После успешных атак дронов-камикадзе украинцы стали собирать осколки «Герани-2» для сдачи на металлолом. Металлолом — это, в принципе, самая главная самостийная национальная идея постсоветской Украины. Пацан к успеху шёл, успешный успех — это всё на территории бывшей УССР выражалось одним ёмким и звонким словом — металлолом. Годы, люди менялись, Майданы шли друг за другом, а самый главный социальный лифт на Украине оставался всё тем же — сбор металлолома.
Металла на территории бывшей УССР всегда было предостаточно. При разборе любой старой дачи, сараев, птичников и нужников — вы всегда натыкались на пластинки различного металла. Он — был везде. В начале 90-х челночники везли метал, отформованный в виде чайников, бидонов, мультиварок, даже чугунных сковород, из Украины в различные Польши, Болгарии и Румынии. Обратно везли жвачку, джинсы и футболки.
В 90-е и нулевые украинские наркоманы совместили в одном своём лице пионеров-тимуровцев и экологов. Благодаря их стараниям из лесопосадок и с крыш гаражей пропали ржавые остовы бывших автомобилей и детали тракторов. Даже наркоманам хотелось заскочить на бричку успешного успеха и стать успехарями новейшего времени, вписаться в рынок на виражах.
В середине нулевых, в Запорожье, Южный порт имени Ленина приобрёл один из бывших братков (сумевший пережить перестрелки и аресты). Первое что стала делать новая команда владельцев порта — инвентаризировать потенциальный металлолом. В этот момент первичного накопления инвестиционного капитала электрик порта обнаружил в земле забытый и брошенный медный кабель. Никому не рассказал. Это была его добыча — думал электрик. И оказался не прав. В социальном лифте металлолома тесно и, как известно, Боливар двоих не выдержит. Поэтому браток натравил на своего электрика ментов (чтобы все остальные сотрудники понимали цену успеха), и бедолагу оформили за хищение имущества, не стоявшего на балансе порта никогда. И он уехал на зону, а ведь пацан к успеху шёл. Не получилось. Не фартануло.
Были на Украине, как и в России, экстремалы, резавшие провода на ЛЭП, которые обеспечивали своими безрукими телами непрерывное рекрутирование распевал афганских песен на площадях, да в электричках. Но не лэповские экстремалы задавали тон и были базовой составляющей рынка металлолома. В южно-русском чернозёме росло всё, даже металлолом, следовательно подвергать себя экстремальным испытаниям на высоковольтных проводах не было никакой необходимости. Попасть в клуб победителей можно было, просто копаясь в земле. Поэтому правила жизни писали металлисты с отвалов металлургических комбинатов.
Весной 2014 года, после перемоги гидности над здравым смыслом, никого, кто был в теме, не удивила новость, что первым объектом, который захватили в Запорожье запрещённые в России неонацисты из «Правого Сектора», были отвалы Запорожстали и Днепроспецстали на Павло-Кичкасе. Нацики тоже шли к успеху, им, как и всем остальным участникам Майдана (да и всего украинского проекта) тоже хотелось, чтобы получилось, чтобы фартануло.
На рубеже веков довелось мне как-то заслушать историю о металлоломе из уст человека, охранявшего вагоны, вывозившие чей-то спрессованный успех по маршруту Запорожье — Пологи — Бердянск. В Бердянске всё, собранное легионами стремящихся, засыпалось на баржи и отправлялось за моря. Под морские гудки и крики чаек успех, сконцентрированный в металле, покидал Украину, оставляя местным лишь тень мечты и жажду новой попытки.
Высокий крепкий сухопарый сталевар (хотя, если честно, он не был сталеваром), Андрей (назовём его так) лазил в доменные печи ремонтировать их, перекладывая кирпичи. 80 градусов Цельсия –обычный его температурный режим. Высокий, крепкий, сухопарый специалист по перекладыванию кирпичей в доменной печи вещал в пивной на Металлургов. (Дорога с Кичкаса на Бабурку всегда обогащала встречами, приключениями, историями и воспоминаниями). Летом он работал на чермете, охранял вагоны лома по пути в Бердянск. У него не было ни лицензии на оружие, ни самого оружия, поэтому Андрей ездил с чёрным ломом, а не с цветным.
«Я один охранял три вагона, — рассказывал Андрей, запивая пивом, — а в качестве аргумента у меня был пневматический пистолет и сам же металлолом. Поезд шёл неспешно, делая существенные замедления на поворотах и виражах. Эти повороты, где до Гуляй Поля было ближе, чем до Запорожья пугали больше всего. Именно их боялись и именно про них рассказывали старожилы (те, кто успел прокатиться до Бердянска уже с десяток раз).»
Однажды, местные жители, потомки недобитых махновцев, как гласит одна из легенд металлолома на колёсах, не заморачиваясь, просто поставили на пути сорокопятку и стали сигналить машинисту, помахивая фонарём, чтобы остановился. Машинисту уже привидился силуэт Гойко Митича на холме, он потёр свой скальп мозолистой ладонью и ударил по гальмам. Пока машинист и пушкарь смотрели друг на друга, выкуривая сигарету, из посадки саранчой выскочили остальные жаждущие прикоснуться к металлолому и оперативно растащили столько, сколько им было надо. Это был поезд с цветным металлом, где на каждый вагон по три охранника с помповыми ружьями, но даже они ничего не могли сделать с разгулявшейся народной стихией — повальной жаждой рвануть к успеху.
В 2005-м я вспомнил эти рассказы о металле во время просмотра «Оружейного барона». Рядом с Николасом Кейджем сидел я, Андрей, всё Запорожье, да и вся городская Украина и все вместе мы смотрели, как человеческая саранча превращает самолёт и его содержимое в пустоту. Эпизод с самолётом посреди африканского континента — это и есть самостийная Украина во всей её красе.
«Я сделал из листового металла и уголков выступающие ограждения на своих вагонах и лежал в уголке центрального, поглядывая по сторонам, — продолжал свою историю Андрей. — „вечерело, время шло к закату. Поезд замедлялся на очередном повороте почти до пешеходной скорости, я начинал кемарить, и, вдруг, на соседнем вагоне появляется фигура высокой статной женщины лет тридцати в длинной юбке. Цыганка, казачка — хрен разберёшь. Ясно одно — ведьма. А как иначе она могла бы взобраться на этот вагон?! Взлетела тихо, лишь юбками шурша“
После этих слов Андрей отхлебнул пиво, поднял глаза над бокалом и обвёл взглядом притихших слушателей. Эффектом он был доволен и продолжил рассказ.
«Глянув на мою пневматическую пукалку, ведьма задорно улыбнулась, развернулась ко мне своей сочной задницей, наклонилась и начала сбрасывать собранный лом, как пушинку.»
«Не хотел бы быть я её мужем, когда она берёт в руку скалку, » — прервал рассказчика репликой из зала пятидесятилетний мужик в контрастных морщинах, потирая затылок.
«А я не хотел получить от неё затрещину в тех степях, — ответил ему Андрей, — поэтому лежал и молча смотрел, как из вагона исчезает вверенный мне метал.»
20% — это был максимум того, что мог потерять охранник во время пути, и лихие люди об этом знали, поэтому всегда забирали меньше. Забрав свой оброк, ведьма отряхнула с юбок металлическую пыль, ещё раз улыбнулась Андрею и скрылась в листве лесопосадки.
В Бердянске Андрей прикинул сколько осталось металла, сбросил с вагонов дельту, чтобы «утряска» доходила до 20%, и понёс добычу на приёмку. А вагон поехал на свою. После этого случая Андрей решил найти работу поспокойнее и стал чинить доменные печи.
* * *
Каждый день без света, перестав гудеть, провода будут зазывать к себе металлистов с ножовкой и кусачками. Вышки ЛЭП, бесцеремонно покачивая своими бёдрами, будут притягивать искателей успеха к себе. С первыми звуками воздушной тревоги жёны будут затыкать уши мужьям и запирать двери на засов. Но все их усилия тщетны. Голоса сирен звучат в украинской ночи. Мужики уходят за ломом. А когда встанут поезда, рельсы будут слизываться за ночь километрами. Остановить эту большую гонку за гигантским призом можно будет, лишь закрыв все пункты приёма. Закрыв пункты приёма не только на Украине, но и в Молдавии, Румынии, Словакии, Венгрии, Польши. А на это никто не пойдёт.
«Пилите, Шура, пилите, » — это последний новый модный бизнес-тренд на Украине, завещанный ей старым киевским евреем Паниковским. И с этой темы им уже не соскочить.