Размышления о становлении новой идеологии в США

Идеология — система идей, смыслов, ценностей, разделяемая группой людей и имеющая направленность на изменение реальности. В большинстве случаев она изучается политологией, однако, утверждать, что бывают только политические идеологии — намеренное упрощение.
Для всестороннего изучения этого понятия оптимален морфологический подход Майкла Фридена. Согласно нему идеология имеет сложную внутреннюю структуру и может пониматься в виде системы концептов ядра (например, свободы, справедливости, прогресса и т. п.), концептов смежной части и концептов периферии.
В зависимости от актуальных вопросов и проблем общества, концепты могут переходить от ядра к периферии и обратно, «выпадать» из идеологии или «добавляться» в неё. Более того, роли разных концепций внутри ядра тоже не равнозначны и могут иметь доминирующее или подчиненное положение относительно друг друга.
Особо значимыми аспектами в изучении идеологии являются понятия идентичности и дискурса. Здесь стоит отметить Т. Ван Дейка.
Как и любые другие идеи и системы идей, идеология одновременно существует в наблюдаемой нами реальности, в том числе природе, технике, науке, но создаётся, меняется и, что главное, оценивается только людьми. Заинтересованность людей, их отождествление себя с группой, разделяющей определённые ценности, выражается их идентичностью, которая тоже гораздо сложнее чем привычные ярлыки «либералы», «консерваторы», «зелёные» и прочие. Идентичность конкретного человека строится как на основе общих групповых ценностей и убеждений, его насущных интересов, так и личностного неповторимого опыта.
В конечном счете именно групповая способность оценивать явления с точки зрения хорошо/плохо, наше/чужое, близкое/далёкое и других подобных дихотомий, а также действовать, исходя из этих оценок, и создаёт изменения в мире.
Подобные оценки, а также сложная связь между словами, мышлением и действиями, наиболее ярко выражается в дискурсе, т. е. публичном обсуждении в рамках заданной тематики и правил. Идеология в дискурсе — одно из ключевых направлений, т. к. позволяет отслеживать, как меняются общественные договорённости (конвенции) о том, что является важным для общества, какие вопросы оно пытается решить и какими способами. Хороший пример исследователя таких конвенций и авторских интенций — Квентин Скиннер.
Безусловно у идеологий есть ещё масса других интересных аспектов, но исследование и, тем более, практика требует выбрать интересующую область и сосредоточить свои усилия на ней. Представляется, что связь предельных идей и концептов внутри идеологии, формирование групповых идентичностей на её основе, а также итоговая выраженность идеологии в дискурсе может позволить создать наиболее полную картину понятия.
Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
Разумный эгоизм, «экзистенциальный момент», двойственная политика «одного Китая»
Еще в ноябре и декабре 2021 года делал ряд статей о том, что Запад входит в эпицентр системного идейно-политического и социально-экономического кризиса. Мой основной посыл заключался в том, что, основываясь на концепциях 1970-х о «нулевом росте», современный западный «либеральный мировой порядок» планировал перезапуститься на «зеленой повестке», куда была добавления еще и «гендерная». Поэтому создавались «партии Зеленых» по всему миру и продвигалось движение ЛГБТ (запрещенная в РФ международная организация).
Сейчас можно пронаблюдать как рушатся основы «либеральной идеологии Запада» в мире, что влечет цивилизационные последствия.
В 2021 году писал, что через теорию «нулевого роста» и экологического движения, направленного на сдерживание СССР в 1970-х, запугивание ограниченностью ресурсов, избыточной рождаемостью и чрезмерным потреблением, западные элиты хотели объяснить своему населению, почему западное общество должно остановиться в своём росте. По факту, элиты констатировали отсутствие у них видения развития капиталистической системы и хотели заморозить ситуацию, чтобы исключить угрозу их элитарному статусу.
Однако, после спасительной «рейганомики» — накачки потребительского спроса через кредитование и победы в холодной войне, про этот концепт забыли. Западные элиты упивались своим положением. Это легко понять по работе 1992 года Френсиса Фукуямы «Конец истории», в которой он пишет, что либеральная демократия является окончательной формой правления, поэтому идеологических противостояний, глобальных революций и войн уже не будет.
…
За время правления старой элиты США стагнировали, что легко отследить не только по снижению доли США в мировом производстве, но и по развитию военного потенциала и технологий. К сегодняшнему дню США отстают по развитию гиперзвуковых ракет от России и Китая, которые нивелируют былое значение авианосных ударных группировок США. В развитии технологий обычных вооружений США, в общем, догнали даже такие страны, как Турция и Иран.
Кроме того, потеря возможности проецирования военной силы США в роли «мирового полицейского», к которой многие привыкли после распада СССР, влечет геополитические последствия, что мы прекрасно видели при выходе американских войск из Афганистана. В дальнейшем, это может вылиться в полный распад системы «Ялтинского мира», установившегося после второй мировой войны, что может повлечь разморозку локальных конфликтов, остановленных под эгидой ООН, так как обеспечивать соблюдение старых правил стороны-гаранты не смогут из-за нехватки ресурсов.
Поэтому, вполне ожидаемо, что старые Западные элиты решили возродить былую концепцию, лишь сменив экологическую вывеску на климатическую, подчёркивая её глобальность. Однако, так же, как и в 90-х западные элиты неадекватно оценивали ситуацию, что было видно по результатам, которые выдают их «фабрики мысли» (think tanks). Так, к примеру, незадолго до 26-й конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата, в известном журнале Foreign Аffairs вышла статья под названием «Международный порядок не готов к Климатическому кризису», где старший научный сотрудник по глобальному управлению и директор Программы международных институтов и глобального управления Стюарт Патрик, призывал страны прекратить безрезультатные переговоры в ООН и сплотиться под глобальным управлением США — «единой планетарной политикой», ради выживания биосферы, как центральной цели национальной и международной безопасности.
Представитель Британской короны принц Чарльз перед началом климатической конференции в Глазго 2021 года, заявлял, что это «последний шанс» внедрить единые экологически стандарты, так как «на карту поставлено будущее человечества и самой природы. Поэтому в ноябре 2021 писал:
В том случае, если на данной конференции не удастся прийти к принципиальному согласию по экономическим принципам декарбонизации и взаимодействию между странами, вся концепция «зеленого перехода» может оказаться под угрозой. Дело в том, что рейтинги одобрения Джо Байдена в США ниже, чем у любого другого президента со времен Второй мировой войны и это, в свою очередь, тянет вниз рейтинг демократической партии. Сегодняшние проблемы, с которыми сталкиваются США простым вливанием денег уже не решить, поэтому шансы на то, что через 3 года на выборах президента США победит республиканец, растут с каждым днем.
Представители республиканской партии традиционно являются лоббистами корпораций, добывающих ископаемое топливо, и ситуация 2017 года, когда Дональд Трамп вышел из Парижского климатического соглашения, может повториться. Без участия США никакие концепции типа «Net Zero 2050» в мировом масштабе реализовать не получится.
Незадолго до этой конференции Bank of America опубликовал исследование, в котором говорится, что для достижения миром углеродной нейтральности в течении следующих 30 лет потребуется 5 триллионов долларов инвестиций ежегодно — это 150 триллионов долларов. Такие вливания однозначно повлекут дополнительную инфляцию — 3% в год. Кроме того, около 5% — примерно 2,3 триллиона долларов от стоимости мирового фондового рынка может быть уничтожено переоценкой политики в области климата — ESG
По сути, под климатической повесткой и банковскими нормами финансирования — ESG, понимался проект нового «неэквивалентного торгового обмена», где бы Запад торговал с миром «зелеными технологиями» и «квотами на выброс углерода», в обмен на реальные ресурсы.
Джанет Йеллен тогда заявляла: «Мы приблизительно оценили этот глобальный переход, и в мировом масштабе он будет стоить от 100 до 150 триллионов долларов в течение следующих 30 лет. Изменения климата — это одна из величайших экономических возможностей нашего времени». Президент США Джо Байден говорил, что «экономика с чистой энергией и нулевыми выбросами к 2050 году» является шансом инвестировать в американское будущее.
В декабре 2021 только разворачивался энергетический кризис, но цели конференции в Глазго были провалены, поэтому делал вывод:
Таким образом, планы на «климатическую экономику» Запада, предложенную миру, рушатся прямо на глазах, а другой концепции развития у них нет. Из этого можно сделать вывод о том, что либеральная идеология, куда основой вплетена «климатическая повестка», становится политически несостоятельной.
…
В дальнейшем это может привести к власти националистов, которые будут предлагать заманчивые, быстрые и простые решения давно назревших вопросов.
В августе прошлого года писал статью: «Порядок, основанный на правилах», уже проиграл», где акцентировал внимание на то, что страны неЗапада не приняли «климатическую повестку», как руководство к действию, а значит, у Запада нет шансов реализовать «неэквивалентный торговый обмен».
27 июля этого года, Джанет Йеллен вновь заявила, что изменения, необходимые для снижения выбросов углекислого газа, являются единственной величайшей экономической возможностью 21 века. По ее словам, требуемые инвестиции «могут быть использованы для поддержки путей устойчивого и инклюзивного роста». Это заявление было сделано уже после того, как она посетила Китай, где потребовала от него сократить избыточные мощности.
Статистика показывает, что в 2023 году в Китае установлено на 55% больше мощностей солнечной генерации, чем в 2022 году, по сравнению с 12% в странах G7. Что касается ветрогенерации, то прирост в Китае составил 21%, а в странах G7 — 4,5%. Китай уже более чем в 3 раза обогнал весь коллективный Запад по производству продукции для «зеленой энергетики», такие китайские устройства уже полностью доминируют на мировом рынке в самом широком перечне, от солнечных панелей и аккумуляторных батарей до электромобилей. Этот задел Западу уже не преодолеть методами рыночной экономики.
…
Запад не может выйти из этого «пике», так как не в состоянии изменить идеологическую парадигму и свою экономическую систему за ближайшие несколько лет, поэтому «сингулярность Роланда Уокера» (изложена в тексте) неизбежна, она схлопнет западный миропорядок, «основанный на правилах».
Это происходит у нас на глазах, хотя на смерть климатической повестки никто не хочет обращать внимания, но вот что можно рассматривать как ее некролог:
09.01.2025 Крупнейшей инвестиционный фонд мира BlackRock, основной двигатель стандартов ESG, отказался от данной повестки, ввиду «возникшей путаницы в отношении подходов BlackRock к инвестированию, ставшей причиной официальных разбирательств». BlackRock вышел из NZAMI, а Vanguard покинула эту группу в 2022 году.
13.01.2025 Net Zero Asset Managers Initiative (NZAMI) — международная группа управляющих активами, взявших на себя обязательство достигнуть углеродной нейтральности к 2050 году — объявила о приостановлении работы. То есть, спустя 4 дня после выхода BlackRock, группа с более чем 325 участниками, управляющая активами на сумму более 57,5 триллионов долларов, прекратила свою работу.
17.01.2025 ФРС США объявила, что выходит из Сети центральных банков и надзорных органов по экологизации финансовой системы.
21.01.2025 Дональд Трамп своим указом вывел США из «Парижского климатического соглашения». В указе говорится, что Парижское соглашение относится к таким международным договорам, которые не отражают ценности США и «направляют доллары американских налогоплательщиков в страны, которые не нуждаются или не заслуживают финансовой помощи в интересах американского народа». Вместо участия в глобальном соглашении «успешный опыт США в достижении как экономических, так и экологических целей должен стать образцом для других стран».
Кроме того, у нас это мало обсуждается, но Дональд Трамп вывел США из Глобального налогового соглашения 136 стран «Организации экономического сотрудничества и развития», которое подписал Джо Байден 8 октября 2021 года. Подразумевалось, что транснациональные корпорации будут платить глобальную минимальную ставку корпоративного налога в 15%, и право на этот доход будет распределяться между странами.
В решении Дональда Трампа указано, что «Глобальное налоговое соглашение ОЭСР, поддержанное предыдущей администрацией, не только допускает экстерриториальную юрисдикцию в отношении доходов американцев, но и ограничивает возможности нашей страны проводить налоговую политику, отвечающую интересам американского бизнеса и работников. Текущее решение восстанавливает суверенитет нашей страны и её экономическую конкурентоспособность, разъясняя, что Глобальное налоговое соглашение не имеет силы и не действует в США.» Президент США поручил Минфину подготовить варианты «защитных мер» против стран, которые ввели или ещё только могут ввести налоговые правила, влияющие на американские корпорации.
Поэтому ни у кого не должно было вызывать удивление то, что Дональд Трамп начал свою инаугурационную речь с заявлений о том, что США больше никому не позволят собой пользоваться, суверенитет США будет восстановлен.
Более предметно на эту тему говорил Марк Рубио, проходя процедуру назначения на пост главы Госдепа США. Он заявил на слушаниях в сенате, что после победы США в «холодной войне» возник двухпартийный консенсус в отношении того, что наступил «конец истории». Стало возобладать мнение, что все народы станут членами демократического сообщества, возглавляемого Западом, а внешняя политика США, которая служила национальным интересам, теперь может быть заменена политикой, которая служит «либеральному мировому порядку» — «это была не просто фантазия, это было опасное заблуждение», сказал Марк Рубио.
Глядя на эти процессы в США, даже нет смысла приводить статистику падения рейтинга «партий зеленых» в Европе, рост популярности правых партий тоже не нуждается в доказательствах. Единого либерального идеологического конструкта на Западе уже не существует, так как от него откололись США официальным признанием лишь двух полов, в частности.
Конечно, евробюрократы не будут отказываться от этой идеологии, от климатической повестки и продвижения нетрадиционных сексуальных меньшинств, но коллапс не происходит единомоментно, суть в том, что «ареал обитания» этой идеологии уже резко сократился и не сможет восстановиться в ближайшем будущем, так как под это нет экономических оснований. Этот проект обанкротился, теперь, чем дальше, тем больше будет осознаний, что консенсусные решения, на основе которых жил Евросоюз — это исключения из исторических правил.
Даже на Западе каждый будет лишь сам за себя и пытаться урвать еще доступные ресурсы. Дональд Трамп, не успев вступить в должность, занимался именно этим, пытаясь «застолбить» за США Гренландию. Теперь международные отношения США будут исходить не из идеологических соображений, а из «realpolitic».
В апреле 2022 года писал, что «мир уже изменился и будет меняться дальше, а все те, кто держится за концепт „Западной цивилизации“, уже застряли в прошлом. Сейчас Россия на острие этой цивилизационной борьбы. Вновь, как и в начале 20-го века, она борется за собственный путь развития, который откроет дорогу другим.»
Думаю, теперь очевидно, что альтернативная дорога проложена, и мир с доминированием западной либеральной идеологии уже не воскресить.
России придется менять свой идеологический подход.
Для подробного ознакомления с вопросом рекомендуем изучить работы Фридена и Хэндбук по идеологии Оксфорда под его редакцией. Здесь изложим собственное видение, которое, впрочем, не противоречит классику морфологического подхода к идеологиям.
В рамках так называемой «повестки» уже пару десятилетий находятся как феминистическая, так и экологическая тематика, не говоря уже об «обязательном разнообразии» по другим признакам: расовым, религиозным, сексуальным и прочим. Что феминизм, что экология прочно вошли в политическую сферу Европы и Северной Америки и выросли до крупных общественных движений и, местами, политических партий. В отдельных случаях даже войдя в коалицию с другими партиями, победив на выборах Германии, например. Однако даже при широкой поддержке и повсеместном освещении подобных тем в дискурсе западных стран, до идеологий уровня либерализма, консерватизма и социализма они не доходят. Понятно, что сторонники названных движений тут не согласятся, но факт есть факт: страны, называющие себя либеральными или даже социалистическими есть, а феминистическими или зелеными — нет. Или нам они неизвестны. Рассмотрим наиболее вероятные причины, почему все именно так.
Время
Помимо вполне очевидного времени, необходимого на развитие самой системы идей, идентичности её носителей, распространения в дискурсе, есть еще и более сложный слой этого фактора. Столетия, которые были потрачены, например, либерализмом на собственное становление и консерватизмом на противодействие ему, пришлись на эпоху всплеска гражданской и общеполитической активности. Кроме обоснования собственных либеральных воззрений авторы тех эпох также проводили болезненный отход от монархий как формы правления государством, проводили секуляризацию и даже способствовали появлению новых веток внутри христианства. Часто отстаивая при этом свободу совести, а не отрицая религию как таковую. Количество же революций, государственных переворотов, развалов прежних форм политического устройства Европы и соседних регионов вообще не поддается исчислению.
На этом фоне даже очень серьезное и действительно повлиявшее на высвобождение человеческого потенциала феминистическое движение, будем откровенны, не сопоставимо по масштабу с описанными событиями. У него не только нет столь длительной истории, но и такого количества потраченных человеческих судеб, боровшихся за эту систему идей. Экологические же активисты в массовом медийное поле появились уже ближе к концу XX века и имели еще меньшое количество сторонников и известных политических успехов. Не уходя в спорную с научной точки зрения теорию пассионарности, предположим, что всплески и затухания гражданской активности скорее имеют, как и многое другое, форму синусоиды, а новые пики только предстоят. Вот только нет гарантии, что они возникнут по причине необходимости отстаивать и защищать ценности феминизма или экологии.
Глубина и острота решаемой проблемы
Исходим из того, что крупные идеологии возникают для решения глобального запроса или, выражаясь языком марксистов, для снятия назревшего противоречия. Как возникают или как создают идеологии — тема отдельной большой статьи, в пост это не уместить. Здесь для краткости примем за аксиому, что существующие идеологии не могли не возникнуть на базе сложившихся социально-политических проблем своей эпохи. Либерализм позволил реализоваться целому назревшему к тому времени классу новых собственников, консерватизм ответил на запрос о сохранении прав, традиций и устоев тех, кто не был бенефициаром либеральных перемен, а социализм существенно уровнял стартовые возможности граждан, не имевших ни знатного происхождения, ни предпринимательских способностей с теми, у кого они были.
В этом смысле ключевая проблема экологизма и феминизма как полноценной идеологии заключается в том, что вопрос, который они призваны решить, не имеет (судя по всему) такой социальной остроты или осознаваемой обществом глубины, чтобы поравняться с «коллегами» по идеологическому клубу. Как говорил классик, нарожденному пролетариату в определенный момент истории было «нечего терять, кроме своих цепей». Консерваторы в отдельный исторический период понимали, что слишком резкие и, порой, не сильно продуманные наперед по последствиям общественные изменения могут физически угрожать их существованию.
В определенных местах на Земле есть подобная острота экологической проблемы, в других, особенно на стыке ортодоксальных обществ и зон боевых действий, генерирующих приход к власти радикальных религиозных движений, очень актуальна феминистическая проблематика. Но именно массового и неизбежного всплеска борьбы за эти идеалы не происходит. Если исключить фактор времени в обоих его значениях, получается, что эти идеологии не то, что не имели времени или условий для созревания, а не вполне определились, в какой идеальной форме должны быть, когда созреют. Справедливости ради нужно упомянуть, что некая утопическая, в смысле идеальная, форма для экологической идеологии более понятна массам, нежели феминистическая, однако, даже она не проработана до нужного уровня.
Конкуренция и инерция
Менее важный, но более фундаментальный фактор — относительно устойчивое и распределенное идеологическое поле. Большие идеологии, хоть и испытывают как общий для всех, так и индивидуальный для каждой отдельно кризис, но не планируют освобождать от себя политическое пространство. Лучше всего это видно на примере двухпартийной системы в США, где формально (!) нет проблемы зарегистрировать новую партию, но сложилась настолько прочная традиция между республиканцами и демократами, что любое новое движение становится, скорее, дополнением, вливается в уже существующие партийные ячейки. Трудно вспомнить независимого кандидата на выборах президента США, набравшего хотя бы 25%.
Пространство не терпит пустоты, так сказали бы греки. Вопрос власти над умами настолько важен, что сместить текущих его «собственников» можно только в случае грандиозного кризиса, который, по мнению некоторых исследователей, уже близко. Остается лишь ждать или создавать, в зависимости от позиции, новую идеологию, которая сможет ответить на новый животрепещущий вопрос человечества. Но ни одна из «малых» идеологий, видимо, пока не готова взять на себя бразды правления, бросая вызов «большим», даже если говорит обратное.
P.S. Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
Ролан Барт писал, что идеология пытается ответить на безграничный список вопросов явно ограниченными средствами. На примере больших идеологий мы видим, что либерализм (и капитализм, к которому его приравнивают) не может дать внятного идеологического ответа на циклические кризисы, им порожденные, и обеспечение равенства, хоть Джон Ролз и представил свой вариант. Социализм не всегда знает, что делать с индивидуальностью и её стремлению «быть не как все», проявлять инициативу, выйти за пределы равенства всех и во всём. Консерватизм имеет такие же сложные отношения с прогрессом, хоть и не может отрицать его вклад в уже устоявшиеся институты и практики, который сам же и защищает.
Конкретная идеология, как было написано в прошлом материале, всегда выпуклая в одну сторону, но вогнутая в другую, она не может объяснить все, хоть и претендует на это. Таким образом, обществу, выбирая свою систему ценностей, приходится «забывать» о том, что эта система не покрывает, на что не может ответить, в чем бессильна. Тем самым создается дисбаланс, который будет нарастать вплоть до накопления критической массы, когда придется либо вносить коррективы в свою идеологию, отходя от её изначального посыла, либо вообще менять на другую идеологию.
В связи с этим возникает вопрос, на который нет однозначного ответа на поверхности: как доминирующей идеологии относиться к конкуренции с другими системами идей, допускать ли их к соревнованию на поле дискурса или запрещать и в какой мере?
Стоит сразу отмести очевидный, но глубоко ошибочный вариант ответа — есть мнение, что либерализм, постулирующий свободу, заведомо допускает равноправное соревнование других идеологий, если сам при этом является доминирующим. Это не так.
Во-первых, в большинстве западных и формально либеральных странах есть прямой запрет на нацизм и фашизм, хоть некоторые политические движения успешно маскируют свои подобные взгляды под более приличную версию крайне-правого направления, национализм и прочее. И вопрос тут не в том, что запрет нацизма требует пересмотра, нет. Это лишь пример, что какая-то идеология при правящем либерализме прямо не допускается в публичное конкурентное поле.
Во-вторых, в тех же странах существует прямой или косвенный запрет на коммунистическую идеологию. В странах бывшего Варшавского блока это связано с пост-коммунистической люстрацией, в других странах по другим причинам, в том числе связанными с текущей политической повесткой и Россией. Однако, опять же, приходится констатировать, что существенная часть политического спектра цензурирована.
В-третьих, и это не является новостью для социологов, политологов и работников медиа-среды, ни в западных, ни в восточных СМИ нет равного по доле выражения всех версий идеологического спектра. Даже поверхностный анализ заголовков ведущих изданий явно показывает границы допустимого и довлеющие тренды и идеи. На текущий момент невозможно представить себе, чтобы в США или Великобритании возникла и победила коммунистическая партия. Или, например, выросла альтернативная площадка с подобными взглядами, подрывающая, с точки зрения либерализма, т. н. «священное право» частной собственности.
Видя, что даже при либерализме не происходит равной конкуренции, но отвечая на поставленный выше вопрос, считаем, что идеологии обязательно необходимо допускать поле чуждых ей систем идей, хотя бы в формате «права на жизнь», чтобы самой оставаться конкурентоспособной.
Первый и самый важный аргумент для этого — идейная область возникновения. Какими бы очевидными ни были материальные предпосылки, идеология создается и описывается в области идеального, это продукт мышления и обсуждения идей среди людей. Запрещать процесс мышления — обрекать его на деградацию или загонять в подполье. Такие основополагающие процессы требуется, скорее, отслеживать и, в определенной степени, контролировать, но не отказывать людям в том, что делает их людьми: мышлении, воображении, культуре.
Вторым аргументом за идейное политическое разнообразие является признание мира динамической системой. Утверждать, что сегодняшние (даже предельно актуальные!) ответы будут таковыми для всех последующих поколений людей, значит, игнорировать изменчивость мира, отрицать появление других вопросов и необходимость поиска на них других ответов.
Ключевой проблемой допуска других идеологий является общее конкурентное поле. Политика есть место борьбы за власть, а отдавать или даже делиться властью по своей воле с конкурентами невозможно по определению. Одной из базовых задач любых людей во власти (даже если это власть за умы) является продление и расширение собственной власти. Рост популярности/распространенности конкурирующих идей в обществе — потенциальная опасность, которую будут прямо или косвенно купировать. Далее попробуем обозначить варианты получения идеологического разнообразия и здоровой конкуренции между идеологиями ними через преодоление этой проблемы.
Территория экспериментов. Требуется создать место, где публичные обсуждения и даже применения других идеологических установок не будут покушаться на главную идеологию / действующую власть. Это может быть область, город или даже университет экспериментов, ближайшая аналогия — особая экономическая зона внутри государства, где действуют другие, гораздо более привлекательные условия, нежели в остальной экономике. Деятельность может быть ограничена определенной деятельностью и сроком времени с возможностью продления в случае успеха.
Решение проблемы. У любой системы есть область наименьшей или даже отрицательной эффективности. Поэтому в такой явно проблемной сфере можно позволить применять другие методы и средства, которые, конечно, будут основаны на других ценностных и идейных системах. Более того, в проблемной области можно с пользой для дела допустить несколько параллельных систем, соревнующихся между собой. Примером из истории можно назвать «потешные полки» Петра Первого, которые развивались в других нормах, нежели основная армия, но, показав результат, заменили её впоследствии.
Фронтир или Терра Инкогнита. Неизвестная или неосвоенная территория на границе всегда была зоной более вольного образа жизни. Будь то история освоения Северной Америки или казачества в Российской империи. Не говоря уже об эпохе Великих географических открытий и иезуитском движении.
В отсутствии неисследованных человечеством территорий суши фронтиром может стать и водное, и космическое, и виртуальное пространство. С очень серьезными оговорками фронтиром для цивилизации может быть пространство доселе не цивилизованное. Главное, чтобы это не превращалось в новую форму колониализма. И даже не по причине всех её недостатков и до сих пор не изжитых искажений, а исключительно из-за того, что она не создаёт на таком фронтире новых форм идеологии, но применяет наиболее топорную версию уже существующей.
Таким образом, у любой идеологии есть высокий шанс не пасть под напором конкурентов, не устраивать им непримиримую борьбу, но и не вводить монополию, которая её саму и изживет. А грамотно использовать возможные формы контролируемого обновления через особые зоны, решение «нерешаемых» проблем и даже расширения собственных границ.
P.S. Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
У религии безусловно есть целый пласт, который нам, мирянам, не понять и даже не воспроизвести без смысловых потерь. Однако в сравнении с другими крупными феноменами, например, идеологией, нас более будет интересовать область профанного, нежели сакрального. В данном материале мы попытаемся обозначить то общее, что позволяет некоторым, пусть и огульно, называть идеологию новой религией, а другим религию — первой идеологией. А также обозначить разницу между ними именно в разрезе политики, общества и работы с системами идей.
Ответ на большой вопрос
Как неоднократно писали в прошлых материалах, идеология есть системный ответ на системой же порожденный вопрос. Идея, не отвечающая на что-то одновременно насущное и нерешаемое текущей повесткой, не сможет захватить умы масс настолько, что они предпочтут рискнуть ради неё сложившимся порядком вещей. По сути — безопасностью, стремление к которой заложено в нас биологически. Идеология должна хотя бы на уровне дискурса объяснить, как её ядро позволит снять острую общественную/имущественную/политическую проблему, почему она лучше других. Чем более глобальный вопрос решается, тем выше потенциал идеологии, но и ответственность, конечно.
Беремся утверждать, что религия, в широком понимании, а не конкретная, конечно, стала первым таким примером ответа на большой человеческий вопрос. И вопрос этот был о нашей смертности. Неизвестно, когда именно человечество как вид обрело сознание, тут ученые спорят, но то, что вопрос смерти и смертности один из самых важных, сложных и актуальных во все времена — утверждение почти аксиоматическое. Начиная с первых ритуалов, через сложные и проработанные язычества и заканчивая (на текущий момент) монотеизмом, религия в дискурсе прежде всего дает ответ на вопрос смерти. В каких-то вариантах это перерождение, в других «страшный суд», воссоединение с Богом, спектр достаточно широк. Но становясь последователем того или иного культа, получая религиозную идентичность, которая длительное время могла быть важнее этнической, человек в частности и общество в целом решало вопрос со смертью, с тем, что будет в области неизвестного.
Форма организации общества через ценности
Длительное время человеческой истории власть политическая и религиозная не были разделены, а после находились в симбиозе или конкуренции за умы и, что уж скрывать, за кошельки и земли людей. Известны даже войны, начинавшиеся религиозными деятелями против политических и наоборот. В этом смысле религия была формой организации общества, определенной иерархией, основанной на ценностях и верованиях, социальным лифтом для многих известных деятелей своего времени.
По всем основным позициям религия отвечала на типичные идеологические вопросы: имела ядро внутренних концептов; формировала идентичность своих сторонников и противодействовала противникам; вырабатывала собственные термины, отраженные в дискурсе; задавала определенный вектор изменения социальной реальности. Будет излишним упрощением сказать, что идеология выросла из религии или заимствовала из неё основные элементы, тем более абсурдно будет назвать религию первой формой идеологии. Скорее поле общественного развития способствует появлению таких форм организации общества, которые не могут не учитывать вышеперечисленные моменты, если хотят управлять большими социальными процессами и множеством участников.
Отношение к действительности
Идеологии, хоть и имеют на текущий момент ограниченное количество вариантов, объединённое в идеологические семьи, потенциально могут содержать в своём ядре почти любые предельные идеи и их комбинации. Основным препятствием для появления того или иного вида небывалого сочетания, например, «социализма регресса» или «либерал-фашизма» является лишь их применимость и способность ответить на актуальные вопросы общества через свои идеи. Чтобы получить рабочие критерии, по которым продолжим сравнивать религию и идеологию, оговоримся, что рассматриваем на этом этапе только «большие» идеологии.
В двух из трёх идеологических семьях, либерализме и социализме, есть приоритет деятельного начала человека и человечества. В пределе это выражено концептом «мир — мастерская», подразумевающим, что именно человек как творец может определять, что менять в мире, используя ресурсы из мира для своей работы. В этом смысле мир не только не «храм», но и не данность, а пространство для воплощения собственных задумок.
Религии, даже дозволяя концепцию «свободы выбора» или «свободы воли», подразумевают, что это есть замысел Бога, его законы и его творение, данное в заранее определённом виде. За реализацию своего человеческого выбора и выражение воли человека в религиозной системе ждёт расплата в виде оценки действий со стороны нерушимых законов Бога/мироздания и прочих. Именно здесь и происходит первый водораздел между религией и идеологией (в части вариантов) как системами идей:
Центр идейного ядра
В рамках прошлых материалов уже подробно рассказывалось, что согласно морфологическому анализу идеология делится на концепты ядра, смежной части и периферии. Значение имеет не только, какие концепты содержаться в ядре идеологии, но и что из них доминирует, в каких взаимоотношениях находятся концепты между собой. Лучшая, на наш взгляд, метафора — мебель в комнате: от того, как стоят в ней кровать, шкаф, стол, что из них в центре и как повернуты друг к другу, меняется все представление о комнате в целом. Хотя изначально комната пустая и может быть наполнена в сотнях разных вариантов.
Концепты ядра в идеологии, как правило составляют довольно крупные, если не сказать предельные, идеи: свобода, благо, справедливость, прогресс, традиция и прочие уже известные читателю варианты. В этом смысле, если подходить к идеологии конструктивистски, то можно утверждать, что нет ни одного концепта ядра, который был бы обязательным для идеологии как понятия, это всегда варианты. В религии, во всем её классическом многообразии, Бог/Абсолют/Божественное обязательно будет центром ядра, невынимаемым элементом, структурообразующим началом. И это второе крупное наблюдаемое отличие её от идеологии.
Зоны ответственности
Самый сложный для описания и понимания пункт, который, однако, стоит упомянуть. Идеологию иногда называют практической (или ограниченной, урезанной) философией. Вызвано это, с одной стороны, редким для социально-политических практик прямым обращением к идеям, смыслам, описанию мироустройства, а с другой, общей направленностью на практику, а не на мир идей в чистом виде. Если некая система идей не мобилизует своих сторонников, не предписывает, как именно нужно изменить мир, в котором они живут, то это не идеология. Интересующим нас моментом является интенция — изменение, осмысление и практика в физическом мире, здесь и сейчас, иногда с оглядкой на прошлое, иногда с надеждой на физическое будущее — своё и последующих поколений.
Религия же не только осмысляет священные тексты и предписывает, исходя из этого, как следует вести себя всем, кто хочет спастись/попасть в рай/прервать цикл перерождений, но и явственно выходит в своем дискурсе за пределы физического мира в загробный, в духовный, в трансцендентный, божественный. Она описывает не только наблюдаемое, но и сакральное, скрытое от мира, чуждое логике «тест, замер, корректировка». Прямо говорит о вере, непроверяемом и неверифицируемом слое, который невозможно применять, не поверив в него искренне.
Более того, со времен, когда в случае неурожая местный жрец, ответственный за общение с богами, подвергался наказанию, религиозная сфера перешла в фазу практически полного разрыва между ритуалом и результатом, как бы цинично это не звучало. Рассматривая же в этом тексте религию с социально-политической точки зрения, не можем не упомянуть, что она выполняет вполне осязаемую и измеряемую функцию снижения общественной энтропии, что предельно важно в наши неспокойные времена. Таким образом, еще одна существенная разница между идеологией и религией заключается в том, на какие сферы контроля эти системы претендуют, идеология больше направлена на практику и физический мир, а религия, не отказываясь от работы с мирским, почти монопольно занимает сферу духовности и жизни после смерти.
Подводя итог, предположим, что оба варианта работы с крупными общественными процессами будут продолжать пересекаться на одном дискурсивном и политическом поле, конкурировать и входить в различные краткосрочные и среднесрочные союзы, т. к. функционируют хоть и не в равных, но в однокоренных условиях.
P.S. Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
Работающая система против идеала
Во-первых, как и любая система, оценивающая что-то, идеология всегда будет выпуклой в одну сторону и вогнутой в другую. Создать или даже помыслить идеальное нечто, одинаково благосклонное ко всем, одновременно не только равно учитывающее, но и удовлетворяющее полностью все интересы, невозможно. Дело тут не столько в шутке, что «демократия есть власть демократов», сколько в структуре идеологии, у которой всегда будут бенефициары, условные нейтральные и «угнетаемые». В обыденном сознании и в речах многих политиков идеология, порой, мыслится как кнопка «сделать хорошо», но так не работает.
Выбирая ту или иную идеологию, чьи-то интересы будут учтены лучше, одна ценность будет поставлена выше другой, иерархия неизбежна. Маркс назвал бы это формулой «в интересах какого класса производится политика» и это верно, если мы рассматриваем общество с классовых позиций. Джон Ролз в своей «Теории справедливости» описал систему, при которой в рамках (!) либерализма попытается учесть все интересы, однако, он честно оговаривается, что свобода останется главной ценностью. Это приводит нас к выводу, что нет идеологии, которая понравится всем, и это точно не панацея для политики, а инструмент с тонкими настройками.
Даже в гипотетической ситуации, если побеждает идеология близкого вам класса/страты/слоя, произойдёт один из трёх вариантов: 1) жёсткая конфронтация с теми, чьи интересы не учтены или даже сознательно игнорируются; 2) долгий путь компромиссов со всеми слоями общества, что в итоге размоет многое, за что должна бороться ваша идеология; 3) различные варианты между п. 1 и п. 2, что обычно и происходит, например, в парламентских республиках.
Категории и термины
Точность формулировок и применение слов в соответствии с их значением никогда не были сильной стороной общественного дискурса. Научный же дискурс «грешит» замыканием на вопросах понятий и их употребления, иногда забывая изначальный предмет спора.
Идеология, как и смысл, про которой шла речь в одном из прошлых материалов, является примером слова, в которое обе стороны, наука и общество, пытаются разместить или разглядеть максимум содержания. Подобно культуре, чьих определений есть десятки и сотни версий, идеология призывается в общественный и обыденный дискурс, чтобы решить все проблемы сразу, от морали до экономики. Это приводит к завышению ожиданий от её возможностей, неверного использования и неизбежной фрустрации после неудачи.
Горизонт планирования
Социальные практики обладают гибкостью за счёт возможности изменять их не во всем обществе, а в малых группах. При этом, они также подчиняются общей инерции, т. к. не способны целиком отменить общий базис: язык, образование, паттерны и нарративы, передающиеся из поколения в поколение через культуру. Обыденное мышление об идеологии создаёт нереалистичную картину, что посредством изменения ценностного поля и ориентиров общества, его можно быстро и полностью (!) перенастроить на другие цели, формы и средства их достижения. Обычно под этим подразумевается некая абстрактная пропагандистская информационная операция замещения одного дискурса другим. И да, вынуждены признать, прецеденты таких удачных кампаний в истории есть. С некоторыми оговорками, где, как известно, «дьявол кроется в деталях».
Во-первых, любая заострённая проблема или точка зрения, доведённая через СМИ до предела, требует своего снятия, разрешения и неизбежного отката. Во-вторых, пики и крайние грани чреваты «перегибами на местах», которые, в свою очередь, могут вообще отвратить от идеологии даже рьяных сторонников. Достаточно посмотреть историю любой революции на масштабе в 30-50 лет.
В-третьих, у информационной мобилизации общества, как у всплеска адреналина, есть не толькдо набор позитивных и негативных последствий, но и определенное изменение восприятия таких событий в будущем. Тут может быть и истощение от надрыва, и наоборот создание формы зависимости от таких ярких событий. Поэтому, понимая всю палитру последствий для общества в более далекой перспективе, можно утверждать, что только лишь информационное идеологическое воздействие, каким бы сильным оно ни было, не способно изменить общество кардинально, но в силах создать условия для его колебания в нужную сторону. Изменение общества на уровне ценностей, перевоспитание его по сути — вопрос десятков и сотен лет, но обыденно мы не способны мыслить такими категориями времени, а научно не готовы начать применять это на практике.
Подводя итог, можно утверждать, что в обыденном сознании здравствует идеалистическое (в плохом смысле) отношение к идеологии, неточность употребления понятий, ситуативное её применение и близкий горизонт планирования общественных изменений. Научное отношение, как обычно, «запирает» свои знания в «кабинете», не решаясь начать воплощать их, или, как минимум, помочь обществу в разъяснении заблуждений.
P.S. Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
Антропологическое измерение и расширение пространства исследований идеологии позволили заметить, что во многих других сферах, кроме политики, есть свои полноценные идеологии. Прежде всего, необходимо напомнить, что базовыми критериями является наличие системы идей и смыслов, выработанная групповая идентичность, свои понятия и даже свой язык, направленность идеологии на изменение реальности.
Поле возникновения
Политика, являясь, как говорил классик, концентрированной формой экономики, с одной стороны, несет в себе максимальную возможность на захват и реализацию власти, получению и закреплению права на богатства, может дать наивысший социальный статус и даже шанс «остаться в истории». С другой стороны, она сочетает в себе сложное взаимопроникновение предельной публичности и наиболее закрытых, порой на уровне гостайны, форм работы с информацией. В силу изложенного выше, становится понятным, почему именно политическая сфера со временем стала настолько усложняться, а её участники обосновывать свое право на власть не только силовым методом, но и идейно-смысловым, что вылилось в понятие идеологии.
Однако, как было написано в одном из прошлых материалов, существовали и другие сферы, претендующие на власть и собственность, но не занимающие (формально) политических статусов и должностей, например, религия или военная область. Более того, что военная, что религиозная сферы были (и где-то остаются) настолько плотно сплетены с политической, что их а) трудно разделить меж собой; б) ещё труднее не заметить, что они нацелены на обладание одних и тех же ресурсов.
Борьба за общие ресурсы неминуемо приводит к общности инструментов этой борьбы. Напомним, что у святого престола Ватикана была собственная армия, Гай Юлий Цезарь начинал с религиозной должности, не говоря уже о том, как начиналась и продолжалась история с Крестовыми походами. В этой связи усложнение любой крупной человеческой структуры и выработка ею собственной идеологии, было неизбежным, пусть даже тогда не было такого понятия.
Ещё дальше от политики
Но что если крупная структура не касается политической сферы ни прямо, ни косвенно? Может ли она не иметь внутри себя все идеологические функции и механизмы? Рискнём утверждать, что нет. Описав на первом шаге сферы, близкие к политике и имеющие политические амбиции, мы стремились сделать простой логический шаг, т. к. идеология в общественном сознании имеет импринтинг политики и перейти куда-то совсем далеко от неё сложно. Однако, если посмотреть на другие сферы, например, науку под идеологическим углом, то в ней сразу обнаружится ядро концептов: стремление к истине; вера в человека и его разум, как инструмент познания и созидания; прогресс (часто технический, но всё же). Будут смежные и периферийные концепты, например, ценность образования и сменяющие друг друга в разные эпохи эгалитарность / элитарность.
Аналогичная ситуация в такой большой структуре, как профессиональный спорт. Ценность силы; человек и его прогресс; конкуренция как двигатель — все это составляет ядро идеологии спорта. Выраженность в дискурсе, наполненном спортивными метафорами, их проникновение в обыденной речи говорит о том, что сфера является одной из основных для человечества в целом.
Коммерческая сфера
Наиболее массовой, в связи с повсеместным капитализмом, является, конечно, коммерция и множество вариантов её воплощения. В ядре можно отметить идеи блага/пользы от деятельности; ярко-выраженного стремления быть лучшим в своей сфере, четкой иерархии, что в пределе упирается во власть; своя версия идеи свободы, конечно.
Коммерция из-за своей широчайшей распространенности и отсутствия (может, временного) что монополии, что олигополии в большинстве отраслей, сталкивается с тем же вопросом, что в своё время национальные государства: как обосновать собственную уникальность (самоценность) на фоне десятков и сотен таких же как мы? Поэтому у крупных и даже средних корпораций неизбежно появляются миссии, видение, авторские или, что чаще, скопированные варианты корпоративной культуры. В зависимости от проработанности и, что важно, честности при написании, у некоторых крупных коммерческих организаций действительно можно выделить корпоративную версию идеологии. Некоторые фантасты, которые предрекают, что мир далее разделится не на государства, а на зоны ТНК, правы в том, что это возможно только при создании полноценной надстройки над их, корпораций, экономическим базисом. И замещением собой национальных государств, таким образом, только уже на другом основании.
На эту тему корпоративных идеологий и с чего начать строительство такой будет отдельный материал.
Подводя итог, можно отметить, что любая крупная структура, решив вопрос с собственной необходимостью обществу и воспроизводимостью собственных базовых практик, неизбежно начинает формулировать внутри себя базовые идеологические основания. Круг потенциальных предельных идей конечен, а концептов и их сочетаний между собой — бесконечен. Обоснование же собственной идеологической позиции в дискурсе оставляет максимально широкое пространство для творчества. Основными же отграничениями, как писалось ранее, является способность и готовность действовать на длинном горизонте планирования.
P.S. Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
Смысл — одно из самых ёмких и одновременно псевдоёмких понятий. Во-первых, это вся область между трансцендентным (миром идей) и материальным, т. е. физически наблюдаемым. Подробнее можно прочитать у Макса Вебера. Во-вторых, его постоянно путают с пользой, целью, последствиями и другими понятиями. Но смысл определяется как то, ради чего или во имя чего совершается действие или процесс. Известная притча про каменщиков иллюстрирует это лучше всего: в рамках стройки один работник обтесывает камень из нужды, второй ради семьи, третий строит храм. Одинаковая деятельность осуществляется во имя разных ценностей или идей, т. к. в неё вкладывается разный смысл.
Смысл не должен пропадать с достижением цели или окончанием процесса, скорее цели формулируются в зависимости от того, что субъект оценивает как идею, ради которой стоит действовать. При достижении цели, в случае если смысл заранее сформулирован, выбирается новая цель, служащая той же идее. Польза какого-либо действия также не заменяет собой смысл и не может быть приравнена к нему, т. к. находится либо внутри процесса, либо в его окончании, а смысл по умолчанию выходит за пределы процесса. Примером такого соотношения может служить зарплата учителя (польза) и его желание растить новые поколения (смысл).
Пространство смыслов бесконечно именно из-за того, что субъектов, формирующих таковые смыслы, и их деятельностей неизмеримо много. Однако смыслы можно свести в группы и отследить, как они появляются, актуализируются и видоизменяются. Краеугольным понятием и даже вечным вопросом является так называемый «смысл жизни». Лучше всего об этом писал Виктор Франкл. Выходя за пределы религиозной картины мира, но не отрицая её как вариант, где этот вопрос либо не стоит вовсе, либо ответ на него предопределен, согласимся с экзистенциалистами. Предзаданного смысла жизни нет. Его, если такой вопрос стоит, нужно определить себе самому. Выбрать, ради чего стоит потратить тот заведомо конечный процесс, называемый жизнью, и начать воплощать это решение в действия.
Идеология, будучи системой идей, ценностей и смыслов, конечно, предлагает её носителям ответы на подобные вопросы. Но не в виде единственного варианта, а через шкалу «от и до». Таким образом она одновременно даёт и иллюзию свободы выбора, и оставляет себе пространство для маневра в дискурсе. Не являясь предельными идеями или, выражаясь по Фридену, концептами ядра идеологии, смыслы более эластичны, за счет них происходит деконтестация — придание концепту определенного идеологического значения в дискурсе и/или исключение всех прочих его значений. Можно (с известными оговорками) обобщить, что именно за область смыслов в голове у людей и происходит основная идеологическая борьба. Повлиять на то, чтобы субъекты думали определенными словами и понятиями, трактовали их в рамках заданной шкалы ценностей, наделяли «правильным» смыслом свои действия, это и есть сверхзадача для любой идеологии.
Понимая, что таков механизм воздействия идеологии, следует не сколько стремиться к объективности и непредвзятости, ибо это невозможно технически, сколько отлеживать, какими именно словами мы думаем, что наделяем смыслом. Является ли это продуктом нашего собственного выбора или из всего многообразия смыслов мы взяли это автоматически, не желая самим принимать решение о такой сложной и предельно важной сфере жизни.
Идеология притягательна для мыслителя и одновременно отталкивает его, ибо претендует, можно даже сказать «покушается» на категорию дОлжного. Говорить современному человеку, что дОлжно делать, думать, ценить, уважать считается не совсем прилично.
Мир моды на постмодерн приучил нас ко всему относится скептически, с недоверием, смотреть на свободу как на самоценность. Этакая сепарация от мира родителей в глобальном смысле, подростковое отрицание ради отрицания, за которым не следует создание своего мира. Мы как бы остановились на этапе деконструкции старого, этого оказалось вполне достаточно, чтобы чувствовать себя свободно, но на руинах.
Вместе с тем, даже самые упертые разрушители старого где-то глубоко внутри себя понимают, что их новое должно установить свои правила, прежде чем пытаться что-то на них строить. Стены без фундамента не стоЯт долго — в конечном итоге вам понадобится тот или иной вариант основания.
После неизменных мантр про «не допустим ошибок отцов», после принятия деклараций «за все хорошее и против всего плохого» следует классический набор идеологических вопросов от Т. Ван Дейка:
— «Кто мы?»,
— «Откуда мы пришли?»,
— «Кто принадлежит к нам?»,
— «Что мы (обычно) делаем и почему?»,
— «Каковы наши цели и ценности?».
А последний вопрос уже совсем взрослый, если рассудить. Ради каких таких ценностей мы готовы жить и (о, ужас!) за какие готовы умереть? Ведь, строго говоря, то, на что мы НЕ готовы потратить жизнь, долго — чем жить до конца дней, в моменте — ради чего встретиться со смертью, особо и ценностями-то не назвать. Всё, что ниже такой планки, это, в лучшем случае, привычки и ритуалы, а в худшем — иллюзии и хотелки, что можно отбросить без всякого сожаления.
Смерть слишком тяжела и сложна для сознания, чтобы быть в нем перманентно. Мы стараемся забыть о ней и обесценить её роль в построении общества при первой же возможности. Собственная смертность — настолько невыносимая ноша, что человек в массе своей отбрасывает мысль об этом в обмен на что угодно. Забыться — довольно точный глагол желания при столкновении с тем, что не можешь вынести. Но невозможно отрицать, что любое более-менее сложное общество всегда подразумевает вполне внятный ответ на вопрос о смерти. От самых небольших племен до стран в миллиард человек, все имеют свои ритуалы погребения. Захоронения предков с почестями, праздники их памяти, некий общественный договор о том, что оценивать как правильное отношение к смерти.
Всю известную нам историю цивилизации религия была способом ответа на вопрос человечества о собственной смертности. В этом материале не стоит задача размышлять о наличии или отсутствии Бога (ов), но трудно отрицать, что наличие в религиозной картине мира загробной его части радикально решало поставленный вопрос. И, что скрывать, до сих пор решает для тотального большинства верующих людей. Вот только процент «деятельно верующих», скажем так, всегда был под большим вопросом, а сейчас и подавно, что подтверждают и представители всех основных конфессий. А это значит, что в массе своей современный человек как-то по-другому решает вопрос собственной смертности. Если прямо — никак не решает. Массово откладывает до последнего. Такой себе «студенческий синдром» длинной в жизнь, и грустно, и смешно.
Идеология здесь не противопоставляется религии. На эту тему есть отдельный обстоятельный текст, скоро он будет опубликован. В данном размышлении мы, скорее, показываем её как почти единственную актуальную форму, чтобы вообще замахнуться на такой величины вопрос.
Дело в том, что идеология, будучи (одно из определений) системой объединения людей вокруг их ценностей, идентичности и интересов, неизбежно предполагает механизм самозащиты получившегося социума. Говоря терминами критического дискурс-анализа и уже упомянутого Т. Ван Дейка, идеология всегда есть злоупотребление властью со стороны какой-либо социальной группы. Эта группа, даже являясь большинством общества, если мы представляем себе идеализированную версию социализма, республиканизма или демократии, будет защищаться от внешнего покушения на смену утвержденного строя. Поэтому обязательно будет обосновано, зачем с оружием в руках отстаивать ценности данного общества. По сути — платить своей жизнью за сохранение текущего порядка вещей. А уж во славу либеральных, социалистических или консервативных ценностей — зависит только от правящих в обществе идеологических установок.
И вот под разными знаменами люди идут на смерть не по религиозным соображениям, не в интересах собственной маленькой ячейки общества, а ради чего-то более массового, обезличенного, но от этого не менее сильного и продуманного. И не сказать, что плохого, как правило, это всё такая же формула «за всё хорошее». Более того — защищать своё, будь то имущество, жизнь или страну — нормально.
Обычной реакцией на подобное развитие событие является либо конформизм, т. е. принятие мнения большинства как своего; либо эскапизм (убегание) разных форм и масштабов; либо прямое противодействие, что реже. Но эти варианты не отвечают на поставленный вопрос до конца. Если даже огородить условного человека от власти в области его самого важного со стороны иных людей, сообществ или государств, он не начнет принимать ключевые решения самостоятельно. В массе своей, повторимся, он будет их откладывать, игнорировать, забывать и забивать другими, более мелкими вопросами и «вопросиками». Лишь бы не решать что-то по-серьёзному.
Проговорим ещё раз для тех, кто предпочел не увидеть этого даже в таком тексте. Каждый из нас это знает. Человек отягощен сознанием и знает, что смертен. В глубине себя он понимает, что даже при хорошем развитии событий его годы жизни не будут одинаково ценны и продуктивны, а часть его решений может навсегда обвалить качество оставшихся лет из-за последствий для здоровья. Вопросов, в связи с этим, два. Первый — на что вы собираетесь потратить собственную жизнь? Второй — ради чего вы согласны прервать её, встретившись со смертью? Это два разных вопроса, кстати. Но даже на первый, который не предполагает умирание здесь и сейчас, а наоборот — говорит о созидании, жизни, позитиве и в массовом, и в научном смысле, люди обычно не могут внятно ответить. Что уж говорить о втором.
Плохих новостей по выше нарисованной картине будет три.
Первая — пространство не терпит пустоты. Не решите сами, за вас решат обстоятельства или другие люди. Не особо важно какого масштаба, но точно решат. Ваша жизнь будет посвящена чему-то в итоге, но, скорее всего, не тому, чему бы ВАМ хотелось.
Вторая — время в любом случае пройдет, а смерть наступит. Нет возможности поставить их на паузу, тем более отменить эту предопределенность. Решите вы, не решите, согласитесь с готовым или придумаете своё, время будет потрачено.
Третья — почти гарантировано вопрос о своем смысле жизни, смертности, об оставлении чего-то после себя нагрянет к вам рано или поздно. В большинстве своём — поздно. Когда ни сил, ни времени на изменения уже толком не останется. Увернуться от таких тяжелых и сложных мыслей не выйдет. На смертном одре или раньше мозг автоматически достанет этот вопрос из закромов, куда его спрятали.
Хорошая новость одна. Решить, ради чего жить, т. е. медленно, но осмысленно умирать каждый день, можно прямо сейчас. Это очень непросто, но можно, и зависит только от вас. Решить, ради чего вы готовы пожертвовать собой тоже можно. Но, скорее всего, именно про это вы итак знаете, просто стараетесь об этом не думать.
Данный проект направлен на обратное — побудить думать тех, кому пора это начать делать. Если вы сомневаетесь, пора ли вам, значит, точно пора.
P.S. Материалы открытого доступа также публикуются в ТГ-канале: https://t.me/ideo_logical
Подписывайтесь.
Создание олигархами военизированных отрядов, их мотивирование, идеология.