logo
Планета Земля
logo
0
подписчиков
Планета Земля  
Публикации Уровни подписки Контакты О проекте Фильтры Метки Статистика Контакты Поделиться
О проекте
Приветствуем, уважаемые подписчики. Мы - авторы блога про природу, флору и фауну, а также географию планеты Земля. На данной платформе мы будем выкладывать материалы преимущественно в аудио формате. Вас ждет много интересного о природе нашей планеты!
Публикации, доступные бесплатно
Уровни подписки
Единоразовый платёж

Друзья, это разовое добровольное пожертвование с целью поддержать наш проект по популяризации науки. Эти средства непременно пойдут на развитие проекта. Давайте сделаем мир лучше!

Помочь проекту
Натуралист 100 ₽ месяц 960 ₽ год
(-20%)
При подписке на год для вас действует 20% скидка. 20% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Планета Земля
Доступны сообщения

Оформить подписку
Зоолог 500 ₽ месяц 4 800 ₽ год
(-20%)
При подписке на год для вас действует 20% скидка. 20% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Планета Земля
Доступны сообщения

Оформить подписку
Ботаник 1 000 ₽ месяц 9 600 ₽ год
(-20%)
При подписке на год для вас действует 20% скидка. 20% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Планета Земля
Доступны сообщения

Оформить подписку
Агент по защите природы 3 000 ₽ месяц 28 800 ₽ год
(-20%)
При подписке на год для вас действует 20% скидка. 20% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Планета Земля
Доступны сообщения

Оформить подписку
Фильтры
Статистика
Обновления проекта
Слушать: 9 мин
logo Планета Земля

Ласточки

Доступно подписчикам уровня
«Натуралист»
Подписаться за 100₽ в месяц

Сегодня мы поговорим о Ласточках. Ещё с детства всем знакома эта птица, олицетворяющая собой надежду, верность и возрождение.

Читать: 10+ мин
logo Лучше синица

Генетика в движении: как ДНК влияет на миграционные маршруты

Всё ‎начинается‏ ‎с ‎компаса, ‎спрятанного ‎в ‎теле

Каждую‏ ‎осень ‎небо‏ ‎над‏ ‎Европой ‎наполняется ‎десятками‏ ‎миллионов ‎птиц.‏ ‎Некоторые ‎— ‎как ‎пеночки‏ ‎и‏ ‎славки ‎—‏ ‎весят ‎всего‏ ‎девять ‎граммов, ‎но ‎их ‎тянет‏ ‎куда-то‏ ‎далеко, ‎за‏ ‎тысячи ‎километров,‏ ‎в ‎Африку. ‎Что ‎ими ‎движет?‏ ‎Как‏ ‎птицы,‏ ‎которые ‎никогда‏ ‎не ‎были‏ ‎в ‎месте‏ ‎зимовки,‏ ‎находят ‎его‏ ‎с ‎первого ‎раза?

Долгое ‎время ‎ответы‏ ‎на ‎эти‏ ‎вопросы‏ ‎были ‎скорее ‎загадочными.‏ ‎Учёные ‎догадывались,‏ ‎что ‎существует ‎врождённый ‎«компас»,‏ ‎но‏ ‎его ‎не‏ ‎удавалось ‎пощупать,‏ ‎увидеть, ‎зафиксировать. ‎Всё ‎изменилось ‎в‏ ‎середине‏ ‎XX ‎века,‏ ‎когда ‎немецкий‏ ‎орнитолог ‎Петер ‎Бертгольд ‎(Peter ‎Berthold,‏ ‎род.‏ ‎1939)‏ ‎начал ‎свои‏ ‎знаменитые ‎эксперименты‏ ‎с ‎мухоловками-пеструшками.

Немецкий‏ ‎орнитолог,‏ ‎работавший ‎в‏ ‎институте ‎Макса ‎Планка ‎в ‎Германии,‏ ‎один ‎из‏ ‎первых,‏ ‎кто ‎доказал, ‎что‏ ‎миграционные ‎маршруты‏ ‎у ‎птиц ‎наследуются ‎генетически.‏ ‎Его‏ ‎эксперименты ‎с‏ ‎мухоловками-пеструшками ‎продолжаются‏ ‎с ‎1960-х ‎годов.

Молодые ‎мухоловки, ‎выведенные‏ ‎в‏ ‎неволе, ‎начинали‏ ‎биться ‎в‏ ‎клетках ‎строго ‎в ‎определённую ‎сторону‏ ‎—‏ ‎на‏ ‎юго-запад. ‎Это‏ ‎называлось ‎миграционное‏ ‎беспокойство. ‎Оно‏ ‎происходило‏ ‎даже ‎у‏ ‎тех ‎птиц, ‎которые ‎родились ‎в‏ ‎Германии ‎и‏ ‎никогда‏ ‎не ‎видели ‎старших.‏ ‎Это ‎было‏ ‎как ‎закодированное ‎направление ‎в‏ ‎их‏ ‎крови. ‎Бертгольд‏ ‎понял: ‎миграция‏ ‎может ‎быть ‎врождённой, ‎а ‎не‏ ‎только‏ ‎обученной.

Он ‎начал‏ ‎гибридизировать ‎мухоловок‏ ‎из ‎разных ‎популяций. ‎Одни ‎летели‏ ‎строго‏ ‎на‏ ‎юго-запад, ‎другие‏ ‎— ‎на‏ ‎юг. ‎А‏ ‎гибриды?‏ ‎Они ‎выбирали‏ ‎промежуточный ‎маршрут, ‎как ‎будто ‎в‏ ‎них ‎смешались‏ ‎гены‏ ‎двух ‎компасов. ‎Эксперименты,‏ ‎продолжавшиеся ‎десятилетиями,‏ ‎доказали: ‎у ‎птиц ‎есть‏ ‎генетическая‏ ‎программа ‎миграции.‏ ‎Они ‎рождались‏ ‎с ‎«навигацией» ‎в ‎голове.

Но ‎что‏ ‎это‏ ‎за ‎гены?‏ ‎Где ‎они‏ ‎находятся? ‎Как ‎они ‎работают? ‎И‏ ‎как‏ ‎с‏ ‎ними ‎соотносится‏ ‎поведение ‎в‏ ‎дикой ‎природе?

Генетика‏ ‎и‏ ‎движение: ‎что‏ ‎мы ‎знаем ‎на ‎2020-е ‎годы

Уже‏ ‎в ‎XXI‏ ‎веке‏ ‎стало ‎ясно: ‎птицы‏ ‎действительно ‎унаследовали‏ ‎от ‎природы ‎целую ‎навигационную‏ ‎систему.‏ ‎И ‎это‏ ‎не ‎один‏ ‎какой-то ‎«ген ‎миграции», ‎а ‎целая‏ ‎сеть‏ ‎молекулярных, ‎нейронных‏ ‎и ‎поведенческих‏ ‎механизмов. ‎В ‎2019 ‎году ‎команда‏ ‎под‏ ‎руководством‏ ‎Джона ‎Уингфилда‏ ‎(John ‎Wingfield)‏ ‎и ‎Саша‏ ‎Н.‏ ‎Виньери ‎(Sacha‏ ‎Vignieri) ‎показала, ‎что ‎у ‎певчих‏ ‎воробьиных ‎определённые‏ ‎гены‏ ‎активируются ‎в ‎ночное‏ ‎время ‎осенью,‏ ‎во ‎время ‎миграционного ‎беспокойства.‏ ‎Среди‏ ‎них ‎особенно‏ ‎выделялись ‎гены,‏ ‎связанные ‎с ‎ориентированием ‎и ‎циркадными‏ ‎ритмами.

Джон‏ ‎Уингфилд ‎(John‏ ‎Wingfield) ‎известный‏ ‎американский ‎физиолог, ‎изучающий ‎влияние ‎гормонов‏ ‎и‏ ‎среды‏ ‎на ‎поведение‏ ‎птиц. ‎Его‏ ‎работы ‎связаны‏ ‎с‏ ‎циркадными ‎ритмами‏ ‎и ‎миграцией ‎у ‎воробьиных, ‎а‏ ‎Саша ‎Н.‏ ‎Виньери‏ ‎(Sacha ‎Vignieri) ‎редактор‏ ‎и ‎исследователь,‏ ‎курирующий ‎орнитологические ‎проекты ‎в‏ ‎Science‏ ‎и ‎других‏ ‎крупных ‎научных‏ ‎журналах. ‎Участвовала ‎в ‎синтезе ‎данных‏ ‎по‏ ‎генетике ‎поведения‏ ‎у ‎птиц.

В‏ ‎2021 ‎году ‎геномный ‎анализ ‎двух‏ ‎популяций‏ ‎красногрудых‏ ‎горихвостов ‎(Phoenicurus‏ ‎phoenicurus) ‎показал,‏ ‎что ‎даже‏ ‎незначительные‏ ‎различия ‎в‏ ‎ДНК ‎могут ‎соответствовать ‎различиям ‎в‏ ‎маршрутах: ‎одни‏ ‎зимовали‏ ‎в ‎Западной ‎Африке,‏ ‎другие ‎—‏ ‎в ‎Восточной. ‎Эти ‎различия‏ ‎закреплены‏ ‎наследственно, ‎как‏ ‎и ‎у‏ ‎мухоловок ‎Бертгольда.

Отдельно ‎стоит ‎упомянуть ‎работу‏ ‎2022‏ ‎года, ‎опубликованную‏ ‎группой ‎исследователей‏ ‎под ‎руководством ‎Мэтью ‎Миллса ‎(Matthew‏ ‎Mills).‏ ‎Мэтью‏ ‎американский ‎молекулярный‏ ‎биолог, ‎использовавший‏ ‎технологии ‎CRISPR‏ ‎для‏ ‎изучения ‎роли‏ ‎отдельных ‎генов ‎в ‎ориентации ‎у‏ ‎зебровых ‎амадин.‏ ‎Он‏ ‎один ‎из ‎первых,‏ ‎кто ‎показал‏ ‎связь ‎между ‎генами ‎зрения‏ ‎и‏ ‎навигации. ‎Его‏ ‎команда ‎использовала‏ ‎технологию ‎CRISPR ‎для ‎выявления ‎и‏ ‎«отключения»‏ ‎отдельных ‎генов‏ ‎у ‎лабораторных‏ ‎популяций ‎зебровых ‎амадин. ‎Птицы, ‎у‏ ‎которых‏ ‎были‏ ‎подавлены ‎участки‏ ‎генов, ‎отвечающие‏ ‎за ‎обработку‏ ‎магнитной‏ ‎информации, ‎теряли‏ ‎ориентацию ‎— ‎начинали ‎летать ‎хаотично‏ ‎и ‎не‏ ‎реагировали‏ ‎на ‎магнитные ‎поля.

Эти‏ ‎опыты ‎были‏ ‎рискованными, ‎сложными ‎и ‎вызывали‏ ‎много‏ ‎этических ‎вопросов.‏ ‎Как ‎заметил‏ ‎один ‎из ‎участников, ‎доктор ‎Тори‏ ‎Бернстайн‏ ‎(Tori ‎Bernstein):‏ ‎«Мы ‎вторглись‏ ‎в ‎самую ‎интимную ‎часть ‎жизни‏ ‎птиц‏ ‎—‏ ‎их ‎навигацию.‏ ‎Это ‎как‏ ‎забрать ‎у‏ ‎них‏ ‎карту ‎и‏ ‎компас». ‎Но ‎ради ‎науки ‎они‏ ‎продолжали.

Что ‎особенно‏ ‎интересно‏ ‎— ‎некоторые ‎из‏ ‎этих ‎генов‏ ‎отвечают ‎и ‎за ‎зрительное‏ ‎восприятие.‏ ‎Это ‎указывает‏ ‎на ‎то,‏ ‎что ‎птицы ‎могут ‎видеть ‎магнитное‏ ‎поле.‏ ‎Именно ‎видеть,‏ ‎глазами. ‎И‏ ‎это ‎подтверждает ‎гипотезу ‎Вильтшека ‎(Wolfgang‏ ‎Wiltschko),‏ ‎ещё‏ ‎одного ‎немецкого‏ ‎исследователя, ‎который‏ ‎в ‎1970-е‏ ‎показал,‏ ‎что ‎европейские‏ ‎малиновки ‎ориентируются ‎по ‎поляризованному ‎свету‏ ‎и ‎магнитному‏ ‎полю,‏ ‎воспринимаемому ‎в ‎глазах‏ ‎(об ‎этом‏ ‎мы ‎уже ‎упоминали ‎в‏ ‎статье В‏ ‎небе ‎по‏ ‎расписанию: ‎как‏ ‎птицы ‎запоминают ‎маршрут ‎на ‎тысячи‏ ‎километров.)

Где‏ ‎летают ‎их‏ ‎гены: ‎GPS,‏ ‎гибриды ‎и ‎вороны

Но ‎генетика ‎—‏ ‎это‏ ‎только‏ ‎половина ‎истории.‏ ‎Мы ‎знаем,‏ ‎куда ‎птицы‏ ‎хотят лететь.‏ ‎Но ‎куда‏ ‎они ‎на ‎самом ‎деле летят?

Здесь ‎на‏ ‎сцену ‎выходит‏ ‎телеметрия.‏ ‎Современные ‎GPS-метки, ‎размером‏ ‎с ‎ноготь,‏ ‎открыли ‎новую ‎эпоху ‎в‏ ‎орнитологии.‏ ‎Их ‎устанавливают‏ ‎даже ‎на‏ ‎колибри. ‎Одна ‎из ‎самых ‎впечатляющих‏ ‎работ‏ ‎— ‎проект‏ ‎Motus ‎Wildlife‏ ‎Tracking ‎System, который ‎использует ‎сеть ‎радиоприёмников‏ ‎по‏ ‎всей‏ ‎Америке ‎для‏ ‎отслеживания ‎перемещений‏ ‎тысяч ‎птиц.

Например,‏ ‎у‏ ‎болотных ‎крапивников‏ ‎(Cistothorus ‎palustris) ‎выяснилось, ‎что ‎разные‏ ‎популяции ‎одной‏ ‎и‏ ‎той ‎же ‎генетической‏ ‎группы ‎выбирают‏ ‎принципиально ‎разные ‎маршруты: ‎одни‏ ‎следуют‏ ‎вдоль ‎побережья,‏ ‎другие ‎пересекают‏ ‎Аппалачи ‎напрямую. ‎Почему? ‎Всё ‎ещё‏ ‎не‏ ‎ясно.

Интересный ‎пример‏ ‎— ‎вороны.‏ ‎В ‎Европе ‎встречаются ‎два ‎близких‏ ‎вида:‏ ‎черная‏ ‎ворона ‎(Corvus‏ ‎corone) ‎и‏ ‎серая ‎ворона‏ ‎(Corvus‏ ‎cornix). ‎У‏ ‎них ‎разное ‎поведение, ‎разный ‎ареал,‏ ‎и ‎они‏ ‎редко‏ ‎скрещиваются. ‎Но ‎в‏ ‎Германии, ‎в‏ ‎узкой ‎полосе ‎гибридизации, ‎образуются‏ ‎потомки,‏ ‎у ‎которых‏ ‎нарушен ‎миграционный‏ ‎инстинкт. ‎Эти ‎гибридные ‎вороны ‎не‏ ‎могут‏ ‎определиться, ‎в‏ ‎какую ‎сторону‏ ‎лететь, ‎и ‎часто ‎остаются ‎зимовать‏ ‎слишком‏ ‎далеко‏ ‎на ‎север.‏ ‎Это ‎классический‏ ‎пример ‎того,‏ ‎как‏ ‎генетическая ‎несовместимость‏ ‎нарушает ‎передачу ‎врождённого ‎знания.


А ‎как‏ ‎всё ‎это‏ ‎проверяют?

Взглянем‏ ‎на ‎один ‎эксперимент.‏ ‎В ‎2014‏ ‎году ‎в ‎Швейцарии ‎учёные‏ ‎из‏ ‎Лозаннского ‎университета‏ ‎поместили ‎мухоловок‏ ‎в ‎вольеры, ‎оборудованные ‎системой ‎точного‏ ‎слежения.‏ ‎Половине ‎птиц‏ ‎они ‎дали‏ ‎гормон, ‎подавляющий ‎активацию ‎определённого ‎гена‏ ‎навигации.‏ ‎Эти‏ ‎птицы ‎перестали‏ ‎проявлять ‎миграционное‏ ‎беспокойство. ‎Они‏ ‎просто‏ ‎сидели ‎и‏ ‎спали ‎по ‎ночам. ‎Другая ‎половина‏ ‎начала ‎активно‏ ‎«стучаться»‏ ‎в ‎ту ‎сторону,‏ ‎куда ‎их‏ ‎должны ‎были ‎вести ‎гены.‏ ‎Это‏ ‎стало ‎прямым‏ ‎доказательством ‎того,‏ ‎что ‎внутренняя ‎тяга ‎к ‎миграции‏ ‎регулируется‏ ‎гормонально ‎и‏ ‎генетически ‎—‏ ‎не ‎просто ‎по ‎погоде, ‎не‏ ‎просто‏ ‎«все‏ ‎летят, ‎и‏ ‎я ‎полетел».

Совсем‏ ‎недавно ‎к‏ ‎этим‏ ‎данным ‎добавился‏ ‎и ‎искусственный ‎интеллект. ‎Учёные ‎из‏ ‎Университета ‎Дьюка‏ ‎начали‏ ‎использовать ‎ИИ ‎для‏ ‎анализа ‎миграционных‏ ‎траекторий ‎GPS-меток, ‎сопоставляя ‎их‏ ‎с‏ ‎климатом, ‎генотипом‏ ‎и ‎уровнем‏ ‎освещённости. ‎Их ‎алгоритмы ‎предсказывают ‎не‏ ‎только,‏ ‎куда ‎полетит‏ ‎птица, ‎но‏ ‎и ‎насколько ‎её ‎маршрут ‎устойчив‏ ‎к‏ ‎климатическим‏ ‎изменениям.

А ‎как‏ ‎у ‎нас?‏ ‎Российские ‎кейсы

1. Пеночки‏ ‎в‏ ‎Калининграде

«Фрингилла» ‎—‏ ‎полевой ‎стационар ‎Биостанции ‎Зоологического ‎института‏ ‎Российской ‎академии‏ ‎наук.‏ ‎Полевой ‎стационар ‎является‏ ‎подразделением ‎биостанции‏ ‎«Рыбачий». ‎Свое ‎название ‎стационар‏ ‎получил‏ ‎в ‎честь‏ ‎птицы ‎зяблика‏ ‎(на ‎латыни ‎Fringilla ‎coelebs), ‎располагаясь‏ ‎на‏ ‎пути ‎сезонных‏ ‎миграций ‎различных‏ ‎пернатых. ‎С ‎конца ‎1990-х ‎изучают‏ ‎миграцию‏ ‎пеночек-трещоток‏ ‎(Phylloscopus ‎sibilatrix).С‏ ‎помощью ‎кольцевания‏ ‎и ‎записи‏ ‎ночных‏ ‎голосов ‎было‏ ‎установлено, ‎что ‎молодые ‎птицы ‎выбирают‏ ‎маршрут ‎в‏ ‎Африку‏ ‎строго ‎в ‎определённый‏ ‎промежуток ‎времени‏ ‎— ‎вне ‎зависимости ‎от‏ ‎погодных‏ ‎условий. ‎Это‏ ‎подтверждает ‎наличие‏ ‎«встроенного» ‎времени ‎старта.


В ‎последние ‎годы‏ ‎там‏ ‎начали ‎применять‏ ‎и ‎GPS-логгеры,‏ ‎что ‎стало ‎возможным ‎благодаря ‎миниатюризации‏ ‎техники.‏ ‎Некоторые‏ ‎особи, ‎как‏ ‎оказалось, ‎делают‏ ‎остановку ‎в‏ ‎районе‏ ‎Сахары ‎и‏ ‎только ‎потом ‎продолжают ‎путь ‎в‏ ‎джунгли ‎Конго‏ ‎—‏ ‎открытие, ‎сделанное ‎совместно‏ ‎с ‎коллегами‏ ‎из ‎Франции.

2. Скопы ‎под ‎Ярославлем

В‏ ‎рамках‏ ‎проекта ‎«Русская‏ ‎Скопа» ‎орнитологи‏ ‎из ‎МГУ ‎и ‎РГУ ‎им.‏ ‎Есенина‏ ‎помечали ‎скоп‏ ‎(Pandion ‎haliaetus)‏ ‎спутниковыми ‎передатчиками. ‎Один ‎из ‎таких‏ ‎передатчиков‏ ‎показал,‏ ‎как ‎молодая‏ ‎самка ‎по‏ ‎имени ‎Яся‏ ‎улетела‏ ‎из ‎Ярославской‏ ‎области ‎в ‎Танзанию, ‎преодолев ‎за‏ ‎два ‎месяца‏ ‎8500‏ ‎километров. ‎Она ‎пересекла‏ ‎Каспий, ‎Аравийскую‏ ‎пустыню ‎и ‎просидела ‎две‏ ‎недели‏ ‎у ‎берегов‏ ‎Нила, ‎восстанавливая‏ ‎силы. ‎Этот ‎маршрут ‎почти ‎идентичен‏ ‎африканскому‏ ‎пути ‎европейских‏ ‎скоп ‎—‏ ‎и ‎полностью ‎совпадает ‎с ‎гипотезой‏ ‎о‏ ‎врождённой‏ ‎карте.

Кроме ‎того,‏ ‎после ‎гибели‏ ‎Яси ‎от‏ ‎линии‏ ‎электропередач ‎на‏ ‎севере ‎Судана, ‎учёные ‎начали ‎отдельный‏ ‎проект ‎по‏ ‎изучению‏ ‎рисков ‎на ‎маршрутах,‏ ‎связанных ‎с‏ ‎антропогенными ‎препятствиями ‎— ‎ЛЭП,‏ ‎ветряками‏ ‎и ‎зданиями.

Заключение:‏ ‎в ‎поисках‏ ‎невидимого ‎маршрута

Мы ‎привыкли ‎думать ‎о‏ ‎миграции‏ ‎как ‎о‏ ‎красивом ‎природном‏ ‎явлении. ‎Но ‎за ‎этим ‎—‏ ‎молчаливая‏ ‎работа‏ ‎миллионов ‎лет‏ ‎эволюции ‎и‏ ‎тысячи ‎опытов.‏ ‎Мы‏ ‎только ‎начинаем‏ ‎разбираться ‎в ‎том, ‎как ‎это‏ ‎работает.

Гены ‎действительно‏ ‎задают‏ ‎маршрут. ‎Но ‎птица‏ ‎всё ‎ещё‏ ‎выбирает, ‎когда ‎лететь, ‎с‏ ‎кем‏ ‎лететь, ‎как‏ ‎реагировать ‎на‏ ‎бурю ‎или ‎изменившийся ‎ландшафт. ‎Миграция‏ ‎—‏ ‎это ‎не‏ ‎просто ‎программа,‏ ‎это ‎решение.

Словами ‎Питера ‎Бертгольда, ‎сказанными‏ ‎ещё‏ ‎в‏ ‎1986 ‎году:‏ ‎«Мы ‎изучаем‏ ‎не ‎поведение,‏ ‎мы‏ ‎изучаем ‎свободу‏ ‎— ‎выраженную ‎в ‎генах».

Если ‎вы‏ ‎дочитали ‎до‏ ‎конца‏ ‎— ‎спасибо! ‎Поддержите‏ ‎проект ‎«Лучше‏ ‎синица» ‎подпиской ‎или ‎комментарием.‏ ‎Ваш‏ ‎интерес ‎помогает‏ ‎нам ‎писать‏ ‎ещё ‎больше ‎историй ‎о ‎настоящих‏ ‎чудесах‏ ‎пернатого ‎мира.

Читать: 14+ мин
logo Лучше синица

Архитекторы с перьями: уникальные строители гнёзд

Птицы ‎уже‏ ‎давно ‎не ‎просто ‎поют ‎и‏ ‎летают ‎—‏ ‎они‏ ‎создают ‎настоящие ‎архитектурные‏ ‎шедевры ‎с‏ ‎удивительной ‎целеустремлённостью. ‎В ‎этой‏ ‎статье‏ ‎мы ‎расскажем‏ ‎о ‎четырёх‏ ‎видах, ‎чьи ‎гнездовые ‎постройки ‎выглядят‏ ‎скорее‏ ‎как ‎произведения‏ ‎искусства, ‎а‏ ‎не ‎просто ‎«домики ‎для ‎яиц»:‏ ‎кроличий‏ ‎сыч (Athene‏ ‎cunicularia), ‎шалашник (семейство‏ ‎Ptilonorhynchidae), ‎молотоглав (Scopus‏ ‎umbretta) ‎и‏ ‎птица-ткач (Ploceus‏ ‎philippinus). ‎В‏ ‎их ‎«дизайн-студиях» ‎забываешь ‎о ‎том,‏ ‎что ‎перед‏ ‎тобой‏ ‎не ‎человек, ‎а‏ ‎птица: ‎крохотное‏ ‎существо ‎с ‎перьевым ‎нарядом,‏ ‎но‏ ‎с ‎уникальными‏ ‎мотивациями ‎и‏ ‎возможностями. ‎Зачем ‎они ‎тратят ‎недели‏ ‎и‏ ‎месяцы ‎на‏ ‎то, ‎чтобы‏ ‎сооружать ‎нору, ‎шалаш, ‎шоу-арену ‎или‏ ‎неудачный‏ ‎балдахин‏ ‎для ‎потомства?‏ ‎На ‎эти‏ ‎вопросы ‎отвечает‏ ‎наука:‏ ‎гнёзда ‎—‏ ‎это ‎не ‎только ‎укрытие ‎от‏ ‎непогоды ‎и‏ ‎хищников,‏ ‎но ‎и ‎символ‏ ‎здоровья, ‎силы‏ ‎и ‎возможности ‎построить ‎будущую‏ ‎семью.


Норы‏ ‎и ‎украшения:‏ ‎кроличий ‎сыч‏ ‎(Athene ‎cunicularia)

Как ‎совы ‎учатся ‎использовать‏ ‎чужие‏ ‎норы ‎и‏ ‎делают ‎«прихожую»‏ ‎из ‎мусора

Кроличий ‎сыч ‎— ‎небольшая‏ ‎сова,‏ ‎не‏ ‎превышающая ‎в‏ ‎длину ‎28‏ ‎см, ‎с‏ ‎круглым‏ ‎лицевым ‎диском‏ ‎и ‎«усами»-перьями, ‎отчего ‎кажется ‎чуть‏ ‎зловещей ‎сказочной‏ ‎героиней.‏ ‎Эти ‎совы ‎не‏ ‎строят ‎собственных‏ ‎гнёзд ‎— ‎вместо ‎этого‏ ‎они‏ ‎целыми ‎колониями‏ ‎заселяют ‎норы,‏ ‎когда-то ‎выкопанные ‎сурками, ‎сусликами ‎или‏ ‎кроликами.‏ ‎Прямо ‎стеной‏ ‎в ‎стену‏ ‎могут ‎соседствовать ‎десятки ‎или ‎даже‏ ‎сотни‏ ‎нор,‏ ‎где ‎по‏ ‎утрам ‎слышится‏ ‎тихое ‎«гу-гу-гу»,‏ ‎а‏ ‎днём ‎птицы‏ ‎сидят ‎у ‎входа, ‎как ‎домовые‏ ‎хранители, ‎высматривая‏ ‎добычу.

Почему‏ ‎нора?

Во-первых, ‎нора ‎защищает‏ ‎от ‎хищников‏ ‎— ‎ястребы, ‎лисы ‎и‏ ‎даже‏ ‎домашние ‎кошки‏ ‎не ‎пробираются‏ ‎в ‎узкие ‎туннели. ‎Во-вторых, ‎температура‏ ‎в‏ ‎земле ‎гораздо‏ ‎стабильнее, ‎чем‏ ‎на ‎поверхности: ‎плюс-минус ‎10 ‎°C‏ ‎в‏ ‎любую‏ ‎погоду, ‎что‏ ‎особенно ‎важно‏ ‎для ‎инкубации‏ ‎яиц‏ ‎и ‎выведения‏ ‎птенцов. ‎По ‎данным ‎Cornell ‎Lab‏ ‎of ‎Ornithology, оптимальная‏ ‎температура‏ ‎для ‎развития ‎яиц‏ ‎кроличьего ‎сыча‏ ‎составляет ‎около ‎35–37 ‎°C;‏ ‎нора‏ ‎поддерживает ‎этот‏ ‎режим ‎даже‏ ‎при ‎сильном ‎морозе ‎(Cornell ‎Lab‏ ‎of‏ ‎Ornithology).

Украшения ‎«прихожей»

Уникальность‏ ‎кроличьих ‎сычей‏ ‎— ‎в ‎их ‎«декоре» ‎у‏ ‎входа‏ ‎в‏ ‎нору. ‎Учёные‏ ‎заметили, ‎что‏ ‎эти ‎совы‏ ‎собирают‏ ‎кусочки ‎бумаги,‏ ‎пластиковых ‎пакетов, ‎человеческого ‎мусора, ‎перья‏ ‎и ‎даже‏ ‎кости‏ ‎мёртвых ‎грызунов ‎—‏ ‎и ‎раскладывают‏ ‎их ‎вокруг ‎«порога». ‎Одна‏ ‎из‏ ‎гипотез, ‎предложенных‏ ‎американскими ‎орнитологами‏ ‎(Skorupski ‎& ‎Rand, ‎2014), ‎заключается‏ ‎в‏ ‎том, ‎что‏ ‎такие ‎украшения‏ ‎выполняют ‎две ‎функции:

  1. Маскировка ‎запаха: мясо ‎грызунов‏ ‎и‏ ‎перья‏ ‎могут ‎отпугивать‏ ‎хищников ‎и‏ ‎хищных ‎насекомых‏ ‎своим‏ ‎«неприятным» ‎ароматом.
  2. Сигнал‏ ‎качества ‎территории: чем ‎обширнее ‎и ‎ухоженнее‏ ‎«прихожая», ‎тем‏ ‎сильнее‏ ‎впечатление ‎на ‎самку.‏ ‎Сыч ‎может‏ ‎оказаться ‎лучшим ‎«домовладельцем», ‎если‏ ‎умеет‏ ‎найти ‎ресурсы,‏ ‎подтверждающие ‎его‏ ‎способность ‎обеспечивать ‎безопасность ‎семьи.

Поэтому ‎«обычная‏ ‎нора»‏ ‎превращается ‎в‏ ‎нечто ‎вроде‏ ‎галереи, ‎где ‎каждая ‎вещица ‎имеет‏ ‎смысл: перо‏ ‎воробья‏ ‎— ‎сигнал‏ ‎о ‎том,‏ ‎что ‎охотник‏ ‎удачно‏ ‎ловит ‎мелкую‏ ‎дичь; ‎кусок ‎пластика ‎— ‎демонстрация‏ ‎адаптивности ‎в‏ ‎антропогенной‏ ‎среде. ‎Именно ‎так‏ ‎кроличий ‎сыч‏ ‎использует ‎всё ‎вокруг, ‎чтобы‏ ‎привлечь‏ ‎внимание ‎самок‏ ‎и ‎подтвердить‏ ‎высокий ‎статус ‎своей ‎«жилья».


Шалашники ‎(Ptilonorhynchidae)

Строительство‏ ‎«любовных‏ ‎гнёзд» ‎и‏ ‎демонстрационные ‎пагоды‏ ‎в ‎лесу

Шалашники ‎(bowerbirds) ‎— ‎это‏ ‎семейство‏ ‎тропических‏ ‎птиц, ‎обитающих‏ ‎в ‎Австралии‏ ‎и ‎Новой‏ ‎Гвинее.‏ ‎У ‎них‏ ‎нет ‎привычного ‎гнезда ‎для ‎кладки:‏ ‎вместо ‎этого‏ ‎самцы‏ ‎строят ‎специальные ‎«галереи», напоминающие‏ ‎миниатюрные ‎шатры‏ ‎или ‎беседки, ‎украшенные ‎веточками,‏ ‎цветами,‏ ‎ягодами, ‎раковинами‏ ‎и ‎даже‏ ‎яркими ‎предметами, ‎привезёнными ‎людьми, ‎например,‏ ‎пластиком‏ ‎или ‎стеклянными‏ ‎бусинами. ‎Среди‏ ‎24 ‎видов ‎шалашников ‎наиболее ‎известны‏ ‎Атласный‏ ‎шалашник‏ ‎(Ptilonorhynchus ‎violaceus) и‏ ‎Австралийский ‎золотой‏ ‎шалашник ‎(Sericulus‏ ‎chrysocephalus).

Конструкция‏ ‎«града ‎любви»

У‏ ‎большинства ‎шалашников ‎строение ‎галереи ‎варьируется,‏ ‎но ‎есть‏ ‎несколько‏ ‎общих ‎черт:

  • Основа: пара ‎вертикальных‏ ‎прутьев, ‎часто‏ ‎переплетённых ‎лозами, ‎которые ‎поддерживают‏ ‎крышу‏ ‎из ‎веток‏ ‎или ‎травы.
  • Оформление: пол‏ ‎выстилается ‎цветками, ‎ягодами ‎и ‎листочками‏ ‎определённого‏ ‎цвета ‎(например,‏ ‎у ‎атласного‏ ‎шалашника доминантный ‎цвет ‎— ‎синий).
  • Коллекционное ‎украшение: самец‏ ‎тщательно‏ ‎собирает‏ ‎только ‎те‏ ‎предметы, ‎которые‏ ‎служат ‎«лицом»‏ ‎шатра.‏ ‎Он ‎возвращается‏ ‎к ‎тем ‎же ‎точкам ‎сбора‏ ‎ежечасно, ‎если‏ ‎украшение‏ ‎было ‎перемещено ‎или‏ ‎украдено ‎«соседом».

По‏ ‎данным ‎исследований ‎И. ‎Лайненберга‏ ‎(Leinenberg‏ ‎et ‎al.,‏ ‎2017), ‎самцы‏ ‎с ‎лучшими ‎галереями ‎(в ‎смысле‏ ‎симметрии‏ ‎и ‎яркости‏ ‎украшений) ‎значительно‏ ‎чаще ‎привлекают ‎самок. Кроме ‎того, ‎они‏ ‎могут‏ ‎воровать‏ ‎понравившиеся ‎камешки‏ ‎или ‎цветы‏ ‎у ‎соседних‏ ‎конкурентов,‏ ‎а ‎иногда‏ ‎даже ‎агрессивно ‎защищать ‎свою ‎территорию.

Психология‏ ‎демонстрации

Научная ‎работа‏ ‎Endler‏ ‎& ‎Madden (2014) показала: ‎«галерея»‏ ‎— ‎это‏ ‎не ‎просто ‎«комната», ‎это‏ ‎средство‏ ‎коммуникации. Строя ‎конструкции‏ ‎и ‎украшая‏ ‎их, ‎самец ‎демонстрирует ‎самке:

  1. Уровень ‎энергии‏ ‎и‏ ‎навыков: если ‎галерея‏ ‎устойчива ‎и‏ ‎художественно ‎оформлена, ‎значит, ‎щедрый ‎самец‏ ‎умеет‏ ‎добывать‏ ‎ресурсы ‎и‏ ‎вкладывать ‎в‏ ‎долгосрочные ‎проекты.
  2. Знание‏ ‎местности: найти‏ ‎синий ‎цветок‏ ‎среди ‎тысяч ‎оттенков ‎леса ‎—‏ ‎задача ‎не‏ ‎из‏ ‎простых, ‎значит, ‎самец‏ ‎знает, ‎где‏ ‎искать ‎ценные ‎предметы.
  3. Креативность: комбинация ‎цветов‏ ‎и‏ ‎форм ‎(например,‏ ‎синий ‎камешек‏ ‎на ‎фоне ‎белых ‎раковин) ‎показывает,‏ ‎что‏ ‎мозг ‎птицы‏ ‎способен ‎на‏ ‎творческий ‎подход.

Таким ‎образом, ‎галерея ‎шалашника‏ ‎—‏ ‎это‏ ‎не ‎просто‏ ‎«экспонат», ‎а‏ ‎портал ‎в‏ ‎понимание‏ ‎самой ‎птицы: её‏ ‎здоровья, ‎территориального ‎статуса ‎и ‎способности‏ ‎обеспечить ‎потомство.


Молотоглав‏ ‎(Scopus‏ ‎umbretta)

Гиганты ‎с ‎глиняными‏ ‎палатками: ‎строители‏ ‎гнёзд, ‎на ‎которых ‎можно‏ ‎стоять

Молотоглав‏ ‎— ‎странная,‏ ‎коренастая ‎птица‏ ‎с ‎головой, ‎напоминающей ‎молот, ‎и‏ ‎телом,‏ ‎покрытым ‎каштаново-коричневым‏ ‎оперением. ‎Эти‏ ‎африканские ‎пернатые ‎не ‎роют ‎норы‏ ‎и‏ ‎не‏ ‎строят ‎шалаши‏ ‎— ‎они‏ ‎создают ‎гигантские‏ ‎гнёзда, напоминающие‏ ‎мини-палатки, ‎иногда‏ ‎достигающие ‎в ‎диаметре ‎1,5–2 ‎м.‏ ‎В ‎одной‏ ‎такой‏ ‎«глиняной ‎крепости» ‎могут‏ ‎находиться ‎несколько‏ ‎поколений ‎семейства: от ‎взрослых ‎особей‏ ‎до‏ ‎завтрашних ‎птенцов.

Как‏ ‎строят ‎и‏ ‎почему ‎так ‎много?

Молотоглавы ‎добывают ‎материалы‏ ‎повсюду:‏ ‎мелкие ‎ветки,‏ ‎тонкие ‎корешки,‏ ‎листья, ‎траву ‎и ‎даже ‎глину‏ ‎из‏ ‎берегов‏ ‎рек. ‎Строительство‏ ‎длится ‎несколько‏ ‎недель, а ‎на‏ ‎каждом‏ ‎этапе ‎самец‏ ‎и ‎самка ‎работают ‎вместе, ‎укрепляя‏ ‎центральную ‎платформу‏ ‎и‏ ‎затем ‎создавая ‎закруглённую‏ ‎«крышу». ‎Главные‏ ‎фазы ‎(по ‎данным ‎Ross‏ ‎&‏ ‎Janssen, ‎1996):

  1. Сбор‏ ‎«каркаса» ‎из‏ ‎твёрдых ‎веток ‎и ‎корней.
  2. Выстилание ‎внутренней‏ ‎камеры‏ ‎мягкими ‎материалами:‏ ‎сухой ‎травой,‏ ‎листьями.
  3. Нанесение ‎глиняной ‎«штукатурки» ‎с ‎внешней‏ ‎стороны:‏ ‎так‏ ‎получается ‎водонепроницаемая‏ ‎поверхность, ‎защищающая‏ ‎от ‎дождя.
  4. Укрепление‏ ‎основания‏ ‎вокруг ‎дерева,‏ ‎на ‎котором ‎чаще ‎всего ‎и‏ ‎строят ‎гнездо.

Интересно,‏ ‎что‏ ‎каждый ‎год ‎они‏ ‎наращивают ‎гнездо‏ ‎ещё ‎выше ‎и ‎шире. За‏ ‎десяток‏ ‎лет ‎«дворец»‏ ‎молотоглава ‎может‏ ‎увеличиться ‎с ‎0,5 ‎м ‎до‏ ‎2‏ ‎м ‎в‏ ‎высоту ‎и‏ ‎создать ‎мириады ‎узких ‎галерей, ‎связывающих‏ ‎входы‏ ‎и‏ ‎выходы.

Эволюционные ‎причины

Зачем‏ ‎такие ‎«замки»?‏ ‎У ‎молотоглава‏ ‎несколько‏ ‎мотиваций:

  • Помеха ‎хищникам: тяжеловесные‏ ‎крыши, ‎толщина ‎глиняных ‎стен ‎и‏ ‎сложная ‎внутренняя‏ ‎планировка‏ ‎затрудняют ‎попадание ‎внутрь‏ ‎змей, ‎мангустов‏ ‎и ‎других ‎охотников ‎за‏ ‎яйцами.
  • Температурная‏ ‎изоляция: густая ‎структура,‏ ‎смешанная ‎с‏ ‎глиной, ‎сохраняет ‎тепло ‎по ‎ночам‏ ‎и‏ ‎прохладу ‎днём.‏ ‎В ‎жарком‏ ‎африканском ‎субтропике ‎это ‎критично.
  • Социальная ‎организация: «дворец»‏ ‎становится‏ ‎точкой‏ ‎встречи ‎для‏ ‎нескольких ‎пар‏ ‎и ‎их‏ ‎потомства.‏ ‎Они ‎обмениваются‏ ‎новостями ‎о ‎кормовой ‎базе, ‎предупреждают‏ ‎друг ‎друга‏ ‎о‏ ‎хищниках ‎и ‎коллективно‏ ‎отгоняют ‎врагов‏ ‎громкими ‎криками.
  • Сигнал ‎качества ‎территории: чем‏ ‎больше‏ ‎и ‎прочнее‏ ‎гнездо, ‎тем‏ ‎выше ‎статус ‎семьи. ‎В ‎периоды‏ ‎засухи‏ ‎или ‎обилия‏ ‎хищников ‎конкуренты‏ ‎охотнее ‎выбирают ‎«успешные» ‎крепости.

Во ‎многом‏ ‎такое‏ ‎строительство‏ ‎— ‎результат‏ ‎эпизодической ‎памяти всей‏ ‎группы: ‎молодые‏ ‎особи‏ ‎запоминают ‎места‏ ‎с ‎хорошей ‎глиной ‎и ‎надёжными‏ ‎опорами, ‎передают‏ ‎знания‏ ‎новым ‎поколениям. ‎И,‏ ‎как ‎отмечают‏ ‎экологи ‎(Anderson ‎& ‎Karubian,‏ ‎2013),‏ ‎«гнездо ‎молотоглава‏ ‎— ‎это‏ ‎исторический ‎бумажник, ‎в ‎котором ‎содержится‏ ‎код‏ ‎выживания ‎вида».


Птица-ткач‏ ‎(Ploceus ‎philippinus)

Мастера-плетельщики‏ ‎со ‎сложнейшими ‎висячими ‎шалашами

Птица-ткач, ‎или‏ ‎baya‏ ‎weaver, — небольшая‏ ‎певчая ‎птица‏ ‎из ‎семейства‏ ‎ткачиковых. ‎Самцы‏ ‎Ploceus‏ ‎philippinus строят ‎гнёзда‏ ‎в ‎форме ‎перевернутого ‎мешочка, подвешенного ‎на‏ ‎кончики ‎ветвей‏ ‎деревьев‏ ‎над ‎водой ‎или‏ ‎высокими ‎кустами.‏ ‎Такие ‎гнёзда ‎достигают ‎длины‏ ‎до‏ ‎25–30 ‎см,‏ ‎а ‎объём‏ ‎внутренней ‎камеры ‎позволяет ‎вывезти ‎семью‏ ‎птичек‏ ‎и ‎птенцов,‏ ‎защищая ‎их‏ ‎от ‎дождя ‎и ‎хищников.

Техника ‎плетения

Самец‏ ‎начинает‏ ‎с‏ ‎того, ‎что‏ ‎цепляется ‎лапками‏ ‎за ‎тонкую‏ ‎ветку‏ ‎и ‎шаг‏ ‎за ‎шагом ‎обвивает ‎волокнами ‎травы,‏ ‎листьев ‎и‏ ‎стеблей,‏ ‎создавая ‎двойную ‎стенку: внешняя‏ ‎состоит ‎из‏ ‎грубых ‎прутьев, ‎а ‎внутренняя‏ ‎—‏ ‎из ‎мягких‏ ‎травинок, ‎выстилающих‏ ‎укромный ‎уголок ‎для ‎потомства. ‎Этот‏ ‎процесс,‏ ‎по ‎данным‏ ‎Mishra ‎&‏ ‎Bhatnagar ‎(2010), ‎может ‎занимать ‎до‏ ‎двух‏ ‎недель, и‏ ‎за ‎это‏ ‎время ‎птица‏ ‎делает ‎более‏ ‎5000‏ ‎движений, плетя, ‎проверяя‏ ‎прочность ‎и ‎возвращаясь ‎за ‎новым‏ ‎материалом.

По ‎завершении‏ ‎подвенечного‏ ‎«мешочка» ‎самец ‎оставляет‏ ‎длинный ‎«хвост»‏ ‎из ‎волокон, ‎свисающий ‎под‏ ‎гнездом.‏ ‎Учёные ‎до‏ ‎сих ‎пор‏ ‎спорят ‎о ‎его ‎функции. ‎Преобладающая‏ ‎гипотеза‏ ‎(Collias ‎&‏ ‎Collias, ‎1984)‏ ‎гласит: ‎сигнал ‎качества — чем ‎длиннее ‎«хвост»,‏ ‎тем‏ ‎лучше‏ ‎материал ‎и‏ ‎тем ‎больше‏ ‎усилий ‎вложено.‏ ‎Кроме‏ ‎того, ‎этот‏ ‎«хвост» ‎помогает ‎отвести ‎от ‎яйца‏ ‎стрелы ‎дождя‏ ‎и‏ ‎слёзы ‎водостоков ‎во‏ ‎время ‎ливня.

Социальное‏ ‎значение

Интересно, ‎что ‎самки ‎выбирают‏ ‎самца не‏ ‎только ‎по‏ ‎внешнему ‎виду‏ ‎мешочка, ‎но ‎и ‎по ‎музыкальным‏ ‎способностям: в‏ ‎брачный ‎сезон‏ ‎самцы ‎поют‏ ‎рядом ‎с ‎гнездом, ‎и ‎их‏ ‎вокал‏ ‎дополняет‏ ‎визуальную ‎демонстрацию.‏ ‎Тандем ‎визуального‏ ‎и ‎акустического‏ ‎«музыкального‏ ‎ряда» ‎гораздо‏ ‎сильнее ‎привлекает ‎самку.

Другой ‎важный ‎момент‏ ‎— ‎коллективный‏ ‎статус семьи.‏ ‎Гнездо ‎Ploceus ‎philippinus располагают‏ ‎в ‎«колонии»,‏ ‎где ‎может ‎быть ‎до‏ ‎сотни‏ ‎мешочков, ‎висящих‏ ‎рядом. ‎Это‏ ‎даёт ‎следующие ‎преимущества:

  • Общее ‎патрулирование ‎хищников
  • Возможность‏ ‎быстро‏ ‎обмениваться ‎информацией‏ ‎о ‎кормовых‏ ‎участках
  • Снижение ‎риска ‎поедания ‎всех ‎гнёзд‏ ‎сразу‏ ‎хищником

Изучение‏ ‎«плетёных ‎мешочков»‏ ‎показало, ‎что‏ ‎ближе ‎к‏ ‎экватору,‏ ‎где ‎сезон‏ ‎дождей ‎более ‎выражен, ‎мешочки ‎строятся‏ ‎сложнее, с ‎двойными‏ ‎«экранами»‏ ‎и ‎усиленными ‎водоотталкивающими‏ ‎листьями ‎(Vijayan‏ ‎& ‎Subramanya, ‎2018). ‎Это‏ ‎подтверждает‏ ‎идею, ‎что‏ ‎материал ‎и‏ ‎конструкция ‎гнезда ‎— ‎прямой ‎ответ‏ ‎на‏ ‎экологические ‎вызовы‏ ‎региона.

Объединяя ‎усилия‏ ‎— ‎уроки ‎от ‎пернатых ‎строителей

Четыре‏ ‎рассказанных‏ ‎нами‏ ‎вида ‎показывают,‏ ‎насколько ‎разнообразными‏ ‎могут ‎быть‏ ‎эволюционные‏ ‎стратегии, ‎связанные‏ ‎с ‎гнездом. Несмотря ‎на ‎различия ‎в‏ ‎экосистемах ‎—‏ ‎от‏ ‎африканских ‎болот ‎до‏ ‎сербских ‎парков‏ ‎и ‎австралийских ‎джунглей ‎—‏ ‎все‏ ‎они ‎решают‏ ‎одни ‎и‏ ‎те ‎же ‎задачи: ‎защита ‎потомства,‏ ‎привлечение‏ ‎партнёra, ‎ориентация‏ ‎в ‎пространстве‏ ‎и ‎обмен ‎информацией.

  1. Кроличий ‎сыч ‎готов‏ ‎«обставить»‏ ‎чужую‏ ‎нору ‎для‏ ‎своей ‎семьи,‏ ‎превращая ‎её‏ ‎в‏ ‎крепость ‎с‏ ‎маскировочными ‎украшениями.
  2. Шалашники ‎создают ‎сложные ‎«галереи»‏ ‎из ‎веток‏ ‎и‏ ‎ярких ‎предметов, ‎чтобы‏ ‎продемонстрировать ‎здоровье‏ ‎и ‎мастерство ‎перед ‎самкой.
  3. Молотоглав‏ ‎тратит‏ ‎тысячи ‎веток‏ ‎и ‎глины,‏ ‎чтобы ‎построить ‎громадный ‎«замок» ‎для‏ ‎всей‏ ‎семейной ‎коммуны.
  4. Птица-ткач‏ ‎плетёт ‎висячие‏ ‎мешочки, ‎где ‎каждая ‎деталь ‎—‏ ‎от‏ ‎формы‏ ‎до ‎длины‏ ‎«хвоста» ‎—‏ ‎важна ‎для‏ ‎успеха‏ ‎в ‎брачных‏ ‎играх.

Каждый ‎такой ‎«архитектор ‎с ‎перьями»‏ ‎учит ‎нас‏ ‎тому,‏ ‎что ‎дом ‎—‏ ‎это ‎не‏ ‎просто ‎четыре ‎стены. ‎Для‏ ‎птицы‏ ‎гнездо ‎—‏ ‎одновременно ‎и‏ ‎защита, ‎и ‎доказательство ‎силы, ‎и‏ ‎средство‏ ‎коммуникации. ‎И‏ ‎ключевое ‎в‏ ‎этом ‎— ‎постоянное ‎улучшение: ‎каждый‏ ‎год‏ ‎самец‏ ‎возвращается ‎к‏ ‎«резиденции», ‎проверяет‏ ‎крепость, ‎добавляет‏ ‎или‏ ‎перестраивает ‎детали,‏ ‎чтобы ‎«обновить» ‎сигнал ‎качества.

Именно ‎поэтому,‏ ‎наблюдая ‎за‏ ‎гнездовыми‏ ‎стратегиями ‎птиц, ‎мы‏ ‎получаем ‎зеркало,‏ ‎в ‎котором ‎отражаются ‎базовые‏ ‎принципы‏ ‎эволюции:

  • Экономия ‎ресурсов (быть‏ ‎лёгким, ‎но‏ ‎прочным),
  • Социальное ‎обучение (поймать ‎у ‎соседа ‎«фишку»‏ ‎и‏ ‎добавить ‎что-то‏ ‎своё),
  • Экологическая ‎адаптация (строить‏ ‎прямо ‎над ‎водой ‎или ‎маскировать‏ ‎запах),
  • Психология‏ ‎брачного‏ ‎отбора (привлечь ‎самку,‏ ‎демонстрируя ‎навыки).

Таким‏ ‎образом, ‎каждое‏ ‎гнездо‏ ‎— ‎это‏ ‎книга, в ‎которой ‎записана ‎история ‎вида,‏ ‎его ‎проблемы,‏ ‎решения‏ ‎и ‎надежды ‎на‏ ‎будущее. ‎И‏ ‎мы ‎с ‎вами, ‎читатели,‏ ‎можем‏ ‎переворачивать ‎эти‏ ‎страницы, ‎учиться‏ ‎и ‎вдохновляться.

Читать: 10+ мин
logo Лучше синица

Глазами птицы: мир в ультрафиолете. Как птицы видят мир иначе

Доступно подписчикам уровня
«Первая линька»
Подписаться за 250₽ в месяц

Почему птицы «видят» ультрафиолет? Как хищники определяют добычу с километров и чем зрение голубя отличается от человеческого? Как устроено зрение птиц — и почему, взглянув их глазами на мир, вы по-новому посмотрите на свой. Ответы на эти вопросы и не только.

Читать: 6+ мин
logo Лучше синица

Ради полёта: на что пошла птица, чтобы взлететь

Научно-популярная ‎статья‏ ‎об ‎анатомии, ‎эволюции ‎и ‎метаболических‏ ‎компромиссах, ‎на‏ ‎которые‏ ‎пошли ‎птицы ‎ради‏ ‎возможности ‎подняться‏ ‎в ‎воздух. ‎Как ‎рептилия‏ ‎стала‏ ‎воробьём, ‎почему‏ ‎у ‎птиц‏ ‎нет ‎мочевого ‎пузыря ‎и ‎что‏ ‎общего‏ ‎у ‎синицы‏ ‎и ‎динозавра‏ ‎— ‎в ‎большой ‎истории ‎о‏ ‎главной‏ ‎цене‏ ‎за ‎полёт.


Гравитация‏ ‎— ‎враг,‏ ‎воздух ‎—‏ ‎дом.‏ ‎Как ‎природа‏ ‎отважилась ‎на ‎полёт

Чтобы ‎взлететь, ‎нужно‏ ‎победить ‎физику.‏ ‎Или‏ ‎как ‎минимум ‎—‏ ‎договориться ‎с‏ ‎ней. ‎Эволюция ‎птиц ‎—‏ ‎это‏ ‎не ‎история‏ ‎побед, ‎а‏ ‎история ‎компромиссов. ‎Они ‎сбросили ‎вес,‏ ‎но‏ ‎потеряли ‎защиту.‏ ‎Они ‎обрели‏ ‎лёгкость, ‎но ‎платят ‎за ‎неё‏ ‎каждую‏ ‎секунду‏ ‎высокой ‎ценой‏ ‎— ‎ускоренным‏ ‎метаболизмом, ‎постоянным‏ ‎поиском‏ ‎пищи ‎и‏ ‎хрупкостью. ‎Но ‎ради ‎полёта ‎—‏ ‎стоило.

Первый, ‎кто‏ ‎сделал‏ ‎шаг ‎к ‎воздуху,‏ ‎был ‎не‏ ‎похож ‎ни ‎на ‎воробья,‏ ‎ни‏ ‎на ‎чайку.‏ ‎Это ‎были‏ ‎древние ‎тероподы ‎— ‎двуногие ‎хищные‏ ‎динозавры,‏ ‎среди ‎которых‏ ‎в ‎позднем‏ ‎юрском ‎периоде ‎(примерно ‎150 ‎млн‏ ‎лет‏ ‎назад)‏ ‎появился ‎один‏ ‎особенно ‎интересный:‏ ‎Archaeopteryx ‎lithographica. С‏ ‎перьями,‏ ‎как ‎у‏ ‎птицы, ‎и ‎зубами, ‎как ‎у‏ ‎рептилии, ‎он‏ ‎стал‏ ‎иконой ‎перехода: ‎гибридом,‏ ‎который ‎не‏ ‎умел ‎летать ‎как ‎ласточка,‏ ‎но‏ ‎и ‎не‏ ‎ходил ‎как‏ ‎велоцираптор. ‎У ‎него ‎уже ‎были‏ ‎асимметричные‏ ‎перья, ‎похожие‏ ‎на ‎маховые‏ ‎— ‎важный ‎шаг ‎к ‎управляемому‏ ‎полёту.‏ ‎Но‏ ‎его ‎грудная‏ ‎кость ‎ещё‏ ‎не ‎развилась‏ ‎в‏ ‎ту ‎мощную‏ ‎килевидную ‎структуру, ‎которая ‎сегодня ‎поддерживает‏ ‎полёт ‎птиц‏ ‎с‏ ‎огромной ‎амплитудой ‎крыла.


Тим‏ ‎Беркхед ‎в‏ ‎книге ‎«Иллюстрированная ‎история ‎орнитологии» замечает,‏ ‎что‏ ‎важнейшая ‎заслуга‏ ‎археоптерикса ‎—‏ ‎даже ‎не ‎в ‎том, ‎что‏ ‎он‏ ‎мог ‎взлетать,‏ ‎а ‎в‏ ‎том, ‎что ‎он ‎перешёл ‎на‏ ‎дерево.‏ ‎«Прыжки‏ ‎с ‎высоты‏ ‎и ‎планирование‏ ‎между ‎ветвями‏ ‎стали‏ ‎ареной, ‎на‏ ‎которой ‎отбирался ‎каждый ‎миллиметр ‎аэродинамики»,‏ ‎— ‎пишет‏ ‎он.‏ ‎С ‎деревьев ‎—‏ ‎в ‎небо.

От‏ ‎планирования ‎к ‎взмаху, ‎от‏ ‎взмаха‏ ‎к ‎настоящему‏ ‎полёту. ‎Этот‏ ‎путь ‎потребовал ‎полной ‎переработки ‎тела:

— кости‏ ‎стали‏ ‎полыми ‎(иногда‏ ‎с ‎системой‏ ‎воздушных ‎полостей, ‎соединённых ‎с ‎лёгкими),

— исчезли‏ ‎зубы,‏ ‎чтобы‏ ‎снизить ‎вес‏ ‎черепа,

— мышцы ‎груди‏ ‎увеличились ‎и‏ ‎переместились‏ ‎к ‎низу‏ ‎тела,

— грудная ‎кость ‎обзавелась ‎килем ‎—‏ ‎якорем ‎для‏ ‎мускулов,

— появилась‏ ‎двусторонняя ‎система ‎дыхания:‏ ‎уникальная ‎для‏ ‎птиц ‎и ‎по ‎сей‏ ‎день.

Всё‏ ‎это ‎—‏ ‎огромные ‎затраты‏ ‎энергии. ‎И ‎если ‎бы ‎у‏ ‎нас‏ ‎был ‎такой‏ ‎метаболизм, ‎как‏ ‎у ‎синицы ‎зимой, ‎мы ‎бы‏ ‎ели‏ ‎каждые‏ ‎20 ‎минут‏ ‎и ‎умерли‏ ‎без ‎еды‏ ‎за‏ ‎пару ‎часов.‏ ‎Птица ‎не ‎просто ‎легко ‎взлетает‏ ‎— ‎она‏ ‎делает‏ ‎это ‎на ‎грани‏ ‎выживания.


Летать ‎легко‏ ‎— ‎жить ‎сложно: ‎биология‏ ‎компромисса

Чтобы‏ ‎летать, ‎недостаточно‏ ‎облегчить ‎кости.‏ ‎Нужно ‎сдаться. ‎Птицы ‎сдались ‎мочевому‏ ‎пузырю,‏ ‎потовым ‎железам,‏ ‎половине ‎кишечника‏ ‎и ‎значительной ‎части ‎иммунной ‎системы.‏ ‎Птица‏ ‎не‏ ‎может ‎себе‏ ‎позволить ‎вес,‏ ‎даже ‎если‏ ‎это‏ ‎— ‎её‏ ‎собственная ‎вода. ‎Вместо ‎мочевого ‎пузыря‏ ‎— ‎клоака,‏ ‎которая‏ ‎сливает ‎всё ‎в‏ ‎одном ‎флаконе:‏ ‎и ‎мочевину ‎(в ‎виде‏ ‎белых‏ ‎кристаллов), ‎и‏ ‎фекалии.

Это ‎удобно‏ ‎и ‎эффективно. ‎Но ‎есть ‎и‏ ‎риски:‏ ‎высокая ‎чувствительность‏ ‎к ‎обезвоживанию,‏ ‎уязвимость ‎к ‎паразитам, ‎риск ‎потери‏ ‎калорий.‏ ‎Кроме‏ ‎того, ‎у‏ ‎птиц ‎нет‏ ‎диафрагмы ‎—‏ ‎чтобы‏ ‎дышать, ‎они‏ ‎задействуют ‎грудную ‎клетку ‎и ‎воздушные‏ ‎мешки. ‎Воздух‏ ‎циркулирует‏ ‎через ‎лёгкие ‎в‏ ‎два ‎этапа‏ ‎— ‎вдох ‎и ‎выдох,‏ ‎обеспечивая‏ ‎постоянный ‎приток‏ ‎кислорода. ‎Такая‏ ‎система ‎позволяет ‎лучше ‎снабжать ‎мышцы‏ ‎кислородом‏ ‎в ‎полёте,‏ ‎но ‎делает‏ ‎организм ‎чувствительным ‎к ‎любым ‎загрязнениям‏ ‎воздуха.


Как‏ ‎пишет‏ ‎Дженнифер ‎Акерман‏ ‎в ‎книге‏ ‎«The ‎Bird‏ ‎Way», птицы‏ ‎— ‎не‏ ‎просто ‎летающие ‎существа, ‎это ‎живые‏ ‎машины ‎с‏ ‎идеальной‏ ‎аэродинамикой, ‎в ‎которых‏ ‎каждая ‎функция‏ ‎подчинена ‎полёту: ‎от ‎сна‏ ‎(они‏ ‎умеют ‎спать‏ ‎одним ‎полушарием‏ ‎мозга) ‎до ‎размножения ‎(минимум ‎брачных‏ ‎органов,‏ ‎максимум ‎скрытого‏ ‎выбора). ‎В‏ ‎какой-то ‎момент ‎эволюции ‎птица ‎выбрала:‏ ‎не‏ ‎жить‏ ‎ради ‎комфорта,‏ ‎а ‎жить‏ ‎ради ‎высоты.

Натуральный‏ ‎отбор‏ ‎не ‎спрашивал:‏ ‎«удобно ‎ли ‎тебе ‎летать?» ‎—‏ ‎он ‎спрашивал:‏ ‎«ты‏ ‎выживешь, ‎если ‎не‏ ‎полетишь?» ‎И‏ ‎вся ‎система ‎тела ‎отвечала:‏ ‎«нет».‏ ‎И ‎продолжала‏ ‎изменяться.

Когда ‎динозавр‏ ‎стал ‎воробьём: ‎путь ‎в ‎небо‏ ‎длиной‏ ‎в ‎150‏ ‎миллионов ‎лет

Если‏ ‎сравнить ‎скелет ‎воробья ‎и ‎скелет‏ ‎теропода,‏ ‎различия‏ ‎минимальны. ‎Самое‏ ‎главное ‎—‏ ‎не ‎в‏ ‎костях,‏ ‎а ‎в‏ ‎поведении. ‎Птицы, ‎в ‎отличие ‎от‏ ‎рептилий, ‎стали‏ ‎очень‏ ‎социальными. Умение ‎взаимодействовать ‎в‏ ‎стае, ‎обучаться,‏ ‎передавать ‎поведенческие ‎паттерны ‎—‏ ‎всё‏ ‎это ‎стало‏ ‎частью ‎их‏ ‎эволюционной ‎адаптации. ‎Полёт ‎дал ‎свободу,‏ ‎но‏ ‎потребовал ‎сложной‏ ‎нейрофизиологии: ‎развитого‏ ‎зрения, ‎ориентации ‎в ‎пространстве, ‎памяти,‏ ‎быстрого‏ ‎принятия‏ ‎решений.


Наиболее ‎интересный‏ ‎момент ‎—‏ ‎это ‎переход‏ ‎к‏ ‎миниатюрности. ‎Тероподы,‏ ‎ведущие ‎к ‎птицам, ‎постепенно ‎уменьшались‏ ‎в ‎размерах.‏ ‎По‏ ‎данным ‎анализа ‎(Xu‏ ‎et ‎al.,‏ ‎2014, ‎Nature), «линия, ‎ведущая ‎к‏ ‎птицам,‏ ‎на ‎протяжении‏ ‎50 ‎миллионов‏ ‎лет ‎испытывала ‎устойчивое ‎давление ‎к‏ ‎уменьшению‏ ‎тела ‎и‏ ‎развитию ‎анатомических‏ ‎новшеств». ‎Это ‎дало ‎возможность ‎колонизировать‏ ‎новые‏ ‎среды,‏ ‎освоить ‎крону‏ ‎деревьев, ‎а‏ ‎потом ‎и‏ ‎воздушное‏ ‎пространство.

Птица ‎сегодня‏ ‎— ‎это ‎не ‎только ‎отпрыск‏ ‎динозавра, ‎это‏ ‎результат‏ ‎миллионов ‎лет ‎изменений‏ ‎ради ‎одного:‏ ‎чтобы ‎жить ‎в ‎воздухе.‏ ‎Каждая‏ ‎её ‎клетка‏ ‎напоминает: ‎цена‏ ‎полёта ‎— ‎всё ‎остальное. ‎У‏ ‎птиц‏ ‎нет ‎кожного‏ ‎жира, ‎нет‏ ‎молочных ‎желёз, ‎нет ‎ушных ‎раковин,‏ ‎нет‏ ‎мочевого‏ ‎пузыря, ‎нет‏ ‎права ‎на‏ ‎отдых. ‎Но‏ ‎есть‏ ‎небо.

Как ‎бы‏ ‎сказала ‎Акерман: ‎«Летать ‎— ‎значит‏ ‎ежедневно ‎делать‏ ‎невозможное.‏ ‎И ‎делать ‎это‏ ‎красиво».

Читать: 6+ мин
logo Лучше синица

Гении с перьями: что птицы могут, а мы — нет

Если ‎бы‏ ‎кто-то ‎сказал ‎вам, ‎что ‎где-то‏ ‎в ‎тропическом‏ ‎лесу‏ ‎живёт ‎птица, ‎которая‏ ‎не ‎просто‏ ‎использует ‎инструменты, ‎а ‎ещё‏ ‎и‏ ‎может ‎их‏ ‎модифицировать, ‎вы‏ ‎бы ‎решили: ‎выдумка ‎или ‎мультик?‏ ‎Но‏ ‎нет ‎—‏ ‎это ‎реальность.‏ ‎Мир ‎птиц ‎полон ‎интеллектуальных ‎сюрпризов,‏ ‎и‏ ‎чем‏ ‎дольше ‎мы‏ ‎его ‎изучаем,‏ ‎тем ‎яснее:‏ ‎разум‏ ‎— ‎не‏ ‎прерогатива ‎млекопитающих. ‎У ‎птиц ‎он‏ ‎есть. ‎И‏ ‎работает‏ ‎он ‎иногда ‎не‏ ‎хуже ‎человеческого.

Птичий‏ ‎мозг ‎— ‎не ‎«орех»

Начнём‏ ‎с‏ ‎главного. ‎Птичий‏ ‎мозг ‎долгое‏ ‎время ‎считался ‎примитивным. ‎На ‎это‏ ‎указывала‏ ‎даже ‎лексика:‏ ‎«птичьи ‎мозги»‏ ‎в ‎культуре ‎означают ‎глупость. ‎Но‏ ‎всё‏ ‎изменилось‏ ‎с ‎начала‏ ‎XXI ‎века.‏ ‎Исследования ‎показали:‏ ‎хотя‏ ‎мозг ‎у‏ ‎птиц ‎меньше ‎по ‎объёму, ‎нейронов‏ ‎в ‎нём‏ ‎порой‏ ‎больше, ‎чем ‎у‏ ‎приматов ‎такого‏ ‎же ‎размера. ‎Особенно ‎в‏ ‎так‏ ‎называемом ‎паллиуме — зоне,‏ ‎отвечающей ‎за‏ ‎высшие ‎когнитивные ‎функции. ‎Учёные ‎Сюзан‏ ‎Хернстайн‏ ‎(Susan ‎Herrnstein,‏ ‎1930–2010) ‎и‏ ‎Ондрей ‎Крал ‎(Ondrej ‎Král, ‎1945–2009)‏ ‎первыми‏ ‎показали,‏ ‎что ‎даже‏ ‎голуби ‎могут‏ ‎отличать ‎картины‏ ‎Моне‏ ‎от ‎Пикассо.‏ ‎А ‎в ‎2016 ‎году ‎исследование‏ ‎Олевски ‎и‏ ‎Хаубера‏ ‎(Olkowicz ‎et ‎al.,‏ ‎PNAS, 2016) доказало, ‎что‏ ‎у ‎воробьинообразных ‎и ‎попугаев‏ ‎плотность‏ ‎нейронов ‎выше,‏ ‎чем ‎у‏ ‎обезьян.

Новокаледонский ‎ворон: ‎инженер ‎среди ‎птиц

Возьмём,‏ ‎к‏ ‎примеру, ‎новокаледонского‏ ‎ворона ‎(Corvus‏ ‎moneduloides), живущего ‎на ‎архипелаге ‎Новая ‎Каледония‏ ‎в‏ ‎юго-западной‏ ‎части ‎Тихого‏ ‎океана. ‎Это‏ ‎не ‎просто‏ ‎умная‏ ‎птица. ‎Это‏ ‎изобретатель. ‎Исследования ‎Алекс ‎Кацеляника ‎(Alex‏ ‎Kacelnik, ‎род.‏ ‎1947)‏ ‎из ‎Оксфордского ‎университета‏ ‎показали, ‎что‏ ‎эти ‎вороны ‎могут ‎использовать‏ ‎палочки‏ ‎для ‎добычи‏ ‎пищи, ‎модифицировать‏ ‎инструменты ‎под ‎конкретную ‎задачу ‎и‏ ‎даже‏ ‎применять ‎составные‏ ‎инструменты — то, ‎что‏ ‎долгое ‎время ‎считалось ‎доступным ‎только‏ ‎человеку‏ ‎и‏ ‎высшим ‎приматам.

Один‏ ‎из ‎самых‏ ‎известных ‎опытов‏ ‎был‏ ‎проведён ‎с‏ ‎воронами ‎Бетти ‎и ‎Абелем. ‎Бетти,‏ ‎обнаружив, ‎что‏ ‎крючка‏ ‎для ‎достания ‎пищи‏ ‎нет, ‎сама‏ ‎согнула ‎проволоку ‎в ‎нужную‏ ‎форму. Это‏ ‎не ‎только‏ ‎решение ‎задачи,‏ ‎это ‎— ‎инсайт. ‎Понимание, ‎что‏ ‎предмет‏ ‎можно ‎изменить‏ ‎под ‎нужды.


Сойки‏ ‎и ‎невероятная ‎память

Калифорнийские ‎кустарниковые ‎сойки‏ ‎(Aphelocoma‏ ‎californica), обитающие‏ ‎в ‎Северной‏ ‎Америке, ‎потрясают‏ ‎другой ‎способностью‏ ‎—‏ ‎эпизодической ‎памятью. Исследование‏ ‎Николы ‎Клейтон ‎(Nicola ‎Clayton, ‎род.‏ ‎1962) ‎из‏ ‎Кембриджа‏ ‎показало: ‎сойки ‎запоминают,‏ ‎где, ‎когда‏ ‎и ‎что ‎именно они ‎спрятали‏ ‎в‏ ‎сотнях ‎тайников.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎они ‎могут ‎пересматривать ‎эти ‎решения,‏ ‎если,‏ ‎например, ‎пища‏ ‎портится. ‎Такое‏ ‎поведение ‎предполагает ‎модель ‎времени в ‎голове‏ ‎птицы‏ ‎—‏ ‎представление ‎о‏ ‎будущем ‎и‏ ‎прошлом, ‎что‏ ‎раньше‏ ‎приписывалось ‎только‏ ‎человеку.


Сойки ‎также ‎проявляют ‎эмпатию: ‎если‏ ‎рядом ‎с‏ ‎ними‏ ‎есть ‎другая ‎птица,‏ ‎они ‎изменяют‏ ‎поведение ‎при ‎сокрытии ‎пищи,‏ ‎будто‏ ‎понимают ‎—‏ ‎за ‎ними‏ ‎наблюдают. ‎Это ‎уже ‎зачатки ‎теории‏ ‎разума — способности‏ ‎понимать ‎мысли‏ ‎другого.

Попугай ‎Алекс:‏ ‎птица, ‎которая ‎говорила

Говоря ‎об ‎интеллекте‏ ‎птиц,‏ ‎нельзя‏ ‎не ‎вспомнить‏ ‎попугая ‎Алекса‏ ‎(Psittacus ‎erithacus), африканского‏ ‎серого‏ ‎жако, ‎воспитанника‏ ‎зоопсихолога ‎Айрин ‎Пепперберг ‎(Irene ‎Pepperberg,‏ ‎род. ‎1949).‏ ‎За‏ ‎30 ‎лет ‎исследований‏ ‎Алекс ‎выучил‏ ‎около ‎150 ‎слов, понимал ‎категории‏ ‎(цвет,‏ ‎форма, ‎материал)‏ ‎и ‎даже‏ ‎концепцию ‎«ноль». ‎На ‎вопрос ‎«Сколько‏ ‎зелёных‏ ‎ключей?» ‎он‏ ‎мог ‎ответить:‏ ‎«Два». ‎И ‎если ‎предметов ‎не‏ ‎было‏ ‎—‏ ‎«ноль».

Особенно ‎поразителен‏ ‎случай, ‎когда‏ ‎Алекс, ‎глядя‏ ‎в‏ ‎зеркало, ‎спросил:‏ ‎«Какое ‎у ‎меня ‎цвето?» ‎—‏ ‎и ‎научился,‏ ‎что‏ ‎он ‎серый. ‎Это,‏ ‎возможно, ‎первая‏ ‎в ‎истории ‎птица, ‎которая‏ ‎проявила‏ ‎самоосознание.

Культурные ‎традиции

Вороны‏ ‎не ‎только‏ ‎умны ‎— ‎они ‎способны ‎к‏ ‎социальному‏ ‎обучению. Исследования ‎Томаса‏ ‎Буга ‎(Thomas‏ ‎Bugnyar, ‎род. ‎1971) ‎показали: ‎если‏ ‎один‏ ‎ворон‏ ‎находит ‎новый‏ ‎способ ‎открыть‏ ‎контейнер ‎с‏ ‎пищей,‏ ‎другие ‎перенимают‏ ‎этот ‎навык ‎— ‎и ‎он‏ ‎распространяется ‎как‏ ‎«традиция»‏ ‎в ‎группе.

Одно ‎из‏ ‎самых ‎поразительных‏ ‎открытий ‎связано ‎с ‎тем,‏ ‎как‏ ‎зебровые ‎амадины‏ ‎учатся ‎петь. Их‏ ‎пение ‎— ‎это ‎не ‎врождённый‏ ‎навык,‏ ‎а ‎приобретённый:‏ ‎самцы ‎обучаются‏ ‎мелодии ‎в ‎«детстве», ‎слушая ‎песню‏ ‎взрослого‏ ‎самца-наставника.‏ ‎Это ‎делает‏ ‎их ‎моделью‏ ‎для ‎изучения‏ ‎человеческой‏ ‎речи.

Учёные ‎используют‏ ‎зебровых ‎амадин ‎для ‎того, ‎чтобы‏ ‎понять, ‎как‏ ‎формируются‏ ‎нейронные ‎цепи, ‎отвечающие‏ ‎за ‎обучение‏ ‎языку. Одно ‎из ‎ключевых ‎открытий‏ ‎связано‏ ‎с ‎тем,‏ ‎что ‎у‏ ‎них ‎в ‎мозге ‎есть ‎особая‏ ‎область,‏ ‎называемая ‎Area‏ ‎X — аналог ‎человеческого‏ ‎базального ‎ганглия, ‎который ‎участвует ‎в‏ ‎обучении‏ ‎и‏ ‎моторном ‎контроле.

Исследования‏ ‎показали, ‎что‏ ‎если ‎молодая‏ ‎амадина‏ ‎не ‎слышит‏ ‎песню ‎взрослого ‎самца ‎в ‎определённое‏ ‎«чувствительное ‎окно»‏ ‎(примерно‏ ‎до ‎60 ‎дней‏ ‎жизни), ‎её‏ ‎песня ‎остаётся ‎грубой ‎и‏ ‎примитивной‏ ‎— ‎как‏ ‎будто ‎человеческий‏ ‎ребёнок ‎не ‎слышал ‎речи.

Зебровые ‎амадины‏ ‎—‏ ‎не ‎просто‏ ‎«воспроизводят» ‎песню.‏ ‎Они ‎умеют ‎импровизировать, создавать ‎вариации. ‎Это‏ ‎напоминает‏ ‎джаз.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎их ‎мозг‏ ‎реагирует ‎на‏ ‎ошибки‏ ‎в ‎пении,‏ ‎что ‎даёт ‎учёным ‎возможность ‎изучать‏ ‎обратную ‎связь‏ ‎в‏ ‎мозге: как ‎организм ‎сравнивает‏ ‎ожидаемое ‎с‏ ‎реальным.

В ‎2005 ‎году ‎исследование,‏ ‎проведённое‏ ‎под ‎руководством‏ ‎Michale ‎Fee‏ ‎(род. ‎1967) в ‎Массачусетском ‎технологическом ‎институте‏ ‎(MIT),‏ ‎показало, ‎что‏ ‎амадины ‎могут‏ ‎корректировать ‎свои ‎песни ‎в ‎режиме‏ ‎реального‏ ‎времени.‏ ‎Это ‎делает‏ ‎их ‎важнейшей‏ ‎моделью ‎для‏ ‎понимания‏ ‎того, ‎как‏ ‎мозг ‎обучается ‎и ‎корректирует ‎действия‏ ‎на ‎основе‏ ‎опыта.

Почему‏ ‎это ‎важно

Изучение ‎птичьего‏ ‎интеллекта ‎меняет‏ ‎наше ‎понимание ‎эволюции ‎разума.‏ ‎Ведь‏ ‎мозг ‎птицы‏ ‎и ‎млекопитающего‏ ‎развивались ‎независимо, но ‎пришли ‎к ‎схожим‏ ‎когнитивным‏ ‎вершинам. ‎Это‏ ‎пример ‎конвергентной‏ ‎эволюции — когда ‎схожие ‎решения ‎возникают ‎в‏ ‎разных‏ ‎ветвях‏ ‎жизни.

Более ‎того,‏ ‎птицы ‎помогают‏ ‎понять, ‎как‏ ‎работают‏ ‎процессы ‎обучения,‏ ‎памяти, ‎эмпатии ‎и ‎даже ‎творчества.‏ ‎Сегодня ‎когнитивная‏ ‎орнитология‏ ‎— ‎один ‎из‏ ‎самых ‎быстроразвивающихся‏ ‎разделов ‎науки ‎о ‎животных.‏ ‎И,‏ ‎возможно, ‎именно‏ ‎она ‎даст‏ ‎нам ‎ключи ‎к ‎пониманию ‎самого‏ ‎себя.


Читать: 7 мин
logo Лучше синица

Совы как зеркало природы

Рыбный ‎филин,‏ ‎сипуха, ‎ушастая ‎сова ‎— ‎три‏ ‎разных ‎пути‏ ‎одного‏ ‎будущего. ‎Эта ‎статья‏ ‎рассказывает, ‎как‏ ‎исчезающие ‎совы ‎предупреждают ‎нас‏ ‎об‏ ‎экологических ‎сдвигах,‏ ‎и ‎как‏ ‎в ‎некоторых ‎редких ‎случаях ‎они‏ ‎учатся‏ ‎жить ‎рядом‏ ‎с ‎человеком.‏ ‎Их ‎молчание ‎— ‎это ‎отражение‏ ‎наших‏ ‎действий,‏ ‎а ‎их‏ ‎выживание ‎—‏ ‎зеркало ‎нашей‏ ‎человечности.

Хищники,‏ ‎которых ‎стоит‏ ‎беречь

Совы ‎— ‎это ‎не ‎только‏ ‎ночные ‎хищники,‏ ‎но‏ ‎и ‎чувствительные ‎индикаторы‏ ‎состояния ‎окружающей‏ ‎среды. ‎От ‎исчезающего ‎рыбного‏ ‎филина‏ ‎в ‎таёжных‏ ‎лесах ‎России‏ ‎до ‎ушастых ‎сов, ‎облюбовавших ‎городские‏ ‎парки‏ ‎Сербии, ‎их‏ ‎судьбы ‎отражают‏ ‎влияние ‎человека ‎на ‎природу. ‎Эта‏ ‎статья‏ ‎рассказывает‏ ‎о ‎том,‏ ‎как ‎совы‏ ‎становятся ‎зеркалом‏ ‎экологических‏ ‎изменений ‎и‏ ‎что ‎мы ‎можем ‎узнать, ‎прислушиваясь‏ ‎к ‎их‏ ‎молчаливым‏ ‎сигналам.

В ‎тени ‎густых‏ ‎лесов ‎Приморья,‏ ‎где ‎реки ‎извиваются ‎между‏ ‎скалами,‏ ‎а ‎зима‏ ‎длится ‎большую‏ ‎часть ‎года, ‎обитает ‎одна ‎из‏ ‎самых‏ ‎загадочных ‎птиц‏ ‎планеты ‎—‏ ‎рыбный ‎филин ‎(Bubo ‎blakistoni). Это ‎крупнейшая‏ ‎в‏ ‎мире‏ ‎сова. ‎Да,‏ ‎больше ‎даже,‏ ‎чем ‎полярная‏ ‎сова‏ ‎или ‎филин‏ ‎обыкновенный. ‎Он ‎обитает ‎в ‎старых‏ ‎лесах ‎вдоль‏ ‎горных‏ ‎рек. ‎Он ‎зависит‏ ‎от ‎чистой,‏ ‎незамерзающей ‎воды ‎и ‎прибрежной‏ ‎растительности,‏ ‎чтобы ‎охотиться‏ ‎и ‎гнездиться.

Рыбный‏ ‎филин ‎не ‎умеет ‎ловить ‎рыбу‏ ‎в‏ ‎полёте, ‎как‏ ‎скопа ‎—‏ ‎он ‎заходит ‎в ‎воду ‎по‏ ‎грудь,‏ ‎ходит‏ ‎по ‎мелководью‏ ‎и ‎вытаскивает‏ ‎добычу ‎когтями.‏ ‎Очень‏ ‎скрытен. ‎Даже‏ ‎опытные ‎натуралисты ‎годами ‎могут ‎не‏ ‎увидеть ‎его‏ ‎в‏ ‎дикой ‎природе. ‎Гнездится‏ ‎в ‎дуплах‏ ‎огромных ‎старых ‎деревьев ‎или‏ ‎на‏ ‎прибрежных ‎скалах,‏ ‎часто ‎рядом‏ ‎с ‎водоёмами.


По ‎оценке ‎IUCN, ‎вид‏ ‎находится‏ ‎под ‎угрозой‏ ‎исчезновения ‎и‏ ‎занесён ‎в ‎Красную ‎книгу. ‎В‏ ‎Японии,‏ ‎например,‏ ‎осталось ‎всего‏ ‎около ‎150‏ ‎пар, ‎на‏ ‎всём‏ ‎Дальнем ‎Востоке‏ ‎— ‎несколько ‎сотен.

Американский ‎биолог ‎Джонатан‏ ‎Слат ‎(Jonathan‏ ‎C.‏ ‎Slaght) ‎посвятил ‎годы‏ ‎изучению ‎этой‏ ‎редкой ‎птицы, ‎описав ‎свои‏ ‎приключения‏ ‎в ‎книге‏ ‎Owls ‎of‏ ‎the ‎Eastern ‎Ice ‎(Совы ‎во‏ ‎льдах). Он‏ ‎рассказывает ‎о‏ ‎трудностях ‎полевых‏ ‎исследований ‎в ‎суровых ‎условиях ‎Дальнего‏ ‎Востока‏ ‎России,‏ ‎где ‎каждый‏ ‎шаг ‎требует‏ ‎усилий, ‎а‏ ‎каждая‏ ‎встреча ‎с‏ ‎филином ‎— ‎редкая ‎удача. ‎Исчезновение‏ ‎рыбного ‎филина‏ ‎сигнализирует‏ ‎о ‎нарушении ‎экосистемы:‏ ‎вырубка ‎лесов,‏ ‎строительство ‎плотин ‎и ‎загрязнение‏ ‎рек‏ ‎лишают ‎птицу‏ ‎привычной ‎среды‏ ‎обитания. ‎Таким ‎образом, ‎судьба ‎этой‏ ‎совы‏ ‎становится ‎индикатором‏ ‎состояния ‎окружающей‏ ‎среды ‎и ‎отражением ‎воздействия ‎человека‏ ‎на‏ ‎природу.

Совы‏ ‎в ‎целом‏ ‎являются ‎чувствительными‏ ‎индикаторами ‎экологических‏ ‎изменений.‏ ‎Их ‎уникальные‏ ‎адаптации ‎— ‎бесшумный ‎полёт, ‎острый‏ ‎слух ‎и‏ ‎зрение‏ ‎— ‎делают ‎их‏ ‎эффективными ‎хищниками,‏ ‎но ‎также ‎уязвимыми ‎к‏ ‎изменениям‏ ‎в ‎среде‏ ‎обитания. ‎Например,‏ ‎сипуха ‎(Tyto ‎alba), распространённая ‎в ‎Европе‏ ‎и‏ ‎Северной ‎Америке,‏ ‎пострадала ‎от‏ ‎использования ‎пестицидов, ‎таких ‎как ‎ДДТ,‏ ‎которые‏ ‎вызывали‏ ‎истончение ‎яичной‏ ‎скорлупы ‎и‏ ‎приводили ‎к‏ ‎гибели‏ ‎птенцов. ‎Совы,‏ ‎гнездящиеся ‎на ‎земле, ‎как ‎болотная‏ ‎сова ‎(Asio‏ ‎flammeus), страдают‏ ‎от ‎разрушения ‎их‏ ‎гнёзд ‎в‏ ‎результате ‎сельскохозяйственной ‎деятельности ‎и‏ ‎урбанизации.‏ ‎Таким ‎образом,‏ ‎совы ‎становятся‏ ‎лакмусовой ‎бумажкой, ‎отражающей ‎здоровье ‎экосистем‏ ‎и‏ ‎степень ‎воздействия‏ ‎человека ‎на‏ ‎природу.


Однако ‎есть ‎и ‎примеры ‎успешной‏ ‎адаптации‏ ‎сов‏ ‎к ‎жизни‏ ‎рядом ‎с‏ ‎человеком. ‎Город‏ ‎Кикинда‏ ‎в ‎Сербии‏ ‎стал ‎известен ‎как ‎«город ‎сов»‏ ‎благодаря ‎крупнейшему‏ ‎в‏ ‎мире ‎скоплению ‎ушастых‏ ‎сов ‎(Asio‏ ‎otus), зимующих ‎в ‎городских ‎парках‏ ‎и‏ ‎на ‎площадях.‏ ‎Совы ‎облюбовали‏ ‎деревья ‎в ‎центре ‎города, ‎где‏ ‎их‏ ‎не ‎беспокоят,‏ ‎а ‎местные‏ ‎жители ‎гордятся ‎своими ‎пернатыми ‎соседями.

Город‏ ‎Кикинда‏ ‎—‏ ‎это ‎не‏ ‎просто ‎точка‏ ‎на ‎карте‏ ‎Сербии,‏ ‎а ‎уникальное‏ ‎место ‎на ‎планете. ‎Его ‎можно‏ ‎смело ‎называть‏ ‎столицей‏ ‎сов Европы. ‎И ‎речь‏ ‎идёт ‎вовсе‏ ‎не ‎о ‎зоопарке ‎или‏ ‎природном‏ ‎заказнике, ‎а‏ ‎о ‎самом‏ ‎настоящем ‎городском ‎пространстве ‎— ‎с‏ ‎площадями,‏ ‎машинами, ‎фонарями‏ ‎и ‎людьми.‏ ‎Только ‎тут ‎на ‎фонарях, ‎зданиях‏ ‎и‏ ‎деревьях‏ ‎вместо ‎голубей‏ ‎сидят… ‎ушки‏ ‎совы.

Кикинда ‎(Kikinda)‏ ‎—‏ ‎небольшой ‎город‏ ‎на ‎севере ‎Сербии, ‎почти ‎у‏ ‎границы ‎с‏ ‎Венгрией.‏ ‎Население ‎— ‎около‏ ‎37 ‎000‏ ‎человек. ‎Типичный ‎спокойный ‎балканский‏ ‎город‏ ‎с ‎симпатичным‏ ‎центром, ‎православными‏ ‎церквями ‎и ‎кафе, ‎где ‎пьют‏ ‎крепкий‏ ‎кофе ‎и‏ ‎говорят ‎неторопливо.‏ ‎Но ‎у ‎Кикинды ‎есть ‎удивительное‏ ‎отличие:‏ ‎каждую‏ ‎зиму ‎в‏ ‎центр ‎города‏ ‎слетаются ‎тысячи‏ ‎ушастых‏ ‎сов (Asio ‎otus), чтобы‏ ‎провести ‎там ‎холодное ‎время ‎года.‏ ‎Они ‎устраиваются‏ ‎на‏ ‎деревьях ‎прямо ‎вдоль‏ ‎центральных ‎улиц,‏ ‎иногда ‎в ‎двух ‎шагах‏ ‎от‏ ‎остановок ‎и‏ ‎супермаркетов.

Почему ‎совы‏ ‎выбрали ‎Кикинду?

Сама ‎идея ‎того, ‎что‏ ‎дикая‏ ‎сова ‎предпочитает‏ ‎зимовать ‎в‏ ‎городе, ‎кажется ‎абсурдной. ‎Но ‎у‏ ‎природы‏ ‎свои‏ ‎причины:

  1. Теплее, ‎чем‏ ‎в ‎лесу.‏ ‎Центр ‎города‏ ‎аккумулирует‏ ‎тепло ‎от‏ ‎зданий ‎и ‎дорог ‎— ‎эффект‏ ‎острова ‎тепла.
  2. Меньше‏ ‎хищников.‏ ‎В ‎отличие ‎от‏ ‎сельской ‎местности,‏ ‎в ‎городе ‎меньше ‎ястребов,‏ ‎филинов‏ ‎и ‎других‏ ‎конкурентов.
  3. Больше ‎еды.‏ ‎В ‎городах ‎мышей ‎и ‎крыс‏ ‎вполне‏ ‎достаточно ‎—‏ ‎мусор, ‎зернохранилища,‏ ‎остатки ‎еды.
  4. Старые ‎деревья ‎в ‎центре‏ ‎—‏ ‎идеальные‏ ‎насесты ‎для‏ ‎дневного ‎отдыха.‏ ‎Особенно ‎хороши‏ ‎ели‏ ‎и ‎туи,‏ ‎густые ‎и ‎защищённые.

Интересно, ‎что ‎ушастые‏ ‎совы ‎—‏ ‎крайне‏ ‎социальные ‎птицы, ‎по‏ ‎крайней ‎мере‏ ‎зимой. ‎Они ‎устраивают ‎так‏ ‎называемые‏ ‎«коммунальные ‎насесты»,‏ ‎собираясь ‎на‏ ‎одном ‎дереве ‎по ‎20–30 ‎особей.‏ ‎А‏ ‎в ‎Кикинде‏ ‎на ‎пике‏ ‎сезона ‎бывает ‎до ‎750 ‎особей‏ ‎—‏ ‎по‏ ‎оценкам ‎орнитологов‏ ‎из ‎BirdLife‏ ‎Serbia. Это ‎одна‏ ‎из‏ ‎крупнейших ‎известных‏ ‎зимующих ‎популяций ‎ушастых ‎сов ‎в‏ ‎мире!


Систематические ‎наблюдения‏ ‎за‏ ‎совами ‎в ‎Кикинде‏ ‎ведутся ‎с‏ ‎конца ‎1990-х ‎годов. ‎Наиболее‏ ‎активные‏ ‎исследования ‎проводили‏ ‎сербские ‎орнитологи,‏ ‎в ‎частности:

  • Dragan ‎Hamzić ‎— ‎один‏ ‎из‏ ‎первых, ‎кто‏ ‎начал ‎документировать‏ ‎сезонную ‎численность ‎и ‎поведение ‎сов;
  • статьи‏ ‎в‏ ‎Urban‏ ‎Ecology ‎Journal и‏ ‎сборниках ‎Балканской‏ ‎орнитологической ‎конференции‏ ‎указывают,‏ ‎что ‎Кикинда‏ ‎даёт ‎важный ‎пример ‎адаптации ‎дикой‏ ‎природы ‎к‏ ‎урбанизации.

Интересно,‏ ‎что ‎некоторые ‎совы,‏ ‎окольцованные ‎здесь‏ ‎зимой, ‎затем ‎находят ‎в‏ ‎лесах‏ ‎Австрии, ‎Румынии,‏ ‎Венгрии ‎и‏ ‎даже ‎на ‎территории ‎России. ‎То‏ ‎есть‏ ‎Кикинда ‎—‏ ‎важный ‎узел‏ ‎миграционной ‎сети.

Этот ‎уникальный ‎пример ‎показывает,‏ ‎что‏ ‎при‏ ‎уважительном ‎отношении‏ ‎человека ‎к‏ ‎природе ‎возможна‏ ‎гармоничная‏ ‎экзистенция, ‎при‏ ‎которой ‎выигрывают ‎обе ‎стороны.

Читать: 12+ мин
logo Лучше синица

Птицы и люди: адаптация в каменных джунглях

В ‎мире,‏ ‎где ‎вместо ‎лесов ‎растут ‎кварталы‏ ‎жилых ‎многоэтажек,‏ ‎а‏ ‎вместо ‎травянистых ‎полян‏ ‎— ‎асфальт‏ ‎и ‎бетон, ‎можно ‎удивиться:‏ ‎где‏ ‎здесь ‎место‏ ‎птицам? ‎Но‏ ‎посмотрите ‎внимательнее ‎— ‎они ‎здесь!‏ ‎Они‏ ‎шныряют ‎в‏ ‎закоулках ‎дворов,‏ ‎сидят ‎на ‎карнизах, ‎гнездятся ‎в‏ ‎вентиляционных‏ ‎шахтах‏ ‎и ‎кормятся‏ ‎прямо ‎на‏ ‎террасах ‎кафе.‏ ‎Город‏ ‎оказался ‎одновременно‏ ‎угрозой ‎и ‎возможностью ‎для ‎одних‏ ‎видов ‎и‏ ‎настоящим‏ ‎испытанием ‎— ‎для‏ ‎других. ‎Разберёмся,‏ ‎кто ‎и ‎как ‎преуспел‏ ‎в‏ ‎урбанистической ‎стихии,‏ ‎а ‎кто‏ ‎не ‎смог ‎вписаться ‎в ‎новую‏ ‎экосистему.

От‏ ‎скал ‎к‏ ‎крышам: ‎сизый‏ ‎голубь ‎как ‎пример ‎эволюционной ‎гибкости

Когда-то‏ ‎сизый‏ ‎голубь‏ ‎(Columba ‎livia) жил‏ ‎на ‎крутых‏ ‎утёсах, ‎где‏ ‎селился‏ ‎в ‎расщелинах‏ ‎скал, ‎питался ‎семенами ‎трав ‎и‏ ‎избегал ‎хищников.‏ ‎Но‏ ‎разве ‎мог ‎он‏ ‎подозревать, ‎что‏ ‎однажды ‎каменные ‎«утёсы» ‎начнут‏ ‎строить‏ ‎люди, ‎укутывая‏ ‎целые ‎континенты‏ ‎бетонными ‎джунглями? ‎Похоже, ‎он ‎не‏ ‎только‏ ‎подозревал, ‎но‏ ‎и ‎ждал‏ ‎этого ‎момента.

Вскоре ‎после ‎того, ‎как‏ ‎города‏ ‎стали‏ ‎разрастаться, ‎сизый‏ ‎голубь ‎решил,‏ ‎что ‎городские‏ ‎здания‏ ‎— ‎это‏ ‎идеальная ‎замена ‎естественным ‎скальным ‎обрывам.‏ ‎Карнизы, ‎арки,‏ ‎крышки‏ ‎фонарей ‎— ‎всё‏ ‎это ‎стало‏ ‎для ‎него ‎знакомыми ‎«гнёздами»,‏ ‎в‏ ‎которых ‎можно‏ ‎безопасно ‎выводить‏ ‎птенцов. ‎А ‎мусорные ‎баки ‎и‏ ‎уличные‏ ‎кафе ‎предложили‏ ‎обильные ‎«поставки»‏ ‎еды.

Со ‎временем ‎городские ‎голуби ‎развили‏ ‎особую‏ ‎модель‏ ‎поведения:

  1. Снижение ‎страха‏ ‎перед ‎человеком. Если‏ ‎дикие ‎предки‏ ‎улетали,‏ ‎услышав ‎шорох,‏ ‎то ‎городская ‎особь ‎может ‎смело‏ ‎сидеть ‎на‏ ‎подоконнике,‏ ‎пока ‎турист ‎фотографируется‏ ‎в ‎метре‏ ‎от ‎неё.
  2. Поиск ‎пищи ‎среди‏ ‎человеческих‏ ‎отходов. Разбросанная ‎булка,‏ ‎крошки ‎от‏ ‎пиццы ‎или ‎обрезки ‎фруктов ‎в‏ ‎парке‏ ‎— ‎всё‏ ‎это ‎стало‏ ‎частью ‎рациона. ‎Исследования ‎RSPB ‎—‏ ‎Королевского‏ ‎общества‏ ‎защиты ‎птиц‏ ‎(Royal ‎Society‏ ‎for ‎the‏ ‎Protection‏ ‎of ‎Birds)‏ ‎зафиксировали, ‎что ‎в ‎центре ‎Лондона‏ ‎голуби ‎размножаются‏ ‎круглый‏ ‎год ‎благодаря ‎большому‏ ‎количеству ‎«доступных»‏ ‎культурных ‎отходов.
  3. Маскировка ‎и ‎скрытность. Городские‏ ‎голуби‏ ‎научились ‎«сливаться»‏ ‎с ‎отделкой‏ ‎стен: ‎пёстро-серая ‎окраска ‎идеально ‎подходит‏ ‎к‏ ‎бетонным ‎фасадам‏ ‎и ‎металлическим‏ ‎рамам ‎окон.

Со ‎временем ‎сизый ‎голубь‏ ‎стал‏ ‎символом‏ ‎урбанизации ‎птиц. Там,‏ ‎где ‎человеческое‏ ‎присутствие ‎сильнее‏ ‎всего,‏ ‎он ‎чувствует‏ ‎себя ‎как ‎дома. ‎Именно ‎поэтому,‏ ‎когда ‎мы‏ ‎гуляем‏ ‎по ‎оживлённым ‎улицам,‏ ‎первым, ‎кого‏ ‎мы ‎замечаем, ‎обычно ‎бывает‏ ‎он‏ ‎— ‎с‏ ‎его ‎гордым,‏ ‎чуть-чуть ‎высокомерным ‎видом. ‎Ведь ‎он‏ ‎знает:‏ ‎бетон ‎и‏ ‎асфальт ‎ему‏ ‎не ‎враг, ‎а ‎сосед, ‎от‏ ‎которого‏ ‎он‏ ‎получает ‎все‏ ‎бонусы ‎для‏ ‎выживания.

Синицы ‎и‏ ‎бутылка‏ ‎с ‎молоком:‏ ‎урок ‎социальной ‎передачи ‎навыков

Если ‎сизый‏ ‎голубь ‎—‏ ‎это‏ ‎птица ‎«поколений ‎кирпичей»,‏ ‎то ‎обыкновенная‏ ‎лазоревка ‎(Cyanistes ‎caeruleus) ‎—‏ ‎её‏ ‎интеллектуальный ‎хакер:‏ ‎маленькая, ‎но‏ ‎сообразительная ‎лесная ‎жительница, ‎которая ‎решила,‏ ‎что‏ ‎цивилизация ‎предлагает‏ ‎чудесные ‎«лазейки»‏ ‎в ‎её ‎привычный ‎лесной ‎образ‏ ‎жизни.

В‏ ‎середине‏ ‎XX ‎века‏ ‎жители ‎британских‏ ‎городков ‎заметили‏ ‎удивительное‏ ‎явление: ‎синицы‏ ‎стали ‎массово ‎осваивать ‎крышки ‎бутылок‏ ‎с ‎молоком,‏ ‎которые‏ ‎курьеры ‎оставляли ‎на‏ ‎порогах ‎домов.‏ ‎Виной ‎тому ‎— ‎натуральный‏ ‎сливочный‏ ‎продукт, ‎который‏ ‎лежал ‎в‏ ‎стеклянной ‎бутылке, ‎залитой ‎сверху ‎тонкой‏ ‎алюминиевой‏ ‎фольгой. ‎Лазоревки‏ ‎приходили ‎на‏ ‎подсев, ‎слегка ‎постукивали ‎клювом, ‎проклёвывали‏ ‎фольгу‏ ‎и‏ ‎наслаждались ‎сливками.‏ ‎Однако ‎главное‏ ‎чудо ‎произошло‏ ‎позже:‏ ‎этот ‎навык‏ ‎стал ‎распространяться ‎по ‎«социальным ‎каналам».‏ ‎Люди ‎наблюдали,‏ ‎как‏ ‎одна ‎синица ‎научилась‏ ‎открывать ‎бутылку,‏ ‎а ‎через ‎несколько ‎дней‏ ‎и‏ ‎недели ‎этот‏ ‎простой ‎приём‏ ‎«пришёл» ‎в ‎соседние ‎районы.


Исследования ‎городских‏ ‎орнитологов,‏ ‎опубликованные ‎в‏ ‎Urban ‎Ecology‏ ‎Journal (1980-е ‎— ‎1990-е ‎гг.), ‎проследили‏ ‎за‏ ‎тем,‏ ‎как ‎синицы‏ ‎обучались ‎друг‏ ‎у ‎друга:

  • Первоначальная‏ ‎фаза: единичные‏ ‎случаи, ‎когда‏ ‎особо ‎сообразительная ‎птица ‎впервые ‎проклёвывала‏ ‎крышку.
  • Социальное ‎подражание: в‏ ‎течение‏ ‎двух ‎лет ‎многие‏ ‎популяции ‎лазоревок‏ ‎демонстрировали ‎схожее ‎поведение, ‎хотя‏ ‎жили‏ ‎в ‎разных‏ ‎концах ‎страны.‏ ‎Это ‎была ‎классическая ‎иллюстрация ‎культурной‏ ‎передачи‏ ‎навыков ‎у‏ ‎птиц.
  • Понимание ‎«принципа‏ ‎работы»: однажды ‎научившись, ‎птицы ‎не ‎просто‏ ‎копировали‏ ‎движения‏ ‎«старожила», ‎а‏ ‎запоминали, ‎что‏ ‎внутри ‎бутылки‏ ‎за‏ ‎«наградой» ‎—‏ ‎сливками.

Когда ‎же ‎молочные ‎бары ‎и‏ ‎службы ‎доставки‏ ‎перешли‏ ‎на ‎полиэтиленовые ‎пакеты‏ ‎и ‎картонные‏ ‎коробки, ‎синицы ‎столкнулись ‎с‏ ‎новым‏ ‎вызовом ‎—‏ ‎они ‎перестали‏ ‎находить ‎привычные ‎«хакерские» ‎бутылки, ‎и‏ ‎массовое‏ ‎проклёвывание ‎прекратилось‏ ‎почти ‎так‏ ‎же ‎быстро, ‎как ‎и ‎началось.‏ ‎Это‏ ‎демонстрирует‏ ‎отрезвляющую ‎хрупкость‏ ‎навыков, ‎зависящих‏ ‎от ‎конкретных‏ ‎предметов:‏ ‎культурную ‎традицию‏ ‎можно ‎потерять ‎так ‎же ‎быстро,‏ ‎как ‎и‏ ‎обрести.

Так‏ ‎малышка-синичка ‎показала ‎нам,‏ ‎как ‎агрессивная‏ ‎урбанизация ‎создает ‎и ‎одновременно‏ ‎уничтожает‏ ‎«культуру» ‎в‏ ‎жизни ‎птиц.‏ ‎Знание ‎переходит ‎из ‎поколения ‎в‏ ‎поколение‏ ‎быстро, ‎но‏ ‎сохраняется ‎лишь‏ ‎тогда, ‎когда ‎условия ‎для ‎него‏ ‎остаются‏ ‎стабильными.

Городские‏ ‎стратегии ‎выживания:‏ ‎умение ‎«читать»‏ ‎мегаполис

Если ‎сизый‏ ‎голубь‏ ‎и ‎синица‏ ‎демонстрируют ‎примеры ‎успешной ‎адаптации, ‎то‏ ‎что ‎помогает‏ ‎или‏ ‎мешает ‎остальным ‎пернатым?‏ ‎Чтобы ‎понять,‏ ‎какие ‎стратегии ‎оказываются ‎эффективными,‏ ‎обратимся‏ ‎к ‎выводам‏ ‎Urban ‎Ecology‏ ‎Journal ‎(2010–2023) ‎и ‎наблюдениям ‎RSPB.

1. Всеядность‏ ‎и‏ ‎поиск ‎новых‏ ‎кормовых ‎ниш

Одной‏ ‎из ‎ключевых ‎черт ‎«успешной» ‎городских‏ ‎птиц‏ ‎стала‏ ‎всеядность.

  • Вороны ‎(Corvus) успели‏ ‎освоить ‎свалки‏ ‎и ‎мусорные‏ ‎корзины,‏ ‎научившись ‎ежедневно‏ ‎находить ‎остатки ‎еды. ‎Они ‎едят‏ ‎всё: ‎от‏ ‎семян‏ ‎до ‎кусочков ‎хлеба,‏ ‎от ‎насекомых‏ ‎до ‎отбросов ‎человеческой ‎трапезы.
  • Воробьи‏ ‎(Passer‏ ‎domesticus) перемещаются ‎от‏ ‎уличных ‎кафе‏ ‎к ‎строительным ‎площадкам, ‎где ‎находят‏ ‎семена‏ ‎одежды, ‎мешковину,‏ ‎паутину ‎—‏ ‎всё, ‎что ‎пригодится ‎для ‎гнезда.
  • Синицы продолжают‏ ‎ловить‏ ‎насекомых‏ ‎в ‎парках,‏ ‎но ‎дополняют‏ ‎рацион ‎зернами‏ ‎и‏ ‎крошками, ‎оставленными‏ ‎людьми.

Как ‎показало ‎исследование ‎Marzluff ‎et‏ ‎al. ‎(2013)‏ ‎в‏ ‎Journal ‎of ‎Urban‏ ‎Ecology, именно ‎птицы,‏ ‎способные ‎быстро ‎переключаться ‎между‏ ‎различными‏ ‎источниками ‎пищи,‏ ‎обладают ‎наибольшей‏ ‎выживаемостью ‎в ‎урбанизированных ‎ландшафтах.

2. Социальное ‎обучение‏ ‎и‏ ‎передача ‎опыта

Мы‏ ‎уже ‎вспоминали‏ ‎пример ‎синиц ‎и ‎молочных ‎бутылок,‏ ‎но‏ ‎урбанистическая‏ ‎культура ‎у‏ ‎птиц ‎развивается‏ ‎во ‎множестве‏ ‎форм:

  • Городские‏ ‎вороны ‎(Corvus‏ ‎corax) и ‎галки учатся ‎находить ‎наиболее ‎«концентрированные»‏ ‎источники ‎пищи‏ ‎—‏ ‎например, ‎закрытые ‎контейнеры‏ ‎с ‎отбросами‏ ‎в ‎определённом ‎районе. ‎Уловив‏ ‎запах,‏ ‎птица ‎возвращается‏ ‎одна ‎и‏ ‎передаёт ‎информацию ‎сородичам.
  • Голуби, которые ‎научились ‎различать‏ ‎«доброжелательных»‏ ‎и ‎«враждебных»‏ ‎людей, ‎передают‏ ‎этот ‎навык ‎потомству, ‎что ‎помогает‏ ‎избегать‏ ‎преследования‏ ‎(Watanabe, ‎2006).
  • Канарейки‏ ‎и ‎зяблики, оказавшись‏ ‎в ‎городах,‏ ‎через‏ ‎несколько ‎поколений‏ ‎начинают ‎петь ‎«городские ‎песни», ‎подстраиваясь‏ ‎под ‎шумовое‏ ‎фоновое‏ ‎давление.

Современные ‎исследования ‎Urban‏ ‎Ecology ‎Journal‏ ‎показывают, ‎что ‎семьи, ‎которые‏ ‎живут‏ ‎дольше ‎и‏ ‎воспитывают ‎больше‏ ‎птенцов, ‎часто ‎делятся ‎знаниями ‎о‏ ‎«горячих‏ ‎точках» ‎—‏ ‎местах, ‎где‏ ‎есть ‎пища ‎и ‎безопасно ‎гнездиться.‏ ‎Это‏ ‎редкий‏ ‎случай ‎настоящей‏ ‎«культуры» ‎у‏ ‎птиц, ‎когда‏ ‎условные‏ ‎«капиталисты» ‎передают‏ ‎ресурсы ‎через ‎поколения.


3. Когнитивная ‎гибкость ‎и‏ ‎новаторство

Чтобы ‎выжить‏ ‎в‏ ‎лабиринте ‎улиц, ‎птичий‏ ‎мозг ‎должен‏ ‎обладать ‎особенной ‎гибкостью.

  • Новокаледонские ‎вороны‏ ‎(Corvus‏ ‎moneduloides) в ‎дикой‏ ‎природе ‎создают‏ ‎сложные ‎инструменты. ‎В ‎городских ‎условиях‏ ‎они‏ ‎применяют ‎аналогичные‏ ‎умения, ‎чтобы‏ ‎достать ‎еду ‎из ‎труднодоступных ‎ёмкостей‏ ‎—‏ ‎от‏ ‎крышек ‎пластиковых‏ ‎стаканчиков ‎до‏ ‎мусорных ‎баков‏ ‎с‏ ‎запирающимися ‎крышками.
  • Синицы‏ ‎и ‎лазоревки запоминают, ‎что ‎именно ‎в‏ ‎мусорном ‎баке‏ ‎за‏ ‎углом ‎лежит ‎не‏ ‎мусор, ‎а‏ ‎нежные ‎личинки ‎жуков ‎в‏ ‎содержание‏ ‎уличных ‎кафе.
  • Домовые‏ ‎воробьи способны ‎учиться‏ ‎избегать ‎опасных ‎мест, ‎запоминать ‎маршрут,‏ ‎где‏ ‎машины ‎часто‏ ‎давят ‎их‏ ‎сородичей, ‎и ‎менять ‎«маршрут ‎доставки‏ ‎корма»‏ ‎ежедневно.

Выход‏ ‎из ‎такой‏ ‎ситуации ‎обычно‏ ‎один: ‎быстрое‏ ‎принятие‏ ‎решений, ‎умение‏ ‎планировать ‎на ‎несколько ‎шагов ‎вперед‏ ‎и ‎стремление‏ ‎изучить‏ ‎новые ‎«правила ‎игры».‏ ‎Именно ‎эта‏ ‎когнитивная ‎гибкость ‎позволяет ‎птицам‏ ‎чувствовать‏ ‎себя ‎хозяевами‏ ‎«каменных ‎джунглей».


Проигравшие:‏ ‎кто ‎не ‎успел ‎подстроиться

Наряду ‎с‏ ‎«победителями»‏ ‎есть ‎и‏ ‎те, ‎кому‏ ‎ни ‎шум, ‎ни ‎бетон, ‎ни‏ ‎бездушные‏ ‎улицы‏ ‎не ‎принесли‏ ‎ничего, ‎кроме‏ ‎угрозы. ‎Вот‏ ‎несколько‏ ‎примеров ‎«не‏ ‎выживших».

1. Наземные ‎гнездящиеся ‎птицы

Гнездящиеся ‎прямо ‎на‏ ‎почве, ‎всегда‏ ‎были‏ ‎уязвимы, ‎но ‎городские‏ ‎условия ‎сделались‏ ‎катастрофой:

  • Их ‎гнёзда ‎на ‎земле‏ ‎моментально‏ ‎обнаруживаются ‎кошками,‏ ‎собаками и ‎прочими‏ ‎хищниками, ‎которые ‎процветают ‎в ‎пригородах.
  • Строительство‏ ‎дорог‏ ‎и ‎жилых‏ ‎комплексов ‎разрушает‏ ‎их ‎привычные ‎места ‎обитания.
  • Даже ‎легкий‏ ‎шаг‏ ‎человека‏ ‎по ‎траве‏ ‎способен ‎раздавить‏ ‎яйцо.

Исследования, ‎опубликованные‏ ‎в‏ ‎Urban ‎Ecology‏ ‎Journal (2020), показали, ‎что ‎численность ‎местных ‎популяций‏ ‎перепелов ‎упала‏ ‎в‏ ‎среднем ‎на ‎60% на‏ ‎пригородных ‎территориях‏ ‎за ‎последние ‎20 ‎лет.

2. Мелкие‏ ‎хищники‏ ‎и ‎ночные‏ ‎охотники

Рыбный ‎филин‏ ‎(Ketupa ‎ketupu) и ‎обыкновенная ‎сипуха ‎(Tyto‏ ‎alba), которые‏ ‎охотились ‎на‏ ‎грызунов ‎в‏ ‎полях ‎и ‎лесах, ‎в ‎городе‏ ‎оказались‏ ‎лишены‏ ‎кормовых ‎ресурсов:

  • Вместо‏ ‎мышей ‎и‏ ‎крыс ‎они‏ ‎вынуждены‏ ‎бороться ‎с‏ ‎помехами ‎света, ‎шума ‎и ‎бездной‏ ‎машин.
  • Свет ‎уличных‏ ‎фонарей‏ ‎сводит ‎к ‎нулю‏ ‎их ‎ночное‏ ‎зрение: ‎световое ‎загрязнение ‎дезориентирует‏ ‎сов,‏ ‎мешая ‎им‏ ‎находить ‎добычу‏ ‎(Union ‎of ‎Concerned ‎Scientists, ‎2019).

Некоторые‏ ‎виды‏ ‎сов ‎по-прежнему‏ ‎встречаются ‎в‏ ‎спальных ‎районах, ‎где ‎есть ‎старые‏ ‎парки‏ ‎и‏ ‎заброшенные ‎здания,‏ ‎но ‎их‏ ‎численность ‎неуклонно‏ ‎сокращается.

3. Птицы,‏ ‎зависимые ‎от‏ ‎узкопрофильных ‎ресурсов

Зимородки ‎(Alcedo ‎atthis), охотящиеся ‎на‏ ‎мелкую ‎рыбу,‏ ‎остались‏ ‎«за ‎бортом» ‎урбанизации:

  • Городские‏ ‎водоёмы ‎слишком‏ ‎загрязнены ‎для ‎нормального ‎снабжения‏ ‎рыбой.
  • Берега‏ ‎рек ‎и‏ ‎каналов ‎часто‏ ‎укреплены ‎бетонными ‎стенами, ‎где ‎заведения‏ ‎и‏ ‎люди ‎мешают‏ ‎охоте.
  • При ‎попадании‏ ‎в ‎урбанистическую ‎среду ‎зимородок ‎либо‏ ‎вынужден‏ ‎мигрировать,‏ ‎либо ‎погибает.

По‏ ‎данным ‎исследований‏ ‎RSPB (2021), в ‎Британии‏ ‎естественные‏ ‎популяции ‎зимородков‏ ‎сократились ‎примерно ‎на ‎40% ‎за‏ ‎последние ‎два‏ ‎десятилетия.


Что‏ ‎мы ‎можем ‎сделать?‏ ‎Роль ‎человека‏ ‎в ‎сохранении ‎городской ‎орнитофауны

Города‏ ‎—‏ ‎среда, ‎которую‏ ‎мы ‎создаём‏ ‎для ‎себя, ‎но ‎в ‎которой‏ ‎живут‏ ‎и ‎птицы.‏ ‎Мы ‎можем‏ ‎остаться ‎наблюдателями ‎или ‎стать ‎союзниками‏ ‎пернатых.

  1. Сохранение‏ ‎зелёных‏ ‎островков. Даже ‎небольшие‏ ‎парки ‎и‏ ‎скверы ‎дают‏ ‎убежище‏ ‎и ‎пищу:‏ ‎плодовые ‎кустарники, ‎цветущие ‎деревья, ‎участки‏ ‎с ‎некошеной‏ ‎травой.
  2. Установка‏ ‎скворечников ‎и ‎«домиков»‏ ‎для ‎гнездовий. Особенно‏ ‎это ‎важно ‎для ‎видов,‏ ‎которые‏ ‎раньше ‎селились‏ ‎в ‎дуплах‏ ‎старых ‎деревьев, ‎но ‎теряют ‎леса.
  3. Использование‏ ‎специальных‏ ‎наклеек ‎и‏ ‎пленок ‎на‏ ‎окна. Это ‎снижает ‎число ‎столкновений ‎птиц‏ ‎со‏ ‎стеклом‏ ‎(British ‎Trust‏ ‎for ‎Ornithology,‏ ‎2022).
  4. Ограничение ‎использования‏ ‎пестицидов‏ ‎и ‎химических‏ ‎удобрений. Это ‎помогает ‎сохранить ‎популяции ‎насекомых,‏ ‎важнейших ‎кормовых‏ ‎ресурсов‏ ‎большинства ‎видов.
  5. Установка ‎«птичьих‏ ‎коридоров» ‎в‏ ‎городской ‎застройке. Создание ‎«зеленых ‎коридоров»‏ ‎между‏ ‎скверами ‎и‏ ‎парками ‎позволяет‏ ‎птицам ‎спокойно ‎перемещаться, ‎не ‎попадая‏ ‎в‏ ‎«ловушки» ‎урбанистических‏ ‎барьеров.

Эти ‎меры‏ ‎не ‎требуют ‎огромных ‎затрат. ‎Достаточно‏ ‎изменить‏ ‎привычный‏ ‎«рекламный» ‎подход‏ ‎к ‎оформлению‏ ‎дворов ‎и‏ ‎улиц‏ ‎— ‎добавить‏ ‎дикорастущие ‎растения, ‎кустарники ‎и ‎сухие‏ ‎деревья, ‎оставить‏ ‎«полевую‏ ‎поляну» ‎вместо ‎«ровной‏ ‎лужайки».

Наш ‎город‏ ‎— ‎это ‎их ‎дом

  • Город‏ ‎—‏ ‎не ‎чужая‏ ‎Земля ‎для‏ ‎птиц, ‎а ‎их ‎новый ‎дом.‏ ‎Сизый‏ ‎голубь ‎научился‏ ‎делить ‎с‏ ‎нами ‎бетонные ‎«скалы» и ‎кормиться ‎зауженными‏ ‎городскими‏ ‎«ключами»‏ ‎доступных ‎мусорных‏ ‎далей. ‎Синицы‏ ‎«взломали» ‎молочные‏ ‎бутылки‏ ‎и ‎передавали‏ ‎опыт ‎«коллегам ‎по ‎перьям» ‎через‏ ‎кварталы. ‎Домовые‏ ‎воробьи‏ ‎и ‎галки ‎создают‏ ‎свою ‎местную‏ ‎культуру, учатся ‎быть ‎смелее ‎и‏ ‎более‏ ‎изобретательны.

Но ‎есть‏ ‎и ‎те,‏ ‎кто ‎не ‎успел ‎приспособиться: ‎наземные‏ ‎гнездящиеся‏ ‎птицы, ‎совы,‏ ‎зимородки. ‎Их‏ ‎исчезновение ‎— ‎напоминание, ‎что ‎каждое‏ ‎наше‏ ‎действие‏ ‎оставляет ‎след в‏ ‎городской ‎среде.

Если‏ ‎мы ‎хотим,‏ ‎чтобы‏ ‎колышущиеся ‎ветки‏ ‎парков ‎и ‎песня ‎воробьев ‎не‏ ‎стали ‎лишь‏ ‎воспоминанием,‏ ‎нам ‎нужно ‎действовать.‏ ‎Пусть ‎каждый‏ ‎двор, ‎каждое ‎дерево, ‎каждый‏ ‎заброшенный‏ ‎уголок ‎города‏ ‎станет ‎убежищем и‏ ‎лабораторией ‎выживания для ‎разнообразных ‎пернатых. ‎В‏ ‎конце‏ ‎концов, ‎если‏ ‎мы ‎научимся‏ ‎сосуществовать с ‎ними, ‎то ‎наши ‎«каменные‏ ‎джунгли»‏ ‎станут‏ ‎богаче ‎и‏ ‎разнообразнее.

Читать: 7+ мин
logo Лучше синица

В небе по расписанию: как птицы запоминают маршрут на тысячи километров

Каждую ‎осень,‏ ‎ещё ‎до ‎первых ‎холодов, ‎из‏ ‎деревень ‎исчезают‏ ‎скворцы.‏ ‎Перестают ‎свистеть ‎стрижи,‏ ‎замолкают ‎камышовки‏ ‎в ‎зарослях ‎по ‎канавам.‏ ‎А‏ ‎весной ‎—‏ ‎снова ‎они.‏ ‎Те ‎же ‎дупла, ‎та ‎же‏ ‎телефонная‏ ‎проволока, ‎та‏ ‎же ‎заливающая‏ ‎трель. ‎Как ‎будто ‎у ‎них‏ ‎в‏ ‎голове‏ ‎Google ‎Maps‏ ‎с ‎сохранённым‏ ‎маршрутом ‎и‏ ‎голосом:‏ ‎«Через ‎8‏ ‎000 ‎километров ‎поверните ‎налево». ‎Только‏ ‎всё ‎гораздо‏ ‎сложнее‏ ‎— ‎и ‎удивительнее.

Магнитный‏ ‎компас ‎в‏ ‎клюве ‎и ‎в ‎глазу

Сначала‏ ‎считалось,‏ ‎что ‎птицы‏ ‎ориентируются ‎по‏ ‎Солнцу ‎и ‎звёздам. ‎Но ‎с‏ ‎1950-х‏ ‎годов ‎наука‏ ‎начала ‎подозревать:‏ ‎тут ‎есть ‎что-то ‎более ‎тонкое.‏ ‎В‏ ‎1968‏ ‎году ‎немецкий‏ ‎биолог ‎Wolfgang‏ ‎Wiltschko ‎(р.‏ ‎1941) поместил‏ ‎европейских ‎зарянок‏ ‎(Erithacus ‎rubecula) в ‎круглые ‎вольеры, ‎внутри‏ ‎которых ‎можно‏ ‎было‏ ‎менять ‎магнитное ‎поле‏ ‎с ‎помощью‏ ‎катушек ‎Гельмгольца. ‎Оказалось: ‎зарянки‏ ‎начинают‏ ‎направлять ‎свои‏ ‎весенние ‎прыжки‏ ‎строго ‎в ‎сторону ‎родных ‎мест‏ ‎—‏ ‎но ‎только‏ ‎если ‎магнитное‏ ‎поле ‎соответствует ‎естественному.

В ‎2001 ‎году‏ ‎вместе‏ ‎с‏ ‎женой ‎Roswitha‏ ‎Wiltschko ‎(р.‏ ‎1944) он ‎доказал:‏ ‎птицы‏ ‎различают ‎не‏ ‎только ‎направление ‎магнитного ‎поля, ‎но‏ ‎и ‎его‏ ‎наклон‏ ‎— ‎так ‎называемый‏ ‎угол ‎наклонения‏ ‎орбиты. ‎Это ‎означает, ‎что‏ ‎они‏ ‎могут ‎понимать,‏ ‎в ‎каком‏ ‎полушарии ‎находятся, ‎и ‎насколько ‎близко‏ ‎к‏ ‎экватору ‎или‏ ‎полюсу.

Позже ‎биофизик‏ ‎Thorsten ‎Ritz ‎(р. ‎1971) из ‎Университета‏ ‎Калифорнии‏ ‎предположил,‏ ‎что ‎магниторецепция‏ ‎основана ‎на‏ ‎криптохромах — светочувствительных ‎белках,‏ ‎находящихся‏ ‎в ‎сетчатке‏ ‎глаза. ‎Они ‎образуют ‎пары ‎радикалов,‏ ‎чувствительных ‎к‏ ‎магнитному‏ ‎полю ‎Земли. ‎По‏ ‎сути, ‎птица‏ ‎видит магнитное ‎поле ‎как ‎дополнительный‏ ‎«фильтр»‏ ‎в ‎своём‏ ‎зрительном ‎поле.‏ ‎Эксперименты ‎на ‎голубях ‎подтвердили ‎это:‏ ‎при‏ ‎нарушении ‎светового‏ ‎режима ‎магнитная‏ ‎навигация ‎нарушалась.

А ‎в ‎клюве ‎—‏ ‎особенно‏ ‎у‏ ‎голубей ‎и‏ ‎буревестников ‎—‏ ‎находятся ‎крошечные‏ ‎структуры,‏ ‎содержащие ‎магнетит, кристаллы‏ ‎оксида ‎железа. ‎Они ‎тоже ‎регистрируют‏ ‎магнитное ‎поле,‏ ‎но‏ ‎пассивно, ‎как ‎сенсоры‏ ‎давления. ‎Это‏ ‎своего ‎рода ‎второй, ‎резервный‏ ‎компас.

Таким‏ ‎образом, ‎птицы‏ ‎обладают ‎двойной‏ ‎навигационной ‎системой — одна ‎работает ‎«визуально» ‎через‏ ‎глаза,‏ ‎другая ‎—‏ ‎механически ‎через‏ ‎рецепторы ‎в ‎клюве. ‎И, ‎похоже,‏ ‎они‏ ‎сравнивают‏ ‎показания ‎обеих‏ ‎систем, ‎как‏ ‎мы ‎проверяем‏ ‎карту‏ ‎и ‎компас‏ ‎одновременно.

Полёт ‎по ‎звёздам

В ‎1950-х ‎орнитолог‏ ‎Franz ‎Sauer‏ ‎(1911–1983) придумал‏ ‎сделать ‎планетарий ‎для‏ ‎птиц. ‎Он‏ ‎помещал ‎зарянок ‎в ‎куполообразный‏ ‎вольер,‏ ‎на ‎внутреннюю‏ ‎поверхность ‎которого‏ ‎проецировались ‎звёзды. ‎Когда ‎показывали ‎осеннее‏ ‎небо‏ ‎с ‎Полярной‏ ‎звездой, ‎птицы‏ ‎начинали ‎стремиться ‎на ‎юг. ‎Если‏ ‎проецировали‏ ‎весеннее‏ ‎— ‎направление‏ ‎менялось. ‎А‏ ‎если ‎звёзды‏ ‎выключали‏ ‎— ‎птицы‏ ‎путались.

Дальше ‎исследование ‎подхватил ‎Stephen ‎T.‏ ‎Emlen ‎(р.‏ ‎1941). Он‏ ‎работал ‎с ‎индиговыми‏ ‎овсянками ‎(Passerina‏ ‎cyanea) — красивыми ‎сине-голубыми ‎воробьиными ‎из‏ ‎Северной‏ ‎Америки. ‎Птенцов‏ ‎выращивали ‎в‏ ‎полной ‎темноте ‎или ‎под ‎искусственным‏ ‎небом.‏ ‎Оказалось: ‎молодые‏ ‎птицы ‎учатся‏ ‎распознавать ‎вращение ‎звёзд ‎вокруг ‎Северного‏ ‎полюса‏ ‎и‏ ‎используют ‎его‏ ‎как ‎главный‏ ‎ориентир. ‎У‏ ‎тех,‏ ‎кто ‎не‏ ‎видел ‎этого ‎вращения, ‎ориентация ‎нарушалась.

То‏ ‎есть ‎птицы‏ ‎буквально‏ ‎воспринимают ‎небо ‎как‏ ‎карту и ‎учатся‏ ‎ей ‎пользоваться, ‎как ‎водитель‏ ‎запоминает‏ ‎дорожные ‎указатели.‏ ‎Особенно ‎важны‏ ‎контрастные ‎звёзды ‎и ‎созвездия ‎—‏ ‎они‏ ‎служат ‎не‏ ‎столько ‎визуальными‏ ‎ориентирами, ‎сколько ‎якорями ‎памяти.

Обонятельная ‎карта

Если‏ ‎магнитные‏ ‎и‏ ‎звёздные ‎компасы‏ ‎работают ‎в‏ ‎небе, ‎то‏ ‎ближе‏ ‎к ‎земле‏ ‎подключается ‎запах.

В ‎опытах ‎Gagliardo ‎et‏ ‎al. ‎(2013) с‏ ‎буревестниками‏ ‎(Calonectris ‎diomedea) на ‎Азорских‏ ‎островах ‎часть‏ ‎птиц ‎выпускали ‎домой ‎с‏ ‎отключённым‏ ‎обонянием. ‎Их‏ ‎спутниковые ‎трекеры‏ ‎показали, ‎что ‎такие ‎особи ‎терялись‏ ‎и‏ ‎летели ‎зигзагами.‏ ‎Те, ‎кто‏ ‎сохранил ‎нюх, ‎возвращались ‎почти ‎по‏ ‎прямой.

Обонятельная‏ ‎гипотеза‏ ‎была ‎сформулирована‏ ‎ещё ‎в‏ ‎1970-х ‎Hans‏ ‎G.‏ ‎Wallraff ‎(р.‏ ‎1931) в ‎Германии. ‎Он ‎доказал, ‎что‏ ‎голуби ‎распознают‏ ‎родные‏ ‎места ‎по ‎воздушной‏ ‎«розе ‎запахов»‏ ‎— ‎композиции ‎запахов, ‎разносимых‏ ‎ветром‏ ‎из ‎разных‏ ‎направлений. ‎Для‏ ‎этого ‎им ‎нужно ‎несколько ‎недель‏ ‎на‏ ‎акклиматизацию: ‎они‏ ‎формируют ‎обонятельную‏ ‎карту местности. ‎А ‎потом ‎используют ‎её‏ ‎как‏ ‎сеть‏ ‎ориентиров, ‎как‏ ‎мы ‎ориентируемся‏ ‎по ‎запаху‏ ‎пиццы‏ ‎и ‎свежей‏ ‎выпечки ‎на ‎знакомой ‎улице.

Сейчас ‎подтверждения‏ ‎этой ‎гипотезы‏ ‎поступают‏ ‎от ‎исследований ‎мозговой‏ ‎активности ‎у‏ ‎птиц. ‎Область ‎мозга, ‎связанная‏ ‎с‏ ‎обонянием, ‎активно‏ ‎работает ‎у‏ ‎навигационных ‎видов, ‎особенно ‎у ‎морских.

GPS‏ ‎для‏ ‎крыльев

Настоящий ‎прорыв‏ ‎в ‎изучении‏ ‎миграции ‎произошёл ‎после ‎появления ‎платформы‏ ‎Movebank, на‏ ‎которой‏ ‎исследователи ‎со‏ ‎всего ‎мира‏ ‎размещают ‎треки‏ ‎перемещений‏ ‎птиц. ‎В‏ ‎базе ‎— ‎десятки ‎тысяч ‎птиц,‏ ‎от ‎чаек‏ ‎до‏ ‎кондоров, ‎с ‎точностью‏ ‎до ‎нескольких‏ ‎метров.


Один ‎из ‎самых ‎известных‏ ‎кейсов‏ ‎— ‎это‏ ‎самец ‎малого‏ ‎веретенника ‎(Limosa ‎lapponica) с ‎меткой ‎4BBRW,‏ ‎отслеженный‏ ‎в ‎2020‏ ‎году. ‎Он‏ ‎пролетел ‎12 854 километра ‎без ‎остановки с ‎Аляски‏ ‎до‏ ‎Новой‏ ‎Зеландии ‎за‏ ‎11 ‎суток.‏ ‎Ни ‎посадок,‏ ‎ни‏ ‎сна, ‎ни‏ ‎еды. ‎Просто ‎прямой ‎сверхмарафон.

Спутниковые ‎данные‏ ‎позволили ‎увидеть,‏ ‎что‏ ‎разные ‎виды ‎выбирают‏ ‎строго ‎определённые‏ ‎коридоры ‎миграции, а ‎также ‎ключевые‏ ‎«остановки»‏ ‎— ‎так‏ ‎называемые ‎стоповеры. Например,‏ ‎кулички ‎Calidris останавливаются ‎в ‎прибрежных ‎болотах‏ ‎Вьетнама,‏ ‎в ‎Яванском‏ ‎море ‎и‏ ‎на ‎китайском ‎побережье. ‎Если ‎один‏ ‎из‏ ‎этих‏ ‎участков ‎будет‏ ‎разрушен ‎—‏ ‎исчезнет ‎вся‏ ‎цепочка.

GPS‏ ‎также ‎позволил‏ ‎изучить ‎поведение ‎оседлых ‎видов. ‎Стало‏ ‎ясно, ‎что‏ ‎даже‏ ‎«неперелётные» ‎птицы, ‎вроде‏ ‎синиц ‎и‏ ‎дроздов, ‎совершают ‎микромиграции, ‎перемещаясь‏ ‎на‏ ‎десятки ‎километров‏ ‎в ‎поисках‏ ‎корма.

Мозг ‎путешественника

В ‎книге ‎The ‎Genius‏ ‎of‏ ‎Birds (Ackerman, ‎2016)‏ ‎Jennifer ‎Ackerman‏ ‎(р. ‎1959) рассказывает ‎о ‎том, ‎как‏ ‎у‏ ‎птиц‏ ‎в ‎миграционный‏ ‎период ‎увеличивается‏ ‎гиппокамп ‎—‏ ‎отдел‏ ‎мозга, ‎отвечающий‏ ‎за ‎пространственную ‎память. ‎Этот ‎феномен‏ ‎подтверждён ‎у‏ ‎болотных‏ ‎овсянок, ‎перепелов, ‎грачей‏ ‎и ‎даже‏ ‎у ‎городских ‎голубей.

Птица ‎помнит‏ ‎где‏ ‎она ‎была,‏ ‎какие ‎ветра‏ ‎дул, ‎какие ‎звёзды ‎висели ‎в‏ ‎небе,‏ ‎как ‎пахло‏ ‎с ‎востока‏ ‎и ‎где ‎болела ‎лапа. И ‎всё‏ ‎это‏ ‎не‏ ‎просто ‎чувства,‏ ‎а ‎нейронные‏ ‎паттерны, ‎живущие‏ ‎годами.‏ ‎Более ‎того,‏ ‎у ‎разных ‎видов ‎активируются ‎разные‏ ‎части ‎мозга:‏ ‎у‏ ‎буревестников ‎— ‎обонятельные‏ ‎доли, ‎у‏ ‎мухоловок ‎— ‎зрительные, ‎у‏ ‎воробьиных‏ ‎— ‎магниточувствительные‏ ‎зоны.

Миграция ‎—‏ ‎это ‎не ‎просто ‎перемещение. ‎Это‏ ‎неврологический‏ ‎подвиг.

Генетика ‎маршрута

Что‏ ‎ещё ‎более‏ ‎удивительно: ‎у ‎многих ‎птиц ‎курс‏ ‎зашит‏ ‎в‏ ‎генах. Это ‎доказал‏ ‎Peter ‎Berthold‏ ‎(р. ‎1939), скрестив‏ ‎мухоловок‏ ‎из ‎разных‏ ‎популяций. ‎Получившиеся ‎гибриды ‎стремились ‎в‏ ‎промежуточную ‎точку‏ ‎—‏ ‎ни ‎туда, ‎ни‏ ‎сюда. ‎Это‏ ‎означает, ‎что ‎направление ‎миграции‏ ‎может‏ ‎наследоваться, ‎как‏ ‎цвет ‎перьев‏ ‎или ‎форма ‎хвоста.


В ‎более ‎современных‏ ‎исследованиях,‏ ‎например ‎у‏ ‎Kasper ‎Thorup‏ ‎(р. ‎1971) из ‎Орхусского ‎университета, ‎птенцов‏ ‎перемещали‏ ‎на‏ ‎тысячи ‎километров‏ ‎от ‎родины.‏ ‎Но ‎они‏ ‎всё‏ ‎равно ‎летели‏ ‎в ‎сторону, ‎заданную ‎их ‎родовой‏ ‎памятью, ‎даже‏ ‎не‏ ‎зная, ‎где ‎находятся.

Заключение

Птицы‏ ‎— ‎это‏ ‎не ‎просто ‎красивые ‎создания‏ ‎на‏ ‎проводах. ‎Это‏ ‎путешественники ‎с‏ ‎многомерной ‎системой ‎навигации. ‎В ‎их‏ ‎распоряжении‏ ‎— ‎магнитное‏ ‎зрение, ‎звёзды,‏ ‎запахи, ‎генетическая ‎память, ‎личный ‎опыт‏ ‎и‏ ‎постоянная‏ ‎коррекция ‎курса.

Мы,‏ ‎люди, ‎до‏ ‎сих ‎пор‏ ‎не‏ ‎способны ‎повторить‏ ‎их ‎подвиги ‎без ‎машин. ‎А‏ ‎птицы ‎делают‏ ‎это‏ ‎каждый ‎сезон ‎—‏ ‎с ‎точностью‏ ‎до ‎куста.

Читать: 7+ мин
logo Лучше синица

Оология: когда люди охотились не за птицами, а за их яйцами

Казалось ‎бы,‏ ‎что ‎может ‎быть ‎проще ‎птичьего‏ ‎яйца? ‎Гладкое,‏ ‎овальное,‏ ‎иногда ‎крапчатое ‎—‏ ‎оно ‎лежит‏ ‎в ‎гнезде ‎и ‎ждёт‏ ‎своего‏ ‎часа. ‎Но‏ ‎в ‎XIX‏ ‎веке ‎по ‎всей ‎Европе ‎и‏ ‎Северной‏ ‎Америке ‎тысячи‏ ‎людей ‎охотились‏ ‎за ‎яйцами ‎с ‎таким ‎азартом,‏ ‎будто‏ ‎речь‏ ‎шла ‎не‏ ‎о ‎будущем‏ ‎птенце, ‎а‏ ‎о‏ ‎золоте. ‎Эта‏ ‎страсть ‎получила ‎название ‎оология ‎(от‏ ‎греч. ‎«оон»‏ ‎—‏ ‎яйцо) ‎— ‎раздел‏ ‎зоологии, ‎изучающий‏ ‎строение, ‎формы, ‎окраску ‎и‏ ‎биологию‏ ‎птичьих ‎яиц.‏ ‎Но ‎до‏ ‎того ‎как ‎она ‎стала ‎академической‏ ‎дисциплиной,‏ ‎оология ‎пережила‏ ‎эпоху ‎страсти‏ ‎и ‎собирательства.


Коллекционеры, ‎которые ‎опустошили ‎небо

XIX‏ ‎век‏ ‎открыл‏ ‎поразительную ‎лихорадку:‏ ‎мальчики ‎и‏ ‎джентльмены ‎по‏ ‎всей‏ ‎Британии, ‎Франции‏ ‎и ‎Северной ‎Америке ‎лезли ‎на‏ ‎деревья, ‎карабкались‏ ‎по‏ ‎утёсам, ‎срывались ‎с‏ ‎высоты, ‎рискуя‏ ‎шеей ‎— ‎всё ‎ради‏ ‎овального‏ ‎крошечного ‎трофея‏ ‎с ‎узором.‏ ‎Коллекционирование ‎яиц ‎стало ‎чем-то ‎вроде‏ ‎хобби‏ ‎для ‎избранных,‏ ‎но ‎с‏ ‎оттенком ‎науки ‎и ‎приключения. ‎Настоящий‏ ‎викторианский‏ ‎экстрим.

В‏ ‎домах ‎богатых‏ ‎любителей ‎натуралистики‏ ‎стояли ‎шкафы‏ ‎—‏ ‎настоящие ‎музеи‏ ‎в ‎миниатюре. ‎Каждый ‎выдвижной ‎ящик‏ ‎скрывал ‎сотни‏ ‎яиц:‏ ‎аккуратно ‎уложенные, ‎пронумерованные,‏ ‎часто ‎подписанные.‏ ‎Иногда ‎— ‎украденные ‎с‏ ‎трудом‏ ‎и ‎под‏ ‎страхом ‎закона.‏ ‎Иногда ‎— ‎с ‎уже ‎исчезнувших‏ ‎гнёзд,‏ ‎которые ‎больше‏ ‎никто ‎не‏ ‎найдёт.

Особую ‎славу ‎приобрели ‎оологи ‎вроде‏ ‎Henry‏ ‎Seebohm‏ ‎(1832–1895), ‎писателя‏ ‎и ‎натуралиста,‏ ‎автора ‎монументальной‏ ‎работы‏ ‎«A ‎History‏ ‎of ‎British ‎Birds». Он ‎объехал ‎полмира,‏ ‎чтобы ‎собрать‏ ‎не‏ ‎только ‎описания, ‎но‏ ‎и ‎реальные‏ ‎яйца. ‎Крупнейшие ‎музейные ‎собрания‏ ‎оологических‏ ‎коллекций ‎хранятся‏ ‎до ‎сих‏ ‎пор, ‎например, ‎в ‎Британском ‎музее‏ ‎естественной‏ ‎истории ‎(Natural‏ ‎History ‎Museum,‏ ‎London), ‎где ‎тысячи ‎яиц ‎лежат‏ ‎в‏ ‎шкафах,‏ ‎как ‎фрагменты‏ ‎давно ‎исчезнувшей‏ ‎жизни.


Например, ‎яйцо‏ ‎исчезнувшего‏ ‎уже ‎к‏ ‎тому ‎моменту ‎странствующего ‎голубя ‎(Ectopistes‏ ‎migratorius) могло ‎оказаться‏ ‎ценнее‏ ‎антиквариата. ‎Британский ‎музей‏ ‎естественной ‎истории‏ ‎сегодня ‎хранит ‎крупнейшие ‎в‏ ‎мире‏ ‎собрания ‎яиц‏ ‎— ‎более‏ ‎миллиона ‎экземпляров. ‎И ‎каждый ‎из‏ ‎них‏ ‎теперь ‎—‏ ‎не ‎просто‏ ‎объект ‎для ‎наблюдения, ‎а ‎исторический‏ ‎документ.

В‏ ‎то‏ ‎же ‎время‏ ‎страсть ‎к‏ ‎оологии ‎привела‏ ‎к‏ ‎катастрофам. ‎На‏ ‎Шетландских ‎островах ‎полностью ‎исчезли ‎колонии‏ ‎кайр ‎и‏ ‎тупиков‏ ‎— ‎из-за ‎сбора‏ ‎яиц. ‎Охотники‏ ‎карабкались ‎по ‎скалам, ‎забирались‏ ‎в‏ ‎труднодоступные ‎места,‏ ‎лишь ‎бы‏ ‎добавить ‎в ‎свою ‎коллекцию ‎ещё‏ ‎одно‏ ‎уникальное ‎яйцо.‏ ‎Самые ‎«ценные»‏ ‎экземпляры ‎доставались ‎от ‎редких ‎и‏ ‎уязвимых‏ ‎видов‏ ‎— ‎например,‏ ‎беркута ‎или‏ ‎филина.

Сегодня ‎в‏ ‎большинстве‏ ‎стран ‎оология‏ ‎запрещена. ‎Даже ‎хранение ‎яиц ‎птиц,‏ ‎занесённых ‎в‏ ‎Красную‏ ‎книгу, ‎может ‎грозить‏ ‎штрафом ‎или‏ ‎уголовным ‎делом. ‎И, ‎как‏ ‎ни‏ ‎странно, ‎это‏ ‎пошло ‎на‏ ‎пользу ‎науке: ‎теперь ‎коллекции ‎живут‏ ‎в‏ ‎музеях, ‎где‏ ‎они ‎стали‏ ‎бесценным ‎источником ‎для ‎изучения ‎климата,‏ ‎загрязнений‏ ‎и‏ ‎эволюции.


Почему ‎яйцо‏ ‎— ‎инженерный‏ ‎шедевр



С ‎точки‏ ‎зрения‏ ‎биологии ‎яйцо‏ ‎— ‎это ‎миниатюрная ‎капсула ‎жизни.‏ ‎Оно ‎должно‏ ‎быть‏ ‎прочным, ‎но ‎не‏ ‎слишком ‎тяжёлым.‏ ‎Дышать, ‎но ‎не ‎допускать‏ ‎заражения.‏ ‎Быть ‎тёплым‏ ‎внутри, ‎но‏ ‎защищать ‎от ‎перегрева. ‎Всё ‎это‏ ‎обеспечивается‏ ‎в ‎уникальной‏ ‎структуре ‎скорлупы.

О‏ ‎яйце ‎как ‎объекте ‎изучения ‎прекрасно‏ ‎написал‏ ‎британский‏ ‎орнитолог ‎Tim‏ ‎Birkhead ‎(1950–) в‏ ‎книге ‎«The‏ ‎Most‏ ‎Perfect ‎Thing:‏ ‎Inside ‎(and ‎Outside) ‎a ‎Bird’s‏ ‎Egg». Он ‎называет‏ ‎яйцо‏ ‎«идеальным ‎компромиссом ‎между‏ ‎прочностью ‎и‏ ‎хрупкостью, ‎защитой ‎и ‎проницаемостью,‏ ‎симметрией‏ ‎и ‎функциональностью».‏ ‎Яйцо ‎—‏ ‎не ‎просто ‎контейнер. ‎Это ‎высокоточная‏ ‎система‏ ‎доставки ‎будущей‏ ‎жизни.


У ‎большинства‏ ‎птиц ‎яйцо ‎овальное: ‎один ‎конец‏ ‎острее,‏ ‎другой‏ ‎— ‎более‏ ‎округлый. ‎Такая‏ ‎форма ‎не‏ ‎даёт‏ ‎яйцу ‎катиться‏ ‎далеко ‎— ‎оно ‎возвращается ‎к‏ ‎центру ‎гнезда.‏ ‎У‏ ‎буревестников ‎и ‎чаек,‏ ‎гнездящихся ‎на‏ ‎утёсах, ‎яйца ‎особенно ‎вытянутые‏ ‎—‏ ‎чтобы ‎не‏ ‎падали ‎в‏ ‎пропасть.

Скорлупа ‎состоит ‎из ‎кристаллов ‎кальция,‏ ‎образованных‏ ‎в ‎яйцеводе.‏ ‎Это ‎прочный,‏ ‎но ‎пористый ‎материал: ‎через ‎микропоры‏ ‎внутрь‏ ‎поступает‏ ‎кислород, ‎а‏ ‎наружу ‎—‏ ‎углекислый ‎газ.‏ ‎Между‏ ‎скорлупой ‎и‏ ‎белком ‎— ‎две ‎мембраны, ‎защищающие‏ ‎от ‎бактерий.‏ ‎Белок‏ ‎— ‎антисептический ‎гель,‏ ‎содержащий ‎лизоцим,‏ ‎а ‎желток ‎— ‎концентрат‏ ‎питательных‏ ‎веществ. ‎Всё‏ ‎внутри ‎яйца‏ ‎организовано ‎так, ‎чтобы ‎будущий ‎эмбрион‏ ‎получал‏ ‎защиту ‎и‏ ‎питание ‎до‏ ‎самого ‎вылупления.

Цвет ‎как ‎код: ‎зачем‏ ‎яйца‏ ‎окрашены

Цвет‏ ‎яйца ‎—‏ ‎ещё ‎один‏ ‎уровень ‎адаптации.‏ ‎Он‏ ‎может ‎служить‏ ‎маскировкой, ‎сигналом ‎или ‎даже ‎терморегуляцией.‏ ‎Но ‎как‏ ‎именно‏ ‎яйцо ‎получает ‎свой‏ ‎оттенок? ‎Ответ‏ ‎скрыт ‎в ‎последнем ‎этапе‏ ‎формирования‏ ‎— ‎в‏ ‎так ‎называемой‏ ‎железе ‎скорлупообразования (shell ‎gland), ‎расположенной ‎в‏ ‎яйцеводе.

Примерно‏ ‎за ‎20‏ ‎часов ‎до‏ ‎кладки ‎в ‎этой ‎железе ‎активизируется‏ ‎производство‏ ‎пигментов.‏ ‎Всего ‎их‏ ‎два: ‎биливердин, который‏ ‎придаёт ‎голубой‏ ‎и‏ ‎зелёный ‎цвета‏ ‎(как ‎у ‎иволги ‎или ‎дрозда),‏ ‎и ‎прото-порфирин, отвечающий‏ ‎за‏ ‎коричневые, ‎ржавые ‎и‏ ‎красные ‎оттенки‏ ‎(например, ‎у ‎перепела ‎или‏ ‎галки).‏ ‎Иногда ‎пигменты‏ ‎распыляются ‎равномерно,‏ ‎иногда ‎— ‎крапами ‎или ‎пятнами,‏ ‎создавая‏ ‎сложный ‎рисунок.‏ ‎Эта ‎«роспись»‏ ‎зависит ‎не ‎только ‎от ‎вида‏ ‎птицы,‏ ‎но‏ ‎и ‎от‏ ‎её ‎состояния.

Исследование‏ ‎Maurer ‎et‏ ‎al.,‏ ‎2011 ‎(Journal‏ ‎of ‎Avian ‎Biology) показало: ‎у ‎птиц,‏ ‎испытывающих ‎стресс,‏ ‎нехватку‏ ‎ресурсов ‎или ‎заболеваний,‏ ‎окраска ‎яиц‏ ‎может ‎бледнеть. ‎Это ‎даёт‏ ‎основания‏ ‎полагать, ‎что‏ ‎у ‎некоторых‏ ‎видов ‎яркость ‎окраски ‎— ‎это‏ ‎сигнал‏ ‎качества ‎потомства‏ ‎или ‎состояния‏ ‎самки.

Что ‎происходит, ‎если ‎не ‎хватает‏ ‎кальция

Но‏ ‎без‏ ‎кальция ‎никакой‏ ‎скорлупы ‎не‏ ‎будет. ‎Во‏ ‎время‏ ‎яйцекладки ‎организм‏ ‎самки ‎буквально ‎тратит ‎до ‎10%‏ ‎своего ‎запаса‏ ‎кальция‏ ‎на ‎одно ‎яйцо.‏ ‎Птицы ‎добывают‏ ‎минерал ‎из ‎раковин, ‎глины,‏ ‎известняка‏ ‎— ‎или‏ ‎из ‎собственных‏ ‎костей. ‎При ‎его ‎нехватке ‎яйца‏ ‎становятся‏ ‎мягкими ‎или‏ ‎вовсе ‎без‏ ‎скорлупы ‎— ‎только ‎в ‎плёнке.

В‏ ‎природе‏ ‎это‏ ‎случается ‎при‏ ‎дефиците ‎питания.‏ ‎Но ‎настоящая‏ ‎трагедия‏ ‎произошла ‎в‏ ‎XX ‎веке, ‎когда ‎массовое ‎использование‏ ‎пестицидов ‎(в‏ ‎частности,‏ ‎ДДТ) нарушило ‎метаболизм ‎кальция‏ ‎у ‎хищных‏ ‎птиц. ‎Ястребы, ‎орланы, ‎соколы‏ ‎стали‏ ‎передавать ‎токсины‏ ‎по ‎пищевой‏ ‎цепи ‎— ‎и ‎в ‎итоге‏ ‎их‏ ‎яйца ‎буквально‏ ‎ломались ‎под‏ ‎массой ‎тела ‎наседки.

Rachel ‎Carson ‎(1907–1964) в‏ ‎своей‏ ‎книге‏ ‎Silent ‎Spring (1962) впервые‏ ‎описала ‎эту‏ ‎экологическую ‎катастрофу.‏ ‎Популяции‏ ‎многих ‎хищников‏ ‎в ‎США ‎и ‎Европе ‎рухнули.‏ ‎Особенно ‎пострадали‏ ‎сапсаны‏ ‎— ‎в ‎некоторых‏ ‎регионах ‎они‏ ‎исчезли ‎полностью. ‎Только ‎после‏ ‎запрета‏ ‎ДДТ ‎и‏ ‎масштабных ‎программ‏ ‎восстановления, ‎численность ‎этих ‎птиц ‎начала‏ ‎расти.

Сегодня‏ ‎в ‎музейных‏ ‎коллекциях ‎можно‏ ‎увидеть ‎те ‎самые ‎тонкоскорлупные ‎яйца‏ ‎—‏ ‎как‏ ‎немой ‎упрёк‏ ‎эпохе, ‎когда‏ ‎человек ‎вмешался‏ ‎в‏ ‎хрупкий ‎механизм‏ ‎природы. ‎И ‎как ‎напоминание: ‎каждое‏ ‎яйцо ‎—‏ ‎это‏ ‎не ‎просто ‎зародыш,‏ ‎а ‎биологическая‏ ‎хроника ‎своего ‎времени.

Смотреть: 1+ мин
logo LABA+

ЛАБА+ БЛИЗКО…


Уже ‎совсем‏ ‎скоро ‎встречаемся ‎на ‎ЛАБА+ ‎Лектории


Билеты‏ ‎тут: ‎labaplus.timepad.ru/event/3203848 


✨ Артём‏ ‎Фуганов

«Змеиный‏ ‎культ ‎в ‎истории‏ ‎человечества»


🐍 🐉 Почему ‎змеи‏ ‎занимают ‎особое ‎место ‎в‏ ‎человеческой‏ ‎культуре, ‎начиная‏ ‎с ‎палеолита‏ ‎и ‎заканчивая ‎современностью? ‎Пернатый ‎змей‏ ‎Мезоамерики‏ ‎и ‎китайский‏ ‎дракон. ‎Божественный‏ ‎индийские ‎Наги ‎и ‎христианское ‎воплощение‏ ‎дьявола.‏ ‎Символизм‏ ‎Змея ‎Горыныча‏ ‎и ‎ожившие‏ ‎древние ‎культы.


✨ Евгений‏ ‎Рыбалтовский

«Непобедимые‏ ‎войны ‎Австралии»


🇦🇺🦘Австралия.‏ ‎Континент, ‎на ‎территории ‎которого ‎никогда‏ ‎не ‎объявлялось‏ ‎войны.‏ ‎Тем ‎удивительней, ‎что‏ ‎с ‎момента‏ ‎появления ‎на ‎нем ‎европейцев,‏ ‎там‏ ‎непрерывно ‎ведутся‏ ‎самые ‎ожесточенные‏ ‎войны. ‎Войны ‎на ‎уничтожение, ‎с‏ ‎привлечением‏ ‎армии ‎и‏ ‎колоссальных ‎средств,‏ ‎с ‎обозначением ‎конкретных ‎противников ‎и‏ ‎привлечением‏ ‎союзников,‏ ‎зачастую ‎тоже‏ ‎вскоре ‎превращающихся‏ ‎во ‎врагов.


✨ Павел‏ ‎Скучас

«Предки,‏ ‎которые ‎видели‏ ‎динозавров: ‎мезозойская ‎история ‎млекопитающих»


🦖🦧 Млекопитающие ‎—‏ ‎группа ‎позвоночных‏ ‎животных,‏ ‎к ‎которой ‎принадлежит‏ ‎и ‎человек.‏ ‎Наши ‎предки, ‎первые ‎млекопитающие,‏ ‎появившись‏ ‎одновременно ‎с‏ ‎динозаврами ‎в‏ ‎конце ‎триасового ‎периода ‎(примерно ‎230‏ ‎млн‏ ‎лет ‎назад),‏ ‎прошли ‎долгий‏ ‎эволюционный ‎путь, ‎две ‎трети ‎которого‏ ‎приходятся‏ ‎на‏ ‎мезозойскую ‎эру.‏ ‎В ‎ходе‏ ‎нашей ‎встречи‏ ‎мы‏ ‎обсудим ‎вопросы‏ ‎появления ‎и ‎эволюции ‎млекопитающих ‎(в‏ ‎том ‎числе‏ ‎роль‏ ‎динозавров ‎в ‎этом‏ ‎вопросе), ‎особенности‏ ‎мезозойских ‎представителей ‎и ‎попробуем‏ ‎проследить,‏ ‎какое ‎мезозойское‏ ‎эволюционное ‎наследие‏ ‎древних ‎млекопитающих ‎проявляется ‎у ‎человека.


Помимо‏ ‎основной‏ ‎программы, ‎будет‏ ‎много ‎интересного!‏ ‎Приходите❤️


Информационный ‎партнер ‎«АНТРОПОГЕНЕЗ.РУ»

Читать: 1+ мин
logo LABA+

ЛАБА+ ЛЕКТОРИЙ 22 ФЕВРАЛЯ

А ‎мы‏ ‎напоминаем, ‎что ‎22 ‎февраля ‎состоится‏ ‎лекция ‎Павла‏ ‎Скучаса.


«Предки,‏ ‎которые ‎видели ‎динозавров:‏ ‎мезозойская ‎история‏ ‎млекопитающих»


🦖🦧 Млекопитающие ‎— ‎группа ‎позвоночных‏ ‎животных,‏ ‎к ‎которой‏ ‎принадлежит ‎и‏ ‎человек. ‎Наши ‎предки, ‎первые ‎млекопитающие,‏ ‎появившись‏ ‎одновременно ‎с‏ ‎динозаврами ‎в‏ ‎конце ‎триасового ‎периода ‎(примерно ‎230‏ ‎млн‏ ‎лет‏ ‎назад), ‎прошли‏ ‎долгий ‎эволюционный‏ ‎путь, ‎две‏ ‎трети‏ ‎которого ‎приходятся‏ ‎на ‎мезозойскую ‎эру. ‎В ‎ходе‏ ‎нашей ‎встречи‏ ‎мы‏ ‎обсудим ‎вопросы ‎появления‏ ‎и ‎эволюции‏ ‎млекопитающих ‎(в ‎том ‎числе‏ ‎роль‏ ‎динозавров ‎в‏ ‎этом ‎вопросе),‏ ‎особенности ‎мезозойских ‎представителей ‎и ‎попробуем‏ ‎проследить,‏ ‎какое ‎мезозойское‏ ‎эволюционное ‎наследие‏ ‎древних ‎млекопитающих ‎проявляется ‎у ‎человека.


Подробности‏ ‎тут:‏ ‎labaplus.timepad.ru/event/3203848

Смотреть: 8+ мин
logo Научно-просветительский проект НаукаPRO

Паразиты в морях и океанах | Паразитология – Евгения Дмитриева | Научпоп | Лекции | НаукаPRO

Доступно подписчикам уровня
«Научный сотрудник»
Подписаться за 500₽ в месяц

Как паразиты влияют на экосистемы морей и океанов? Нужны ли они природе? Что будет, если все паразиты исчезнут?

Смотреть: 13+ мин
logo Научно-просветительский проект НаукаPRO

Ракушки Чёрного и Азовского моря | Малакология – палеонтолог Павел Фролов | Научпоп

Доступно подписчикам уровня
«Научный сотрудник»
Подписаться за 500₽ в месяц

Какие ракушки можно найти на побережье Чёрного и Азовского моря?

Смотреть: 6+ мин
logo Научно-просветительский проект НаукаPRO

Болезни динозавров | Палеопатология | Лекции по палеонтологии – палеонтолог Павел Скучас | Научпоп

Чем ‎болели‏ ‎динозавры? ‎Болели ‎ли ‎они ‎раком?‏ ‎Как ‎палеонтологи‏ ‎видят‏ ‎палеопатологии ‎на ‎костях‏ ‎древних ‎ящеров?‏ ‎Какими ‎методами ‎изучаются ‎болезни‏ ‎динозавров?‏ ‎Как ‎приобретённые‏ ‎патологии ‎отличают‏ ‎от ‎врождённых?

Об ‎этом ‎и ‎не‏ ‎только‏ ‎в ‎мини-лекции‏ ‎по ‎палеонтологии‏ ‎Павла ‎Скучаса, ‎палеонтолога, ‎доктора ‎биологических‏ ‎наук,‏ ‎доцента‏ ‎кафедры ‎зоологии‏ ‎позвоночных ‎биологического‏ ‎факультета ‎СПбГУ.

Благодарим‏ ‎за‏ ‎иллюстрирование ‎всех‏ ‎наших ‎роликов ‎с ‎участием ‎Павла‏ ‎Скучаса ‎Вениамина‏ ‎Колчанова!‏ ‎??


Смотреть: 10+ мин
logo Научно-просветительский проект НаукаPRO

Окаменелость 10-конечного существа возрастом 330 миллионов лет вызывает споры у учёных

Окаменелость ‎древнего‏ ‎головоногого ‎моллюска ‎может ‎переписать ‎эволюционную‏ ‎историю ‎осьминогов,‏ ‎однако‏ ‎у ‎разных ‎специалистов‏ ‎разные ‎мнения‏ ‎на ‎этот ‎счёт. ‎Такая‏ ‎разность‏ ‎мнений ‎наглядно‏ ‎иллюстрирует ‎то,‏ ‎насколько ‎порой ‎сложно ‎классифицировать ‎некоторые‏ ‎окаменелости.

Мягкие‏ ‎тела ‎головоногих‏ ‎легко ‎и‏ ‎быстро ‎разлагаются, ‎поэтому ‎найти ‎хорошо‏ ‎сохранившиеся‏ ‎окаменелости‏ ‎представителей ‎этой‏ ‎группы ‎(осьминоги,‏ ‎кальмары ‎и‏ ‎каракатицы)‏ ‎получается ‎довольно‏ ‎редко. ‎Создание ‎генеалогического ‎древа ‎этих‏ ‎животных ‎давно‏ ‎стало‏ ‎большой ‎головной ‎болью‏ ‎для ‎палеонтологов,‏ ‎поскольку ‎всю ‎хронологию ‎их‏ ‎эволюции‏ ‎приходится ‎восстанавливать‏ ‎по ‎совсем‏ ‎маленькому ‎количеству ‎находок.

Syllipsimopodi ‎bideni – окаменелое ‎существо‏ ‎возрастом‏ ‎около ‎330‏ ‎миллионов ‎лет‏ ‎с ‎прекрасно ‎сохранившимися ‎присосками ‎и‏ ‎10-ю‏ ‎конечностями.‏ ‎Образец ‎был‏ ‎подарен ‎Королевскому‏ ‎музею ‎Онтарио‏ ‎в‏ ‎Торонто ‎в‏ ‎1988 ‎году ‎после ‎его ‎обнаружения‏ ‎в ‎известняке‏ ‎Медвежьего‏ ‎ущелья ‎в ‎Монтане,‏ ‎сокровищнице ‎мягкотелых‏ ‎окаменелостей.

Тщательное ‎рассмотрение ‎образца ‎позволяет‏ ‎предположить,‏ ‎что ‎окаменелость‏ ‎представляет ‎собой‏ ‎тип ‎головоногого ‎моллюска, ‎называемого ‎вампироподом.‏ ‎Об‏ ‎этом ‎сообщили‏ ‎исследователи ‎Американского‏ ‎музея ‎естественной ‎истории ‎в ‎Нью-Йорке‏ ‎8‏ ‎марта‏ ‎в ‎журнале‏ ‎Nature ‎Communications.

Если‏ ‎окаменелость ‎действительно‏ ‎является‏ ‎таковой, ‎то‏ ‎это ‎сделало ‎бы ‎этот ‎недавно‏ ‎установленный ‎вид‏ ‎древнейшим‏ ‎предком ‎осьминогов, ‎удревнив‏ ‎его ‎эволюционное‏ ‎древо ‎ещё ‎на ‎80‏ ‎миллионов‏ ‎лет. ‎Предполагается,‏ ‎что ‎некоторые‏ ‎черты ‎древних ‎осьминогов ‎эволюционировали ‎гораздо‏ ‎быстрее,‏ ‎чем ‎считалось‏ ‎ранее. ‎«Это‏ ‎переворачивает ‎почти ‎100 ‎лет ‎науки‏ ‎об‏ ‎эволюции‏ ‎головоногих», ‎–‏ ‎говорит ‎палеонтолог‏ ‎беспозвоночных ‎Кристофер‏ ‎Уэлен.

Однако‏ ‎не ‎все‏ ‎с ‎этим ‎согласны.

Классификация ‎основана ‎на‏ ‎окаменелости, ‎имеющей‏ ‎гладиус,‏ ‎– ‎твёрдую ‎внутреннюю‏ ‎часть ‎тела,‏ ‎по ‎форме ‎напоминающую ‎одноимённый‏ ‎римский‏ ‎меч. ‎Гладиус‏ ‎можно ‎идентифицировать‏ ‎по ‎тонким ‎линиям ‎роста ‎вдоль‏ ‎края‏ ‎окаменелости, ‎а‏ ‎также ‎по‏ ‎ребру, ‎идущему ‎по ‎её ‎центру.

Но‏ ‎там,‏ ‎где‏ ‎Уэлен ‎и‏ ‎палеонтолог ‎Нил‏ ‎Лэндман ‎видят‏ ‎гладиус,‏ ‎другие ‎видят‏ ‎что-то ‎другое.

«Это ‎не ‎гладиус, ‎извините»,‏ ‎– ‎говорит‏ ‎Кристиан‏ ‎Клуг, ‎палеонтолог, ‎специалист‏ ‎по ‎головоногим‏ ‎из ‎университета ‎Цюриха. ‎Он‏ ‎утверждает,‏ ‎что ‎тонкие‏ ‎линии, ‎принимаемые‏ ‎за ‎гладиус, ‎на ‎самом ‎деле‏ ‎являются‏ ‎уплощеннием ‎фрагмокона,‏ ‎ряда ‎камер,‏ ‎обнаруженных ‎в ‎панцирях ‎ранних ‎головоногих.

«Идентификация‏ ‎окаменелостей‏ ‎—‏ ‎это ‎нечто‏ ‎больше, ‎чем‏ ‎просто ‎визуальный‏ ‎осмотр»,‏ ‎– ‎говорит‏ ‎Рой ‎Плотник, ‎палеонтолог ‎беспозвоночных ‎Иллинойского‏ ‎университета ‎в‏ ‎Чикаго.‏ ‎Палеонтологи ‎обладают ‎большими‏ ‎познаниями ‎в‏ ‎области ‎анатомии, ‎биологии ‎и‏ ‎зоологии.‏ ‎«Многие ‎из‏ ‎нас ‎знают‏ ‎анатомию ‎животных ‎лучше, ‎чем ‎большинство‏ ‎биологов.‏ ‎Палеонтологам ‎также‏ ‎необходимо ‎знать,‏ ‎как ‎происходит ‎процесс ‎фоссилизации ‎(окаменения)‏ ‎и‏ ‎как‏ ‎разлагаются ‎животные.‏ ‎Если ‎какая-либо‏ ‎черта, ‎какой-либо‏ ‎признак‏ ‎у ‎находки‏ ‎отсутствует, ‎то ‎палеонтолог ‎прежде ‎всего‏ ‎выясняет, ‎отсутствовала‏ ‎ли‏ ‎она ‎у ‎жившего‏ ‎животного ‎или‏ ‎же ‎просто ‎не ‎сохранилась».

В‏ ‎случае‏ ‎с ‎Syllipsimopodi‏ ‎bideni ‎обнаружение‏ ‎большего ‎количества ‎образцов ‎может ‎помочь‏ ‎исследователям‏ ‎сделать ‎правильную‏ ‎интерпретацию. ‎Также‏ ‎могут ‎помочь ‎современные ‎технологии. ‎В‏ ‎последнее‏ ‎десятилетие‏ ‎были ‎разработаны‏ ‎новые ‎методы‏ ‎изучения ‎химического‏ ‎состава‏ ‎окаменелостей, ‎что‏ ‎позволяет ‎учёным ‎выявлять ‎ранее ‎скрытые‏ ‎детали.

Если ‎вам‏ ‎интересно‏ ‎ещё ‎узнать ‎о‏ ‎доисторической ‎морской‏ ‎фауне, ‎то ‎рекомендуем ‎посмотреть‏ ‎видеоролик‏ ‎«Полярные ‎мозазавры»‏ ‎Дмитрия ‎Григорьева.


Подарить подписку

Будет создан код, который позволит адресату получить бесплатный для него доступ на определённый уровень подписки.

Оплата за этого пользователя будет списываться с вашей карты вплоть до отмены подписки. Код может быть показан на экране или отправлен по почте вместе с инструкцией.

Будет создан код, который позволит адресату получить сумму на баланс.

Разово будет списана указанная сумма и зачислена на баланс пользователя, воспользовавшегося данным промокодом.

Добавить карту
0/2048