали оружие и перетаскивали наших раненых в форт. Феди нигде не было видно. Либо погиб, либо сбежал стервец с поля боя. «Ну если сбежал, я ему всыплю по первое число», – помрачнел Майор.
Он снова подошел к Ногаю: – Рад что ты жив. Мне сказали, что никто больше не выжил из вашего отряда.
Ногай улыбнулся: – Просто повезло. Да. Еще и лейтенанта до нашего лазарета дотянул. Майор заулыбался в ответ: – И лейтенант живой. Ну ребятушки. Ну орлы. Оба. На таких, как вы Россия-матушка держится.
Котов с Ногаем вытянулись по стойке смирно и прокричали: – Служу Советскому Союзу!
Майор даже прослезился от гордости за своих бравых солдат.
Утерев скупую мужскую слезу, Майор продолжил общение с Ногаем: – А где снайперскую винтовку раздобыл и саблю?
– Да пока товарища лейтенанта на себе ползком тянул, столько всего интересного нашел по дороге. Жалко было оставлять, – ответил тот.
В этот момент один из бойцов подошел к Майору с пленным немцем и прервал беседу.
– Товарищ майор, что с этим делать ?– спросил солдат.
Немец был в странном состоянии. У него были расширенны зрачки глаз и он не мог устоять на месте, его тело подергивалось, как будто ему в штаны напихали раскаленных углей. Он то улыбался, то мрачнел. Внезапно он запел старую немецкую песню «Лили Марлен», отбивая такт костяшками пальцев и пританцовывая.
– Пьяный что ли? – морщась, сросил у солдата Майор.
– Да нет, не пахнет спиртом от него, походу немцы таблеток наглотались, – и солдат вытащил из своих штанин металлическую капсулу с надписью Pervitin, – У многих немцев в карманах такие капсулы с таблетками были.
Немец при виде этих таблеток изменился в лице и внезапно ударил в челюсть держащего его солдата. Освободившись от своего конвоира, он ловко выхватил у того из руки таблетки и с диким воплем: – Хай Гитлер! – и легко перемахнул через немецкий бронетранспортер и кинулся бежать, как заправский спринтер. У всех отпала челюсть от удивления. Только Ногай быстро среагировал, скинув из-за спины винтовку и прицелившись в бегуна. Но любитель загадочных таблеток уже успел раствориться среди развалин домов комсостава. И тут Майор увидел быстро приближающиеся к ним, в клубах пыли, танки.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 13. Говорила мне мама не летать высоко и быстро.
Истребитель Як-1 набирал высоту. Летчик снова был в воздухе. Чувство ничем не ограниченной свободы пьянило его, как не один алкоголь. Он чувствовал прилив адреналина в своей крови и знал, что теперь его будет много. Охота за врагами началась. Свистящие пробоины, в стекле кабины пилота, напомнили ему, что для начала надо бы вернуть должок немецкому пулеметчику с бронетранспортера. Он сделал вираж и зашел в тыл к незваным гостям из Западной Европы.
Внизу четко был виден силуэт серо-зеленого бронетранспортера и выпрыгивающие из грузовиков серые человечки. Летчик поднял тумблер с белой надписью «Вооружение» в положение включено и резко снял с предохранителя гашетку на ручке управления самолетом. Потом сдвинул эту ручку вперед и начал пикировать на технику врага. Человеческие фигурки начали в панике разбегаться в разные стороны, как куры при виде ястреба. Он нажал на кнопку гашетки и пулеметы, выплевывая из себя вспышки огня, заработали.
По тому, куда ложились трассирующие пули, было примерно видно куда он стреляет и Летчик решил применить «тяжелую» артиллерию Яка. Он нажал на предохранитель, который в откинутом положении работал как гашетка пушки и выпустил очередь снарядов по бронетранспортеру. Его бронированный корпус задергался и вспыхнув задымил. Несколько объятых пламенем фигур поспешно выпрыгнули из него и повалились на землю пытаясь потушить на себе огонь. «Надеюсь среди вас был гаденыш с пулеметом», – усмехнулся Летчик.
Он выровнял самолет и начал заходить на вираже на второй круг. Пули застучали по фюзеляжу самолета. «Похоже что у нас сегодня с утра у кого-то плохое настроение,– и он резко поднял самолет вверх, – А сейчас будет еще хуже». Летчик сделал полукруг над аэродромом и снова спикировал на грузовики. Чтобы поберечь снаряды, он выпустил несколько очередей из пулемета. Один из грузовиков задымил.
Почувствовав себя отомщенным, Летчик поднялся вверх на высоту около 2500 метров. Можно было лететь к своим. Он примерно помнил, где располагается ближайший запасной аэродром и решил проверить для начала его. Ориентируясь по памяти, он выбрал направление полета. Внизу раскинулось бескрайнее море зеленых полей. Их лоскутное одеяло было окаймлено зелеными рощами. И только черные пятна воронок на земле вносили дисгармонию в открывавшийся великолепный вид. Солнце отражалось на серебристом боку самолета. Небо было ясным и вражеских самолетов не было видно. Все пока шло хорошо. Вскоре он почувствовал в воздухе знакомый запах отработанных газов самолета.
Летчик сдвинул крышку кабины пилота, так называемого фонаря. Сильный поток ветра ударил в лицо. Летчик принюхался. Ну точно, недавно поэтому курсу летел другой самолет. Летчик с усилием закрыл крышку фонаря и прибавил оборотов двигателю. Шум от мотора в кабине усилился. Самолет ровно и довольно гудел, как шмель вылетевший на поляну с только что распустившемся клевером. Разгоряченное лицо обдували холодные струи ветра из пробитого фонаря. Лопасти пропеллера мерно крутились перед глазами и успокаивали.
Вдалеке на солнце блеснул металл предположительно вражеского самолета. Летчик направил самолет вверх и зашел со стороны солнца, чтобы противнику его было труднее рассмотреть. Вскоре самолет с двумя хвостами и со свастикой был виден как на ладони. Летчик идентифицировал его как самолет разведчик Фоке-Вульф 189 или по-простому «Рама».
Несмотря на неказистый вид, это был серьезный противник. Два пулемета на крыльях спереди у летчика, и два сзади у двух остальных членов экипажа, стрелка и наблюдателя. Причем у стрелка был спаренный пулемет, что добавляло огневой мощи этой летающей крепости.
Летчик спикировал на разведчика сбоку и дал короткую очередь из пушки по левому двигателю «Рамы». Рама рыскнула носом и загорелась выпуская шлейф черного дыма. Одновременно в сторону Яка, повернулась турель и заработал пулемет расположенный сверху вражеского самолета. Трассеры прошили воздух рядом с нашим истребителем. Пару пуль стукнули по деревянному крылу. Як быстро спикировал вниз, с трудом выйдя из угла поражения пулеметным огнем.
Через какое-то время Летчик вывел самолет на вверх, выше немецкого разведчика и глянул сбоку вниз. Вражеский самолет хоть и дымил, но все еще летел и не собирался падать. Летчик подбитой «Рамы» понял, что теперь уже не до разведки, и сделав вираж резко поменял курс обратно на запад. Охота продолжалась. Подраненного зверя следовало добить и Летчик снова атаковал сбоку, подлетев на этот раз очень близко. Поймав стеклянный сверху корпус самолета, в перекрестье коллиматорного прицела, он дал несколько коротких очередей из носового орудия. 20-ти миллиметровая пушка в щепки разнесла бронестекло кабины вместе с пилотом, и рама кувыркаясь ушла в штопор. Летчик завалив самолет на бок сделал круг и увидел как в зеленом квадрате поля взметнулся черно-оранжевый гриб взрыва.
«Один готов»,– удовлетворено хмыкнул Летчик. Пора было сматывать удочки. Полет пока проходил нормально, только дул сильный боковой ветер. Внизу летчик заметил движущиеся по дороге серые квадратики. На фоне темного шоссе они были почти не заметны. «Так колонна танков,– определил Летчик,– отличная цель. Сейчас проверим, из чего они сделаны». Насколько он помнил, наверху броня у танков была тоньше. Як встал на крыло и описал полукруг. Солнце скользнула лучами по корпусу самолета. Летчик выровнял самолет и начал планировать вниз на немцев. Потом дал очередь из пушки по головному танку, чтобы затормозить колонну. Все снаряды попали в цель, но вспыхнув оранжевыми искрами, они рикошетом отскочили от брони. Танк продолжал двигаться, как ни в чем не бывало. – Да что у тебя там?! — выругался Летчик, – Почему не пробивает?!
Он снова зашел в атаку на танки, и опять эффективность пушки оказалась нулевой. Летчик решил больше не заниматься щекоткой фрицев и бросил преследование. Не по зубам оказалась для 20-миллиметрового орудия броня немецких танков.
И тут Летчик понял, что в небе он был не один. Прямо-таки нутром почуял. Тень его самолета быстро скользила вдоль пшеничного поля и ради собственной безопасности стоило подняться выше. Як начал набирать высоту. Летчик вертел головой во все стороны, пытаясь разглядеть невидимых врагов. Пока не заметил четыре черные точки на фоне синего неба. Они постепенно увеличивались и судя по скорости это тоже были истребители. Скорее всего две пары Мессершмиттов. Чутье его не обмануло. Надо было срочно сваливать. Максимальная скорость у Яка была немного выше и оставалось надеяться, что они его еще не заметили.
Внедалеке он увидел белую вату облаков. Можно было попытаться спрятаться там. По крайней мере это отсрочит схватку, а за это время мало ли что произойдет. В драке одного против четырех истребителей, он на себя бы ставку не сделал. Роли в смертельной игре кардинально поменялись, теперь он сам оказался в роли дичи, и теперь уже охотятся на него. Ну что же осталось только принять бой и постараться продать свою жизнь как можно дороже. Ну что же летите сюда стервятники люфтваффе, я еще живой!
Летчик поднял самолет выше и полетел в облака. Черные точки истребителей, как привязанные, следовали по пятам. Последние сомнения исчезли, эти точно по его душу. Летчик залетел в облака и сделал круг, сбрасывая скорость. Вылетев из облаков со стороны солнца он увидел, что оказался сзади преследующих его четверки самолетов. Да это были Мессершмитты-109. Летчик узнал их по характерному профилю и по мачте антенны сверху в середине корпуса, напоминающий плавник акулы. Да это и были акулы здешнего воздушного океана. Зубастые, быстрые и смертельно опасные.
Надо было использовать преимущество своей позиции и неожиданность атаки. Не каждый день заяц бросается на стаю волков. Конечно, если только заяц не бешеный. Тут Летчик ухмыльнулся.
Снова погрузившись в облако, Летчик быстро догнал немецкие истребители и всплыв из тумана облаков дал пристрелочный залп из пулеметов по ближнем к себе нижнему истребителю. А потом добавил, на сдачу, сразу из орудия. Пушка Яка вцепилась трассирующими выстрелами снарядов в Мессершмитт и начала раздирать его на части, превращая фюзеляж немецкого хищника в мелкую пыль. Самолет противника вспыхнул, его задняя часть развалилась и он дымя, как старая подожженная покрышка устремился вниз.
Немцы не ожидали столь дерзкой атаки, и не сразу поняли, что их атакует всего один истребитель. Оставшийся без пары Мессершмитт спикировал вниз, а вторая пара истребителей наоборот ушла в верх. «Один ноль. Пока в мою пользу»,– невесело размышлял Летчик. Несмотря на один сбитый самолет, ситуация складывалась не лучшим образом. Рано или поздно его все равно выследят и собьют.
Як крутясь как юла снова ушел в группу облаков и попытался оторваться от преследователей. Вскоре облака закончились и Летчик обнаружил, что летит над каким-то дымящимся городом. Да это же Брест. Летчик узнал его сразу, он много раз здесь летал до войны. Впереди показалась серебристая лента Буга. А вот и слияние двух рек Буга и Муховца. Вот крепость. Да это была Брестская крепость, но Летчик ее не узнавал. Казалось, что от нее осталась только тень, настолько она была вся черно-серая, дымящаяся и полуразрушенная.
На руины крепости заходили четыре пикирующих бомбардировщика Ju-87. Он их узнал по угловатому крылу и передним двум шасси, похожими на лапти. Снизу по немецким самолетам заработал зенитный пулемет. Белые полосы трассирующих пуль, как чьи-то любопытные руки, потянулись к атакующим самолетам. Первый бомбардировщик внезапно потерял крыло и начал падать. Потом третий зачадил и спланировал, куда-то в сторону колхозных полей, на жесткую посадку. Второму бомбардировщику все-таки удалось скинуть свой смертельный груз на защитников крепости и улететь. Над фортом поднялись клубы огня и вывороченной земли. Его заволокло темным облаком пыли и дыма. Крепость не смотря ни на что, не сдалась и сопротивлялась. Летчик почувствовал как у него защемило сердце одновременно от боли и радости. Он сжал кулаки: «Сейчас братки, подождите. Помогу вам».
Летчик направил свой самолет к фашистским бомбардировщикам. Краем глаза он увидел как несколько Мессеров сели ему на хвост для последней и смертельной для него атаки. Выследили ищейки. У него было впритык времени, чтобы попытаться сбить оставшиеся бомбардировщики и помочь осажденным. Он решительно спикировал на четвертый Ju-87, который ревя как стадо слонов спасающихся от пожара, заходил на бомбометание.
Бомбардировщик пикировал очень низко. Летчик нажал на кнопку гашетки и выпустил длинную очередь по противнику. Бомбардировщик заклевал носом от неожиданности и огрызнулся задним спаренным пулеметом. Вражеские пули застучали по корпусу самолета, вспарывая металлическую обшивку носовой части Яка и высекая из металла белые искры. Одна из отрикошетивших пуль разбила летные очки, а вторая вонзилась в плечо. Несмотря на нестерпимую боль Летчик сжав зубы, нажал на предохранитель и пушка выдала длинную очередь по фюзеляжу самолета противника и разнесла его в труху. Як едва смог увернуться от летящего в него куска обшивки. Летчик выдохнул и наконец, стянул с головы бесполезные, разбитые очки, которые теперь только мешали видеть.
Наш истребитель низко планировал над фортом преследуя подбитого врага и стреляя из пулемета. Летчик даже смог разглядеть пару наших бойцов в окопе. Вражеский бомбардировщик упал и взорвавшись поднял в воздух черно-красное клубящиеся облако. Як не слабо тряхнуло и он вылетел из огненного смерча.
Летчик попытался поднять самолет вверх. Но двигатель только ревел, захлебывался и не тянул. Летчик посмотрел на приборы. Температура воды и масла катастрофически увеличивалась с каждой секундой. «Пробита система водяного охлаждения»,– мелькнула ужасная мысль. Лететь ему, в этом случае, оставалось от силы пару минут, потом либо прыгать с парашютом, либо искать свободную полосу земли для посадки. Хотя, скорее всего его просто уничтожат намного раньше.
Летчик с силой потянул ребристую рукоять ручки управления самолетом до отказа на себя, решив сделать петлю Нестерова, и каким-то чудом поднял самолет вверх. Пролетев немного вниз головой и собрав весь мусор с пола кабины на стекло фонаря, он начал стремительно пикировать вниз. От перегрузки у него перехватило дыхание и лицо стало пунцовым. Земля стремительно приближалась. В глаза как назло попал песок. Еще этого не хватало. Щурясь от солнца и песка в глазах Летчик увидел, что совершенно случайно, оказался сзади одного из преследующих его Мессершмиттов. И в следующий миг Як с хрустом врезался в киль неприятельского самолета, ломая тому фюзеляж, бешено вращающимся, дюралевым пропеллером. Лишившись хвоста немец начал падать. Но и загнутый пропеллер Яка был уже бесполезен. Мотор самолета заклинило еще через пару секунд.
Летчик с тяжелым сердцем решился покинуть стального друга, пока еще была достаточная высота для прыжка с парашютом. Он расстегнул ремни удерживающие его в сиденье. Последний раз нежно погладил приборную доску самолета и решительно сдвинул крышку фонаря. С трудом выбравшись на крыло Летчик соскользнул в воздушную бездну.
Летчик парил несколько секунд в воздухе, ощущая в ушах дикий свист воздуха, потом нащупав, справа на плече, вытяжное кольцо парашюта дернул от себя вниз. Через мгновение Летчик почувствовал резкий рывок вверх. Купол парашюта раскрылся. Он начал медленно опускаться на землю.
Вдруг он увидел Мессершмитт, который быстро летел на него и он даже смог рассмотреть пилота. Летчик закрыл глаза и подумал: «Эх, говорила мне мама не летай сынок высоко и быстро». Перед глазами промелькнула вся его пустая и лишенная смысла разгульная жизнь. И обрела смысл снова здесь на высоте, в борьбе с врагами. Только видно уж отлетался я. Умирать сейчас было обидно, но не страшно. Он открыл глаза и смело посмотрел на врага горящим взором.
Мессершмитт сделал вираж и пролетел мимо, сверкнув серым крылом с черно-белым крестом. И Летчику показалось, что он увидел, через прозрачную кабину, как немецкий пилот отдал ему честь рукой в кожаной перчатке.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 12. Аэродром в огне.
Он не должен был здесь находиться. Тем не менее, он был здесь. Посаженый на гауптвахту в захолустном, провинциальном, полевом аэродроме. И это после Москвы, где складывалась головокружительная карьера, где его любили красивые женщины и где было много друзей. Хотя какие это друзья, так собутыльники, наверняка уже забыли о нем. Это все его дядя, занимавший высокий пост в Народном комиссариате обороны. Старый дурак отдал приказ о его переводе сюда, на всеми забытый полевой аэродром в приграничье. Чтобы не позорил дядю. Видишь ли, надоело ему меня из всяких громких историй вытаскивать. Старый пень.
Летчик поморщился от воспоминаний: «Ну да, врезал пару раз по холеной морде, тому жирному во френче, в одном из самых модных ресторанов Москвы. Так он сам полез, типа я его жену в танце начал лапать. Да я всего-то хотел с ней танго потанцевать, а эта деревенская дура орать начала. А потом появился наряд милиции, а эти держиморды вообще в современных танцах ничего не понимают. Ну слово за слово и понеслось. И вот теперь он даже не в «Мухосранске», а в его пригороде на полевом военном аэродроме на «губе». Куда столичному офицеру-летчику падать ниже? Ну да выпил на службе, а что тут еще делать?»
Летчик посильнее натянул синее шерстяное одеяло на голову и поежился, его бил озноб от алкогольного отравления местными суррогатами. В палатке, которая служила гауптвахтой, было довольно прохладно. Он глянул на именные золотые часы, было только 4 часа утра. «А на Тверской в ресторане сейчас музыка и народ гуляет», – мечтательно подумал Летчик.
Вдруг послышался монотонный гул. Он нарастал. «Самолеты, много самолетов,– мелькнула мысль в голове Летчика. – Наши? Учения? Да вряд ли. Немцы? А вот на них похоже. Давно они уже летали в нашем небе с разведкой».
Он вскочил и крикнул: – Часовой!
Тот отозвался сонным голосом: – Чего тебе?!
– Сержант. Слышишь гул? Чего там происходит? – закричал Летчик.
Тот молчал, прислушиваясь. Потом послышался вой пикирующих самолетов и разрывы бомб. Палатка заходила ходуном. Летчик метнулся на выход. – Куда?!– заорал окончательно проснувшийся часовой и замахнулся винтовкой. Рядом грянул очередной взрыв и их осыпало свежей землей. Сержант тут же осел, посмотрев на Летчика непонимающим взглядом. У него из-за рта побежала алая струйка крови. «Похоже убили сержанта»,– подумал Летчик и подхватив винтовку часового, прыгнул в ближайшую воронку.
Большую часть палаток разбросало взрывами, либо они были прошиты очередями пулеметов и горели. Оставшиеся в живых выбегали из охваченных пламенем палаток и падали под градом трассирующих пуль с самолетов с крестами. На аэродроме полыхали наши самолеты испуская вверх конусообразные пирамиды клубящегося черного дыма. Это уже явно не провокация – это была настоящая война. Пикирующие бомбардировщики с ревом заходили на аэродром и сыпали множеством мелких черных бомб. Огромные взрывы от них были явно не сопоставимы с размерами этих малявок. Тут же носились немецкие истребители расстреливая обезумевших полуголых людей и оставшиеся самолеты.
Летчик выстрелил два раза из винтовки в сторону вражеских железных птиц, и в бешенстве выкинул бесполезное оружие в сторону. «Пулемет нужен. Почему же наши не стреляют? – пронеслось в голове у Летчика. – Где наше ПВО?» Он посмотрел в сторону, где должны были размещаться зенитки и увидел на этом месте только несколько дымящихся воронок. – А суки!!! – Летчик до боли вонзил ногти в ладони. Громко хлопнув, взорвался погреб с топливом и выдал в небо огромное клубящееся черно-оранжевое облако огня и дыма.
Несколько наших самолетов попытались взлететь, но были расстреляны прямо на взлетной полосе и горели ярким чадящем пламенем. У одного из этих самолетов еще работал двигатель и он ехал по летному полю оставляя за собой шлейф черного дыма. Потом резко остановился, уткнувшись пропеллером в грузовик-полуторку. Грузовик вспыхнул. – Пацаны! – проскрипел зубами летчик и в бессилии осел на землю, сжимая в ладонях рыхлую, влажную землю.
Через полчаса все стихло. Только потрескивали догорающие самолеты. Аэродром был полностью разгромлен. Летное поле еще оставалось практически не тронутым, но все самолеты либо сгорели, либо были изувечены настолько, что использовать их не было ни какой возможности.
Летчик брел среди палаточного городка. Стояла звенящая тишина. «Неужели все погибли», – с ужасом думал летчик. Люди, которые лежали на земле, были все мертвы. Он стал разбирать палатки. Одни были пусты, в других он нашел только изувеченные тела. Он дошел до укреплений из мешков с песком, где располагалось ПВО аэродрома. Разодранные осколками и разбросанные по земле мешки были, а ПВО не было. На этом месте зияло только несколько, еще дымящихся глубоких воронок. Летчик нашел несколько погнутых рам и пулеметов, да фрагменты тел, вот и все что осталось от трех спаренных пулеметов Максим и зенитчиков.
Летчик дошел до самолетов. Какие-то сгорели полностью, обнажив черный скелет фюзеляжа. Другие частично. Черный дым шел от еще догорающих самолетов. Ветер трепал разорванную пулями и осколками полотняную обшивку самолетов. Нет, на этих призраках самолетов уже никуда кроме как ада, не улетишь. Он дошел до железного ремонтного ангара. Ангар был частично разрушен. Во всяком случае он выглядел как решето. Внутри стояло два самолета, Як-1 и один полусгоревший биплан И-153. Понять, как на Як не перекинулся огонь с биплана было довольно сложно. Обгорела только часть деревянного крыла истребителя. В целом Як выглядел довольно сносно. Только несколько дырок было в крыльях.
Летчик осмотрелся и крикнул: – Алло гараж! Есть кто живой? Из небольшого служебного загончика, где техники обычно гоняли чаи, да отлынивали от работы, послышался чей-то протяжный стон. Он подбежал к двери и увидел старшего техника. Лысого мужика лет сорока с пивным пузом. Тот был ранен в руку. Сняв с гвоздя аптечку, Летчик достал из нее бинт с йодом, и быстро обработал рану. – Осколок навылет вышел. Жить будешь Механик, –подбодрил он. Раненый Механик благодарно посмотрел на него, и слабо улыбнулся.
Летчик оставил раненого приходить в себя и решил осмотреть Як-1 повнимательнее. Сначала прибил тлеющий огонь на крыле. Осмотрел шасси и закрылки. Вскарабкался в кабину самолета. Проверил как ходит верхняя сдвигающаяся прозрачная крышка кабины, так называемый фонарь. Он двигался как по маслу. Летчик удовлетворено хмыкнул, уселся на сиденье и начал проверять работу приборов. Давление сжатого воздуха самопуска (механизм позволяющий стартануть двигатель самолета на холодную) практически отсутствовало. И стрелка датчика бензина уткнулась в ноль. В остальном у него замечаний к состоянию самолету не было.
К нему пошатываясь, подошел Механик: – Что это вообще было? Война что ли с немцами началась?
– Угадал морячок. Хотя я знаю не больше тебя. Меньше знаешь – крепче спишь,– ответил Летчик.
– Да не может быть. А как же пакт о не нападении? – вскинул руками испуганно Механик и провел рукой по лысой голове.
– Забудь о пакте. Крутили немцы твой пакт сам знаешь на чем. Ты сам посмотри, что фрицы натворили! – Летчик кивнул головой на разгромленный аэродром. Они оба посмотрели на тлеющие самолеты и в воздухе повисло тяжелое молчание.
– Ну что скажешь? – наконец спросил Механик Летчика, похлопав здоровой рукой по корпусу самолета.
– Да вроде живая птичка. Полетит, – после недолгого раздумья ответил тот.
Механик кивнул: – Этот самолет был практически готов. В понедельник хотели его выпускать уже с мастерской. Крылья только подремонтирую, заправим бензином, да сжатым воздухом и тогда точно полетит.
Летчик нежно погладил самолет рукой и сказал: – Конечно полетит. Не сомневаюсь.
– Есть еще кто живой ? – с надеждой в голосе, перевел тему разговора Механик.
Летчик только хмуро помотал головой: – Я больше никого не нашел. Это все очень похоже на войну. Надо мне лететь на разведку. Потому как сейчас больше вопросов, чем ответов. Это война? А если война то тогда, где наши войска? И почему допустили весь этот бардак?
Летчик посмотрел на плечо раненого и спросил: – Ты сам как морячок ? Помочь тебе с ремонтом самолета?
Механик добродушно прищурил левый глаз: – Да не переживай за меня. Я вообще не люблю, когда у меня кто-то над душой стоит. Справлюсь один.
Летчик не возражал: – Хорошо. Пойду раненых поищу, может еще кому помощь нужна.
Механик одобрительно кивнул и поплелся за инструментом.
Летчик еще раз обошел весь аэродром, но живых больше никого не обнаружил. Временами он слышал глухие взрывы и выстрелы, где-то далеко шел жаркий бой. В небе то и дело проносились немецкие самолеты. «Да где же наши самолеты, – думал летчик, – неужели все аэродромы разбомбили?» Он снова занялся палаточным городком и вытащил тела убитых на поляну. Ровно пятнадцать человек. Из них пять летчиков и десять человек техперсонала. Большинство из них погибло прямо в палатках так и не проснувшись. Остальным повезло, что были в этот выходной день в увольнении в городе.
Несколько бомб угодили в середину ряда палаток и оставили от себя несколько больших воронок. Там он нашел только несколько кусков мяса на костях, да чей-то сапог. Летчика вывернуло. Отдышавшись, он решил, что с него хватит и дальше пусть разбираются другие, когда подоспеет помощь. Выбрав палаточный тент поцелее, он накрыл им тела погибших товарищей.
За работой летчик и не заметил, как наступил вечер. Наши так и не подошли. Канонада ушла дальше на восток. Так пора было что-нибудь перекусить. Он ощутил сильный приступ голода. Летчик помнил, что небольшой продуктовый склад был рядом с ремонтным ангаром в деревянной пристройке. Каждые два дня приезжала полуторка со свежим хлебом, и его разгружали на этот склад. У него в голове мысленно возникла свежая краюха черного хлеба. Сглотнув набежавшую слюну Летчик направился на склад. Вскоре он уже стоял перед ним. Вернее перед тем, что от него осталось.
На его дымящихся развалинах уже сидел Механик, и аппетитно уплетал жареную рыбу. Механик приветственно махнул объеденной рыбиной в руке и приглашающим жестом указал на десяток подозрительно черных рыбешек, вповалку лежащих на газете.
Летчик брезгливо посмотрел на рыбу: – У нас сегодня в ресторане рыбный день?
Механик молчал, его рот был занят пережевыванием очередного куска рыбной тушки.
– Прошу к столу, – наконец вымолвил Механик, – соленая селедочка, жаренная на углях. Рекомендую. Вкус конечно специфический, – тут он причмокнул грязными от золы губами и добавил: – Но вполне съедобно.
– Есть еще тушенка, если ты на диете, – поспешно добавил Механик, заметив кислое выражение лица Летчика, и кивнул на десяток закопченных банок.
Тут же валялось пара мешков сгоревших сухарей, которые теперь можно было использовать разве что в качестве активированного угля. Небольшой полуразодранный и почерневший от копоти мешок с какой-то крупой стоял рядом. Вот и все что осталось от продовольственного склада.
Механик невесело усмехнулся, глядя на разочарованное лицо летчика.
– Завтра должны были на неделю продуктов привести. Покойный повар не хранил ничего долго на складе, опасаясь мышей,– объяснил Механик, – все старался свежее завести. Хорошо, что я вовремя заметил, что склад горит. Слышу, что-то трещит и дымом тянет, ну совсем близко. Тут меня осенило, да это же склад с продуктами. Я ноги в руки и сюда. А тут уже все догорало, хорошо хоть что-то успел вытащить из огня.
Летчик побрезговал обугленной рыбой и, раздобыв у Механика котелок с водой, сварил кашу с тушенкой. Тот не возражал и, закончив с рыбой, принялся за кашу. «И куда в тебя столько влезает», – с удивлением подумал Летчик. Его товарищ явно не страдал отсутствием аппетита.
Наконец насытившись, Летчик спросил: – Как ремонт самолета?
– Крылья я заштопал. Завтра можно будет заправить и в полет, – Механик ловко разлил по железным кружкам из мензурки прозрачную жидкость. В нос Летчика ударил знакомый запах спирта.
– Давай помянем ребят, – поднял тост Механик.
После ужина Летчик лежал и еще долго всматривался в звездное небо, размышляя над превратностями своей судьбы, и заснул у костра, а Механик пошел спать в свою каморку в ангаре.
Утром, быстро перекусив остатками каши, два товарища, вооружившись канистрами и резиновым шлангом, пошли сливать топливо с искалеченных самолетов. Топливо больше было взять неоткуда, основной топливный запас сгорел при первой утренней атаке немцев на аэродром. Летчик, в очередной раз, совершая прогулку до своего самолета, с полной канистрой бензина, увидел вдали поднимающиеся клубы пыли. «Немцы или наши?» – с тревогой подумал Летчик. «Да конечно наши», – попытался отогнать он тревожные мысли. Но на всякий случай спрятался за разбитым корпусом биплана. И не зря. Это были немцы, они ехали на двух мотоциклах с пулеметами. «Похоже, вынюхивают что-то черти», – мелькнула у него мысль. А пистолет и винтовку он, как на зло, оставил в ангаре. «Во дурак то! – мысленно он отругал себя, – оставить оружие на войне».
Немцы осторожно объезжали воронки и обгоревшие скелеты самолетов. Пулеметчики в колясках поводили дулами МГ-34 выцеливая выживших. Но никого не было видно и слышно. Пока издалека не раздался крик ничего не подозревающего Механика: – Слышь прихвати ключ на двенадцать!
Немцы оживились и поехали в сторону голоса. Летчик подобрав рядом с разбитым корпусом самолета, какую-то короткую металлическую трубку с острым концом, начал красться вслед за ними. Двое немцев из первого мотоцикла спешились и пошли пешком. Вторая пара прикрывала пулеметом первых и тоже остановилась в невдалеке.
Как только немцы зашли за фюзеляж самолета, Летчик кинулся сзади на водителя остановившегося мотоцикла и всадил ему трубку в горло, как копье, из нее тут же брызнула струя горячей крови. Немец в люльке, весь в крови товарища, бросив пулемет, попытался вылезти оттуда. Но его голова через секунду, уже безвольно болталась на скрученной шее, и он повалился обратно. Прошло несколько минут. Рядом послышалась автоматная очередь и торжествующие крики на немецком. Вскоре Летчик увидел, как Механика с разбитым лицом ведут два здоровых немца, толкая его в спину автоматами. Они возвращались. Летчик крикнул: – Ложись! – и начал стрелять по немцам из захваченного пулемета. Первый фашист завалился сразу. Второй разрядил автомат в спину Механика, который попытался убежать, и тоже упал скошенный пулеметной очередью. Летчик подбежал к Механику и упал перед ним на колени, тот еще дышал. Его губы медленно зашевелились пуская розовую пену и наконец произнесли: – Похорони меня... – его грудь еще раз вздрогнула и перестала дышать.
– Почему ты не упал, морячок? – задрожавшим, бесцветным голосом спросил Летчик. Но Механик не ответил и Летчик окровавленной рукой закрыл ему глаза.
Он прихватив тяжелый пулемет с собой и пошел доливать бензин в баки самолета. Открыв крышку бензобака в крыле и вылив туда очередную порцию топлива, стало заметно что бензина уже достаточно. Бензобаки во втором крыле тоже были заполнены. Теперь надо было заполнить систему пуска сжатым воздухом. Летчик нашел баллон, подсоединил шланг к самолету и быстро заполнив систему, вернул шланг на место. Кажется все, но нет, что-то его смутно тревожило. Он упустил что-то очень важное. Ну конечно он забыл снарядить боекомплект самолета. Як-1 был вооружен двумя пулеметами ШКАС, по шестисот двадцать патронов в каждом, которые были спрятаны в корпусе самолета и располагались сверху над двигателем. Вооружение самолета дополняла 20-мм пушка ШВАК со сто тридцатью снарядами в носовой части, за пропеллером.
Летчик прихватив короба с лентами и неспешно пошел на склад за боекомплектом. На счастье склад с боеприпасами уцелел и представлял собой надземный деревянный погреб засыпанной сверху землей и давно поросший зеленой травкой и кустами боярышника. Невысокие стеллажи были заставлены зелеными ящиками. Он осторожно снял один из них, с надписью ШКАС и красным пропеллером на боковой стенке. Летчик вскрыл ящик и начал набивать металлическую пулеметную ленту патронами. У патронов была маркировка буква «Ш» и красный капсюль, не перепутаешь с обычными для винтовки. Найдя снаряды для ШВАКА, он зарядил ленту и для него. Ходить пришлось два раза, из-за большого веса все короба за один раз он унести не смог.
Можно было лететь, но у него осталось еще одно неотложное дело. Надо было похоронить ребят. Он погрузил окоченевшее тело Механика на тележку от сварочных баллонов, которую нашел в ангаре, и повез его как памятник к руинам палаточного городка. Тут выбрав две воронки поглубже, перетащил все тела в две братских могилы и прикопал свежей землей. Вечерело. Лететь было уже поздно, и Летчик решил переночевать в последний раз на аэродроме. Поужинав, а заодно и пообедав двумя банками тушенки, он быстро уснул.
Проснувшись утром от холода, Летчик, зябко ежись, быстро вскочил с широкой доски, которая заменила ему кровать. Поприседав и отжавшись на кулаках, он немного согрелся. Пора было делать завтрак. Он раздул полуистлевшие угли и развел новый костер, поставив на него котелок с водой. Заварка нашлась в каморке у техников. Наскоро перекусил банкой тушенки и, запив ядреным чаем, начал собираться. В руках у него был не большой тремор, от волнения перед предстоящим полетом. Летчик надел теплую куртку, шлем и летные очки. Положил пистолет ТТ в кобуру на поясе. Потом застегнул на себе парашют, который нашел в одной из палаток. Парашют пришлось переуложить, но так спокойнее, когда знаешь, что сам укладывал.
Мельком осмотрев самолет, он быстро забрался в кабину, парашют мягко спружинил на сиденье под его мощным телом. Поставил ноги на педали и не забыл привязаться ремнями. Дальше пошла обычная предполетная рутина, которая делалась им уже сотню раз на автомате. Он передвинул тумблер бензокрана в положение баки открыты. Поставил рычаг газа на шестисот оборотов левой рукой, а правой включил аккумулятор. И скомандовав невидимому помощнику: – От винта! – и открыл воздушный кран самопуска. Двигатель несколько раз чихнул, и пропеллер начал раскручиваться. Двигатель быстро вышел на стабильные обороты, и Летчик включил зажигание. Мотор наконец прогрелся. Расстопорив хвостовое колесо, Летчик медленно начал руление выбираясь из ангара и с резким щелчком захлопнул кабину самолета.
Выехав на взлетную полосу, Летчик начал змейкой объезжать воронки и препятствия. Внезапно на горизонте аэродрома показались немецкий бронетранспортер и два серых грузовика. С их стороны начали стрелять и несколько пуль попали в прозрачную кабину самолета, оставив в плексиглассе дырки. Летчик не обращал внимания на пули. Его лицо было спокойно, а движения отточены. Он сдвинул рычаг газа и ручку управления вперед, поднимая заднее колесо. Мотор взревел бодрее и самолет начал ускоряться. Травяная взлетная полоса начала с бешеной скоростью уплывать назад и наконец, выскользнула из-под самолета.
Вскоре он почувствовал, что летит. Радостное чувство легкого опьянения полетом, как обычно охватило его. Но немецкий пулемет не унимался. Несколько пуль задели крыло, оставив в нем несколько дырок. Летчик убрал шасси и сдвинул ручку управления на себя до упора. Самолет послушно начал резко подыматься вверх, пока не исчез в бескрайнем голубом небе.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 11. Атака пикирующих бомбардировщиков.
Послышался ужасающий рев, разрывающий ушные перепонки. Хотелось бежать и бежать, подальше от этого места. Федя подавился сухарем и выронив банку, заметался по окопу в панике. «Самолеты»,– наконец дошло до меня. Я выбросил остатки рыбы в сторону и заорал: – Федя! Да соберись ты! – и попытался быстро скинуть маскировочные ветки с нашей зенитки.
Но мои руки, скованные страхом, не слушались. Да и остальной организм работал с перебоями: живот сдавило, горло пересохло. Ноги предательски ослабели и подкашивались. «Спасайся, беги!» – кричало мое подсознание. Но убежать я не имел права, в первую очередь перед Майором, перед военврачом, да перед зеленой фуражкой в конце концов, которую погибший пограничник Иван просил меня носить достойно. «Плюнув» на ветки, я поднырнул под наплечники зенитки и взялся за деревянные ручки пулеметов.
Найдя в центре круглого прицела, напоминающего паутину, самолет противника, нажал на спусковую тягу. Зенитка застучала и дергаясь выпустила длинную очередь. Но самолет уже успел улететь с того места куда я целил. Очередь прошла выше, между первым и вторым самолетом. Я отругал себя, зато что забыл, что надо бить на опережение. – Целься не в самолет, а перед самолетом,– пробормотал я себе под нос.
Крайний левый пулемет внезапно перестал стрелять, его пулеметная лента зацепилась за сползшую на него ветку, которую я не успел убрать. Но и трех пулеметов хватило, чтобы напугать немецкие самолеты. Они были явно не готовы встретить здесь противовоздушную оборону. Первый самолет испугано дернулся в сторону, заюлил и скинул бомбы намного правее, чем видимо собирался, в стороне от форта. Дым от бомбового удара заволок все небо перед зениткой и мешал разглядеть самолеты противника. Но я не переставал долбить просто в воздух. И сквозь дым мне удалось разглядеть, что все четыре самолета ушли в сторону, только последний дал по мне очередь из двух пулеметов. Две белые точки запульсировали у него на крыльях. И через мгновенье фонтанчики песка весело запрыгали по бокам окопа. Но все пули прошли мимо.
Самолеты удалялись. «Ура! Победа! Показали мы фашистам, где раки зимуют! – торжествовал я,– Хотя подожди-ка. Мы показали? А где Федя?» Федя маленький, скрюченный комочек страха сидел на дне окопа обхватив голову руками. – Федя! – радостно заорал я на него. – Ты что в штаны наложил? – решил я пошутить, хотя за свои штаны я в этот момент времени тоже не мог бы поручиться.
Адреналин еще струился по моей крови и я ликовал. Я был опьянен своей маленькой победой аж над четырьмя вражескими самолетами. Федя не разделял моих чувств и сидел как в трансе. Ладно думаю пусть парень придет в себя, потом поговорим, и начал разбирать маскировочные ветки, которые еще свисали с зенитки.
Но передышка была не долгой. Опять послышался какой-то шум в небе. Я присмотрелся. Небо было чистое, почти без облаков. «Да где же они? – я завертел головой во все стороны,– А вот же они голубки, ясны-соколы. Опять сюда летят». Четыре черные точки быстро приближались. Но в этот раз они не пикировали, а просто летели куда-то на восток не обращая на нас никакого внимания. «Быстро же я им отбил охоту с нами связываться, – самодовольно подумал я. – Так, а отсюда их достану?» Прикинув расстояние, понял, что нет слишком высоко. Точно не достану. Насколько я помнил пулемет Максима уверено поражает цели только до 1000 метров. Эти же летели намного выше. Ну да ладно. Вражеские самолеты исчезли в дали.
Так крылатые фашисты улетели, надо было оказывать первую психологическую помощь товарищу и я подсел рядом с Федюней. – Федя, ну ты чего. Самолеты мы отогнали. Больше сюда не сунутся, – успокаивал я пацана. Федя смотрел сквозь меня куда-то вдаль и его большие красивые глаза с каждой секундой становились все больше и больше, а губы дрожали пытаясь что-то сказать. Я снова услышал характерный вой пикирующих немецких бомбардировщиков. Они теперь заходили сзади.
Быстро развернув зенитку я начал стрелять длинными очередями по первому самолету на опережение. Тот огрызнулся яростным пулеметным огнем. Песчаные фонтанчики живой дорожкой быстро приближались ко мне. Я заорал: – Врешь, не возьмешь!!! – подражая Чапаеву из любимого кинофильма моего детства. Окоп заваливало светло-желтым фонтаном стреляных гильз из трясущейся зенитки. Уши раскалывались от выстрелов и рева пикирующих самолетов. Над пулеметами висело облако из пара и мешало целиться. Я стрелял практически наугад. Наконец у немецкого самолета отлетело крыло и он кувыркаясь в воздухе, как раненая птица, начал падать.
– Да ! –взревел я от восторга и попробовал перевести огонь на второй самолет. Зенитка была вся в дыму и паре, а зенитчик в «мыле». Целится было нереально из-за пара валившего от перегревшихся пулеметов. Я стрелял практически наугад. Система охлаждения не работала. Подсоединенная к ней ручная помпа сиротливо валялась на земле под ногами сжавшегося от страха Феди. – Федя! – заорал я, стреляя. Федя уставился на меня испуганным взглядом загнанного зверька. Я со всей дури пнул по тощей Фединой заднице. Зенитка при этом дернулась вверх и третий самолет чихнув мотором и испуская черную струю дыма позади себя, начал планировать куда-то за Брестскую крепость. Федя ожил и в его глазах загорелся огонь возобновившейся мозговой активности. Я заорал: – Крути ручку Федя! Крути ручку!
Но уже было поздно, патроны в зенитке закончились и стрелял только крайний левый пулемет, который просачковал почти весь первый бой.
Я увидел как от второго самолета отделились пять каких то темных овальных штуковин, которые полетели в нашу сторону. «Это я ему что-ли отстрелил,– мелькнула обнадеживающая мысль. И тут же пришла новая, – Бомбы!» И точно, как только они коснулись земли, пошла волна почти одновременных взрывов. Полоска земли рядом с нами содрогнулась подымаясь сразу во все стороны. Черно-серые клубы дыма закрутились вздымаясь вверх. Красно-желтое пламя вырвалось на мгновение из этой темноты и исчезло. В тот же миг полупрозрачная шапка взрывной волны вдавила меня в окоп вместе с зениткой и забросала землей.
Земля продолжала вздрагивать от взрывов. Весь мой рот, глаза и уши были забиты песком. Нестерпимый кашель душил горло. Я ничего не слышал, кровь текла из ушей. Я пытался пошевелиться, но тело не слушалось, сверху я был придавлен полутонной зениткой. Через какое-то время мне все-таки удалось рукой протереть глаза. Резь в них немного ослабла. Дым начинал рассеиваться. На меня напала какая-то апатия и безразличность ко всему происходящему. Как будто меня здесь не было и я смотрю на все это, как на кинофильм, только почему то не сидя в кинозале, а лежа на полу.
Я посмотрел в небо сквозь дым и увидел еще один немецкий самолет. Он стремительно падал на меня. Его пропеллер сумасшедше крутился, а чайкообразные крылья вздрагивали от перегрузок. В какой-то момент мне даже показалось, что я могу различить бледное худое лицо пилота в кабине, и он судя по мимике что-то бешено кричал мне, но мне было абсолютно все равно. А за ним летел еще один самолет, но уже другой по форме. «Это конец», – подумал я обреченно.
И тут вспышка огня вырвалась из носа нового самолета. Но он стрелял не по мне, а по первому самолету! От расстрелянного самолета начали отлетать куски обшивки и он загорелся. Я увидел как близко надо мной пролетели серо-голубые крылья с черно-белыми крестами. Брюхо самолета, между двух лаптеобразных колес-шасси, было обвешано зловещими черными бомбами. В след за ним не переставая стрелять мелькнуло серебристое брюхо другого самолета с красными звездами на крыльях. Меня обдало мощной волной песка и воздуха смешанного с сильным запахом бензина. Раздался сильный взрыв и небо исчезло в черных извивающихся клубах дыма.
Загипнотизированный этим зрелищем я прошептал: – Наши.
Чье-то лицо склонилось надо мной. Я узнал его – это был Федя. Он тряс меня и что-то кричал, но мне казалось что он просто открывает рот, как рыба. Я ничего не слышал, у меня в ушах стоял какой-то гул. Я убрал его руку и попробовал выбраться из-под зенитки, но не тут то было. Наконец Федя, вооружившись своей винтовкой и действуя ей как рычагом, приподнял установку и я смог выползти из-под нее.
Голова кружилась и меня качнуло. Федя подскочил и поддержал меня. Я смотрел в небо. Оно кишело вражескими самолетами. Теперь они гонялись за нашим самолетом. Он почему-то не стрелял. Только пытался уйти от врагов. Он сделал головокружительную мертвую петлю, пытаясь уйти от погони, и врезался в одного из своих преследователей, отрубив пропеллером ему хвост со свастикой. Но и сам начал падать.
Вдруг от нашего самолета отделилась темная точка. В небе раскрылся купол белого парашюта. – Федя надо спасать летчика! – закричал я. И вытащив из-за пояса пистолет ТТ, бросился вперед. Вернее мне показалось, что я бросился. В действительности я просто быстро ковылял, перебирая отяжелевшими ногами. За мной семенил Федя с винтовкой. Слух постепенно возвращался и я уже мог слышать топот Фединых сапог сзади. Парашютист приземлился от форта где-то в километре и его белоснежный парашют скрылся за куцыми покореженными деревьями. По нам никто не стрелял и мы с Федей довольно быстро добежали до парашюта. Только самого парашютиста там уже не было.
Я растеряно оглянулся ища его глазами и увидел только немецкий бронетранспортер. Он выползал из-за угла разрушенного дома и тоже заметил нас. Ну конечно, на фоне белого парашюта, двух чумазых бойцов не заметил бы разве что слепой. Пулемет бронетранспортера ожил и начал поливать нас свинцовым дождем, а из кузова сзади высадились шесть немецких пехотинцев и побежали на нас. Мы с Федей нырнули в ближайшую воронку. Я высунул голову из нее и мне тут же обожгло скулу пулей. Выстрелив несколько раз из пистолета, почти не целясь, я снова скрылся в воронке. Во попали то. Теперь не летчика, а нас спасать надо. И что теперь делать? Отстреливаться до конца, а потом прощай Родина? Ну нет, мне еще Нюру спасать. Думай голова, думай. Федя сидел на дне воронки ни жив, ни мёртв, вздрагивая при каждом выстреле и сжимая винтовку, аж до синевы в руках. «Так из него боец сейчас никакой», – скинул я Федю со счетов. Я высунул руку из воронки и выстрелил несколько раз не глядя. В ответ, над моей головой, пули пропели песню скорого конца.
И тут я на фоне трескотни из немецкого пулемета услышал пару выстрелов из пистолета ТТ. Я вряд ли ошибся. Бронетранспортер перестал рычать. Немцы тоже перестали стрелять. Все подозрительно стихло. И тут снова заработал немецкий пулемет, но только уже не по нашей воронке. Я снова осторожно высунулся из окопа. Пехотинцы вели бой уже со своим бронетранспортером. Что там у них произошло, я тогда не понял. Только четверо нападавших фашистов уже валялись, судя по позам скрюченных тел, в не рабочем состоянии. Оставшаяся сладкая парочка еще отстреливалась спрятавшись за разбитой телегой и мертвой лошадью. Я с трудом вырвал винтовку из оцепенелых рук Феди и быстро прицелившись в немца, который стрелял из автомата короткими очередями, завалил его метким выстрелом. Второй фашист бросил винтовку и побежал. Я выстрелил ему вслед и промахнулся. Вскоре серая фигура фрица исчезла из вида.
Бронетранспортер больше не стрелял. Из него высунулась голова в авиашлеме и приветственно помахала нам рукой. Летчик, вот кто нас спас. А мы его спасать хотели. Взяв Федю за шкирку я вылез из воронки и побежал к бронетранспортеру, по пути прихватив у убитого немца автомат и пояс с боекомплектом.
Обойдя вражью машину сзади, залезли внутрь. Летчик уже сидел, вполоборота к нам, за рулем. – Такси подано,– сказал он весело. Это был породистый экземпляр летчика, я их так и представлял по кино – высокий мускулистый блондин с голубыми глазами, как говорят кровь с молоком. Я подбежал и от переполнявшей меня радости крепко сжал его за плечи. Летчик скривился от боли. Судя по крови на плече, он был ранен.
– Рядовой Котов, – растеряно доложил я.
– Осторожно с руками, рядовой, – простонал летчик.– Гитара треснет, не будет песни.
Увидев мою растерянность, летчик подмигнул мне и улыбнулся: – Куда поедем шеф?
Я немного опешил от такого панибратства и забормотал: – Ну это, в форт едем, пока прямо, а потом покажу.
Летчик перестал улыбаться, обвел взглядом испачканный кровью салон бронетранспортера и подняв правую бровь протянул: – Да не самолет конечно, но думаю долетим.
– Только балласт скиньте, морячки, – уже приказным тоном добавил он и кивнул на двух немцев лежащих у его ног. И мы с Федей, хотя на море ни разу не бывали, быстро избавились от дохлых фрицев, спихнув их за борт.
Время поджимало, надо было убираться отсюда, пока немцы не прислали подкрепление. Но как ехать на трофейном броневике в сердце обороны крепости? Думать было особо некогда, и я водрузил свою портянку вместо белого флага на Федину винтовку. «Заодно и проветрится»,– подумал я с ехидной улыбкой.
– Федя держи ее только сверху, на виду, – попросил я друга, а сам встал за пулемет.
Летчик, брезгливо морщась на развивающуюся серо-белую портянку, протянул: – Вы уже тогда бы парашют порезали что ли.
Он с силой надавил на газ и скомандовал: – От винта!
Бронетранспортер, громко зарычав, рванул по направлению к Восточному форту.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 9. Ночной прорыв из Брестской крепости.
С самого начала все не заладилось. Сначала у Ногая пропал нож. Он как обычно сунул свою руку в голенище правого сапога, чтобы открыть консервную банку с аппетитной надписью: «Судак в масле». Но ножа не было. Он снял оба сапога и потряс в воздухе портянками. Нож исчез, также как и чистый воздух. Пришлось одалживать нож на время у других бойцов. Потом ему на складе выдали наши патроны 7,62 х 54мм к Мосинке, хотя у него была трофейная винтовка Маузера, соответственно под немецкий патрон. Отдал обратно, чтобы не тащить. Взял только гранату.
Проблемы прибывали. Оказалось, что оголодавшие солдаты набрали на складе столько тушёнки, что при любом движении их отряд звенел так, как будто идет стадо молодых бычков с колокольчиками. Молодой лейтенант матерясь и бормоча что-то про уходящее время, приказал вытряхивать все звенящие пожитки и оставить только сухари и по банке тушёнки, остальное оставить в форте. Солдаты с неохотой, но подчинились.
– Так теперь снова попрыгали, хлопцы, – приказал лейтенант. У одного бойца все равно звенело и лейтенант самолично вытащил у него из немецкого ранца пяток банок консервов и трофейную бутылку коньяка. – Ты чего на пикник собрался? А тихо бегать мимо врага, я за тебя буду? – распекал лейтенант запасливого бойца и немного успокоившись добавил: – Ну вроде теперь порядок.
Наконец отряд тронулся в путь.Только они вышли из форта, из какой-то расщелины, выбежала черная кошка и с невозмутимым видом начала пересекать путь отряду. Лейтенант замахнулся на нее, но кошка не меняя своего направления, только быстрее начала перебирать своими черными лапками. Лейтенант остановился, молча взирая на нее с упреком, но кошка не обратила на это никакого внимания и вскоре скрылась из виду.
Отряд столпился сзади и молча ждал решения своего командира. Чтобы успокоить бойцов, лейтенант сказал: – Да это все это бабкины выдумки.
Голос он попытался сделать как можно веселее и безразличнее. Но вышло все наоборот. Бойцы в отряде напряглись. Кто-то даже потиху начал креститься. Наконец лейтенант смущенно спросил: – Никто не помнит через какое плечо плевать надо?
Мнения разделились. Кто-то считал что через левое, кто-то через правое, а были и те кто считал что надо было плевать на кошку, пока была возможность. А так как эта возможность была упущена, то теперь остается только постучать три раза по дереву и продолжить путь. Наконец командир решил, что будет плевать через правое. Так он и сделал и в конце постучал три раза по прикладу своего автомата и приказал отряду двигаться дальше. Удача снова была на их стороне и отряд бодро зашагал к внешнему валу.
Ногай шел вместе с отрядом и его разбирал смех. С трудом сдерживая себя, чтобы не рассмеяться, Ногай пытался себя отвлечь, думая о предстоящем бое. Но вид озадаченного лейтенанта снова и снова всплывал у него в памяти. Ну русские и суеверны, верят во всякую чушь. Правда потом Ногай вспомнил в какие приметы верят на его родине и решил, что в каждом доме свои тараканы.
Отряд капитана из внешнего вала Кобринского укрепления уже ждал их. Быстро посовещавшись, командиры решили разбиться на группы примерно по двадцать человек и идти друг за другом. Получилось три отряда. Лейтенант отобрал Ногая и еще двадцать наиболее крепких и опытных бойцов в качестве первой ударной группы, которую сам и возглавил.
Дождавшись двух часов ночи, отряды выдвинулись из казематов. Восточный форт, как и рассчитывали отступающие бойцы, ожил и начал отвлекать внимание немцев. Он загудел как потревоженный пчелиный улей и расцвел огоньками винтовочных выстрелов, осыпая градом пуль северные ворота. В это время восточнее, отряд лейтенанта ворвался в окопы на гребне внешнего вала Брестской крепости. Ногай прыгнул на плечи огромному фрицу с квадратной головой и повалил его на дно окопа пытаясь ударить его по шее саперной лопаткой, которую он подобрал по пути. Но фриц оказался здоровяком и изловчившись, ударом кулака-кувалды сбил Ногая на землю. Лопата выпала из ослабевшей руки Ногая. Немец, навалился сверху всем своим грузным телом, начал душить его своими огромными ручищами. Ногай начал терять сознание и ему начало казаться, что перед ним вовсе не немец, а сам всесильный «Мангус-тенгри» – верховный дух темных сил выкручивает его душу из беспомощного тела.
Лейтенант увидев, что его солдат в беде, насадил голову гигантского немца на узкий штык советской винтовки, и тот с нечеловеческим воплем и красной пеной на губах разжал тиски своих пальцев на шее Ногая. Рядом другие бойцы уже добивали штыками и ножами заспанных фашистов. Фрицы не ожидали внезапной атаки и были быстро перебиты. – Ты как? – спросил лейтенант Ногая, согнувшись и тяжело дыша. Тот только кивнул головой, и поморщившись от боли, прохрипел: – Ээ жить буду. Спасибо товарищ лейтенант. Да.
Закончив дело на гребне, отряд переправился через водяной ров и поднявшись по холму оказался в еще одной линии обороны немцев. Тут укрепления немцев были посерьезнее. Ногай потирая сильно болевшую шею, и прижимая к груди остро заточенную лопатку, осторожно шел вперед по траншеи. Навстречу ему из блиндажа вышел коротко стриженный с проседью немец и дыхнув ему в лицо перегаром что-то сказал, не понимая что происходит. На этот раз удар лопатой, по шее врага, дал нужный результат. Немцы были сильно пьяны и не смогли оказать сильного сопротивления. Вскоре траншея была нашей.
Условный знак светом зажигалки, поданный лейтенантом, дал знать остальным отрядам, что путь свободен. И они быстро пересекли гребень вала и начали переправляться через ров.
Бойцы расслабились, все шло как нельзя лучше. Однако Ногай шел на стороже, осознавая что расслабляться еще слишком рано. Впереди показалось шоссе.
Шоссе не было абсолютно пустым. Время от времени по нему двигались колонны армейских грузовиков, ехали отряды мотоциклистов. Наконец дождавшись, когда шоссе наконец опустело, отряд лейтенанта решился его пересечь. Бойцы вскочили и побежали через дорогу. Побежал и Ногай. Внезапно он лицом почувствовал порыв ледяного ветра. Ветви одинокого придорожного дерева качнулись. Безоблачное ночное небо озарилось молнией, и Ногай был готов поклясться, что на мгновение он увидел гадкую улыбку «Мангуса-тенгри». Амулет на его шеи тревожно запульсировал и голос в голове простонал: «Мы пропали...» Следующее, что он увидел, это был немецкий бронетранспортер одиноко стоявший на обочине дороги рядом с кустами. И из-за защитной окраски они его не заметили в темноте на фоне кустов. В бронетранспортере включили фары и они тускло осветили дорогу. Движущиеся тела наших бойцов в этом призрачном свете напоминали призраков. Послышались крики: – Руссен! Руссен!
Пулемет в бронетранспортере ожил и застрекотал испуская ритмичные вспышки гипнотизирующего желто-оранжевого света. Немецкий пулеметчик косил наших бойцов, как коса молодую траву. Ногай кинул гранату в кузов к немцам и побежал назад. Но ее тут же выкинули и она взорвалась глухо бухнув рядом, не причинив врагам никакого вреда.
В небо, как на праздник поднялось несколько осветительных ракет и стало довольно светло. Они висели в небе, как яркие звезды, медленно опускаясь на землю. Шоссе уже не было пустым. Внедалеке остановилась немецкая колонна грузовиков с пехотой и сердито заурчал танк на полном ходу направляясь в центр перестрелки. Темные фигуры немецких солдат рассыпались по полю цепью и быстро приближались к нашим. Положение быстро становилось катастрофическим. Только несколько бойцов из первого отряда смогли перебежать на другую сторону шоссе. На дороге остались лежать нескольких убитых и раненых наших солдат. Остальные отступили и были прижаты к земле плотным пулеметным огнем. Пересекать шоссе было уже поздно.
Танк быстро приближался, безжалостно давя раненых советских бойцов лежащих на дороге. Немецкая пехота не отставала от него. Наших два пулемета открыли по немецким солдатам огонь и они залегли на противоположной стороне дороги. Танк остановился, и выпустив несколько снарядов, быстро расправился с нашими пулеметами. А потом продолжил безнаказанно расстреливать наших солдат. Темноту ночи озаряли всполохи огня его пулемета и пушки. Пули наших бойцов высекали только белые искры из его брони, не нанося никакого ущерба. У нас не было противотанковых средств и немцы быстро поняли это. Два прожектора на пушке танка хорошо освещали поле. Только когда танк стрелял содрогаясь всем своим огромным корпусом, свет прожекторов немного слабел, борясь с окутывающим его дымом. Танк ревел двигателем и лязгал гусеницами. Он был королем этого боя. И он знал это.
К танку невозможно было подобраться. Все подходы подсвечивались и простреливались. Вдруг Ногай увидел отчаянного храбреца, который пробежал эти смертельно опасные метры, несмотря на сильный огонь немцев и метнул в сторону танка связку гранат. Его поступок был равноценен самоубийству. Он узнал в этом храбреце своего капитана. Смельчак тут же вздрогнул плечами, будто собирался станцевать цыганочку и упал прошитый насквозь пулеметной очередью. Его гранаты не долетели и упали рядом с танком. Осколки от них зазвенели по его черной броне. Один из прожекторов погас. Света стало меньше. Ногай начал стрелять по оставшемуся прожектору на танке. После третьего выстрела из трофейной винтовки второй прожектор тоже потух. Но немцы пустили в небо еще несколько осветительных ракет и опять стало светло.
Немецкой пехоты прибывало. Бронетранспортер прикрывая фашистов своим корпусом, звеня гусеницами полз вперед. И немцы подтянув резервы в живой силе окончательно перерезали нашим солдатам путь через шоссе.
Бойня продолжалась. Что-то взрывалось. Непрерывно стрекотали немецкие пулеметы, пульсируя в ночи светло-желтыми звездочками. Зафыркал длиной очередью автомат ППД лейтенанта. Он попытался поднять людей в атаку, но она сразу же захлебнулась, под плотным пулеметным огнем, так и не начавшись. Лейтенант и еще пара бойцов были скошены пулеметом из танка и упали в траву. Танк не приближался к противнику, держась своей пехоты и методично обстреливал поле, где лежали наши бойцы. Стреляя из пушки танк подсвечивался в ночи, осыпая себя снопом искр, как будто это был маленький фейерверк на этом диком празднике смерти. При этом капельки росы зловеще вспыхивали на черных боках танка.
Каждый выстрел танка поднимал взрывом на поле чье-то тело, окутывая пространство рядом плотным розовым дымом. Наши позиции заволокло этой пеленой, создавая своеобразную маскировку. Оставшись без командиров, бойцы начали отползать назад и под прикрытием этого занавеса побежали обратно в сторону Брестской крепости. Немецкие пулеметы захлебываясь постоянно стреляли, бья наугад и зачастую их пули находили своих жертв. Бой начинал постепенно затихать.
Ногай не побежал со всеми. Он знал что сейчас наши бойцы в толпе прекрасная мишень. Он пополз к лейтенанту. Тот только стонал и не шевелился. Ногай решил его перевязать. Но лейтенант отвел руку Ногая с бинтом, его губы зашевелились. Ногай решил что это что-то важное и наклонился ухом к губам раненого.
– Неправильно все это. Я вспомнил, – прошептал лейтенант.
– Что неправильно? Что вспомнили? Да, – с удивлением переспросил Ногай, с трудом пытаясь разобрать шепот.
Лицо лейтенанта исказила гримаса боли и он выдохнул: – Кошка…. Надо было плевать через левое плечо.
Рассвет был близок. Надо было спешить. Ногай быстро перевязал лейтенанта. И подтянув раненого к себе на живот, пополз лежа на спине головой вперед в сторону Брестской крепости.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 9. Голоса в голове.
– Немцы! – услышал я сквозь сон знакомый плаксивый голос. Я вскочил, пытаясь протереть спросонья слипшиеся глаза. Глаза отчаянно сопротивлялись и никак не хотели раскрываться. Раздался выстрел. Сон тут же трусливо сбежал в неизвестном направлении. После этого мои глаза наконец выбросили белый флаг и вылезли наружу. Федя, из своей винтовки, палил без разбора куда-то в сторону юга.
– Отставить стрелять,– скомандовал я, отрабатывая зычный командирский голос. – Береги патроны Федя.
Федя растерянно посмотрел на меня: – Так немцы же.
– Где немцы? — попытался я рассмотреть хоть что-то в темноте ночи. Но было темно, как в танке.
Немцы, услышав Федины выстрелы, среагировали пуском в небо нескольких осветительных ракет и уже можно было хоть что-то рассмотреть. Но глаза слезились и не желали работать без отпуска. Наконец мне все-таки удалось их сфокусировать на близлежащем поле.
– Да где они? – пытал я Федю.
– Да вон там короче за пригорком, только шо, мелькали тени, – недовольно ответил Федя.
По его голосу было слышно, что он сильно обиделся на невидимых врагов, которые сейчас попрятались и не желали показываться вновь под прицелом его винтовки.
Я снова присмотрелся и увидел несколько удаляющихся собачьих силуэтов.
Меня разобрал смех: – Ну Федяяяя, ты даешь стране угля. Перепутал немцев с собаками. Это четвероногие друзья были. Наверное вышли перекусить.
Федя растеряно молчал и хлопал близорукими глазами.
– Ладно, если что увидишь снова, не стреляй, а зови меня, – сказал я примирительно и похлопал Федю по пыльному плечу.
Только я свернулся калачиком на дне окопа, чтобы досмотреть прерванный сон с симпатичной актрисой из недавно просмотренного кинофильма, как Федя снова радостно закричал: – Да вот же они! Короче! Я же говорил товарищ Котов! Я же вам говорил. Я их и без очков чую, на расстоянии!
Актриса блондинка испарилась вместе со своей большой грудью, как минимум четвертого размера. Чертыхаясь, я подскочил к Феде и всмотрелся, куда он указывал почерневшим от грязи пальцем. И никого не увидел снова.
Абсолютно никого и ничего, кроме серого камня, рядом с раскидистым кустом. Я решил подождать немного, прежде чем послать Федю подальше с его собаками. Казалось, прошла целая вечность и у меня начали слезиться глаза от напряжения. Наконец камень пошевелился и задвигался в нашу сторону. Вот Федя молодец. Как он их без очков то рассмотрел?
– А вижу. Молодец Федюня. Зачет тебе по боевой и политической подготовке, – похвалил я парня.
Федя выпрямился и расправил сутулые плечи.
– Служу советскому союзу! Да я товарищ Котов, ни разу не сомкнул глаз. Короче. Мимо меня и мышь не проскочит, – гордо произнес Федя, поправив несуществующие очки пальцем.
По нему было видно, что его в детстве нечасто хвалили, вот и вырос пацан падким на любую похвалу.
Я позаимствовал у Феди винтовку и взял на прицел самодвижущийся чудо–камень. И вдруг услышал голос у себя в голове: «Немчик не стреляй». Я в недоумении посмотрел на Федю. Федя непонимающе смотрел на меня.
– Это ты сейчас сказал?– спросил я Федю.
– Каво? – удивленно протянул Федя и снова сгорбился.
Я подозрительно посмотрел на нашего третьего товарища-солдата. Тот спал как убитый. Только похрапывал, как живой. Я снова посмотрел на поле и увидел, что камень уже приобрел человеческие очертания и пригибаясь бежит к нам. Что-то знакомое было в его плавных и уверенных движениях. «Да это же Ногай», – мелькнуло у меня в голове.
– Федя!– заорал я, – Беги к майору. Скажи, что Ногай вернулся. Пусть не стреляют.
Как будто кто-то прочитал мои мысли в форте на втором этаже, только наоборот, и произвел одиночный выстрел.
– Бегом! – прикрикнул я на замешкавшегося Федю.
А сам закричал вниз невидимому стрелку: – Не стреляйте. Это наши.
Не знаю, услышали меня или нет, только больше выстрелов не последовало. Но и фигура Ногая куда-то исчезла. «Неужели попали»,– подумал я. Пришлось растолкать спящего солдата. – Останешься за старшего, – повысил я в звании заспанного бойца, а сам побежал вниз по холму. И налетел на … Ногая. Он сильно изменился, выглядел сильно уставшим, весь в какой-то черной саже, как трубочист. Только его шейный платок хоть и был испачкан, все также элегантно красовался на его шеи.
Крепко обняв старого товарища, я заулыбался: – Живой чертяка.
Ногай улыбнулся в ответ: – Ээ. Васёк! Как знал, что ты меня встретишь. Да, – и произнес неожиданно серьезным тоном: – Я не один тут. Да. За пригорком еще человек пятнадцать. С цитадели. Пусть наши не стреляют. Я сейчас обратно за ними, – Ногай подмигнул мне и исчез в темноте так же внезапно, как появился.
Я побежал в форт, где меня уже ждал Гавриилов.
– Что случилось? – встревожено спросил меня заспанный Майор, похоже что Федя поднял на уши всех бойцов в форту.
– Все нормально. Ногай вернулся. Сейчас приведет группу наших с цитадели.
Майор громко распорядился, чтобы никто не стрелял и быстро зашагал взад-вперед, с задумчивым видом, по кирпичному полу.
Минут через двадцать вся новоприбывшая группа, во главе с лейтенантом, была в форту. На них было жалко смотреть. Все израненные, чумазые, перевязанные какими-то кусками окровавленных лохмотьев, они еле держались на ногах. Солдат срочно отправили в лазарет на осмотр к доктору. Я вызвался их проводить, чтобы как бы случайно встретится с нашей врачихой. Лейтенант остался наедине с Майором.
– Товарищ майор, так вы не собираетесь прорываться сегодня ночью?– спросил осторожно лейтенант, после некоторого неловкого молчания.
– И завтра тоже, – сухо ответил Майор. – У меня около сотни тяжелораненых бойцов. Я не могу их оставить. Надеюсь, что в ближайшие дни, наши смогут деблокировать крепость.
Лейтенант тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой: – Канонады за пределами крепости уже давно не слышно. Бои, судя по всему, идут уже где-то далеко на востоке. Вы уверены, что вас тут всех не перебьют вместе с ранеными?
Майор, устало склонив голову, молчал, потом ответил тихо: – Не уверен.
Командир форта поднялся и его глаза заблестели то ли от навернувшейся слезы, то ли от обжигающего внутреннего огня. Его голос крепнул с каждым словом: – Но я уверен в одном, пока мы сражаемся – сражается и Брестская крепость. И мы будем сражаться здесь до конца.
Лейтенант промолчал, потом сказал: – Я вас не уговариваю. У меня в отряде еще вчера было сто сорок девять человек, плюс две пушки и три пулемета, а сейчас пятнадцать полуживых бойцов. И мы не бежим, а уходим, чтобы дальше бить врага.
Майор ответил: – Я вас держать не собираюсь. Вы приняли решение. Каждому свое. Чем сможем, тем поможем.
Совещание двух командиров продлилось еще полчаса. Договорились, о том, что в два часа ночи форт откроет беспокоящий огонь по северным воротам. А лейтенант со своими людьми и группой укрывшейся во внешнем валу пойдет восточнее и будет прорываться из крепости в сторону ближайшего леса. Уходящий отряд майор пообещал снабдить продовольствием, боезапасом и гранатами.
Я вернулся на свой пост из лазарета, где не удостоился даже взгляда от усталой докторши. И уже какое-то время болтал за жизнь с Федей, сидя на своем посту рядом с зениткой, когда подошел Ногай попрощаться.
– Уходишь? – спросил я.
Ногай улыбнулся: – А ты остаешься?
– Да.
Ногай кивнул: – И кажется, я теперь даже знаю, почему ты Немчик не уходишь со мной.
– И почему же?– заулыбался я, c интересом взглянув на него.
Но Ногай был серьезен: – Ээ. Зазноба у тебя была здесь в госпитале.
У меня округлились глаза: – И как ты это узнал? И почему была?
Он не ответил и продолжал: – Забудь ее. Не будете вы вместе.
–Ты думаешь она погибла? Ты видел ее? Ты видел Нюру?– громко спросил я, вскакивая с места.
– Нет, не видел. Да. Но ты думаешь, что в Госпитале кто-то выжил? – хитро прищурив глаза, ответил он.
– Прекрати, – закричал я. – Она жива и я ее найду. И вообще это не твое дело. Ты ее не видел и даже не знаешь. Ты похоже бредишь. Ты ранен братан?
Ногай не обиделся. Он вообще никогда не обижался. И он не был похож на человека, который бредил. Мне стало страшно, а что если Ногай окажется прав.
Помолчали. Потом я решил, что пора сменить тему для разговора и спросил: – Ты, когда подходил к форту из цитадели, не звал меня?
Ногай посмотрел на меня своими черными, как бездна глазами и только загадочно улыбнулся.
– Хорошо, что я тебя узнал по походке, а то Федя нашпиговал бы твою тушку пулями, как меня вчера утром, – и я пропел: – А я милого узнаю по походке. Он носит, носит брюки, брюки галифе.
Ногай недоуменно посмотрел на меня и спросил: – Это ты о чем сейчас брат?
Я ответил: – Это старинный романс, деревня.
– Э-э-э,– многозначительно протянул Ногай. – Куда же нам до вас, городских, – и мы рассмеялись.
– Да чуть не забыл у меня для тебя подарок, – сказал Ногай вытащив из кармана шаровар пистолет ТТ и протянул мне.
Я взял пистолет и, почувствовав приятную тяжесть в руке, спросил: – Тот самый? Капитана? Ногай кивнул.
– Прощай брат,– сказал я.
– Еще увидимся Немчик, земля круглая,– ответил улыбаясь Ногай.
Он весело подмигнув Феде, и хлопнув меня дружески по плечу, побежал в сторону уходящего отряда лейтенанта. «Увидимся? Ну теперь то вряд ли», – подумал я, смотря вслед удаляющегося друга. «Домой он больше не вернется. Оставил только карточку свою», – мелькнул у меня в голове куплет, из той же привязавшейся песенки из моего беспризорного детства. У меня было плохое предчувствие по поводу этого прорыва.
Через час мы с Федей и другими бойцами уже сидели в наспех выкопанных окопах на северной стороне форта. Майор скомандовал: – По воротам! Беглым! Огонь! – и мы начали стрелять в темноту.
Немцы пустили осветительные ракеты и устроили ответный огонь по нам из пулеметов. С восточной стороны, куда ушла группа Виноградского, не было слышно ни выстрела и мы, продержав немцев в напряжении еще около получаса, прекратили стрельбу. Похоже, что все-таки нашим удалось уйти из крепости. Я вернулся к нашей зенитке и задремал, пока Федя, назначенный мной дежурным, вновь щурился, всматриваясь в темноту.
Я проснулся от звуков далекой канонады. Где-то за Брестской крепостью в стороне шоссе шел жаркий бой. Еще через пару часов все стихло.
Гавриилов подошел ко мне и задумчиво закурил в ладошку, чтобы не демаскировать себя и, смотря в сторону, куда несколько часов назад ушел отряд лейтенанта, спросил: – Как думаешь Васёк, прорвались наши?
Я задумался. Судя по канонаде, ушедший отряд напоролся на немцев. Ногай и остальные бойцы, возможно лежат уже где-нибудь в пшеничном поле все пострелянные. Меня пробрал мороз по коже и я с ужасом прогнал эти мысли. Да не, Ногай сможет. Он прорвется.
Я уверенно ответил: – Конечно прорвались.
И пользуясь случаем решил спросить: – Товарищ Майор, разрешите обратиться?
– Давай Васек.
– Вы не могли бы меня послать с заданием в Госпиталь?
Майор нахмурился, потом улыбнулся и спросил: – А кто там у тебя?
– Невеста.
По лицу Майора промелькнула тень. Он тихо и задумчиво сказал, как бы самому себе: – Я сам бы хотел знать, где сейчас моя семья, – и продолжил уже громче: – Ладно, я подумаю над этим Васек. Ты сам пока выздоравливай. До Госпиталя путь не близкий. Тебе нужны здоровые ноги.
Я улыбнулся ему и только сейчас понял, что Майор во время нашего разговора называет меня Васьком. Не по уставу, не товарищ Котов, а именно по имени, как отец сына. Вообще я за короткий промежуток времени уже успел попасть под его харизму. Хотелось с ним советоваться, и делать что-то настоящее, подвиги всякие, чтобы он мог гордиться, что у него есть такой солдат. Я преданно посмотрел на Майора, а он похлопал меня по-отечески по плечу и добавил: Подумаю, подумаю. Не переживай. И пошел вниз в казематы.
Я сменил на посту Федю и не сомкнул глаз до утра думая об обещании Майора. Какой все- таки у нас командир хороший человек. Не послал, пообещал подумать. И наверняка найдет мне геройское задание на Госпитальном острове.
Рассвело. Я разбудил дремавшего Федю, который спал как ребенок, только вместо плюшевого медведя он нежно обнимал винтовку. И послал его за тушенкой на склад. Второй солдат, который продрых всю ночь, был послан за патронами и лентами к зенитным пулеметам. Все равно делать было нечего, поедим и будем набивать ленты втроем потихоньку. Вскоре Федя вернулся погруженный в свои мысли, только вместо тушенки он сжимал в руках три банки рыбных консервов, три больших сухаря и фляжку с водой. На вопрос где тушенка, он только виновато захлопал подслеповатыми глазами и предложил сходить поменять обратно. Но я только посмеялся, что ночью со своей близорукостью Федя немцев разглядел, а тушенку с утра нет и великодушно махнув рукой, заверил его, что рыба тоже пойдет на завтрак. Федя облегченно выдохнул и уселся разливать фляжку. Аккуратно поделив воду, у него получилось на каждого по полкружки. Плавающая тина в кружках добавляла ощущения то ли заварки, то ли компота. Ну уже ничего. Живем. Вскрыли ножами по банке рыбы в масле. Орудуя сухарем как ложкой, начали уплетать содержимое консервов. Солдат что-то опаздывал на завтрак, видать заблудился где-то в недрах склада.
Я разговорился с Федей и оказалось, что он из Харькова. Из семьи рабочих. Учился на шофера после школы, но попав пару раз в аварию и доведя до нервного истощения нескольких преподавателей, был отчислен за неуспеваемость. Потом по призыву попал в армию. Я успокоил друга, что так бывает и быть водителем это не его призвание. – А мечта у тебя есть? – спросил я. Федя покраснел и сказал, что хотел бы иметь свою голубятню. Оказалось, что Федя очень любит животных и птиц, особенно голубей. Федя мечтательно посмотрел в небо и лицо его посерело.
С замиранием сердца я посмотрел туда же. В прозрачном утреннем небе к нам приближалась стая птиц. Черных птиц. Они медленно увеличивались в размерах и внешне напоминали грифов. «Откуда в Бресте грифы, – подумал я, – мы же не в Африке». Сделав круг, они вдруг резко накренились и, перевернувшись через себя, начали стремительно пикировать на форт. Послышался ужасающий рев, разрывающий ушные перепонки. Хотелось бежать и бежать, подальше от этого места. Федя подавился сухарем и выронив свою банку заметался по окопу в панике. «Самолеты»,– наконец дошло до меня. Я выбросил остатки рыбы и заорал: – Федя! Да соберись ты! – и попытался быстро скинуть маскировочные ветки с нашей зенитки.
Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 8. Цитадель.
Ногай шел уверенной походкой вдоль дороги, быстро удаляясь от Восточного форта. Надо было как можно быстрее добраться до наших в Цитадели. Солнышко пригревало, легкий ветерок приятно дул в лицо, врагов не было видно. Лишь трескотня из немецкого громкоговорителя, предлагавшего плен и медпомощь раненым, напоминало об окружении крепости. Редкие группки сдающихся перестали встречаться на пути. Дорога была пустынна.
Внезапно начался артобстрел. Задрожала земля. В воздух поднялись клубы земли и дыма. Рядом засвистели осколки. Укрыться было негде. Ногай упал на землю, прикрыв голову руками. При падении, он приметил стоящий невдалеке бронеавтомобиль БА-10, с оторванный взрывом передним колесом. Это была легкобронированная машина на обычных автомобильных колесах. Но и этой брони для защиты от осколков и пуль было вполне достаточно. В три мощных прыжка Ногай оказался рядом с ней и нырнул внутрь, захлопнув за собой распахнутую дверцу. И вовремя. Рядом прогремел взрыв снаряда и по корпусу бронемашины зазвенели осколки. Машину несколько раз встряхнуло взрывной волной и он почувствовал сильную боль в левом боку. Дотронувшись до него рукой, Ногай увидел, что она вся в крови. И только тогда он понял, что сильно ранен.
Ногай снял гимнастерку, обнажив мускулистый торс. Потом снял синий платок с шеи, уродливый шрам вокруг нее своей белизной резко контрастировал с его смуглым телом. На всю спину была нанесена искусная татуировка в виде черного ворона в полете, а на груди изображение головы волка. На шее у него висел круглый медный амулет на шнурке и небольшой холщовый мешочек на джутовой веревке. Ногай закрыл глаза и начал раскачиваться, бормоча что-то себе под нос. Наконец он запел горлом, странную для посторонних, протяжную песню. Ворон на его спине взмахнул крыльями, а амулет на груди ожил и вспыхнул ярким огнем осветив темный бронеавтомобиль изнутри. Ногай медленно просунул руку себе в район левой почки. Рука вошла в тело, как нож в масло. Ногай продолжал раскачиваться и петь. Наконец его рука что-то нащупав, вышла из тела не оставив на нем и следа. Из разжатого кулака, на бронированный пол, выпал рубленый кусочек серого металла. Он продолжал петь и раскачиваться.
Все это время артообстрел не прекращался ни на минуту. Фантастическое зрелище было скрыто от чужих взглядов поднимающимися столбами огня, земли и тонким металлом бронеавтомобиля. Потом Ногай снял с себя переливающийся красным свечением амулет и приложил к ране. Кровь перестала идти и боль ушла. В районе раны стало тепло и щекотно, появилось синее свечение, которое постепенно увеличивалось, потом задрожало как свеча на ветру и погасло. На месте ранения остался только едва заметный розовый рубец. Ногай прекратил петь и весь каплях пота в изнеможении провалился в сон.
Ворон летел, расправив могучие черные крылья, над выжженной, израненной Брестской крепостью. Сделав круг он полетел дальше на восток мимо сожженных аэродромов и самолетов, горящих деревень и городов, тысяч погибших и тысяч плененных советских солдат устало бредущих во вражий полон. Он летел мимо тысяч убитых и замученных мирных жителей, виноватых лишь в том, что они оказались на пути «сверхлюдей». Темная колыхающаяся масса наползала на Русь. В последний момент ворон едва увернулся от тянущегося к нему снизу черного трехпалого щупальца и взмыл выше в бездонное синее небо.
Ногай очнулся. Артобстрел закончился. Пора было выбираться наружу и тут он услышал странные звуки и приглушенную немецкую речь. Как будто кто-то проезжал рядом на велосипеде и разговаривал. Оружия с собой у него не было, кроме пистолета ТТ и ножа. Ногай вспомнил, как капитан перед их отправкой на задание, сунул ему ТТ в руку со словами: «Не нравится мне этот Вася, если начнет чудить или соберется бежать, хлопнешь его». Ногай улыбнулся при воспоминании о Ваське: «Вроде нормальный пацан и аура у него светлая, но капитан прав, он чего-то темнит и недоговаривает. Надо за ним приглядывать. И как назло Васек получает легкое ранение и главное вовремя. А сейчас, небось лежит в лазарете и тушенку жрет, да подкатывает к симпатичной врачихе». Ногай жалел, что остался один и что помочь в схватке с фашистами больше было не кому. Он прищелкнул от досады языком и внезапно осекся, боясь привлечь внимание немцев.
После самолечения он сильно ослаб, ноги подгибались, руки дрожали, а голова предательски кружилась. Амулет на шее больше не подавал признаков жизни и не хотел больше помогать хозяину. Ногай нащупал на груди холщовый мешочек на веревке и высыпал из него серый порошок на ладонь. Быстро разжевав его он сразу почувствовал, что к нему возвращается жизнь. Сознание снова обрело былую ясность, а мышцы тела налились прежней силой. Ногай натянул на себя гимнастерку и повязал платок на шею. Амулет вдруг снова ожил и запульсировал, предлагая помощь. Но Ногаю его запоздалая поддержка уже была не нужна.
Он осторожно выглянул в смотровую щель на месте водителя. По дороге, осторожно объезжая воронки, ехала колонна немцев на велосипедах. Внезапно, они резко остановились. Несколько немцев слезли с велосипедов и пошли фотографироваться рядом с подбитой бронемашиной. Кованые сапоги застучали сверху по ее металлическому корпусу.
Двое залезли на капот и начали позировать. Еще один засунул в дуло пушки указательный палец. Немцы весело о чем-то спорили и смеялись. Вдоволь нафотографировавшись они слезли с броневика и пошли к своим велосипедам. Кроме одного, самого любопытного. Он дернул за бронированную дверцу, которую Ногай не успел запереть и засунул голову внутрь. И тут же получил молниеносный удар ножом в горло. Тело немца беззвучно исчезло в недрах броневика. Велосипедисты ничего не заметили.
Ногай обыскал немца и не найдя никакого оружия, кроме штык-ножа, огляделся внутри бронеавтомобиля. Его внимание привлек пулемет Дегтярева Танковый в башне, он как раз был развернут в сторону немцев на дороге. От обычного пулемета Дегтярева он отличался более компактными размерами и толстым пластинкообразным магазином на шестьдесят три патрона. Стараясь не шуметь, Ногай взял со стойки один из полных дисков, прикрепил его сверху и перезарядил пулемет, дернув за затворную раму. Человек пятнадцать велосипедистов были как на ладони в телескопическом прицеле. Пулемет в башне заворочался и ожил. Немцы со смехом, что-то крича, наблюдали, как ствол пулемета направляется на них. Раздалась громкая очередь.
Немцы сначала замерли, а потом вскочив на ноги, побежали по дороге без оглядки. Пулемет дергался от отдачи в башне бронемашины. Фашисты падали под огнем, как осенние листья с деревьев в непогожий день. Один из немцев запнулся о велосипед и упал запутавшись в ремнях. Наспех поднялся и побежал, нелепо волоча левой ногой велосипед за собой. Поэтому Ногай расстрелял его последним.
Небольшой кучке вражеских солдат все-таки удалось спастись, выбежав из сектора обстрела. Ногой с усилием крутил тугую ручку поворота башни бронеавтомобиля, наводя пулемет на удирающих немцев, но было уже поздно. Немцы успели скрыться в кювете за дорогой. Надо было применить что-нибудь потяжелее. В башне в специальных отсеках лежал полный боекомплект снарядов и была в наличии 45-мм пушка. Ногай попытался разобраться с управлением. Опыт обращения с этой пушкой у него уже был. Неторопливо вытянул снаряд. Зарядил орудие и наведя пушку по прицелу сделал выстрел. Недолет. Зарядил снова. И тут немцы не выдержав, побежали. Ногай снова выстрелил и накрыл осколками снаряда еще двоих фрицев.
Надо было идти дальше. Ногай снял пулемет из бронированной башни и прихватив два запасных диска выбрался из противоположной противнику двери бронемашины. Немцев видно не было. Путь был свободен.
Амулет на его груди снова запульсировал и он услышал знакомый голос в своей голове: «Принеси жертву. Сожги нескольких своих врагов».
Ногай остановился и энергично жестикулируя руками закричал, не обращаясь ни к кому: – Я тебе уже говорил! Да. Не будет человеческих жертв! Пусть это враги, но это тоже люди! Да. А оленей здесь нет! Только лошади и то все разбежались!
Голос произнес с обидой: «Ведь я тебя не один раз спасал. И вот как ты мне отплатил».
Ногай примиряюще погладил амулет рукой и произнес в сторону Цитадели: – Ну не переживай ты так. Да. Если лошадь поймаю, то будет тебе жертва.
Голос в голове молчал, то ли в обиде, то ли удовлетворенный обещанием.
Ногай пригибаясь, побежал в сторону цитадели, параллельно дороге. Вскоре показался берег реки Муховец. Выбрав место поуже, Ногай осторожно зашел в воду и отодвигая от себя пулеметом разбухшие трупы красноармейцев, начал переходить реку. Вскоре ноги перестали ощущать дно. Двенадцатикилограммовый пулемет тянул на дно. Утопить оружие было жалко. Ногай посмотрел назад и увидел старое темное бревно, которое прибило к берегу. Пришлось вернуться. Пристроив пулемет на бревно Ногай снова попытался переправиться. В этот раз он пошел чуть ниже по течению, тут глубина оказалась меньше и плыть не пришлось. Но в этот раз его заметили и над головой засвистели пули, выбив в бревне несколько кусочков дерева и подняв фонтанчики воды. Ногай не видел стреляющего и продолжал толкать бревно вперед. Вскоре стрелять перестали, потеряв его из вида.
Снова начался артобстрел. Один из снарядов ухнул совсем рядом с ним, подняв столб воды. Ногай быстро выбрался на берег. Преодолев бегом с десяток метров, он перекатился через выбитое окно казармы и замер. На него также остолбенело таращилось с десяток немцев, только их радист продолжал что-то гортанно кричать в рацию, не обращая ни на кого внимания.
Время остановилось. – Гутен морген, – сказал Ногай и нажал на спусковой крючок Дегтярева. Оружие молчало. Между немцев стоял демон нижнего мира – «мангус», его тело состоящее из черно-серого дыма колыхалось и вибрировало. Немцы казалось, не замечали демона. Но у их глаз и ушей вились черные завитки зловещего дыма. В дуло пулемета Ногая тоже начал просачиваться черный дымок. Он услышал шепот миллиона голосов сливающихся в единый вопль. Амулет бешено запульсировал и в голове раздался умоляющий крик: «Бежим! Пока нас не сожрали! Я не могу больше сдерживать мангуса!» Голос первый раз за все время не приказывал, а умолял и Ногай с криком: – Да подавись ты! – с силой кинул заклинивший пулемет в ближайшего немца и прыгнул обратно в окно.
Время снова пошло. Сзади послышался топот сапог и брань. Ногай бежал вдоль стены казармы не обращая внимания на взрывы артобстрела. Послышались хлопки выстрелов и пуля, пролетев рядом, звонко ударилась о кирпичную кладку. Нужно было прятаться. Ногай почувствовал, что надо прыгать в ближайшее окно-амбразуру. И он быстро вскарабкался внутрь. Вроде никого.
Внутри казармы царил хаос. Потолок был пробит. Вероятно бомба упала внутрь и тут сдетонировала. Повсюду валялись скомканные простыни и одеяла. Посредине казармы лежали опрокинутые двухъярусные деревянные нары с нашими бойцами, которые так и не проснулись вчера утром.
Артобстрел также внезапно прекратился, как и начался. Ногай вышел в коридор каземата и прислушался не стреляют ли где поблизости, надо было определить, где находятся наши. Но все было тихо. Внезапно началась стрельба с крыши клуба, это было здание бывшего костела. Стреляли из немецкого пулемета МГ. Ногай уже по звуку безошибочно мог определить из какого оружия стреляют. Немцы или наши? Непонятно. В нынешнем беспорядке и наши могли стрелять из немецкого оружия. К МГ присоединились еще и винтовки маузера. Да нет, это скорее всего немцы, чем наши. Куда же они бьют?
Ногай осторожно высунулся из-за окна. И оторопел от увиденного. Все неузнаваемо изменилось. От некогда пышных зеленых деревьев, остались только черные обгоревшие стволы, травы не было вовсе. Вся земля была искорежена воронками и была черного цвета. Воздух был наполнен запахом и вкусом гари. Всюду было крошево из красных кирпичей вперемешку с обгорелыми досками и кусками кровельного железа. Сверху все было устлано тонким слоем пепла. Несколько подбитых советских танков и грузовиков стояли рядом с Тереспольскими воротами. Обгорелая, одинокая пушка с развороченным дулом сиротливо смотрела в сторону клуба, который раньше был костелом. По всем признакам тут недавно шел жестокий бой.
Часть казарм все еще горела. Из глубины изредка показывались язычки яркого оранжевого пламени и тут же исчезали. Черный дым тянулся вверх многочисленными струйками в голубое небо. Одного нашего бойца смерть настигла прямо в окне, и он висел в проеме, как будто пытаясь что-то поднять снизу. Полуразрушенные дома безучастно взирали пустыми глазницами разбитых окон на этот Армагеддон. Стены всех зданий были выщерблены снарядами и пулями. Крепость как будто перекрасили из красного цвета в грязно-черный.
У костела была разрушена часть крыши и были видны остатки сгоревшей стропильной системы. На крыше развивался красный флаг со свастикой в белом кругу. Некогда белые стены костела стали черно-серыми. Вокруг валялись остатки чего-то непонятного на колесах. Все свободное пространство было завалено серыми телами солдат, невозможно было разобрать чьими. Рядом с костелом зияла огромнейшая воронка, уходящая глубоко в землю. Казалось, что это разверзлись врата ада и готовы были поглотить все живое и мертвое. Это был настоящий апокалипсис, который пришел на землю.
Внезапно внимание Ногая привлек вражеский флаг на крыше костела. А точнее крестообразный символ с загнутыми концами на флаге – свастика, он уже видел этот символ раньше. Белый Шаман показывал ему старую книгу, где были разноцветные картинки духов и божеств с этим знаком. И свастика там означала солнце, сулила успех и плодородие земли. Ногай присмотрелся к флагу – свастика двигалась. Сначала он подумал что ему показалось, но нет, точно свастика двигалась только не по часовой стрелке как должна, а против. Теперь она сулила только смерть и погибель всем. Крутясь в обратном направлении, правосторонняя свастика сияла, выпуская энергию разрушения во все стороны от себя, как солнце и пускала закрученные волны по морю крови вокруг себя. Таких совпадений не могло быть. Сначала демон среди нацистских солдат, теперь свастика. Фашисты получили в свои руки какой-то очень мощный амулет или еще какую-то священную реликвию сил зла и теперь используют ее энергию для захвата мира. А вернее это древнее зло использует фашистов. Белый Шаман рассказывал ему, что такие амулеты существуют и в них заключена чудовищная энергия, которая может погубить все три мира. И спрятаны эти амулеты далеко в северных горах на Тибете. Неужели они были найдены или хотя бы один из них?
Снова раздались выстрелы. Ногай вздрогнул и очнулся от оцепенения, в которое он впал. В этот раз стреляли из нашего автомата ППД. В ответ раздались трели из немецкого пулемета с крыши костела. Ногай решил идти на звуки выстрелов нашего автомата. Добравшись до кольцевой казармы, он наконец увидел советских солдат. Последовали долгие минуты переговоров. Через некоторое время обороняющиеся позволили пройти ему через охраняемый периметр.
Командиром оставшейся горстки защитников цитадели был лейтенант Винноградский. Ногай кратко доложил лейтенанту о том, что сегодня ночью его группа из Кобринского укрепления собирается идти на прорыв. Лейтенант молчал, с интересом рассматривая Ногая. – Но ведь приказа на оставление крепости не было, – начал он. В то же мгновенье раздался крик бойца: – Немцы!
Солдаты повскакивали и приготовились отбивать атаку у окон и коридора. Затрещал немецкий автомат, полетели гранаты в наши окна. Часть гранат удалось выкинуть обратно, но одна взорвалась и ранила двух бойцов. Немцы ворвались в задымленный каземат и началась рукопашная схватка. Ногай выхватил нож и пробив рослому немцу, с винтовкой наперевес, ногой в пах, саданул ему ножом по длинной шее. Немец, зажимая фонтан крови, сполз в груду какого-то набросанного хлама. Немецкая винтовка оказалась в руках Ногая. Орудуя ею, как дубинкой, Ногай завалил еще двух фрицев. Лейтенант боролся с каким-то немцем и бил ему пистолетом по голове: – Ты зачем сюда пришел! Тебя сюда не звали!
Всюду шла борьба не на жизнь, а насмерть. Слышалось рычание боровшихся, проклятья и ругательства на обоих языках. Еще несколько минут и все затихло.
Победа нам досталась дорогой ценой, из отряда лейтенанта меньше половины осталось в живых, остальные были ранены. Начинало темнеть.
Лейтенант окровавленной рукой устало махнул Ногаю: – Так мы тут долго не протянем. Сможешь нас вывести?
Тот утвердительно кивнул. Лейтенант перезарядил свой пистолет, встал, и оглядев свой поредевший отряд, дал команду идти за Ногаем.
Обновления проекта
Статистика
Поделиться
Метки
Фильтры
Подарить подписку
RSS ссылка
Используйте ссылку в приложениях для аудио-подкастов или RSS-каналов, таких как Apple Podcasts, Castbox, Overcast, Feedly и другие.
Копировать ссылку