Дугин написал, что если изгнать либералов с земли русской, то заживём, так как будто йодом обмазались. После исчезновения либералов в нашем обществе русский человек сможет обсуждать с русским человеком даже мощную противоречивую фигуру Сталина.

«Очевидным препятствием для этого является наличие либералов. Пока они есть, вся оптика смещена, искажена и серьёзного анализа не получится. Только когда их вообще в нашем обществе не останется, русские, освободившись от этой заразы, сами в себе и с самими собой смогут задаться вопросом: что вообще все это было?»

Можно, конечно, подорваться на новый крестовый поход во главе с Гельичем против либералов. Это просто, весело, задорно и возможно даже душеспасительно.

Но прежде чем кричать: «А-ту! А-ту, их!» и хвататься за вилы, лучше сесть на бережку и подумать. Определиться. Кого это — их? И кто это — они?

Если разобраться, то либеральные идеи лежат в основе русской Республики, в существующем базисе нашей страны. Реализация этих идей вплавилась в тело и кровь русской нации в момент её пробуждения, рождения в годы Русской Революции.

Но есть ещё такое явление, носящее кафтан либерализма, но ника4кого отношения к нему не имеющее. Российский либерализм. Рослибы. Эта страта нашего общества существовала до Русской Революции, отмечена во многих произведениях русской классики и пережила горнило Русской революции, не сгорев в этом пожаре духа, пота и крови. За годы ХХ века кафтан рослибов поистрепался, всё лишнее, воспринимаемой ими как карнавальное было сброшено и оставлена только сама суть. Российский либерализм в XXI веке окончательно обнажил свои гнилые кости. Ходячие мертвецы, рослибы уже не прельщают, не зазывают сказками. Тяжёлые времена настали. Они больше не прячут свою суть. Рубят правду-матку. Горячо и с плеча.

Рослибы всегда себя чувствовали этакими блудными детьми Запада, жаждущими вернуться к папику. Но папикам они сами о себе не были никогда интересны. Им обещали право на возвращение лишь если они козлами-зазывалами смогут утащить за собой в пасть, в ненасытное брюхо западных папиков всех остальных. И рослибы козлами пляшут перед народом, мня всех остальных бараньим стадом. И пытаются увести за собой через инфернальный Верхний Ларс как можно большее число поддавшихся на их блеяние и зажигательные танцы.

При этом главный лозунг с которым движутся рослибы по жизни: «Платить и Каяться! Платить и Каяться!» Причём делать это всё должны все остальные, а не они. В этом и есть главное рослибовское искажение оптики.

Трамп снова стал президентом США, в этот раз собрав в свою команду лидеров хайтек компаний во главе с Илоном Маском. Возвращение Трампа уже привело к ряду значимых преобразований: отказу лидеров американского бизнеса от повестки предыдущего десятилетия: ЛГБТК+ и идущую с ней по руку «зелёную тему». Мне видится, что настало самое время сверить карты, чтобы лучше понимать куда и как нам, России, двигаться дальше.

Один из самых популярных вопросов, который слышишь как на фронте, так и в тылу: когда закончится война? Противостояние с Западом не закончится никогда. Достаточно посмотреть всю историю России, чтобы убедиться в этом. Мало того, мы все были свидетелями во время Перестройки и 90-х того, к чему приводит отказ от понимания данного постулата. Противостояние может менять степень накала, но не исчезнет. Это противостояние может пропасть только вместе с исчезновением России, даже не с распадом, а с тотальным исчезновением, как это прекрасно проиллюстрировано Эдуардом Лимоновым в «Исчезновении варваров».

Запад не монолитен и даже издалека, без использования дополнительной оптики мы можем выделить как минимум три различных центра, субъекта. США, Британская корона и континентальная Европа, известная сейчас, как Евросоюз. Именно противостояние с США фундаментально, глобально и неустранимо. Может ли у Рима быть два наследника? Может ли быть два Рима одновременно? Говорят, так уже было. И мы снова возвращаемся на этот виток истории.

США видят Империю, как Метрополию, которая кормится, пожирая окраины и варварские земли. Град на холме — образ, который является сердцевиной их мировоззрения и самопредставления. Чтобы Град сиял ярче можно делать его блистательнее, а можно долины у подножия холма погружать в хаос, а можно заниматься и тем у другим. Американцы придерживаются третьего варианта с большим упором на второй.

Перед уходом команда Байдена разработала правила (которые уже придётся принимать Трампу) ограничения распространения чипов и доступа к современным технологиям в области искусственного интеллекта. Согласно этим правилам страны делятся на три уровня: ближний круг, те, что поплоше, и изгои. (Поляки подняли крик, т. к. Польши не оказалось в ближнем круге. Мало подмахивали). Этот документ прекрасен тем, что он чётко иллюстрирует, какую картину устройства мира видят американцы. Tier 1 — самые приближённые вассалы, которые при этом не должны забывать вносить абонентскую плату за пребывание в закрытом клубе. Tier 2 — откармливаются на съедение и как щит прикрытия, в случае столкновения с лагерем изгоев. Метрополия — это мы, а весь мир — наша колония. Так говорят в Вашингтоне. Вне зависимости от того, кто сидит в Овальном кабинете, какая партия доминирует в Конгрессе, а какая в Палате Общин.

Русский взгляд на Империю исходит из совершенно другого постулата, который в двух словах можно обозначить, как право на развитие (а также стирание границы между городом и деревней).

Он более сложный в исполнении, требует больше затрат (финансовых, кадровых и временных). На длинной дистанции он даёт больший результат, чем модель Метрополия, тем более, когда она уже занята. Учиться стоит у товарища Сталина, при котором внешний торговый баланс был положительный (даже помогая оружием КПК мы были в плюсе). Это потом уже после хрущёвского переворота началась игра в альтер-метрополию, когда одариваемые садились на шею и требовали помощь лишь за одну идейную близость, так сказать, за вассалитет и верность.

Помощь и поддержка — это всегда инвестиции. Которые должны отбиваться. В том или ином формате. Параллельно необходимо всегда укреплять социальные горизонтальные связи. Чем больше связей (личных, экономически и социальных) тем сложнее будет разорвать наработанное. Тем больше вероятность возвратного инерционного движения системы при попытке предательски сбежать в холуи США. А эти попытки будут происходить всегда. И в конце концов все будут, так или иначе, харчеваться с обоих столов. Поэтому важно следить за торговым балансом — всегда нужно оставаться в плюсе. Сентиментальность в имперском строительстве ни к чему.

Своей кровью умывалась Русь в «святые 90-е», от тела её отрывали куски, созданное разрушали, а деньги и злато вывозили на Запад чуть ли на баблопроводу. Так тогда виделась ситуация непосвящённым и так, до сих пор, её воспринимают многие. И продолжают воспринимать в тех же красках нулевые, десятые и дни сегодняшние.

«Эх, Русь-матушка, куда ты катишься!» — вопрошали старцы, младцы, бабцы и прочая, закидывая очередную стопку в свою многомиллионную народную глотку. — «Куда понеслись твои вороные?! Смогут ли они, эти доморощенные рысаки, проскочить над пропастью во лжи?! Не утащит ли бричка со всем уложенным в неё добром всех нас в беспросветную бездну стремительным домкратом?!» — неслась стоном во мгле народная песнь, поражая стороннего наблюдателя своим эзотерическим сверхзвуком.

И текла на Запад нефть, газ, сталь, уран… И русская хтонь. Диалектика есть суть и плоть русского мира. Даже поругаемый сегодня Нил Гейман смог понять это, отразив своё открытие в «Американских богах». Но современные западные мыслительницы и мыслительки всех уходящих в забвение полов не интересовались подобными знаниями. Для них более значимым оказалось открытие того, что Гейман любит не столько сказки, сколько Тему.

Впервые опасность попадания русской хтони на Запад в промышленном масштабе было описано в знаменитом трактате «Македонская критика французской мысли». Само исследование сейчас недоступно: оно было достаточно быстро изъято из продажи, вычищено не только из библиотек, но даже из букинистических лавок и магазинов. На сегодняшний день нам приходится довольствоваться колкой рецензией, сделанной в своё время русским философом Виктором Олеговичем Пелевиным. Но даже этих крох вполне достаточно для понимания происходящих тектонических процессов.

Автор «Македонской критики…», чьё имя в доступной сегодня рецензии Пелевина (по понятным причинам) изменено, пытаясь раскрыть тайну денег получил несколько важных метафизических откровений. Деньги — не неразличимы. Деньги — отличны. Выражение «Люди — это новая нефть» является буквальной формулой, а не художественной или бюрократической метафорой. Только вместо того, чтобы через миллионы лет стать чёрной жижей, боль, страдания, опыт, любовь, радости и страсти — всё трансформируется здесь и сейчас в деньги.

«Что происходит, когда миллионы советских человекодней конвертируются в доллары и евро? — задавал себе вопрос автор „Македонской критики…“. И находил ответ: по его мнению (вернее по его интерпретации полученного откровения), это равносильно неощутимому и потому особо страшному вторжению армии голодных духов в кровеносную систему международной экономики.

«Смешение жизненной энергии двух бывших антиподов мироздания — безответственная и безумная акция, которая изменит лицо мира. Кризис, поразивший наиболее продвинутые экономики, и агрессивная военная паранойя их лидеров — только первое следствие этого эксперимента. Все беды, которые обрушились на западную цивилизацию в начале нового тысячелетия, объясняются тем, что Серный фактор западной жизни стал значительно выше» — одна из редких цитат, приведённых Пелевиным в своей рецензии.

Что происходит в случае неправедного смешивания отличного золота помнит каждый русский, чьё детство прошло в Советской России. Мультфильм «Золотая антилопа» появлялся на маниту наших (в том числе ламповых) телевизоров с назидательной регулярностью. Раджа заявляет, что не сможет отличить золото из-под копыта антилопы от своего. А завершается всё это в итоге криком «Хватит!» и превращением золота антилопы в глиняные черепки, гору битой посуды, поглотившей под собой пресловутого раджу. Так мы с самого детства, с младых ногтей, знали, что деньги, лишённые метафизического наполнения, магии человеческого бытия, превращаются в камни твоей могилы, глиняные черепки твоего погребения.

Многие люди только сейчас открыли для себя факт, известный человечеству сотни лет, даже тысячелетия: даже самые грандиозные войны остаются незамеченными для большинства населения. Битвы происходят в одних локациях, а в стороне продолжается жизнь: вспахивается земля, доятся коровы, шьются брюки и платья, услуги оказываются. Столичные жители, те что постарше, могли с этим явлением ознакомиться на личном примере в горячем 93-м. Танки стреляли по Дому Советов (известному сейчас, как Дом Правительства), а на соседних улицах шла жизнь, кто-то сидел в ресторанах, кто-то шёл по магазинам, кто-то спешил с работы домой. В Киеве в 2014 на Майдане обычная жизнь начиналась сразу после баррикад на тротуаре: 10 метров в сторону и безумие кровавого карнавала отпускало. Но ненадолго — ликёро-водочные отделы делали кассу. Идентичную картину наблюдают все, кто уезжает с СВО домой или в командировку. Многие оказываются не готовы к данному факту: начинают требовать, чтобы драпировка и в тылу соответствовала фронтовому дизайну.

Если мы посмотрим предыдущие войны России, то вовлечённость происходила через литературу, искусство, произведения, формирующие историческую память. Отечественная война 1812 года столь плотно вошла в наше коллективное сознание благодаря графу Толстому, Лермонтову и Денису Давыдову. Бородино, как Сталинград своей эпохи, стало главной битвой эпохи, воспетое поэтом: «Скажи ка, дядя, ведь не даром…». Эти слова впитываются каждым русским ещё с молоком матери, но они стали частью русского мира существенно после самого события, а не во время оного.

Вся эпопея Отечественной войны переживается русскими, через мучительное чтение Толстого на школьной скамье. А также подкрепляется многочисленными экранизациями, как основного произведения, так и поддерживающих его «Гусарских баллад» и прочих водевилей.

Кавказские войны для массового современного сознания оказались лишь фоном для похождений Печорина — первопроходца потерянного поколения в русской литературе.

Гражданская война, если посмотреть на карту Советской России в 1919 году, сжавшейся до нескольких губерний, охватила по территории практически всю Россию. Вовлечённость в Гражданскую войну должна была быть максимальной. Однако, в литературе великими мастерами была отражена лишь часть её. Те события, что происходили на Юге России. Все последующие изображения Гражданской войны также тяготели к данной локации. О возвращении Туркменистана в массовом русском сознании — лишь великолепное «Белое солнце пустыни». А такая экзотика, как Дальневосточная Республика, вообще осталась за кадром.

О степени влияния искусства на вовлечённость масс в ту или иную войну (правда, как уже говорилось — постфактум) можно проследить хотя бы на примере Стрелкова, который косплеил образ Юрия Соломина из «Адьютанта его превосходительства».

Великая отечественная война опирается на целый пласт, континентальную плиту произведений искусства всех мастей, которые вовлекают каждого русского в этот катаклизм. Заставляя переживать её вновь и вновь.

Многие войны остались без своих саг и практически остались для социума terra incognito. От русско-японской нам осталась только песня о «Варяге». При этом русско-японская 1945 года, до сих пор ждёт своей саги, которая, в свете последних событий и необходимости освобождения острова Хоккайдо и возвращения его в родную гавань, крайне необходима.

Вопросы миграции, в первую очередь иммиграции легальной и не очень стали в прошедшем году одной из главных тем обсуждения. Ценные специалисты — выражение, ставшее маркером вовлечённости в дискуссию и фиксации по какую сторону баррикад находится собеседник. Хотя ничего принципиально нового не было ни сказано, ни сделано. Это всё тоже старое-доброе противостояние Города и Деревни, очередной большой деревенский исход в город. Очередная лимита. Мы за годы, прошедшие с Перестройки по сегодняшний день, наблюдали эти волны не один раз.

При этом государство и большая часть этнически озабоченных титанов телеграм-дискурса беспокоят разные задачи. Государство старается сейчас отсечь тот процент поступающих иммигрантов, кто вовлечён в радикальные религиозные группы, преступные группировки, а также исключить (или хотя бы минимизировать) возникновение в городе «чайна-таунов», «брайтонбичей» и прочих этнических слободок в городах. Этнические же национал-телеграмеры жаждут другого: в их представлении необходимо вообще остановить это поток человеческих масс поставить на их пути свой вариант китайской стены или хотя бы её имитацию в виде стены Трампа.

Проблема этнического национализма, будь он хоть русский, хоть якутский, хоть таджикский — в самой его концепции нет внутреннего стопа, где можно было бы сказать: теперь мы все чисты, единой крови, веры и прочее. Всегда остаётся недосказанность и недоделанность. Всегда есть пространство для движения китайской стены вовнутрь. В борьбе за чистоту этнический националист сможет остановиться лишь, когда обнесёт этим файрволлом свой собственный хуторок, усадьбу. И то лишь в том случае, если он будет уверен н в истинности происхождения своей жены и своих детей.

Таким образом на пределе мы видим, что этнический национализм (по своему итоговому результату) есть абсолютно антигородское явление. При этом он сам есть дитя города. Порождается и подпитывается этнический национализм на столкновении Города с очередным деревенским накатом.

Этнические деревенские пытаются скучковаться в новой агрессивной для них среде (иноязычной, инокультурной, инорелигиозной) и так защищаться от культурного шока, чувствовать себя сильнее и увереннее, оказаться хоть локально в привычной среде.

Этнические городские также реагируют по сигнальной линии свой-чужой. Они пытаются отразить этот накат, вспоминают предыдущие, начинают пересказывать друг другу былины и саги прошлых отражений потоков лимиты.

Этнический национализм, во всех своих реализациях, это защитная периферийная, маргинальная история. Таким он и должен оставаться. Как только он покидает область своей маргинальности, то социальный организм рискует серьёзно себе навредить на аутоиммунный ответ.

Государство же, как уже говорилось, смотрит на всё это немного другими глазами. Глазами суровой правды жизни. С одной стороны к государству ходят бизнесы (от ресторанов до стройки) которым нужны эти массы живых человеков, с другой стороны — силовики подтверждают, что процесс радикализации и создания питательной среды для социально-опасных явлений вышел за рамки допустимого. Безопасность ценнее денег, поэтому, сколько бы ни плакали и не причитали бизнесы, государство пространство серой зоны в миграционной сфере будет снижать. Пальцы и прочая биометрика станут обязательными сразу на въезде, как проверка документов. При этом вопрос внутренней миграции также волнует как этнических национал-телеграмеров (как уже сказано выше этнические не могут остановиться с сужением своей круговой локальной китайской стены), так и государство. И Государство будет находить решение, которое многим не очень понравится, но от него не отвертеться. Обязательность временной   регистрации станет более обязательной, а наказание за её отсутствие возрастёт. Причём в первую очередь для арендодателей.

Для решения вопроса естественной убыли населения всеми современными странами употребляется масса неработающих методов (Россия не исключение). Все меры финансовой поддержки не смогли переломить существующий тренд — урбанизация приводит к снижению рождаемости. Индустриализация усиливает этот эффект.

2024 год был годом Семьи, так что вполне уместно по его завершению именно о семье и поговорить. Тем более, что нам (в смысле государства и общества) желательно не просто получить массовое рождение детей, а детей в семьях. Семья в этом уравнении важный и главный элемент.

Многие, когда говорят о необходимости восстановления (усиления и пр.) статуса семьи, обращаются сразу к деревенскому образу патриархальной семьи с несколькими поколениями, причём, как правило, проживающих в одной локации. Но этот образ совершенно не бьётся с современным образом жизни большинства наших сограждан и их представлением о прекрасном. И, что не менее важно, не соответствует задачам и требованиям со стороны главного заказчика  государства.

Необходимо посмотреть на семью другими глазами. Семья рождается в моменте её создания. Т.е. когда мужчина и женщина создают ячейку общества, они становятся родоначальниками, обособляясь (не теряя корней, конечно) от своих родительских семей. И этот факт начала семьи должен быть юридически отмечен.

На сегодняшний день, среди молодёжи принято жить без совместно без юридической фиксации своих взаимоотношений. Т.е. на самом деле они не создают полноценную семью, останавливаются на полушаге. У них нет никакой мотивации на фиксацию своего нового состояния — состояния основателей семьи.

Текущее семейное право не выделяет супругов, оставаясь в плену старых форм — родители, дети и супруги поставлены на один уровень. Что особенно чётко прорисовывается в экстремальных ситуациях. Например, при попадании одного из супругов в госпиталь и необходимости решать делать или не делать ту или иную врачебную манипуляцию. В этой критической ситуации, на супруга, зачастую набрасываются родственники, сообщая, что им лучше известно, что больной желает. Если же упруги были выделены законодательно отдельным высшим статусом, то все бы знали, что после регистрации в ЗАГСе они переходят на другой уровень. Да, это требует больше ответственности. Но те, кто боится ответственности бегут от неё и сейчас.

Наши судьбы с моей покойной супругой переплелись в далёком 98-м. Тогда я уже три года как покинул отчий дом и уехал в столицу. Таким образом мы видим, что Анна (моя жена) заняла в моей жизни больше половины, а учитывая, что все эти годы мы делились друг с другом личными воспоминаниями, то можно глубина нашей взаимной вовлечённости была ещё больше. С моими любимыми родителями я прожил вместе 18 лет, да я они всё также присутствуют в моей жизни, но глубина вовлечённости гораздо меньше, чем с супругой. И нам хотелось все годы совместной жизни, чтобы государство отметило факт создания ячейки общества чем-то ещё кроме штампа в паспорте и выданного свидетельства о браке.

Можно ли сегодня мерить происходящее лекалами ХХ века? Века особенного, во многом отличного от предшественников. Т.е. века не типичного для человеческой истории. Краткая эпоха глобализации никак не позволяет многим авторам отказаться от её карт при рассмотрении сегодняшней картины мира. Хотя эта модель очень плохо подходит для описания происходящего. Я держу в голове собственную картину мира (на объективность и истинность которой не претендую, но мне через неё смотреть проще). В общем-то этот пост о модели, через призму которой я смотрю на реальность.

Запад не един и у него нет на сегодня единого лидера. Мало того, рассматривать страны континентальной Европы как самостоятельных субъектов — весьма опрометчиво. Можно спокойно сказать, что базы НАТО и США в Европе — это оккупационные войска. Что особенно ярко отражено даже на законодательном уровне в ФРГ. При этом, почему то считается, что это оккупационные войска именно США. Это не совсем так. Великобритания не является вассалом США (хотя во времена Буша — Блэра избавиться от этого ощущения было невозможно). Страны ЕС, отказавшись от глобальных тёрок в своих локальных противостояниях регулярно пытаются сыграть на противоречиях между Лондоном и Вашингтоном, чтобы получить дополнительные плюшки.

В свете идущей третьей мировой, которая легко может стать новой тридцатилетней, уместно рассмотреть желания основных акторов, чтобы как-то представлять куда нас может вывезти нелёгкая.

США

США хотят оставаться монопольным лидером технологий и инноваций, позволяя остальным странам развитие лишь до определённого уровня. Поэтому задача, которую хотят решить в Вашингтоне — обрушить развитие Китая, поставить Пекин под свой контроль. Т.е. вернуться во времена результатов Опиумных войн. Но, прежде чем разубираться с Китаем, американцы хотели прикрыть тылы, а для этого им был необходим вассалитет со стороны России. Или по крайней мере — нейтралитет. Вместо этого русские подписали договор о вечной дружбе с Китаем.

Средняя Азия могла стать отличной базой для американской армии, но позиция там неудобная, даже более того — опасная. База там будет сразу в окружении, самоубийственная позиция. Поэтому США и Британия (здесь их интересы сходятся) вполне готовы запустить на данных территориях взрыв хаоса, чтобы она стала проблемной точкой и для России и для Китая, Таким образом сделать её для себя полезным активом.

Остров Тайвань США освобождать не желают. Это их непотопляемы авианосец, позволяющий контролировать южно-китайское море. И морские пути.

Британская корона

Сегодня самое время говорить о смыслах. Философская суббота, как-никак.

Игорь Ашманов поделился в своём блоге данными о том, что в столице в думских, правительственных и около коридорах сейчас только и разговоров, что о когнитио и соответствующей субъектности:

«Надо, считают подписчики, предложить миру модель, надо засыпать их нашими нарративами и идеями. Надо вторгнуться в их когнитивное пространство, а не вот это ваше всё „запретить“, „держать и не пущать“. В обороне — проигрывают.

Я на неделе был на четырёх очень важных заседаниях, все перед НГ как с цепи сорвались, все как раз примерно или в точности про это.

…

Воронка обсуждения всегда такая: угроз-угрозы-угрозы, суверенитет-суверенитет, собственный контент-контент-контент, ИИ-ИИ-ИИ-ИИ и обратно же ИИ.»

Когда речь заходит о смыслах, хотя бы даже в контексте когнитивной субъектности, всегда важно осознавать, что «быть» нельзя подменить «казаться». При этом все разговоры о когнитивной субъектности, как правило, рифмуются с криками о необходимости национальной идеи и государственной идеологии. И в представлении говорящих речь всегда сводится к «засыпать нарративами, идеями, мемасиками».

Виктор Пелевин ещё в конце 20 века всё сказал про национальную идею и с тех пор ничего не изменилось:

Сегодня ув. читатель ув. Мараховского Ярослав поднял тему различия религиозного и научного метода описания реальности. Ув. Мараховский в своём эссе указал на неверность понимания автором вопроса темы религиозного опыта. Но, за рамками ответа осталась тема научных моделей и следующее, весьма распространённое, ошибочное понимание, озвученное Ярославом: «И вот такая матрёшка моделей мироздания выдаётся за непререкаемую научную истину».

В первую очередь, необходимо понимать, что реальность не наблюдаема в принципе. Первым ограничителем является конечность скорости передачи сигналов. Далее после поступления сигнала в обрабатывающий центр (мозг, например) требуется время на его интерпретацию. И вот это получившиеся представление о реальности мы и называем наблюдаемой действительностью. Хотя это всегда воспоминание о реальности, причём воспоминание через призму интерпретации. осознание этого простого очевидного факта и есть наша реальность, с которой мы не можем ничего сделать. Из этого сразу же следует, что истинное представление о реальности в которую мы погружены сделать не представляется возможным.

Тогда чем же занимается физика? — спросит уважаемый читатель, — раз с описанием и познанием реальности никак не складывается. Физики — созидают модели, той или иной степени грубости и шероховатости. И пытаются их натянуть на реальность. При этом создать истинную модель не представляется возможным, опять же из-за указанных выше ограничений. Текущая же истинность модели (в рамках её ограничений) определяется её работоспособностью и предсказательной силой. А также её общепринятостью. С помощью одних моделей можно построить катапульту, а другие позволяют делать межконтинентальные ракеты и атомные бомбы. Эта конкретная применимость и выбирает победителя.

Если бы модель плоской Земли давала на выходе полезный выхлоп, то её бы обсуждал не Юрий Лоза. Полезно помнить, что в нацистской Германии была своя арийская наука, которая, в том числе, пыталась выстроить свою собственную модель мироздания. Даже две. Одна из них рассматривала Землю, как сферическую полость в скале. Немецкий флот даже пытался жахнуть по США ракетой, запуская её из Атлантики прямо вверх, ожидая, что она прилетит на другую сторону полости прямо по американцам. Не прилетела. Модель полости не прошла, так сказать эмпирическую проверку.

В формуле, описанной ув. Ярославом — «выдаётся за непререкаемую научную истину» заложена проблема восприятия науки и ожиданий от неё. Догматическая модель преподавания физики в школе, приводит к тому, что у учеников, создаётся ощущение, что мир познан, все законы установлены (за самой малостью), и учёным осталось доработать лишь некоторые нюансы. Такое школярское понимание успехов физики чуть не оставило науку без Макса Планка, этот немецкий учёный после школы думал, что в физике уже больше нечего делать и нет места для успеха и раздумывал над тем, чтобы податься в юристы. На деле же океан нашего незнания безбрежен, а пространство кажущегося понимания больше похоже на просеку в зелёном море тайги: которую сперва грубо прорубили, потом немного подчистили, затем появилось достаточное количество рук, чтобы её замостить поставить фонарики и скамейки. Но мы понятия не имеем, куда рубить дальше и что скрывается за пределами прорубленного.

Но учёные, как и все люди, в массе своей легко впадают в иллюзию масштаба познанного. Также они не чужды страсти к религии, в широком смысле понимания религиозности, а значит своё представление о прекрасном и об истинном они объявляют единственно верным. И готовы с алебардами защищать именно этот взгляд на мир (поэтому в научном мире предостаточно своих противостояний, которые, если отбросить словесную составляющую, сводятся к битве за бюджеты).

В общем, стоит понимать, что понятие «научная истина» — оксюморон. А строить модели — самое обычное для науки дело и их число не будет уменьшаться, ибо нет предела тяги к знанию.

Существует устоявшееся заблуждение, что Советская Россия была сильна наличием формализованной идеологии, опираясь на это заблуждение, делаются выводы о том, что современной России также необходима единая формализованная идеология. Адепты данной позиции (зачастую из противоборствующих идеологических лагерей) единым хором заявляют, что после утверждения Президентом данной ЕФИ мы обмажемся ею как йодом и всё заживёт. Колосья будут расти колосистее, металл выплавляться металлистее, танки создаваться танкистее, а дроны — дрончее, чем во всем мире вместе взятым.

Советская Россия была сильна не тогда, когда идеология была выхолощена и формализована до максимума, а тогда, когда эта идеология была идеологией прямого действия. Когда идеология проявлялась не в отлитых в бетоне цитатах мёртвых вождей, а когда делами и поступками находила свою реализации в жизни. Но сейчас не об этом.

Как верно отметил товарищ Ленин (хоть и совершенно не по этому поводу) прежде чем объединиться необходимо разделиться. Прежде чем требовать государственную Идеологию, пропагандистам этой идеи (и не только им) было бы не плохо, для начала, прописать собственную идеологию и начать её реализацию здесь и сейчас. Каждой идеологической группе. В современной России нет для этого принципиальных преград.

Однако, чёткую прописанную идеологию, да и ещё возможную к применению, найти практически не реально. Программы думских партий скудны и разглажены до предела, имея, в итоге схожесть на уровне смешения. Недумские партии, кружки и прочие (оппозиционные и не очень) также не радуют своих участников и внешних наблюдателей программными документами. Т.е. идеологической программной борьбы на текущий момент в России не существует. Нет победителя конкурса «Битва идеологов» — 2024. (впрочем как и прочих лет)

Можно конечно данное положение дел списывать на зачистку политического поля со стороны АП и спецслужб, но самоуспокаивающее оправдание, которое позволяет и дальше сохранять статус кво. Но не забывать от государства и Президента, лично, требовать введения в стране института Государственной Идеологии, с набором лицензированных жрецов ГИ, которые и будут толковать её в силу своего разумения.

Почему же при стольких криках об идеологии, а её как таковой нет ни в одной из политических групп, кружков и партий? Идеология — вещь взрослых людей, она позволяет единомышленникам объединиться для решения общих для них целей. Но, в русской политической культуре после 9-го преобладает детский-фэнтезийный взгляд на идеологию. Политактивисты и другие носители идеологии обитают в собственных фэнтезийных мирках созданных на на собственном представлении о вымышленном былом, являющимся опорой той или иной идеологической «школы». И эти идеологически миры не только фэнтезийны, но ещё и конспирологичны. Ибо если тот цветущий Эдем был разрушен, значит это произошло из-за вмешательства злобных внешне-внутренних сил — рептилоидов различных мастей.

Наиболее показательны в этой сфере монархисты. Их инфантильность выпирает наиболее угловато и гипертрофировано. Монархист, если с ни поговорить, выступает не за монархию вообще (и уж тем более не собирается менять текущий конституционный строй), нет, как правило они выбирают любимого русского императора (императрицу) в прошлом (царя или Великого князя), выбеляя этот на максимальных настройках. А далее с позиции этого сахарного домика, занимаются критикой, как текущего положения дел, так и фэнтезийные миры своих оппонентов.

При этом никакой идеологической борьбы и споров вести невозможно — каждый фэнтезийный мир построен на своих законах: невозможно мир Гарри Поттера критиковать из позиций Звёздных войн и наоборот. Разбитая на такие фэнтезийные кластеры политическая жизнь самозапирается в клетках конспирологий, не желая смотреть и работать вперёд.

«Война есть ничто иное, как продолжение политики, с привлечением иных средств» — так сказал Карл фон Клаузевиц (Карл!), и эта фраза очень полюбилась ширнармассам, вошла во все цитатники и стала обязательной частью культурного контекста. Меж тем можно тоже сказать и в обратную сторону: «Политика есть ничто иное, как продолжение войны, с привлечением иных средств». Политика и война, как инь-ян, перетекают и порождают друг друга.

Мало того, вместо политики можно поставить, например, экономику и данное изречение (в обе стороны) не потеряет смысла. А если не побояться и выкинуть войну, составив пару политика — экономика, то формулировка Карла фон Клаузевица продолжит быть осмысленной и дающей пищу для размышлений.

Политика, экономика, война — они, конечно, ещё не термодинамические потенциалы социального поля, но близки к этому. (Добавив к ним немного психологии масс и прочей социальной психологии, набрасывая и Фрёйда и Юнга, мы могли бы, кстати создать некое подобие языка для попыток описания всех этих геополитических страстей политэкономики).

Политика, война, экономика создают базис для пространства состояний больших социальных организмов. Но об этом можно будет поболтать как-нибудь в другой раз.

Стоит заметить, что наши оппоненты, сцеплённость политики и войны осознали достаточно давно и вовсю стараются использовать сей факт в своих планах, как идущих далеко, так и не очень.

Политическое измерение войны — реально, и по этой координате также следует разворачивать свои полки: выстраивать оборону, отправлять в атаку штурмовиков и совершать массированные обстрелы и бомбардировки, как с работой по площадям, так и с применением высокоточных поражающих элементов.

Вести войну без работы в политическом поле — это подставлять свою армию и всё общество прямым атакам противника без возможности смягчить удар и дать ответ. Наши же оппоненты про политическое измерение войны не забывали никогда: правительства в изгнании, беглые претенденты на престол, разные Лжедмитрии — это всё истории из этой области. (Кстати Троцкий в эмиграции рассматривался врагами России именно в этом контексте и никак иначе).

В текущем конфликте России следует также делать свои заготовки и наработки в политическом поле. Причём следует подходить к этому вопросу с большей дерзостью, добавив креативчика. Как видим побитые молью Медвечук и Азаров даже правительство в изгнании создать не смогли, а оно сейчас крайне необходимо, как дестабилизирующий фактор внутри территорий бУССР, контролируемых киевским террористическим режимом.