Так как выпуск глав комикса занимает очень много времени, то в промежутках между их выходом появятся короткие истории. В них будут показаны персонажи из мира «Заречья» без тесной связи с основным повествованием.
Закон об обетах в главе 30 книги Чисел ясно учит, что молодая незамужняя женщина находилась в подчинении у своего отца, а замужняя — в подчинении у мужа. В обоих случаях мужчина имел право отменить обет, добровольно взятый на себя дочерью или женой, в то время как сама она не имела такого же права отменять обеты своего отца или мужа. Такой закон, в общем типичный для древних времен, сегодняшним читателям кажется несправедливым. Но при оценке его справедливости необходимо учитывать несколько фактов.
1. Незамужние женщины имели те же права и обязанности относительно обетов, что и мужчины. Писания подчеркивают важность данного обета и добавляют, что лучше не брать на себя добровольного обязательства, чем взять, а потом не исполнить его (Втор. 23:21-23; Еккл. 5:4, 5).
2. Обеты давались добровольно. Не было такого повеления, чтобы женщина давала обет. Если в связи с ее обетом возникала проблема, значит, она сама спровоцировала события, которые привели к этой проблеме.
3. Обет женщины затрагивал интересы ее отца или мужа. Исполнение взятого на себя обета требовало от нее затраты времени и/или денег. Время надо было отрывать от исполнения ее обязанностей по дому, а деньгами ее, как правило, обеспечивал муж или отец. Главными кормильцами семьи обычно считались мужчины. Значит, взявшая на себя обет женщина для исполнения его нуждалась в сотрудничестве со стороны мужа или отца.
4. Закон обеспечивал двойную защиту женщины. Он защищал ее в том смысле, что Бог не считал ее виновной, если она не исполнила своего обета в результате его отмены отцом или мужем. Кроме того, он защищал ее от необоснованного поведения мужа. Если он, узнав об обете, сначала вроде бы согласился, но позже не позволил исполнить его, то виновным считался он, а не женщина.
5. Закон позволял женщине давать обет самостоятельно. Ничто в этом законе не препятствовало тому, чтобы женщина давала обет, не спрашивая у мужа, как ничто не обязывало сообщать ему. Очевидно, каждая женщина во времена старого завета имела собственные взаимоотношения с Богом, отдельные от взаимоотношений с Ним ее отца или мужа. Она не была собственностью; она была личностью, которой позволялось служить Богу, и она сама отвечала перед Ним.
В некоторых кругах слишком много внимания уделяют тому факту, что Фива названа помощницей и дьякониссой. Некоторые используют эти слова в качестве доказательства того, что в ранней церкви женщинам давались руководящие должности. Доказательство, построенное на этих словах, по меньшей мере, шатко. Но если Фива все же служила в таком качестве, доказывает ли это, что она руководила мужчинами?
Сразу после распятия, в младенческой церкви мы находим великих женщин. Новый век - век христианства, которому положила начало смерть Иисуса, - начался с женщин, которые делали, что и как могли, чтобы выказать уважение к безжизненному телу Христа, в то время как мужчины, его ближайшие друзья, попрятались в страхе за свою жизнь.
Павел не был женоненавистником, как думают некоторые. Он хвалил Фиву, дьяконису церкви (Рим. 16:1). Прискиллу он называл сотрудницей во Христе Иисусе (Рим. 16:3). О Еводии и Синтихии он говорил как о женщинах, которые трудились вместе с ним ради благовествования (Фил. 4:1-3). Даже беглый взгляд на перечень тех, кого он приветствовал в конце письма к римлянам, открывает нам, что многие из них были женщинами (Рим. 16:3-15). Давайте не забывать, что именно Павел написал эти волнующие слова: «Нет мужского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28).
Жалобы на приложения для дейтинга и проблемы повального одиночества среди людей до 30 лет, многие из которых не вступали в брак или не имели длительных отношений, знакомы даже тем, кто напрямую от этого не страдает. В связи с этим сегодня стало злободневной модой говорить об «эпидемии одиночества», о «рыночности» знакомств и прочих трудностях романтической реализации, которая, как кажется (по крайней мере, это постоянно подразумевается), остаётся для субъекта правом совершенно естественным, заповеданным от сотворения мира. Подобные оживлённые обсуждения всегда рисуют сценарий, при котором мы как бы внезапно провалились сквозь пол и оказались в ситуации, где таинство влюблённости и выбора партнёра связаны с тысячью неудобств, каждое из которых с мясом отрывает от сердца субъекта веру в светлое будущее и надежду на исполнение сокровенных желаний. И хотя участники такого обсуждения подозрительно напоминают тех самых «бабок на лавке» (которые тоже заранее знают как именно власть отбирает у них по праву положенное и от природы данное), тем не менее, в этих жалобах имеет смысл (как и всегда в таких случаях) расслышать тревогу субъекта относительно эффектов, которые кажутся ему чужеродными и незнакомыми.
Пожалуй, неспроста самым популярным объяснением этой чужеродности стали жалобы на «рыночный» характер знакомств: чаще всего здесь жалуются на «потребительское отношение» (с обеих сторон), на «нежелание вкладываться», на «неограниченный выбор» (словно были времена, когда эти вопросы удобно решались через ограничение выбора) и т. д. Т.е. перед нами известные от века жалобы на «упадки нравов», которые по сути стары как мир и ничего нового не могут сказать, тогда как проблему называют именно «новой», доселе невиданной. Кроме того, рыночный (а точнее — обменный) характер романтических знакомств в общем-то никогда не изымался из ситуации, иначе бы не существовало таких феноменов, как «сватовство», «выкуп невесты» и «приданое» — и не похоже, что наличие или отсутствие этих и других «рыночных» переменных непоправимо портило знакомство и не позволяло вступить в заповеданные «отношения». Наоборот, если что и создаёт порчу в данном случае, так это пропажа знания о «рыночном», или теперь уже лучше сказать — культурном характере отношений (как и о культурном характере секса, полностью подчинённого моде).
Проблема сегодняшнего соискателя любви вовсе не в том, что он героически ищет любовь в ситуации всеобщего упадка нравов, а напротив, в том, что он воображает себя лирическим героем, живущим во времена морального разложения, когда намёки на «рыночность» отношений становятся гарантированныим признаками упадка, а «настоящая любовь» добывается героическими усилиями. Иначе говоря, он ведёт себя как литературный персонаж эпохи романтизма, оказываясь в этом смысле полностью поглощённым чисто книжными образами любовных ухаживаний и совершенно неспособным правильно определить происходящее в реальности — скорее он будет в печоринском духе отстаивать свои убеждения, чем задумается о том, что ситуация может быть устроена сложнее, чем литературный образ. За пределами романтического мифа, т. е. там, где встречаются и строят отношения реальные люди, разумеется, всё отдано на откуп моде — иначе говоря, в романтических знакомствах нет ничего «естественного» или «природного», что давалось бы субъекту без облагораживания культурой. Эта область никогда не была личным делом субъекта, поскольку для того, чтобы быть представленным для отношений, требуется посредник — в разное время этим сватовством занимались члены семьи, друзья, коллеги по работе, одноклассники и однокурсники, служители церкви, шаманы и т. д.
Романтизм же предложил упразднить этих посредников, указывая, что они вносят порчу своими намерениями и не дают случиться «искренним чувствам» — собственно, поэтому в романтической литературе любовный запал черпается не из того, что этих посредников нет, а из того, что им можно противостоять, и именно противостояние «бесконечной корысти окружающих», которые только и ждут, как бы залезть в интимные дела субъекта и устроить их по своему усмотрению, делает романтическую линию столь страстной и роковой. Сегодня же мы наконец можем распробовать плоды революции романтизма, который потребовал отдать субъекту право самому представлять себя для отношений, дабы ничьи шкурные интересы ему не мешали, — именно такую возможность и предоставляет дейтинг-приложение, исключая свах и прочих «заинтересованных посредников», поскольку сайт знакомств заинтересован прежде всего в самоотверженно настроенных платёжеспособных одиночках, а не в количестве созданных «счастливых пар».
Здесь-то и выясняется, что субъект не может справиться с задачей быть своим собственным представителем и не способен показать себя так, чтобы его нафантазированные чаяния обрели почву, — он не может быть сам себе свахой, не может сам за себя ручаться и «рассказать о себе» так, чтобы в этом чувствовалось влияние третьей стороны, которая выступит поручителем и удостоверит его рассказ. Ему/ей, в согласии с мифом романтизма, просто «должны верить», его/её просто «должны понимать», поэтому неудивительно, что предложения подкрепить свою представленность «рыночными» атрибутами расцениваются как оскорбление чистых намерений (оскорбляются как женщины, так и мужчины). Складывается ситуация доступности без доступа: возможность быть представленным без посредников как будто открыта каждому, однако представлять самого себя без привлечения третьей стороны субъект просто не в состоянии, т. е. «слишком большой выбор» оказывается более тонкой иллюзией, но не в духе воплей о том, что можно бесконечно свайпать и поэтому «никого по-настоящему не ценят», а напротив, — выбрать невозможно, поскольку никто не выходит достаточно представленным. Поэтому не стоит удивляться, что женщины ведут себя так, словно они на своих трёх-пяти фотографиях уже представлены во всём великолепии, но их не оценили по достоинству, а мужчины — словно им никак не удаётся произвести нужное впечатление, чтобы «зацепить».
Все оскорблены, но никто даже близко не подходит к тому, чтобы понять что происходит — скорее можно рассчитывать, что субъект станет частью сообщества мужской солидарности, инцелов или радикальных феминисток, чем правильно поставит вопрос о том, с каким затруднением он столкнулся. Его политическая воля забегает вперёд, чтобы под эгидой очередной «борьбы с угнетением» или «несправедливостью» побыстрее подействовать и всё перевернуть, вместо того, чтобы правильно поставить вопрос и продумать происходящее. И эта не-представленность вновь вызывает в субъекте тревогу, поскольку напоминает ему, что он находится во власти означающих, и без их посредничества не может быть представлен, независимо от того, сколько он прикладывает усилий для реализации своей литературной фантазии. И заодно показывая, что эти означающие «не работают на него» и не ведут себя так, как ему нужно, — у них своя игра, и он в ней вовсе не главный приз и даже не всегда приглашённый участник.
Существует несколько факторов, которые затрудняют понимание 1 Кор. 11. Первая сложность заключается в том, что мы не знаем обычаев того времени и вообще древнего мира так, как нам хотелось бы.
В отношениях между женами и мужьями многие придерживаются того взгляда, что жены больше не должны повиноваться своим мужьям, потому что Павел якобы говорил так потому, что это было принято в культуре I века, и устранял нарушение правил в своем обществе. Однако наставления, данные женщинам в Писаниях, основаны не на культуре. Эдвард Швейцер так пишет о подчинении одних другим: «Если правильно посмотреть, то это повиновение не другим, а Господу (Кол. 3:23). Изначально это предусматривало не что иное, как полное освобождение от всех земных господ».
Обратите внимание на следующие утверждения Павла и Петра:
«Хочу также, чтобы вы знали, что всякому мужу глава — Христос, жене глава — муж, а Христу глава — Бог… Ибо не муж от жены, но жена от мужа; и не муж создан для жены, но жена для мужа» (1 Кор. 11:3, 8, 9).
«Жены ваши… [должны быть] в подчинении, как и закон говорит» (1 Кор. 14:34).
«А учить жене не позволяю, ни властвовать над мужем, но быть в безмолвии. Ибо прежде создан Адам, а потом Ева» (1 Тим. 2:12, 13).
«Так некогда и святые жены, уповавшие на Бога, украшали себя, повинуясь своим мужьям» (1 Пет. 3:5).
Павел обращается к порядку Божьего сотворения, когда пишет: «Жене глава — муж»; «жена [произошла] от мужа»; «жена [была создана] для мужа»; «жены [должны быть] в подчинении, как и закон говорит» и «прежде создан Адам, а потом Ева». Петр приводит поведение благочестивых женщин прошлого (живших «некогда») в качестве примера для христианок, стремящихся быть угодными Богу.
Некоторые спрашивают: «Где в Законе сказано, чтобы женщины повиновались мужчинам?» (см. 1 Кор. 14:34) — потому что в законах и повелениях, открытых Моисею, они не нашли ничего подобного. На этот вопрос можно ответить так: слово «закон» Иисус иногда использовал в смысле ветхозаветных установлений, которых не было в законе Моисея (см. Пс. 81:6, процитированный в Ин. 10:34; Пс. 34:19 в Ин. 15:25). Кроме того, Павел в 1 Кор. 14:21 называет Закон в подтверждение своего учения, хотя цитирует Ис. 28:11, 12. Еще более наглядна его ссылка на Закон в Гал. 4:21, 22, где он упоминает Сарру и Агарь. Ясно, что, говоря о Законе, Павел не ограничивается теми законами, которые Бог дал Моисею. Павел считал книгу Бытие частью Закона в широком смысле. Поэтому он считал правильным привести слова Господа: «…и он будет господствовать над тобою» (Быт. 3:16).
Его указания христианкам (1 Кор. 14:34, 35; 1 Тим. 2:11, 12) не основывались на культурных традициях тех стран, где они жили. В греко-римском мире женщины начинали играть ведущую роль в обществе. Ниже приводятся цитаты, иллюстрирующие положение женщин в мире Нового Завета:
«Существуют обширные данные, указывающие на то, что женщины занимали многие государственные должности и выполняли свои обязанности наравне с мужчинами. Женские имена зафиксированы в разнообразных официальных надписях, отмечающих — и прославляющих — их гражданскую службу и щедрость. Они брали на себя заботу о храмах и финансировали игры, шествия и жертвы» (Кремер и Д’Анжело).
«Женщины служили жрицами и выполняли другие ведущие роли в большинстве языческих культов, таких как культ Артемиды, Изиды, Ливии, Диониса, Либера и Либеры. Они активно участвовали в литургиях, сочиняли гимны и обряды, управляли храмом и денежными средствами, организовывали торжества по случаю праздников, играли на музыкальных инструментах и принимали ответственные решения, затрагивавшие большое число людей» (Авраамсен).
«…Эллинистический век вообще был веком женской эмансипации… Женщины в дни Павла имели значительную свободу передвижения, права в замужестве и разводе, а в некоторых местах и в некоторых культах право занимать государственные и религиозные должности… Гречанки упразднили покрывало и экспериментировали со всевозможными причёсками» (Берд).
В Деяниях Лука пишет о занятиях женщин, которые указывают на то, что они пользовались известностью в своем обществе и имели право вести дела наравне с мужчинами. «Почетные женщины» и «первые в городе люди» спровоцировали гонение на Павла и Варнаву в Антиохии Писидийской (Деян. 13:50), а в Фессалониках немало знатных женщин стало христианками (Деян. 17:4).
Хотя общество может дать женщинам роли, не допускаемые Писаниями, христианки не должны попадать под влияние мира (Рим. 12:2). Их цель — слушаться повелений Иисуса, даже когда Его заповеди противоречат обычаям, доминирующим в обществе. Женщины должны спрашивать не «Что общество ожидает от меня?», а «Что хочет от меня Иисус?»
“Равно и жены их должны быть честны, не клеветницы, трезвы, верны во всем” (Синодальный Перевод; см. также Новый Русский Перевод, Славянское Евангельское Общество и др. пер.).
“Диакониссы тоже должны быть достойными уважения, не заниматься сплетнями, уметь держать себя в руках и пользоваться во всем доверием” (Слово Жизни).
Есть три возможных значения этого стиха. Речь здесь может идти о (1) женах дьяконов, (2) женах старейшин и дьяконов и (3) женщинах-дьяконах. Некоторые современные толкователи предпочитают третье значение, но консерваторы уверены, что третье значение неверно.
Если бы женщины, о которых идет речь здесь, были дьяконами, то Павел и назвал бы их дьяконами, чего он определенно не сделал. (Слово “диакониссы” было добавлено некоторыми переводчиками, но его нет в оригинальном тексте). Кроме того, в следующем же стихе Павел говорит, что дьякон должен быть “одной жены муж”, что полностью исключает женщин как возможных претенденток на эту должность.
Синодальная Библия это слово в данном стихе переводит как “жены”, а не “женщины”, и это, несомненно, точная передача смысла. Отстаивая свою точку зрения, некоторые заявляют, что в греческом языке слово “женщины” обладает двусмысленным значением; пусть так, но в контексте это слово должно означать жен. Прочтение этого отрывка как “дьяконы женского пола” является серьезным прегрешением перед Словом Божьим. В этом стихе абсолютно ничего не говорится о женщинах-дьяконах, а предположить, что там говорится именно это, значит допустить, что к женам старейшин и дьяконов не предъявляется никаких требований, а это уже обвинение против Павла, которое ни один человек не имеет права выдвинуть. Этот стих, в котором говорится о качествах жен служителей церкви, абсолютно обязателен для исполнения. Плохая жена может погубить любого старейшину или дьякона, и поскольку выдвинутые здесь качества относятся ко всему новому классу руководителей церкви, то это было бы очень серьезным упущением со стороны Павла.
Но разве в Рим. 16:1 Фива не названа “диакониссой”? Да, конечно, но и гражданские власти в Рим. 13:4 тоже названы Божьими “дьяконами”, то есть в обоих случаях в греческом языке употреблено одно и то же слово (за исключением рода). В этой связи уместно отметить, что, если бы Павел подразумевал, что этих женщин следует ставить “диакониссами”, то он, конечно же, зная это слово, так бы их в этом отрывке и назвал. Слово “апостол” в Новом Завете употребляется как в официальном и узком значении, так и во втором и более общем смысле — в частности, когда оно относится к таким людям, как Варнава и Сила, которые, строго говоря, не были “апостолами”. Точно так же и слово “диаконисса”, употребленное по отношению к Фиве, не означает, что она была официальным дьяконом в Господней церкви. Всегда следует помнить, что слово “диаконисса” в переводе с древнегреческого означает “служанка” и что переводчики столетиями употребляли слово “дьякон”, вместо перевода, только тогда, когда речь шла об официальном церковном назначении. А в таких случаях, как Рим. 13:4 и Рим. 16:1, они обычно переводили его как “слуга”, и необоснованная вставка официального названия дьяконисса в Рим. 16:1 в некоторых переводах абсолютно неверна и вводит в заблуждение.
Если бы церквам было заповедано назначать женщин дьяконами, то где это отражено в Новом Завете или в обычаях ранней церкви? Когда женщин назначают дьяконами, делается это без божественного благословения, а также без соответствующего перечня требований, который должен служить руководством к их назначению. Если стих 11 предназначался для использования в качестве критерия назначения женщин дьяконами, то почему, позвольте спросить, Павел перечислил пятнадцать требований для старейшин и только четыре для так называемых дьяконисс? Такая точка зрения просто бессмысленна.
Бог создал нас по Своему подобию; Он вложил в нас духовную природу, подобную Своей, включая разум, эмоции и чувства. Из всего, что создано Богом, только человек имеет отпечаток духовного подобия Бога. И хотя Бог сотворил женщин физически более слабыми, чем мужчины, Он дал им Свое собственное подобие - Свои духовные свойства, то есть то же подобие, что и мужчинам.
В контексте продолжает подчеркиваться важность молитвы. Павел хотел, чтобы молились мужчины. Разумеется, намерением Павла не было запретить женщинам молиться в определенных местах, просто он хотел, чтобы мужчины были готовы молиться в любом месте. Тут возникают интересные вопросы по поводу молитв во время богослужения, проводимого совместно разными конфессиями, когда их руководители собираются вместе.
Как-то одна женщина в частной беседе сказала молодому проповеднику, что женщина не должна учить мужчину. Беседа закончилась тем, что молодой человек спросил женщину: “Вы пытаетесь учить меня, что женщина не должна учить мужчину?”
Как пишет Иоанн, в первые три часа “при кресте Иисуса стояли мать Его [Мария], и сестра матери Его, Мария Клеопова, и Мария Магдалина” (Ин. 19:25). “Мария Клеопова” могла быть сестрой матери Иисуса, но мы, судя по всему, все-таки должны понимать, что это не одна, а две разные женщины. Есть несколько причин для такого вывода, в частности следующие:
(1) вряд ли две сестры имели бы одинаковое имя — Мария;
(2) Иоанн перечисляет женщин попарно, обе пары связывая союзом “и”. Первая пара — родственники Иисуса; имена не указываются. За ней идет вторая пара — не родственники, и они названы поименно. Древнееврейские писатели часто прибегали к подобному параллелизму.
(3) То, что сестра Марии не названа по имени, согласуется с обычной манерой Иоанна не называть по именам членов своей семьи (он никогда не называл по имени себя, брата Иакова и мать; не называл он по имени и мать Иисуса, которая могла быть его теткой). Мы делаем вывод, что Иоанн перечисляет четырех женщин.
В последние три часа Иисуса на кресте — после того, как увели Его мать (Ин. 19:26, 27), — у креста осталась группа из трех женщин, которые “смотрели издали” (Мф. 27:55; Мк. 15:40). У Матфея этот список выглядит так: “Мария Магдалина и Мария, мать Иакова и Иосии, и мать сыновей Зеведея” (Мф. 27:56). У Марка: “Мария Магдалина, и Мария, мать Иакова меньшего и Иосии, и Саломия” (Мк. 15:40). Два имени у Матфея и Марка совпадают: Мария Магдалина и Мария, мать Иакова (меньшего) и Иосии. Отсюда выходит, что “Саломия” в перечне Марка — то же лицо, что и “мать сыновей Зеведея” в перечне Матфея. Другими словами, мать Иакова и Иоанна звалась Саломия.
Так как Марию Магдалину мы видим в списке Иоанна, относящемся к началу казни, и в списках Матфея и Марка, относящихся к ее концу, то многие ученые считают, что это одна и та же женщина.
Поскольку там были и “другие многие [женщины]” (Мк. 15:41), нельзя категорично заявлять, что Саломия была сестрой матери Иисуса, Марии, но это вполне возможно, даже вероятно. Это значит, что апостолы Иаков и Иоанн могли приходиться Иисусу двоюродными братьями.