"Его ‎большие‏ ‎руки ‎дрожали ‎от ‎усталости, ‎а‏ ‎на ‎обоих‏ ‎рукавах‏ ‎— ‎это ‎сразу‏ ‎бросилось ‎ей‏ ‎в ‎глаза ‎— ‎были‏ ‎красные‏ ‎комиссарские ‎звезды."

Константин‏ ‎Симонов. ‎"Живые‏ ‎и ‎Мертвые".

Военная ‎профессия ‎главного ‎героя‏ ‎нашего‏ ‎фильма, ‎Алексея‏ ‎Гордеевича ‎Еременко‏ ‎- ‎политрук.

Кто ‎же ‎это ‎были‏ ‎-‏ ‎политруки?

Сегодня‏ ‎мы ‎расскажем‏ ‎об ‎Институте‏ ‎военных ‎комиссаров,‏ ‎к‏ ‎которым ‎и‏ ‎принадлежал ‎знаменитый ‎"Комбат".

Должность ‎военных ‎комиссаров‏ ‎возникла ‎еще‏ ‎во‏ ‎времена ‎Великой ‎французской‏ ‎революции. ‎Основной‏ ‎задачей ‎комиссаров ‎еще ‎с‏ ‎тех‏ ‎давних ‎времен‏ ‎было ‎разъяснять‏ ‎армии ‎позицию ‎политического ‎руководства.

В ‎Красной‏ ‎Армии‏ ‎комиссары ‎появились‏ ‎еще ‎в‏ ‎период ‎Гражданской ‎войны. ‎Весной ‎1918‏ ‎года‏ ‎в‏ ‎ряды ‎красных‏ ‎стали ‎вступать‏ ‎так ‎называемые‏ ‎«военспецы»‏ ‎- ‎бывшие‏ ‎офицеры ‎царской ‎армии.

Руководство ‎воинской ‎частью‏ ‎или ‎соединением‏ ‎осуществляли‏ ‎сразу ‎два ‎человека‏ ‎– ‎командир‏ ‎и ‎комиссар, ‎причем, ‎комиссар‏ ‎был‏ ‎одно ‎время‏ ‎наделен ‎такой‏ ‎властью, ‎что ‎имел ‎право ‎отменить‏ ‎приказ‏ ‎командира.

Вскоре ‎после‏ ‎окончания ‎Гражданской‏ ‎войны ‎был ‎начат ‎переход ‎к‏ ‎принципу‏ ‎единоначалия,‏ ‎когда ‎руководство‏ ‎войсками ‎осуществляет‏ ‎один ‎командир,‏ ‎несущий‏ ‎всю ‎полноту‏ ‎ответственности ‎за ‎отданные ‎распоряжения.

В ‎мае‏ ‎1937 ‎года,‏ ‎институт‏ ‎военных ‎комиссаров ‎был‏ ‎на ‎время‏ ‎возрожден ‎и ‎просуществовал ‎до‏ ‎1940‏ ‎года, ‎когда‏ ‎был ‎упразднен.

После‏ ‎начала ‎Великой ‎Отечественной ‎войны, ‎16‏ ‎июля‏ ‎1941 ‎года,‏ ‎решением ‎Политбюро‏ ‎ЦК ‎и ‎Указом ‎Президиума ‎Верховного‏ ‎Совета‏ ‎СССР‏ ‎должность ‎военных‏ ‎комиссаров ‎была‏ ‎вновь ‎введена‏ ‎в‏ ‎полках, ‎дивизиях,‏ ‎корпусах ‎и ‎в ‎военно-учебных ‎заведениях.‏ ‎Одновременно ‎в‏ ‎ротах,‏ ‎батареях ‎и ‎эскадрильях‏ ‎вводилась ‎должность‏ ‎политруков.

В ‎июле-сентябре ‎1941 ‎года‏ ‎институты‏ ‎военных ‎комиссаров‏ ‎и ‎политруков‏ ‎были ‎учреждены ‎на ‎Военно-Морском ‎Флоте,‏ ‎в‏ ‎батальонах, ‎дивизионах,‏ ‎штабах ‎дивизий,‏ ‎партизанских ‎формированиях. ‎Военные ‎комиссары ‎вместе‏ ‎с‏ ‎командирами‏ ‎несли ‎всю‏ ‎ответственность ‎за‏ ‎"жизнь ‎и‏ ‎боевую‏ ‎деятельность ‎частей‏ ‎и ‎соединений, ‎за ‎их ‎стойкость‏ ‎в ‎бою".

В‏ ‎обязанности‏ ‎комиссаров ‎и ‎политруков‏ ‎входили ‎прежде‏ ‎всего ‎( ‎в ‎том‏ ‎числе‏ ‎личным ‎примером‏ ‎), ‎воспитание‏ ‎личного ‎состава ‎в ‎духе ‎патриотизма,‏ ‎верности‏ ‎присяге, ‎забота‏ ‎о ‎материальном‏ ‎обеспечении ‎личного ‎состава. ‎Комиссары ‎и‏ ‎политработники‏ ‎выполняли‏ ‎функции ‎контроля‏ ‎за ‎настроениями‏ ‎солдат ‎и‏ ‎командиров,‏ ‎проводили ‎в‏ ‎жизнь ‎идеологию ‎партии ‎- ‎ВКП(б).

Тем‏ ‎не ‎менее,‏ ‎в‏ ‎отличие ‎от ‎времен‏ ‎Гражданской ‎войны,‏ ‎в ‎1941 ‎году ‎комиссары‏ ‎не‏ ‎были ‎наделены‏ ‎полномочиями ‎контроля‏ ‎за ‎служебной ‎деятельностью ‎комсостава.

В ‎годы‏ ‎Великой‏ ‎Отечественной ‎войны‏ ‎политический ‎состав‏ ‎РККА ‎проявил ‎себя ‎с ‎самой‏ ‎лучшей‏ ‎стороны.‏ ‎Если ‎этого‏ ‎требовала ‎обстановка,‏ ‎комиссары ‎и‏ ‎политруки‏ ‎первыми ‎шли‏ ‎на ‎врага, ‎находились ‎на ‎самых‏ ‎опасных ‎участках‏ ‎сражений.

В‏ ‎тяжелые ‎1941 ‎и‏ ‎1942 ‎годы‏ ‎им ‎часто ‎приходилось ‎заниматься‏ ‎пресечением‏ ‎панических ‎и‏ ‎пораженческих ‎настроений,‏ ‎используя ‎не ‎только ‎призывы, ‎но‏ ‎и‏ ‎суровые ‎меры‏ ‎наказания. ‎Они‏ ‎видели ‎свою ‎главную ‎задачу ‎в‏ ‎том,‏ ‎чтобы‏ ‎личным ‎примером‏ ‎показать, ‎как‏ ‎нужно ‎сражаться‏ ‎с‏ ‎врагом, ‎и‏ ‎часто ‎эти ‎люди ‎отдавали ‎в‏ ‎бою ‎самое‏ ‎дорогое‏ ‎- ‎жизнь. ‎Политруки‏ ‎стремились ‎быть‏ ‎вместе ‎с ‎солдатами, ‎быть‏ ‎частью‏ ‎солдатской ‎среды,‏ ‎и ‎делать‏ ‎все ‎от ‎них ‎зависящее, ‎чтобы‏ ‎вселить‏ ‎в ‎бойцов‏ ‎уверенность ‎в‏ ‎моральном ‎превосходстве ‎над ‎противником ‎и‏ ‎обязательной‏ ‎нашей‏ ‎победе. ‎Политорганам‏ ‎также ‎потребовалось‏ ‎бороться ‎с‏ ‎немецкой‏ ‎пропагандой, ‎которая‏ ‎отличалась ‎высоким ‎профессионализмом ‎и ‎сильно‏ ‎воздействовала ‎на‏ ‎людей.

Как‏ ‎показало ‎время, ‎комиссары‏ ‎и ‎политруки‏ ‎с ‎честью ‎справились ‎и‏ ‎с‏ ‎этой ‎задачей.

Значительная‏ ‎роль ‎политсостава‏ ‎в ‎поддержании ‎боеспособности ‎подразделений ‎Красной‏ ‎Армии‏ ‎признавалась ‎даже‏ ‎гитлеровцами ‎–‏ ‎недаром ‎существовало ‎указание ‎не ‎брать‏ ‎их‏ ‎в‏ ‎плен, ‎расстреливая‏ ‎на ‎месте.‏ ‎На ‎поле‏ ‎боя‏ ‎они ‎были‏ ‎первоочередной ‎целью ‎для ‎вражеских ‎снайперов.‏ ‎Их ‎потери‏ ‎сопоставимы‏ ‎с ‎потерями ‎строевых‏ ‎командиров. ‎Слова:‏ ‎"Коммунисты, ‎вперед!" ‎не ‎были‏ ‎на‏ ‎фронте ‎пустым‏ ‎звуком ‎—‏ ‎иначе ‎нацисты ‎не ‎испытывали ‎бы‏ ‎к‏ ‎политрукам ‎столь‏ ‎лютой ‎ненависти.

Осенью‏ ‎1942 ‎года, ‎в ‎связи ‎с‏ ‎укреплением‏ ‎в‏ ‎армии ‎партийных‏ ‎организаций, ‎ростом‏ ‎профессионализма ‎командиров‏ ‎и‏ ‎необходимостью ‎повысить‏ ‎авторитет ‎комсостава ‎РККА, ‎было ‎принято‏ ‎решение ‎упразднить‏ ‎должности‏ ‎военных ‎комиссаров ‎и‏ ‎политруков.

Хотя ‎в‏ ‎это ‎время ‎всё ‎ещё‏ ‎продолжались‏ ‎тяжёлые ‎бои‏ ‎за ‎Сталинград‏ ‎и ‎Кавказ, ‎руководству ‎СССР ‎стало‏ ‎ясно,‏ ‎что ‎кризис‏ ‎в ‎армии‏ ‎преодолён, ‎следовательно, ‎система ‎политического ‎контроля‏ ‎стала‏ ‎не‏ ‎нужна ‎—‏ ‎солдаты ‎сами‏ ‎горели ‎желанием‏ ‎драться‏ ‎с ‎немцами‏ ‎и ‎побеждать.

9 октября ‎1942 ‎года ‎Президиум‏ ‎Верховного ‎Совета‏ ‎СССР‏ ‎принял ‎указ ‎"Об‏ ‎установлении ‎полного‏ ‎единоначалия ‎и ‎упразднении ‎института‏ ‎военных‏ ‎комиссаров ‎в‏ ‎Красной ‎Армии".

13 октября‏ ‎1942 ‎г. ‎единоначалие ‎было ‎введено‏ ‎и‏ ‎в ‎ВМФ.‏ ‎Таким ‎образом,‏ ‎строевые ‎командиры ‎становились ‎ответственными ‎за‏ ‎все‏ ‎стороны‏ ‎жизни ‎и‏ ‎деятельности ‎войск.

Показательно,‏ ‎что ‎это‏ ‎решение‏ ‎было ‎принято‏ ‎в ‎один ‎из ‎самых ‎критических‏ ‎моментов ‎войны,‏ ‎что‏ ‎свидетельствовало ‎о ‎доверии‏ ‎к ‎строевым‏ ‎командирам ‎и ‎подчеркивало ‎высокий‏ ‎статус‏ ‎офицерского ‎корпуса‏ ‎РККА.

В ‎подразделениях,‏ ‎частях ‎и ‎соединениях ‎Красной ‎Армии‏ ‎одновременно‏ ‎вводился ‎институт‏ ‎заместителей ‎командиров‏ ‎по ‎политической ‎части. ‎В ‎отношении‏ ‎политработников‏ ‎устанавливались‏ ‎общие ‎для‏ ‎всех ‎командиров‏ ‎воинские ‎звания.

В‏ ‎октябре‏ ‎1942 ‎г.‏ ‎институт ‎комиссаров ‎был ‎упразднен ‎также‏ ‎в ‎партизанских‏ ‎формированиях,‏ ‎однако ‎в ‎условиях‏ ‎борьбы ‎в‏ ‎тылу ‎врага ‎эта ‎мера‏ ‎оказалась‏ ‎преждевременной. ‎После‏ ‎неоднократных ‎обращений‏ ‎в ‎Центральный ‎штаб ‎партизанского ‎движения‏ ‎и‏ ‎специального ‎указания‏ ‎ЦК ‎ВКП(б),‏ ‎в ‎январе ‎1943 ‎г. ‎должности‏ ‎комиссаров‏ ‎в‏ ‎партизанских ‎формированиях‏ ‎были ‎оставлены‏ ‎и ‎сохранялись‏ ‎до‏ ‎полного ‎освобождения‏ ‎советской ‎территории ‎от ‎оккупации.

[первая ‎итерация]

Сколько‏ ‎слежу ‎за ‎вопросом ‎столько ‎цирк‏ ‎и ‎продолжается.‏ ‎Может,‏ ‎конечно, ‎где-то ‎когда-то‏ ‎и ‎звучало‏ ‎взвешенное ‎спокойное ‎мнение, ‎но‏ ‎я‏ ‎его ‎не‏ ‎слышал, ‎не‏ ‎видел, ‎не ‎знаю.

Итак, ‎в ‎чем‏ ‎суть‏ ‎вопроса ‎и‏ ‎проблемы?

Вы ‎нигде‏ ‎не ‎найдете ‎в ‎трендах ‎и‏ ‎на‏ ‎широких‏ ‎экранах ‎простое‏ ‎научное ‎объяснение‏ ‎того, ‎как‏ ‎личность‏ ‎Сталина ‎той,‏ ‎которая ‎реализовывала ‎себя ‎в ‎КОНКРЕТНОМ‏ ‎периоде ‎исторического‏ ‎времени,‏ ‎и ‎можно ‎ли‏ ‎адекватно ‎ее,‏ ‎личность, ‎оценивать ‎и ‎результаты‏ ‎ее‏ ‎трудом, ‎и‏ ‎если ‎да,‏ ‎то ‎- ‎как?

1.

Каждый ‎из ‎нас‏ ‎рождается‏ ‎с ‎ИНДИВИДУАЛЬНЫМИ‏ ‎особенностями ‎головного‏ ‎мозга. ‎Беру ‎только, ‎потому, ‎как‏ ‎только‏ ‎мозг‏ ‎тут ‎и‏ ‎будет ‎важен.‏ ‎В ‎основном.‏ ‎Просто‏ ‎упрощаю ‎модель‏ ‎и ‎картину.

Чтобы ‎стать ‎человеком ‎в‏ ‎привычном ‎нам‏ ‎смысле,‏ ‎в ‎обыденном, ‎индивид‏ ‎проходит ‎сквозь‏ ‎процесс ‎социализации. ‎И ‎проходит‏ ‎его‏ ‎всю ‎оставшуюся‏ ‎жизнь ‎до‏ ‎конца.

Этот ‎период ‎после ‎первичной-с ‎рождения‏ ‎–‏ ‎социализации ‎называют‏ ‎ре-социализацией.

Но ‎как‏ ‎с ‎точки ‎зрения ‎она ‎возможна?

Два‏ ‎фактора:‏ ‎неокортекс‏ ‎и ‎социум.

Неокортекс‏ ‎в ‎данном‏ ‎случае ‎выступает‏ ‎тем‏ ‎самым ‎материальным‏ ‎субстратом, ‎«на ‎который ‎«записывается» ‎информация‏ ‎«поставляемая» ‎со‏ ‎стороны‏ ‎социума ‎на ‎всех‏ ‎своих ‎социальных‏ ‎уровнях ‎и ‎всех ‎методологических‏ ‎уровней‏ ‎культуры ‎общества.

А‏ ‎откуда ‎берется‏ ‎информация ‎в ‎обществе, ‎которая ‎потом‏ ‎«прививается»‏ ‎индивидам ‎на‏ ‎пути ‎превращения‏ ‎в ‎личность, ‎в ‎социальном ‎смысле‏ ‎слова?

Отметим,‏ ‎что‏ ‎неокортекс ‎и‏ ‎социум ‎крайне‏ ‎и ‎весьма‏ ‎важны,‏ ‎так ‎именно‏ ‎благодаря ‎этим ‎двум ‎факторам ‎у‏ ‎нас ‎не‏ ‎бегают‏ ‎дети-Маугли ‎вокруг ‎или‏ ‎человекоподобные ‎существа,‏ ‎имеющие ‎проблемы ‎в ‎социальном‏ ‎общении‏ ‎и ‎в‏ ‎общении ‎вообще.

У‏ ‎социума, ‎точнее ‎у ‎культурных ‎особенностей‏ ‎социума‏ ‎существует ‎известные‏ ‎гуманитариям ‎закономерности,‏ ‎которые ‎по ‎времени ‎изменяются ‎в‏ ‎такой‏ ‎размерности‏ ‎как ‎«поколения»‏ ‎- ‎20/25‏ ‎лет, ‎обычно‏ ‎считается‏ ‎25, ‎так‏ ‎и ‎мы ‎поступим.

Так ‎вот, ‎к‏ ‎примеру, ‎личность,‏ ‎в‏ ‎процессе ‎первичной ‎социализации‏ ‎Сталина, ‎сформировалась‏ ‎у ‎него ‎к ‎17‏ ‎годам,‏ ‎пусть ‎будет‏ ‎так.

Это ‎значит,‏ ‎что ‎уже ‎к ‎периоду ‎полового‏ ‎созревания‏ ‎у ‎него‏ ‎ОКРУЖАЮЩИМ ‎его‏ ‎обществом ‎были ‎сформированы ‎определённые ‎представления‏ ‎о‏ ‎жизни,‏ ‎своем ‎месте‏ ‎в ‎нем‏ ‎и ‎культуре‏ ‎существования‏ ‎в ‎обществе‏ ‎и ‎мире.

Откуда ‎взялись ‎эти ‎представления?

Как‏ ‎минимум, ‎именно‏ ‎как‏ ‎минимум, ‎они ‎или‏ ‎взялись ‎одно‏ ‎поколение ‎назад, ‎либо ‎три,‏ ‎для‏ ‎той ‎эпохи,‏ ‎это ‎уточнение‏ ‎важно, ‎потому ‎как ‎ныне ‎имеются‏ ‎высокие‏ ‎гуманитарные ‎технологии‏ ‎и ‎сокращают‏ ‎ряд ‎сроков ‎в ‎поколениях ‎вдвое,‏ ‎точнее‏ ‎с‏ ‎25 ‎до‏ ‎10-15 ‎лет,‏ ‎но ‎об‏ ‎этом‏ ‎позже.

Дело ‎в‏ ‎том, ‎что ‎какое-либо ‎явление ‎фиксируется‏ ‎в ‎Культуре‏ ‎и‏ ‎может ‎стать ‎нормой‏ ‎в ‎рамках‏ ‎культуры ‎за ‎срок ‎одного‏ ‎поколения.

Явление‏ ‎становиться ‎ЧАСТЬЮ‏ ‎культуры ‎в‏ ‎период ‎трёх ‎– ‎3 ‎–‏ ‎поколений.

Таким‏ ‎образом, ‎без‏ ‎учета ‎явлений‏ ‎и ‎статуса ‎культуры ‎и ‎ее‏ ‎явлений-феноменов,‏ ‎русской‏ ‎и ‎грузинской,‏ ‎на ‎период‏ ‎времени ‎рождения‏ ‎Кобы,‏ ‎мы ‎имеем,‏ ‎что ‎ряд ‎явлений ‎сформировались ‎за‏ ‎25 ‎и‏ ‎75‏ ‎лет ‎до ‎его‏ ‎появления ‎на‏ ‎свет, ‎и ‎существовали ‎минимум‏ ‎еще‏ ‎лет ‎14.

Сталин‏ ‎родился ‎в‏ ‎1879 ‎годы.

Считаем: ‎факторы, ‎оказавшие ‎на‏ ‎него‏ ‎влияние ‎на‏ ‎формирование ‎его‏ ‎личности, ‎в ‎широком ‎социальном ‎смысле‏ ‎сформировались‏ ‎в‏ ‎период ‎с‏ ‎1804 ‎по‏ ‎1854 ‎года‏ ‎как‏ ‎минимум, ‎вплоть‏ ‎до ‎1893 ‎год. ‎И ‎дальше.

А‏ ‎что ‎вещает‏ ‎там‏ ‎Википедия, ‎так ‎себе,‏ ‎конечно ‎источник,‏ ‎но ‎что ‎уж, ‎на‏ ‎коленке‏ ‎пишу:

«Впоследствии ‎сам‏ ‎Сталин ‎вспоминал:‏ ‎«В ‎революционное ‎движение ‎я ‎вступил‏ ‎с‏ ‎15-летнего ‎возраста,‏ ‎когда ‎я‏ ‎связался ‎с ‎подпольными ‎группами ‎русских‏ ‎марксистов,‏ ‎проживавших‏ ‎тогда ‎в‏ ‎Закавказье. ‎Эти‏ ‎группы ‎имели‏ ‎на‏ ‎меня ‎большое‏ ‎влияние ‎и ‎привили ‎мне ‎вкус‏ ‎к ‎подпольной‏ ‎марксистской‏ ‎литературе»[27].

Теперь, ‎что ‎касается‏ ‎периода ‎Первой‏ ‎Мировой, ‎ВОСР, ‎Гражданской ‎войны‏ ‎и‏ ‎прочего.

В ‎психологии‏ ‎это ‎называется‏ ‎профессиональной ‎социализацией ‎и ‎ресоциализацией.

И ‎надо‏ ‎отметить‏ ‎об ‎окружении‏ ‎Кобы ‎в‏ ‎тот ‎период. ‎Кто ‎его ‎окружал?

Профессиональные‏ ‎революционеры.

Профессиональные.

Те‏ ‎самые,‏ ‎что ‎выбрали‏ ‎революционный ‎путь‏ ‎социальных ‎преобразований.

Которые‏ ‎хорошо‏ ‎знали ‎теорию,‏ ‎практику ‎и ‎технику ‎учения!

Это ‎вам‏ ‎не ‎шпана‏ ‎какая-то.‏ ‎Революционеры. ‎Профессионалы.

Сталин ‎вместе‏ ‎со ‎многими‏ ‎иными ‎устраивал ‎Эксы.

Люди ‎добывали‏ ‎деньги‏ ‎у ‎всех.‏ ‎Спонсировали ‎их‏ ‎многие. ‎И ‎староверы, ‎и ‎Морозов,‏ ‎и‏ ‎Шаляпин, ‎и‏ ‎Горький, ‎многие,‏ ‎многие, ‎многие ‎прочие.

Разговоры ‎они ‎вели‏ ‎о‏ ‎смысле‏ ‎жизни, ‎любви,‏ ‎женщинах ‎и‏ ‎революции. ‎Вру.

О‏ ‎Революции.‏ ‎Только ‎о‏ ‎Революции.

Немало ‎важным ‎фактором ‎того ‎времени‏ ‎был ‎феномен‏ ‎Коминтерна.

Как‏ ‎отлично ‎показал ‎Багаев‏ ‎А. ‎в‏ ‎своей ‎«Презумпции ‎лжи» ‎товарищи‏ ‎агенты‏ ‎Коминтерна ‎порой‏ ‎занимали ‎высокие‏ ‎должности ‎в ‎разведке ‎Британии, ‎а‏ ‎вот‏ ‎с ‎советскими‏ ‎агентами, ‎а‏ ‎они ‎хорошо ‎различали ‎одних ‎от‏ ‎других,‏ ‎они‏ ‎не ‎дружили,‏ ‎от ‎слова‏ ‎совсем, ‎как‏ ‎говорит‏ ‎молодежь.

Багаев ‎замечательно‏ ‎указал ‎и ‎на ‎то, ‎что‏ ‎«1984» ‎это‏ ‎про‏ ‎ангсоц, ‎наступление ‎которого‏ ‎отсрочил ‎СССР,‏ ‎точнее ‎сталинский ‎советский ‎коммунизм,‏ ‎как‏ ‎это ‎описывал‏ ‎Зиновьев ‎А.А,‏ ‎и ‎наступление ‎чего ‎мы ‎видим‏ ‎сейчас.

Так‏ ‎вот.

События ‎с‏ ‎20 ‎по‏ ‎конец ‎50х ‎годов ‎20 ‎века‏ ‎—‏ ‎это‏ ‎условия ‎непрекращающийся‏ ‎ни ‎на‏ ‎миг ‎борьбы‏ ‎различных‏ ‎группировок ‎начиная‏ ‎от ‎тех, ‎кто ‎остался ‎верен‏ ‎Коминтерну ‎внутри‏ ‎молодого‏ ‎советского ‎государства ‎до‏ ‎пройдох ‎и‏ ‎жуликов, ‎которые ‎проникли ‎внутрь‏ ‎государственной‏ ‎системы, ‎не‏ ‎надо ‎ни‏ ‎идеализировать, ‎ни ‎утрировать ‎реальность, ‎особенно‏ ‎того‏ ‎времени.

2.

На ‎протяжении‏ ‎своего ‎развития‏ ‎наука ‎выработала ‎систему ‎инструментов ‎познания:‏ ‎методы,‏ ‎методологии,‏ ‎системы ‎познания,‏ ‎которые ‎в‏ ‎своей ‎совокупности‏ ‎представляют‏ ‎Методологию ‎Научного‏ ‎Познания ‎(МНП), ‎которая, ‎в ‎свою‏ ‎очередь, ‎может‏ ‎быть‏ ‎представлена ‎графически ‎в‏ ‎виде ‎таблицы,‏ ‎но ‎не ‎только.

Высшим ‎методологическим‏ ‎уровнем‏ ‎является ‎–‏ ‎философский ‎уровень,‏ ‎далее, ‎по ‎степени ‎значимости ‎в‏ ‎иерархии‏ ‎методов ‎познания:‏ ‎системный ‎уровень,‏ ‎методологический, ‎методический ‎и, ‎наконец, ‎информационный,‏ ‎он‏ ‎же‏ ‎– ‎фактологический.

Процессы,‏ ‎протекающие ‎в‏ ‎социуме, ‎имеют‏ ‎разную‏ ‎природу ‎и‏ ‎разное ‎влияние ‎на ‎результат ‎разворачивания‏ ‎тех ‎или‏ ‎иных‏ ‎явлений ‎в ‎обществе,‏ ‎но ‎так‏ ‎или ‎иначе, ‎мы ‎–‏ ‎люди‏ ‎– ‎ощущаем‏ ‎на ‎себе,‏ ‎прямо ‎или ‎опосредованно, ‎влияние ‎всех‏ ‎этих‏ ‎процессов ‎различного‏ ‎методологического ‎уровня.

Чтобы‏ ‎увидеть ‎это ‎достаточно ‎обратить ‎внимание‏ ‎на‏ ‎окружающую‏ ‎прямо ‎сейчас‏ ‎нас ‎действительность.

Что‏ ‎происходит ‎в‏ ‎наших‏ ‎жизнях, ‎на‏ ‎индивидуальном ‎уровне?

Что ‎происходит ‎у ‎вас‏ ‎в ‎сфере‏ ‎психики‏ ‎личности, ‎что ‎в‏ ‎семье, ‎что‏ ‎на ‎уровне ‎взаимоотношений ‎между‏ ‎поколениями,‏ ‎какая ‎ситуация‏ ‎в ‎гендерных‏ ‎отношениях, ‎что ‎на ‎работе, ‎что‏ ‎с‏ ‎образованием ‎ваших‏ ‎детей, ‎родных‏ ‎и ‎близких, ‎да, ‎просто, ‎соседей?

Мы‏ ‎словно‏ ‎частицы‏ ‎на ‎поверхности‏ ‎воды, ‎которые‏ ‎каждая ‎в‏ ‎отдельности‏ ‎и ‎все‏ ‎вместе ‎разом ‎ощущают ‎на ‎себе‏ ‎воздействие ‎как‏ ‎ветерка,‏ ‎летящего ‎по ‎водной‏ ‎глади, ‎так‏ ‎и ‎изменение ‎температуры ‎остывающего‏ ‎Гольфстрима,‏ ‎даже ‎если‏ ‎между ‎нами‏ ‎тысячи ‎километров ‎или ‎сотни ‎лет‏ ‎истории.

 3.

Социологам,‏ ‎психологам ‎известна‏ ‎и ‎понятна‏ ‎ситуация ‎с ‎преступностью ‎в ‎обществе,‏ ‎которую‏ ‎они-преступность-‏ ‎называют ‎болезнью‏ ‎общества.

Потому ‎что‏ ‎ясно ‎очевидно,‏ ‎что,‏ ‎если ‎где-то‏ ‎появилась ‎преступность, ‎значит ‎были ‎и‏ ‎те, ‎кто‏ ‎оказал‏ ‎системное ‎влияние ‎на‏ ‎ее ‎появление‏ ‎и ‎распространение, ‎эволюцию.

Значит ‎где-то‏ ‎были‏ ‎продолжительное ‎время‏ ‎сформированы ‎условия:‏ ‎а) ‎которые ‎формировали ‎асоциальное ‎поведение‏ ‎и‏ ‎б) ‎отсутствовали‏ ‎«носители» ‎иного‏ ‎поведения, ‎иных ‎стандартов ‎совместного ‎общежития‏ ‎из-за‏ ‎чего‏ ‎явление ‎окрепло‏ ‎и ‎эволюционировало‏ ‎дальше.

4.

В ‎контексте‏ ‎темы‏ ‎вынесенной ‎в‏ ‎заголовок ‎мы ‎можем ‎сказать ‎логически‏ ‎непротиворечиво, ‎что‏ ‎формирование‏ ‎личности ‎Сталина, ‎как‏ ‎и ‎ВСЕХ‏ ‎его ‎современников ‎было ‎«Духом-Того-Времени»,‏ ‎которое‏ ‎сформировалось ‎в‏ ‎результате ‎деятельности‏ ‎предыдущих ‎поколений, ‎на ‎волне ‎которых‏ ‎и‏ ‎действовали ‎все‏ ‎жители ‎не‏ ‎только ‎Российской ‎Империи, ‎но ‎и‏ ‎всего‏ ‎мира.

5.

Как‏ ‎же ‎нам‏ ‎тогда ‎относится‏ ‎к ‎Сталину,‏ ‎уж‏ ‎коль ‎скоро‏ ‎такая ‎повестка ‎стоит ‎постоянно ‎перед‏ ‎нами?

Постараемся ‎быть‏ ‎непротиворечивыми‏ ‎логически.

У ‎политтехнологов ‎есть‏ ‎закон ‎и‏ ‎обратный, ‎из ‎него ‎вытекающий:

«Если‏ ‎что-то‏ ‎происходит, ‎значит‏ ‎это ‎кому-нибудь‏ ‎нужно», ‎и ‎«если ‎что-то ‎не‏ ‎происходит,‏ ‎значит ‎и‏ ‎это ‎кому-то‏ ‎нужно».

6.

Что ‎же ‎значит, ‎когда ‎обладающие‏ ‎ресурсами‏ ‎интеллектуальными‏ ‎и ‎информационными‏ ‎как ‎сторонники‏ ‎личности ‎Сталина,‏ ‎так‏ ‎и ‎противники‏ ‎не ‎обращаются ‎к ‎научному ‎подходу‏ ‎в ‎данном‏ ‎вопросе,‏ ‎и ‎не ‎просто‏ ‎не ‎обращаются,‏ ‎но ‎всячески ‎избегают ‎и‏ ‎умалчивают‏ ‎о ‎такой‏ ‎возможности, ‎вот‏ ‎уже ‎на ‎протяжении ‎многих ‎десятилетий?

Это‏ ‎значит,‏ ‎с ‎точки‏ ‎зрения ‎социального‏ ‎инжиниринга, ‎что ‎никого ‎не ‎интересует‏ ‎личность‏ ‎Сталина,‏ ‎важно ‎отвести‏ ‎взгляд ‎простого‏ ‎человека ‎от‏ ‎иных‏ ‎аспектов ‎его‏ ‎жизни ‎и ‎деятельности, ‎да, ‎и‏ ‎от ‎окружающей‏ ‎действительности,‏ ‎отвлечение ‎от ‎неугодной‏ ‎цели, ‎то‏ ‎есть ‎осуществляется ‎манипуляция, ‎хотя‏ ‎конечно,‏ ‎дело ‎не‏ ‎в ‎ней‏ ‎одной, ‎точнее ‎совсем ‎не ‎ней,‏ ‎но‏ ‎это ‎разговор‏ ‎отдельный.

7.

С ‎точки‏ ‎зрения ‎МНП ‎основная, ‎по ‎степени‏ ‎вовлеченности‏ ‎личности‏ ‎в ‎различные‏ ‎процессы, ‎функция‏ ‎Сталина ‎была‏ ‎–‏ ‎государственная.

И ‎именно‏ ‎с ‎этой ‎позиции ‎и ‎необходимо‏ ‎подходить ‎к‏ ‎вопросу‏ ‎его ‎личности.

8.

Остальные ‎же‏ ‎аспекты, ‎за‏ ‎рассмотрение ‎которых, ‎если ‎кто-либо‏ ‎возьмется‏ ‎рассматривать ‎их,‏ ‎браться ‎нужно‏ ‎с ‎привлечением ‎широкого ‎спектра ‎инструментов‏ ‎познания,‏ ‎с ‎учетом‏ ‎исторического ‎времени,‏ ‎и ‎значительной ‎части ‎факторов ‎его,‏ ‎время,‏ ‎сформировавших.

Как‏ ‎видим ‎это‏ ‎дело ‎либо‏ ‎глубоко ‎заинтересованных‏ ‎лиц,‏ ‎разбирающихся ‎не‏ ‎только ‎в ‎самом ‎вопросе ‎и‏ ‎в ‎вопросах‏ ‎социологии,‏ ‎психологии, ‎антропологии, ‎истории,‏ ‎но ‎и‏ ‎в ‎вопросах, ‎касающихся ‎процессов‏ ‎высокого‏ ‎методологического ‎уровня.

Полагаю,‏ ‎что ‎специалистов‏ ‎такого ‎рода ‎почти ‎нет ‎на‏ ‎просторах‏ ‎нашей ‎Родины.

Единственным‏ ‎кого ‎автор‏ ‎может ‎вспомнить ‎– ‎это ‎Кургинян,‏ ‎который‏ ‎прямо‏ ‎говорил, ‎на‏ ‎ЮТубе ‎есть‏ ‎ролики, ‎что‏ ‎время‏ ‎надо ‎понимать,‏ ‎оно ‎такое ‎было, ‎когда ‎его‏ ‎мать ‎шла‏ ‎по‏ ‎Красной ‎Площади, ‎а‏ ‎отец ‎сидел.

С.Кургинян‏ ‎о ‎Сталине ‎и ‎о‏ ‎его‏ ‎роли ‎в‏ ‎нашей ‎истории

Сергей‏ ‎Кургинян. ‎Сталина ‎необходимо ‎понять

[Вообще, ‎Кургинян,‏ ‎из‏ ‎того ‎что‏ ‎я ‎видел‏ ‎в ‎сети ‎и ‎на ‎ТВ,‏ ‎единственный‏ ‎кто‏ ‎стремиться ‎и‏ ‎пытается ‎показать,‏ ‎объяснить ‎и‏ ‎описать‏ ‎происходящее ‎с‏ ‎позиций ‎высокого ‎методологического ‎уровня ‎-‏ ‎Философского, ‎с‏ ‎позиций‏ ‎Метафизики, ‎пусть ‎и‏ ‎в ‎своей‏ ‎интерпретации, ‎проблема ‎в ‎том,‏ ‎что‏ ‎не ‎многие‏ ‎ею ‎владеют,‏ ‎в ‎отличии ‎от ‎доступности ‎Научного‏ ‎Подхода‏ ‎широким ‎массам.]

9.

Оценочные‏ ‎суждения ‎хороши‏ ‎для ‎людей ‎инфантильных, ‎ни ‎за‏ ‎что‏ ‎не‏ ‎отвечающих ‎и‏ ‎не ‎отвечавших‏ ‎прежде.

Такова ‎модальность‏ ‎текущего‏ ‎исторического ‎времени.

Если‏ ‎взяться ‎поверхностно ‎даже, ‎то ‎может‏ ‎очень ‎даже‏ ‎вдруг,‏ ‎что ‎в ‎отношении‏ ‎себя ‎самих‏ ‎и ‎нашего ‎окружения, ‎на‏ ‎фоне‏ ‎социального ‎бездействия-социальной‏ ‎импотенции, ‎мы‏ ‎генерируем ‎такие ‎социальные ‎волны, ‎что‏ ‎результаты‏ ‎этого ‎«волнения»‏ ‎окажутся ‎в‏ ‎сто ‎крат ‎ужасающе, ‎чем ‎приписываемые‏ ‎Сталину‏ ‎и‏ ‎его ‎времени‏ ‎– ‎как‏ ‎будто ‎он‏ ‎один‏ ‎в ‎это‏ ‎время ‎жил ‎и ‎работал! ‎–‏ ‎самые ‎ужасающие‏ ‎последствия.

Хотя‏ ‎бы ‎посмотрите ‎как‏ ‎МЫ ‎допустили‏ ‎ТАКОЕ ‎не ‎просто ‎с‏ ‎нашим‏ ‎Образованием, ‎а‏ ‎нашими ‎ДЕТЬМИ.

10.

С‏ ‎точки ‎зрения ‎НАУКИ ‎видятся ‎противоречивыми,‏ ‎нелогичными‏ ‎и ‎методологически‏ ‎ошибочными ‎позиции‏ ‎смешивания ‎эмоционального ‎отношения ‎к ‎личности‏ ‎Сталина‏ ‎на‏ ‎уровне ‎отдельных‏ ‎личностей, ‎к‏ ‎чему ‎нас‏ ‎постоянно‏ ‎и ‎подводят,‏ ‎качая ‎лодку ‎туда-сюда, ‎и ‎его‏ ‎социальных ‎функций‏ ‎в‏ ‎ГРАНИЦАХ ‎существовавших ‎СОЦИАЛЬНЫХ‏ ‎УСЛОВИЙ ‎КОНКРЕТНОГО‏ ‎ИСТОРИЧЕСКОГО ‎ВРЕМЕНИ.

upd:

Совсем ‎забыл, ‎многие‏ ‎то‏ ‎совсем ‎не‏ ‎знают:

Ходил ‎он‏ ‎от ‎дома ‎к ‎дому,

Стучась ‎у‏ ‎чужих‏ ‎дверей,

Со ‎старым‏ ‎дубовым ‎пандури,

С‏ ‎нехитрою ‎песней ‎своей.

А ‎в ‎песне‏ ‎его,‏ ‎а‏ ‎в ‎песне‏ ‎–

Как ‎солнечный‏ ‎блеск ‎чиста,

Звучала‏ ‎великая‏ ‎правда,

Возвышенная ‎мечта.

Сердца,‏ ‎превращенные ‎в ‎камень,

Заставить ‎биться ‎сумел,

У‏ ‎многих ‎будил‏ ‎он‏ ‎разум,

Дремавший ‎в ‎глубокой‏ ‎тьме.

Но ‎вместо‏ ‎величья ‎славы

Люди ‎его ‎земли

Отверженному‏ ‎отраву

В‏ ‎чаше ‎преподнесли.

Сказали‏ ‎ему: ‎“Проклятый,

Пей,‏ ‎осуши ‎до ‎дна...

И ‎песня ‎твоя‏ ‎чужда‏ ‎нам,

И ‎правда‏ ‎твоя ‎не‏ ‎нужна!”

Иверия. ‎1895. ‎№ ‎218 ‎(на‏ ‎груз.‏ ‎языке).

Иосиф‏ ‎Сталин. ‎Стихи.‏ ‎С. ‎6.

Примечание

Пандури‏ ‎– ‎трехструнный‏ ‎щипковый‏ ‎музыкальный ‎инструмент.

Известен‏ ‎другой ‎перевод ‎этого ‎стихотворения, ‎принадлежащий‏ ‎Ф.И. ‎Чуеву‏ ‎(См.:‏ ‎Чуев ‎Ф. Молотов: ‎Полудержавный‏ ‎властелин. ‎М.,‏ ‎2002. ‎С. ‎314):

Он ‎бродил‏ ‎от‏ ‎дома ‎к‏ ‎дому,

словно ‎демон‏ ‎отрешенный,

и ‎в ‎задумчивом ‎напеве

правду ‎вещую‏ ‎берег.

Многим‏ ‎разум ‎осенила

эта‏ ‎песня ‎золотая,

и‏ ‎оттаивали ‎люди,

благодарствуя ‎певца.

Но ‎очнулись, ‎пошатнулись,

переполнились‏ ‎испугом,

чашу,‏ ‎ядом‏ ‎налитую,

приподняли ‎над‏ ‎землей

и ‎сказали:‏ ‎– ‎Пей,‏ ‎проклятый,

неразбавленную‏ ‎участь,

не ‎хотим‏ ‎небесной ‎правды,

легче ‎нам ‎земная ‎ложь.

[курсив-PROX]

Глава ‎одиннадцатая.‏ ‎Кандид.

Он ‎проснулся, ‎открыл ‎глаза ‎и‏ ‎уставился ‎в‏ ‎низкий,‏ ‎покрытый ‎известковыми ‎натеками‏ ‎потолок. ‎По‏ ‎потолку ‎опять ‎шли ‎муравьи.‏ ‎Справа‏ ‎налево ‎нагруженные,‏ ‎слева ‎направо‏ ‎порожняком. ‎Месяц ‎назад ‎было ‎наоборот,‏ ‎месяц‏ ‎назад ‎была‏ ‎Нава. ‎А‏ ‎больше ‎ничего ‎не ‎изменилось. ‎Послезавтра‏ ‎мы‏ ‎уходим,‏ ‎подумал ‎он.

За‏ ‎столом ‎сидел‏ ‎старец ‎и‏ ‎смотрел‏ ‎на ‎него,‏ ‎ковыряя ‎в ‎ухе. ‎Старец ‎окончательно‏ ‎отощал, ‎глаза‏ ‎у‏ ‎него ‎ввалились, ‎зубов‏ ‎во ‎рту‏ ‎совсем ‎не ‎осталось. ‎Наверное,‏ ‎он‏ ‎скоро ‎умрет,‏ ‎старец ‎этот.

— Что‏ ‎же ‎это ‎ты, ‎Молчун, ‎—‏ ‎плаксиво‏ ‎сказал ‎старец,‏ ‎— ‎совсем‏ ‎у ‎тебя ‎нечего ‎есть. ‎Как‏ ‎у‏ ‎тебя‏ ‎Наву ‎отняли,‏ ‎так ‎у‏ ‎тебя ‎и‏ ‎еды‏ ‎в ‎доме‏ ‎больше ‎не ‎бывает. ‎Ни ‎утром‏ ‎не ‎бывает,‏ ‎ни‏ ‎в ‎обед, ‎говорил‏ ‎же ‎я‏ ‎тебе: ‎не ‎ходи, ‎нельзя.‏ ‎Зачем‏ ‎ушел? ‎Колченога‏ ‎наслушался ‎и‏ ‎ушел, ‎а ‎разве ‎Колченог ‎понимает,‏ ‎что‏ ‎можно, ‎а‏ ‎что ‎нельзя?‏ ‎И ‎Колченог ‎этого ‎не ‎понимает,‏ ‎и‏ ‎отец‏ ‎Колченога ‎такой‏ ‎же ‎был‏ ‎непонятливый, ‎и‏ ‎дед‏ ‎его ‎такой‏ ‎же, ‎и ‎весь ‎их ‎Колченогов‏ ‎род ‎такой‏ ‎был,‏ ‎вот ‎они ‎все‏ ‎и ‎померли,‏ ‎и ‎Колченог ‎обязательно ‎помрет,‏ ‎никуда‏ ‎не ‎денется...‏ ‎А ‎может‏ ‎быть, ‎у ‎тебя, ‎Молчун, ‎есть‏ ‎какая-нибудь‏ ‎еда, ‎может‏ ‎быть, ‎ты‏ ‎ее ‎спрятал, ‎а? ‎Ведь ‎многие‏ ‎прячут...‏ ‎Так‏ ‎если ‎ты‏ ‎спрятал, ‎то‏ ‎доставай ‎скорее,‏ ‎я‏ ‎есть ‎хочу,‏ ‎мне ‎без ‎еды ‎нельзя, ‎я‏ ‎всю ‎жизнь‏ ‎ем,‏ ‎привык ‎уже... ‎А‏ ‎то ‎Навы‏ ‎теперь ‎у ‎тебя ‎нет,‏ ‎Хвоста‏ ‎тоже ‎деревом‏ ‎убило... ‎Вот‏ ‎у ‎кого ‎еды ‎всегда ‎было‏ ‎много‏ ‎— ‎у‏ ‎Хвоста! ‎Я‏ ‎у ‎него ‎горшка ‎по ‎три‏ ‎сразу‏ ‎съедал,‏ ‎хотя ‎она‏ ‎всегда ‎у‏ ‎него ‎была‏ ‎недоброженная,‏ ‎скверная, ‎потому‏ ‎его, ‎наверное, ‎деревом ‎и ‎убило...‏ ‎Говорил ‎я‏ ‎ему:‏ ‎нельзя ‎такую ‎еду‏ ‎есть...

Кандид ‎встал‏ ‎и ‎поискал ‎по ‎дому‏ ‎в‏ ‎потайных ‎местечках,‏ ‎устроенных ‎Навой.‏ ‎Еды ‎действительно ‎не ‎было. ‎Тогда‏ ‎он‏ ‎вышел ‎на‏ ‎улицу, ‎повернул‏ ‎налево ‎и ‎направился ‎к ‎площади,‏ ‎к‏ ‎дому‏ ‎Кулака. ‎Старец‏ ‎плелся ‎следом,‏ ‎хныкал ‎и‏ ‎жаловался.‏ ‎На ‎поле‏ ‎нестройно ‎и ‎скучно ‎покрикивали: ‎«Эй,‏ ‎сей ‎веселей,‏ ‎вправо‏ ‎сей, ‎влево ‎сей...»‏ ‎В ‎лесу‏ ‎откликалось ‎эхо. ‎Каждое ‎утро‏ ‎Кандиду‏ ‎теперь ‎казалось,‏ ‎что ‎лес‏ ‎придвинулся ‎ближе. ‎На ‎самом ‎деле‏ ‎этого‏ ‎не ‎было,‏ ‎а ‎если‏ ‎и ‎было, ‎то ‎вряд ‎ли‏ ‎человеческий‏ ‎глаз‏ ‎мог ‎бы‏ ‎это ‎заметить.‏ ‎И ‎мертвяков‏ ‎в‏ ‎лесу, ‎наверное,‏ ‎не ‎стало ‎больше, ‎чем ‎прежде,‏ ‎а ‎казалось,‏ ‎что‏ ‎больше. ‎Наверное, ‎потому,‏ ‎что ‎теперь‏ ‎Кандид ‎точно ‎знал, ‎кто‏ ‎они‏ ‎такие, ‎и‏ ‎потому, ‎что‏ ‎он ‎их ‎ненавидел. ‎Когда ‎из‏ ‎леса‏ ‎появлялся ‎мертвяк,‏ ‎сразу ‎раздавались‏ ‎крики: ‎«Молчун! ‎Молчун!». ‎И ‎он‏ ‎шел‏ ‎туда‏ ‎и ‎уничтожал‏ ‎мертвяка ‎скальпелем,‏ ‎быстро, ‎надежно,‏ ‎с‏ ‎жестоким ‎наслаждением.‏ ‎Вся ‎деревня ‎сбегалась ‎смотреть ‎на‏ ‎это ‎зрелище‏ ‎и‏ ‎неизменно ‎ахала ‎в‏ ‎один ‎голос‏ ‎и ‎закрывалась ‎руками, ‎когда‏ ‎вдоль‏ ‎окутанного ‎паром‏ ‎туловища ‎распахивался‏ ‎страшный ‎белый ‎шрам. ‎Ребятишки ‎больше‏ ‎не‏ ‎дразнили ‎Молчуна,‏ ‎они ‎теперь‏ ‎боялись ‎его ‎до ‎смерти, ‎разбегались‏ ‎и‏ ‎прятались‏ ‎при ‎его‏ ‎появлении. ‎О‏ ‎скальпеле ‎в‏ ‎домах‏ ‎шептались ‎по‏ ‎вечерам, ‎а ‎из ‎шкур ‎мертвяков‏ ‎по ‎указанию‏ ‎хитроумного‏ ‎старосты ‎стали ‎делать‏ ‎корыта. ‎Хорошие‏ ‎получались ‎корыта, ‎большие ‎и‏ ‎прочные...

Посреди‏ ‎площади ‎стоял‏ ‎торчком ‎по‏ ‎пояс ‎в ‎траве ‎Слухач, ‎окутанный‏ ‎лиловатым‏ ‎облачком, ‎с‏ ‎поднятыми ‎ладонями,‏ ‎со ‎стеклянными ‎глазами ‎и ‎пеной‏ ‎на‏ ‎губах.‏ ‎Вокруг ‎него‏ ‎топтались ‎любопытные‏ ‎детишки, ‎смотрели‏ ‎и‏ ‎слушали, ‎раскрывши‏ ‎рты, ‎— ‎это ‎зрелище ‎им‏ ‎никогда ‎не‏ ‎надоедало.‏ ‎Кандид ‎тоже ‎остановился‏ ‎послушать, ‎и‏ ‎ребятишек ‎как ‎ветром ‎сдуло.

— В‏ ‎битву‏ ‎вступают ‎новые...‏ ‎— ‎металлическим‏ ‎голосом ‎бредил ‎Слухач. ‎— ‎Успешное‏ ‎передвижение...‏ ‎Обширные ‎места‏ ‎покоя... ‎Новые‏ ‎отряды ‎подруг... ‎Спокойствие ‎и ‎слияние...

Кандид‏ ‎пошел‏ ‎дальше.‏ ‎Сегодня ‎с‏ ‎утра ‎голова‏ ‎у ‎него‏ ‎была‏ ‎довольно ‎ясная,‏ ‎и ‎он ‎чувствовал, ‎что ‎способен‏ ‎думать, ‎и‏ ‎стал‏ ‎думать, ‎кто ‎же‏ ‎он ‎такой,‏ ‎этот ‎Слухач, ‎и ‎зачем‏ ‎он.‏ ‎Теперь ‎имело‏ ‎смысл ‎думать‏ ‎об ‎этом, ‎потому ‎что ‎теперь‏ ‎Кандид‏ ‎уже ‎кое-что‏ ‎знал, ‎а‏ ‎иногда ‎ему ‎даже ‎казалось, ‎что‏ ‎он‏ ‎знает‏ ‎очень ‎много,‏ ‎если ‎не‏ ‎все. ‎В‏ ‎каждой‏ ‎деревне ‎есть‏ ‎свой ‎слухач, ‎и ‎у ‎нас‏ ‎есть ‎слухач,‏ ‎и‏ ‎на ‎Выселках, ‎а‏ ‎старец ‎хвастался,‏ ‎какой ‎особенный ‎был ‎слухач‏ ‎в‏ ‎той ‎деревне,‏ ‎которая ‎нынче грибная.‏ ‎Наверное, были ‎времена, ‎когда ‎многие ‎люди‏ ‎знали,‏ ‎что ‎такое‏ ‎Одержание, ‎и‏ ‎понимали, ‎о ‎каких ‎успехах ‎идет‏ ‎речь;‏ ‎и,‏ ‎наверное, ‎тогда‏ ‎они были ‎в‏ ‎этом ‎заинтересованы,‏ ‎чтобы‏ ‎многие ‎это‏ ‎знали, ‎или ‎воображали, ‎что ‎заинтересованы,‏ ‎а ‎потом‏ ‎выяснилось,‏ ‎что ‎можно ‎прекрасно‏ ‎обойтись ‎без многих‏ ‎и ‎многих, ‎что ‎все‏ ‎эти‏ ‎деревни ‎—‏ ‎ошибка, ‎а‏ ‎мужики ‎не ‎больше ‎чем ‎козлы...‏ ‎Это‏ ‎произошло, ‎когда‏ ‎научились ‎управлять‏ ‎лиловым ‎туманом, ‎и ‎из ‎лиловых‏ ‎туч‏ ‎вышли‏ ‎первые ‎мертвяки...‏ ‎и ‎первые‏ ‎деревни ‎очутились‏ ‎на‏ ‎дне ‎первых‏ ‎треугольных ‎озер... ‎и ‎возникли ‎первые‏ ‎отряды ‎подруг...‏ ‎А‏ ‎слухачи ‎остались, ‎и‏ ‎осталась ‎традиция, которую‏ ‎не ‎уничтожали ‎просто ‎потому,‏ ‎что‏ ‎они об ‎этой‏ ‎традиции ‎забыли. Традиция‏ ‎бессмысленная, ‎такая ‎же ‎бессмысленная, ‎как‏ ‎весь‏ ‎этот ‎лес,‏ ‎как ‎все‏ ‎эти ‎искусственные ‎чудовища ‎и ‎города,‏ ‎из‏ ‎которых‏ ‎идет ‎разрушение,‏ ‎и ‎эти‏ ‎жуткие ‎бабы-амазонки,‏ ‎жрицы‏ ‎партеногенеза, ‎жестокие‏ ‎и ‎самодовольные ‎повелительницы ‎вирусов, ‎повелительницы‏ ‎леса, ‎разбухшие‏ ‎от‏ ‎парной ‎воды... ‎и‏ ‎эта ‎гигантская‏ ‎возня ‎в ‎джунглях, ‎все‏ ‎эти‏ ‎Великие ‎Разрыхления‏ ‎и ‎Заболачивания,‏ ‎чудовищная ‎в ‎своей ‎абсурдности ‎и‏ ‎грандиозности‏ ‎затея...

Мысли ‎текли‏ ‎свободно ‎и‏ ‎даже ‎как-то ‎машинально, ‎за ‎этот‏ ‎месяц‏ ‎они‏ ‎успели ‎проложить‏ ‎себе ‎привычные‏ ‎и ‎постоянные‏ ‎русла, и‏ ‎Кандид ‎наперед‏ ‎знал, какие ‎эмоции ‎возникнут у ‎него ‎в‏ ‎следующую ‎секунду. У‏ ‎нас в‏ ‎деревне ‎это ‎называется «думать». Вот‏ ‎сейчас ‎возникнут‏ ‎сомнения... ‎Я ‎же ‎ничего‏ ‎не‏ ‎видел. ‎Я‏ ‎встретил ‎трех‏ ‎лесных ‎колдуний. ‎Но ‎мало ‎ли‏ ‎кого‏ ‎можно ‎встретить‏ ‎в ‎лесу.‏ ‎Я ‎видел ‎гибель ‎лукавой ‎деревни,‏ ‎холм,‏ ‎похожий‏ ‎на ‎фабрику‏ ‎живых ‎существ,‏ ‎адскую ‎расправу‏ ‎с‏ ‎рукоедом... ‎Гибель,‏ ‎фабрика, ‎расправа... ‎Это ‎же ‎мои слова,‏ ‎мои понятия. ‎Даже‏ ‎для‏ ‎Навы ‎гибель ‎деревни‏ ‎— ‎это‏ ‎не ‎гибель, ‎а ‎Одержание...‏ ‎Но‏ ‎я-то ‎не‏ ‎знаю, ‎что‏ ‎такое ‎Одержание. ‎Мне ‎это ‎страшно,‏ ‎мне‏ ‎это ‎отвратительно,‏ ‎и ‎все‏ ‎это ‎просто ‎потому, ‎что ‎мне‏ ‎это‏ ‎чуждо,‏ ‎и, ‎может‏ ‎быть, ‎надо‏ ‎говорить ‎не‏ ‎«жестокое‏ ‎и ‎бессмысленное‏ ‎натравливание леса ‎на ‎людей», ‎а ‎«планомерное,‏ ‎прекрасно ‎организованное,‏ ‎четко‏ ‎продуманное ‎наступление нового ‎на‏ ‎старое», ‎«своевременно созревшего,‏ ‎налившегося ‎силой ‎нового ‎на‏ ‎загнившее‏ ‎бесперспективное ‎старое»...‏ ‎Не ‎извращение, а‏ ‎революция. ‎Закономерность. Закономерность, ‎на ‎которую ‎я‏ ‎смотрю‏ ‎извне ‎пристрастными‏ ‎глазами ‎чужака,‏ ‎не ‎понимающего ‎ничего ‎и ‎потому,‏ ‎именно‏ ‎потому‏ ‎воображающего, ‎что‏ ‎он ‎понимает‏ ‎все ‎и‏ ‎имеет‏ ‎право ‎судить.‏ ‎Словно ‎маленький ‎мальчик, ‎который ‎негодует‏ ‎на ‎гадкого‏ ‎петуха,‏ ‎так ‎жестоко ‎топчущего‏ ‎бедную ‎курочку...

Он‏ ‎оглянулся ‎на ‎Слухача. ‎Слухач‏ ‎с‏ ‎обычным ‎своим‏ ‎обалделым ‎видом‏ ‎сидел ‎в ‎траве ‎и ‎вертел‏ ‎головой,‏ ‎вспоминая, ‎где‏ ‎он ‎и‏ ‎что ‎он. ‎Живой ‎радиоприемник. ‎Значит,‏ ‎есть‏ ‎и‏ ‎живые ‎радиопередатчики...‏ ‎и ‎живые‏ ‎механизмы, ‎и‏ ‎живые‏ ‎машины, да, ‎например,‏ ‎мертвяки... ‎Ну ‎почему, ‎почему ‎все‏ ‎это, ‎так‏ ‎великолепно‏ ‎придуманное, ‎так ‎великолепно‏ ‎организованное, ‎не‏ ‎вызывает ‎у ‎меня ‎ни‏ ‎тени‏ ‎сочувствия ‎—‏ ‎только ‎омерзение‏ ‎и ‎ненависть...

Кулак ‎неслышно ‎подошел ‎к‏ ‎нему‏ ‎сзади ‎и‏ ‎треснул ‎его‏ ‎ладонью ‎между ‎лопаток.

— Встал ‎тут ‎и‏ ‎глазеет,‏ ‎шерсть‏ ‎на ‎носу,‏ ‎— ‎сказал‏ ‎он. ‎—‏ ‎Один‏ ‎вот ‎тоже‏ ‎все ‎глазел, ‎открутили ‎ему ‎руки-ноги,‏ ‎так ‎больше‏ ‎не‏ ‎глазеет. ‎Когда ‎уходим-то,‏ ‎Молчун? ‎Долго‏ ‎ты ‎мне ‎будешь ‎голову‏ ‎морочить?‏ ‎У ‎меня‏ ‎ведь ‎старуха‏ ‎в ‎другой ‎дом ‎ушла, ‎шерсть‏ ‎на‏ ‎носу, ‎и‏ ‎сам ‎я‏ ‎третью ‎ночь ‎у ‎старосты ‎ночую,‏ ‎а‏ ‎нынче‏ ‎вот ‎думаю‏ ‎к ‎Хвостовой‏ ‎вдове ‎пойти‏ ‎ночевать.‏ ‎Еда ‎вся‏ ‎до ‎того ‎перепрела, ‎что ‎и‏ ‎старый ‎пень‏ ‎этот‏ ‎уже ‎жрать ‎ее‏ ‎не ‎желает,‏ ‎кривится, ‎говорит: ‎перепрело ‎у‏ ‎тебя‏ ‎все, ‎не‏ ‎то ‎что‏ ‎жрать ‎— ‎нюхать ‎невозможно, ‎шерсть‏ ‎на‏ ‎носу... ‎Только‏ ‎к ‎Чертовым‏ ‎Скалам ‎я ‎не ‎пойду, ‎Молчун,‏ ‎а‏ ‎пойду‏ ‎я ‎с‏ ‎тобой ‎в‏ ‎Город, ‎наберем‏ ‎мы‏ ‎там ‎с‏ ‎тобой ‎баб. ‎Если ‎воры ‎встретятся,‏ ‎половину ‎отдадим,‏ ‎не‏ ‎жалко, ‎шерсть ‎на‏ ‎носу, ‎а‏ ‎другую ‎половину ‎в ‎деревню‏ ‎приведем,‏ ‎пусть ‎здесь‏ ‎живут, ‎нечего‏ ‎им ‎там ‎плавать ‎зря, ‎а‏ ‎то‏ ‎одна ‎тоже‏ ‎вот ‎плавала,‏ ‎дали ‎ей ‎хорошенько ‎по ‎соплям‏ ‎—‏ ‎больше‏ ‎не ‎плавает‏ ‎и ‎воды‏ ‎видеть ‎не‏ ‎может,‏ ‎шерсть ‎на‏ ‎носу... ‎Слушай, ‎Молчун, ‎а ‎может,‏ ‎ты ‎наврал‏ ‎про‏ ‎Город ‎и ‎про‏ ‎баб ‎этих?‏ ‎Или, ‎может, ‎привиделось ‎тебе‏ ‎—‏ ‎отняли ‎у‏ ‎тебя ‎воры‏ ‎Наву, ‎тебе ‎с ‎горя ‎и‏ ‎привиделось.‏ ‎Колченог ‎вот‏ ‎не ‎верит:‏ ‎считает, ‎что ‎тебе ‎привиделось. ‎Какой‏ ‎же‏ ‎это‏ ‎Город ‎в‏ ‎озере, ‎шерсть‏ ‎на ‎носу,‏ ‎—‏ ‎все ‎говорили,‏ ‎что ‎на ‎холме, ‎а ‎не‏ ‎в ‎озере.‏ ‎Да‏ ‎разве ‎в ‎озере‏ ‎можно ‎жить,‏ ‎шерсть ‎на ‎носу? ‎Мы‏ ‎же‏ ‎там ‎все‏ ‎потонем, ‎там‏ ‎же ‎вода, ‎шерсть ‎на ‎носу,‏ ‎мало‏ ‎ли ‎что‏ ‎там ‎бабы,‏ ‎а ‎я ‎в ‎воду ‎даже‏ ‎за‏ ‎бабами‏ ‎не ‎полезу,‏ ‎я ‎плавать‏ ‎не ‎умею,‏ ‎да‏ ‎и ‎зачем?‏ ‎Но ‎я ‎могу ‎в ‎крайнем‏ ‎случае ‎на‏ ‎берегу‏ ‎стоять, пока ‎ты ‎их‏ ‎из ‎воды‏ ‎таскать ‎будешь... ‎Ты, ‎значит,‏ ‎в‏ ‎воду ‎полезешь,‏ ‎шерсть ‎на‏ ‎носу, ‎а ‎я ‎на ‎берегу‏ ‎останусь,‏ ‎и ‎мы‏ ‎с ‎тобой‏ ‎этак ‎быстро ‎управимся...

— Ты ‎дубину ‎себе‏ ‎сломал?‏ ‎—‏ ‎спросил ‎Кандид.

— А‏ ‎где ‎я‏ ‎тебе ‎в‏ ‎лесу‏ ‎дубину ‎возьму, шерсть‏ ‎на ‎носу? ‎— ‎возразил ‎Кулак.‏ ‎— ‎Это‏ ‎на‏ ‎болото ‎надо ‎идти‏ ‎— ‎за‏ ‎дубиной. ‎А ‎у ‎меня‏ ‎времени‏ ‎нету, ‎я‏ ‎еду ‎стерегу,‏ ‎чтобы ‎старик ‎ее ‎не ‎сожрал,‏ ‎да‏ ‎и ‎зачем‏ ‎мне ‎дубина,‏ ‎когда ‎я ‎драться ‎ни ‎с‏ ‎кем‏ ‎не‏ ‎собираюсь... ‎Один‏ ‎вот ‎тоже‏ ‎дрался, ‎шерсть‏ ‎на‏ ‎носу...

— Ладно, ‎—‏ ‎сказал ‎Кандид, ‎— ‎я ‎тебе‏ ‎сам ‎сломаю‏ ‎дубину.‏ ‎Послезавтра ‎выходим, ‎не‏ ‎забудь.

Он ‎повернулся‏ ‎и ‎пошел ‎обратно. ‎Кулак‏ ‎не‏ ‎изменился. ‎И‏ ‎никто ‎из‏ ‎них ‎не ‎изменился. ‎Как ‎он‏ ‎ни‏ ‎старался ‎втолковать‏ ‎им, ‎они‏ ‎ничего ‎не ‎поняли ‎и, ‎кажется,‏ ‎ничему‏ ‎не‏ ‎поверили.

...Мертвяки ‎бабам‏ ‎служить ‎не‏ ‎могут, ‎это‏ ‎ты,‏ ‎Молчун, ‎загнул,‏ ‎брат, ‎втроем ‎не ‎разогнуть. ‎Бабы‏ ‎мертвяков ‎до‏ ‎полусмерти‏ ‎боятся, ‎ты ‎на‏ ‎мою ‎посмотри,‏ ‎а ‎потом ‎рассказывай. ‎А‏ ‎что‏ ‎деревня ‎потонула,‏ ‎так ‎это‏ ‎же ‎Одержание ‎произошло, ‎это ‎ж‏ ‎всякий‏ ‎и ‎без‏ ‎тебя ‎знает,‏ ‎и ‎при ‎чем ‎тут ‎твои‏ ‎бабы‏ ‎—‏ ‎непонятно... ‎И‏ ‎вообще, ‎Молчун,‏ ‎в ‎Городе‏ ‎ты‏ ‎не ‎был,‏ ‎чего ‎уж ‎там, ‎признайся, ‎мы‏ ‎не ‎обидимся,‏ ‎уж‏ ‎больно ‎занятно ‎ты‏ ‎рассказываешь. ‎А‏ ‎только ‎в ‎Городе ‎ты‏ ‎не‏ ‎был, ‎это‏ ‎мы ‎все‏ ‎знаем, ‎потому ‎что ‎кто ‎в‏ ‎Городе‏ ‎побывает, ‎обратно‏ ‎уже ‎не‏ ‎возвращается... ‎И ‎Наву ‎твою ‎никакие‏ ‎там‏ ‎не‏ ‎бабы, ‎а‏ ‎просто ‎воры‏ ‎отобрали, ‎наши‏ ‎воры,‏ ‎местные. ‎Никогда‏ ‎бы ‎тебе, ‎Молчун, ‎от ‎воров‏ ‎не ‎отбиться.‏ ‎Хотя‏ ‎мужчина ‎ты, ‎конечно,‏ ‎смелый, ‎и‏ ‎как ‎ты ‎с ‎мертвяками‏ ‎обходишься‏ ‎— ‎это‏ ‎просто ‎смотреть‏ ‎страшно...

Идея ‎надвигающейся ‎гибели ‎просто ‎не‏ ‎умещалась в‏ ‎их ‎головах.‏ ‎Гибель ‎надвигалась‏ ‎слишком ‎медленно и ‎начала ‎надвигаться слишком ‎давно. Наверное,‏ ‎дело‏ ‎было‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎гибель‏ ‎— ‎понятие,‏ ‎связанное‏ ‎с ‎мгновенностью,‏ ‎сиюминутностью, ‎с ‎какой-то ‎катастрофой. ‎А‏ ‎они ‎не‏ ‎умели‏ ‎и ‎не ‎хотели‏ ‎обобщать, ‎не‏ ‎умели ‎и ‎не ‎хотели‏ ‎думать‏ ‎о ‎мире‏ ‎вне ‎их‏ ‎деревни. ‎Была ‎деревня, ‎и ‎был‏ ‎лес.‏ ‎Лес ‎был‏ ‎сильнее, ‎но‏ ‎лес ‎ведь ‎всегда был и ‎всегда ‎будет‏ ‎сильнее.‏ ‎При‏ ‎чем ‎здесь‏ ‎гибель? ‎Какая‏ ‎еще ‎гибель?‏ ‎Это‏ ‎просто ‎жизнь. Вот‏ ‎когда ‎кого-нибудь ‎деревом ‎придавливает ‎—‏ ‎это, ‎конечно,‏ ‎гибель,‏ ‎но ‎тут ‎просто‏ ‎голову ‎нужно‏ ‎иметь ‎на ‎плечах ‎и‏ ‎соображать,‏ ‎что ‎к‏ ‎чему... ‎Когда-нибудь‏ ‎они ‎спохватятся. ‎Когда ‎не ‎останется‏ ‎больше‏ ‎женщин; ‎когда‏ ‎болота ‎подойдут‏ ‎вплотную ‎к ‎домам; ‎когда ‎посреди‏ ‎улиц‏ ‎ударят‏ ‎подземные ‎источники‏ ‎и ‎над‏ ‎крышами ‎повиснет‏ ‎лиловый‏ ‎туман... ‎А‏ ‎может ‎быть, ‎и ‎тогда ‎они‏ ‎не ‎спохватятся‏ ‎—‏ ‎просто ‎скажут: ‎«Нельзя‏ ‎здесь ‎больше‏ ‎жить ‎— ‎Одержание». ‎И‏ ‎уйдут‏ ‎строить ‎новую‏ ‎деревню...

Колченог ‎сидел‏ ‎у ‎порога, ‎поливал ‎бродилом ‎выводок‏ ‎грибов,‏ ‎поднявшихся ‎за‏ ‎ночь, ‎и‏ ‎готовился ‎завтракать.

— Садись, ‎— ‎сказал ‎он‏ ‎Кандиду‏ ‎приветливо.‏ ‎— ‎Есть‏ ‎будешь? ‎Хорошие‏ ‎грибы.

— Поем, ‎—‏ ‎сказал‏ ‎Кандид ‎и‏ ‎сел ‎рядом.

— Поешь, ‎поешь, ‎— ‎сказал‏ ‎Колченог. ‎—‏ ‎Навы‏ ‎теперь ‎у ‎тебя‏ ‎нету, ‎когда‏ ‎ты ‎еще ‎без ‎Навы‏ ‎приспособишься...‏ ‎Я ‎слыхал,‏ ‎ты ‎опять‏ ‎уходишь. ‎Кто ‎же ‎это ‎мне‏ ‎сказал?‏ ‎А, ‎ну‏ ‎да, ‎ты‏ ‎же ‎мне ‎и ‎сказал: ‎ухожу,‏ ‎мол.‏ ‎Что‏ ‎это ‎тебе‏ ‎дома ‎не‏ ‎сидится? ‎Сидел‏ ‎бы‏ ‎ты ‎дома,‏ ‎хорошо ‎бы ‎тебе ‎было... ‎В‏ ‎Тростники ‎идешь‏ ‎или‏ ‎в ‎Муравейники? ‎В‏ ‎Тростники ‎бы‏ ‎я ‎тоже ‎с ‎тобой‏ ‎сходил.‏ ‎Свернули ‎бы‏ ‎мы ‎сейчас‏ ‎с ‎тобой по ‎улице ‎направо, миновали ‎бы‏ ‎мы‏ ‎с ‎тобой‏ ‎редколесье, ‎в‏ ‎редколесье ‎бы ‎грибов ‎набрали ‎заодно,‏ ‎захватили‏ ‎бы‏ ‎с ‎собой‏ ‎бродила, ‎там‏ ‎же ‎и‏ ‎поели‏ ‎бы ‎—‏ ‎хорошие ‎в ‎редколесье ‎грибы, ‎в‏ ‎деревне ‎такие‏ ‎не‏ ‎растут, ‎да ‎и‏ ‎в ‎других‏ ‎местах ‎тоже ‎не ‎растут,‏ ‎а‏ ‎тут ‎ешь-ешь,‏ ‎и ‎все‏ ‎мало... ‎А ‎как ‎поели ‎бы,‏ ‎вышли‏ ‎бы ‎мы‏ ‎с ‎тобой‏ ‎из ‎редколесья, ‎да ‎мимо ‎Хлебного‏ ‎болота,‏ ‎там‏ ‎бы ‎опять‏ ‎поели ‎—‏ ‎хорошие ‎злаки‏ ‎там‏ ‎родятся, ‎сладкие,‏ ‎просто ‎удивляешься, ‎что ‎на ‎болоте‏ ‎да ‎на‏ ‎грязи‏ ‎— ‎и ‎такие‏ ‎злаки ‎произрастают...‏ ‎Ну ‎а ‎потом, ‎конечно,‏ ‎прямо‏ ‎за ‎солнцем,‏ ‎три ‎дня‏ ‎бы ‎шли, ‎а ‎там ‎уже‏ ‎и‏ ‎Тростники...

— Мы ‎с‏ ‎тобой ‎идем‏ ‎к ‎Чертовым ‎Скалам, ‎— ‎терпеливо‏ ‎напомнил‏ ‎Кандид.‏ ‎— ‎Выходим‏ ‎послезавтра. ‎Кулак‏ ‎тоже ‎идет.

Колченог‏ ‎с‏ ‎сомнением ‎покачал‏ ‎головой.

— К ‎Чертовым ‎Скалам... ‎— ‎повторил‏ ‎он. ‎—‏ ‎Нет,‏ ‎Молчун, ‎не ‎пройти‏ ‎нам ‎к‏ ‎Чертовым ‎Скалам, ‎не ‎пройти.‏ ‎Это‏ ‎ты ‎знаешь‏ ‎где ‎—‏ ‎Чертовы ‎Скалы? ‎Их, ‎может, ‎и‏ ‎вообще‏ ‎нигде ‎нет,‏ ‎а ‎просто‏ ‎так ‎говорят: ‎скалы, ‎мол, ‎Чертовы...‏ ‎Так‏ ‎что‏ ‎к ‎Чертовым‏ ‎Скалам ‎я‏ ‎не ‎пойду,‏ ‎не‏ ‎верю ‎я‏ ‎в ‎них. Вот ‎если ‎бы ‎в‏ ‎Город, ‎например,‏ ‎или‏ ‎еще ‎лучше ‎—‏ ‎в ‎Муравейники,‏ ‎это ‎тут ‎рядом, ‎рукой‏ ‎подать...‏ ‎Слушай, ‎Молчун,‏ ‎а ‎пошли-ка‏ ‎мы ‎с ‎тобой ‎в ‎Муравейники.‏ ‎И‏ ‎Кулак ‎пойдет...‏ ‎Я ‎ведь‏ ‎в ‎Муравейниках, ‎как ‎ногу ‎себе‏ ‎повредил,‏ ‎так‏ ‎с ‎тех‏ ‎пор ‎там‏ ‎и ‎не‏ ‎был.‏ ‎Нава, ‎бывало,‏ ‎все ‎просила ‎меня: ‎сходим, ‎говорит,‏ ‎Колченог, ‎в‏ ‎Муравейники...‏ ‎Охота, ‎видишь, ‎было‏ ‎ей ‎посмотреть‏ ‎дупло, ‎где ‎я ‎ногу‏ ‎повредил...‏ ‎А ‎я‏ ‎ей ‎говорю,‏ ‎что не ‎помню ‎я, ‎где ‎это‏ ‎дупло,‏ ‎и ‎вообще,‏ ‎может ‎быть,‏ ‎Муравейников ‎больше ‎нет, ‎давно ‎я‏ ‎там‏ ‎не‏ ‎был...

Кандид ‎жевал‏ ‎гриб ‎и‏ ‎смотрел ‎на‏ ‎Колченога.‏ ‎А ‎Колченог‏ ‎говорил ‎и ‎говорил, ‎говорил ‎о‏ ‎Тростниках, ‎говорил‏ ‎о‏ ‎Муравейниках, ‎глаза ‎его‏ ‎были ‎опущены,‏ ‎и ‎он ‎только ‎изредка‏ ‎взглядывал‏ ‎на ‎Кандида.‏ ‎Хороший ‎ты‏ ‎человек, ‎Колченог, ‎и ‎добрый ‎ты,‏ ‎и‏ ‎оратор ‎видный,‏ ‎и ‎староста‏ ‎с ‎тобой ‎считается, ‎и ‎Кулак,‏ ‎а‏ ‎старец‏ ‎тебя ‎просто-таки‏ ‎боится, ‎и‏ ‎не ‎зря‏ ‎был‏ ‎ты ‎лучшим‏ ‎приятелем ‎и ‎спутником ‎известного ‎Обиды-Мученика,‏ ‎человека ‎ищущего‏ ‎и‏ ‎беспокойного, ‎ничего ‎не‏ ‎нашедшего ‎и‏ ‎сгинувшего ‎где-то ‎в ‎лесу...‏ ‎Одна‏ ‎вот ‎только‏ ‎беда: ‎не‏ ‎хочешь ‎ты, ‎Колченог, ‎меня ‎в‏ ‎лес‏ ‎отпускать, ‎жалеешь‏ ‎убогого. ‎Лес‏ ‎— ‎место ‎опасное, ‎гибельное, ‎куда‏ ‎многие‏ ‎ходили,‏ ‎да ‎немногие‏ ‎возвращались, ‎а‏ ‎если ‎возвращались,‏ ‎то‏ ‎сильно ‎напуганные,‏ ‎а ‎бывает, ‎и ‎покалеченные... ‎У‏ ‎кого ‎нога‏ ‎поломана,‏ ‎у ‎кого ‎что...‏ ‎Вот ‎и‏ ‎хитришь ты, ‎Колченог, ‎то ‎сам‏ ‎притворяешься полоумным,‏ ‎то ‎делаешь‏ ‎вид, что ‎Молчуна‏ ‎полоумным ‎считаешь, ‎а ‎в ‎действительности-то уверен ты‏ ‎в‏ ‎одном: ‎если‏ ‎уж ‎Молчуну‏ ‎удалось ‎один ‎раз ‎вернуться, ‎потерявши‏ ‎девчонку,‏ ‎то‏ ‎дважды ‎таких‏ ‎чудес ‎не‏ ‎случается...

— Слушай, ‎Колченог,‏ ‎—‏ ‎сказал ‎Кандид.‏ ‎— ‎Выслушай ‎меня ‎внимательно. ‎Говори‏ ‎что ‎хочешь,‏ ‎думай‏ ‎что ‎хочешь, ‎но‏ ‎я ‎прошу‏ ‎тебя ‎об ‎одном: ‎не‏ ‎бросай‏ ‎меня, ‎пойди‏ ‎в ‎лес‏ ‎со ‎мною. ‎Ты ‎мне ‎очень‏ ‎нужен‏ ‎в ‎лесу,‏ ‎Колченог. ‎Послезавтра‏ ‎мы ‎выходим, ‎и ‎я ‎очень‏ ‎хочу,‏ ‎чтобы‏ ‎ты ‎был‏ ‎с ‎нами.‏ ‎Понимаешь?

Колченог ‎смотрел‏ ‎на‏ ‎Кандида, ‎и‏ ‎выцветшие ‎глаза ‎его ‎были ‎непроницаемы.

— А‏ ‎как ‎же,‏ ‎—‏ ‎сказал ‎он. ‎—‏ ‎Я ‎тебя‏ ‎вполне ‎понимаю. ‎Вместе ‎и‏ ‎пойдем.‏ ‎Как ‎вот‏ ‎отсюда ‎выйдем,‏ ‎свернем ‎налево, дойдем ‎до ‎поля ‎и‏ ‎мимо‏ ‎двух ‎камней‏ ‎— ‎на‏ ‎тропу. ‎Эту ‎тропу ‎сразу ‎отличить‏ ‎можно:‏ ‎там‏ ‎валунов ‎столько,‏ ‎что ‎ноги‏ ‎сломаешь... ‎Да‏ ‎ты‏ ‎ешь ‎грибы,‏ ‎Молчун, ‎ешь, ‎они ‎хорошие... ‎По‏ ‎этой, ‎значит,‏ ‎тропе‏ ‎дойдем ‎мы ‎до‏ ‎грибной ‎деревни,‏ ‎я ‎тебе ‎про ‎нее,‏ ‎по-моему,‏ ‎рассказывал, ‎она‏ ‎пустая, ‎вся‏ ‎грибами ‎поросла, ‎но ‎не ‎такими,‏ ‎как‏ ‎эти, ‎например,‏ ‎а ‎скверными,‏ ‎их ‎мы ‎есть ‎не ‎станем,‏ ‎от‏ ‎них‏ ‎болеют ‎и‏ ‎умереть ‎можно,‏ ‎так ‎что‏ ‎мы‏ ‎в ‎этой‏ ‎деревне ‎даже ‎останавливаться ‎не ‎будем,‏ ‎а ‎сразу‏ ‎пойдем‏ ‎дальше ‎и ‎спустя‏ ‎время ‎дойдем‏ ‎до ‎чудаковой ‎деревни, ‎там‏ ‎горшки‏ ‎делают ‎из‏ ‎земли, ‎вот‏ ‎додумались! ‎Это ‎после ‎того ‎случилось‏ ‎у‏ ‎них, ‎как‏ ‎синяя ‎трава‏ ‎через ‎них ‎прошла. ‎И ‎ничего,‏ ‎не‏ ‎заболели‏ ‎даже, ‎только‏ ‎горшки ‎из‏ ‎земли ‎делать‏ ‎стали...‏ ‎У ‎них‏ ‎мы ‎тоже ‎останавливаться ‎не ‎будем,‏ ‎нечего ‎у‏ ‎них‏ ‎там ‎останавливаться, ‎а‏ ‎пойдем ‎мы‏ ‎сразу ‎от ‎них ‎направо‏ ‎—‏ ‎тут ‎тебе‏ ‎и ‎будет‏ ‎Глиняная ‎поляна...

А ‎может ‎быть, ‎не‏ ‎брать‏ ‎мне ‎тебя?‏ ‎— ‎думал‏ ‎Кандид. ‎Ты ‎уже ‎был ‎там,‏ ‎лес‏ ‎тебя‏ ‎уже ‎жевал,‏ ‎и ‎как‏ ‎знать, ‎может‏ ‎быть,‏ ‎ты ‎уже‏ ‎катался ‎по ‎земле, ‎крича ‎от‏ ‎боли ‎и‏ ‎страха,‏ ‎а ‎над ‎тобой‏ ‎нависала, ‎закусив‏ ‎прелестную ‎губку ‎и ‎растопырив‏ ‎детские‏ ‎ладошки, ‎молоденькая‏ ‎девушка. ‎Не‏ ‎знаю, ‎не ‎знаю. ‎Но ‎идти‏ ‎надо.‏ ‎Захватить ‎хотя‏ ‎бы ‎двух,‏ ‎хотя ‎бы ‎одну, ‎узнать ‎все,‏ ‎разобраться‏ ‎до‏ ‎конца... ‎А‏ ‎дальше? ‎

Обреченные,‏ ‎несчастные ‎обреченные.‏ ‎А‏ ‎вернее, ‎счастливые‏ ‎обреченные, ‎потому ‎что ‎они ‎не‏ ‎знают, ‎что‏ ‎обречены;‏ ‎

что ‎сильные ‎их‏ ‎мира ‎видят‏ ‎в ‎них ‎только ‎грязное‏ ‎племя‏ ‎насильников; ‎

что‏ ‎сильные ‎уже‏ ‎нацелились ‎в ‎них ‎тучами ‎управляемых‏ ‎вирусов,‏ ‎колоннами ‎роботов,‏ ‎стенами ‎леса;‏ ‎

что ‎все ‎для ‎них ‎уже‏ ‎предопределено‏ ‎и‏ ‎— ‎самое‏ ‎страшное ‎—‏ ‎что ‎историческая‏ ‎правда‏ ‎здесь, ‎в‏ ‎лесу, ‎не ‎на ‎их ‎стороне,‏ ‎они ‎—‏ ‎реликты,‏ ‎осужденные ‎на ‎гибель‏ ‎объективными ‎законами,‏ ‎и ‎помогать ‎им ‎—‏ ‎значит‏ ‎идти ‎против‏ ‎прогресса, ‎задерживать‏ ‎прогресс ‎на ‎каком-то ‎крошечном ‎участке‏ ‎его‏ ‎фронта. ‎

Но‏ ‎только ‎меня‏ ‎это ‎не ‎интересует, ‎подумал ‎Кандид.‏ ‎Какое‏ ‎мне‏ ‎дело ‎до‏ ‎их ‎прогресса,‏ ‎это ‎не‏ ‎мой‏ ‎прогресс, ‎я‏ ‎и ‎прогрессом-то ‎его ‎называю ‎только‏ ‎потому, ‎что‏ ‎нет‏ ‎другого ‎подходящего ‎слова...‏ ‎Здесь ‎не‏ ‎голова ‎выбирает. ‎Здесь ‎выбирает‏ ‎сердце.‏ ‎

Закономерности ‎не‏ ‎бывают ‎плохими‏ ‎или ‎хорошими, ‎они ‎вне ‎морали.‏ ‎

Но‏ ‎я-то ‎не‏ ‎вне ‎морали!‏ ‎

Если ‎бы ‎меня ‎подобрали ‎эти‏ ‎подруги,‏ ‎вылечили‏ ‎и ‎обласкали‏ ‎бы, ‎приняли‏ ‎бы ‎меня‏ ‎как‏ ‎своего, ‎пожалели‏ ‎бы ‎— ‎что ‎ж, ‎тогда‏ ‎бы ‎я,‏ ‎наверное,‏ ‎легко ‎и ‎естественно‏ ‎стал ‎бы‏ ‎на ‎сторону ‎этого ‎прогресса,‏ ‎и‏ ‎Колченог ‎и‏ ‎все ‎эти‏ ‎деревни ‎были ‎бы ‎для ‎меня‏ ‎досадным‏ ‎пережитком, ‎с‏ ‎которым ‎слишком‏ ‎уж ‎долго ‎возятся... ‎А ‎может‏ ‎быть,‏ ‎и‏ ‎нет, ‎может‏ ‎быть, ‎это‏ ‎было ‎бы‏ ‎не‏ ‎легко ‎и‏ ‎не ‎просто, ‎я ‎не ‎могу,‏ ‎когда ‎людей‏ ‎считают‏ ‎животными. ‎

Но ‎может‏ ‎быть, ‎дело‏ ‎в ‎терминологии, ‎и ‎если‏ ‎бы‏ ‎я ‎учился‏ ‎языку ‎у‏ ‎женщин, ‎все ‎звучало ‎бы ‎для‏ ‎меня‏ ‎иначе: враги ‎прогресса,‏ ‎зажравшиеся ‎тупые‏ ‎бездельники... ‎Идеалы... ‎Великие ‎цели... ‎Естественные‏ ‎законы‏ ‎природы...‏ ‎

И ‎ради‏ ‎этого ‎уничтожается‏ ‎половина ‎населения?‏ ‎Нет,‏ ‎это ‎не‏ ‎для ‎меня. ‎На ‎любом ‎языке‏ ‎это ‎не‏ ‎для‏ ‎меня. ‎Плевать ‎мне‏ ‎на ‎то,‏ ‎что ‎Колченог ‎— ‎это‏ ‎камешек‏ ‎в ‎жерновах‏ ‎ихнего ‎прогресса.‏ ‎

Я ‎сделаю ‎все, ‎чтобы ‎на‏ ‎этом‏ ‎камешке ‎жернова‏ ‎затормозили. ‎И‏ ‎если ‎мне ‎не ‎удастся ‎добраться‏ ‎до‏ ‎биостанции‏ ‎— ‎а‏ ‎мне, ‎наверное,‏ ‎не ‎удастся,‏ ‎—‏ ‎я ‎сделаю‏ ‎все, ‎что ‎могу, ‎чтобы ‎эти‏ ‎жернова ‎остановились.‏ ‎

Впрочем,‏ ‎если ‎мне ‎удастся‏ ‎добраться ‎до‏ ‎биостанции... ‎М-да. ‎Странно, ‎никогда‏ ‎раньше‏ ‎мне ‎не‏ ‎приходило ‎в‏ ‎голову ‎посмотреть на ‎Управление со ‎стороны. ‎И‏ ‎Колченогу‏ ‎вот ‎не‏ ‎приходит ‎в‏ ‎голову ‎посмотреть ‎на ‎лес ‎со‏ ‎стороны.‏ ‎И‏ ‎этим ‎подругам,‏ ‎наверное, ‎тоже.‏ ‎А ‎ведь‏ ‎это‏ ‎любопытное ‎зрелище‏ ‎— ‎Управление, ‎вид ‎сверху. Ладно, ‎об‏ ‎этом ‎я‏ ‎подумаю‏ ‎потом.

— Значит, ‎договорились, ‎—‏ ‎сказал ‎он.‏ ‎— ‎Послезавтра ‎выходим.

— А ‎как‏ ‎же,‏ ‎— ‎немедленно‏ ‎ответствовал ‎Колченог.‏ ‎— ‎Сразу ‎от ‎меня ‎налево...

На‏ ‎поле‏ ‎вдруг ‎зашумели.‏ ‎Завизжали ‎женщины.‏ ‎Много ‎голосов ‎закричало ‎хором: ‎«Молчун!‏ ‎Эй,‏ ‎Молчун!»‏ ‎Колченог ‎встрепенулся.

— Никак‏ ‎мертвяки! ‎—‏ ‎сказал ‎он,‏ ‎торопливо‏ ‎поднимаясь. ‎—‏ ‎Давай, ‎Молчун, ‎давай ‎не ‎сиди,‏ ‎посмотреть ‎хочу.

Кандид‏ ‎встал,‏ ‎вытащил ‎из-за ‎пазухи‏ ‎скальпель ‎и‏ ‎зашагал ‎к ‎окраине.

"Крылья ‎Орла

Капитал‏ ‎влияния

— Это ‎и ‎есть ‎знаменитое ‎«золото‏ ‎СС». ‎—‏ ‎Учитель‏ ‎покачал ‎на ‎ладони‏ ‎брусок, ‎от‏ ‎сглаженных ‎граней ‎которого ‎во‏ ‎все‏ ‎стороны ‎сыпались‏ ‎тусклые ‎лучики,‏ ‎и ‎передал ‎Максимову. ‎— ‎Возьми,‏ ‎Олаф,‏ ‎держи ‎в‏ ‎руках ‎и‏ ‎слушай ‎меня. ‎Когда ‎потребуется ‎вспомнить‏ ‎мои‏ ‎слова,‏ ‎представь ‎себе этот‏ ‎слиток. ‎Такое‏ ‎не ‎забывается.‏ ‎Не‏ ‎много ‎найдется‏ ‎людей, ‎державших ‎в ‎ладонях ‎столько‏ ‎золота, ‎а‏ ‎золота‏ ‎из ‎казны ‎«Черного‏ ‎Ордена ‎Мертвой‏ ‎головы», ‎как ‎на ‎самом‏ ‎деле‏ ‎называлась ‎организация‏ ‎СС, ‎в‏ ‎мире ‎единицы. ‎Ты ‎запомнишь ‎это‏ ‎на‏ ‎всю ‎жизнь,‏ ‎а ‎вернувшись‏ ‎к ‎этой ‎«зарубке ‎памяти», ‎дословно‏ ‎вспомнишь‏ ‎мои‏ ‎слова.

Золото ‎—‏ ‎это ‎власть.‏ ‎В ‎давние‏ ‎времена‏ ‎правители ‎украшали‏ ‎головы ‎золотыми ‎коронами ‎как ‎символами‏ ‎божественной ‎власти.‏ ‎И‏ ‎это ‎было ‎правильно,‏ ‎потому ‎что‏ ‎лишь ‎благородному ‎металлу ‎дана‏ ‎власть‏ ‎вызывать ‎к‏ ‎жизни, ‎материализовать‏ ‎то, ‎что ‎до ‎этого ‎обреталось‏ ‎лишь‏ ‎в ‎сфере‏ ‎Духа. Эта ‎«магия‏ ‎королей» ‎жива ‎и ‎сейчас, ‎в‏ ‎наш‏ ‎век,‏ ‎разменявший ‎слитки‏ ‎металла ‎Солнца‏ ‎на ‎ворох‏ ‎разноцветных‏ ‎бумажек. Можно ‎возводить‏ ‎города, ‎можно ‎обречь ‎целые ‎народы‏ ‎на ‎голодную‏ ‎смерть,‏ ‎можно ‎осушить ‎моря‏ ‎и ‎собирать‏ ‎небывалые ‎Урожаи. Стоит ‎лишь ‎прикоснуться‏ ‎ко‏ ‎всему ‎сущему‏ ‎золотым ‎слитком‏ ‎— ‎и ‎вершится ‎чудо.

Но ‎так‏ ‎думают‏ ‎лишь ‎профаны,‏ ‎не ‎допущенные‏ ‎к ‎истинным ‎тайнам. ‎Слушай, ‎Олаф!‏ ‎Золото‏ ‎мертво‏ ‎и ‎бесполезно,‏ ‎пока ‎не‏ ‎соединилось ‎с‏ ‎Идеей. А‏ ‎Идея ‎приходит‏ ‎в ‎наш ‎мир ‎неведомыми ‎путями‏ ‎и ‎живет‏ ‎вечно,‏ ‎намного ‎переживая ‎ее‏ ‎проповедников, ‎распятых‏ ‎на ‎крестах. ‎«Рукописи ‎не‏ ‎горят,‏ ‎книги ‎живут‏ ‎вечно, ‎эхо‏ ‎произнесенных ‎слов ‎не ‎затухает ‎никогда», — ты‏ ‎знаешь‏ ‎эту ‎истину.‏ ‎Раз ‎явившаяся‏ ‎в ‎мир ‎Идея ‎уже ‎не‏ ‎исчезнет‏ ‎никогда.‏ ‎Она, ‎как‏ ‎зерно, ‎спит‏ ‎до ‎срока‏ ‎в‏ ‎людских ‎головах‏ ‎и ‎просыпается ‎лишь ‎тогда, ‎когда‏ ‎на ‎него‏ ‎прольется‏ ‎живительный ‎золотой ‎дождь.

Именно‏ ‎в ‎этот‏ ‎миг ‎и ‎вершится ‎«священный‏ ‎брак».‏ ‎Идея, ‎соединившись‏ ‎с ‎Золотом,‏ ‎превращается ‎в ‎силу, ‎способную перевернуть ‎мир.‏ ‎Энергия соединяется‏ ‎с ‎Информацией — так‏ ‎и ‎рождается‏ ‎новое, ‎обрекая ‎на ‎смерть ‎старые‏ ‎формы‏ ‎жизни.‏ ‎Изменения ‎происходят‏ ‎столь ‎быстро,‏ ‎что ‎ошарашенному‏ ‎их‏ ‎вихрем ‎обывателю‏ ‎кажутся ‎чудом. ‎Это ‎и ‎есть‏ ‎чудо, ‎сотворенное «магией‏ ‎королей».‏ ‎Еще ‎вчера ‎страна‏ ‎лежала ‎в‏ ‎руинах ‎и ‎до ‎рвоты‏ ‎пила‏ ‎горькую ‎чашу‏ ‎поражения, ‎а‏ ‎сегодня ‎уже ‎колонны ‎желающих ‎покорить‏ ‎мир‏ ‎маршируют ‎у‏ ‎Бранденбургских ‎ворот.‏ ‎Еще ‎вчера ‎страна ‎заходилась ‎в‏ ‎агонии‏ ‎братоубийственной‏ ‎бойни, ‎а‏ ‎сегодня ‎полуголые,‏ ‎полуголодные ‎люди‏ ‎возводят‏ ‎заводы, ‎исполинской‏ ‎мощью ‎затмевающие ‎пирамиды ‎Египта. ‎Не‏ ‎зная ‎о‏ ‎«магии‏ ‎королей», ‎никогда ‎не‏ ‎понять ‎сути‏ ‎великих ‎войн, ‎революций ‎и‏ ‎возрождений‏ ‎из ‎руин.‏ ‎А ‎все‏ ‎это ‎вершит ‎Идея, ‎соединившаяся с ‎Золотом.

А‏ ‎теперь‏ ‎главное. ‎Посвященным‏ ‎известна ‎колоссальная‏ ‎мощь, ‎сокрытая ‎в ‎золоте ‎и‏ ‎в‏ ‎идеях.‏ ‎Они ‎подобны‏ ‎двум ‎половинкам‏ ‎заряда ‎ядерной‏ ‎бомбы.‏ ‎Взрыв ‎должен‏ ‎произойти ‎в ‎нужное ‎время ‎и‏ ‎в ‎нужном‏ ‎месте. Именно‏ ‎поэтому ‎до ‎известного‏ ‎срока ‎части‏ ‎«бомбы» ‎хранятся ‎отдельно. Кто-то ‎хранит‏ ‎и‏ ‎приумножает ‎золото,‏ ‎кто-то ‎развивает‏ ‎и ‎внедряет ‎в ‎головы ‎Идею.‏ ‎Та‏ ‎часть ‎золота,‏ ‎что ‎идет‏ ‎на ‎приручение, ‎обучение ‎и ‎питание‏ ‎«умных‏ ‎голов»‏ ‎в ‎избранной‏ ‎для ‎«взрыва»‏ ‎стране, ‎называется‏ ‎«капитал‏ ‎влияния». ‎Он‏ ‎действует ‎подспудно, ‎день ‎за ‎днем,‏ ‎год ‎за‏ ‎годом подтачивая‏ ‎и ‎отравляя Идею, ‎создавшую‏ ‎эту ‎страну.‏ ‎А ‎когда ‎она ‎смертельно‏ ‎ослабеет,‏ ‎«умные ‎головы»‏ ‎в ‎оплаченных‏ ‎статьях ‎и ‎книгах ‎начинают ‎проповедь‏ ‎новой‏ ‎Идеи, ‎а‏ ‎следом ‎уже‏ ‎идут ‎лавинообразные ‎инвестиции ‎«основного ‎капитала».‏ ‎Это‏ ‎и‏ ‎есть ‎та‏ ‎самая ‎«идеологическая‏ ‎война», ‎о‏ ‎которой‏ ‎тебе, ‎наверное,‏ ‎прожужжали ‎все ‎уши. ‎На ‎самом‏ ‎деле ‎ее‏ ‎ведут‏ ‎между ‎собой ‎«братства‏ ‎посвященных» ‎и‏ ‎Ордена, ‎принявшие ‎на ‎себя‏ ‎ответственность‏ ‎за ‎ту‏ ‎или ‎иную‏ ‎часть ‎мира.

Представь ‎себе ‎трубопровод, ‎оплетший‏ ‎своей‏ ‎паутиной ‎весь‏ ‎мир. ‎Это‏ ‎и ‎есть ‎мировая ‎финансовая ‎система.‏ ‎По‏ ‎сути,‏ ‎она ‎не‏ ‎принадлежит ‎никому.‏ ‎Она ‎общая‏ ‎для‏ ‎всех ‎«братств».‏ ‎В ‎ее ‎трубах ‎несутся, ‎иногда‏ ‎перемешиваясь, ‎«капиталы‏ ‎влияния»,‏ ‎«золото ‎партий» ‎и‏ ‎«сокровища» ‎канувших‏ ‎в ‎Лету ‎рейхов. ‎В‏ ‎финансовой‏ ‎системе ‎действует‏ ‎«водное ‎перемирие», как‏ ‎у ‎зверей ‎в ‎джунглях, ‎пьющих‏ ‎из‏ ‎одного ‎источника.‏ ‎Таких ‎слитков,‏ ‎как ‎ты ‎держишь ‎в ‎руках,‏ ‎в‏ ‎банках‏ ‎Латинской ‎Америки‏ ‎тысячи, ‎еще‏ ‎больше ‎лежит‏ ‎в‏ ‎хранилищах ‎швейцарских‏ ‎банков. ‎Есть ‎они ‎и ‎в‏ ‎гордящейся демократией ‎Америке.‏ ‎Но‏ ‎никому ‎не ‎придет‏ ‎в ‎голову‏ ‎их ‎конфисковать. ‎Нет, ‎на‏ ‎эти‏ ‎капиталы ‎исправно‏ ‎начисляют ‎проценты.‏ ‎Это ‎золото ‎спит ‎до ‎поры,‏ ‎как‏ ‎зверь, ‎в‏ ‎холодных ‎норах‏ ‎хранилищ. ‎Но ‎стоит ‎где-нибудь ‎в‏ ‎мире‏ ‎ожить‏ ‎Идее, ‎как‏ ‎спрут ‎тут‏ ‎же ‎оживает‏ ‎и‏ ‎тянет ‎к‏ ‎ней ‎свои ‎позолоченные ‎щупальца.

Запомни, ‎Олаф!‏ ‎Сожми ‎этот‏ ‎мертвый‏ ‎золотой ‎кирпич ‎в‏ ‎ладонях ‎и‏ ‎накрепко ‎запомни!

Как ‎только ‎на‏ ‎нашу‏ ‎часть ‎мира‏ ‎проникает ‎«капитал‏ ‎влияния». ‎Орден ‎объявляет ‎состояние ‎«угрозы‏ ‎вторжения».‏ ‎Ты ‎военный‏ ‎человек ‎и‏ ‎знаешь, ‎что ‎это ‎такое. ‎«Угроза‏ ‎вторжения»‏ ‎—‏ ‎это ‎миг‏ ‎до ‎войны.‏ ‎Как ‎на‏ ‎всякой‏ ‎войне, ‎на‏ ‎нашей ‎— ‎тайной ‎— ‎хороши‏ ‎любые ‎средства.‏ ‎И‏ ‎ты, ‎Олаф, ‎и‏ ‎я, ‎любой,‏ ‎принявший ‎присягу ‎Ордену, ‎не‏ ‎остановимся‏ ‎ни ‎перед‏ ‎чем. ‎Потому‏ ‎что ‎опять ‎настает ‎время ‎убивать,‏ ‎и‏ ‎некогда ‎считать‏ ‎убитых. ‎

«Угроза‏ ‎вторжения» ‎— ‎это ‎миг, ‎когда‏ ‎Орел‏ ‎выпускает‏ ‎когти."

Олег ‎Маркеев,‏ ‎"Угроза ‎вторжения".

http://www.e-reading.club/bookreader.php/37412/Markeev_1_Ugroza_vtorzhen...

Материал ‎для‏ ‎тизера ‎снимался ‎на ‎протяжении ‎нескольких‏ ‎месяцев. ‎Было‏ ‎выбрано‏ ‎несколько ‎сцен ‎из‏ ‎сценария, ‎которые‏ ‎возможно ‎было ‎снять ‎с‏ ‎небольшим‏ ‎бюджетом. ‎

Одни‏ ‎из ‎самых‏ ‎сложных ‎съемок ‎– ‎воздушные. ‎Наш‏ ‎фильм‏ ‎про ‎летчиков,‏ ‎а ‎значит‏ ‎самолеты ‎и ‎полеты ‎должны ‎быть‏ ‎показаны‏ ‎с‏ ‎максимальным ‎реализмом.‏ ‎Так, ‎чтобы‏ ‎зритель ‎не‏ ‎засомневался,‏ ‎что ‎снят‏ ‎настоящий ‎самолет, ‎а ‎не ‎смоделирован‏ ‎его ‎полет‏ ‎в‏ ‎3D ‎среде. ‎

Даже‏ ‎в ‎последних‏ ‎голливудских ‎кинокартинах, ‎таких ‎как‏ ‎«Красные‏ ‎хвосты» ‎(2012г.),‏ ‎«Мидуэй» ‎(2019г.)‏ ‎и ‎подобных, ‎для ‎изображения ‎воздушных‏ ‎боев‏ ‎применялась ‎компьютерная‏ ‎графика. ‎Полностью‏ ‎генерировалась ‎окружающая ‎среда ‎– ‎земля,‏ ‎небо,‏ ‎облака,‏ ‎вода. ‎Полеты‏ ‎самолетов ‎так‏ ‎же ‎сгенерированы‏ ‎в‏ ‎3D. ‎А‏ ‎это ‎значит ‎полностью ‎страдает ‎физика‏ ‎полета, ‎освещения,‏ ‎взаимодействия‏ ‎самолета ‎с ‎окружающей‏ ‎средой. ‎В‏ ‎итоге ‎мы ‎получаем ‎абсолютно‏ ‎не‏ ‎правдоподобный ‎полет.‏ ‎

При ‎просмотре‏ ‎такой ‎кинокартины ‎как ‎«Дюнкерк» ‎(2017г.),‏ ‎мы‏ ‎видим ‎реалистичные‏ ‎полеты ‎и‏ ‎воздушные ‎бои. ‎Так ‎как ‎там‏ ‎использовали‏ ‎для‏ ‎съемок ‎спитфайры,‏ ‎закамуфлированный ‎ЯК-52‏ ‎под ‎спитфайр‏ ‎и‏ ‎летающие ‎модели‏ ‎самолетов. ‎И ‎сразу ‎другое ‎восприятие‏ ‎происходящего. ‎Очень‏ ‎реалистично!

Вот‏ ‎и ‎наша ‎команда‏ ‎хочет ‎добиться‏ ‎такого ‎реализма. ‎Что ‎бы‏ ‎зритель,‏ ‎сидя ‎в‏ ‎кресле ‎смог‏ ‎ощутить ‎полет, ‎увидеть ‎всю ‎его‏ ‎красоту‏ ‎и ‎стремительность.‏ ‎А ‎это‏ ‎возможно ‎только ‎если ‎подойти ‎к‏ ‎съемкам‏ ‎кропотливо,‏ ‎и ‎снять‏ ‎все ‎на‏ ‎натуре, ‎а‏ ‎не‏ ‎в ‎смоделированном‏ ‎3D ‎пространстве.  ‎

К ‎примеру ‎чего‏ ‎стоят ‎только‏ ‎облака,‏ ‎они ‎индивидуальны, ‎а‏ ‎если ‎мы‏ ‎сюда ‎добавим ‎природное ‎освещение,‏ ‎то‏ ‎поймем, ‎что‏ ‎повторить ‎так‏ ‎невозможно. ‎Природа ‎каждый ‎раз ‎рисует‏ ‎неповторимы‏ ‎картины ‎с‏ ‎облаками. ‎

К‏ ‎тому ‎же, ‎в ‎3D ‎пространстве‏ ‎очень‏ ‎сложно‏ ‎повторить ‎правильную‏ ‎физику ‎полета‏ ‎самолета. ‎Так‏ ‎как‏ ‎на ‎полет‏ ‎самолета ‎влияет ‎много ‎факторов. ‎Самолет‏ ‎может ‎перемещаться‏ ‎с‏ ‎разной ‎скоростью, ‎выполнять‏ ‎фигуры ‎высшего‏ ‎пилотажа. ‎Во ‎всех ‎этих‏ ‎случаях‏ ‎придумать ‎поведение‏ ‎самолета ‎очень‏ ‎сложно. ‎А ‎еще ‎додумать ‎как‏ ‎на‏ ‎него ‎падает‏ ‎свет, ‎где‏ ‎отражается ‎и ‎т.п. ‎еще ‎сложней.‏ ‎От‏ ‎сюда‏ ‎мы ‎часто‏ ‎в ‎кино‏ ‎наблюдаем ‎абсолютно‏ ‎не‏ ‎понятные ‎пролеты‏ ‎самолетов, ‎порой ‎решенных ‎самой ‎простой‏ ‎физической ‎модели‏ ‎полета.‏ ‎

С ‎учетом, ‎что‏ ‎на ‎постсоветском‏ ‎пространстве ‎нет ‎летающих ‎экземпляров‏ ‎немецких‏ ‎истребителей, ‎да‏ ‎и ‎нет‏ ‎практически ‎советских ‎(в ‎копилке ‎фонда‏ ‎«Крылатая‏ ‎память ‎победы»‏ ‎есть ‎только‏ ‎МиГ-3, ‎И-16, ‎И-15), ‎возникает ‎безвыходная‏ ‎ситуация.‏ ‎Снять‏ ‎реальный ‎воздушный‏ ‎бой ‎просто‏ ‎нет ‎возможности,‏ ‎з-за‏ ‎отсутствия ‎самолетов.‏   ‎МиГ-3 ‎нам ‎по ‎сценарию ‎не‏ ‎подходят. ‎Так‏ ‎как‏ ‎штурмовой ‎авиакорпус ‎Н.‏ ‎Каманина ‎прикрывали‏ ‎Яки. ‎И ‎тем ‎более‏ ‎нет‏ ‎немецких ‎истребителей.‏ ‎Но ‎без‏ ‎выходных ‎ситуация ‎не ‎бывает. ‎Мы‏ ‎решили‏ ‎выйти ‎из‏ ‎ситуации ‎отсняв‏ ‎реальные ‎самолеты ‎и ‎произвести ‎их‏ ‎замену‏ ‎при‏ ‎помощи ‎компьютерной‏ ‎графики ‎на‏ ‎нужный ‎нам‏ ‎самолет.

Для‏ ‎этой ‎цели‏ ‎выбрали ‎учебно-тренировочный ‎самолет ‎ЯК-52. ‎Яки‏ ‎были ‎отсняты‏ ‎на‏ ‎пилотаже, ‎в ‎различных‏ ‎условиях. ‎И‏ ‎так ‎же ‎было ‎снято‏ ‎несколько‏ ‎шотов ‎с‏ ‎изображением ‎воздушного‏ ‎боя ‎– ‎ЯК-52 ‎атаковал ‎летающий‏ ‎ПО-2.‏ ‎

Общий ‎вид‏ ‎ЯК-52, ‎по‏ ‎своему ‎контуру ‎больше ‎похож ‎на‏ ‎FW9-190.‏ ‎Поэтому‏ ‎было ‎решено‏ ‎использовать ‎именно‏ ‎фоккер ‎в‏ ‎рамках‏ ‎первых ‎экспериментов.‏ ‎

Результат ‎можно ‎увидеть ‎на ‎стоп‏ ‎кадрах. ‎Без‏ ‎графики‏ ‎и ‎с ‎графикой.‏ ‎А ‎в‏ ‎динамике ‎можно ‎увидеть ‎в‏ ‎тизере.‏ ‎На ‎наш‏ ‎взгляд ‎вышло‏ ‎уже ‎не ‎плохо. ‎Мы ‎достигли‏ ‎правильной‏ ‎физики ‎полета,‏ ‎окружающей ‎среды.‏ ‎Полет ‎самолета ‎смотрится ‎естественно. ‎Что‏ ‎очень‏ ‎важно.

Стоп‏ ‎кадр ‎с‏ ‎ЯК-52

Стоп ‎кадр‏ ‎с ‎FW-190

Стоп‏ ‎кадр‏ ‎с ‎ЯК-52

Стоп‏ ‎кадр ‎с ‎FW-190

Стоп ‎кадр ‎с‏ ‎ЯК-52

Стоп ‎кадр‏ ‎с‏ ‎FW-190

Сцена ‎с ‎актерами‏ ‎снимались ‎на‏ ‎земле. ‎ПО-2 ‎выставлялся ‎горизонтально.‏ ‎И‏ ‎производились ‎съемки.‏ ‎Из-за ‎маленького‏ ‎бюджета, ‎у ‎нас, ‎к ‎сожалению,‏ ‎не‏ ‎было ‎ветродуя,‏ ‎и ‎мы‏ ‎не ‎смогли ‎растянуть ‎большой ‎синий‏ ‎экран,‏ ‎для‏ ‎дальнейших ‎обработок‏ ‎видео.

В ‎дальнейшем‏ ‎в ‎планах‏ ‎есть‏ ‎мысли ‎снимать‏ ‎такие ‎сцены ‎в ‎реальном ‎полете.‏ ‎Но ‎не‏ ‎все‏ ‎возможно, ‎по ‎понятным‏ ‎причинам. ‎Никто‏ ‎не ‎доверит ‎самостоятельный ‎полет‏ ‎актеру.‏ ‎Поэтому ‎такие‏ ‎сцены ‎будут‏ ‎в ‎большинстве ‎случаев ‎сниматься ‎на‏ ‎земле.‏ ‎

По ‎архивным‏ ‎данным ‎Центрального ‎архива ‎Министерства ‎обороны‏ ‎(ЦАМО) ‎России,‏ ‎в‏ ‎годы ‎войны ‎в‏ ‎боевых ‎частях‏ ‎числились ‎свыше ‎3500 ‎военнослужащих‏ ‎в‏ ‎возрасте ‎до‏ ‎16 ‎лет.‏ ‎А ‎сколько ‎их ‎было ‎в‏ ‎партизанских‏ ‎отрядах? ‎Можно‏ ‎смело ‎утверждать,‏ ‎что ‎в ‎годы ‎Великой ‎Отечественной‏ ‎войны‏ ‎за‏ ‎Родину ‎сражались‏ ‎тысячи ‎молодых‏ ‎ребят. ‎Но‏ ‎лишь‏ ‎один ‎из‏ ‎них ‎был ‎летчиком. ‎Аркадий ‎Каманин‏ ‎стал ‎самым‏ ‎молодым‏ ‎летчиком ‎той ‎войны.‏ ‎Он ‎начал‏ ‎летать ‎в ‎14 ‎лет.‏ ‎О‏ ‎трагической ‎судьбе‏ ‎героя ‎пойдет‏ ‎речь ‎в ‎этой ‎статье.

Родился ‎Аркадий‏ ‎на‏ ‎Дальнем ‎востоке,‏ ‎2 ‎ноября‏ ‎1928г. ‎Его ‎отец ‎Николай ‎Каманин‏ ‎стал‏ ‎четвертым‏ ‎Героем ‎Советского‏ ‎Союза, ‎за‏ ‎спасение ‎Челюскинцев.

Перед‏ ‎самой‏ ‎войной ‎отца‏ ‎перевели ‎служить ‎в ‎Ташкент. ‎С‏ ‎началом ‎войны‏ ‎Аркадий‏ ‎несколько ‎месяцев ‎работал‏ ‎на ‎авиационном‏ ‎заводе ‎механиком. ‎Жил ‎рядом‏ ‎с‏ ‎аэродромом, ‎постоянно‏ ‎наблюдая ‎за‏ ‎полетом ‎самолетов. ‎Аркадий ‎грезил ‎небом‏ ‎и‏ ‎самолетами.

Весной ‎1943г.‏ ‎с ‎матерью‏ ‎и ‎братом ‎Левой ‎Аркадий ‎приехал‏ ‎к‏ ‎отцу‏ ‎на ‎фронт.‏ ‎Отец ‎командовал‏ ‎штурмовым ‎корпусом‏ ‎ИЛ-2,‏ ‎на ‎Калинеском‏ ‎фронте. ‎Аркадий ‎мечтал ‎попасть ‎на‏ ‎фронт, ‎и‏ ‎отец‏ ‎уступил ‎его ‎настойчивым‏ ‎просьбам. ‎15‏ ‎апреля ‎1943г. ‎Аркадий ‎был‏ ‎зачислен‏ ‎красноармейцем ‎в‏ ‎полевые ‎авиационные‏ ‎ремонтные ‎мастерские.

Аркадий ‎рвался ‎в ‎небо.‏ ‎Летчики‏ ‎эскадрильи ‎связи‏ ‎стали ‎его‏ ‎брать ‎штурманом ‎двухместного ‎«кукурузника» ‎У-2.‏ ‎Самолет‏ ‎имел‏ ‎дублированное ‎управление.‏ ‎И ‎иногда‏ ‎летчики ‎давали‏ ‎Аркадию‏ ‎«подержаться» ‎за‏ ‎управление ‎самолетом. ‎Так ‎Аркадий ‎набрался‏ ‎летного ‎опыта.

Аркадий‏ ‎Каманин‏ ‎на ‎втором ‎году‏ ‎службы ‎в‏ ‎авиакорпусе.

Однажды ‎при ‎возвращении ‎на‏ ‎аэродром‏ ‎случилось ‎происшествие.‏ ‎В ‎стороне‏ ‎шел ‎воздушный ‎бой. ‎Истребители ‎гоняли‏ ‎немецкий‏ ‎Ю-87. ‎Шальная‏ ‎пуля ‎разбила‏ ‎летные ‎очки ‎летчика. ‎Кровью ‎залило‏ ‎глаза.‏ ‎Пилот‏ ‎ничего ‎не‏ ‎видел. ‎Он‏ ‎передал ‎управление‏ ‎Аркадию.‏ ‎Аркадий ‎повел‏ ‎самолет ‎на ‎посадку. ‎С ‎первой‏ ‎попытки ‎посадить‏ ‎самолет‏ ‎не ‎вышло. ‎Командир‏ ‎эскадрильи ‎понял,‏ ‎что ‎происходит ‎не ‎ладное,‏ ‎и‏ ‎взлетел. ‎Пристроившись‏ ‎рядом, ‎он‏ ‎помог ‎Аркадию ‎посадить ‎самолет.

«Есть ‎у‏ ‎меня‏ ‎друзья ‎по‏ ‎эскадрилье. ‎Правда,‏ ‎они ‎постарше ‎меня. ‎Я ‎один‏ ‎среди‏ ‎них,‏ ‎как ‎новобранец,‏ ‎пострижен ‎под‏ ‎нулевку. ‎Рядом‏ ‎со‏ ‎мной ‎слева‏ ‎самые ‎близкие ‎друзья: ‎Сашко ‎Друма‏ ‎и ‎Василий‏ ‎Осин.‏ ‎У ‎самолёта ‎стоит‏ ‎мой ‎комэск‏ ‎майор ‎Пётр ‎Григорьевич ‎Трофимов.»

25 мая‏ ‎1943‏ ‎года ‎командир‏ ‎эскадрильи ‎связи‏ ‎майор ‎Трофимов ‎обратился ‎к ‎отцу‏ ‎Аркадия:‏ ‎«Разрешите ‎Аркадия‏ ‎выпустить ‎в‏ ‎самостоятельный ‎полет ‎на ‎У-2, ‎я‏ ‎его‏ ‎лично‏ ‎проверил, ‎он‏ ‎отлично ‎летает».‏ ‎Отец ‎Аркадия‏ ‎сильно‏ ‎удивился. ‎И‏ ‎решил ‎лично ‎проверить ‎Аркадия ‎в‏ ‎деле.

После ‎долгих‏ ‎проверок‏ ‎по ‎всем ‎дисциплинам,‏ ‎знаниям ‎по‏ ‎мотору, ‎приборам ‎самолета, ‎и‏ ‎всего‏ ‎необходимого ‎для‏ ‎управления ‎самолета‏ ‎отец, ‎Николай ‎Петрович ‎Каманин, ‎дал‏ ‎добро‏ ‎на ‎совместный‏ ‎полет. ‎Аркадий‏ ‎выполнил ‎полет ‎на ‎пять ‎баллов.‏ ‎26‏ ‎июня‏ ‎1943г. ‎состоялся‏ ‎его ‎первый‏ ‎самостоятельный ‎полет.‏ ‎Аркадий‏ ‎стал ‎летчиком.

Аркадий‏ ‎с ‎отцом.

В ‎эскадрильи ‎связи ‎Аркадий‏ ‎получил ‎позывной‏ ‎«Летунок».‏ ‎Не ‎смотря ‎на‏ ‎такой ‎детский‏ ‎позывной ‎Аркадий ‎вскоре ‎доказал,‏ ‎что‏ ‎в ‎мастерстве‏ ‎пилотирования ‎не‏ ‎уступает ‎взрослым. ‎Аркадий, ‎попав ‎в‏ ‎прицел‏ ‎немецкого ‎истребителя‏ ‎«Мессершмитт» ‎ловко‏ ‎ушел ‎от ‎него ‎маневрирую ‎на‏ ‎предельно‏ ‎низкой‏ ‎высоте. ‎Немецкий‏ ‎летчик ‎из-за‏ ‎боязни ‎разбиться,‏ ‎бросил‏ ‎преследование, ‎медленного,‏ ‎но ‎юркого ‎У-2.

Боевая ‎жизнь ‎Аркадия‏ ‎была ‎полна‏ ‎интересных‏ ‎и ‎опасных ‎событий.‏ ‎Он ‎переживал‏ ‎за ‎гибель ‎боевых ‎товарищей.‏ ‎Но‏ ‎об ‎этом‏ ‎мы ‎расскажем‏ ‎в ‎следующих ‎публикациях.