Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Гибридные бомбардировщики. Как советская авиация бомбила Тайвань
«На кофе»
Девушки 20-х
Некая Шура Рыкова с подругами
Баин-Цаган. Железный кулак Георгия Жукова
«На кофе»
Опыт спасает жизнь
Так сказать, для размышления. В 1918 году во Львове воевали меж собой две молодые республики — Польша и украинская ЗУНР. Поляки выставили в общей сложности 6 тысяч человек. Из них 1400 (то есть, примерно четверть) составили школьники и студенты. Профессиональных военных (в т. ч. рядовых) только к кульминации боев прибыло более 1400, вообще их было больше. Но при этом 196 из 439 погибших составили именно волонтеры из числа учащихся, а военных погибло всего около 50. Это наглядно показывает, что такое на практике боевая подготовка и опыт: «львовские орлята», вот это все — очень героично, но четверть учащихся дала почти половину потерь, четверть военных — меньше 1/8.
Бегущая по волнам. Владимир Юркевич и лайнер «Нормандия»
«На кофе»
Лайнер принял на борт тысячи тонн воды. Медленно и величественно, на глазах у окаменевшего от горя конструктора, махина легла на борт и зарылась в ил и грязь Гудзона. Роковые случайности и человеческие ошибки отправили ко дну один из прекраснейших кораблей своей эпохи. У нью-йоркского пирса погибало не просто роскошное пассажирское судно, но и блестящее детище русской белой эмиграции - лайнер «Нормандия».
Последний шанс чумы. Москва, 1939
«На кофе»
В 1939 году Москву чуть не накрыла эпидемия чумы. Ее последнюю вспышку остановил буквально один человек. Ценой жизни.
Перевод. Вступая в борьбу с гражданской войной в Ирландии
ОРИГИНАЛ Анна Захариас, New Lines Magazine
После столетнего «юбилея» короткого, но жестокого конфликта историки и общественность подвергают сомнению существующие версии.
Под покрытым лишайником кельтским крестом на кладбище деревни Килфлинн лежат останки трех мужчин, которые сто лет назад были зверски убиты во время гражданской войны в Ирландии.
Короткий и жестокий конфликт охватил Ирландию в течение 10 месяцев после обретения независимости от британского правления. Молодые люди, которые были братьями по оружию в борьбе против колониализма, напали друг на друга, борясь за разные взгляды на независимую Ирландию, на фоне ожесточенных разногласий по поводу условий независимости от Соединенного Королевства.
В этом году, когда деревни и города по всей Ирландии отмечали столетнюю годовщину самых ужасных злодеяний войны, государство опубликовало архивные материалы, которые заставили переоценить влияние конфликта на ирландскую политику. Травмы конфликта, которые часто называют «тихой войной» Ирландии, были приглушены национальными нарративами политической элиты. Только сейчас, когда ученые расширяют официальный дискурс, включив в него рассказы и письма обычных людей, они начинают осознавать глубину отголосков войны и масштаб ее жестокости. Учёные задаются вопросом, действительно ли война стала табуированной темой для обсуждения сразу, или же «благородное молчание» было введено позже в рамках государственного строительства республики.
В Килфлинне лучше всего запомнилась жестокость гибели людей и последующие страдания. Деревня на юго-западе Ирландии расположена в сельской местности, среди холмистых зеленых холмов, усеянных пасущимися коровами и покрытых желтым шотландским ракитником и цветущим белым боярышником. В его центре расположены известняковая церковь и кладбище, напротив паба Parker’s Pub, который служит обществу уже не менее столетия, и Zam Zam Kebab, который имеет не такую долгую историю.
«В детстве я знал, хотя этого не было в учебниках по истории, что некоторые семьи в этом приходе не разговаривали друг с другом из-за Гражданской войны», — говорит доктор Ричард МакЭллигот, историк из деревни, который работает над проектом устной истории Гражданской войны. «На маслозавод ходили фермеры, которые рассчитывали время выхода, чтобы не пересечься друг с другом. Если бы они видели друг друга идущими по улице, они бы развернулись. Если один из них был в „Паркере“, а другой вошел, то выпивка сразу же заканчивалась, и они выходили за дверь. Это беспокоило. И ты чувствовал это. Знаете, многие люди, должно быть, испытывали эти чувства в течение десятилетий. Все уже улеглось, но где-то совсем рядом».
В марте жители Килфлинна возложили пару венков на гравий аккуратной могилы, известной просто как «Republican Plot» [прим. Е.Н.: я не знаю, как это корректно перевести], в ознаменование столетия с тех пор, как солдаты Ирландского Свободного государства подорвали девять человек из ИРА на фугасе, а затем расстреляли их из автоматов.
[во время гражданской войны нескольких пленных бойцов ИРА убили солдаты национальной армии. Их казнили довольно странным методом: вместо расстрела подорвали на мине. Это событие в ирландской истории носит название «убийство в Баллсииди» по названию городка и леса, где все происходило — прим. Е.Н.]
Здесь покоятся двое из девяти, Тимоти Туми и Джордж О’Ши. Третий человек, похороненный здесь, Тимоти «Аэро» Лайонс, умер во время осады пещер на побережье Атлантического океана несколько недель спустя.
«И еще есть Стивен Фуллер, он умер всего за несколько недель до моего рождения», — говорит МакЭллигот, указывая на ближайшую могилу, черную и сияющую. Фуллер был единственным человеком, пережившим взрыв в лесу Баллиси. Побежденный, он сбежал в лес и прожил еще 60 лет, работая в ирландском парламенте.
МакЭллигот преподает историю Ирландии в Технологическом институте Дандолка, в четырех часах езды на северо-восток. Для многих его учеников, большинство из которых в подростковом возрасте и в начале 20-х годов, Гражданская война является абстрактным эпизодом ирландской войны за независимость от Великобритании.
Но в Килфлинне, население которого составляло около 124 человек, войну хорошо помнят. Когда солдаты возвращали останки жертв Баллисиди семьям, военный оркестр играл рэгтайм. МакЭллигот снова смотрит на каменный крест. «Я видел это, когда рос. Эта история все еще здесь, вы не могли о ней не знать. А если поехать куда-нибудь еще в стране, то это уже давно забыто».
Даже сегодня «тихая война» является табуированной темой для многих семей. Конфликт традиционно вспоминается через призму военной тактики и действий лидеров в Дублине, но недавняя публикация государственных отчетов побудила национальную переоценку его наследия через голоса простых людей благодаря более чем 270 000 файлов и рукописных писем. Историки вновь размышляют о том, была ли эта «невыразимая война» на самом деле такой, как она вписывается в более широкий контекст европейских потрясений и страхов перед «крестьянской республикой», а также о решающей роли женщин.
В этом году ирландское правительство завершает программу, посвященную бурным годам образования Ирландской Республики. Первоначально памятные даты Гражданской войны не были частью мероприятий, но их включение привело к осуществлению общественных программ по всей Ирландии и перекалибровке истории. В годовщину также были включены политические дебаты и газетные статьи об официальном правительственном отчете о резне в Баллисиди, в котором утверждалось, что жертвы были случайно убиты при расчистке дороги. Историки предложили политикам ознакомиться с дополнительными показаниями в парламенте, которые указывают на преднамеренные внесудебные убийства, совершенные правительственными силами.
Но в Килфлинне, население которого составляло около 124 человек, войну хорошо помнят. Когда солдаты возвращали останки жертв Баллисиди семьям, военный оркестр играл рэгтайм. МакЭллигот снова смотрит на каменный крест. «Я видел это, когда рос. Эта история все еще здесь, вы не могли о ней не знать. А если поехать куда-нибудь еще в стране, то это уже давно забыто».
Даже сегодня «тихая война» является табуированной темой для многих семей. Конфликт традиционно вспоминается через призму военной тактики и действий лидеров в Дублине, но недавняя публикация государственных отчетов побудила национальную переоценку его наследия через голоса простых людей благодаря более чем 270 000 файлов и рукописных писем. Историки вновь размышляют о том, была ли эта «невыразимая война» на самом деле такой, как она вписывается в более широкий контекст европейских потрясений и страхов перед «крестьянской республикой», а также о решающей роли женщин.
В этом году ирландское правительство завершает программу, посвященную бурным годам образования Ирландской Республики. Первоначально памятные даты Гражданской войны не были частью мероприятий, но их включение привело к осуществлению общественных программ по всей Ирландии и перекалибровке истории. В годовщину также были включены политические дебаты и газетные статьи об официальном правительственном отчете о резне в Баллисиди, в котором утверждалось, что жертвы были случайно убиты при расчистке дороги. Историки предложили политикам ознакомиться с дополнительными показаниями в парламенте, которые указывают на преднамеренные внесудебные убийства, совершенные правительственными силами.
Коллинз пытался избежать кровопролития среди соотечественников, откладывая применение силы, но Уинстон Черчилль, тогдашний государственный секретарь Великобритании по делам колоний, предъявил новому ирландскому правительству ультиматум с требованием очистить Четыре суда. Коллинз, недовольный возвращением британского оружия на ирландскую землю, отдал приказ о штурме. Началась Гражданская война.
Армия Свободного государства быстро взяла под контроль Дублин и городские центры. В сельских районах началась партизанская война со стороны ИРА, выступающей против договора. Боевые действия считались особенно жестокими на отдаленном юго-западе Ирландии. Парламентарии западного побережья подавляющим большинством голосов проголосовали против договора, считая его предательством единой, освобожденной Ирландии. На севере и востоке Ирландии считалось, что этот регион не принес столько жертв во время войны за независимость, и его отказ от голосования был недемократичным.
В юго-западном графстве Керри Армия Свободного государства не могла контролировать территорию и поэтому перебросила около 1000 военнослужащих на кораблях, высадившись в августе в небольших приморских деревнях Фенит, Тарберт и Кенмэр. Солдаты, в основном из Дублинской гвардии и других графств, изображались как вторгшиеся иностранные силы. Возник менталитет осажденной крепости.
Гористый ландшафт способствовал ведению партизанской войны, а затяжные боевые действия нарушили все аспекты повседневной жизни, создавая спираль взаимного насилия в сплоченных сельских общинах. Чтобы настроить общественное мнение против нового правительства, боевики ИРА взрывали поезда, прерывали поставки продуктов питания и почты, а также грабили корабли и предприятия.
Пока война тянулась, Керри перешел под командование генерал-майора Пэдди Дейли, члена элитного отряда убийц во время Войны за независимость. Дейли создал прецедент крайнего насилия и внесудебных убийств со стороны солдат Армии Свободного государства, сказав: «Никто не просил меня явиться в Керри в белых перчатках, поэтому я этого не сделал».
В то время как война в других местах пошла на убыль, ее самые жестокие эпизоды разыгрались в марте 1923 года, когда произошли такие события, как резня в Баллисиди. К концу войны тысячи людей стали беженцами или были вынуждены эмигрировать из-за финансовых затруднений. Но, возможно, из-за ее краткости и меньшего количества смертей по сравнению с современными европейскими конфликтами, историки традиционно преуменьшали значение Гражданской войны в Ирландии и ее последствий для общества.
Ситуация меняется, отчасти благодаря недавней оцифровке заявлений на военную пенсию, написанных тысячами граждан. В рукописных письмах бойцов и их иждивенцев, особенно вдов и пожилых родителей, подробно описывались не только действия отдельных лиц на войне, но и экономические трудности, которые пришлось пережить впоследствии во всех частях страны. Эти свидетельства оказали «преобразующий эффект» на понимание страной Гражданской войны, говорит историк Оуэн О’Ши.
«Я думаю, что впервые и спустя сто лет люди противостоят гражданской войне в Ирландии, оставив в стороне свои предубеждения и просматривая рассказы из первых рук участников и выживших, развивая более тонкое понимание», — говорит О’Ши в оживленном кафе в центре Трали, недалеко от казарм, где, как известно, офицеры армии Свободного государства пытали задержанных. «Это не было черно-белым противостоянием, и не было монополии на страдания у той или иной стороны».
О’Ши потратил годы на сбор пенсий за военную службу для своей книги «Нет срединного пути: гражданская война в Керри» и продолжает исследования для своей докторской диссертации по политике гражданской войны в Ирландии. Первоначально пенсии были доступны только ветеранам Армии Свободного государства, но позже в 1932 году они были распространены и на борцов против договора. Тысячи записей продолжают публиковаться.
«Я думаю, что в Ирландии, вероятно, долгое время забывали или упускали из виду то огромное наследие ужасных страданий, и это также проявилось в финансовых трудностях», — говорит О’Ши. «Если вы посмотрите архивы тех, кто был вовлечен в конфликт, там был очень высокий уровень эмиграции, особенно среди республиканцев, выступавших против договора, которые проиграли войну, и которые во многих случаях были вынуждены покинуть страну, потому что из-за своего участия в войне они не могли найти работу».
Он подчеркивает огромные страдания выживших с обеих сторон:
«Мы почти голодаем, я не могу позволить себе платить вместо себя рабочему на моей маленькой ферме», — писал Майкл О’Коннелл из Каслайсленда в 1933 году.
«Я не могу даже обуть своих детей», — писала Кристина Нун, вдова, муж которой умер в 1922 году.
А Кэтлин Хоран, вдова офицера армии Свободного штата из Трали и мать шестерых детей, лаконично закончила одно письмо словами: «Что, во имя святое Божие, мне делать?»
Архивные отчеты о систематическом насилии в отношении женщин также углубили понимание активной роли женщин в Гражданской войне и ее политических последствий. К ним относятся газетные статьи и современные свидетельства из первых рук, которые ранее упускались из виду историками, сосредоточившими свое внимание на исключительных случаях насилия, исключая систематическое гендерное насилие. Влиятельное женское военизированное объединение Cumann na mBan выступало против договора, и недавно опубликованные заявления о пенсионном обеспечении подчеркивают, как женщины играли решающую роль в разведке, доставке оружия, пропаганде и наблюдении за городскими центрами, находящимися под контролем Армии Свободного государства. Но личные истории женщин часто не рассказывались семьями, стыдившимися того, что им пришлось пережить.
Политики с обеих сторон Гражданской войны сформировали две ведущие политические партии Ирландии. Сегодня Фине Гаэль и Фианна Файл делят власть в коалиционном правительстве.
«Я думаю, что самым большим наследием Гражданской войны является тот факт, что, в отличие от других европейских стран, у нас нет такого рода разделения на левых и правых, потому что на протяжении поколений политика диктовалась той стороной Гражданской войны, которую вы были включены», — говорит О’Ши. «К сожалению, это произошло за счет отсутствия каких-либо значимых дебатов о социальной и экономической политике в Ирландии на протяжении десятилетий. На выборах доминировала политика Гражданской войны, а не хлеб с маслом».
Ученые также размышляют над еще одним устойчивым мифом: действительно ли после войны наступила тишина? Возможно, нет, говорит доктор Сиобра Эйкен, преподаватель Университета Квинс в Белфасте и автор книги «Духовные раны: травма, свидетельства и гражданская война в Ирландии». Она указывает на распространение литературы — драматургии, поэзии, личных свидетельств и беллетристики — написанной сразу после конфликта. Эти работы комбатантов и гражданских лиц на английском и ирландском языках представляют собой альтернативный архив, который почти полностью игнорируется.
В то время как политики считали молчание лучшим выходом для молодой страны, автобиографические романы стали для выживших целенаправленным способом осмыслить свой опыт. В частности, к концу 1930-х годов женщины стали авторами множества художественных рассказов и затрагивали спорные темы, прикрывая их традиционалистской обстановкой.
«Им многое сошло с рук», — говорит Эйкен, собиравшая эти работы для своей докторской диссертации. «Возможно, если вы описали свой опыт в любовном романе, это не воспринималось так серьезно, это не воспринималось как угроза. Но также женщины изо всех сил пытались найти издателей в этой очень конкурентной коммеморативной культуре».
«Голодовка», пьеса, опубликованная в 1933 году писательницей из графства Керри Мейрин Креган, рассказывает о женщине, чей муж, выступавший против договора, объявил голодовку в 1923 году, и подняла вопросы об этике голодовки и исключении женщин из нарратива революционной партии. Сама Креган принимала чрезвычайно активное участие в войне, путешествуя по Европе, чтобы рассылать послания ИРА, направленные против договора, ключевым международным лидерам. Но она поместила своего главного героя в конформистскую домашнюю среду, заслужив похвалу современников за то, что она передала ирландскую женщину «в ее правильной обстановке».
Войну, как отмечает Эйкен, «уже считали чем-то, о чем лучше забыть». Ведущие политические деятели-мужчины поддерживали идею благородного молчания и хранили безмолвие о своем собственном опыте ради политической стабильности или своих идеалов.
«Деятели обеих сторон политизировали и использовали молчание в качестве оружия, поэтому постоянно обвиняли друг друга в том, что они недостаточно добродетельны в использовании молчания», — говорит Эйкен. «И те и другие выступали за то, чтобы забывать».
Нарушителями молчания обычно были маргиналы и противники истеблишмента. Женщин, например, публично стыдили за то, что они традиционно занимали мужские боевые роли. Вероятно, это способствовало потере той политической известности, которую они ранее имели. Их политическая отстраненность имела постоянные последствия на протяжении всего 20 века.
«До этого момента у нас есть очень радикальные феминистские активистки, занимающие различные важные позиции в обществе, в рамках этого революционного усилия, направленного на культурную и социальную революцию, право голосовать для женщин», — говорит Эйкен. «Если мы перенесемся на 10 лет вперед, эти женщины окажутся оттеснены от основных институтов нового государства, и я думаю, что во многом это сводится к шельмованию женщин посредством этих стереотипов».
Характер «тишины» меняется в зависимости от географии, но она существует до сих пор. По словам Эйкен, социальную историю Гражданской войны в Северной Ирландии и приграничных районах еще предстоит рассмотреть. «По всей стране царило чувство разочарования. Никто не остался доволен гражданской войной».
Даже сегодня люди скрывают события столетней давности. Эйкен изо всех сил пыталась получить показания в Северной Ирландии, где сохраняется напряженность между профсоюзными активистами, которые хотят остаться в Великобритании, и республиканцами, которые хотят присоединиться к Ирландской республике.
«Существует множество историй, которые не были полностью интегрированы в более широкий контекст, в которой беженцы из Белфаста были по всему Дублину и по всей стране во время Гражданской войны», — говорит Эйкен. «Это период интенсивного насилия, и это одно из самых опасных мест на острове с 1920 по 1922 год. Только в Белфасте было убито около 500 мирных жителей, и большинство из них погибло под перекрестным огнем. Так что это очень разрушительный период для города, и огромное количество католического населения выселено из своих домов и переселено или вынуждено бежать в качестве беженцев».
История всегда колеблется вместе с политикой сегодняшнего дня. Рассказы о Гражданской войне были менее распространены как во время Второй мировой войны, когда вызывал озабоченность нейтралитет Ирландии, так и во время Потрясений, 30-летнего конфликта в Северной Ирландии, который закончился Соглашением Страстной пятницы 1998 года.
Сто лет спустя пандемия COVID-19, возможно, подавила дискуссию по поводу столетия, как и Брексит, который усилил напряженность в Северной Ирландии и обострил британо-ирландские отношения после того, как поднял вопросы о жесткой границе между Ирландской Республикой и Великобританией.
«В конечном счете, поминки всегда связаны с современной политикой, а в Северной Ирландии в настоящий момент политика настолько чревата, что определенно не наступит время, когда в интересах ведущей политической партии было бы проводить подобные поминки», — говорит Эйкен.
«История, — отмечает она, — всегда рассказывает о том, что происходит в настоящем».
Эсминцам тесно на камнях
«На кофе»
Как-то раз туманным вечером 8 сентября 1923 года ВМС США понесли ужасающие потери. Целая флотилия, семь эсминцев, оказалась навеки вычеркнута из боевого расписания за каких-то 10 минут. Надо признать, однако, что здесь не был виноват ни один коварный враг – ни немцы, ни японцы, ни красные диверсанты. Победили ВМС США сами себя.
Карпатская Сечь. Как козаки Руританию строили
«На кофе»
«Карпатская сечь» не стала самой известной или устойчивой украинской националистической организацией. С момента ее провозглашения до разгрома венгерскими войсками прошло всего несколько месяцев. Однако за это время Карпаты побыли настоящей горячей точкой, а кадры «Сечи» и ветераны прочно забытой войны в Карпатах всплыли в рядах будущей УПА.
В 1925 году пьяный русский летчик бомбил Мекку…
В 1925 году пьяный русский летчик бомбил Мекку. Все началось с того, что Лоуренс (тот самый, Аравийский) начал вербовать авиаторов на службу в дружественный Хиджаз. Успешнее всего сговорился с белыми эмигрантами, к тому же, те оказались надежнее прочих, и не стали разбегаться, увидев матчасть в состоянии «чихни — развалится». Этими силами Хиджаз воевал против Неджда. Самолетов было считанное количество, авиабомбы отсутствовали, поэтому использовали кустарные бомбы, переделанные из обычных снарядов, или просто гранаты с верхотуры кидали. Но моральный эффект был просто отличный. Среди прочих там был такой военлет, полковник Николай Широков. Его жалование включало 60 фунтов золотом в месяц и бутылку виски в день. Вот он и бомбил Мекку. Кончилось все для Широкова красиво, но плохо: видимо, одна из бомб самопроизвольно детонировала, факт тот, что во время очередного вылета самолет взорвался прямо в воздухе. Гибель, конечно, абсолютно в духе эпохи. Белая эмиграция: чудеса на виражах.
Бомба для фельдмаршала
«На кофе»
Среди бела дня, на Николаевской улице, как раз там, где стояли лихачи, убили не кого иного, как главнокомандующего германской армией на Украине, фельдмаршала Эйхгорна, неприкосновенного и гордого генерала, страшного в своем могуществе, заместителя самого императора Вильгельма! – Булгаков, «Белая гвардия»
Ледокол. Одиссея «Ермака»
«На кофе»
4 марта 1899 года к пристани Кронштадта подошел корабль. Звучит не слишком впечатляюще, однако в тот день берег был полон изумленными и восхищенными обывателями. Дело в том, что воды Финского залива покрывал лед почти в метр толщиной. В Кронштадт пришел первый в мире арктический ледокол. Корабль, переживший своих создателей и свою эпоху. Воплощение новых возможностей человеческой цивилизации. «Ермак».
Джой Райдес и Кокк Саккер
После Первой мировой в Англии наладились катать желающих на танках. Окей, это не худший способ использовать танк. Но много лет спустя до фотографий явления добрались наши местные републикаторы. Эти люди, руководствуясь умом и сообразительностью, регулярно пишут про предпринимателя по имени Джой Райдес, который и устроил аттракцион. Написано же!
Увы, миллионера Джоя Райдеса никогда не существовало, как и негодяя Коксаккера, и даже партийца Славы Капээсэса. А надпись значит что-то типа «Веселые покатушки на танке».
Маузер Папанина и Михаил Веллер: разбор байки
Автор текста Андрей Уланов. Публикуется с ведома и разрешения автора. ЖЖ автора ЗДЕСЬ
Одна из самых популярных баек о пистолете Mauser C-96 — легенда о маузере начальника первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс» Ивана Папанина. Кто именно придумал эту историю, сейчас уже не узнать, а в «литературную форму» её облек Михаил Веллер в сборнике «Легенды Невского проспекта».
Мы не будем пересказывать эту байку полностью, тем более, что первую часть веллеровского сочинения давным-давно разобрали другие — как полностью противоречащую дневникам участников экспедиции и их дальнейшему жизненному пути, на протяжении которого все они сохраняли очень дружеские отношения. Остановимся только на фрагменте, когда уже в ходе возвращения домой жаждущий мести Кренкель подкидывает Папанину лишнюю детальку.
«Зайдя к Папанину в его обязательное оружейное время, перед сном, он (Кренкель) с ним заговорил, отвлекая внимание, — и украдкой подбросил на тряпочку крохотный шлифованный уголок, взятый у ребят в слесарке ледокола. И смылся от греха. Оставшиеся пять суток до Ленинграда Папанин был невменяем. Представьте себе его неприятное изумление, когда, собрав маузер, он обнаружил деталь, которую не вставил на место. Он разобрал его вновь, собрал с повышенным тщанием — но деталь всё равно оставалась лишней! Ночь Папанин провёл за сборкой-разборкой маузера, медленно сходя с ума. Необъяснимая головоломка сокрушала его сознание».
Сложно представить, что написать такое мог кто-то, кроме советского гуманитария, испорченного, в лучшем случае, сборкой автомата Калашникова на уроках НВП.
Хотя «девяносто шестой», на первый взгляд, и выглядит как нечто очень сложное, деталей в нём не так уж много, как может показаться.
В зависимости от модели, схемы разборки дают от 29 до 36, включая даже мелочи вроде винтиков, держащих щёчки рукояти. Для сравнения — у известного символа простоты конструкции — «Глока» — деталей 33.
Но что ещё более важно — детали в «маузере», как и в любом другом пистолете, это не просто «груда железяк», которая будучи собрана в кучку, таинственным образом делает пиф-паф. Все эти детальки имеют отдельные названия, функционал и узнаваемый внешний вид. Возможно, Папанин и не знал в точности как каждая из них именуется. Но владея «маузером» ещё с Гражданской, наверняка успел запомнить каждую из них «в лицо», даже самую мелкую. Экстрактор, пружина магазина, спусковой крючок, курок… и так далее.
В отличие от современных пистолетов, компоновка «маузера», «люгера» и прочих моделей характерна как раз плотностью и тщательной подгонкой. Как в хорошем пазле.
А теперь представьте, что вы собираете пазл из 30-35 деталек каждый вечер несколько лет подряд. Думаю, самое позднее, к середине первого года вы уже будете с первого взгляда узнавать: вот этот кусочек с солнышком — четвёртый сверху, вот этот цветок в травке — третий во втором снизу ряду, и так далее. И, разумеется, не с первого, но со второго взгляда увидите, что в кучке появился какой-то новый фрагмент. Особенно, если вся картинка сойдётся, а именно он останется. С наибольшей вероятностью, такой фрагмент будет воспринят, как случайно попавший на стол кусочек мусора, и отправлен туда, куда следует отправлять весь мусор. Конец гипотетической истории. Ну и напоследок заметим, что практически единственное фото из той экспедиции, на котором видно короткоствольное оружие, — это как раз Кренкель, перед которым лежит «наган».
Вот вам и легенда.
Революция, расстрелянная из борделя
«На кофе»
Утром 1 декабря 1924 года в обычный бордель Таллинна вошел похмельный эстонский генерал Эрнест Пыддер. Со словами «Хочу сделать несколько выстрелов», генерал подошел к окну… и на глазах всклокоченной девицы действительно начал стрелять сквозь него из пистолета. В Таллинне полным ходом шла социалистическая революция. С революцией в итоге не вышло, но все равно было весело.
Триумфальная катастрофа: спасение экспедиции «Челюскина»
«На кофе»
Севморпуть стал одним из символов достижений России. Отлаженная, хорошо функционирующая трасса в полярной зоне – действительно полноценный повод для гордости. Однако путь к атомным ледоколам и регулярным рейсам современности не был усыпан розами. Стране пришлось вовсю бороться за Арктику.
Ледокол спасает дирижабль!
«На кофе»
Век дирижаблей оказался коротким, но ярким. «Сигары», вальяжно плывущие по небу, начали массово строиться в самом конце XIX века, а уже в 1937 году, после катастрофы «Гинденбурга», международные пассажирские перевозки дирижаблями были остановлены. После Второй мировой завершилось и их массовое использование армиями. Однако за время своего золотого века дирижабли успели побывать в самых разнообразных история
