ОРИГИНАЛЬНЫЙ ‎МАТЕРИАЛ‏ ‎НАХОДИТСЯ ‎ЗДЕСЬ

АВТОР: ‎ДЭВИД ‎БЕТЦ

Оборонительные ‎возможности‏ ‎русских ‎основаны‏ ‎на‏ ‎старой, ‎но ‎эффективной‏ ‎стратегии ‎образца‏ ‎ХХ ‎века.

Долгожданное ‎украинское ‎контрнаступление‏ ‎к‏ ‎югу ‎от‏ ‎Запорожья ‎после‏ ‎более ‎чем ‎месячной ‎бойни, ‎похоже,‏ ‎развивается‏ ‎в ‎никуда.‏ ‎Погрязшая ‎в‏ ‎лабиринте ‎препятствий ‎и ‎минных ‎полей,‏ ‎неспособная‏ ‎маневрировать‏ ‎и ‎не‏ ‎имеющая ‎достаточной‏ ‎защиты ‎с‏ ‎воздуха,‏ ‎украинская ‎бронетехника,‏ ‎поставляемая ‎с ‎Запада, ‎массово ‎уничтожается‏ ‎неподавленными ‎российскими‏ ‎противотанковыми‏ ‎средствами, ‎а ‎пехота‏ ‎перемалывается ‎(в‏ ‎оригинале ‎shredded ‎— ‎прим.‏ ‎Е.Н.) массированным‏ ‎и ‎хорошо‏ ‎направленным ‎артиллерийским‏ ‎огнем. ‎Даже ‎самые ‎оптимистичные ‎оценки‏ ‎хода‏ ‎украинского ‎наступления,‏ ‎которое ‎до‏ ‎сих ‎пор ‎с ‎трудом ‎пробивается‏ ‎сквозь‏ ‎российские‏ ‎укрепления, ‎состоит‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎оно‏ ‎идет‏ ‎медленно, ‎стоит‏ ‎очень ‎дорого ‎и ‎по-прежнему ‎далеко‏ ‎от ‎заявленной‏ ‎цели‏ ‎перерезать ‎сухопутный ‎мост‏ ‎в ‎Крым.

Для‏ ‎современной ‎войны ‎верно ‎то,‏ ‎что‏ ‎сражения, ‎как‏ ‎правило, ‎исчисляются‏ ‎неделями, ‎а ‎не ‎днями. ‎Таким‏ ‎образом,‏ ‎как ‎это‏ ‎отражено ‎в‏ ‎публичных ‎заявлениях ‎только ‎что ‎завершившегося‏ ‎саммита‏ ‎НАТО‏ ‎в ‎Вильнюсе,‏ ‎отсутствие ‎прогресса‏ ‎на ‎Украине‏ ‎на‏ ‎данный ‎момент‏ ‎не ‎должно ‎вызывать ‎панику ‎или‏ ‎пессимизм, ‎а,‏ ‎скорее,‏ ‎сделать ‎более ‎важным‏ ‎проявление ‎флегматичной‏ ‎решимости ‎перед ‎лицом ‎ужасных‏ ‎потерь‏ ‎или ‎даже‏ ‎заставить ‎удвоить‏ ‎усилия ‎для ‎достижения ‎окончательной ‎победы.

Хотя‏ ‎теоретически‏ ‎это ‎возможно,‏ ‎на ‎практике‏ ‎адекватность ‎таких ‎взглядов ‎сомнительна.

Для ‎сравнения‏ ‎с‏ ‎битвами‏ ‎аналогичного ‎масштаба:‏ ‎первая ‎битва‏ ‎при ‎Эль-Аламейне‏ ‎длилась‏ ‎19 ‎дней,‏ ‎вторая ‎— ‎двадцать ‎шесть, ‎Арденнская‏ ‎битва ‎длилась‏ ‎отчаянные‏ ‎сорок ‎два ‎дня,‏ ‎колоссальная ‎Курская‏ ‎битва ‎длилась ‎более ‎пятидесяти‏ ‎двух‏ ‎дней ‎монументальных‏ ‎усилий, ‎в‏ ‎то ‎время ‎как ‎успех ‎союзников‏ ‎в‏ ‎операции ‎«Оверлорд»‏ ‎был ‎достигнут‏ ‎через ‎восемьдесят ‎четыре ‎дня. ‎С‏ ‎этой‏ ‎точки‏ ‎зрения, ‎нынешнее‏ ‎украинское ‎наступление‏ ‎находится ‎где-то‏ ‎между‏ ‎кампаниями ‎в‏ ‎Арденнах ‎и ‎на ‎Курской ‎дуге,‏ ‎и ‎пока‏ ‎мало‏ ‎что ‎может ‎показать.‏ ‎Между ‎тем,‏ ‎есть ‎предварительные ‎признаки ‎того,‏ ‎что‏ ‎российские ‎силы‏ ‎возвращаются ‎к‏ ‎наступлению ‎в ‎других ‎секторах. ‎Словом,‏ ‎ситуация‏ ‎для ‎Украины‏ ‎объективно ‎плачевная,‏ ‎хотя ‎и ‎не ‎совсем ‎безнадежная.

Почему?‏ ‎Настоящее‏ ‎эссе‏ ‎представляет ‎собой‏ ‎попытку ‎объяснить‏ ‎один ‎из‏ ‎аспектов‏ ‎более ‎широкого‏ ‎ответа ‎на ‎этот ‎вопрос, ‎который‏ ‎был ‎недостаточно‏ ‎разработан‏ ‎экспертами.

Позиционный ‎тупик ‎российско-украинской‏ ‎войны ‎удивил‏ ‎многих ‎наблюдателей. ‎Многие ‎аналитики‏ ‎связывают‏ ‎это ‎с‏ ‎недостатками ‎российской,‏ ‎а ‎иногда ‎и ‎украинской ‎военной‏ ‎эффективности,‏ ‎поскольку ‎ни‏ ‎одна ‎из‏ ‎этих ‎армий, ‎предположительно, ‎не ‎способна‏ ‎вести‏ ‎маневренную‏ ‎войну ‎комбинированными‏ ‎силами, ‎так,‏ ‎как ‎ее‏ ‎понимают‏ ‎и ‎практикуют‏ ‎ведущие ‎западные ‎армии. ‎Я ‎бы‏ ‎предположил, ‎что‏ ‎это‏ ‎неверный ‎взгляд.

Выяснилось, ‎что‏ ‎интенсивные ‎боевые‏ ‎действия ‎с ‎использованием ‎обычных‏ ‎вооружений‏ ‎в ‎двадцать‏ ‎первом ‎веке‏ ‎просто ‎в ‎гораздо ‎большей ‎степени‏ ‎зависят‏ ‎от ‎старых‏ ‎потребностей ‎в‏ ‎массировании ‎сил ‎и ‎средств, ‎а‏ ‎также‏ ‎от‏ ‎физической ‎и‏ ‎моральной ‎способности‏ ‎выдерживать ‎и‏ ‎возмещать‏ ‎потери ‎людей‏ ‎и ‎техники, ‎чем ‎многие ‎ожидали.‏ ‎Сомнительно, ‎чтобы‏ ‎какая-либо‏ ‎западная ‎армия ‎действовала‏ ‎лучше, ‎а‏ ‎скорее ‎всего ‎хуже, ‎и‏ ‎ни‏ ‎одна ‎из‏ ‎них ‎не‏ ‎была ‎бы ‎способна ‎выдержать ‎потери,‏ ‎понесенные‏ ‎любой ‎из‏ ‎воюющих ‎сейчас‏ ‎сторон. Например, ‎Германия, ‎богатейшая ‎и ‎крупнейшая‏ ‎западноевропейская‏ ‎страна‏ ‎и ‎традиционно‏ ‎сухопутная ‎держава,‏ ‎недавно ‎объявила‏ ‎о‏ ‎своем ‎стремлении‏ ‎иметь ‎к ‎2025 ‎году ‎хорошо‏ ‎оснащенную ‎армейскую‏ ‎дивизию‏ ‎(примерно ‎15 ‎000‏ ‎военнослужащих). ‎Украина,‏ ‎похоже, ‎потеряла ‎за ‎июль‏ ‎столько‏ ‎же, ‎в‏ ‎то ‎время‏ ‎как ‎российская ‎мобилизация ‎за ‎год‏ ‎поставила‏ ‎в ‎строй‏ ‎на ‎порядок‏ ‎больше ‎людей.

Дело ‎в ‎том, ‎что‏ ‎западная‏ ‎военная‏ ‎наука, ‎которая‏ ‎не ‎проверялась‏ ‎против ‎равного‏ ‎врага‏ ‎более ‎чем‏ ‎поколение, ‎серьезно ‎ошиблась, ‎радикально ‎переоценив‏ ‎мощь ‎наступательного‏ ‎маневра‏ ‎высокомобильных, ‎объединенных ‎в‏ ‎цифровую ‎сеть‏ ‎сил, ‎относительно ‎легких, ‎очень‏ ‎дорогих‏ ‎и ‎дефицитных‏ ‎— ‎«корзина»,‏ ‎в ‎которую ‎вложили ‎все ‎метафорические‏ ‎«яйца».‏ ‎Россия, ‎напротив,‏ ‎сохранила ‎значительный‏ ‎«старый» ‎военный ‎потенциал, ‎в ‎то‏ ‎же‏ ‎время‏ ‎используя ‎некоторые‏ ‎новые ‎технологии‏ ‎при ‎небольших‏ ‎затратах,‏ ‎адекватно ‎адаптируя‏ ‎свою ‎тактику ‎— ‎по ‎крайней‏ ‎мере ‎в‏ ‎большинстве‏ ‎случаев ‎и, ‎я‏ ‎утверждаю, ‎особенно‏ ‎в ‎сфере ‎полевой ‎фортификации.

Если‏ ‎эти‏ ‎утверждения ‎удивляют‏ ‎читателей, ‎то‏ ‎это ‎потому, ‎что ‎противоречат ‎излияниям‏ ‎западных‏ ‎военных ‎экспертов:‏ ‎они ‎слишком‏ ‎легковерны ‎в ‎отношении ‎украинских ‎нарративов,‏ ‎застряли‏ ‎в‏ ‎потоке ‎устаревшего‏ ‎мышления ‎и‏ ‎чрезвычайно ‎склонны‏ ‎пренебрегать‏ ‎или ‎игнорировать‏ ‎очевидные ‎аспекты ‎российской ‎военной ‎деятельности.‏ ‎На ‎войне‏ ‎совершенно‏ ‎разумно ‎лгать ‎своему‏ ‎врагу ‎—‏ ‎даже ‎настоятельно ‎рекомендуется; ‎гибельно,‏ ‎однако,‏ ‎лгать ‎самому‏ ‎себе, ‎что,‏ ‎к ‎сожалению, ‎долгое ‎время ‎было‏ ‎основным‏ ‎занятием ‎западной‏ ‎военной ‎мысли.‏ ‎В ‎конце ‎концов, ‎однако, ‎реальность‏ ‎берет‏ ‎верх‏ ‎над ‎попытками‏ ‎принимать ‎желаемое‏ ‎за ‎действительное,‏ ‎и‏ ‎это ‎происходит‏ ‎сейчас ‎все ‎более ‎явно ‎в‏ ‎русской ‎степи.

Ложное‏ ‎предположение‏ ‎о ‎«Современной ‎системе»

До‏ ‎недавнего ‎времени‏ ‎западная ‎военная ‎теория ‎склонялась‏ ‎к‏ ‎тому, ‎что‏ ‎фортификация ‎устарела‏ ‎из-за ‎достижений ‎мощности ‎и ‎точности‏ ‎современного‏ ‎оружия ‎и‏ ‎развития ‎комбинированной‏ ‎маневренной ‎тактики. ‎В ‎«Искусстве ‎маневра»‏ ‎Роберта‏ ‎Леонарда‏ ‎, ‎важном‏ ‎справочнике ‎по‏ ‎искусству ‎современной‏ ‎войны,‏ ‎эта ‎тема‏ ‎ограничивается ‎приложением ‎о ‎военных ‎инженерах,‏ ‎в ‎котором‏ ‎говорится:

… препятствия‏ ‎в ‎основном ‎служат‏ ‎для ‎фиксации‏ ‎дружественных ‎сил ‎на ‎месте‏ ‎и‏ ‎мало ‎задерживают‏ ‎врага. ‎Создание‏ ‎сложных ‎препятствий ‎часто ‎утомляет ‎защитников‏ ‎позиций,‏ ‎и ‎вместо‏ ‎того, ‎чтобы‏ ‎сосредоточиться ‎на ‎победе ‎над ‎врагом,‏ ‎войска‏ ‎отвлекаются‏ ‎на ‎осознанную‏ ‎необходимость ‎защищать‏ ‎препятствие.

Точно ‎так‏ ‎же‏ ‎«современная ‎система»‏ ‎ведения ‎войны, ‎если ‎использовать ‎термин,‏ ‎введенный ‎американским‏ ‎военным‏ ‎аналитиком ‎Стивеном ‎Биддлом,‏ ‎предполагает, ‎что‏ ‎статические ‎укрепления ‎были ‎фатально‏ ‎уязвимыми‏ ‎на ‎протяжении‏ ‎более ‎чем‏ ‎века. ‎Как ‎выразился ‎Биддл:

В ‎то‏ ‎время‏ ‎как ‎выживание‏ ‎в ‎ходе‏ ‎атаки ‎было ‎особенно ‎проблематичным ‎(как‏ ‎можно‏ ‎пересечь‏ ‎простреливаемую ‎землю,‏ ‎чтобы ‎наступать‏ ‎на ‎врага?),‏ ‎выживание‏ ‎в ‎обороне‏ ‎также ‎не ‎было ‎тривиальной ‎задачей.‏ ‎Защитники ‎могли‏ ‎закапываться‏ ‎в ‎землю ‎для‏ ‎защиты, ‎но‏ ‎даже ‎тщательно ‎выкопанные ‎статические‏ ‎позиции‏ ‎могли ‎быть‏ ‎разгромлены ‎современной‏ ‎артиллерией ‎— ‎это ‎просто ‎вопрос‏ ‎времени.

Суть‏ ‎дела ‎в‏ ‎том, ‎что‏ ‎« ‎сложные ‎заграждения ‎» ‎в‏ ‎современных‏ ‎операциях‏ ‎доказали ‎свою‏ ‎эффективность. ‎Более‏ ‎того, ‎несмотря‏ ‎на‏ ‎то, ‎что‏ ‎современное ‎оружие, ‎несомненно, ‎может ‎быть‏ ‎очень ‎точным,‏ ‎статические‏ ‎позиции ‎все ‎еще‏ ‎кажутся ‎достаточно‏ ‎надежными ‎— ‎более ‎того,‏ ‎они‏ ‎очень ‎эффективны,‏ ‎когда ‎являются‏ ‎частью ‎разумно ‎спроектированной ‎огневой ‎системы,‏ ‎которая‏ ‎может ‎нанести‏ ‎точный ‎ответный‏ ‎удар ‎по ‎нападающим ‎с ‎любой‏ ‎точки.‏ ‎Короче‏ ‎говоря, ‎центральное‏ ‎положение ‎западной‏ ‎военной ‎теории,‏ ‎казалось‏ ‎бы, ‎имеет‏ ‎сомнительную ‎достоверность: ‎сообщения ‎о ‎гибели‏ ‎фортификации ‎были‏ ‎сильно‏ ‎преувеличены.

Организация ‎защиты

На ‎первый‏ ‎взгляд ‎нельзя‏ ‎сказать, ‎что ‎российские ‎вооруженные‏ ‎силы‏ ‎применяют ‎оборонительные‏ ‎полевые ‎работы‏ ‎каким-то ‎особенно ‎новым ‎способом. ‎Возьмем,‏ ‎к‏ ‎примеру, ‎строки‏ ‎из ‎статьи‏ ‎полковника ‎А. ‎Лебедева ‎в ‎российском‏ ‎военном‏ ‎журнале‏ ‎«Военная ‎мысль»‏ ‎«Долговременные ‎оборонительные‏ ‎системы ‎в‏ ‎свете‏ ‎опыта ‎войны».

Непроницаемость‏ ‎обеспечивается ‎эшелонированием ‎огневых ‎сооружений ‎в‏ ‎глубину ‎и‏ ‎созданием‏ ‎укрепрайонов, ‎состоящих ‎из‏ ‎нескольких ‎секций.‏ ‎Наступающим ‎войскам ‎противника ‎следует‏ ‎оставить‏ ‎только ‎один‏ ‎вид ‎маневра‏ ‎— ‎лобовой ‎удар ‎с ‎целью‏ ‎прорыва.‏ ‎Прорвав ‎фронт‏ ‎и ‎нейтрализовав‏ ‎оборонительные ‎сооружения ‎по ‎оси ‎своего‏ ‎удара,‏ ‎противник‏ ‎постепенно ‎втягивается‏ ‎в ‎«котёл»,‏ ‎окаймленный ‎эшелонированными‏ ‎в‏ ‎глубину ‎укрепрайонами,‏ ‎естественными ‎рубежами ‎и ‎второй ‎полосой;‏ ‎так ‎как‏ ‎у‏ ‎него ‎очень ‎ограниченные‏ ‎возможности ‎для‏ ‎расширения ‎прорыва ‎по ‎флангам,‏ ‎он‏ ‎обречен ‎на‏ ‎уничтожение ‎в‏ ‎этом ‎«котле» ‎огнем ‎и ‎контрударом‏ ‎обороняющихся.

То,‏ ‎что ‎он‏ ‎описывает, ‎является‏ ‎точным ‎описанием ‎проблемы, ‎с ‎которой‏ ‎сегодня‏ ‎сталкиваются‏ ‎украинские ‎войска‏ ‎и ‎бронетехника,‏ ‎пробиваясь ‎в‏ ‎лоб‏ ‎через ‎ряды‏ ‎мин ‎и ‎заграждений, ‎в ‎то‏ ‎же ‎время‏ ‎подвергаясь‏ ‎жестокому ‎ракетному ‎и‏ ‎артиллерийскому ‎обстрелу‏ ‎окопавшихся ‎российских ‎сил ‎—‏ ‎за‏ ‎исключением ‎того,‏ ‎что ‎статья‏ ‎была ‎написана ‎в ‎1945 ‎году,‏ ‎а‏ ‎военный ‎опыт,‏ ‎на ‎который‏ ‎он ‎ссылается, ‎— ‎это ‎такие‏ ‎события,‏ ‎как‏ ‎гигантская ‎Курская‏ ‎битва, ‎которая‏ ‎произошла ‎почти‏ ‎ровно‏ ‎восемьдесят ‎лет‏ ‎назад, ‎летом ‎1943 ‎года.

Грандиозный ‎размер‏ ‎нынешних ‎укреплений,‏ ‎фронт‏ ‎которых ‎превышает ‎тысячу‏ ‎километров, ‎а‏ ‎глубина ‎доходит ‎до ‎пятидесяти‏ ‎километров,‏ ‎и ‎скорость,‏ ‎с ‎которой‏ ‎они ‎были ‎построены, ‎является ‎признаком‏ ‎того,‏ ‎что ‎Россия‏ ‎сохранила ‎значительный‏ ‎военно-инженерный ‎потенциал. ‎В ‎нынешних ‎условиях‏ ‎это‏ ‎показывает,‏ ‎насколько ‎по-прежнему‏ ‎актуальна ‎глубоко‏ ‎эшелонированная ‎оборона.

По‏ ‎основной‏ ‎форме ‎и‏ ‎средствам ‎строительства ‎российские ‎полевые ‎укрепления,‏ ‎казалось ‎бы,‏ ‎мало‏ ‎чем ‎отличаются ‎от‏ ‎тех, ‎которые‏ ‎предписывались ‎доктриной ‎1960-х ‎годов.‏ ‎Устойчивость‏ ‎обороны, ‎особенно‏ ‎против ‎атакующей‏ ‎бронетехники, ‎зависит ‎от ‎комбинации ‎элементов.‏ ‎По‏ ‎всему ‎обороняемому‏ ‎району ‎рассредоточены‏ ‎ротные ‎и ‎взводные ‎опорные ‎пункты,‏ ‎имеющие‏ ‎собственные‏ ‎противотанковые ‎средства‏ ‎и ‎способные‏ ‎к ‎круговой‏ ‎обороне.‏ ‎Они ‎расположены‏ ‎так, ‎что ‎их ‎огонь ‎перехватывает‏ ‎наиболее ‎вероятные‏ ‎направления‏ ‎атаки, ‎которые, ‎в‏ ‎свою ‎очередь,‏ ‎подготовлены ‎противотанковыми ‎минами ‎и‏ ‎физическими‏ ‎заграждениями. ‎Также‏ ‎окапываются ‎мощная‏ ‎ствольная ‎и ‎реактивная ‎артиллерия, ‎противотанковые‏ ‎ракеты‏ ‎и ‎системы‏ ‎ПВО, ‎контролируемые‏ ‎вышестоящими ‎командирами, ‎пункты ‎управления, ‎пункты‏ ‎снабжения‏ ‎и‏ ‎т. ‎д.

Схема‏ ‎оборонительных ‎укреплений,‏ ‎описанная ‎выше,‏ ‎должна‏ ‎восприниматься ‎как‏ ‎ориентир, ‎а ‎не ‎как ‎жесткий‏ ‎набор ‎правил.‏ ‎Командиры‏ ‎изменяют ‎порядок, ‎глубину‏ ‎и ‎расположение‏ ‎элементов ‎в ‎зависимости ‎от‏ ‎местности‏ ‎и ‎характера‏ ‎угрозы. ‎Линии‏ ‎обороны ‎могут ‎повторяться ‎несколько ‎раз‏ ‎на‏ ‎многокилометровой ‎глубине,‏ ‎создавая ‎мощную‏ ‎взаимосвязанную ‎систему ‎там, ‎где ‎предполагаемая‏ ‎угроза‏ ‎является‏ ‎наибольшей. ‎Более‏ ‎того, ‎реактивная‏ ‎артиллерия, ‎способная‏ ‎дистанционно‏ ‎создавать ‎новые‏ ‎минные ‎поля ‎в ‎районах, ‎очищенных‏ ‎противником, ‎позволяет‏ ‎линиям‏ ‎обороны ‎обновляться ‎даже‏ ‎в ‎процессе‏ ‎боевых ‎действий.

Ничто ‎из ‎этого‏ ‎не‏ ‎должно ‎игнорировать‏ ‎достижения ‎в‏ ‎способности ‎вооруженных ‎сил ‎проводить ‎комплексные‏ ‎военные‏ ‎операции, ‎движимые‏ ‎эффективным ‎использованием‏ ‎относительно ‎новых ‎и ‎дешевых ‎информационных‏ ‎технологий.‏ ‎Точно‏ ‎так ‎же‏ ‎нельзя ‎сбрасывать‏ ‎со ‎счетов‏ ‎влияние‏ ‎таких ‎вещей,‏ ‎как ‎недорогие ‎беспилотники, ‎барражирующие ‎боеприпасы,‏ ‎такие ‎как‏ ‎российская‏ ‎система ‎«Ланцет», ‎которая‏ ‎сейчас ‎производится‏ ‎в ‎больших ‎количествах, ‎и‏ ‎так‏ ‎далее. ‎Они‏ ‎привносят ‎в‏ ‎характер ‎боевых ‎действий ‎существенные ‎изменения,‏ ‎но‏ ‎они ‎находятся‏ ‎в ‎контексте‏ ‎операций, ‎которые ‎в ‎целом ‎непрерывны:‏ ‎старые‏ ‎правила‏ ‎все ‎еще‏ ‎применяются, ‎а‏ ‎якобы ‎устаревшие‏ ‎военные‏ ‎инструменты ‎оказались‏ ‎не ‎таковыми.

Полевые ‎укрепления ‎по ‎определению‏ ‎целесообразны: ‎суть‏ ‎в‏ ‎том, ‎чтобы ‎разумно‏ ‎использовать ‎территорию,‏ ‎которую ‎нужно ‎защищать, ‎творчески‏ ‎использовать‏ ‎любые ‎доступные‏ ‎ресурсы ‎и‏ ‎точно ‎оценивать ‎намерения, ‎тактику ‎и‏ ‎вооружение‏ ‎противника. ‎Факты‏ ‎свидетельствуют ‎о‏ ‎том, ‎что ‎русские ‎командиры ‎сделали‏ ‎это‏ ‎хорошо.‏ ‎Примечательной ‎и‏ ‎в ‎целом‏ ‎неверно ‎истолкованной‏ ‎российской‏ ‎военной ‎практикой‏ ‎является ‎эффективная ‎передислокация ‎якобы ‎устаревших‏ ‎военных ‎систем,‏ ‎включая‏ ‎старые ‎танки ‎и‏ ‎корабельные ‎зенитно-артиллерийские‏ ‎башни, ‎интегрированные ‎в ‎оборонительные‏ ‎позиции,‏ ‎где ‎они‏ ‎хорошо ‎служат‏ ‎в ‎качестве ‎полевой ‎артиллерии ‎и‏ ‎полезны,‏ ‎даже ‎если‏ ‎в ‎качестве‏ ‎эрзаца, ‎в ‎качестве ‎ПВО ‎ближнего‏ ‎действия‏ ‎против‏ ‎дешевых ‎коммерческих‏ ‎дронов ‎и‏ ‎квадрокоптеров.

Исполнение

Мера ‎полезности‏ ‎современных‏ ‎полевых ‎укреплений‏ ‎не ‎в ‎том, ‎останавливает ‎ли‏ ‎она ‎атаку‏ ‎противника‏ ‎на ‎первых ‎же‏ ‎рубежах. ‎Наоборот,‏ ‎оборона ‎от ‎крупного ‎наступления‏ ‎предполагает,‏ ‎что ‎прорывы‏ ‎будут ‎купированы‏ ‎в ‎глубине ‎огневой ‎системой ‎укрепрайона.‏ ‎В‏ ‎российской ‎доктрине‏ ‎давно ‎подчеркивалась‏ ‎функция ‎фортификационных ‎сооружений ‎как ‎части‏ ‎единой‏ ‎огневой‏ ‎системы, ‎понимаемой‏ ‎как ‎организованное

развертывание‏ ‎и ‎применение‏ ‎защищенных‏ ‎средств ‎поражения‏ ‎для ‎уничтожения ‎наступающих ‎на ‎подступах‏ ‎к ‎полосе‏ ‎обороны,‏ ‎в ‎непосредственной ‎близости‏ ‎от ‎линии‏ ‎фронта, ‎на ‎флангах ‎и‏ ‎при‏ ‎вклинении ‎противника‏ ‎в ‎оборону.

Такие‏ ‎идеи ‎вряд ‎ли ‎уникальны ‎для‏ ‎российского‏ ‎военного ‎мышления.‏ ‎Во ‎многом‏ ‎те ‎же ‎самые ‎идеи ‎были‏ ‎частью‏ ‎концепции‏ ‎«Воздушно-наземной ‎операции»‏ ‎эпохи ‎1980-х‏ ‎годов, ‎разработанной‏ ‎НАТО‏ ‎для ‎защиты‏ ‎Западной ‎Европы ‎от ‎нападения ‎со‏ ‎стороны ‎сил‏ ‎Варшавского‏ ‎договора, ‎имеющих ‎существенное‏ ‎превосходство. ‎В‏ ‎этом ‎случае ‎план ‎предусматривал‏ ‎сочетание‏ ‎«маневренной» ‎и‏ ‎«стационарной» ‎обороны.‏ ‎Первая ‎«ориентируется ‎на ‎уничтожение ‎атакующих‏ ‎сил,‏ ‎позволяя ‎противнику‏ ‎продвинуться ‎на‏ ‎позицию, ‎открытую ‎для ‎контратаки». ‎Последняя‏ ‎«ориентируется‏ ‎на‏ ‎удержание ‎местности,‏ ‎поглощения ‎противника‏ ‎на ‎взаимосвязанных‏ ‎позициях‏ ‎и ‎уничтожения‏ ‎его ‎в ‎основном ‎огнем».

Кроме ‎того,‏ ‎глубокие ‎удары‏ ‎по‏ ‎узлам ‎снабжения, ‎транспортным‏ ‎узлам ‎и‏ ‎подкреплениям ‎должны ‎были ‎еще‏ ‎больше‏ ‎ослабить ‎атаку.

Примечательно,‏ ‎что ‎Россия,‏ ‎по-видимому, ‎успешно ‎применяет ‎что-то ‎вроде‏ ‎той‏ ‎формы ‎обороны,‏ ‎которую ‎Запад‏ ‎предусмотрел ‎почти ‎40 ‎лет ‎назад,‏ ‎чтобы‏ ‎противостоять‏ ‎бронированной ‎массе‏ ‎Варшавского ‎договора‏ ‎за ‎счет‏ ‎превосходного‏ ‎использования ‎своих‏ ‎преимуществ ‎в ‎вычислительной ‎технике ‎и‏ ‎микроэлектронике ‎—‏ ‎возможностей,‏ ‎которые ‎Советский ‎Союз‏ ‎не ‎обладал.‏ ‎Дело, ‎однако, ‎в ‎том,‏ ‎что‏ ‎Россия ‎теперь‏ ‎обладает ‎такими‏ ‎возможностями, ‎чтобы ‎этой ‎доктрине ‎соответствовать.‏ ‎Удивительно,‏ ‎но ‎Украина‏ ‎этого ‎не‏ ‎делает, ‎даже ‎при ‎поддержке ‎коллективного‏ ‎Запада.

Центральный‏ ‎вопрос‏ ‎сводится ‎к‏ ‎расчету ‎некоторых‏ ‎факторов. ‎Какова‏ ‎конечная‏ ‎цель ‎наступления,‏ ‎для ‎защиты ‎от ‎которой ‎предназначена‏ ‎система ‎укреплений,‏ ‎и‏ ‎какова ‎сила ‎атаки?‏ ‎Ответы, ‎в‏ ‎свою ‎очередь, ‎определяют ‎необходимую‏ ‎глубину‏ ‎и ‎плотность‏ ‎обороны. ‎В‏ ‎данном ‎случае, ‎хотя ‎невозможно ‎точно‏ ‎знать,‏ ‎что ‎думают‏ ‎украинские ‎генералы,‏ ‎кажется ‎разумным, ‎что ‎цель ‎состоит‏ ‎в‏ ‎том,‏ ‎чтобы, ‎по‏ ‎крайней ‎мере,‏ ‎перерезать ‎российские‏ ‎пути‏ ‎снабжения ‎Крыма,‏ ‎отбив ‎Мелитополь. ‎По ‎этому ‎показателю‏ ‎после ‎более‏ ‎чем‏ ‎месяца ‎украинских ‎атак‏ ‎они ‎не‏ ‎столько ‎уничтожаются ‎в ‎глубине‏ ‎российской‏ ‎обороны, ‎сколько‏ ‎застревают ‎в‏ ‎«зоне ‎деформации» ‎(в ‎оригинале ‎crumple‏ ‎zone,‏ ‎не ‎вполне‏ ‎понимаю, ‎что‏ ‎это, ‎но ‎по ‎контексту ‎выходит,‏ ‎что‏ ‎предполье‏ ‎— ‎прим.‏ ‎Е.Н.).

Эта ‎ситуация‏ ‎вызовет ‎тревогу‏ ‎у‏ ‎некоторых ‎читателей.‏ ‎Не ‎исключено, ‎что ‎украинские ‎вооруженные‏ ‎силы ‎смогут‏ ‎добиться‏ ‎долгожданного ‎прорыва ‎российских‏ ‎оборонительных ‎рубежей.‏ ‎Не ‎исключено, ‎что ‎случится‏ ‎психологический‏ ‎надлом ‎у‏ ‎российских ‎солдат,‏ ‎после ‎которого ‎они ‎не ‎смогут‏ ‎продолжать‏ ‎столь ‎упорное‏ ‎сопротивление. ‎Однако‏ ‎вероятность ‎того ‎и ‎другого ‎значительно‏ ‎преувеличена‏ ‎в‏ ‎западных ‎отчетах‏ ‎и ‎​​с‏ ‎каждым ‎днем‏ ‎​​уменьшается.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎следует ‎сказать, ‎что ‎российская ‎оборонительная‏ ‎доктрина ‎ясно‏ ‎указывает‏ ‎на ‎то, ‎что‏ ‎в ‎конечном‏ ‎счете ‎цель ‎обороны ‎состоит‏ ‎просто‏ ‎в ‎том,‏ ‎чтобы ‎служить‏ ‎стартовой ‎площадкой ‎для ‎успешного ‎наступления.‏ ‎Эта‏ ‎проблема ‎выглядит‏ ‎все ‎более‏ ‎неизбежной.

Полевые ‎укрепления ‎имеют ‎важное ‎значение‏ ‎в‏ ‎современной‏ ‎войне, ‎что‏ ‎противоречит ‎ожиданиям‏ ‎военной ‎теории.‏ ‎Россия‏ ‎дееспособна ‎в‏ ‎этой ‎форме ‎ведения ‎войны, ‎потому‏ ‎что ‎она‏ ‎обладает‏ ‎большим ‎количеством ‎оборудования‏ ‎и ‎навыков,‏ ‎которые ‎морально ‎устарели, ‎но‏ ‎остаются‏ ‎эффективными. ‎Она‏ ‎также ‎разумно‏ ‎и ‎экономно ‎вводит ‎новшества ‎в‏ ‎области‏ ‎дальнобойного ‎вооружения,‏ ‎которое ‎повышает‏ ‎мощь ‎обороны, ‎что ‎напоминает ‎планы‏ ‎НАТО‏ ‎по‏ ‎обороне ‎Западной‏ ‎Европы ‎времен‏ ‎холодной ‎войны.

Отсюда‏ ‎следует,‏ ‎что ‎перспективы‏ ‎украинского ‎контрнаступления ‎туманны. ‎Если ‎этот‏ ‎вывод ‎покажется‏ ‎читателям‏ ‎особенно ‎разочаровывающим, ‎то‏ ‎он ‎может‏ ‎дать ‎некоторое ‎утешение ‎в‏ ‎том,‏ ‎что, ‎возможно,‏ ‎в ‎относительно‏ ‎короткие ‎сроки ‎России ‎предстоит ‎найти‏ ‎решение‏ ‎загадки ‎возобновления‏ ‎решительного ‎наступления‏ ‎в ‎войне ‎против ‎современных ‎полевых‏ ‎укреплений,‏ ‎которая‏ ‎ускользнула ‎от‏ ‎внимания ‎всех‏ ‎остальных. ‎Вероятно,‏ ‎что‏ ‎если ‎не‏ ‎рассматривать ‎возможность ‎существенных ‎геополитических ‎изменений,‏ ‎эта ‎история‏ ‎продлится‏ ‎еще ‎долго.