logo
16
подписчиков
Politisch verdächtig  Премиум-филиал политически неблагонадёжного блога из Петербурга. Политология, социология и всё остальное, что может заинтересовать любителей социальных и гуманитарных наук.
Публикации Уровни подписки Контакты О проекте Фильтры Метки Статистика Контакты Поделиться
О проекте
Добро пожаловать в платный филиал Telegram-канала Politisch verdächtig!
Здесь будут публиковаться эксклюзивные материалы – слишком объёмные или по иным причинам не подходящие для публикации в основном канале.
В остальном принципы остаются теми же: ирония, опора на факты и политическая неблагонадёжность.
Публикации, доступные бесплатно
Уровни подписки
Единоразовый платёж

Безвозмездное пожертвование без возможности возврата. Этот взнос не предоставляет доступ к закрытому контенту.

Помочь проекту
Самый отзывчивый 250 ₽ месяц 2 550 ₽ год
(-15%)
При подписке на год для вас действует 15% скидка. 15% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Politisch verdächtig
Осталось 10 мест

Базовая подписка с доступом к публикациям, но вдвое дешевле – в благодарность за отзывчивость и готовность поддержать новое начинание.

Оформить подписку
Политически неблагонадёжный 500 ₽ месяц 5 100 ₽ год
(-15%)
При подписке на год для вас действует 15% скидка. 15% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Politisch verdächtig

Базовая подписка с доступом к публикациям.

Оформить подписку
Политически сознательный 1 000 ₽ месяц 10 200 ₽ год
(-15%)
При подписке на год для вас действует 15% скидка. 15% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Politisch verdächtig
Доступны сообщения

Улучшенная подписка с доступом к публикациям и возможностью писать личные сообщения автору, в том числе предлагать темы для новых публикаций.

Оформить подписку
Проводник на тропе 5 000 ₽ месяц 51 000 ₽ год
(-15%)
При подписке на год для вас действует 15% скидка. 15% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Politisch verdächtig
Доступны сообщения

Топ-подписка для людей, которым я явно чем-то могу быть полезен. Пишите в личные сообщения, обсудим.

Оформить подписку
Фильтры
Статистика
16 подписчиков
Обновления проекта
Читать: 36+ мин
logo Politisch verdächtig

Как нам обустроить муниципальную власть в Петербурге. Часть 2: новая муниципальная карта

Данная ‎статья‏ ‎была ‎впервые ‎опубликована ‎в ‎апреле‏ ‎2023 ‎г.‏ ‎Здесь‏ ‎же ‎приведена ‎её‏ ‎обновлённая ‎и‏ ‎улучшенная ‎версия.

Напомню ‎краткое ‎содержание‏ ‎первой‏ ‎части ‎моих‏ ‎размышлений ‎об‏ ‎административно-территориальном ‎и ‎муниципальном ‎делении ‎Петербурга:

1. Территориальное‏ ‎деление‏ ‎Петербурга ‎представляет‏ ‎собой ‎парадокс.‏ ‎С ‎одной ‎стороны, ‎оно ‎напоминает‏ ‎многоуровневую‏ ‎«берлинскую»‏ ‎систему, ‎распространенную‏ ‎во ‎многих‏ ‎городах ‎Европы.‏ ‎С‏ ‎другой ‎—‏ ‎оно ‎словно ‎поставлено ‎с ‎ног‏ ‎на ‎голову:‏ ‎муниципальными‏ ‎полномочиями ‎наделён ‎не‏ ‎наиболее ‎крупный‏ ‎(следующий ‎после ‎городского), ‎а‏ ‎самый‏ ‎мелкий ‎уровень‏ ‎территориальных ‎единиц.‏ ‎Между ‎тем ‎этот ‎нижний ‎уровень‏ ‎не‏ ‎обладает ‎большой‏ ‎налогооблагаемой ‎базой,‏ ‎с ‎каждым ‎годом ‎всё ‎меньше‏ ‎что-либо‏ ‎контролирует,‏ ‎а ‎граждане‏ ‎себя ‎редко‏ ‎с ‎ним‏ ‎идентифицируют.‏ ‎Напротив, ‎более‏ ‎крупный ‎и ‎знакомый ‎петербуржцам ‎уровень‏ ‎власти ‎—‏ ‎районы‏ ‎— ‎никаким ‎самоуправлением‏ ‎не ‎обладает‏ ‎и ‎является ‎просто ‎«аватаром»‏ ‎Смольного‏ ‎на ‎местах.

2. В‏ ‎ранний ‎постсоветский‏ ‎период ‎в ‎Петербурге ‎существовали ‎районные‏ ‎советы,‏ ‎которые ‎фактически‏ ‎играли ‎роль‏ ‎местного ‎самоуправления ‎(формально ‎его ‎просто‏ ‎не‏ ‎было).‏ ‎Однако ‎к‏ ‎1997 ‎г.‏ ‎они ‎окончательно‏ ‎были‏ ‎упразднены ‎и‏ ‎заменены ‎сеткой ‎мелких ‎МО, ‎а‏ ‎районы ‎стали‏ ‎чисто‏ ‎административной ‎единицей.

3. С ‎начала‏ ‎2000-х ‎оппозиция‏ ‎в ‎ЗакСе ‎и ‎некоторые‏ ‎представители‏ ‎власти ‎выступали‏ ‎за ‎реформу‏ ‎муниципального ‎устройства ‎Петербурга ‎— ‎либо‏ ‎в‏ ‎формате ‎передачи‏ ‎местного ‎самоуправления‏ ‎на ‎районный ‎уровень, ‎либо ‎в‏ ‎формате‏ ‎укрупнения‏ ‎существующих ‎МО.‏ ‎Однако ‎эти‏ ‎проекты ‎не‏ ‎были‏ ‎реализованы.

Теперь ‎поговорим‏ ‎о ‎том, ‎что ‎с ‎муниципальным‏ ‎делением ‎Петербурга‏ ‎хотят‏ ‎делать ‎нынешние ‎городские‏ ‎власти ‎и‏ ‎какую ‎альтернативу ‎их ‎проектам‏ ‎могу‏ ‎предложить ‎я.

«Реформа‏ ‎без ‎реформы»

Осенью‏ ‎2021 ‎г. ‎в ‎Петербурге ‎появились‏ ‎слухи‏ ‎о ‎том,‏ ‎что ‎Смольный‏ ‎планирует ‎в ‎ближайшее ‎время ‎провести‏ ‎муниципальную‏ ‎реформу.‏ ‎Сам ‎Смольный,‏ ‎впрочем, ‎прямо‏ ‎ничего ‎подобного‏ ‎не‏ ‎заявлял. ‎Слухи‏ ‎в ‎целом ‎подтвердил ‎спикер ‎ЗакСа‏ ‎Александр ‎Бельский,‏ ‎однако‏ ‎из ‎его ‎слов‏ ‎чёткой ‎картины‏ ‎не ‎складывалось. ‎Да, ‎реформа‏ ‎нужна, но‏ ‎торопиться ‎с‏ ‎ней ‎не‏ ‎нужно, поскольку ‎необходимо ‎посоветоваться ‎с ‎гражданами‏ ‎и‏ ‎создать ‎рабочую‏ ‎группу ‎из‏ ‎представителей ‎законодательной, ‎исполнительной ‎и ‎муниципальной‏ ‎власти.‏ ‎Также‏ ‎Бельский ‎отмечал, что‏ ‎у ‎властей‏ ‎пока ‎нет‏ ‎ясности,‏ ‎как ‎именно‏ ‎должны ‎выглядеть ‎новые ‎муниципалитеты: ‎сохраниться‏ ‎в ‎текущих‏ ‎границах,‏ ‎совпадать ‎с ‎районами‏ ‎или ‎с‏ ‎избирательными ‎округами ‎ЗакСа.

Неофициально ‎появлялись‏ ‎различные‏ ‎предположения ‎на‏ ‎тему ‎того,‏ ‎как ‎изменится ‎сетка ‎МО ‎в‏ ‎результате‏ ‎реформы. ‎Например,‏ ‎публиковались ‎списки‏ ‎муниципалитетов, ‎которые ‎якобы ‎будут ‎объединены.‏ ‎Однако‏ ‎перечисленные‏ ‎округа ‎даже‏ ‎не ‎всегда‏ ‎граничили ‎друг‏ ‎с‏ ‎другом, ‎а‏ ‎порой описанные ‎границы ‎выглядели ‎настолько ‎невероятно,‏ ‎что ‎всерьёз‏ ‎воспринимать‏ ‎эти ‎«инсайды» ‎было‏ ‎невозможно.

После ‎начала‏ ‎СВО ‎идея ‎муниципальной ‎реформы‏ ‎в‏ ‎Петербурге ‎отправилась‏ ‎в ‎долгий‏ ‎ящик. ‎О ‎ней ‎периодически ‎вспоминали,‏ ‎но‏ ‎обсуждение ‎конкретики‏ ‎возобновилось ‎лишь‏ ‎год ‎спустя, ‎осенью ‎2022 ‎г.‏ ‎В‏ ‎марте‏ ‎2023 ‎г.‏ ‎депутат ‎от‏ ‎ЕР ‎Денис‏ ‎Четырбок‏ ‎внёс в ‎ЗакС‏ ‎проект ‎закона, ‎позволяющего ‎властям ‎объединять‏ ‎МО, ‎если‏ ‎такое‏ ‎предложение ‎одобрят ‎общественные‏ ‎слушания ‎и‏ ‎муниципальные ‎советы ‎в ‎затронутых‏ ‎округах.‏ ‎Однако ‎время‏ ‎шло, ‎а‏ ‎законопроект ‎никуда ‎не ‎двигался, ‎и‏ ‎уже‏ ‎к ‎сентябрю‏ ‎того ‎же‏ ‎года ‎источники ‎в ‎органах ‎власти‏ ‎сообщали, что‏ ‎реформы‏ ‎не ‎будет‏ ‎как ‎минимум‏ ‎до ‎президентских‏ ‎выборов.‏ ‎А ‎в‏ ‎сентябре ‎2024-го, ‎после ‎новых ‎муниципальных‏ ‎выборов, ‎депутат‏ ‎ЗакСа‏ ‎и ‎председатель ‎Совета‏ ‎муниципальных ‎образований‏ ‎Всеволод ‎Беликов ‎заявил на ‎встрече‏ ‎новоизбранных‏ ‎муниципалов ‎с‏ ‎депутатами ‎городского‏ ‎парламента, ‎что ‎«на ‎сегодняшний ‎день‏ ‎предпосылок‏ ‎к ‎этому‏ ‎[реформе] ‎нет»‏ ‎— и ‎глава ‎Комитета ‎территориального ‎развития‏ ‎(КТР,‏ ‎департамент‏ ‎петербургского ‎правительства,‏ ‎отвечающий ‎за‏ ‎взаимодействие ‎с‏ ‎муниципалитетами)‏ ‎Денис ‎Царегородцев‏ ‎с ‎этим ‎согласился. ‎С ‎тех‏ ‎пор ‎тема‏ ‎муниципальной‏ ‎реформы ‎заглохла, ‎и,‏ ‎хотя ‎она‏ ‎в ‎любой ‎момент ‎может‏ ‎быть‏ ‎поднята ‎вновь,‏ ‎говорить ‎о‏ ‎скором ‎её ‎воплощении ‎не ‎приходится.

Нужно‏ ‎отметить,‏ ‎что ‎в‏ ‎городском ‎руководстве‏ ‎звучала ‎и ‎откровенная ‎критика ‎данной‏ ‎идеи.‏ ‎Так,‏ ‎в ‎марте‏ ‎2023 ‎г.‏ ‎тогдашняя ‎глава‏ ‎КТР‏ ‎Наталья ‎Чечина‏ ‎прямо ‎заявила, что ‎простое ‎объединение ‎МО‏ ‎— ‎это‏ ‎ещё‏ ‎не ‎реформа, ‎а‏ ‎осуществление ‎этого‏ ‎шага ‎приведёт ‎к ‎росту‏ ‎числа‏ ‎«безработных ‎людей,‏ ‎критиков ‎и‏ ‎оппозиционно ‎настроенных ‎избирателей». ‎Трудно ‎с‏ ‎ней‏ ‎не ‎согласиться‏ ‎— ‎хотя,‏ ‎безусловно, ‎наиболее ‎негативные ‎последствия ‎такой‏ ‎«реформы»‏ ‎заключаются‏ ‎в ‎другом.

В‏ ‎целом ‎пока‏ ‎неясно, ‎что‏ ‎именно‏ ‎Смольный ‎хочет‏ ‎(или ‎хотел) ‎сделать ‎с ‎МО.‏ ‎Иногда ‎в‏ ‎медиа‏ ‎упоминается цифра ‎70 ‎—‏ ‎якобы ‎примерно‏ ‎столько ‎муниципалитетов, ‎по ‎данным‏ ‎источников‏ ‎в ‎руководстве‏ ‎Петербурга, ‎должно‏ ‎остаться ‎в ‎городе. ‎Однако ‎неясны‏ ‎ни‏ ‎их ‎границы,‏ ‎ни ‎принцип,‏ ‎по ‎которому ‎они ‎будут ‎формироваться.‏ ‎Численность‏ ‎населения?‏ ‎Избирательные ‎округа‏ ‎ЗакСа? ‎Что-то‏ ‎ещё? ‎Ответов‏ ‎на‏ ‎эти ‎вопросы‏ ‎никто ‎не ‎мог ‎дать ‎и,‏ ‎похоже, ‎уже‏ ‎не‏ ‎даст ‎— ‎если‏ ‎только ‎реформа‏ ‎не ‎будет ‎вновь ‎вытащена‏ ‎из‏ ‎небытия, ‎когда‏ ‎изменится ‎обстановка‏ ‎в ‎стране ‎и ‎мире.

Бросается ‎в‏ ‎глаза,‏ ‎что ‎тема‏ ‎реформы ‎муниципальной‏ ‎власти ‎— ‎по ‎идее, ‎самой‏ ‎близкой‏ ‎к‏ ‎рядовым ‎гражданам‏ ‎— ‎в‏ ‎Петербурге ‎обсуждается‏ ‎исключительно‏ ‎в ‎top-down, верхушечном‏ ‎ключе. ‎Мнение ‎самих ‎горожан ‎заранее‏ ‎исключено ‎из‏ ‎повестки‏ ‎дня: ‎речь ‎идёт‏ ‎почти ‎исключительно‏ ‎о ‎том, ‎какой ‎вариант‏ ‎выберет‏ ‎федеральное ‎и‏ ‎городское ‎руководство.‏ ‎При ‎этом ‎аргументы ‎в ‎пользу‏ ‎того‏ ‎или ‎иного‏ ‎решения ‎зачастую‏ ‎основываются ‎не ‎на ‎долгосрочных ‎интересах‏ ‎города,‏ ‎а‏ ‎на ‎сиюминутных‏ ‎политических ‎интересах‏ ‎— ‎как‏ ‎Смольного,‏ ‎так ‎и‏ ‎федеральной ‎власти.

Что ‎ж, ‎раз ‎полноценного‏ ‎гражданского ‎диалога‏ ‎по‏ ‎теме ‎устройства ‎муниципалитетов‏ ‎вообще ‎и‏ ‎муниципальной ‎реформы ‎в ‎частности‏ ‎у‏ ‎нас ‎(пока)‏ ‎нет ‎—‏ ‎попробую ‎его ‎начать. ‎Начну ‎с‏ ‎самой‏ ‎старой ‎и,‏ ‎пожалуй, ‎самой‏ ‎популярной ‎идеи ‎— ‎передать ‎муниципальные‏ ‎полномочия‏ ‎на‏ ‎уровень ‎районов.

Райсоветы:‏ ‎за ‎и‏ ‎против

Административные ‎районы‏ ‎Петербурга‏ ‎— ‎это‏ ‎достаточно ‎крупные ‎единицы: ‎в ‎некоторых‏ ‎проживает ‎более‏ ‎полумиллиона‏ ‎человек, ‎как ‎в‏ ‎неплохом ‎областном‏ ‎центре. ‎У ‎районов ‎территория‏ ‎значительно‏ ‎больше, ‎чем‏ ‎у ‎МО,‏ ‎что ‎даёт ‎обширную ‎налогооблагаемую ‎базу‏ ‎—‏ ‎точнее, ‎давало‏ ‎бы, ‎если‏ ‎бы ‎районы ‎могли ‎собирать ‎налоги.‏ ‎Также‏ ‎районы‏ ‎куда ‎лучше‏ ‎укоренены ‎в‏ ‎идентичности ‎петербуржцев,‏ ‎чем‏ ‎муниципалитеты: ‎по‏ ‎этому ‎историческому ‎делению ‎горожане ‎себя‏ ‎определяют ‎куда‏ ‎чаще,‏ ‎чем ‎согласно ‎«искусственной»‏ ‎сетке ‎органов‏ ‎местного ‎самоуправления. ‎Быть ‎может,‏ ‎действительно‏ ‎имеет ‎смысл‏ ‎передать ‎муниципальные‏ ‎полномочия ‎на ‎районный ‎уровень?

Как ‎я‏ ‎уже‏ ‎отмечал, ‎у‏ ‎этой ‎идеи‏ ‎было ‎и ‎есть ‎довольно ‎много‏ ‎сторонников,‏ ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎среди ‎депутатов‏ ‎Законодательного ‎Собрания‏ ‎и‏ ‎муниципальных ‎советов.‏ ‎К ‎тому ‎же ‎исторически ‎Петербург‏ ‎(Ленинград) ‎уже‏ ‎имел‏ ‎долгий ‎опыт ‎жизни‏ ‎с ‎выборной‏ ‎(пусть ‎и ‎формально) ‎районной‏ ‎властью.‏ ‎И ‎хотя‏ ‎в ‎1990-е‏ ‎город ‎пошёл ‎не ‎путём ‎наделения‏ ‎формальных‏ ‎институтов ‎реальными‏ ‎полномочиями, ‎а‏ ‎путём ‎уничтожения ‎даже ‎фасадной ‎самостоятельности‏ ‎районов,‏ ‎опыт‏ ‎райсоветов ‎не‏ ‎был ‎совсем‏ ‎забыт.

На ‎мой‏ ‎взгляд,‏ ‎у ‎идеи‏ ‎района ‎как ‎муниципалитета ‎действительно ‎есть‏ ‎свои ‎плюсы.‏ ‎Воссоздание‏ ‎райсоветов ‎поможет, ‎с‏ ‎одной ‎стороны,‏ ‎обеспечить ‎представительство ‎местных ‎жителей‏ ‎на‏ ‎реально ‎(а‏ ‎не ‎декларативно)‏ ‎дееспособном ‎уровне ‎власти, ‎повысит ‎подотчётность‏ ‎районных‏ ‎администраций ‎гражданам,‏ ‎а ‎главное‏ ‎— ‎даст ‎возможность ‎добиваться ‎масштабных,‏ ‎а‏ ‎не‏ ‎только ‎косметических‏ ‎изменений ‎благодаря‏ ‎куда ‎большему‏ ‎бюджету.‏ ‎В ‎этом‏ ‎отношении ‎самоуправление ‎на ‎уровне ‎района‏ ‎куда ‎перспективнее,‏ ‎чем‏ ‎на ‎уровне ‎муниципалитета.‏ ‎Если ‎бы‏ ‎выбор ‎стоял ‎между ‎сохранением‏ ‎существующей‏ ‎системы ‎и‏ ‎переходом ‎к‏ ‎райсоветам, ‎я ‎бы, ‎пожалуй, ‎поддержал‏ ‎второй‏ ‎вариант.

Однако ‎есть‏ ‎у ‎этой‏ ‎идеи ‎и ‎крайне ‎важный ‎минус,‏ ‎который‏ ‎также‏ ‎не ‎может‏ ‎не ‎беспокоить‏ ‎очень ‎многих.‏ ‎Величина‏ ‎существующих ‎в‏ ‎Петербурге ‎районов ‎— ‎это ‎не‏ ‎только ‎достоинство,‏ ‎но‏ ‎и ‎недостаток. ‎У‏ ‎нас ‎есть‏ ‎как ‎очень ‎небольшие ‎и‏ ‎гомогенные‏ ‎районы ‎—‏ ‎вроде ‎Кронштадтского‏ ‎(который ‎совпадает ‎с ‎МО ‎Кронштадт)‏ ‎или‏ ‎Центрального, ‎так‏ ‎и ‎огромные,‏ ‎разделенные ‎естественными ‎и ‎искусственными ‎преградами,‏ ‎включающие‏ ‎в‏ ‎себя ‎очень‏ ‎разнообразную ‎застройку‏ ‎и ‎даже‏ ‎разные‏ ‎населённые ‎пункты‏ ‎— ‎вроде ‎Невского ‎или ‎Пушкинского.‏ ‎Если ‎территория‏ ‎из‏ ‎2-4 ‎небольших ‎и‏ ‎схожих ‎между‏ ‎собой ‎МО ‎только ‎выиграет‏ ‎от‏ ‎объединения ‎администраций‏ ‎и ‎бюджетов,‏ ‎то ‎в ‎большом ‎и ‎разнообразном‏ ‎районе‏ ‎обязательно ‎появятся‏ ‎проигравшие ‎—‏ ‎территории, ‎оказавшиеся ‎«на ‎отшибе», ‎недостаточно‏ ‎населенные,‏ ‎слишком‏ ‎непохожие ‎на‏ ‎другие ‎и‏ ‎т. ‎д.‏ ‎Для‏ ‎них ‎утрата‏ ‎даже ‎скромного ‎местного ‎самоуправления ‎и‏ ‎бюджета ‎может‏ ‎привести‏ ‎к ‎упадку ‎из-за‏ ‎доминирования ‎в‏ ‎районном ‎совете ‎более ‎успешных‏ ‎соседей.

Проблема‏ ‎усугубляется ‎ещё‏ ‎и ‎тем,‏ ‎как ‎проводились ‎границы ‎районов ‎в‏ ‎советское‏ ‎время. ‎Большая‏ ‎их ‎часть,‏ ‎кроме ‎пригородных, ‎имеют ‎«лепестковую», ‎секторную‏ ‎форму‏ ‎—‏ ‎тянутся ‎от‏ ‎исторического ‎центра‏ ‎к ‎окраинам,‏ ‎словно‏ ‎лепестки ‎цветка‏ ‎или ‎куски ‎пирога. ‎Советская ‎власть‏ ‎то ‎ли‏ ‎не‏ ‎успевала, ‎то ‎ли‏ ‎в ‎принципе‏ ‎не ‎хотела ‎наделять ‎собственной‏ ‎администрацией‏ ‎присоединяемые ‎к‏ ‎городу ‎территории‏ ‎и ‎просто ‎«пристёгивала» ‎их ‎к‏ ‎старым‏ ‎районам. ‎Отсюда‏ ‎возникла ‎ситуация,‏ ‎когда ‎почти ‎каждый ‎район ‎представляет‏ ‎собой‏ ‎срез‏ ‎«исторического ‎древа»‏ ‎Петербурга: ‎в‏ ‎нём ‎можно‏ ‎найти‏ ‎и ‎дореволюционный‏ ‎доходный ‎дом, ‎и ‎сталинскую ‎школу,‏ ‎и ‎позднесоветские‏ ‎панельки,‏ ‎и ‎тридцатиэтажные ‎новостройки.‏ ‎Это ‎по-своему‏ ‎трогательно, ‎однако ‎с ‎точки‏ ‎зрения‏ ‎управления ‎территорией‏ ‎и ‎согласования‏ ‎интересов ‎жителей ‎разных ‎частей ‎района‏ ‎это‏ ‎превращается ‎в‏ ‎проблему. ‎Райсовет‏ ‎большого ‎района ‎рискует ‎стать ‎полем‏ ‎бесконечной‏ ‎битвы‏ ‎между ‎разными‏ ‎его ‎концами,‏ ‎перетягивающими ‎одеяло‏ ‎на‏ ‎себя.

На ‎мой‏ ‎взгляд, ‎лучший ‎способ ‎совместить ‎достоинства‏ ‎и ‎избежать‏ ‎недостатков‏ ‎нынешних ‎районов ‎и‏ ‎муниципальных ‎образований‏ ‎— ‎это ‎«перезагрузка» ‎местного‏ ‎самоуправления‏ ‎на ‎основе‏ ‎единиц ‎промежуточного‏ ‎размера. ‎Далее ‎я ‎буду ‎называть‏ ‎их‏ ‎просто ‎новыми‏ ‎районами.

Принципы ‎новых‏ ‎районов

Новый ‎район, ‎в ‎моём ‎представлении‏ ‎—‏ ‎это‏ ‎муниципальная ‎единица,‏ ‎как ‎правило,‏ ‎меньшая, ‎чем‏ ‎нынешний‏ ‎район, ‎но‏ ‎большая, ‎чем ‎муниципальное ‎образование. ‎Если‏ ‎упрощать ‎и‏ ‎не‏ ‎брать ‎в ‎расчёт‏ ‎центр ‎города‏ ‎и ‎пригороды ‎с ‎их‏ ‎спецификой,‏ ‎то ‎новый‏ ‎район ‎—‏ ‎это ‎разделённый ‎поперёк ‎примерно ‎пополам‏ ‎старый.‏ ‎Так ‎я‏ ‎видел ‎эту‏ ‎концепцию ‎ещё ‎лет ‎семь ‎назад,‏ ‎когда‏ ‎она‏ ‎впервые ‎пришла‏ ‎мне ‎в‏ ‎голову. ‎Однако‏ ‎нужно‏ ‎было ‎понять,‏ ‎как ‎именно ‎должны ‎проходить ‎границы‏ ‎новых ‎районов.

Я‏ ‎сразу‏ ‎отверг ‎принцип ‎равной‏ ‎численности ‎населения‏ ‎— ‎и, ‎следовательно, ‎принцип‏ ‎строгого‏ ‎соответствия ‎районов‏ ‎избирательным ‎округам‏ ‎ЗакСа ‎(которые, ‎как ‎известно, ‎должны‏ ‎быть‏ ‎примерно ‎равными‏ ‎по ‎числу‏ ‎избирателей). ‎Наиболее ‎очевидный ‎недостаток ‎этого‏ ‎принципа‏ ‎—‏ ‎непостоянство. ‎Даже‏ ‎за ‎последние‏ ‎десять ‎лет‏ ‎численность‏ ‎населения ‎некоторых‏ ‎территорий ‎радикально ‎изменилась ‎из-за ‎новостроек.‏ ‎Скорее ‎всего,‏ ‎этот‏ ‎процесс ‎продолжится, ‎особенно‏ ‎в ‎«сером‏ ‎поясе» ‎(старые ‎промзоны). ‎Какой‏ ‎смысл‏ ‎в ‎границах,‏ ‎которые ‎станут‏ ‎неактуальны ‎буквально ‎через ‎пять-десять ‎лет?

Впрочем,‏ ‎у‏ ‎попыток ‎создать‏ ‎равные ‎по‏ ‎численности ‎населения ‎районы ‎есть ‎и‏ ‎другая‏ ‎проблема.‏ ‎Плотность ‎населения‏ ‎города ‎неоднородна уже‏ ‎сейчас, ‎без‏ ‎учёта‏ ‎будущих ‎изменений.‏ ‎Некоторые ‎кварталы ‎новостроек ‎сопоставимы ‎по‏ ‎числу ‎жителей‏ ‎с‏ ‎целыми ‎МО. ‎Если‏ ‎стремиться ‎к‏ ‎равной ‎численности ‎населения ‎в‏ ‎районах‏ ‎по ‎всему‏ ‎городу, ‎то‏ ‎одни ‎из ‎них ‎будут ‎состоять‏ ‎из‏ ‎нескольких ‎тридцатиэтажных‏ ‎«человейников», ‎а‏ ‎другие ‎— ‎представлять ‎собой ‎огромные‏ ‎«пустоши»‏ ‎из‏ ‎малоэтажной ‎застройки.

Тем‏ ‎не ‎менее,‏ ‎полностью ‎игнорировать‏ ‎фактор‏ ‎численности ‎населения‏ ‎при ‎проведении ‎границ ‎районов ‎также‏ ‎невозможно. ‎Главным‏ ‎образом‏ ‎это ‎связано ‎с‏ ‎эффективностью ‎управления‏ ‎и ‎расходования ‎средств: ‎районы‏ ‎с‏ ‎малочисленным ‎населением‏ ‎всё ‎равно‏ ‎требуют ‎заметных ‎административных ‎расходов, ‎при‏ ‎этом‏ ‎налоговая ‎база‏ ‎у ‎них,‏ ‎как ‎правило, ‎значительно ‎меньше, ‎чем‏ ‎у‏ ‎крупных.‏ ‎Содержать ‎администрацию‏ ‎даже ‎в‏ ‎десять-двадцать ‎сотрудников‏ ‎в‏ ‎районе, ‎где‏ ‎живёт ‎триста ‎или ‎даже ‎тысяча‏ ‎человек ‎—‏ ‎это,‏ ‎как ‎правило, ‎верный‏ ‎путь ‎к‏ ‎убыточности ‎местного ‎бюджета, ‎к‏ ‎разочарованию‏ ‎граждан ‎в‏ ‎самоуправлении ‎и‏ ‎к ‎зависимости ‎муниципалитета ‎от ‎городских‏ ‎властей.‏ ‎Поэтому ‎таких‏ ‎ситуаций ‎я‏ ‎старался ‎избегать. ‎Малонаселённые ‎новые ‎районы‏ ‎я‏ ‎планировал‏ ‎либо ‎там,‏ ‎где ‎территория‏ ‎всерьёз ‎изолирована‏ ‎от‏ ‎соседей, ‎либо‏ ‎там, ‎где ‎наблюдается ‎явная ‎тенденция‏ ‎к ‎росту‏ ‎населения‏ ‎за ‎счёт ‎новостроек.

Есть‏ ‎ещё ‎один,‏ ‎вроде ‎бы ‎очевидный ‎способ‏ ‎проведения‏ ‎границ ‎—‏ ‎исторический. ‎В‏ ‎Петербурге ‎множество ‎исторических ‎районов, ‎многие‏ ‎из‏ ‎них ‎хорошо‏ ‎известны ‎местным‏ ‎жителям ‎— ‎почему ‎бы ‎не‏ ‎провести‏ ‎новые‏ ‎муниципальные ‎границы‏ ‎на ‎основе‏ ‎такого ‎деления?‏ ‎Проблема‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎сегодня ‎эти ‎границы ‎зачастую‏ ‎неудобны. ‎Многие‏ ‎исторические‏ ‎районы ‎Петербурга ‎—‏ ‎это ‎бывшие‏ ‎сёла ‎на ‎окраинах, ‎постепенно‏ ‎входившие‏ ‎в ‎городскую‏ ‎черту. ‎Территории‏ ‎этих ‎сёл ‎были ‎небольшими ‎и‏ ‎сегодня‏ ‎могут ‎составлять‏ ‎буквально ‎несколько‏ ‎кварталов, ‎что ‎ведёт ‎к ‎описанной‏ ‎выше‏ ‎проблеме‏ ‎маленьких ‎районов,‏ ‎которые ‎на‏ ‎практике ‎будут‏ ‎«ни‏ ‎о ‎чём».‏ ‎Также ‎многие ‎исторические ‎районы ‎за‏ ‎ХХ ‎в.‏ ‎стали‏ ‎частями ‎одного ‎микрорайона‏ ‎с ‎одинаковой‏ ‎застройкой, ‎зримых ‎границ ‎между‏ ‎ними‏ ‎больше ‎нет.‏ ‎К ‎тому‏ ‎же ‎на ‎восприятие ‎городских ‎территорий‏ ‎повлияло‏ ‎метро, ‎от‏ ‎которого ‎зачастую‏ ‎и ‎«отстраивается» ‎местная ‎идентичность ‎сегодня.‏ ‎Поэтому‏ ‎в‏ ‎чистом ‎виде‏ ‎исторические ‎границы‏ ‎как ‎основу‏ ‎для‏ ‎новых ‎районов‏ ‎я ‎не ‎использовал ‎— ‎хотя‏ ‎там, ‎где‏ ‎это‏ ‎было ‎уместно, ‎всячески‏ ‎старался ‎их‏ ‎сохранять. ‎Также ‎я ‎старался‏ ‎использовать‏ ‎названия ‎исторических‏ ‎районов ‎для‏ ‎новых ‎районов, ‎даже ‎если ‎их‏ ‎территории‏ ‎совпадают ‎не‏ ‎полностью.

В ‎ходе‏ ‎размышлений ‎о ‎размерах ‎и ‎границах‏ ‎новых‏ ‎районов‏ ‎я ‎пришёл‏ ‎к ‎выводу‏ ‎о ‎невозможности‏ ‎использовать‏ ‎всюду ‎одни‏ ‎и ‎те ‎же ‎мерки. ‎Петербург‏ ‎— ‎город‏ ‎очень‏ ‎большой ‎и ‎разнообразный,‏ ‎и ‎нельзя‏ ‎найти ‎единый ‎принцип, ‎по‏ ‎которому‏ ‎можно ‎провести‏ ‎границы ‎повсюду.‏ ‎Поэтому ‎вернее ‎всего ‎будет ‎сказать,‏ ‎что‏ ‎новые ‎районы‏ ‎я ‎разграничивал‏ ‎согласно ‎двум ‎принципам, ‎которые ‎применял‏ ‎в‏ ‎разных‏ ‎соотношениях ‎в‏ ‎каждом ‎конкретном‏ ‎случае.

1. Принцип ‎обозримости

Вытекает‏ ‎из‏ ‎описанной ‎ранее‏ ‎проблемы ‎«медвежьих ‎углов». ‎Новый ‎район‏ ‎не ‎должен‏ ‎быть‏ ‎слишком ‎большим ‎—‏ ‎чтобы ‎в‏ ‎нём ‎не ‎было ‎слишком‏ ‎много‏ ‎жителей, ‎слишком‏ ‎много ‎несогласуемых‏ ‎интересов, ‎чтобы ‎его ‎банально ‎можно‏ ‎было‏ ‎обойти ‎пешком‏ ‎(мы ‎не‏ ‎можем ‎дать ‎каждому ‎муниципальному ‎депутату‏ ‎машину‏ ‎и‏ ‎водителя). ‎Новый‏ ‎район ‎должен‏ ‎быть ‎(относительно)‏ ‎небольшим,‏ ‎довольно ‎гомогенным‏ ‎с ‎точки ‎зрения ‎застройки, ‎удобным‏ ‎для ‎представительства‏ ‎интересов‏ ‎всех ‎жителей ‎и‏ ‎вместе ‎с‏ ‎тем ‎обладающим ‎адекватными ‎ресурсами.‏ ‎Это,‏ ‎в ‎частности,‏ ‎значит, ‎что‏ ‎новый ‎район ‎не ‎может ‎совмещать‏ ‎в‏ ‎себе ‎слишком‏ ‎разные ‎территории,‏ ‎быть ‎«гибридом ‎ежа ‎с ‎ужом»‏ ‎—‏ ‎даже‏ ‎если ‎эти‏ ‎ёж ‎и‏ ‎уж ‎последние‏ ‎70‏ ‎лет ‎просидели‏ ‎в ‎одной ‎клетке. ‎В ‎некотором‏ ‎смысле ‎можно‏ ‎сказать,‏ ‎что ‎принцип ‎обозримости‏ ‎— ‎это‏ ‎частный ‎случай ‎принципа ‎субсидиарности,‏ ‎т.‏ ‎е. ‎решения‏ ‎вопросов ‎на‏ ‎самом ‎низком ‎из ‎уровней, ‎где‏ ‎это‏ ‎возможно ‎и‏ ‎эффективно.

2. Принцип ‎понятных‏ ‎границ

Вытекает ‎из ‎проблемы ‎произвольности ‎границ‏ ‎многих‏ ‎нынешних‏ ‎районов ‎и‏ ‎МО. ‎Никто‏ ‎не ‎сможет‏ ‎внятно‏ ‎объяснить, ‎почему‏ ‎граница ‎между ‎Калининским ‎и ‎Выборгским‏ ‎районом ‎возле‏ ‎пл.‏ ‎Ленина ‎проходит ‎там,‏ ‎где ‎она‏ ‎проходит. ‎Меньше ‎всего ‎это‏ ‎понимают‏ ‎те ‎их‏ ‎жители, ‎у‏ ‎которых, ‎скажем, ‎детсад ‎находится ‎не‏ ‎через‏ ‎дорогу ‎(там‏ ‎соседний ‎район),‏ ‎а ‎на ‎дистанции ‎поездки ‎на‏ ‎автобусе‏ ‎(потому‏ ‎что ‎там‏ ‎— ‎всё‏ ‎ещё ‎их‏ ‎муниципалитет).‏ ‎Обратная ‎ситуация‏ ‎— ‎в ‎Невском ‎районе, ‎который‏ ‎в ‎силу‏ ‎исторической‏ ‎инерции ‎занимает ‎огромную‏ ‎территорию ‎аж‏ ‎на ‎двух ‎берегах ‎Невы‏ ‎—‏ ‎хотя, ‎казалось‏ ‎бы, ‎трудно‏ ‎придумать ‎более ‎очевидную ‎границу. ‎Разумеется,‏ ‎есть‏ ‎и ‎случаи,‏ ‎когда ‎граница‏ ‎материальнее ‎некуда ‎— ‎например, ‎железнодорожная‏ ‎линия,‏ ‎как‏ ‎между ‎Московским‏ ‎и ‎Фрунзенским‏ ‎районами, ‎но‏ ‎так‏ ‎бывает ‎не‏ ‎всегда.

В ‎общем, ‎понятная ‎граница ‎—‏ ‎это ‎граница,‏ ‎которая‏ ‎обусловлена ‎вескими ‎для‏ ‎самих ‎местных‏ ‎жителей ‎причинами ‎и ‎которую‏ ‎никак‏ ‎не ‎получается‏ ‎(да ‎и‏ ‎не ‎приходит ‎в ‎голову) ‎игнорировать.‏ ‎Это‏ ‎может ‎быть‏ ‎естественная ‎граница‏ ‎(река), ‎искусственная ‎(железная ‎дорога), ‎историческая‏ ‎(между‏ ‎бывшими‏ ‎сёлами) ‎или‏ ‎архитектурная ‎(между‏ ‎разными ‎типами‏ ‎застройки).‏ ‎Главное ‎—‏ ‎что ‎она ‎ясна, ‎очевидна ‎для‏ ‎местных ‎жителей,‏ ‎а‏ ‎лучше ‎всего ‎—‏ ‎уже ‎укоренена‏ ‎в ‎их ‎восприятии ‎местности‏ ‎(даже‏ ‎если ‎не‏ ‎закреплена ‎официально).‏ ‎В ‎идеале ‎такая ‎граница ‎должна‏ ‎отражать‏ ‎ментальное ‎разграничение‏ ‎«нашего» ‎и‏ ‎«не ‎нашего» ‎пространства.

Созданные ‎мной ‎границы‏ ‎новых‏ ‎районов‏ ‎— ‎это‏ ‎компромисс ‎между‏ ‎этими ‎двумя‏ ‎принципами.‏ ‎С ‎одной‏ ‎стороны, ‎район ‎не ‎должен ‎быть‏ ‎слишком ‎большим‏ ‎и‏ ‎разнородным. ‎С ‎другой‏ ‎стороны, ‎мы‏ ‎не ‎можем ‎проводить ‎границу‏ ‎где‏ ‎угодно, ‎ориентируясь‏ ‎исключительно ‎на‏ ‎размер ‎территории ‎или ‎число ‎жителей‏ ‎—‏ ‎она ‎должна‏ ‎быть ‎понятной‏ ‎и ‎обоснованной.

Там, ‎где ‎границы ‎существующих‏ ‎МО‏ ‎более‏ ‎или ‎менее‏ ‎отвечали ‎этим‏ ‎двум ‎условиям,‏ ‎я‏ ‎старался ‎использовать‏ ‎их. ‎Там, ‎где ‎нет ‎—‏ ‎искал ‎другие‏ ‎ориентиры.‏ ‎Изменению ‎подверглись ‎главным‏ ‎образом ‎те‏ ‎границы, ‎которые ‎вопиюще ‎нарушали‏ ‎принцип‏ ‎понятных ‎границ‏ ‎— ‎например,‏ ‎когда ‎МО ‎располагался ‎по ‎обе‏ ‎стороны‏ ‎крупной ‎железнодорожной‏ ‎ветки.

Отдельно ‎отмечу,‏ ‎что ‎я ‎намеренно ‎не ‎рассматриваю‏ ‎вопрос‏ ‎о‏ ‎внешних ‎границах‏ ‎Санкт-Петербурга. ‎Оптимальность‏ ‎границ ‎города‏ ‎и‏ ‎области ‎—‏ ‎это ‎отдельная ‎тема, ‎затрагивающая ‎сразу‏ ‎два ‎региона‏ ‎и‏ ‎потому ‎выходящая ‎уже‏ ‎на ‎федеральный‏ ‎уровень. ‎Мои ‎предложения ‎касаются‏ ‎только‏ ‎внутригородских ‎дел,‏ ‎которые ‎петербуржцы‏ ‎могут ‎решить ‎сами, ‎не ‎получая‏ ‎на‏ ‎то ‎соизволения‏ ‎у ‎других‏ ‎субъектов ‎РФ.

Новая ‎муниципальная ‎карта

Опираясь ‎на‏ ‎вышеописанные‏ ‎принципы,‏ ‎я ‎начертил‏ ‎на ‎карте‏ ‎границы ‎новых‏ ‎районов.‏ ‎Всего ‎их‏ ‎у ‎меня ‎получился ‎51 ‎—‏ ‎против ‎нынешних‏ ‎18‏ ‎административных ‎районов ‎и‏ ‎111 ‎муниципальных‏ ‎образований. ‎Посмотреть ‎на ‎новые‏ ‎районы‏ ‎можно ‎здесь.

Не‏ ‎вдаваясь ‎в‏ ‎подробное ‎описание ‎каждого ‎из ‎новых‏ ‎районов,‏ ‎опишу, ‎как‏ ‎я ‎применял‏ ‎два ‎ключевых ‎принципа ‎в ‎тех‏ ‎или‏ ‎иных‏ ‎случаях.

У ‎островных‏ ‎районов ‎исторического‏ ‎центра ‎(Василеостровского и‏ ‎Петроградского) границы‏ ‎естественнее ‎некуда‏ ‎— ‎поэтому ‎изменения ‎почти ‎их‏ ‎не ‎затронули.‏ ‎Единственное‏ ‎отличие: ‎намывные ‎территории‏ ‎на ‎западе‏ ‎Васильевского ‎острова ‎выделены ‎в‏ ‎отдельный‏ ‎новый ‎район‏ ‎Морской ‎Фасад‏ ‎— ‎ранее ‎жители ‎огромных ‎ЖК‏ ‎на‏ ‎намыве ‎хотели‏ ‎получить ‎собственное‏ ‎МО, ‎но ‎вместо ‎этого ‎их‏ ‎земли‏ ‎разделили‏ ‎по ‎линейке‏ ‎между ‎тремя‏ ‎соседними ‎муниципалитетами.‏ ‎В‏ ‎моём ‎проекте‏ ‎эта ‎несправедливость ‎устранена.

У ‎«континентальной» ‎части‏ ‎центра ‎границы‏ ‎больше‏ ‎не ‎петляют ‎по‏ ‎узким ‎улочкам‏ ‎и ‎заброшенным ‎железнодорожным ‎линиям.‏ ‎Адмиралтейский‏ ‎район «отказался» ‎от‏ ‎территорий ‎к‏ ‎востоку ‎от ‎Московского ‎(район ‎Витебского‏ ‎вокзала)‏ ‎и ‎к‏ ‎югу ‎от‏ ‎Обводного ‎канала, ‎зато ‎получил ‎весь‏ ‎«золотой‏ ‎треугольник»‏ ‎с ‎Эрмитажем,‏ ‎Спасом-на-Крови ‎и‏ ‎Летним ‎садом,‏ ‎а‏ ‎также ‎кварталы‏ ‎между ‎Невским ‎и ‎Гороховой ‎(включая,‏ ‎что ‎логично,‏ ‎станцию‏ ‎метро ‎«Адмиралтейская»). ‎Центральный‏ ‎район же ‎утратил‏ ‎территории ‎за ‎Фонтанкой, ‎но‏ ‎получил‏ ‎всё, ‎что‏ ‎лежит ‎между‏ ‎ней, ‎Московским, ‎Звенигородской/Бородинской ‎и ‎Обводным.‏ ‎Самое‏ ‎заметное ‎отличие‏ ‎«внешних» ‎границ‏ ‎центральных ‎районов ‎от ‎нынешних ‎—‏ ‎то,‏ ‎что‏ ‎они ‎больше‏ ‎не ‎вылезают‏ ‎на ‎юг‏ ‎за‏ ‎Обводный ‎канал:‏ ‎там ‎исторически ‎заканчивался ‎центр ‎Петербурга‏ ‎(да ‎и‏ ‎долгое‏ ‎время ‎город ‎вообще),‏ ‎так ‎остаётся‏ ‎психологически ‎и ‎сегодня.

Районы ‎на‏ ‎юге‏ ‎я ‎обычно‏ ‎делил ‎на‏ ‎две ‎части ‎— ‎северную ‎и‏ ‎южную,‏ ‎в ‎соответствии‏ ‎с ‎типом‏ ‎застройки, ‎историческими ‎границами ‎и, ‎по‏ ‎возможности,‏ ‎границами‏ ‎уже ‎существующих‏ ‎МО. ‎Так,‏ ‎в ‎случае‏ ‎с‏ ‎Кировским ‎районом это‏ ‎были ‎его ‎старая ‎часть ‎с‏ ‎Нарвской, ‎Кировским‏ ‎заводом‏ ‎и ‎Автово ‎и‏ ‎более ‎новая,‏ ‎т. ‎н. ‎«старый ‎ЮЗ»‏ ‎—‏ ‎нынешние ‎МО‏ ‎Красненькая ‎речка,‏ ‎Княжево, ‎Дачное ‎и ‎Ульянка. ‎В‏ ‎отдельный‏ ‎новый ‎район‏ ‎выделено ‎МО‏ ‎Морские ‎Ворота ‎на ‎Гутуевском ‎и‏ ‎Канонерском‏ ‎островах‏ ‎— ‎уж‏ ‎слишком ‎оно‏ ‎обособлено ‎не‏ ‎только‏ ‎от ‎соседей,‏ ‎но ‎и ‎от ‎всего ‎Петербурга‏ ‎(на ‎Канонерский‏ ‎так‏ ‎и ‎вовсе ‎попасть‏ ‎можно ‎лишь‏ ‎автотранспортом ‎через ‎тоннель).

Чуть ‎сложнее‏ ‎оказалась‏ ‎ситуация ‎с‏ ‎Фрунзенским ‎районом. Граница‏ ‎двух ‎новых ‎районов ‎проходит ‎по‏ ‎границам‏ ‎существующих ‎МО‏ ‎и ‎примерно‏ ‎соответствует ‎исторической ‎границе ‎между ‎Старым‏ ‎и‏ ‎Новым‏ ‎Купчино. ‎Такое‏ ‎деление ‎также‏ ‎коррелирует ‎с‏ ‎разными‏ ‎типами ‎панельной‏ ‎застройки ‎(более ‎ранней, ‎из ‎пятиэтажек‏ ‎и ‎ранних‏ ‎девятиэтажек‏ ‎1960-х ‎— ‎начала‏ ‎1970-х, ‎и‏ ‎более ‎поздней, ‎из ‎домов‏ ‎в‏ ‎9+ ‎этажей‏ ‎конца ‎1970-х‏ ‎— ‎2000-х) ‎и ‎одновременно ‎позволяет‏ ‎создать‏ ‎два ‎района,‏ ‎схожих ‎по‏ ‎площади ‎и ‎численности ‎населения. ‎Здесь‏ ‎я‏ ‎явно‏ ‎пожертвовал ‎«понятностью‏ ‎границ» ‎ради‏ ‎«обозримости». ‎Если‏ ‎бы‏ ‎я ‎строго‏ ‎следовал ‎границам ‎между ‎историческими ‎деревнями‏ ‎Волково ‎и‏ ‎Купчино‏ ‎или ‎между ‎панельками‏ ‎и ‎более‏ ‎старой ‎застройкой, ‎один ‎из‏ ‎районов‏ ‎получился ‎бы‏ ‎неоправданно ‎маленьким,‏ ‎а ‎другой ‎— ‎наоборот, ‎слишком‏ ‎большим.

Текущие‏ ‎границы ‎МО‏ ‎в ‎Московском‏ ‎районе проведены ‎с ‎изуверским ‎стремлением ‎избежать‏ ‎хоть‏ ‎какой-то‏ ‎естественности. ‎Какие-либо‏ ‎«понятные» ‎границы‏ ‎в ‎районе‏ ‎также‏ ‎найти ‎сложно.‏ ‎Единственным ‎более ‎или ‎менее ‎приемлемым‏ ‎ориентиром ‎может‏ ‎служить‏ ‎застройка. ‎Более ‎всего‏ ‎границу ‎«старой»‏ ‎и ‎«новой» ‎части ‎района‏ ‎напоминают‏ ‎Ленинский ‎пр.,‏ ‎Краснопутиловская ‎ул.‏ ‎/ ‎Московское ‎ш. ‎и ‎Дунайский‏ ‎пр.:‏ ‎к ‎северу‏ ‎и ‎востоку‏ ‎от ‎него ‎преобладают ‎советские ‎дома‏ ‎разных‏ ‎лет,‏ ‎к ‎югу‏ ‎и ‎западу‏ ‎— ‎новостройки.‏ ‎При‏ ‎этом ‎число‏ ‎последних ‎всё ‎растёт. ‎Соответственно, ‎возникают‏ ‎два ‎новых‏ ‎района‏ ‎— ‎Московский ‎и‏ ‎Пулковский.

Левый ‎берег‏ ‎Невского ‎района был ‎разделен ‎надвое‏ ‎по‏ ‎границам ‎существующих‏ ‎муниципалитетов, ‎которые‏ ‎к ‎тому ‎же ‎соответствуют ‎характеру‏ ‎застройки:‏ ‎старая ‎часть‏ ‎в ‎составе‏ ‎Невской ‎заставы ‎и ‎Ивановского ‎и‏ ‎окраинная‏ ‎в‏ ‎составе ‎Обухово‏ ‎и ‎Рыбацкого.‏ ‎На ‎Правом‏ ‎берегу‏ ‎сохранить ‎существующие‏ ‎муниципальные ‎границы ‎оказалось ‎сложнее, ‎поскольку‏ ‎там ‎они‏ ‎менее‏ ‎«понятны». ‎В ‎итоге‏ ‎были ‎обособлены‏ ‎более ‎старая ‎и ‎более‏ ‎новая‏ ‎панельная ‎застройка‏ ‎(новые ‎районы‏ ‎Весёлый ‎Посёлок ‎и ‎Оккервиль), ‎многоэтажные‏ ‎«человейники»‏ ‎в ‎бывшей‏ ‎промзоне ‎вдоль‏ ‎Невы ‎(новый ‎район ‎Правобережный) ‎и‏ ‎Уткина‏ ‎Заводь,‏ ‎которая ‎также‏ ‎активно ‎застраивается‏ ‎и ‎при‏ ‎этом‏ ‎остаётся ‎во‏ ‎многом ‎отрезанной ‎от ‎соседей.

Искусственной ‎границы‏ ‎Выборгского и ‎Калининского‏ ‎районов по‏ ‎линии ‎Литейного ‎моста‏ ‎больше ‎нет,‏ ‎равно ‎как ‎и ‎ситуации,‏ ‎когда‏ ‎муниципалитет ‎(МО‏ ‎Пискарёвка) ‎разделён‏ ‎надвое ‎крупной ‎железнодорожной ‎линией. ‎Из‏ ‎МО‏ ‎Сампсониевское, ‎Финляндского‏ ‎округа, ‎а‏ ‎также ‎расположенной ‎к ‎югу ‎от‏ ‎ж/д‏ ‎части‏ ‎Пискарёвки ‎и‏ ‎Полюстрова ‎формируется‏ ‎новый ‎Выборгский‏ ‎район‏ ‎— ‎там,‏ ‎где ‎исторически ‎была ‎расположена ‎Выборгская‏ ‎сторона.

На ‎севере‏ ‎Калининского‏ ‎и ‎Выборгского ‎районов‏ ‎главная ‎зримая‏ ‎граница ‎— ‎протекающий ‎с‏ ‎запада‏ ‎на ‎восток‏ ‎Муринский ‎ручей,‏ ‎который ‎делит ‎советскую ‎застройку ‎на‏ ‎старую‏ ‎и ‎новую‏ ‎(т.н. ‎«ФРГ»‏ ‎и ‎«ГДР» ‎— ‎«Фешенебельный ‎район‏ ‎Гражданки»‏ ‎и‏ ‎«Гражданка ‎дальше‏ ‎ручья»). ‎Схожую‏ ‎границу, ‎проходящую‏ ‎с‏ ‎севера ‎на‏ ‎юг, ‎более ‎всего ‎напоминает ‎широкий‏ ‎Тихорецкий ‎пр.‏ ‎/‏ ‎пр. ‎Культуры ‎/‏ ‎Политехническая ‎ул.:‏ ‎эта ‎магистраль ‎тянется ‎вдоль‏ ‎сразу‏ ‎нескольких ‎крупных‏ ‎зелёных ‎зон,‏ ‎зримо ‎разделяющих ‎массивы ‎жилой ‎застройки‏ ‎(Парк‏ ‎Лесотехнической ‎академии,‏ ‎Парк ‎Политехнического‏ ‎университета, ‎сад ‎Бенуа, ‎Сосновка ‎и‏ ‎Муринский‏ ‎парк).‏ ‎К ‎тому‏ ‎же ‎эти‏ ‎улицы ‎и‏ ‎сейчас‏ ‎разграничивают ‎Калининский‏ ‎и ‎Выборгский ‎районы. ‎При ‎скрещивании‏ ‎этих ‎осей‏ ‎запад-восток‏ ‎и ‎север-юг ‎образуются‏ ‎четыре ‎новых‏ ‎района: ‎Северная ‎(Новая) ‎и‏ ‎Южная‏ ‎(Старая) ‎Гражданка,‏ ‎Светлановский ‎и‏ ‎Просвещения.

Довольно ‎просто ‎переустроить ‎Красногвардейский ‎район — в‏ ‎четырёх‏ ‎из ‎пяти‏ ‎его ‎муниципалитетов‏ ‎легко ‎угадываются ‎готовые ‎«под ‎ключ»‏ ‎Охтинский‏ ‎район‏ ‎(нынешние ‎МО‏ ‎Большая ‎и‏ ‎Малая ‎Охта)‏ ‎и‏ ‎Ржевка-Пороховые ‎(два‏ ‎одноимённых ‎МО). ‎Единственная ‎сложность ‎—‏ ‎МО ‎Полюстрово‏ ‎с‏ ‎его ‎абсолютно ‎неестественными‏ ‎границами ‎и‏ ‎огромной ‎площадью. ‎Но ‎и‏ ‎здесь‏ ‎есть ‎решение:‏ ‎участок ‎к‏ ‎югу ‎от ‎ж/д ‎становится ‎органичной‏ ‎частью‏ ‎нового ‎Выборгского‏ ‎района, ‎а‏ ‎территория ‎Ручьёв ‎и ‎Новой ‎Охты‏ ‎получает‏ ‎самостоятельность‏ ‎в ‎виде‏ ‎нового ‎района‏ ‎Ручьи.

Курортный ‎район при‏ ‎своём‏ ‎небольшом ‎населении‏ ‎(около ‎84 ‎тыс. ‎чел.) ‎территориально‏ ‎просто ‎огромен‏ ‎(268‏ ‎кв. ‎км.) ‎До‏ ‎1994 ‎г.‏ ‎на ‎его ‎месте ‎существовали‏ ‎два‏ ‎более ‎компактных‏ ‎района ‎с‏ ‎полноценными ‎административными ‎центрами: ‎Сестрорецкий ‎и‏ ‎Зеленогорский.‏ ‎В ‎моей‏ ‎версии ‎всё‏ ‎вернулось ‎к ‎этому ‎положению. ‎Идею‏ ‎сохранить‏ ‎за‏ ‎каждым ‎городом‏ ‎и ‎посёлком‏ ‎статус ‎отдельного‏ ‎муниципалитета‏ ‎я ‎не‏ ‎поддерживаю, ‎поскольку ‎у ‎большинства ‎из‏ ‎них ‎маленькое‏ ‎население,‏ ‎скромный ‎бюджет ‎и‏ ‎ограниченное ‎влияние‏ ‎на ‎ситуацию ‎«на ‎земле».‏ ‎Даже‏ ‎сегодня ‎администрации‏ ‎маленьких ‎посёлков‏ ‎типа ‎Смолячково ‎находятся ‎в ‎Зеленогорске,‏ ‎что‏ ‎сводит ‎на‏ ‎нет ‎аргументы‏ ‎о ‎близости ‎к ‎гражданам ‎(и‏ ‎является одним‏ ‎из‏ ‎обоснований ‎муниципальной‏ ‎реформы ‎для‏ ‎представителей ‎власти).‏ ‎В‏ ‎то ‎же‏ ‎время ‎в ‎Сестрорецке ‎заседают ‎отдельные‏ ‎муниципальная ‎(МО‏ ‎Сестрорецк)‏ ‎и ‎районная ‎администрации‏ ‎— ‎которые,‏ ‎по ‎уму, ‎стоило ‎бы‏ ‎объединить.

Приморский‏ ‎район является ‎самым‏ ‎большим ‎в‏ ‎городе ‎по ‎населению, ‎четвёртым ‎по‏ ‎площади‏ ‎и ‎крайне‏ ‎разнородным ‎по‏ ‎застройке. ‎Поэтому ‎на ‎его ‎территории‏ ‎я‏ ‎вижу‏ ‎сразу ‎семь‏ ‎новых ‎районов.‏ ‎На ‎юге‏ ‎—‏ ‎Чёрная ‎Речка‏ ‎и ‎Приморский ‎(территория ‎вокруг ‎«Беговой»).‏ ‎Чуть ‎севернее‏ ‎—‏ ‎Озеро ‎Долгое ‎(новостройки‏ ‎в ‎районе‏ ‎Комендантского ‎проспекта), ‎Лахтинский ‎Разлив‏ ‎(Северо-Приморская‏ ‎часть ‎к‏ ‎северу ‎от‏ ‎ж/д) ‎и ‎Комендантский ‎аэродром ‎(в‏ ‎одноимённом‏ ‎историческом ‎районе).‏ ‎Ещё ‎севернее‏ ‎— ‎активно ‎застраиваемая ‎Каменка ‎и‏ ‎малоэтажная‏ ‎часть‏ ‎Коломяг ‎и‏ ‎Шувалово-Озерков. ‎Пригородные‏ ‎территории ‎от‏ ‎Лахты‏ ‎до ‎Лисьего‏ ‎Носа, ‎переданные ‎Приморскому ‎району ‎в‏ ‎1990-е, ‎воссоединены‏ ‎с‏ ‎Сестрорецким ‎районом ‎(они‏ ‎слишком ‎отличаются‏ ‎от ‎городской ‎застройки ‎и‏ ‎отделены‏ ‎от ‎неё‏ ‎водными ‎преградами).

В‏ ‎отдельные ‎районы ‎(с ‎границей ‎по‏ ‎КАД)‏ ‎выделены ‎Парголово‏ ‎и ‎Левашово.‏ ‎Это ‎сделано ‎как ‎в ‎целях‏ ‎«обозримости»,‏ ‎так‏ ‎и ‎с‏ ‎прицелом ‎на‏ ‎уже ‎начавшуюся‏ ‎высотную‏ ‎застройку ‎этих‏ ‎мест. ‎Также ‎из ‎состава ‎Парголова‏ ‎выделено ‎то,‏ ‎что‏ ‎люди ‎обычно ‎имеют‏ ‎в ‎виду‏ ‎под ‎Парнасом — ЖК ‎«Северная ‎долина»‏ ‎и‏ ‎его ‎соседи‏ ‎у ‎метро‏ ‎«Парнас».

Пушкинский ‎район разукрупнён, ‎поскольку ‎об ‎обозримости‏ ‎в‏ ‎его ‎случае‏ ‎не ‎может‏ ‎идти ‎и ‎речи. ‎Более ‎того,‏ ‎некоторые‏ ‎из‏ ‎местных ‎новых‏ ‎районов ‎занимают‏ ‎территорию ‎меньшую,‏ ‎чем‏ ‎нынешние ‎МО.‏ ‎Так, ‎обособлены ‎друг ‎от ‎друга‏ ‎посёлок ‎Шушары‏ ‎с‏ ‎окрестностями и ‎активно ‎развивающаяся‏ ‎Московская ‎Славянка,‏ ‎которые ‎сейчас ‎входят ‎в‏ ‎одно‏ ‎циклопическое ‎МО‏ ‎Шушары. ‎Павловский‏ ‎район ‎в ‎составе ‎Павловска ‎и‏ ‎Тярлево,‏ ‎существовавший ‎до‏ ‎2005 ‎г.,‏ ‎воссоздан ‎с ‎чуть ‎более ‎понятными‏ ‎границами,‏ ‎чем‏ ‎тогда ‎(по‏ ‎ж/д ‎и‏ ‎р. ‎Тызьва)‏ ‎—‏ ‎а ‎Пушкинский‏ ‎район ‎сократился ‎до ‎собственно ‎Пушкина‏ ‎и ‎Александровской.

Красносельский‏ ‎район, также‏ ‎огромный ‎и ‎обладающий‏ ‎очень ‎странными‏ ‎границами, ‎разделён ‎на ‎три‏ ‎части:‏ ‎собственно ‎пригород‏ ‎с ‎Красным‏ ‎Селом ‎(всё, ‎что ‎к ‎югу‏ ‎от‏ ‎ж/д), ‎приморские‏ ‎территории ‎(Новый‏ ‎Юго-Запад) ‎и ‎расположенная ‎между ‎ними‏ ‎Сосновая‏ ‎Поляна‏ ‎(включающая ‎также‏ ‎исторические ‎районы‏ ‎Лигово ‎и‏ ‎Новосергиево).

Петродворцовый‏ ‎район переформатирован ‎в‏ ‎три ‎новых ‎района, ‎соответствующих ‎нынешним‏ ‎МО ‎Петергоф,‏ ‎Стрельна‏ ‎и ‎Ломоносов ‎(последнему‏ ‎потенциально ‎можно‏ ‎заодно ‎вернуть ‎историческое ‎название‏ ‎Ораниенбаум).

Вместо‏ ‎гигантского, ‎рассечённого‏ ‎железными ‎дорогами‏ ‎Колпинского ‎района на ‎карте ‎теперь ‎два‏ ‎более‏ ‎компактных ‎новых‏ ‎района: ‎собственно‏ ‎Колпинский ‎(МО ‎Колпино, ‎Понтонный ‎и‏ ‎Сапёрный)‏ ‎и‏ ‎Ижорский ‎(МО‏ ‎Металлострой, ‎Усть-Ижора‏ ‎и ‎Петро-Славянка).

Расчёты‏ ‎и‏ ‎аналитика

Новая ‎муниципальная‏ ‎карта ‎обеспечивает ‎не ‎только ‎относительно‏ ‎логичные ‎и‏ ‎обозримые‏ ‎границы ‎районов, ‎но‏ ‎и ‎куда‏ ‎более ‎приемлемую ‎численность ‎их‏ ‎населения.‏ ‎Подробные ‎расчёты‏ ‎по ‎новым‏ ‎и ‎старым ‎районам ‎в ‎сравнении‏ ‎можно‏ ‎увидеть ‎здесь. В‏ ‎таблицах ‎приведены‏ ‎численность ‎населения, ‎список ‎нынешних ‎МО,‏ ‎входящих‏ ‎в‏ ‎состав ‎того‏ ‎или ‎иного‏ ‎района, ‎и‏ ‎их‏ ‎количество ‎(для‏ ‎новых ‎районов ‎— ‎зачастую ‎примерное,‏ ‎т. ‎к.‏ ‎территория‏ ‎части ‎МО ‎была‏ ‎разделена).

Для ‎новых‏ ‎районов ‎также ‎даны ‎примечания‏ ‎по‏ ‎расчёту ‎численности‏ ‎населения ‎в‏ ‎каждом ‎конкретном ‎случае. ‎Главной ‎сложностью‏ ‎было‏ ‎то, ‎что‏ ‎разные ‎части‏ ‎одного ‎МО ‎часто ‎оказывались ‎разделены‏ ‎между‏ ‎двумя‏ ‎и ‎более‏ ‎новыми ‎районами.‏ ‎Чтобы ‎измерить‏ ‎численность‏ ‎населения ‎отдельных‏ ‎зон ‎жилой ‎застройки, ‎я ‎использовал‏ ‎расчёты ‎численности‏ ‎населения‏ ‎в ‎рамках ‎участковых‏ ‎избирательных ‎комиссий‏ ‎(УИК), ‎сделанные ‎на ‎основе‏ ‎пропорции‏ ‎общего ‎количества‏ ‎избирателей ‎в‏ ‎УИК, ‎расположенных ‎на ‎территории ‎МО,‏ ‎к‏ ‎численности ‎его‏ ‎населения. ‎Эти‏ ‎расчёты ‎мне ‎любезно ‎предоставил ‎мой‏ ‎уважаемый‏ ‎коллега,‏ ‎главный ‎редактор‏ ‎Telegram-канала ‎«Парламентская‏ ‎нация», за ‎что‏ ‎я‏ ‎выражаю ‎ему‏ ‎огромную ‎благодарность: ‎без ‎его ‎помощи‏ ‎мне ‎пришлось‏ ‎бы‏ ‎опираться ‎на ‎прикидки‏ ‎населения ‎по‏ ‎количеству ‎квартир ‎в ‎ЖК‏ ‎и‏ ‎т. ‎п.‏ ‎ненадёжные ‎методы.

Тем‏ ‎не ‎менее, ‎даже ‎у ‎такого‏ ‎метода‏ ‎подсчёта ‎есть‏ ‎два ‎недостатка.‏ ‎Первый ‎— ‎расчёты ‎основаны ‎на‏ ‎численности‏ ‎населения‏ ‎МО ‎и‏ ‎избирателей ‎в‏ ‎УИК ‎по‏ ‎состоянию‏ ‎на ‎2021‏ ‎г., ‎поэтому ‎зачастую ‎я ‎складывал‏ ‎население ‎МО‏ ‎на‏ ‎2025 ‎г. ‎по‏ ‎данным ‎Росстата‏ ‎с ‎расчётным ‎населением ‎куска‏ ‎соседнего‏ ‎МО ‎на‏ ‎2021 ‎г.‏ ‎Теоретически, ‎конечно, ‎можно ‎было ‎бы‏ ‎пересчитать‏ ‎данные ‎в‏ ‎соответствии ‎с‏ ‎численностью ‎избирателей ‎в ‎УИК ‎на‏ ‎2024‏ ‎г.‏ ‎— ‎но‏ ‎с ‎практической‏ ‎точки ‎зрения‏ ‎это‏ ‎и ‎всё‏ ‎равно ‎было ‎бы ‎не ‎вполне‏ ‎точно, ‎и‏ ‎явно‏ ‎не ‎стоило ‎бы‏ ‎потраченных ‎усилий:‏ ‎численность ‎населения ‎большинства ‎петербургских‏ ‎МО‏ ‎с ‎годами‏ ‎меняется ‎незначительно.

Второй‏ ‎недостаток ‎— ‎то, ‎что ‎в‏ ‎некоторых‏ ‎случаях ‎границы‏ ‎новых ‎районов‏ ‎разрезают ‎на ‎части ‎не ‎только‏ ‎существующие‏ ‎МО,‏ ‎но ‎и‏ ‎УИК. ‎Однако‏ ‎таких ‎случаев‏ ‎на‏ ‎весь ‎город‏ ‎набирается ‎лишь ‎семь, ‎поэтому ‎данной‏ ‎проблемой ‎можно‏ ‎пренебречь‏ ‎— ‎в ‎таких‏ ‎случаях ‎я‏ ‎просто ‎делил ‎расчетное ‎население‏ ‎пополам‏ ‎между ‎двумя‏ ‎новыми ‎районами‏ ‎(при ‎2-4 ‎тыс. ‎избирателей ‎на‏ ‎УИК‏ ‎это ‎не‏ ‎особенно ‎влияло‏ ‎на ‎итоговую ‎картину).

Итак, ‎если ‎изучить‏ ‎таблицы,‏ ‎можно‏ ‎констатировать, ‎что‏ ‎в ‎новых‏ ‎районах ‎население‏ ‎будет‏ ‎распределено ‎значительно‏ ‎более ‎компактно, ‎чем ‎при ‎существующей‏ ‎системе. ‎В‏ ‎нынешних‏ ‎районах ‎среднее ‎число‏ ‎жителей ‎—‏ ‎314 ‎тысяч, ‎медианное ‎—‏ ‎303‏ ‎тысячи. ‎В‏ ‎новых ‎районах‏ ‎же ‎в ‎среднем ‎будет ‎жить‏ ‎109‏ ‎тысяч ‎человек,‏ ‎медиана ‎же‏ ‎составляет ‎93 ‎тысячи. ‎Другими ‎словами,‏ ‎новые‏ ‎районы‏ ‎по ‎населению‏ ‎в ‎среднем‏ ‎будут ‎примерно‏ ‎в‏ ‎три ‎раза‏ ‎меньше ‎нынешних, ‎но ‎при ‎этом‏ ‎эквивалентны ‎нынешним‏ ‎крупным‏ ‎МО ‎вроде ‎Академического.

С‏ ‎точки ‎зрения‏ ‎территории ‎новые ‎районы ‎также‏ ‎компактнее‏ ‎старых. ‎Я‏ ‎не ‎стал‏ ‎пытаться ‎рассчитывать ‎их ‎площадь, ‎однако‏ ‎уменьшение‏ ‎заметно ‎даже‏ ‎при ‎грубом‏ ‎сравнении ‎количества ‎нынешних ‎МО, ‎входящих‏ ‎в‏ ‎район.‏ ‎В ‎среднем‏ ‎и ‎медианно‏ ‎старый ‎район‏ ‎включает‏ ‎в ‎себя‏ ‎территории ‎6 ‎МО, ‎новый ‎—‏ ‎2. ‎На‏ ‎деле‏ ‎в ‎новые ‎районы‏ ‎обычно ‎входят‏ ‎части ‎3-5 ‎существующих ‎МО,‏ ‎но‏ ‎не ‎все‏ ‎из ‎них‏ ‎входят ‎целиком: ‎я ‎засчитывал, ‎например,‏ ‎половины‏ ‎двух ‎или‏ ‎трети ‎трёх‏ ‎МО ‎за ‎один ‎целый.

Бросается ‎в‏ ‎глаза‏ ‎и‏ ‎то, ‎что‏ ‎самые ‎крупные‏ ‎по ‎населению‏ ‎новые‏ ‎районы ‎значительно‏ ‎меньше, ‎чем ‎крупнейшие ‎из ‎старых.‏ ‎При ‎нынешней‏ ‎системе‏ ‎самый ‎густонаселённый ‎район‏ ‎(Приморский) ‎является‏ ‎домом ‎аж ‎для ‎714‏ ‎тысяч‏ ‎петербуржцев. ‎Среди‏ ‎новых ‎районов‏ ‎крупнейшим ‎является ‎район ‎Просвещения ‎с‏ ‎населением,‏ ‎меньшим ‎в‏ ‎два ‎с‏ ‎половиной ‎раза ‎(283 ‎тысячи). ‎Меньше‏ ‎стал‏ ‎и‏ ‎самый ‎маленький‏ ‎район: ‎если‏ ‎сейчас ‎это‏ ‎Кронштадтский,‏ ‎состоящий ‎из‏ ‎одного ‎44-тысячного ‎Кронштадта, ‎то ‎в‏ ‎новой ‎системе‏ ‎им‏ ‎будет ‎8-тысячный ‎Морской‏ ‎Фасад. ‎Правда,‏ ‎такая ‎цифра ‎явно ‎является‏ ‎артефактом‏ ‎способа ‎подсчёта‏ ‎(она ‎вычислялась‏ ‎по ‎данным ‎УИК ‎2021 ‎г.)‏ ‎и‏ ‎не ‎отражает‏ ‎текущую ‎ситуацию‏ ‎в ‎«человейниках» ‎на ‎намыве; ‎в‏ ‎реальности‏ ‎самым‏ ‎скромным ‎по‏ ‎числу ‎жителей‏ ‎районом, ‎скорее‏ ‎всего,‏ ‎являлись ‎бы‏ ‎Морские ‎Ворота ‎с ‎населением ‎в‏ ‎10 ‎тысяч‏ ‎(которое‏ ‎достоверно ‎известно ‎и‏ ‎уже ‎вряд‏ ‎ли ‎вырастет).

Впрочем, ‎ещё ‎интереснее‏ ‎взглянуть‏ ‎на ‎старые‏ ‎и ‎новые‏ ‎районы ‎в ‎соотношениях. ‎Например, ‎сейчас‏ ‎в‏ ‎пяти ‎крупнейших‏ ‎районах ‎Петербурга‏ ‎(напомню, ‎всего ‎районов ‎18) ‎проживают‏ ‎50%‏ ‎его‏ ‎населения. ‎В‏ ‎случае ‎новых‏ ‎районов ‎на‏ ‎топ-5‏ ‎приходится ‎в‏ ‎два ‎раза ‎меньшая ‎доля ‎населения‏ ‎города ‎(22%).‏ ‎В‏ ‎десяти ‎самых ‎больших‏ ‎районах ‎Северной‏ ‎столицы ‎сейчас ‎сосредоточены ‎80%‏ ‎ее‏ ‎жителей, ‎а‏ ‎при ‎новом‏ ‎муниципальном ‎устройстве ‎— ‎только ‎41%.‏ ‎Паритет‏ ‎достигается ‎только‏ ‎при ‎сравнении‏ ‎при ‎50-му ‎перцентилю, ‎т. ‎е.‏ ‎если‏ ‎мы‏ ‎берём ‎численность‏ ‎населения ‎первой‏ ‎половины ‎старых‏ ‎районов‏ ‎(девять) ‎и‏ ‎первой ‎половины ‎новых ‎(26). ‎Там‏ ‎соотношение ‎составит‏ ‎75%‏ ‎и ‎78% ‎соответственно.‏ ‎Только ‎при‏ ‎новом ‎муниципальном ‎делении ‎эта‏ ‎масса‏ ‎людей ‎(более‏ ‎четырех ‎миллионов‏ ‎только ‎по ‎официальным ‎данным) ‎приходится‏ ‎на‏ ‎26 ‎полноценных‏ ‎районов ‎с‏ ‎дееспособным ‎местным ‎самоуправлением, ‎а ‎при‏ ‎нынешнем‏ ‎—‏ ‎на ‎девять‏ ‎огромных ‎административных‏ ‎единиц ‎без‏ ‎какого-либо‏ ‎представительства ‎и‏ ‎62 ‎мелких ‎МО ‎без ‎средств‏ ‎и ‎полномочий.

Вместо‏ ‎заключения

Главной‏ ‎целью ‎этой ‎публикации‏ ‎в ‎2021‏ ‎г. ‎было ‎начать, ‎наконец,‏ ‎общественную‏ ‎дискуссию ‎о‏ ‎том, ‎каким‏ ‎должно ‎быть ‎местное ‎самоуправление ‎в‏ ‎Петербурге.‏ ‎Тогда ‎это‏ ‎не ‎удалось,‏ ‎однако ‎это ‎не ‎значит, ‎что‏ ‎мои‏ ‎мысли‏ ‎по ‎этому‏ ‎поводу ‎оказались‏ ‎совсем ‎уж‏ ‎бесполезными:‏ ‎во ‎всяком‏ ‎случае, ‎ряд ‎коллег ‎по ‎Telegram‏ ‎(в ‎том‏ ‎числе‏ ‎профессиональных ‎географов, ‎что‏ ‎было ‎особенно‏ ‎приятно) ‎позитивно ‎оценили ‎моё‏ ‎детище.‏ ‎Мне ‎достаточно‏ ‎уже ‎этого,‏ ‎чтобы ‎считать, ‎что ‎мой ‎труд‏ ‎был‏ ‎не ‎напрасен.

Я‏ ‎не ‎сомневаюсь,‏ ‎что ‎у ‎некоторых ‎читателей ‎возникнут‏ ‎вопросы‏ ‎и‏ ‎замечания ‎по‏ ‎поводу ‎того,‏ ‎как ‎я‏ ‎провёл‏ ‎границы ‎новых‏ ‎районов. ‎Это ‎логично ‎и ‎хорошо:‏ ‎один ‎я‏ ‎всё‏ ‎равно ‎не ‎мог‏ ‎всего ‎учесть,‏ ‎а ‎так, ‎возможно, ‎и‏ ‎другие‏ ‎люди ‎включатся‏ ‎в ‎дискуссию,‏ ‎выскажут ‎свои ‎предложения.

В ‎заключение ‎отмечу,‏ ‎что,‏ ‎хоть ‎«муниципальная‏ ‎реформа» ‎по‏ ‎лекалам ‎чиновников ‎Смольного ‎(пока) ‎и‏ ‎не‏ ‎взлетела,‏ ‎этот ‎вопрос‏ ‎нельзя ‎просто‏ ‎выбросить ‎в‏ ‎помойку‏ ‎и ‎забыть.‏ ‎Идея ‎перенарезки ‎муниципальных ‎границ, ‎увы,‏ ‎вызвана ‎объективными‏ ‎проблемами‏ ‎местного ‎самоуправления, ‎которых‏ ‎нельзя ‎избежать‏ ‎при ‎сохранении ‎нынешнего ‎его‏ ‎дизайна,‏ ‎и ‎к‏ ‎ней ‎неизбежно‏ ‎будут ‎возвращаться. ‎Вопрос ‎в ‎том,‏ ‎насколько‏ ‎полезное ‎для‏ ‎горожан ‎решение‏ ‎будет ‎принято ‎по ‎итогу ‎—‏ ‎и‏ ‎насколько‏ ‎они ‎смогут‏ ‎повлиять ‎на‏ ‎принятие ‎решения‏ ‎в‏ ‎свою ‎пользу.

В‏ ‎следующей ‎части ‎этой ‎статьи ‎(надеюсь,‏ ‎заключительной) ‎я‏ ‎попробую‏ ‎поразмышлять ‎о ‎том,‏ ‎каким ‎могло‏ ‎бы ‎быть ‎институциональное ‎устройство‏ ‎петербургских‏ ‎муниципалитетов, ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎с ‎электоральной ‎точки ‎зрения.

Читать: 17+ мин
logo Politisch verdächtig

Как нам обустроить муниципальную власть в Петербурге. Часть 1: история вопроса

Административно-территориальное ‎и‏ ‎муниципальное ‎устройство ‎Петербурга ‎несовершенно. ‎Это‏ ‎ясно ‎не‏ ‎только‏ ‎муниципальным ‎депутатам, ‎регулярно‏ ‎жалующимся ‎на‏ ‎нехватку ‎средств ‎в ‎бюджетах,‏ ‎но‏ ‎и ‎крупным‏ ‎городским ‎политикам‏ ‎и ‎фигурам ‎федерального ‎масштаба. ‎Скажем,‏ ‎переход‏ ‎к ‎районным‏ ‎советам ‎был‏ ‎частью ‎губернаторской ‎программы ‎Михаила ‎Амосова‏ ‎на‏ ‎выборах‏ ‎2019 ‎г.‏ ‎А ‎в‏ ‎июле ‎2021‏ ‎г.‏ ‎экс-мэр ‎Якутска‏ ‎и ‎член ‎партии ‎«Новые ‎люди»‏ ‎Сардана ‎Авксентьева,‏ ‎посетив‏ ‎Петербург, ‎удивлялась, как ‎городская‏ ‎власть ‎вообще‏ ‎функционирует ‎с ‎18 ‎районами‏ ‎и‏ ‎111 ‎муниципалитетами.‏ ‎В ‎октябре‏ ‎того ‎же ‎года ‎рассуждения ‎о‏ ‎возможном‏ ‎укрупнении ‎МО‏ ‎начали ‎звучать‏ ‎вполне ‎официально ‎— ‎однако ‎последующие‏ ‎события‏ ‎перенесли‏ ‎эти ‎планы‏ ‎на ‎неопределённый‏ ‎срок.

Разговор ‎о‏ ‎том,‏ ‎каким ‎должно‏ ‎быть ‎территориальное ‎устройство ‎города, ‎назрел‏ ‎давно. ‎Осенью‏ ‎2021‏ ‎г. ‎я ‎хотел‏ ‎начать ‎его‏ ‎с ‎помощью ‎этой ‎статьи,‏ ‎однако‏ ‎отклики ‎были‏ ‎скромными. ‎Тем‏ ‎не ‎менее, ‎хотя ‎прошло ‎почти‏ ‎четыре‏ ‎года, ‎тема‏ ‎всё ‎ещё‏ ‎остаётся ‎актуальной. ‎Поэтому ‎имеет ‎смысл‏ ‎если‏ ‎не‏ ‎попытаться ‎начать‏ ‎диалог ‎вновь,‏ ‎то ‎хотя‏ ‎бы‏ ‎изложить ‎свои‏ ‎умозаключения ‎и ‎предложения.

Аналогов ‎нет

В ‎плане‏ ‎административно-территориального ‎устройства‏ ‎у‏ ‎Петербурга ‎есть ‎только‏ ‎один ‎прямой‏ ‎аналог ‎в ‎России ‎—‏ ‎Москва,‏ ‎которая ‎состоит‏ ‎из ‎12‏ ‎административных ‎округов ‎и ‎132 ‎муниципалитетов‏ ‎(районов).‏ ‎Однако ‎в‏ ‎Москве ‎крупные‏ ‎административные ‎единицы ‎без ‎народного ‎представительства‏ ‎(административные‏ ‎округа,‏ ‎АО) ‎создавались‏ ‎уже ‎в‏ ‎1990-е ‎и‏ ‎были‏ ‎довольно ‎искусственными.‏ ‎Сетка ‎муниципальных ‎районов ‎же ‎хоть‏ ‎и ‎перечерчивалась‏ ‎тогда‏ ‎же, ‎однако ‎в‏ ‎целом ‎отражала‏ ‎историческое ‎городское ‎деление ‎и‏ ‎местную‏ ‎идентичность. ‎В‏ ‎Петербурге ‎же‏ ‎было ‎ровно ‎наоборот: ‎административные ‎районы,‏ ‎которые‏ ‎подчиняются ‎городскому‏ ‎правительству, ‎существуют‏ ‎ещё ‎с ‎советских, ‎а ‎некоторые‏ ‎—‏ ‎с‏ ‎имперских ‎времён‏ ‎и ‎являются‏ ‎частью ‎местной‏ ‎идентичности.‏ ‎В ‎то‏ ‎же ‎время ‎муниципальные ‎образования ‎(МО)‏ ‎создавались ‎в‏ ‎конце‏ ‎1990-х ‎практически ‎с‏ ‎нуля. ‎Их‏ ‎границы ‎обычно ‎не ‎совпадают‏ ‎с‏ ‎естественными ‎преградами‏ ‎и ‎границами‏ ‎исторических ‎местностей, ‎а ‎жители ‎зачастую‏ ‎не‏ ‎знают, ‎в‏ ‎каком ‎МО‏ ‎они ‎живут.

В ‎целом ‎московско-петербургская ‎модель‏ ‎административного‏ ‎и‏ ‎муниципального ‎устройства‏ ‎является ‎уникальной‏ ‎для ‎крупных‏ ‎городов‏ ‎Европы ‎и‏ ‎Восточной ‎Азии ‎(Япония, ‎Южная ‎Корея,‏ ‎Тайвань). ‎В‏ ‎большинстве‏ ‎мегаполисов ‎существует ‎одна‏ ‎из ‎трёх‏ ‎моделей ‎самоуправления:

1) Весь ‎город ‎является‏ ‎муниципалитетом,‏ ‎а ‎все‏ ‎внутренние ‎территориальные‏ ‎единицы ‎— ‎исключительно ‎административными ‎и‏ ‎не‏ ‎имеют ‎никаких‏ ‎местных ‎представительных‏ ‎органов. ‎Примерно ‎так ‎устроены ‎городские‏ ‎округа‏ ‎в‏ ‎большинстве ‎крупных‏ ‎городов ‎России.‏ ‎За ‎рубежом‏ ‎такая‏ ‎система ‎встречается‏ ‎на ‎постсоветском ‎пространстве, ‎например, ‎в‏ ‎Киеве ‎и‏ ‎Минске.

2) Отдельно‏ ‎существует ‎город ‎со‏ ‎своими ‎органами‏ ‎власти ‎(в ‎разных ‎случаях‏ ‎он‏ ‎может ‎иметь‏ ‎как ‎муниципальный,‏ ‎так ‎и ‎региональный ‎или ‎иной‏ ‎статус),‏ ‎а ‎отдельно‏ ‎внутри ‎него‏ ‎— ‎единицы ‎более ‎низкого ‎уровня‏ ‎с‏ ‎выборными‏ ‎органами ‎местного‏ ‎самоуправления ‎(муниципалитеты/субмуниципалитеты).‏ ‎Так, ‎в‏ ‎частности,‏ ‎устроены ‎Лондон,‏ ‎Париж, ‎Рим, ‎Варшава, ‎Вена, ‎Будапешт‏ ‎и ‎Токио.‏ ‎В‏ ‎России ‎подобным ‎образом‏ ‎выглядят ‎т.‏ ‎н. ‎«городские ‎округа ‎с‏ ‎внутригородским‏ ‎делением» ‎—‏ ‎Махачкала ‎и‏ ‎Самара ‎(до ‎2024 ‎г. ‎также‏ ‎Челябинск),‏ ‎однако ‎в‏ ‎них ‎городской‏ ‎парламент ‎не ‎является ‎отдельным ‎выборным‏ ‎органом,‏ ‎а‏ ‎формируется ‎из‏ ‎числа ‎делегатов‏ ‎от ‎районных‏ ‎муниципальных‏ ‎советов ‎(аналогичная‏ ‎схема ‎действует ‎в ‎Стамбуле).

3) Кроме ‎общегородских‏ ‎властей, ‎существуют‏ ‎ещё‏ ‎два ‎(иногда ‎три‏ ‎или ‎даже‏ ‎четыре) ‎более ‎низких ‎уровня‏ ‎местной‏ ‎власти, ‎однако‏ ‎всеми ‎или‏ ‎большей ‎частью ‎муниципальных/субмуниципальных ‎полномочий ‎и‏ ‎выборным‏ ‎советом ‎обладает‏ ‎наивысший ‎из‏ ‎них ‎— ‎аналогичный ‎московским ‎АО‏ ‎и‏ ‎петербургским‏ ‎районам. ‎Так‏ ‎устроены, ‎к‏ ‎примеру, ‎Берлин,‏ ‎Гамбург,‏ ‎Мюнхен, ‎Мадрид,‏ ‎Барселона ‎и ‎Сеул. ‎UPDT: ‎Изначально‏ ‎в ‎списке‏ ‎была‏ ‎ещё ‎и ‎Прага,‏ ‎но, ‎изучив‏ ‎вопрос ‎подробнее, ‎я ‎её‏ ‎вычеркнул.‏ ‎Там ‎совсем‏ ‎своя ‎атмосфера‏ ‎— у ‎них ‎(помимо ‎городского) ‎три‏ ‎уровня‏ ‎власти, ‎из‏ ‎них ‎реальной‏ ‎властью ‎обладает ‎нижний ‎(57 ‎городских‏ ‎частей),‏ ‎при‏ ‎этом ‎отдельным‏ ‎городским ‎частям‏ ‎делегированы ‎государственные‏ ‎полномочия‏ ‎на ‎своей‏ ‎территории ‎и ‎территории ‎соседних ‎городских‏ ‎частей ‎(отсюда‏ ‎22‏ ‎административных ‎округа, ‎которые‏ ‎и ‎составляют‏ ‎средний ‎уровень). ‎Верхний ‎же‏ ‎уровень‏ ‎используется ‎в‏ ‎основном ‎для‏ ‎регистрации ‎недвижимости ‎и ‎т. ‎п.‏ ‎вопросов‏ ‎и ‎своими‏ ‎органами ‎власти‏ ‎не ‎обладает.

В ‎целом ‎московско-петербургская ‎модель,‏ ‎сложившаяся‏ ‎в‏ ‎1990-е, ‎больше‏ ‎всего ‎напоминает‏ ‎последнюю, ‎берлинскую‏ ‎—‏ ‎но ‎при‏ ‎этом ‎поставленную ‎с ‎ног ‎на‏ ‎голову. ‎У‏ ‎нас‏ ‎муниципальный ‎статус ‎имеют‏ ‎не ‎наиболее‏ ‎крупные ‎(после ‎города ‎как‏ ‎такового),‏ ‎а ‎самые‏ ‎мелкие ‎территориальные‏ ‎единицы.

В ‎теории, ‎у ‎этого ‎даже‏ ‎есть‏ ‎свои ‎преимущества.‏ ‎Петербургские ‎муниципалитеты‏ ‎охватывают ‎небольшую ‎территорию ‎с ‎относительно‏ ‎малой‏ ‎численностью‏ ‎населения ‎—‏ ‎казалось ‎бы,‏ ‎это ‎должно‏ ‎укреплять‏ ‎связь ‎самоуправления‏ ‎с ‎местными ‎жителями. ‎Однако ‎на‏ ‎практике ‎этого‏ ‎обычно‏ ‎не ‎происходит. ‎Горожане‏ ‎твердо ‎знают‏ ‎район, ‎в ‎котором ‎живут,‏ ‎но‏ ‎часто ‎плохо‏ ‎представляют ‎себе,‏ ‎какое ‎у ‎них ‎муниципальное ‎образование,‏ ‎каковы‏ ‎его ‎границы‏ ‎и ‎зачем‏ ‎оно ‎вообще ‎нужно.

Стоит ‎отметить, ‎что‏ ‎в‏ ‎конце‏ ‎2010-х ‎гг.‏ ‎интерес ‎петербуржцев‏ ‎к ‎местной‏ ‎власти‏ ‎вырос ‎на‏ ‎фоне ‎муниципальных ‎выборов ‎2019 ‎г.‏ ‎и ‎ярких‏ ‎предвыборных‏ ‎кампаний ‎ряда ‎политических‏ ‎сил. ‎Во‏ ‎многих ‎МО ‎Петербурга ‎появились‏ ‎депутаты,‏ ‎никак ‎не‏ ‎связанные ‎с‏ ‎«партией ‎власти», ‎а ‎то ‎и‏ ‎прямо‏ ‎ей ‎противостоящие.‏ ‎Кое-где ‎они‏ ‎даже ‎смогли ‎сформировать ‎большинство ‎в‏ ‎муниципальных‏ ‎советах.‏ ‎Однако, ‎взявшись‏ ‎за ‎дело,‏ ‎такие ‎депутаты‏ ‎зачастую‏ ‎сетуют ‎на‏ ‎нехватку ‎бюджетных ‎средств. ‎Небольшие ‎территории‏ ‎со ‎скудными‏ ‎источниками‏ ‎доходов ‎оказываются ‎зависимы‏ ‎от ‎субвенций‏ ‎и ‎субсидий ‎со ‎стороны‏ ‎городских‏ ‎властей. ‎Это,‏ ‎в ‎свою‏ ‎очередь, ‎убивает ‎на ‎корню ‎идею‏ ‎независимой‏ ‎от ‎государства‏ ‎муниципальной ‎власти‏ ‎как ‎таковой. ‎Она ‎оказывается ‎бессильной‏ ‎и,‏ ‎словами‏ ‎Б. ‎Гладарева,‏ ‎Д. ‎Димке‏ ‎и ‎И.‏ ‎Тарусиной,‏ ‎превращается ‎в‏ ‎«колониальную ‎администрацию».

Районно-муниципальный ‎парадокс

Вместе ‎с ‎тем‏ ‎в ‎Петербурге‏ ‎существуют‏ ‎18 ‎районов. ‎Сейчас‏ ‎это ‎чисто‏ ‎административные ‎единицы ‎— ‎подразделени‏ ‎городского‏ ‎правительства ‎на‏ ‎местах. ‎Никаких‏ ‎избираемых ‎населением ‎органов ‎там ‎нет,‏ ‎глава‏ ‎администрации ‎назначается‏ ‎губернатором, ‎финансирование‏ ‎также ‎идёт ‎из ‎городского ‎бюджета.

Районы‏ ‎появились‏ ‎в‏ ‎Петербурге ‎при‏ ‎Временном ‎правительстве‏ ‎в ‎1917‏ ‎г.,‏ ‎заменив ‎собой‏ ‎систему ‎полицейских ‎частей, ‎на ‎которые‏ ‎делился ‎город.‏ ‎Границы‏ ‎островных ‎районов ‎—‏ ‎Петроградского ‎и‏ ‎Василеостровского ‎— ‎до ‎сих‏ ‎пор‏ ‎остаются ‎почти‏ ‎такими ‎же,‏ ‎как ‎во ‎времена ‎Российской ‎империи.‏ ‎Однако‏ ‎в ‎остальном‏ ‎в ‎сетке‏ ‎нынешних ‎районов ‎старое ‎деление ‎если‏ ‎и‏ ‎узнаётся,‏ ‎то ‎не‏ ‎без ‎труда.

Отчасти‏ ‎дело ‎в‏ ‎неоднократной‏ ‎перекройке ‎границ‏ ‎по ‎административным ‎и ‎политическим ‎мотивам.‏ ‎Если ‎сначала‏ ‎советская‏ ‎власть ‎в ‎целом‏ ‎сохранила ‎дореволюционную‏ ‎сетку ‎районов, ‎то ‎в‏ ‎1936‏ ‎г. ‎была‏ ‎проведена ‎их‏ ‎радикальная ‎перенарезка, направленная ‎на ‎усиление ‎партийного‏ ‎контроля‏ ‎за ‎жизнью‏ ‎рядовых ‎членов‏ ‎ВКП(б) ‎и ‎впоследствии ‎сильно ‎облегчившая‏ ‎проведение‏ ‎репрессий‏ ‎в ‎Ленинграде.‏ ‎Однако ‎и‏ ‎после ‎войны‏ ‎границы‏ ‎районов ‎неоднократно‏ ‎менялись, ‎как ‎и ‎их ‎количество:‏ ‎административно-территориальное ‎деление‏ ‎в‏ ‎общем ‎и ‎целом‏ ‎устоялось ‎только‏ ‎к ‎1970-м ‎гг. ‎Последним‏ ‎серьёзным‏ ‎изменением ‎стало‏ ‎объединение ‎пяти‏ ‎районов ‎центра ‎города ‎в ‎Центральный‏ ‎и‏ ‎Адмиралтейский ‎в‏ ‎1994 ‎г.

Однако‏ ‎главная ‎причина ‎— ‎серьёзное ‎расширение‏ ‎Петербурга‏ ‎в‏ ‎XX ‎в.‏ ‎То, ‎что‏ ‎ещё ‎в‏ ‎1950-е‏ ‎было ‎пригородными‏ ‎сёлами, ‎к ‎настоящему ‎моменту ‎превратилось‏ ‎в ‎хорошо‏ ‎освоенные‏ ‎спальные ‎районы ‎с‏ ‎уже ‎несколько‏ ‎устаревшей ‎застройкой. ‎Расширение ‎городов‏ ‎—‏ ‎естественный ‎процесс,‏ ‎который ‎переживает‏ ‎каждый ‎мегаполис ‎на ‎протяжении ‎своей‏ ‎истории.‏ ‎Проблема ‎заключается‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎со ‎второй ‎половины ‎ХХ‏ ‎в.‏ ‎власти‏ ‎Ленинграда ‎просто‏ ‎«пристёгивали» ‎новые‏ ‎территории ‎к‏ ‎уже‏ ‎существующим ‎районам,‏ ‎а ‎не ‎создавали ‎новые ‎административные‏ ‎единицы. ‎В‏ ‎результате‏ ‎районы ‎приобретали ‎«лепестковую»‏ ‎форму, ‎расходясь‏ ‎от ‎центра ‎к ‎окраинам‏ ‎секторами‏ ‎с ‎совершенно‏ ‎разнородной ‎застройкой:‏ ‎дореволюционной, ‎конструктивистской, ‎сталинской, ‎советской ‎панельной‏ ‎и‏ ‎постсоветской ‎уплотнительной.

Возможно,‏ ‎если ‎бы‏ ‎СССР ‎просуществовал ‎подольше, ‎власти ‎Ленинграда‏ ‎всё‏ ‎же‏ ‎создали ‎бы‏ ‎на ‎новых‏ ‎территориях ‎новые‏ ‎районы‏ ‎— ‎а‏ ‎может, ‎местная ‎бюрократия ‎добилась ‎бы‏ ‎сохранения ‎статус-кво.‏ ‎Теперь‏ ‎мы ‎этого ‎уже‏ ‎никогда ‎не‏ ‎узнаем. ‎Факт ‎в ‎том,‏ ‎что‏ ‎в ‎начале‏ ‎второй ‎четверти‏ ‎XXI ‎века ‎районное ‎деление ‎выглядит‏ ‎примерно‏ ‎так ‎же,‏ ‎как ‎и‏ ‎полвека ‎назад. ‎Между ‎тем ‎Петербург‏ ‎изменился‏ ‎и‏ ‎продолжает ‎меняться.‏ ‎Более ‎всего‏ ‎это ‎заметно‏ ‎в‏ ‎«сером ‎поясе»‏ ‎— ‎промзонах ‎XIX–ХХ ‎вв., ‎которые‏ ‎становятся ‎территорией‏ ‎активного‏ ‎жилищного ‎строительства. ‎Впервые,‏ ‎пожалуй, ‎с‏ ‎эпохи ‎раннесоветского ‎«уплотнения» ‎население‏ ‎резко‏ ‎вырастает ‎не‏ ‎на ‎окраинах‏ ‎города, ‎а ‎в ‎относительно ‎старых‏ ‎его‏ ‎частях, ‎на‏ ‎вроде ‎бы‏ ‎давно ‎освоенной ‎«полупериферии». ‎А ‎значит,‏ ‎нынешние‏ ‎административные‏ ‎районы, ‎чье‏ ‎население ‎порой‏ ‎превосходит ‎700‏ ‎тысяч‏ ‎человек, ‎получат‏ ‎новый ‎приток ‎жителей ‎— ‎там,‏ ‎где ‎при‏ ‎нарезке‏ ‎границ ‎районов ‎этого‏ ‎никто ‎не‏ ‎ожидал.

Впрочем, ‎куда ‎более ‎заметен‏ ‎рост‏ ‎пригородов, ‎формально‏ ‎находящихся ‎в‏ ‎Ленинградской ‎области. ‎Мурино, ‎Кудрово, ‎Новое‏ ‎Девяткино‏ ‎— ‎в‏ ‎этих ‎«городах»‏ ‎и ‎«деревнях» ‎только ‎по ‎официальным‏ ‎данным‏ ‎живёт‏ ‎более ‎200‏ ‎тысяч ‎человек.‏ ‎Сколько ‎людей‏ ‎на‏ ‎самом ‎деле‏ ‎проживает ‎в ‎этих ‎пригородах ‎—‏ ‎вопрос ‎открытый,‏ ‎особенно‏ ‎если ‎делать ‎поправку‏ ‎на ‎арендаторов‏ ‎и ‎других ‎неучтённых ‎жителей.‏ ‎Официально‏ ‎присоединение ‎кудровских‏ ‎и ‎муринских‏ ‎«человейников» ‎к ‎городу ‎последовательно ‎отвергается‏ ‎властями‏ ‎и ‎Петербурга,‏ ‎и ‎Ленобласти,‏ ‎однако ‎такая ‎перспектива ‎продолжает ‎беспокоить‏ ‎некоторых‏ ‎жителей‏ ‎«старых» ‎районов‏ ‎Петербурга, ‎которые‏ ‎граничат ‎с‏ ‎новыми‏ ‎пригородами. ‎В‏ ‎конце ‎концов, ‎нынешние ‎«старые» ‎районы‏ ‎когда-то ‎возникли‏ ‎в‏ ‎результате ‎точно ‎такого‏ ‎же ‎расширения‏ ‎города.

В ‎советском ‎прошлом ‎в‏ ‎каждом‏ ‎районе ‎существовал‏ ‎райсовет, ‎который,‏ ‎в ‎теории, ‎и ‎управлял ‎территорией.‏ ‎В‏ ‎годы ‎перестройки‏ ‎райсоветы ‎даже‏ ‎приобрели ‎реальную ‎власть. ‎Некоторые ‎депутаты‏ ‎прошлого‏ ‎и‏ ‎нынешнего ‎созывов‏ ‎ЗакС ‎начинали‏ ‎свою ‎карьеру‏ ‎ещё‏ ‎как ‎райдепы,‏ ‎избранные ‎на ‎первых ‎свободных ‎выборах‏ ‎1990 ‎г.‏ ‎Однако‏ ‎в ‎1993 ‎г.‏ ‎система ‎советов‏ ‎по ‎всей ‎стране ‎была‏ ‎ликвидирована‏ ‎президентом ‎Ельциным‏ ‎вслед ‎за‏ ‎побеждённым ‎Верховным ‎Советом ‎РФ. ‎Петербургские‏ ‎райсоветы‏ ‎также ‎не‏ ‎избежали ‎этой‏ ‎участи. ‎Принятая ‎в ‎декабре ‎1993‏ ‎г.‏ ‎Конституция‏ ‎РФ ‎закрепляла‏ ‎существование ‎местного‏ ‎самоуправления, ‎независимого‏ ‎от‏ ‎государственной ‎власти.‏ ‎Однако ‎на ‎практике ‎ему ‎ещё‏ ‎только ‎предстояло‏ ‎возникнуть.

Петербург‏ ‎на ‎несколько ‎лет‏ ‎стал ‎вотчиной‏ ‎губернатора ‎(тогда ‎ещё ‎избираемого‏ ‎на‏ ‎конкурентных ‎выборах)‏ ‎и ‎назначаемых‏ ‎им ‎глав ‎районных ‎администраций. ‎Среди‏ ‎депутатов‏ ‎ЗакСа ‎шли‏ ‎споры ‎о‏ ‎том, ‎как ‎же ‎должно ‎выглядеть‏ ‎местное‏ ‎самоуправление‏ ‎в ‎новой‏ ‎реальности. ‎Проекты‏ ‎предлагались ‎самые‏ ‎разные‏ ‎— ‎от‏ ‎создания ‎параллельного ‎ЗакСу ‎«муниципального ‎парламента»‏ ‎до ‎передачи‏ ‎муниципальных‏ ‎полномочий ‎на ‎уровень‏ ‎микрорайонов. ‎В‏ ‎итоге ‎в ‎качестве ‎компромисса‏ ‎в‏ ‎январе ‎1996‏ ‎г. ‎районные‏ ‎советы ‎было ‎решено ‎воссоздать, но ‎с‏ ‎заметно‏ ‎усечёнными ‎полномочиями‏ ‎— ‎они‏ ‎не ‎могли ‎устанавливать ‎местные ‎налоги‏ ‎и‏ ‎даже‏ ‎принимать ‎собственные‏ ‎нормативные ‎акты.‏ ‎Тем ‎не‏ ‎менее,‏ ‎за ‎райсоветами‏ ‎сохранялись ‎обязанности ‎по ‎формированию ‎местной‏ ‎исполнительной ‎власти.‏ ‎Впрочем,‏ ‎по ‎итогу ‎городские‏ ‎власти ‎всё‏ ‎же ‎склонились ‎к ‎другому‏ ‎варианту‏ ‎местного ‎самоуправления.

В‏ ‎1997–1998 ‎гг.‏ ‎в ‎городе ‎была ‎создана ‎нынешняя‏ ‎система‏ ‎местного ‎самоуправления‏ ‎в ‎виде‏ ‎муниципальных ‎образований. ‎В ‎основной ‎части‏ ‎города‏ ‎это‏ ‎были ‎муниципальные‏ ‎округа, ‎а‏ ‎в ‎пригородах‏ ‎—‏ ‎города ‎и‏ ‎поселки. ‎МО ‎не ‎заменили ‎собой‏ ‎районы, ‎а‏ ‎стали‏ ‎территориальными ‎единицами ‎более‏ ‎низкого ‎уровня:‏ ‎район, ‎как ‎правило, ‎включает‏ ‎в‏ ‎себя ‎5-8‏ ‎МО ‎(хотя‏ ‎есть ‎и ‎исключения). ‎При ‎этом‏ ‎какие-либо‏ ‎выборные ‎органы‏ ‎на ‎уровне‏ ‎районов ‎прекратили ‎своё ‎существование.

Границы ‎новых‏ ‎муниципалитетов‏ ‎проводились‏ ‎согласно ‎границам‏ ‎зон ‎ответственности‏ ‎органов ‎ЖКХ,‏ ‎возникшим‏ ‎ещё ‎в‏ ‎советское ‎время. ‎Сетка ‎МО ‎не‏ ‎совпадала ‎ни‏ ‎с‏ ‎границами ‎исторических ‎местностей,‏ ‎ни ‎с‏ ‎границами ‎разных ‎типов ‎застройки,‏ ‎ни‏ ‎даже ‎с‏ ‎естественными ‎или‏ ‎искусственными ‎препятствиями ‎вроде ‎рек ‎или‏ ‎железнодорожных‏ ‎линий. ‎Характерно,‏ ‎что ‎изначально‏ ‎МО ‎не ‎имели ‎названий, ‎а‏ ‎были‏ ‎просто‏ ‎пронумерованы: ‎муниципальные‏ ‎округа ‎—‏ ‎от ‎1‏ ‎до‏ ‎82, ‎города‏ ‎и ‎посёлки ‎— ‎от ‎101‏ ‎до ‎129‏ ‎(семь‏ ‎МО ‎так ‎и‏ ‎не ‎приняли‏ ‎какое-либо ‎название ‎до ‎сих‏ ‎пор).‏ ‎Фактически ‎местное‏ ‎самоуправление ‎не‏ ‎возникло ‎как ‎результат ‎инициативы ‎снизу,‏ ‎а‏ ‎было ‎спущено‏ ‎сверху. ‎Практика‏ ‎показала, ‎что ‎МО ‎стали ‎весьма‏ ‎коррумпированным‏ ‎нижним‏ ‎ярусом ‎городской‏ ‎власти, ‎который‏ ‎был ‎нужен‏ ‎ей‏ ‎как ‎для‏ ‎контроля ‎ситуации ‎«на ‎земле», ‎так‏ ‎и ‎для‏ ‎создания‏ ‎фасада ‎«местного ‎самоуправления»‏ ‎для ‎соответствия‏ ‎Конституции ‎и ‎удовлетворения ‎западных‏ ‎партнёров.

Таким‏ ‎образом, ‎в‏ ‎постсоветский ‎период‏ ‎в ‎Санкт-Петербурге ‎сложилась ‎парадоксальная ‎ситуация.‏ ‎Наиболее‏ ‎устоявшимся ‎и‏ ‎«легитимным» ‎типом‏ ‎территориальных ‎единиц ‎с ‎реальным ‎потенциалом‏ ‎менять‏ ‎жизнь‏ ‎людей ‎к‏ ‎лучшему ‎являются‏ ‎районы. ‎Они‏ ‎получают‏ ‎ресурсы ‎от‏ ‎городских ‎властей, ‎но ‎и ‎подчиняются‏ ‎тоже ‎только‏ ‎им.‏ ‎Фактически ‎условия ‎жизни‏ ‎в ‎районе‏ ‎зависят ‎от ‎того, ‎какой‏ ‎глава‏ ‎достался ‎его‏ ‎жителям. ‎Повлиять‏ ‎на ‎работу ‎районных ‎властей, ‎кроме‏ ‎как‏ ‎через ‎жалобы,‏ ‎не ‎представляется‏ ‎возможным. ‎В ‎то ‎же ‎время‏ ‎местное‏ ‎самоуправление,‏ ‎на ‎которое‏ ‎жители ‎хотя‏ ‎бы ‎формально‏ ‎могут‏ ‎влиять ‎через‏ ‎выборы ‎своих ‎представителей, ‎зачастую ‎лишено‏ ‎необходимых ‎ресурсов,‏ ‎а‏ ‎для ‎многих ‎горожан‏ ‎просто ‎незнакомо‏ ‎и ‎непонятно ‎в ‎силу‏ ‎своей‏ ‎искусственности, ‎незаметности‏ ‎и ‎относительной‏ ‎новизны.

Пути ‎решения

Конечно, ‎описанный ‎парадокс ‎не‏ ‎мог‏ ‎оставаться ‎незамеченным.‏ ‎С ‎начала‏ ‎2000-х ‎в ‎петербургском ‎ЗакСе ‎часто‏ ‎поднимался‏ ‎вопрос‏ ‎о ‎переустройстве‏ ‎муниципального ‎и‏ ‎административного ‎деления‏ ‎города.

Надо‏ ‎отметить, ‎что‏ ‎разные ‎депутаты ‎ЗакСа ‎2000-х ‎гг.‏ ‎по-разному ‎представляли‏ ‎себе‏ ‎желаемый ‎объем ‎полномочий‏ ‎и ‎устройство‏ ‎районной ‎власти. ‎Так, ‎Михаил‏ ‎Амосов,‏ ‎наиболее ‎последовательный‏ ‎сторонник ‎возрождения‏ ‎райсоветов, ‎предлагал ‎наделить ‎их ‎правом‏ ‎согласовывать кандидатуру‏ ‎главы ‎администрации‏ ‎района, ‎предложенную‏ ‎губернатором, ‎или ‎даже ‎назначать его. ‎Алексей‏ ‎Тимофеев‏ ‎же‏ ‎и ‎вовсе‏ ‎считал, что ‎глава‏ ‎района ‎должен‏ ‎избираться‏ ‎на ‎прямых‏ ‎выборах. ‎Оба ‎депутата ‎сходились ‎на‏ ‎том, ‎что‏ ‎необходимо‏ ‎передать ‎муниципальные ‎полномочия‏ ‎на ‎районный‏ ‎уровень. ‎При ‎этом ‎не‏ ‎предполагался‏ ‎роспуск ‎существовавших‏ ‎к ‎тому‏ ‎моменту ‎МО ‎(кроме ‎нескольких ‎поселковых‏ ‎на‏ ‎окраинах): ‎они‏ ‎должны ‎были‏ ‎превратиться ‎в ‎муниципалитеты ‎нижнего ‎уровня‏ ‎—‏ ‎советы‏ ‎микрорайонов. ‎Однако‏ ‎основой ‎местного‏ ‎самоуправления ‎всё-таки‏ ‎должны‏ ‎были ‎стать‏ ‎райсоветы. ‎Тимофеев ‎прямо ‎называл ‎такую‏ ‎схему ‎«берлинской»‏ ‎—‏ ‎с ‎муниципальным ‎(районным)‏ ‎и ‎субмуниципальным‏ ‎(микрорайонным) ‎уровнями ‎власти. ‎В‏ ‎целом‏ ‎примерно ‎таких‏ ‎же ‎позиций‏ ‎по ‎вопросу ‎местной ‎власти ‎придерживались‏ ‎в‏ ‎2000-е ‎петербургские‏ ‎отделения ‎«Яблока»,‏ ‎СПС ‎и ‎КПРФ.

Городские ‎власти ‎в‏ ‎те‏ ‎времена‏ ‎тоже ‎осознавали,‏ ‎что ‎111‏ ‎муниципалитетов ‎—‏ ‎слишком‏ ‎громоздкая ‎и‏ ‎нерациональная ‎система ‎местного ‎самоуправления. ‎Однако‏ ‎и ‎восстановление‏ ‎18-20‏ ‎райсоветов, ‎как ‎предлагала‏ ‎оппозиция, ‎было‏ ‎для ‎Смольного ‎неприемлемо, поскольку ‎резко‏ ‎усиливало‏ ‎позиции ‎муниципалов.‏ ‎Тогдашний ‎губернатор‏ ‎Валентина ‎Матвиенко ‎в ‎2005 ‎г.‏ ‎предлагала‏ ‎компромиссную ‎концепцию‏ ‎укрупнения ‎муниципалитетов,‏ ‎согласно ‎которой ‎их ‎должно ‎было‏ ‎остаться‏ ‎в‏ ‎пределах ‎30.‏ ‎Через ‎несколько‏ ‎лет ‎она‏ ‎предложила‏ ‎уменьшить ‎число‏ ‎МО ‎до ‎3-4 ‎на ‎каждый‏ ‎район.

А ‎вот‏ ‎райсоветы‏ ‎в ‎проектах, ‎созданных‏ ‎представителями ‎городских‏ ‎властей, ‎появлялись ‎лишь ‎однажды‏ ‎—‏ ‎в ‎период‏ ‎вице-губернаторства ‎Виктора‏ ‎Лобко. ‎Он ‎предлагал принять ‎закон ‎«О‏ ‎городах‏ ‎федерального ‎значения»,‏ ‎создав ‎для‏ ‎Москвы ‎и ‎Петербурга ‎единый ‎формат‏ ‎муниципальной‏ ‎власти:‏ ‎избираемый ‎райсовет‏ ‎и ‎назначаемый‏ ‎им ‎по‏ ‎представлению‏ ‎губернатора ‎глава‏ ‎администрации. ‎Однако ‎в ‎2008 ‎г.‏ ‎Лобко ‎ушёл‏ ‎в‏ ‎отставку, ‎и ‎вопрос‏ ‎был ‎закрыт.

Так‏ ‎сложилась ‎та ‎ситуация, ‎которую‏ ‎мы‏ ‎имеем ‎на‏ ‎сегодняшний ‎день.‏ ‎В ‎следующих ‎частях ‎я ‎опишу‏ ‎своё‏ ‎видение ‎того,‏ ‎как ‎могли‏ ‎бы ‎выглядеть ‎разумное ‎территориальное ‎деление‏ ‎и‏ ‎демократическая‏ ‎организация ‎муниципальной‏ ‎власти ‎в‏ ‎Санкт-Петербурге.

Читать: 41+ мин
logo Politisch verdächtig

Договориться по-хорошему: конституционный выбор в постапартеидной ЮАР

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

31 год назад Южная Африка приняла новую конституцию, закрепившую окончание эры апартеида. Как людям, сорок лет жившим в состоянии холодной гражданской войны, удалось найти консенсус? Каковы были требования разных акторов и разногласия между ними? Почему вчерашние враги оказались надежными союзниками в деле конституционного выбора? И почему в России вчерашние члены КПСС не смогли сделать то же самое?

Читать: 34+ мин
logo Politisch verdächtig

Без танков, пожалуйста: как постсоветские республики (не) избежали конституционного кризиса

Каждый ‎год‏ ‎в ‎начале ‎октября ‎политизированная ‎часть‏ ‎российского ‎общества‏ ‎вспоминает‏ ‎события ‎1993 ‎г.‏ ‎Тогда ‎противостояние‏ ‎между ‎президентом ‎Борисом ‎Ельциным‏ ‎и‏ ‎депутатами ‎Верховного‏ ‎Совета ‎вылилось‏ ‎в ‎конституционный ‎кризис, ‎который ‎разрешился‏ ‎лишь‏ ‎вооружённым ‎путём.‏ ‎Сегодня ‎люди‏ ‎много ‎спорят ‎о ‎том, ‎кто‏ ‎был‏ ‎прав,‏ ‎а ‎кто‏ ‎виноват ‎в‏ ‎тех ‎событиях,‏ ‎а‏ ‎также ‎о‏ ‎том, ‎как ‎они ‎повлияли ‎на‏ ‎политическое ‎развитие‏ ‎РФ‏ ‎в ‎дальнейшем ‎—‏ ‎вплоть ‎до‏ ‎сегодняшнего ‎дня. ‎Ну ‎и,‏ ‎конечно,‏ ‎вспоминают ‎атмосферу‏ ‎тех ‎дней,‏ ‎включая ‎печально ‎знаменитые ‎танки ‎на‏ ‎Новоарбатском‏ ‎мосту, ‎ведущие‏ ‎огонь ‎по‏ ‎Белому ‎дому.

Меня ‎же ‎уже ‎давно‏ ‎интересовал‏ ‎один‏ ‎вопрос: ‎почему‏ ‎мы? ‎Россия‏ ‎1993 ‎г.,‏ ‎как‏ ‎ни ‎крути,‏ ‎не ‎была ‎ни ‎самой ‎политически‏ ‎отсталой, ‎ни‏ ‎самой‏ ‎бедной, ‎ни ‎самой‏ ‎расколотой ‎из‏ ‎постсоветских ‎стран. ‎С ‎обеих‏ ‎сторон‏ ‎конфликта ‎между‏ ‎ветвями ‎власти‏ ‎можно ‎было ‎найти ‎людей ‎со‏ ‎схожим‏ ‎бэкграундом, ‎примерно‏ ‎одного ‎происхождения‏ ‎и ‎воспитания ‎и ‎даже ‎с‏ ‎относительно‏ ‎схожими‏ ‎политическими ‎взглядами.‏ ‎Тем ‎не‏ ‎менее, ‎почему-то‏ ‎в‏ ‎России ‎конфликт‏ ‎между ‎президентом ‎и ‎Верховным ‎Советом‏ ‎дошёл ‎до‏ ‎вооружённого‏ ‎противостояния ‎на ‎улицах‏ ‎столицы. ‎Между‏ ‎тем ‎в ‎Советском ‎Союзе‏ ‎было‏ ‎ещё ‎14‏ ‎республик. ‎Неужели‏ ‎им ‎всем ‎удалось ‎как-то ‎избежать‏ ‎подобного‏ ‎конфликта? ‎И‏ ‎если ‎да,‏ ‎то ‎как? ‎В ‎этой ‎статье‏ ‎я‏ ‎постараюсь‏ ‎найти ‎ответ‏ ‎на ‎этот‏ ‎вопрос.

Что ‎такое‏ ‎конституционный‏ ‎кризис

Анатомия ‎конституционного‏ ‎кризиса ‎1992–1993 ‎гг. ‎в ‎России‏ ‎в ‎самых‏ ‎общих‏ ‎чертах ‎довольно ‎проста.

В‏ ‎стране ‎существовали‏ ‎два ‎политических ‎института ‎с‏ ‎весьма‏ ‎нечёткими ‎полномочиями,‏ ‎но ‎с‏ ‎большими ‎амбициями ‎людей, ‎которые ‎эти‏ ‎институты‏ ‎контролировали. ‎Первым‏ ‎из ‎этих‏ ‎институтов ‎был ‎Президент, ‎вторым ‎—‏ ‎Верховный‏ ‎Совет‏ ‎(ВС). ‎Президент,‏ ‎новый ‎политический‏ ‎институт, ‎стремился‏ ‎по‏ ‎возможности ‎максимально‏ ‎укрепить ‎свою ‎власть. ‎Пределом ‎его‏ ‎мечтаний ‎была‏ ‎суперпрезидентская‏ ‎республика, ‎где ‎роль‏ ‎парламента ‎сведена‏ ‎к ‎минимуму. ‎ВС, ‎как‏ ‎институт‏ ‎старый, ‎советский‏ ‎(пусть ‎и‏ ‎реформированный), ‎также ‎стремился ‎сохранить ‎за‏ ‎собой‏ ‎максимум ‎полномочий.‏ ‎Идеалом ‎для‏ ‎его ‎депутатов ‎была ‎если ‎не‏ ‎советская‏ ‎республика‏ ‎(в ‎смысле‏ ‎— ‎республика,‏ ‎где ‎высшим‏ ‎органом‏ ‎власти ‎являются‏ ‎советы, ‎без ‎разделения ‎властей), ‎то‏ ‎парламентская, ‎где‏ ‎роль‏ ‎президента ‎была ‎бы‏ ‎в ‎основном‏ ‎церемониальной.

Параллельно ‎в ‎стране ‎шли‏ ‎экономические‏ ‎реформы, ‎запущенные‏ ‎в ‎1992‏ ‎г. ‎и ‎ставшие ‎ещё ‎одной‏ ‎причиной‏ ‎для ‎конфликта.‏ ‎Большинство ‎в‏ ‎ВС ‎принимало ‎всё ‎новые ‎законы,‏ ‎чтобы‏ ‎помешать‏ ‎Президенту ‎проводить‏ ‎эти ‎реформы,‏ ‎а ‎тот‏ ‎искал‏ ‎всё ‎новые‏ ‎лазейки ‎и ‎обходные ‎пути ‎с‏ ‎помощью ‎своих‏ ‎указов.‏ ‎Обе ‎стороны ‎постоянно‏ ‎обвиняли ‎друг‏ ‎друга ‎в ‎нарушении ‎законодательства,‏ ‎которое‏ ‎всё ‎хуже‏ ‎отражало ‎реальность‏ ‎вокруг.

Функционировали ‎оба ‎института ‎в ‎соответствии‏ ‎с‏ ‎Конституцией ‎РСФСР,‏ ‎принятой ‎ещё‏ ‎в ‎1978 ‎г. ‎и ‎неоднократно‏ ‎отредактированной‏ ‎в‏ ‎конце ‎1980-х‏ ‎— ‎начале‏ ‎1990-х. ‎И‏ ‎Президент,‏ ‎и ‎ВС‏ ‎понимали, ‎что ‎новому ‎государству ‎необходима‏ ‎новая ‎Конституция.‏ ‎Однако‏ ‎взгляды ‎на ‎то,‏ ‎какой ‎она‏ ‎должна ‎стать, ‎у ‎них‏ ‎расходились‏ ‎кардинально ‎—‏ ‎по ‎вышеописанным‏ ‎причинам.

Примерно ‎так ‎же ‎выглядел ‎механизм‏ ‎конституционного‏ ‎кризиса ‎и‏ ‎в ‎некоторых‏ ‎других ‎странах ‎постсоветского ‎пространства. ‎Получается,‏ ‎чтобы‏ ‎кризис‏ ‎возник, ‎требовалось‏ ‎следующее:

  1. Существование ‎в‏ ‎стране ‎должности‏ ‎президента‏ ‎(к ‎концу‏ ‎1991 ‎г. ‎он ‎был ‎не‏ ‎везде);
  2. Конфликт ‎интересов‏ ‎и‏ ‎наличие ‎у ‎обеих‏ ‎сторон ‎политической‏ ‎воли ‎для ‎их ‎отстаивания‏ ‎(стремление‏ ‎обеих ‎сторон‏ ‎к ‎максимизации‏ ‎власти);
  3. Отсутствие ‎удовлетворяющей ‎обе ‎стороны ‎Конституции,‏ ‎согласно‏ ‎которой ‎можно‏ ‎было ‎бы‏ ‎разрешить ‎все ‎споры ‎о ‎полномочиях.

Как‏ ‎мы‏ ‎убедимся‏ ‎далее, ‎большинство‏ ‎постсоветских ‎государств‏ ‎избежали ‎конституционного‏ ‎кризиса‏ ‎просто ‎потому,‏ ‎что ‎в ‎них ‎не ‎выполнялся‏ ‎второй ‎пункт‏ ‎или‏ ‎сразу ‎первые ‎два‏ ‎(т.к. ‎второй‏ ‎невозможен ‎без ‎первого). ‎В‏ ‎итоге‏ ‎двумя ‎противоположными‏ ‎полюсами ‎своеобразного‏ ‎«континуума ‎конфликта» ‎стали ‎те ‎государства,‏ ‎где‏ ‎безоговорочно ‎победил‏ ‎ВС, ‎и‏ ‎те, ‎где ‎столь ‎же ‎однозначно‏ ‎верх‏ ‎взял‏ ‎президент. ‎Все‏ ‎остальные ‎расположились‏ ‎где-то ‎в‏ ‎промежутке.

Сценарии

Далее‏ ‎я ‎делю‏ ‎постсоветские ‎страны ‎на ‎группы ‎согласно‏ ‎сценариям, ‎по‏ ‎которым‏ ‎развивались ‎события. ‎Называется‏ ‎каждый ‎сценарий‏ ‎в ‎честь ‎той ‎страны,‏ ‎где‏ ‎его ‎черты‏ ‎проявились ‎наиболее‏ ‎ярко. ‎При ‎этом ‎для ‎каждой‏ ‎страны‏ ‎в ‎первую‏ ‎очередь ‎описана‏ ‎хронология ‎событий, ‎касающихся:

  1. создания ‎должности ‎Президента;
  2. принятия‏ ‎новой‏ ‎Конституции;
  3. формирования‏ ‎нового ‎парламента‏ ‎вместо ‎ВС.

Эстонский‏ ‎сценарий

Эстония

Должности ‎Президента‏ ‎первоначально‏ ‎не ‎существовало:‏ ‎до ‎октября ‎1992 ‎г. ‎государство‏ ‎формально ‎возглавлял‏ ‎председатель‏ ‎ВС ‎Арнольд ‎Рюйтель.

В‏ ‎феврале–марте ‎1990‏ ‎г. ‎были ‎избраны ‎сразу‏ ‎два‏ ‎органа ‎власти:‏ ‎новый ‎созыв‏ ‎ВС, ‎где ‎примерно ‎поровну ‎мест‏ ‎имели‏ ‎умеренно-националистический ‎Народный‏ ‎фронт ‎и‏ ‎прокоммунистические ‎силы, ‎и ‎Конгресс ‎Эстонии‏ ‎—‏ ‎квазипарламент‏ ‎радикальных ‎сторонников‏ ‎восстановления ‎довоенной‏ ‎государственности, ‎избирать‏ ‎который‏ ‎могли ‎только‏ ‎те, ‎кто ‎на ‎1940 ‎г.‏ ‎имели ‎гражданство‏ ‎Эстонии,‏ ‎их ‎потомки ‎или‏ ‎те, ‎кто‏ ‎подали ‎специальное ‎«ходатайство ‎об‏ ‎эстонском‏ ‎гражданстве». ‎Новая‏ ‎Конституция ‎была‏ ‎разработана ‎Конституционной ‎ассамблеей, ‎сформированной ‎совместно‏ ‎ВС‏ ‎и ‎Конгрессом,‏ ‎и ‎принята‏ ‎на ‎референдуме ‎в ‎июне ‎1992‏ ‎г.‏ ‎В‏ ‎сентябре ‎1992‏ ‎г. ‎был‏ ‎избран ‎первый‏ ‎постсоветский‏ ‎созыв ‎парламента‏ ‎Эстонии ‎— ‎Рийгикогу. ‎В ‎октябре‏ ‎в ‎два‏ ‎тура‏ ‎(первый ‎— ‎прямые‏ ‎всеобщие ‎выборы,‏ ‎второй ‎— ‎непрямые, ‎голосованием‏ ‎депутатов‏ ‎парламента) ‎избран‏ ‎первый ‎постсоветский‏ ‎Президент ‎Эстонии ‎Л. ‎Мери. ‎Тогда‏ ‎же‏ ‎ВС ‎и‏ ‎Конгресс ‎сложили‏ ‎свои ‎полномочия.

Латвия

Должности ‎Президента ‎до ‎июля‏ ‎1993‏ ‎г.‏ ‎не ‎существовало:‏ ‎исполнительную ‎власть‏ ‎осуществлял ‎Совет‏ ‎министров‏ ‎во ‎главе‏ ‎с ‎председателем, ‎главой ‎государства ‎же‏ ‎являлся ‎председатель‏ ‎ВС‏ ‎А. ‎Горбунов.

В ‎мае‏ ‎1990 ‎г.‏ ‎ВС ‎восстановил ‎действие ‎ст.‏ ‎1,‏ ‎3, ‎4‏ ‎и ‎6‏ ‎Конституции ‎Латвии ‎1922 ‎г.; ‎с‏ ‎этого‏ ‎момента ‎Конституция‏ ‎Латвийской ‎ССР‏ ‎1978 ‎г. ‎действовала ‎в ‎той‏ ‎мере,‏ ‎в‏ ‎которой ‎она‏ ‎им ‎не‏ ‎противоречила. ‎В‏ ‎частности,‏ ‎ст. ‎6‏ ‎Конституции ‎1922 ‎г. ‎определяет ‎базовые‏ ‎принципы ‎избрания‏ ‎Сейма‏ ‎(парламента). ‎В ‎июле‏ ‎1993 ‎г.‏ ‎ВС ‎сложил ‎полномочия ‎в‏ ‎пользу‏ ‎избранного ‎гражданами‏ ‎первого ‎постсоветского‏ ‎созыва ‎Сейма ‎Латвии, ‎который ‎утвердил‏ ‎окончательное‏ ‎возвращение ‎к‏ ‎Конституции ‎1922‏ ‎г. ‎(позднее ‎в ‎неё ‎вносились‏ ‎поправки)‏ ‎и‏ ‎избрал ‎первого‏ ‎постсоветского ‎Президента‏ ‎Латвии ‎Г.‏ ‎Улманиса.

Литва‏ ‎

Должности ‎Президента‏ ‎поначалу ‎не ‎существовало: ‎исполнительную ‎власть‏ ‎осуществлял ‎Совет‏ ‎министров‏ ‎во ‎главе ‎с‏ ‎председателем, ‎фактическим‏ ‎главой ‎государства ‎до ‎конца‏ ‎1992‏ ‎г. ‎являлся‏ ‎председатель ‎ВС‏ ‎В. ‎Ландсбергис. ‎Он ‎пытался ‎продвигать‏ ‎идею‏ ‎установления ‎в‏ ‎Литве ‎президентской‏ ‎республики ‎(в ‎надежде ‎затем ‎избраться‏ ‎на‏ ‎пост‏ ‎Президента), ‎но‏ ‎столкнулся ‎с‏ ‎противодействием ‎элит‏ ‎и‏ ‎общественности.

25 октября ‎1992‏ ‎г. ‎состоялся ‎референдум ‎по ‎вопросу‏ ‎о ‎новой‏ ‎Конституции.‏ ‎Одновременно ‎с ‎ним‏ ‎прошёл ‎первый‏ ‎тур ‎выборов ‎в ‎«старый‏ ‎новый»‏ ‎парламент ‎—‏ ‎Сейм ‎Литвы,‏ ‎а ‎15 ‎ноября ‎— ‎второй‏ ‎тур‏ ‎(в ‎тех‏ ‎округах, ‎где‏ ‎в ‎первом ‎туре ‎ни ‎один‏ ‎из‏ ‎кандидатов‏ ‎не ‎набрал‏ ‎абсолютного ‎большинства).‏ ‎После ‎созыва‏ ‎Сейма‏ ‎ВС ‎самораспустился.‏ ‎В ‎феврале ‎1993 ‎г. ‎на‏ ‎прямых ‎выборах‏ ‎первым‏ ‎постсоветским ‎Президентом ‎Литвы‏ ‎был ‎избран‏ ‎А. ‎Бразаускас.

1

Эстонский ‎сценарий — это ‎сценарий‏ ‎победившего‏ ‎«всухую» ‎парламента,‏ ‎первая ‎крайняя‏ ‎точка ‎нашего ‎условного ‎континуума. ‎Для‏ ‎этого‏ ‎сценария ‎характерно‏ ‎долгое ‎отсутствие‏ ‎поста ‎Президента (он ‎появляется ‎значительно ‎позже‏ ‎провозглашения‏ ‎независимости),‏ ‎из-за ‎чего‏ ‎ВС ‎просто‏ ‎не ‎с‏ ‎кем‏ ‎бороться ‎за‏ ‎власть.

Этот ‎фактор, ‎а ‎также ‎ориентация‏ ‎на ‎довоенный‏ ‎опыт государственного‏ ‎строительства ‎и ‎европейские‏ ‎политические ‎модели‏ ‎привели ‎к ‎установлению ‎парламентских‏ ‎республик‏ ‎в ‎Эстонии‏ ‎и ‎Латвии‏ ‎и ‎смешанной ‎республики ‎— ‎в‏ ‎Литве.‏ ‎Наиболее ‎церемониальный‏ ‎характер ‎из‏ ‎всех ‎трёх ‎стран ‎носит ‎власть‏ ‎Президента‏ ‎Эстонии,‏ ‎из-за ‎чего‏ ‎сценарий ‎и‏ ‎получил ‎своё‏ ‎название.

Отметим,‏ ‎что ‎в‏ ‎странах ‎эстонского ‎сценария ‎наблюдался ‎схожий‏ ‎порядок ‎формирования‏ ‎новых‏ ‎политических ‎институтов. ‎Сначала‏ ‎относительно ‎быстро‏ ‎принималась ‎новая ‎Конституция ‎(либо‏ ‎хотя‏ ‎бы ‎частично‏ ‎восстанавливалась ‎старая),‏ ‎потом, ‎уже ‎согласно ‎её ‎нормам,‏ ‎проводились‏ ‎выборы ‎в‏ ‎новый ‎парламент‏ ‎(с ‎одновременным ‎роспуском ‎ВС), ‎и‏ ‎только‏ ‎затем‏ ‎избирался ‎Президент.

Туркменский‏ ‎сценарий

Туркмения ‎

Должность‏ ‎Президента ‎создана‏ ‎в‏ ‎1990 ‎г.,‏ ‎им ‎был ‎безальтернативно ‎избран ‎(прямым‏ ‎голосованием) ‎первый‏ ‎секретарь‏ ‎ЦК ‎Коммунистической ‎партии‏ ‎Туркменской ‎ССР‏ ‎С. ‎Ниязов.

В ‎1992 ‎г.‏ ‎ВС‏ ‎принял ‎новую‏ ‎Конституцию ‎Туркменистана,‏ ‎согласно ‎которой ‎он ‎был ‎переименован‏ ‎в‏ ‎Меджлис, ‎а‏ ‎его ‎численность‏ ‎сокращена ‎со ‎175 ‎до ‎50‏ ‎депутатов‏ ‎—‏ ‎причём ‎все‏ ‎места ‎достались‏ ‎членам ‎пропрезидентской‏ ‎Демократической‏ ‎партии ‎Туркмении‏ ‎(де-факто ‎преемницы ‎КП ‎Туркменской ‎ССР).‏ ‎В ‎том‏ ‎же‏ ‎году ‎Ниязов ‎был‏ ‎переизбран ‎на‏ ‎безальтернативных ‎президентских ‎выборах. ‎В‏ ‎1994‏ ‎г. ‎также‏ ‎практически ‎на‏ ‎безальтернативной ‎основе ‎был ‎избран ‎первый‏ ‎постсоветский‏ ‎созыв ‎Меджлиса,‏ ‎состоявший ‎полностью‏ ‎из ‎членов ‎ДПТ.

Узбекистан ‎

Должность ‎Президента‏ ‎была‏ ‎создан‏ ‎в ‎марте‏ ‎1990 ‎г.,‏ ‎через ‎месяц‏ ‎после‏ ‎выборов ‎в‏ ‎ВС, ‎где ‎большинство ‎получили ‎коммунисты.‏ ‎ВС ‎избрал‏ ‎Президентом‏ ‎первого ‎секретаря ‎ЦК‏ ‎КП ‎Узбекской‏ ‎ССР ‎И. ‎Каримова. ‎В‏ ‎декабре‏ ‎1991 ‎г.‏ ‎Каримов ‎переизбрался‏ ‎на ‎прямых ‎выборах, ‎победив ‎соперника‏ ‎от‏ ‎национал-либералов ‎М.‏ ‎Салиха.

В ‎1992‏ ‎г. ‎ВС ‎принял ‎Конституцию ‎Узбекистана.‏ ‎Далее‏ ‎ВС‏ ‎функционировал ‎до‏ ‎окончания ‎срока‏ ‎полномочий ‎в‏ ‎декабре‏ ‎1994 ‎г.,‏ ‎когда ‎по ‎результатам ‎выборов ‎был‏ ‎сформирован ‎первый‏ ‎созыв‏ ‎нового ‎парламента ‎Узбекистана‏ ‎— ‎Олий‏ ‎Мажлиса ‎(Высшего ‎Собрания).

Туркменский ‎сценарий — полная‏ ‎противоположность‏ ‎эстонскому, ‎безоговорочная‏ ‎победа ‎Президента.‏ ‎Здесь ‎она ‎обеспечивается ‎за ‎счёт‏ ‎полной‏ ‎лояльности ‎ВС‏ ‎Президенту — такой ‎же,‏ ‎какую ‎ВС ‎проявлял, ‎когда ‎этот‏ ‎же‏ ‎человек‏ ‎был ‎первым‏ ‎секретарём ‎ЦК‏ ‎местной ‎компартии.

Как‏ ‎ни‏ ‎странно, ‎с‏ ‎институциональной ‎точки ‎зрения ‎туркменский ‎сценарий‏ ‎во ‎многом‏ ‎схож‏ ‎с ‎эстонским: ‎быстрое‏ ‎принятие ‎новой‏ ‎Конституции, ‎мирный ‎переход ‎от‏ ‎ВС‏ ‎к ‎новому‏ ‎парламенту. ‎Главное‏ ‎отличие ‎— ‎в ‎том, ‎что‏ ‎пост‏ ‎Президента ‎здесь‏ ‎появляется ‎ещё‏ ‎в ‎советское ‎время (1990 г.) ‎и ‎его‏ ‎при‏ ‎полной‏ ‎лояльности ‎большинства‏ ‎депутатов ‎ВС‏ ‎занимает ‎руководитель‏ ‎местной‏ ‎компартии. ‎По‏ ‎сути, ‎в ‎странах ‎туркменского ‎сценария‏ ‎произошёл ‎лишь‏ ‎переход‏ ‎от ‎партийного ‎авторитарного‏ ‎режима ‎советского‏ ‎типа ‎к ‎персоналистскому. Характерно, ‎что‏ ‎и‏ ‎Ниязов, ‎и‏ ‎Каримов ‎умерли‏ ‎через ‎много ‎лет ‎после ‎прихода‏ ‎к‏ ‎власти, ‎всё‏ ‎ещё ‎оставаясь‏ ‎на ‎своих ‎постах.

Как ‎мы ‎увидим‏ ‎далее,‏ ‎этому‏ ‎сценарию ‎не‏ ‎удалось ‎стать‏ ‎доминирующим ‎даже‏ ‎в‏ ‎большинстве ‎республик‏ ‎Средней ‎Азии. ‎Для ‎него ‎требуется‏ ‎отсутствие ‎дееспособной‏ ‎оппозиции Президенту‏ ‎как ‎в ‎ВС,‏ ‎так ‎и‏ ‎среди ‎«несистемных» ‎политических ‎сил.‏ ‎В‏ ‎Туркмении ‎такой‏ ‎силой ‎были‏ ‎национал-демократы ‎из ‎числа ‎советских ‎диссидентов,‏ ‎но‏ ‎они ‎были‏ ‎запрещены ‎и‏ ‎разгромлены ‎ещё ‎в ‎1993 ‎г.‏ ‎В‏ ‎Узбекистане‏ ‎аналогичные ‎силы‏ ‎уцелели, ‎но‏ ‎были ‎вытеснены‏ ‎в‏ ‎несистемную ‎оппозицию‏ ‎и ‎подвергались ‎гонениям.

Азербайджанский ‎сценарий

Азербайджан

Должность ‎Президента‏ ‎создана ‎в‏ ‎мае‏ ‎1990 ‎г., ‎на‏ ‎неё ‎ВС‏ ‎избрал ‎первого ‎секретаря ‎ЦК‏ ‎Компартии‏ ‎Азербайджанской ‎ССР‏ ‎А. ‎Муталибова.‏ ‎В ‎сентябре ‎1991 ‎г. ‎Муталибов‏ ‎переизбрался‏ ‎на ‎пост‏ ‎Президента ‎на‏ ‎прямых ‎безальтернативных ‎выборах. ‎Уже ‎тогда‏ ‎власти‏ ‎республики‏ ‎вступили ‎в‏ ‎конфронтацию ‎с‏ ‎националистическим ‎Народным‏ ‎фронтом‏ ‎Азербайджана ‎(НФА).‏ ‎На ‎фоне ‎поражений, ‎понесённых ‎армией‏ ‎Азербайджана ‎от‏ ‎армянских‏ ‎сил ‎в ‎Первой‏ ‎карабахской ‎войне,‏ ‎Муталибов ‎под ‎давлением ‎НФА‏ ‎ушел‏ ‎в ‎отставку‏ ‎в ‎марте‏ ‎1992 ‎г. ‎После ‎новых ‎поражений‏ ‎в‏ ‎мае ‎того‏ ‎же ‎года‏ ‎ВС ‎Азербайджана ‎принял ‎решение ‎о‏ ‎восстановлении‏ ‎Муталибова‏ ‎в ‎должности‏ ‎Президента. ‎Однако‏ ‎уже ‎через‏ ‎несколько‏ ‎дней ‎тот‏ ‎был ‎вновь ‎свергнут ‎НФА. ‎ВС‏ ‎же ‎принудили‏ ‎к‏ ‎самороспуску ‎и ‎передаче‏ ‎полномочий ‎Национальному‏ ‎Собранию ‎(Милли ‎Меджлис), ‎набранному‏ ‎из‏ ‎лояльных ‎НФА‏ ‎депутатов ‎того‏ ‎же ‎ВС.

Второй ‎Президент ‎А. ‎Эльчибей‏ ‎выиграл‏ ‎первые ‎прямые‏ ‎выборы ‎главы‏ ‎государства ‎в ‎июне ‎1992 ‎г.‏ ‎при‏ ‎поддержке‏ ‎НФА. ‎Однако‏ ‎уже ‎в‏ ‎июне ‎1993‏ ‎г.‏  ‎в ‎Азербайджане‏ ‎произошёл ‎военный ‎мятеж ‎во ‎главе‏ ‎с ‎полковником‏ ‎Суретом‏ ‎Гусейновым ‎— ‎его‏ ‎войска ‎двинулись‏ ‎на ‎Баку, ‎многие ‎города‏ ‎на‏ ‎их ‎пути‏ ‎перешли ‎на‏ ‎их ‎сторону. ‎Вскоре ‎Эльчибей ‎улетел‏ ‎из‏ ‎столицы ‎в‏ ‎Нахичевань, ‎а‏ ‎Милли ‎Меджлис ‎проголосовал ‎за ‎его‏ ‎отстранение‏ ‎от‏ ‎должности ‎Президента‏ ‎— ‎но‏ ‎юридической ‎силы‏ ‎такое‏ ‎голосование ‎не‏ ‎имело, ‎поэтому ‎было ‎принято ‎решение‏ ‎о ‎проведении‏ ‎референдума‏ ‎по ‎данному ‎вопросу.‏ ‎Он ‎состоялся‏ ‎28 ‎августа ‎1993 ‎г.,‏ ‎и‏ ‎по ‎его‏ ‎итогам ‎Эльчибей‏ ‎был ‎лишен ‎полномочий. ‎После ‎этого‏ ‎ВС‏ ‎восстанавливают ‎в‏ ‎старом ‎составе,‏ ‎а ‎Президентом ‎в ‎октябре ‎1993‏ ‎г.‏ ‎по‏ ‎итогам ‎выборов‏ ‎становится ‎бывший‏ ‎первый ‎секретарь‏ ‎ЦК‏ ‎КП ‎Азербайджана‏ ‎Г. ‎Алиев. ‎В ‎1994 ‎г.‏ ‎ВС ‎переименовывают‏ ‎в‏ ‎Национальное ‎Собрание ‎(Милли‏ ‎Меджлис), ‎под‏ ‎этим ‎именем ‎он ‎работает‏ ‎до‏ ‎конца ‎срока‏ ‎в ‎1995‏ ‎г. ‎В ‎ноябре ‎того ‎же‏ ‎года‏ ‎на ‎референдуме‏ ‎принимается ‎Конституция,‏ ‎а ‎в ‎ходе ‎двухтуровых ‎выборов‏ ‎ноября‏ ‎1995‏ ‎— ‎февраля‏ ‎1996 ‎гг.‏ ‎избирается ‎первый‏ ‎постсоветский‏ ‎созыв ‎Национального‏ ‎Собрания.

Грузия

Должность ‎Президента ‎создана ‎в ‎апреле‏ ‎1991 ‎г.‏ ‎До‏ ‎того ‎главой ‎государства‏ ‎являлся ‎председатель‏ ‎ВС ‎З. ‎Гамсахурдия, ‎который,‏ ‎опираясь‏ ‎на ‎националистическое‏ ‎большинство ‎в‏ ‎ВС, ‎победил ‎на ‎первых ‎прямых‏ ‎президентских‏ ‎выборах ‎в‏ ‎мае ‎1991‏ ‎г. ‎Однако ‎уже ‎в ‎январе‏ ‎1992‏ ‎г.‏ ‎после ‎неудач‏ ‎в ‎военном‏ ‎конфликте ‎в‏ ‎Южной‏ ‎Осетии ‎Гамсахурдия‏ ‎был ‎свергнут ‎частью ‎подразделений ‎Национальной‏ ‎гвардии ‎и‏ ‎оппозицией.‏ ‎После ‎этого ‎ВС‏ ‎был ‎распущен,‏ ‎к ‎власти ‎пришёл ‎Военный‏ ‎совет,‏ ‎вскоре ‎преобразованный‏ ‎в ‎Государственный‏ ‎совет. ‎Им ‎была ‎восстановлена ‎Конституция‏ ‎Грузинской‏ ‎демократической ‎республики‏ ‎1921 ‎г.

В‏ ‎октябре ‎1992 ‎г. ‎прошли ‎прямые‏ ‎безальтернативные‏ ‎выборы‏ ‎главы ‎государства‏ ‎(председателя ‎парламента),‏ ‎которые ‎выиграл‏ ‎бывший‏ ‎первый ‎секретарь‏ ‎ЦК ‎КП ‎Грузии ‎и ‎экс-министр‏ ‎иностранных ‎дел‏ ‎СССР‏ ‎Э. ‎Шеварднадзе, ‎и‏ ‎выборы ‎в‏ ‎новый ‎Парламент. ‎В ‎августе‏ ‎1995‏ ‎г. ‎Парламент‏ ‎принял ‎новую‏ ‎Конституцию, ‎а ‎в ‎ноябре ‎одновременно‏ ‎с‏ ‎парламентскими ‎прошли‏ ‎и ‎президентские‏ ‎выборы, ‎на ‎которых ‎победил ‎Шеварднадзе.

Азербайджанский‏ ‎сценарий отчасти‏ ‎похож‏ ‎на ‎туркменский‏ ‎— ‎в‏ ‎том ‎смысле,‏ ‎что‏ ‎здесь ‎тоже‏ ‎с ‎самого ‎начала ‎есть ‎Президент‏ ‎и ‎ВС‏ ‎его‏ ‎тоже ‎поддерживает, ‎а‏ ‎не ‎борется‏ ‎с ‎ним ‎за ‎влияние.‏ ‎Отличие‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎в‏ ‎этом ‎сценарии ‎политический ‎конфликт ‎всё-таки‏ ‎есть,‏ ‎просто ‎он‏ ‎не ‎носит‏ ‎характер ‎конституционного ‎кризиса. ‎Противостояние ‎возникает‏ ‎не‏ ‎между‏ ‎Президентом ‎и‏ ‎ВС ‎как‏ ‎частями ‎политической‏ ‎системы,‏ ‎а ‎между‏ ‎ними ‎и ‎вооружённой ‎непарламентской ‎оппозицией‏ ‎(НФА ‎в‏ ‎случае‏ ‎Азербайджана, ‎Национальной ‎гвардией‏ ‎и ‎паравоенными‏ ‎формированиями ‎оппозиции ‎в ‎случае‏ ‎Грузии).‏ ‎В ‎обоих‏ ‎случаях ‎свержение‏ ‎Президента ‎и ‎роспуск ‎ВС ‎происходили‏ ‎на‏ ‎почве ‎военных‏ ‎поражений ‎от‏ ‎внешнего ‎врага: ‎в ‎случае ‎Азербайджана‏ ‎это‏ ‎была‏ ‎Нагорно-Карабахская ‎Республика‏ ‎и ‎стоящая‏ ‎за ‎ней‏ ‎Армения,‏ ‎в ‎случае‏ ‎Грузии ‎— ‎Южная ‎Осетия.

Случаи ‎Азербайджана‏ ‎и ‎Грузии‏ ‎объединяет‏ ‎и ‎то, ‎что‏ ‎период ‎нестабильности‏ ‎под ‎властью ‎национал-демократов ‎в‏ ‎обеих‏ ‎странах ‎завершился‏ ‎реставрацией ‎чуть‏ ‎перекрасившейся ‎партократии ‎в ‎лице ‎бывшего‏ ‎первого‏ ‎секретаря ‎ЦК‏ ‎КП ‎Азербайджана‏ ‎Г. ‎Алиева ‎и ‎экс-министра ‎иностранных‏ ‎дел‏ ‎СССР‏ ‎Э. ‎Шеварднадзе.‏ ‎Именно ‎эти‏ ‎фигуры ‎в‏ ‎итоге‏ ‎определили, ‎какими‏ ‎станут ‎Конституции ‎обеих ‎стран, ‎принятые‏ ‎относительно ‎поздно‏ ‎—‏ ‎в ‎1995 ‎г.

В‏ ‎остальном ‎пути‏ ‎двух ‎стран ‎сильно ‎отличаются.‏ ‎Пост‏ ‎Президента ‎в‏ ‎Азербайджане ‎был‏ ‎создан ‎ещё ‎в ‎1990 ‎г.‏ ‎при‏ ‎советской ‎власти,‏ ‎в ‎Грузии‏ ‎— ‎после ‎провозглашения ‎независимости ‎в‏ ‎1991‏ ‎г.‏ ‎Разогнанный ‎в‏ ‎ходе ‎переворота‏ ‎ВС ‎Азербайджана‏ ‎был‏ ‎вновь ‎собран‏ ‎Алиевым ‎и ‎проработал ‎до ‎конца‏ ‎своего ‎срока,‏ ‎в‏ ‎то ‎время ‎как‏ ‎в ‎Грузии‏ ‎он ‎после ‎переворота ‎более‏ ‎не‏ ‎собирался. ‎Наконец,‏ ‎в ‎Грузии‏ ‎произошёл ‎только ‎один ‎переворот, ‎а‏ ‎в‏ ‎Азербайджане ‎—‏ ‎два ‎(не‏ ‎считая ‎кратковременного ‎восстановления ‎Муталибова ‎на‏ ‎посту‏ ‎и‏ ‎его ‎нового‏ ‎свержения). ‎Именно‏ ‎из-за ‎более‏ ‎сложной‏ ‎политической ‎ситуации‏ ‎в ‎Азербайджане ‎сценарий ‎и ‎получил‏ ‎своё ‎название.

Я‏ ‎объединяю‏ ‎столь ‎разные ‎Грузию‏ ‎и ‎Азербайджан‏ ‎в ‎один ‎сценарий ‎исключительно‏ ‎как‏ ‎примеры ‎стран,‏ ‎где ‎конституционный‏ ‎кризис ‎не ‎происходил, ‎однако ‎новая‏ ‎Конституция‏ ‎всё ‎же‏ ‎принималась ‎по‏ ‎итогам ‎вооружённого ‎гражданского ‎конфликта. ‎Следующий‏ ‎сценарий‏ ‎во‏ ‎многом ‎также‏ ‎соответствует ‎этому‏ ‎определению, ‎но‏ ‎имеет‏ ‎и ‎существенные‏ ‎отличия.

Таджикский ‎сценарий

Пост ‎Президента ‎был ‎учреждён‏ ‎в ‎1990‏ ‎г.‏ ‎ВС, ‎состоящий ‎в‏ ‎основном ‎из‏ ‎коммунистов, ‎избрал ‎на ‎этот‏ ‎пост‏ ‎первого ‎секретаря‏ ‎КП ‎Таджикской‏ ‎ССР ‎К. ‎Махкамова. ‎Однако ‎после‏ ‎Августовского‏ ‎путча ‎1991‏ ‎г. ‎Махкамов‏ ‎был ‎принуждён ‎уйти ‎в ‎отставку‏ ‎оппозицией,‏ ‎состоящей‏ ‎из ‎исламистов,‏ ‎националистов ‎и‏ ‎либералов ‎(при‏ ‎этом‏ ‎ведущую ‎роль‏ ‎играли ‎первые). ‎После ‎этого ‎на‏ ‎первых ‎прямых‏ ‎президентских‏ ‎выборах ‎в ‎сентябре‏ ‎1991 ‎г.‏ ‎победил ‎председатель ‎ВС, ‎вчерашний‏ ‎коммунист‏ ‎Р. ‎Набиев.‏ ‎Однако ‎и‏ ‎ему ‎не ‎удалось ‎справиться ‎с‏ ‎оппозицией‏ ‎и ‎восстановить‏ ‎порядок ‎в‏ ‎стране ‎— ‎в ‎Таджикистане ‎началась‏ ‎гражданская‏ ‎война.

В‏ ‎сентябре ‎1992‏ ‎г. ‎кортеж‏ ‎Набиева ‎был‏ ‎перехвачен‏ ‎оппозицией, ‎и‏ ‎ему ‎пришлось ‎подписать ‎указ ‎об‏ ‎уходе ‎с‏ ‎поста‏ ‎Президента. ‎В ‎ноябре‏ ‎того ‎же‏ ‎года ‎ВС, ‎из-за ‎наступления‏ ‎отрядов‏ ‎оппозиции ‎на‏ ‎столицу ‎эвакуированный‏ ‎на ‎север ‎страны, ‎в ‎Худжанд‏ ‎(Ходжент),‏ ‎после ‎долгих‏ ‎дебатов ‎принимает‏ ‎отставку ‎Набиева ‎и ‎упраздняет ‎пост‏ ‎Президента.‏ ‎Главой‏ ‎государства ‎становится‏ ‎председатель ‎ВС,‏ ‎и ‎на‏ ‎эту‏ ‎должность ‎в‏ ‎качестве ‎компромиссной ‎фигуры ‎избирается ‎Э.‏ ‎Рахмонов.

В ‎ноябре‏ ‎1994‏ ‎г. ‎пост ‎Президента‏ ‎восстанавливают, ‎по‏ ‎результатам ‎выборов ‎этот ‎пост‏ ‎занял‏ ‎Рахмонов. ‎Одновременно‏ ‎в ‎стране‏ ‎прошёл ‎референдум, ‎по ‎результатам ‎которого‏ ‎была‏ ‎принята ‎новая‏ ‎Конституция. ‎В‏ ‎феврале–марте ‎1995 ‎г. ‎проходят ‎первые‏ ‎выборы‏ ‎в‏ ‎Маджлиси ‎Оли‏ ‎(Высшее ‎собрание)‏ ‎— ‎новый‏ ‎парламент‏ ‎Таджикистана.

Таджикский ‎случай настолько‏ ‎специфичен, ‎что ‎мне ‎пришлось ‎выделить‏ ‎его ‎в‏ ‎отдельный‏ ‎сценарий. ‎Во ‎многом‏ ‎он ‎напоминает‏ ‎азербайджанский: ‎тут ‎тоже ‎не‏ ‎было‏ ‎конституционного ‎кризиса,‏ ‎а ‎конфликт‏ ‎разворачивался ‎не ‎между ‎Президентом ‎и‏ ‎ВС,‏ ‎а ‎между‏ ‎властями ‎и‏ ‎вооружённой ‎оппозицией. ‎Разница ‎заключается ‎в‏ ‎том,‏ ‎что‏ ‎в ‎Таджикистане‏ ‎свержение ‎президентов‏ ‎не ‎приводило‏ ‎к‏ ‎разгону ‎ВС.‏ ‎Здесь ‎этот ‎орган ‎власти ‎оказался‏ ‎куда ‎более‏ ‎дееспособным,‏ ‎чем ‎во ‎многих‏ ‎других ‎республиках.‏ ‎Он ‎смог ‎эвакуироваться ‎от‏ ‎наступления‏ ‎отрядов ‎оппозиции‏ ‎на ‎север‏ ‎страны, ‎участвовал ‎в ‎организации ‎сопротивления‏ ‎боевикам,‏ ‎временно ‎упразднил‏ ‎пост ‎Президента,‏ ‎поддержал ‎компромиссную ‎и ‎удобную ‎для‏ ‎всех‏ ‎умеренных‏ ‎сил ‎(как‏ ‎тогда ‎казалось)‏ ‎кандидатуру ‎на‏ ‎пост‏ ‎главы ‎государства.‏ ‎Принятие ‎новой ‎Конституции ‎и ‎выборы‏ ‎нового ‎Президента‏ ‎прошли‏ ‎одновременно, ‎вскоре ‎после‏ ‎преодоления ‎самой‏ ‎острой ‎фазы ‎кризиса. ‎ВС‏ ‎досидел‏ ‎до ‎конца‏ ‎своего ‎срока,‏ ‎как ‎и ‎в ‎Азербайджане, ‎и‏ ‎мирно‏ ‎сменился ‎новым‏ ‎парламентом.

По ‎сути,‏ ‎основное ‎отличие ‎между ‎таджикским ‎и‏ ‎азербайджанским‏ ‎сценарием‏ ‎заключается ‎в‏ ‎том, ‎что‏ ‎в ‎Таджикистане‏ ‎даже‏ ‎на ‎короткое‏ ‎время ‎несистемной ‎оппозиции ‎не ‎удалось‏ ‎полностью ‎захватить‏ ‎власть,‏ ‎хоть ‎она ‎и‏ ‎выдавила ‎проправительственные‏ ‎силы ‎примерно ‎из ‎половины‏ ‎страны,‏ ‎включая ‎столицу.‏ ‎Из-за ‎этого‏ ‎таджикский ‎случай ‎можно ‎с ‎некоторой‏ ‎натяжкой‏ ‎рассматривать ‎как‏ ‎ещё ‎один‏ ‎вариант ‎азербайджанского ‎сценария, ‎а ‎можно‏ ‎как‏ ‎нечто‏ ‎отдельное.

Армянский ‎сценарий

Армения

Должность‏ ‎Президента ‎была‏ ‎создана ‎ВС‏ ‎в‏ ‎мае ‎1990‏ ‎г., ‎однако ‎выборы ‎состоялись ‎лишь‏ ‎уже ‎после‏ ‎провозглашения‏ ‎независимости ‎Армении, ‎в‏ ‎октябре ‎1991‏ ‎г. ‎По ‎итогам ‎голосования‏ ‎первым‏ ‎Президентом ‎стал‏ ‎председатель ‎ВС‏ ‎Л. ‎Тер-Петросян. ‎Несмотря ‎на ‎продолжавшуюся‏ ‎до‏ ‎1994 ‎г.‏ ‎войну ‎в‏ ‎Нагорном ‎Карабахе, ‎ВС ‎без ‎особых‏ ‎конфликтов‏ ‎проработал‏ ‎до ‎конца‏ ‎своего ‎срока‏ ‎в ‎июле‏ ‎1995‏ ‎г. ‎Тогда‏ ‎же, ‎вместе ‎с ‎первыми ‎выборами‏ ‎в ‎Национальное‏ ‎Собрание,‏ ‎был ‎проведён ‎и‏ ‎референдум ‎по‏ ‎Конституции, ‎который ‎закончился ‎её‏ ‎принятием.

Молдавия

Должность‏ ‎Президента ‎создана‏ ‎в ‎1990‏ ‎г., ‎первым ‎её ‎занял ‎М.‏ ‎Снегур‏ ‎(в ‎сентябре‏ ‎1990 ‎г.‏ ‎избран ‎ВС, ‎в ‎декабре ‎1991‏ ‎г.‏ ‎—‏ ‎на ‎безальтернативных‏ ‎прямых ‎выборах).‏ ‎В ‎1991‏ ‎г.‏ ‎ВС ‎был‏ ‎переименован ‎в ‎Парламент, ‎после ‎чего‏ ‎спокойно ‎проработал‏ ‎до‏ ‎1994 ‎г., ‎когда‏ ‎произошёл ‎парламентский‏ ‎кризис ‎из-за ‎вопроса ‎о‏ ‎вступлении‏ ‎в ‎СНГ.‏ ‎В ‎результате‏ ‎в ‎феврале ‎прошли ‎досрочные ‎выборы‏ ‎в‏ ‎первый ‎постсоветский‏ ‎Парламент. ‎В‏ ‎июле ‎1994 ‎г. ‎он ‎принял‏ ‎новую‏ ‎Конституцию.

Украина

Должность‏ ‎Президента ‎создана‏ ‎в ‎июле‏ ‎1991 ‎г.,‏ ‎на‏ ‎прямых ‎выборах‏ ‎в ‎декабре ‎того ‎же ‎года‏ ‎первым ‎Президентом‏ ‎избран‏ ‎Л. ‎Кравчук.

ВС ‎(Верховная‏ ‎Рада), ‎по‏ ‎сути, ‎даже ‎не ‎переименовывался‏ ‎после‏ ‎провозглашения ‎независимости‏ ‎и ‎не‏ ‎стремился ‎к ‎установлению ‎парламентской ‎республики,‏ ‎хотя‏ ‎большинство ‎в‏ ‎нем ‎с‏ ‎небольшим ‎перевесом ‎составляли ‎противники ‎реформ‏ ‎(республика‏ ‎была‏ ‎смешанной, ‎правительство‏ ‎зависело ‎от‏ ‎Рады). ‎Кравчук,‏ ‎в‏ ‎свою ‎очередь,‏ ‎не ‎стремился ‎к ‎установлению ‎президентской‏ ‎республики ‎и‏ ‎не‏ ‎торопился ‎с ‎радикальными‏ ‎мерами ‎вроде‏ ‎приватизации ‎крупных ‎предприятий.

После ‎массовых‏ ‎протестов‏ ‎шахтеров ‎в‏ ‎1993 ‎г.‏ ‎Рада ‎пошла ‎навстречу ‎протестующим ‎и‏ ‎назначила‏ ‎на ‎сентябрь‏ ‎того ‎же‏ ‎года ‎референдум ‎о ‎доверии ‎Президенту‏ ‎и‏ ‎Раде.‏ ‎Однако ‎в‏ ‎последний ‎момент‏ ‎его ‎отменили,‏ ‎а‏ ‎вместо ‎него‏ ‎в ‎1994 ‎г. ‎прошли ‎досрочные‏ ‎выборы ‎Рады‏ ‎и‏ ‎Президента ‎(им ‎стал‏ ‎Л. ‎Кучма),‏ ‎которые ‎сняли ‎накопившееся ‎в‏ ‎стране‏ ‎напряжение. ‎Новая‏ ‎Конституция ‎была‏ ‎принята ‎парламентом ‎в ‎июне ‎1996‏ ‎г.

Армянский‏ ‎сценарий во ‎многом‏ ‎близок ‎к‏ ‎эстонскому ‎— ‎с ‎той ‎разницей,‏ ‎что‏ ‎пост‏ ‎Президента ‎здесь‏ ‎появился ‎либо‏ ‎до ‎провозглашения‏ ‎независимости,‏ ‎либо ‎сразу‏ ‎после. ‎Тем ‎не ‎менее, ‎это‏ ‎не ‎привело‏ ‎ни‏ ‎к ‎авторитарному ‎«единению»‏ ‎Президента ‎с‏ ‎ВС, ‎ни ‎к ‎конституционному‏ ‎кризису.‏ ‎Даже ‎в‏ ‎обстановке ‎неопределённости‏ ‎полномочий ‎стороны ‎не ‎стремились ‎максимизировать‏ ‎свою‏ ‎власть ‎любой‏ ‎ценой ‎и‏ ‎в ‎целом ‎скорее ‎сотрудничали, ‎чем‏ ‎конфликтовали.‏ ‎Несистемные‏ ‎силы ‎также‏ ‎не ‎пытались‏ ‎свергнуть ‎режим.‏ ‎ВС‏ ‎либо ‎дорабатывал‏ ‎до ‎конца ‎срока, ‎либо ‎распускался‏ ‎по ‎итогам‏ ‎досрочных‏ ‎выборов, ‎однако ‎это‏ ‎не ‎приводило‏ ‎к ‎конфликтам, ‎а ‎наоборот‏ ‎—‏ ‎разрешало ‎их.‏ ‎Новая ‎Конституция‏ ‎принималась ‎относительно ‎поздно ‎— ‎либо‏ ‎после‏ ‎первых ‎выборов‏ ‎в ‎новый‏ ‎парламент, ‎либо ‎одновременно ‎с ‎ними.‏ ‎Характерно,‏ ‎что‏ ‎во ‎всех‏ ‎трёх ‎случаях‏ ‎она ‎закрепляла‏ ‎в‏ ‎стране ‎смешанную‏ ‎республику. ‎Самым ‎бесконфликтным ‎этот ‎сценарий‏ ‎оказался ‎в‏ ‎Армении,‏ ‎из-за ‎чего ‎и‏ ‎получил ‎своё‏ ‎название.

Бросается ‎в ‎глаза, ‎что‏ ‎государства‏ ‎армянского ‎сценария‏ ‎— ‎это‏ ‎те ‎страны, ‎в ‎которых ‎в‏ ‎ходе‏ ‎постсоветской ‎трансформации‏ ‎сформировалась ‎«неустойчивая‏ ‎демократия» ‎олигархического ‎толка. ‎Впрочем, ‎Грузия‏ ‎и‏ ‎Киргизия,‏ ‎где ‎в‏ ‎2000-е ‎сложились‏ ‎схожие ‎режимы,‏ ‎прошли‏ ‎в ‎начале‏ ‎1990-х ‎совсем ‎иной ‎путь.

Белорусский ‎сценарий

Белоруссия

Должности‏ ‎Президента ‎поначалу‏ ‎не‏ ‎существовало, ‎де-факто ‎главой‏ ‎государства ‎до‏ ‎1994 ‎г. ‎был ‎председатель‏ ‎ВС‏ ‎С. ‎Шушкевич.‏ ‎После ‎провозглашения‏ ‎независимости ‎ВС ‎не ‎был ‎переименован‏ ‎и‏ ‎продолжил ‎работу.

В‏ ‎марте ‎1994‏ ‎г. ‎ВС ‎принял ‎Конституцию, ‎согласно‏ ‎которой‏ ‎в‏ ‎стране ‎была‏ ‎установлена ‎смешанная‏ ‎республика ‎и‏ ‎создана‏ ‎должность ‎Президента.‏ ‎На ‎первых ‎(прямых) ‎президентских ‎выборах‏ ‎в ‎июне–июле‏ ‎того‏ ‎же ‎года ‎победил‏ ‎А. ‎Лукашенко.‏ ‎В ‎мае ‎1995 ‎г.‏ ‎прошли‏ ‎выборы ‎в‏ ‎13-й ‎(2-й‏ ‎постсоветский) ‎созыв ‎ВС, ‎на ‎которых‏ ‎большинство‏ ‎получили ‎номенклатурные‏ ‎кандидаты.

Конфликты ‎между‏ ‎Президентом ‎и ‎ВС ‎то ‎усиливались,‏ ‎то‏ ‎затухали.‏ ‎ВС ‎с‏ ‎готовностью ‎поддержал‏ ‎многие ‎законы,‏ ‎расширяющие‏ ‎полномочия ‎Президента,‏ ‎однако ‎с ‎осени ‎1996 ‎г.‏ ‎был ‎настроен‏ ‎резко‏ ‎против ‎него ‎и‏ ‎даже ‎попытался‏ ‎провести ‎процедуру ‎импичмента.

В ‎ноябре‏ ‎1996‏ ‎г. ‎был‏ ‎проведён ‎референдум,‏ ‎на ‎котором ‎четыре ‎вопроса ‎предложил‏ ‎Президент,‏ ‎а ‎три‏ ‎— ‎ВС.‏ ‎По ‎(оспариваемым) ‎итогам ‎голосования ‎Лукашенко‏ ‎получил‏ ‎поддержку‏ ‎по ‎всем‏ ‎вопросам, ‎а‏ ‎ВС ‎—‏ ‎ни‏ ‎по ‎одному.‏ ‎После ‎этого ‎Президент, ‎опираясь ‎на‏ ‎принятые ‎на‏ ‎референдуме‏ ‎поправки ‎к ‎Конституции,‏ ‎распустил ‎ВС.‏ ‎Вместо ‎него ‎из ‎лояльных‏ ‎президенту‏ ‎депутатов ‎ВС‏ ‎было ‎сформировано‏ ‎Национальное ‎Собрание. ‎Часть ‎членов ‎ВС‏ ‎во‏ ‎главе ‎с‏ ‎председателем ‎С.‏ ‎Шарецким ‎до ‎2001 ‎г. ‎представляли‏ ‎Белоруссию‏ ‎в‏ ‎Парламентской ‎Ассамблее‏ ‎ОБСЕ, ‎а‏ ‎до ‎2003‏ ‎г.‏ ‎заседали ‎там‏ ‎наравне ‎с ‎представителями ‎от ‎Национального‏ ‎Собрания.

Казахстан

Должность ‎Президента‏ ‎была‏ ‎создана ‎ВС ‎Казахской‏ ‎ССР ‎в‏ ‎апреле ‎1990 ‎г., ‎на‏ ‎неё‏ ‎сразу ‎же‏ ‎был ‎избран‏ ‎первый ‎секретарь ‎ЦК ‎КП ‎Казахской‏ ‎ССР‏ ‎Н. ‎Назарбаев.‏ ‎В ‎декабре‏ ‎1991 ‎г. ‎состоялись ‎прямые ‎безальтернативные‏ ‎президентские‏ ‎выборы,‏ ‎на ‎которых‏ ‎также ‎победил‏ ‎Назарбаев.

В ‎январе‏ ‎1993‏ ‎г. ‎ВС‏ ‎принял ‎Конституцию, ‎установившую ‎в ‎стране‏ ‎парламентскую ‎республику.‏ ‎В‏ ‎декабре ‎1993 ‎г.‏ ‎ВС ‎принял‏ ‎решение ‎о ‎самороспуске ‎вслед‏ ‎за‏ ‎советами ‎низового‏ ‎уровня ‎—‏ ‎из-за ‎противоречий ‎между ‎ними ‎и‏ ‎местными‏ ‎администрациями, ‎назначаемыми‏ ‎Президентом. ‎Новый‏ ‎созыв ‎ВС, ‎избранный ‎в ‎марте‏ ‎1994‏ ‎г.,‏ ‎был ‎оппозиционным‏ ‎по ‎отношению‏ ‎к ‎Президенту‏ ‎и‏ ‎его ‎курсу‏ ‎на ‎радикальные ‎рыночные ‎реформы. ‎В‏ ‎марте ‎1995‏ ‎г.‏ ‎Конституционный ‎Суд ‎принял‏ ‎постановление ‎о‏ ‎нелегитимности ‎нового ‎созыва ‎ВС‏ ‎в‏ ‎силу ‎того,‏ ‎что ‎ЦИК‏ ‎в ‎ходе ‎подсчёта ‎голосов ‎нарушил‏ ‎нормы‏ ‎Кодекса ‎о‏ ‎выборах. ‎После‏ ‎этого ‎ВС ‎был ‎распущен, ‎а‏ ‎законодательные‏ ‎полномочия‏ ‎— ‎временно‏ ‎переданы ‎Президенту.‏ ‎На ‎референдуме‏ ‎в‏ ‎апреле ‎1995‏ ‎г. ‎было ‎принято ‎решение ‎о‏ ‎продлении ‎полномочий‏ ‎Назарбаева‏ ‎до ‎2000 ‎г.,‏ ‎а ‎на‏ ‎референдуме ‎в ‎августе ‎1995‏ ‎г.‏ ‎— ‎о‏ ‎принятии ‎новой‏ ‎Конституции, ‎закрепившей ‎в ‎Казахстане ‎президентскую‏ ‎республику.‏ ‎В ‎декабре‏ ‎1995 ‎г.‏ ‎был ‎избран ‎первый ‎созыв ‎нового‏ ‎двухпалатного‏ ‎Парламента.

Киргизия

Должность‏ ‎Президента ‎создана‏ ‎в ‎октябре‏ ‎1990 ‎г.,‏ ‎ВС‏ ‎избрал ‎на‏ ‎данный ‎пост ‎одного ‎из ‎своих‏ ‎депутатов, ‎А.‏ ‎Акаева,‏ ‎который ‎рассматривался ‎как‏ ‎компромиссная ‎фигура.‏ ‎В ‎октябре ‎1991 ‎г.‏ ‎он‏ ‎был ‎переизбран‏ ‎Президентом ‎уже‏ ‎на ‎прямых, ‎но ‎безальтернативных ‎выборах.

Изначально‏ ‎Акаев‏ ‎пользовался ‎поддержкой‏ ‎ВС, ‎однако‏ ‎постепенно ‎они ‎вошли ‎в ‎конфликт‏ ‎по‏ ‎поводу‏ ‎приватизации ‎—‏ ‎Президент ‎продвигал‏ ‎данный ‎курс,‏ ‎в‏ ‎то ‎время‏ ‎как ‎парламент ‎выступал ‎против ‎него.

В‏ ‎мае ‎1993‏ ‎г.‏ ‎ВС ‎принимает ‎Конституцию,‏ ‎которая ‎закрепила‏ ‎в ‎Киргизии ‎смешанную ‎республику‏ ‎с‏ ‎большими ‎полномочиями‏ ‎и ‎Президента,‏ ‎и ‎ВС. ‎В ‎январе ‎1994‏ ‎г.‏ ‎Акаев ‎инициирует‏ ‎референдум ‎о‏ ‎доверии ‎себе ‎и ‎выигрывает ‎его‏ ‎с‏ ‎(оспариваемым)‏ ‎результатом ‎в‏ ‎96% ‎голосов‏ ‎«за». ‎В‏ ‎сентябре‏ ‎1994 ‎г.‏ ‎Президент ‎инициирует ‎парламентский ‎кризис ‎и‏ ‎распускает ‎ВС,‏ ‎не‏ ‎встретив ‎серьёзного ‎сопротивления‏ ‎со ‎стороны‏ ‎депутатов, ‎запуганных ‎перспективой ‎«российского‏ ‎сценария».‏ ‎В ‎октябре‏ ‎1994 ‎г.‏ ‎проведён ‎референдум, ‎установивший ‎двухпалатный ‎характер‏ ‎парламента‏ ‎и ‎возможность‏ ‎вносить ‎в‏ ‎Конституцию ‎поправки ‎через ‎референдум ‎(позднее‏ ‎Акаев‏ ‎неоднократно‏ ‎этим ‎пользовался).‏ ‎В ‎феврале‏ ‎1995 ‎г.‏ ‎состоялись‏ ‎выборы ‎в‏ ‎первый ‎постсоветский ‎Жогорку ‎Кенеш ‎(Верховный‏ ‎Совет).

Белорусский ‎сценарий можно‏ ‎было‏ ‎бы ‎назвать ‎российским‏ ‎— ‎это‏ ‎единственный ‎сценарий ‎из ‎всех,‏ ‎ведущий‏ ‎к ‎конституционному‏ ‎кризису. ‎Российский‏ ‎случай ‎также ‎был ‎хронологически ‎самым‏ ‎ранним‏ ‎и ‎во‏ ‎многом ‎послужил‏ ‎«ролевой ‎моделью» ‎для ‎президентов ‎в‏ ‎остальных‏ ‎странах‏ ‎сценария. ‎Однако‏ ‎в ‎Белоруссии‏ ‎противостояние ‎Президента‏ ‎и‏ ‎ВС ‎растянулось‏ ‎на ‎годы ‎и ‎втянуло ‎в‏ ‎свою ‎орбиту‏ ‎даже‏ ‎европейские ‎институции, ‎поэтому‏ ‎сценарий ‎и‏ ‎носит ‎такое ‎название.

Белорусский ‎сценарий‏ ‎принципиально‏ ‎отличается ‎от‏ ‎армянского ‎одним‏ ‎фактором: ‎здесь ‎есть ‎конфликт ‎интересов,‏ ‎и‏ ‎обе ‎стороны‏ ‎имеют ‎хоть‏ ‎какую-то ‎волю ‎к ‎борьбе ‎за‏ ‎эти‏ ‎интересы.‏ ‎Характерно, ‎что‏ ‎во ‎всех‏ ‎случаях ‎первоначально‏ ‎ВС‏ ‎скорее ‎поддерживал‏ ‎Президента, ‎хоть ‎и ‎стремился ‎усилить‏ ‎свои ‎полномочия.‏ ‎Но,‏ ‎поскольку ‎у ‎Президента‏ ‎устремления ‎были‏ ‎аналогичны, ‎они ‎рано ‎или‏ ‎поздно‏ ‎входили ‎в‏ ‎клинч. ‎При‏ ‎этом ‎даже ‎принятие ‎новой ‎Конституции‏ ‎(вокруг‏ ‎которой ‎ломались‏ ‎копья ‎и‏ ‎на ‎которую ‎возлагались ‎надежды ‎в‏ ‎России)‏ ‎не‏ ‎помогало ‎разрешить‏ ‎противоречия: ‎она‏ ‎во ‎всех‏ ‎трёх‏ ‎случаях ‎принималась‏ ‎ВС ‎и ‎в ‎первую ‎очередь‏ ‎в ‎интересах‏ ‎ВС‏ ‎(закрепляя ‎парламентскую ‎или‏ ‎смешанную ‎республику),‏ ‎что ‎никак ‎не ‎устраивало‏ ‎Президента,‏ ‎стремившегося ‎к‏ ‎президенциализму ‎авторитарного‏ ‎толка.

По ‎итогу ‎во ‎всех ‎случаях‏ ‎победил‏ ‎Президент, ‎устанавливавший‏ ‎по ‎итогам‏ ‎своей ‎победы ‎суперпрезидентскую ‎республику. ‎Где-то,‏ ‎как‏ ‎в‏ ‎Казахстане ‎или‏ ‎Киргизии, ‎главе‏ ‎государства ‎удалось‏ ‎относительно‏ ‎быстро ‎сломить‏ ‎волю ‎ВС, ‎где-то ‎дошло ‎до‏ ‎вооружённого ‎конфликта,‏ ‎как‏ ‎в ‎России, ‎а‏ ‎где-то ‎стороны‏ ‎долго ‎вели ‎войну ‎на‏ ‎истощение,‏ ‎как ‎в‏ ‎Белоруссии. ‎Результат‏ ‎в ‎любом ‎случае ‎примерно ‎одинаковый:‏ ‎ВС‏ ‎разогнан, ‎вместе‏ ‎него ‎сформирован‏ ‎более ‎лояльный ‎парламент, ‎принята ‎новая‏ ‎Конституция‏ ‎либо‏ ‎поправки ‎к‏ ‎старой, ‎закрепляющие‏ ‎новый ‎расклад‏ ‎сил.

О‏ ‎чем ‎все‏ ‎это ‎говорит

Как ‎видно, ‎большинство ‎экс-республик‏ ‎СССР ‎смогли‏ ‎в‏ ‎1990-е ‎избежать ‎конституционного‏ ‎кризиса. ‎Кроме‏ ‎России, ‎по ‎этому ‎пути‏ ‎пошли‏ ‎только ‎три‏ ‎страны: ‎Белоруссия,‏ ‎Казахстан ‎и ‎Киргизия. ‎В ‎первых‏ ‎двух‏ ‎установились ‎устойчивые‏ ‎авторитарные ‎режимы,‏ ‎в ‎третьей ‎же ‎с ‎пугающей‏ ‎регулярностью‏ ‎происходят‏ ‎государственные ‎перевороты.‏ ‎Конституционный ‎кризис‏ ‎не ‎прошёл‏ ‎бесследно,‏ ‎как ‎«детская‏ ‎болезнь» ‎эпохи ‎перемен, ‎а ‎остался‏ ‎с ‎пережившими‏ ‎его‏ ‎странами ‎на ‎долгие‏ ‎десятилетия, ‎словно‏ ‎тяжкое ‎осложнение.

Тем ‎не ‎менее,‏ ‎избегание‏ ‎конституционного ‎кризиса‏ ‎далось ‎многим‏ ‎государствам ‎нелёгкой ‎ценой. ‎Где-то, ‎как‏ ‎при‏ ‎азербайджанском ‎или‏ ‎таджикском ‎сценарии,‏ ‎конфликты ‎между ‎получившими ‎и ‎не‏ ‎получившими‏ ‎власть‏ ‎прорвались ‎в‏ ‎виде ‎переворотов‏ ‎и ‎гражданских‏ ‎войн.‏ ‎Где-то ‎отсутствие‏ ‎политической ‎конкуренции ‎обернулось ‎авторитарным ‎или‏ ‎даже ‎квазитоталитарным‏ ‎режимом,‏ ‎как ‎в ‎Узбекистане‏ ‎или ‎Туркмении.

Относительно‏ ‎успешными ‎можно ‎считать ‎лишь‏ ‎эстонский‏ ‎и ‎армянский‏ ‎сценарии, ‎при‏ ‎которых ‎не ‎происходило ‎ни ‎войны‏ ‎на‏ ‎уничтожение, ‎ни‏ ‎навязанного ‎консенсуса.‏ ‎Таким ‎образом, ‎полностью ‎избежать ‎конституционного‏ ‎кризиса‏ ‎или‏ ‎какого-либо ‎из‏ ‎его ‎«субститутов»‏ ‎в ‎1990-е‏ ‎смогли‏ ‎лишь ‎шесть‏ ‎стран ‎(из ‎пятнадцати ‎союзных ‎республик).‏ ‎При ‎этом‏ ‎страны‏ ‎эстонского ‎сценария ‎не‏ ‎так ‎уж‏ ‎похожи ‎на ‎страны ‎армянского.‏ ‎Даже‏ ‎новые ‎политические‏ ‎институты ‎в‏ ‎них ‎выстраивались ‎в ‎противоположном ‎порядке:‏ ‎в‏ ‎Прибалтике ‎очерёдность‏ ‎была ‎«Конституция‏ ‎— ‎Парламент ‎— ‎Президент», ‎а‏ ‎в‏ ‎странах‏ ‎армянского ‎сценария‏ ‎— ‎наоборот.

Объяснить,‏ ‎почему ‎при‏ ‎эстонском‏ ‎сценарии ‎всё‏ ‎прошло ‎относительно ‎благополучно, ‎довольно ‎просто.‏ ‎Институционально ‎в‏ ‎странах‏ ‎Балтии ‎до ‎последнего‏ ‎отсутствовал ‎Президент,‏ ‎то ‎есть ‎попросту ‎не‏ ‎было‏ ‎почвы ‎для‏ ‎конфликта ‎между‏ ‎ветвями ‎власти. ‎При ‎этом ‎большинство‏ ‎политиков‏ ‎и ‎рядовых‏ ‎граждан ‎были‏ ‎ориентированы ‎на ‎«европейскую ‎нормальность» ‎и‏ ‎не‏ ‎принимали‏ ‎силовых ‎сценариев‏ ‎решения ‎внутриполитических‏ ‎конфликтов.

Случаи ‎же‏ ‎Армении,‏ ‎Украины ‎и‏ ‎Молдавии ‎сложнее ‎и ‎интереснее.

Первое, ‎что‏ ‎бросается ‎в‏ ‎глаза‏ ‎— ‎то, ‎что‏ ‎список ‎стран‏ ‎эстонского ‎и ‎армянского ‎сценариев‏ ‎почти‏ ‎полностью ‎совпадает‏ ‎со ‎списком‏ ‎республик, ‎отказавшихся ‎проводить ‎на ‎своей‏ ‎территории‏ ‎референдум ‎о‏ ‎сохранении ‎СССР‏ ‎в ‎марте ‎1991 ‎г. ‎Единственное‏ ‎исключение‏ ‎—‏ ‎Грузия, ‎которая‏ ‎не ‎провела‏ ‎референдум, ‎но‏ ‎затем‏ ‎пошла ‎по‏ ‎сложному ‎и ‎кровавому ‎азербайджанскому ‎сценарию.‏ ‎Её ‎место‏ ‎в‏ ‎списке ‎«относительно ‎успешных»‏ ‎заняла ‎Украина,‏ ‎где ‎референдум ‎всё-таки ‎прошёл‏ ‎—‏ ‎хоть ‎его‏ ‎основной ‎вопрос‏ ‎и ‎был ‎дополнен ‎странным ‎вторым‏ ‎вопросом‏ ‎о ‎членстве‏ ‎в ‎ССГ‏ ‎на ‎основе ‎Декларации ‎о ‎государственном‏ ‎суверенитете.‏ ‎Таким‏ ‎образом, ‎все‏ ‎или ‎почти‏ ‎все ‎страны,‏ ‎которые‏ ‎смогли ‎в‏ ‎1990-е ‎избежать ‎конституционного ‎кризиса ‎и‏ ‎авторитаризма, ‎с‏ ‎самого‏ ‎начала ‎провозглашали ‎ориентацию‏ ‎на ‎отказ‏ ‎от ‎советских ‎политических ‎институтов‏ ‎и‏ ‎авторитарных ‎практик.‏ ‎Насколько ‎им‏ ‎это ‎удалось ‎на ‎практике ‎—‏ ‎это‏ ‎уже ‎иной‏ ‎вопрос, ‎но‏ ‎влияние ‎на ‎ситуацию ‎в ‎первые‏ ‎годы‏ ‎независимости‏ ‎такие ‎ориентации‏ ‎всё ‎же‏ ‎оказали.

Второе ‎важное‏ ‎наблюдение:‏ ‎во ‎всех‏ ‎странах ‎армянского ‎сценария ‎последний ‎созыв‏ ‎ВС, ‎а‏ ‎зачастую‏ ‎и ‎первый ‎постсоветский‏ ‎парламент ‎не‏ ‎находился ‎в ‎непримиримой ‎оппозиции‏ ‎к‏ ‎Президенту. ‎В‏ ‎Армении ‎и‏ ‎Молдавии ‎пропрезидентские ‎силы ‎преобладали ‎в‏ ‎парламенте.‏ ‎На ‎Украине‏ ‎в ‎ВС‏ ‎созыва ‎1990 ‎г. ‎незначительно ‎преобладала‏ ‎«группа‏ ‎239»‏ ‎(239 ‎депутатов‏ ‎из ‎450),‏ ‎выступавшая ‎против‏ ‎реформ‏ ‎Кравчука, ‎однако‏ ‎она ‎вела ‎себя ‎пассивно ‎и‏ ‎не ‎контролировала‏ ‎даже‏ ‎парламентские ‎комитеты. ‎В‏ ‎Раде ‎созыва‏ ‎1994 ‎г. ‎большинство ‎составляли‏ ‎уже‏ ‎центристские ‎депутаты.‏ ‎Такая ‎диспозиция‏ ‎сил ‎в ‎этих ‎трёх ‎странах‏ ‎позволяло‏ ‎создать ‎Конституции,‏ ‎учитывающие ‎интересы‏ ‎Президента, ‎а ‎в ‎случае ‎Армении‏ ‎—‏ ‎даже‏ ‎с ‎явным‏ ‎уклоном ‎в‏ ‎президенциализм.

Наконец, ‎важная‏ ‎оговорка:‏ ‎все ‎страны‏ ‎армянского ‎сценария ‎уже ‎после ‎1990-х‏ ‎пережили ‎неоднократные‏ ‎конфликты‏ ‎вокруг ‎того, ‎должна‏ ‎республика ‎быть‏ ‎парламентской, ‎президентской ‎или ‎одним‏ ‎из‏ ‎вариантов ‎смешанной.‏ ‎В ‎Армении‏ ‎поправки ‎в ‎Конституцию ‎в ‎части‏ ‎полномочий‏ ‎Президента ‎и‏ ‎парламента ‎принимались‏ ‎на ‎референдумах ‎дважды, ‎в ‎2005‏ ‎и‏ ‎2015‏ ‎гг. ‎(а‏ ‎в ‎2003‏ ‎г. ‎их‏ ‎пытались‏ ‎провести ‎через‏ ‎референдум, ‎но ‎не ‎смогли). ‎В‏ ‎Молдавии ‎порядок‏ ‎избрания‏ ‎Президента ‎менялся ‎дважды‏ ‎(в ‎2000‏ ‎г. ‎— ‎решением ‎парламента,‏ ‎в‏ ‎2016 ‎г.‏ ‎— ‎постановлением‏ ‎Конституционного ‎Суда), ‎ещё ‎один ‎раз‏ ‎(в‏ ‎2010 ‎г.)‏ ‎такие ‎изменения‏ ‎не ‎прошли ‎на ‎референдуме, ‎плюс‏ ‎в‏ ‎1999‏ ‎г. ‎в‏ ‎результате ‎референдума‏ ‎и ‎голосований‏ ‎в‏ ‎парламенте ‎были‏ ‎изменены ‎полномочия ‎Президента ‎и ‎парламента.‏ ‎На ‎Украине‏ ‎имела‏ ‎место ‎неудачная ‎попытка‏ ‎усилить ‎власть‏ ‎Президента ‎через ‎референдум ‎2000‏ ‎г.,‏ ‎в ‎2004‏ ‎г. ‎голосованием‏ ‎Рады ‎произошёл ‎переход ‎к ‎премьер-президентской‏ ‎смешанной‏ ‎республике, ‎в‏ ‎2010 ‎г.‏ ‎решением ‎Конституционного ‎Суда ‎— ‎обратно‏ ‎к‏ ‎президентско-парламентской,‏ ‎а ‎в‏ ‎2014 ‎г.‏ ‎голосованием ‎Рады‏ ‎—‏ ‎снова ‎к‏ ‎премьер-президентской. ‎Даже ‎на ‎сегодняшний ‎день‏ ‎нельзя ‎сказать,‏ ‎что‏ ‎страны ‎армянского ‎сценария‏ ‎смогли ‎окончательно‏ ‎определиться ‎с ‎формой ‎правления.‏ ‎В‏ ‎каком-то ‎смысле‏ ‎избегание ‎конституционного‏ ‎кризиса ‎на ‎раннем ‎этапе ‎обернулось‏ ‎его‏ ‎теоретически ‎бесконечным‏ ‎продлением ‎в‏ ‎будущее.

Пожалуй, ‎главный ‎вывод ‎из ‎всего‏ ‎вышеописанного‏ ‎—‏ ‎лучшей ‎страховкой‏ ‎от ‎конституционного‏ ‎кризиса ‎служит‏ ‎относительно‏ ‎быстрое ‎и‏ ‎вместе ‎с ‎тем ‎легитимное ‎принятие‏ ‎Конституции, ‎избрание‏ ‎нового‏ ‎парламента ‎и ‎только‏ ‎затем ‎—‏ ‎Президента. ‎Но ‎ещё ‎важнее,‏ ‎чтобы‏ ‎новый ‎политический‏ ‎режим ‎создавался‏ ‎на ‎основе ‎общих ‎для ‎большинства‏ ‎граждан‏ ‎политических ‎ценностей,‏ ‎представлений ‎о‏ ‎должном ‎и ‎недопустимом. ‎Как ‎показывает‏ ‎постсоветский‏ ‎опыт,‏ ‎это ‎самый‏ ‎надёжный ‎способ‏ ‎обойтись ‎без‏ ‎танков‏ ‎на ‎столичных‏ ‎улицах.

Читать: 15+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 10: сценарии для России

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

В предыдущих частях мы поговорили о том, как выглядели территориальные конфликты в мире после 1945 г. и в какие основные сценарии эти конфликты укладываются. Но что всё это значит для нас здесь и сейчас? Какие сценарии развития конфликта на Украине наиболее вероятны, исходя из исторического опыта, а чего точно ждать не стоит? Попробуем разобраться в заключительной части данного цикла.

Читать: 21+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 9: сценарии территориальных конфликтов

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Территориальных конфликтов после 1945 г. было почти четверть сотни – и все они очень разные. Но что их объединяет? В этой части поговорим о сценариях территориальных конфликтов, их сходствах и различиях. Какие типы конфликтов исчезли, а какие возникают по сей день? Что ведёт к реализации того или иного сценария? И какой сценарий территориального конфликта можно назвать «российским»?

Читать: 10+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 8: токсичный миф

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

После Второй Мировой ведущие державы попытались поставить военную агрессию вне закона — хотя бы для других. С 1990-х дискурс о недопустимости агрессии подкреплялся однозначным доминированием США. Но действительно ли ООН и сверхдержавы хотя бы пытались остановить войны – или их вмешательство было исключением из правил? Рассмотрим 24 территориальных конфликта после 1945 г. и выясним, правда это или миф.

Читать: 7+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 7: Аргентина и острова

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Наши исторические зарисовки о территориальных конфликтах после 1945 г. завершаются рассказом о единственном подобном конфликте, произошедшем в Южной Америке. Чьи всё-таки Фолкленды (или Мальвины)? Был ли шанс решить спор мирным путём? И как аргентинская хунта решилась напасть на Великобританию – вчерашнюю империю, морскую державу, страну НАТО и постоянного члена Совбеза ООН?

Читать: 16+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 6: Африка и постколониальные конфликты

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Ещё в начале 1960-х многим казалось, что главная проблема Африки – это колониализм. Однако его последствия в виде границ, нарисованных по линейке в интересах метрополий, оказались гораздо более ужасающими. Всегда ли военная победа позволяет диктовать условия мира? Почему социалистические страны Африки воевали друг с другом? И можно ли добиться благосклонности от Гаагского суда, если ты агрессор?

Читать: 19+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 5: Большая Европа и сепаратизм

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Вторая Мировая должна была положить конец территориальным конфликтам в Европе. Однако сепаратизм и ирредентизм вернулись уже через несколько десятилетий. Стоит ли полагаться на международные гарантии безопасности? Можно ли ввести войска в страну, где угнетают ваших соплеменников, расчленить её и отделаться лёгким испугом? И как вести прокси-войну на постсоветском пространстве, не вызывая вопросов у ООН?

Читать: 24+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 4: Ближний Восток и бесконечная война

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Мы привыкли воспринимать Ближний Восток как «землю войны». Но много ли в этом регионе было аннексий (а не, скажем, оккупаций)? Ответ удивит: их можно пересчитать по пальцам одной руки. Сколько раз Израиль захватывал земли других стран? Из-за каких территорий Иран до сих пор спорит с ОАЭ? И как международное сообщество отреагировало на одну из самых долгих и страшных межгосударственных войн XX века?

Читать: 14+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 3: Индонезия и её границы

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Индонезия дважды аннексировала соседние территории – и оба раза оправдывала это деколонизацией. Но если с аннексией Западного Папуа Джакарте помогали ООН, США и СССР, то вторжение в Восточный Тимор встретило неоднозначную реакцию. В чём разница двух деколонизаций? Что ООН готова признать «актом свободного выбора»? И как страны Африки оказались принципиальнее сверхдержав в вопросах самоопределения народов?

Читать: 22+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 2: Индия, Пакистан и все-все-все

Доступно подписчикам уровня
«Самый отзывчивый»
Подписаться за 250₽ в месяц

Восемь из 24 территориальных конфликтов после 1945 г. произошли на Индийском субконтиненте, и в шести из них Индия была наступающей стороной. Как один из самых богатых правителей мира потерял своё государство? Почему Гоа – это не только курорт, но и «первый акт драмы, которая может окончиться смертью ООН»? И с чего началась борьба Индии и Пакистана за Кашмир, не оконченная до сих пор?

Читать: 11+ мин
logo Politisch verdächtig

Мир не без аннексий. Часть 1: они всё ещё здесь.

Мы ‎привыкли‏ ‎жить ‎в ‎мире, ‎где ‎изменение‏ ‎границ ‎государств‏ ‎военным‏ ‎путём ‎— ‎это‏ ‎преступная ‎агрессия,‏ ‎примета ‎мрачного ‎прошлого, ‎которое‏ ‎закончилось‏ ‎где-то ‎после‏ ‎1945 ‎г.‏ ‎Да, ‎потом ‎были ‎войны ‎за‏ ‎независимость‏ ‎и ‎войны‏ ‎за ‎объединение‏ ‎наций, ‎были ‎интервенции ‎ради ‎смены‏ ‎режимов,‏ ‎были‏ ‎пограничные ‎и‏ ‎межэтнические ‎конфликты.‏ ‎Однако ‎прямые‏ ‎аннексии‏ ‎или ‎создание‏ ‎марионеточных ‎государств ‎на ‎чужой ‎территории,‏ ‎казалось, ‎стали‏ ‎считаться‏ ‎недопустимыми ‎и ‎начали‏ ‎приводить ‎тех,‏ ‎кто ‎подобное ‎совершает, ‎в‏ ‎ряды‏ ‎изгоев ‎и‏ ‎международных ‎преступников.‏ ‎Во ‎всяком ‎случае, ‎многим ‎так‏ ‎казалось.

Исследователи‏ ‎международных ‎отношений‏ ‎относятся ‎к‏ ‎таким ‎заявлениям ‎более ‎осторожно, ‎хотя‏ ‎и‏ ‎многие‏ ‎из ‎них‏ ‎четверть ‎века‏ ‎назад ‎предполагали,‏ ‎что‏ ‎аннексионистские ‎войны‏ ‎ушли ‎в ‎прошлое. ‎Так, ‎американо-канадский‏ ‎учёный ‎Марк‏ ‎Захер‏ ‎в ‎статье ‎2001‏ ‎г. ‎насчитывает‏ ‎в ‎период ‎1946–2000 ‎гг.‏ ‎40‏ ‎«межгосударственных ‎территориальных‏ ‎агрессий», из ‎которых‏ ‎17 ‎привели ‎к ‎изменению ‎границ‏ ‎(масштабному‏ ‎или ‎не‏ ‎очень). ‎Тем‏ ‎не ‎менее, ‎он ‎подчёркивает, ‎что‏ ‎последнее‏ ‎успешное‏ ‎расширение ‎границ‏ ‎государства ‎произошло‏ ‎в ‎1976‏ ‎г.‏ ‎(Марокко ‎объявило‏ ‎Западную ‎Сахару ‎частью ‎своей ‎территории),‏ ‎и ‎в‏ ‎духе‏ ‎времени ‎написания ‎статьи‏ ‎полагает, ‎что‏ ‎«норма ‎территориальной ‎целостности» поддерживается ‎достаточно‏ ‎большим‏ ‎числом ‎государств‏ ‎по ‎всему‏ ‎миру, ‎чтобы ‎сдерживать ‎потенциальных ‎агрессоров‏ ‎[1].

Почти‏ ‎двадцать ‎лет‏ ‎спустя ‎американский‏ ‎исследователь-международник ‎Дэн ‎Альтман ‎[2] ‎приходит‏ ‎к‏ ‎выводу,‏ ‎что ‎завоевание‏ ‎(conquest) территорий ‎никуда‏ ‎не ‎исчезало:‏ ‎из‏ ‎18 ‎войн‏ ‎между ‎государствами, ‎произошедших ‎в ‎мире‏ ‎с ‎1976‏ ‎по‏ ‎2006 ‎гг., ‎13‏ ‎так ‎или‏ ‎иначе ‎были ‎связаны ‎с‏ ‎территориальными‏ ‎вопросами. ‎Он‏ ‎также ‎отмечает,‏ ‎что ‎значительная ‎часть ‎баз ‎данных‏ ‎по‏ ‎территориальным ‎захватам‏ ‎(и ‎проведённых‏ ‎на ‎их ‎основе ‎исследований) ‎не‏ ‎фиксирует‏ ‎три‏ ‎крайне ‎распространённые‏ ‎ситуации: ‎1)‏ ‎провальные ‎попытки‏ ‎аннексий,‏ ‎2) ‎аннексии,‏ ‎не ‎получившие ‎признания ‎от ‎международного‏ ‎сообщества, ‎и‏ ‎3)‏ ‎ненасильственные ‎захваты ‎(nonviolent‏ ‎conquests), т. ‎е.‏ ‎акты ‎присоединения ‎территорий, ‎за‏ ‎которыми‏ ‎не ‎последовало‏ ‎силового ‎противодействия‏ ‎со ‎стороны ‎государства-жертвы. ‎Таким ‎образом,‏ ‎выводы‏ ‎о ‎снижении‏ ‎интенсивности ‎территориальных‏ ‎захватов ‎(и ‎их ‎попыток) ‎основаны‏ ‎на‏ ‎изначально‏ ‎искажённой ‎выборке.

Альтман‏ ‎также ‎отмечает,‏ ‎что ‎после‏ ‎1945‏ ‎г. ‎и‏ ‎особенно ‎после ‎1975 ‎г. ‎изменился‏ ‎характер ‎аннексий.‏ ‎Если‏ ‎в ‎прошлом ‎агрессоры‏ ‎пытались ‎захватить‏ ‎значительные ‎территории ‎или ‎даже‏ ‎государства‏ ‎целиком, ‎то‏ ‎в ‎последние‏ ‎десятилетия ‎нормой ‎стали ‎более ‎«надёжные»‏ ‎варианты:‏ ‎аннексия ‎небольших‏ ‎приграничных ‎территорий,‏ ‎желательно ‎малонаселённых ‎или ‎вовсе ‎необитаемых,‏ ‎не‏ ‎имеющих‏ ‎серьёзных ‎гарнизонов,‏ ‎а ‎в‏ ‎идеале ‎—‏ ‎принадлежащих‏ ‎государству, ‎которое‏ ‎точно ‎не ‎сможет ‎или ‎не‏ ‎захочет ‎оказывать‏ ‎вооружённое‏ ‎сопротивление ‎[3]. ‎Такие‏ ‎быстрые ‎и‏ ‎(почти) ‎бескровные ‎захваты ‎в‏ ‎дипломатии‏ ‎называют ‎fait‏ ‎accompli — «свершившийся ‎факт»‏ ‎(перед ‎которым ‎предполагается ‎поставить ‎мировое‏ ‎сообщество).

За‏ ‎последние ‎три‏ ‎года ‎вы,‏ ‎как ‎и ‎я, ‎вероятно, ‎не‏ ‎раз‏ ‎сталкивались‏ ‎с ‎утверждениями,‏ ‎что ‎присоединение‏ ‎территорий ‎военным‏ ‎путём‏ ‎является ‎в‏ ‎мире ‎после ‎1945 ‎г. ‎неприемлемым‏ ‎действием, ‎которое‏ ‎влечёт‏ ‎за ‎собой ‎жёсткую‏ ‎реакцию ‎мирового‏ ‎сообщества ‎по ‎отношению ‎к‏ ‎государству,‏ ‎которое ‎такие‏ ‎действия ‎допускает.‏ ‎Отчасти ‎то, ‎что ‎мы ‎наблюдали‏ ‎в‏ ‎последние ‎три‏ ‎года, ‎подтверждает‏ ‎это ‎мнение; ‎тем ‎не ‎менее,‏ ‎есть‏ ‎и‏ ‎очевидные ‎контраргументы.‏ ‎Поэтому ‎я‏ ‎решил ‎проверить,‏ ‎действительно‏ ‎ли ‎подобные‏ ‎ситуации ‎так ‎уж ‎нетипичны ‎для‏ ‎постъялтинского ‎мира‏ ‎и‏ ‎всегда ‎ли ‎государства,‏ ‎взявшиеся ‎самовольно‏ ‎расширять ‎свою ‎территорию, ‎сталкиваются‏ ‎с‏ ‎соответствующими ‎последствиями.‏ ‎А ‎для‏ ‎этого ‎мне ‎понадобилось ‎составить ‎собственную‏ ‎базу‏ ‎данных ‎по‏ ‎таким ‎конфликтам‏ ‎— ‎исключая, ‎понятное ‎дело, ‎нынешний‏ ‎украинский,‏ ‎с‏ ‎которым ‎их‏ ‎предполагается ‎сравнивать.

Что‏ ‎мы ‎будем‏ ‎рассматривать?

Конечно,‏ ‎в ‎мире‏ ‎после ‎1945 ‎г. ‎произошло ‎огромное‏ ‎количество ‎самых‏ ‎разных‏ ‎военных ‎столкновений ‎между‏ ‎государствами, ‎которые‏ ‎отличаются ‎уже ‎терминами, ‎которыми‏ ‎их‏ ‎описывают: ‎всё‏ ‎же ‎«война»‏ ‎— ‎это ‎не ‎то ‎же‏ ‎самое,‏ ‎что ‎«военный‏ ‎конфликт» ‎или‏ ‎«пограничный ‎конфликт». ‎Более ‎того, ‎одни‏ ‎и‏ ‎те‏ ‎же ‎термины‏ ‎по-разному ‎используются‏ ‎разными ‎исследователями:‏ ‎скажем,‏ ‎некоторые ‎из‏ ‎них ‎относят ‎к ‎«войнам» ‎только‏ ‎конфликты ‎с‏ ‎более‏ ‎чем ‎тысячей ‎погибших‏ ‎— ‎иногда‏ ‎добавляя ‎к ‎этому ‎условие,‏ ‎чтобы‏ ‎они ‎погибли‏ ‎в ‎течение‏ ‎определённого ‎небольшого ‎периода, ‎а ‎не,‏ ‎скажем,‏ ‎за ‎30‏ ‎лет ‎пограничных‏ ‎стычек.

Однако ‎меня ‎интересует ‎не ‎интенсивность‏ ‎конфликта,‏ ‎а‏ ‎ряд ‎формальных‏ ‎критериев, ‎позволяющих‏ ‎соотнести ‎его‏ ‎с‏ ‎текущим ‎конфликтом‏ ‎на ‎Украине. ‎Поэтому ‎для ‎попадания‏ ‎в ‎мою‏ ‎базу‏ ‎данных ‎конфликты ‎такого‏ ‎типа ‎(далее‏ ‎я ‎буду ‎для ‎простоты‏ ‎называть‏ ‎их ‎территориальными‏ ‎конфликтами) должны ‎отвечать‏ ‎следующим ‎шести ‎условиям:

  1. Произойти ‎в ‎период‏ ‎после‏ ‎1945 ‎г.,‏ ‎т. ‎е.‏ ‎после ‎принятия ‎Устава ‎ООН, ‎который‏ ‎запрещает‏ ‎«угрозу‏ ‎силой ‎или‏ ‎её ‎применение» (ст.‏ ‎2, ‎п.‏ ‎4)‏ ‎в ‎международных‏ ‎отношениях;
  2. Произойти ‎между ‎двумя ‎международно ‎признанными‏ ‎государствами. ‎Следовательно,‏ ‎к‏ ‎делу ‎не ‎относятся‏ ‎войны ‎за‏ ‎независимость ‎(в ‎т. ‎ч.‏ ‎колоний‏ ‎от ‎метрополий),‏ ‎а ‎также‏ ‎войны ‎государств ‎против ‎иррегулярных ‎формирований‏ ‎(террористических‏ ‎и ‎др.),‏ ‎если ‎только‏ ‎в ‎них ‎напрямую ‎не ‎участвуют‏ ‎(на‏ ‎стороне‏ ‎этих ‎формирований)‏ ‎вооружённые ‎силы‏ ‎другого ‎государства‏ ‎(не‏ ‎прокси!);
  3. Не ‎быть‏ ‎результатом ‎мирной ‎демаркации ‎границ ‎и/или‏ ‎референдума, ‎проведённого‏ ‎с‏ ‎согласия ‎обеих ‎сторон,‏ ‎т. ‎е.‏ ‎речь ‎должна ‎идти ‎о‏ ‎присоединении‏ ‎территории ‎против‏ ‎воли ‎государства,‏ ‎которое ‎ей ‎владело, ‎в ‎форме‏ ‎вооружённого‏ ‎конфликта ‎или‏ ‎иного ‎применения‏ ‎силы;
  4. Не ‎быть ‎конфликтом ‎между ‎двумя‏ ‎(или‏ ‎более)‏ ‎частями ‎одного‏ ‎государства, ‎претендующими‏ ‎на ‎его‏ ‎объединение,‏ ‎даже ‎если‏ ‎обе ‎из ‎них ‎являются ‎международно‏ ‎признанными ‎или‏ ‎частично‏ ‎признанными ‎государствами. ‎В‏ ‎первую ‎очередь‏ ‎это ‎касается ‎азиатских ‎конфликтов,‏ ‎начавшихся‏ ‎в ‎период‏ ‎Холодной ‎войны‏ ‎(Китай ‎и ‎Тайвань, ‎Северная ‎и‏ ‎Южная‏ ‎Корея, ‎Северный‏ ‎и ‎Южный‏ ‎Вьетнам ‎и ‎т. ‎д.);
  5. Включать ‎в‏ ‎себя‏ ‎действия‏ ‎или, ‎по‏ ‎крайней ‎мере,‏ ‎открыто ‎озвученные‏ ‎до‏ ‎или ‎во‏ ‎время ‎оккупации ‎(или ‎её ‎попытки)‏ ‎намерения ‎одного‏ ‎государства‏ ‎по ‎отторжению ‎территории‏ ‎другого ‎государства‏ ‎— ‎путём ‎присоединения ‎к‏ ‎себе‏ ‎(включая ‎аннексию‏ ‎государства ‎целиком)‏ ‎или ‎создания ‎нового, ‎хотя ‎бы‏ ‎формально‏ ‎независимого ‎государства.‏ ‎Это ‎условие‏ ‎отсекает ‎конфликты, ‎целью ‎которых ‎является‏ ‎смена‏ ‎политического‏ ‎режима ‎или‏ ‎курса ‎одного‏ ‎из ‎государств‏ ‎силами‏ ‎другого, ‎а‏ ‎также ‎оккупация ‎без ‎цели ‎аннексии‏ ‎или ‎создания‏ ‎нового‏ ‎государства;
  6. В ‎более ‎широком‏ ‎смысле ‎условие‏ ‎№ ‎5 ‎отсекает ‎и‏ ‎пограничные‏ ‎конфликты, ‎поскольку‏ ‎их ‎целью‏ ‎является ‎лишь ‎относительно ‎небольшое ‎изменение‏ ‎границ,‏ ‎зачастую ‎в‏ ‎малонаселённых ‎или‏ ‎ненаселённых ‎местах, ‎а ‎обе ‎стороны‏ ‎априори‏ ‎считают‏ ‎данную ‎территорию‏ ‎своей, ‎зачастую‏ ‎лишь ‎по-разному‏ ‎трактуя‏ ‎одни ‎и‏ ‎те ‎же ‎документы. ‎Понятно, ‎что‏ ‎такое ‎условие‏ ‎трудно‏ ‎формализовать, ‎и ‎всегда‏ ‎есть ‎вероятность‏ ‎разночтений. ‎Далее ‎я ‎буду‏ ‎рассматривать‏ ‎лишь ‎те‏ ‎конфликты, ‎где‏ ‎речь ‎шла ‎о ‎принадлежности ‎территории‏ ‎с‏ ‎явными ‎географическими,‏ ‎административными, ‎культурными‏ ‎и ‎т. ‎д. ‎особенностями ‎(например,‏ ‎архипелага,‏ ‎провинции‏ ‎или ‎региона),‏ ‎разногласия ‎по‏ ‎поводу ‎принадлежности‏ ‎которой‏ ‎нельзя ‎свести‏ ‎к ‎вопросу ‎о ‎соответствии ‎фактической‏ ‎границы ‎международным‏ ‎соглашениям‏ ‎— ‎т. ‎е.‏ ‎я ‎заведомо‏ ‎исключаю ‎из ‎рассмотрения ‎конфликты‏ ‎за‏ ‎пограничную ‎полосу,‏ ‎форпост, ‎остров‏ ‎на ‎пограничной ‎реке ‎и ‎т.‏ ‎п.

По‏ ‎итогу ‎применения‏ ‎вышеперечисленных ‎критериев‏ ‎получается, ‎что ‎с ‎1945 ‎г.‏ ‎в‏ ‎мире‏ ‎произошли ‎24‏ ‎территориальных ‎конфликта:

Отдельно‏ ‎отмечу, ‎что‏ ‎термины‏ ‎«наступающий» ‎и‏ ‎«обороняющийся» ‎не ‎несут ‎здесь ‎каких-либо‏ ‎политических ‎или‏ ‎моральных‏ ‎коннотаций ‎(«агрессор ‎и‏ ‎жертва» ‎и‏ ‎т. ‎п.) ‎Речь ‎идёт‏ ‎исключительно‏ ‎о ‎том,‏ ‎войска ‎какого‏ ‎из ‎двух ‎международно ‎признанных ‎государств-участников‏ ‎конфликта‏ ‎на ‎чью‏ ‎территорию ‎первыми‏ ‎начали ‎наступать ‎с ‎целями, ‎изложенными‏ ‎в‏ ‎условиях‏ ‎№ ‎5-6.

Под‏ ‎«полным ‎успехом»‏ ‎наступающей ‎стороны‏ ‎подразумевается‏ ‎ситуация, ‎когда‏ ‎она ‎смогла ‎добиться ‎всех ‎целей,‏ ‎с ‎которыми‏ ‎вступила‏ ‎в ‎территориальный ‎конфликт — будь‏ ‎то ‎присоединение‏ ‎территории ‎или ‎создание ‎на‏ ‎ней‏ ‎нового ‎независимого‏ ‎(хотя ‎бы‏ ‎формально) ‎государства. ‎«Частичный ‎успех» ‎—‏ ‎это‏ ‎ситуация, ‎при‏ ‎которой ‎наступающая‏ ‎сторона ‎смогла ‎достичь ‎своих ‎целей‏ ‎лишь‏ ‎отчасти‏ ‎(например, ‎присоединила‏ ‎не ‎всё,‏ ‎что ‎на‏ ‎что‏ ‎заявляла ‎претензии).‏ ‎Соответственно, ‎«нет» ‎в ‎графе ‎«успех‏ ‎наступающего» ‎—‏ ‎это‏ ‎ситуация, ‎при ‎которой‏ ‎наступающий ‎не‏ ‎смог ‎получить ‎ничего ‎из‏ ‎того,‏ ‎на ‎что‏ ‎претендовал: ‎обычно‏ ‎речь ‎идет ‎о ‎возвращении ‎к‏ ‎довоенным‏ ‎границам.

Нетрудно ‎заметить‏ ‎несколько ‎интересных‏ ‎фактов:

  1. Наиболее ‎«урожайным» ‎на ‎территориальные ‎конфликты десятилетием‏ ‎были‏ ‎1970-е‏ ‎— ‎когда,‏ ‎по ‎версии‏ ‎ряда ‎исследователей,‏ ‎войны‏ ‎ради ‎захвата‏ ‎территорий ‎как ‎раз ‎начали ‎затухать.‏ ‎Что ‎ж,‏ ‎это‏ ‎вопрос ‎критериев ‎для‏ ‎отбора ‎случаев.‏ ‎У ‎меня ‎же ‎создаётся‏ ‎впечатление,‏ ‎что ‎как‏ ‎раз ‎в‏ ‎первые ‎десятилетия ‎после ‎Второй ‎Мировой‏ ‎коллективная‏ ‎безопасность ‎и‏ ‎верность ‎букве‏ ‎Устава ‎ООН ‎худо-бедно ‎работали, ‎не‏ ‎позволяя‏ ‎государствам‏ ‎устраивать ‎хотя‏ ‎бы ‎неприкрытые‏ ‎аннексии ‎(не‏ ‎считая‏ ‎ряда ‎случаев,‏ ‎о ‎которых ‎будет ‎сказано ‎ниже)‏ ‎— ‎да‏ ‎и‏ ‎напряжённые ‎отношения ‎между‏ ‎сверхдержавами ‎делали‏ ‎подобные ‎действия ‎слишком ‎рискованными.‏ ‎А‏ ‎вот ‎с‏ ‎1970-х ‎эти‏ ‎нормы ‎начали ‎расшатываться, ‎дойдя ‎в‏ ‎1980-е‏ ‎до ‎кровавых‏ ‎конфликтов ‎почти‏ ‎на ‎десятилетие ‎(ирано-иракская ‎война) ‎и‏ ‎нападений‏ ‎на‏ ‎территории ‎постоянных‏ ‎членов ‎Совбеза‏ ‎ООН ‎(Фолклендская‏ ‎война).‏ ‎В ‎1990-е‏ ‎же, ‎на ‎руинах ‎одного ‎из‏ ‎полюсов ‎двухполярной‏ ‎системы,‏ ‎международное ‎право ‎тем‏ ‎более ‎мало‏ ‎кого ‎интересовало. ‎Некоторое ‎затишье‏ ‎наступает‏ ‎уже ‎в‏ ‎2000-е, ‎когда‏ ‎произошёл ‎всего ‎один ‎подобный ‎конфликт,‏ ‎да‏ ‎и ‎то‏ ‎с ‎натяжкой‏ ‎(война ‎в ‎Южной ‎Осетии).
  2. Самой ‎аннексионистской‏ ‎страной‏ ‎постъялтинского‏ ‎мира ‎внезапно‏ ‎оказывается ‎Индия‏ ‎— ‎в‏ ‎шести‏ ‎территориальных ‎конфликтах из‏ ‎24 ‎наступающей ‎стороной ‎была ‎именно‏ ‎она. ‎И,‏ ‎что‏ ‎интересно, ‎все ‎они‏ ‎завершились ‎для‏ ‎неё ‎полным ‎успехом. ‎(О‏ ‎причинах‏ ‎этого ‎—‏ ‎позже).
  3. Далее ‎в‏ ‎рейтинге ‎идут ‎пять ‎стран, ‎у‏ ‎которых‏ ‎было ‎по‏ ‎два ‎территориальных‏ ‎конфликта ‎в ‎роли ‎наступающего: ‎Индонезия,‏ ‎Израиль‏ ‎(у‏ ‎обеих ‎оба‏ ‎раза ‎—‏ ‎полный ‎успех),‏ ‎Россия‏ ‎(один ‎раз‏ ‎— ‎полный ‎и ‎один ‎раз‏ ‎— ‎частичный‏ ‎успех),‏ ‎Пакистан ‎(оба ‎раза‏ ‎— ‎частичный‏ ‎успех) ‎и ‎Ирак ‎(оба‏ ‎раза‏ ‎— ‎провал).
  4. Остальные‏ ‎восемь ‎стран‏ ‎пытались ‎инициировать ‎территориальный ‎конфликт по ‎одному‏ ‎разу,‏ ‎из ‎них‏ ‎полного ‎успеха‏ ‎добились ‎Иран ‎и ‎Турция, ‎частичного‏ ‎—‏ ‎Марокко,‏ ‎Армения ‎и‏ ‎Эритрея, ‎а‏ ‎вот ‎Сомали,‏ ‎Уганда‏ ‎и ‎Аргентина‏ ‎не ‎преуспели.

В ‎следующей ‎части ‎поговорим‏ ‎чуть ‎подробнее‏ ‎о‏ ‎каждом ‎из ‎конфликтов,‏ ‎разбив ‎их‏ ‎по ‎географическому ‎признаку: ‎восемь‏ ‎на‏ ‎Индийском ‎субконтиненте,‏ ‎два ‎в‏ ‎Юго-Восточной ‎Азии, ‎пять ‎на ‎Ближнем‏ ‎Востоке,‏ ‎четыре ‎в‏ ‎(широко ‎понимаемой)‏ ‎Европе, ‎четыре ‎в ‎Африке ‎и‏ ‎один‏ ‎в‏ ‎Латинской ‎Америке.


[1] Zacher,‏ ‎M. ‎W.‏ ‎(2001). ‎The‏ ‎Territorial‏ ‎Integrity ‎Norm:‏ ‎International ‎Boundaries ‎and ‎the ‎Use‏ ‎of ‎Force.‏ ‎International‏ ‎Organization, ‎55(2), ‎215-250.

[2] Altman,‏ ‎D. ‎(2020).‏ ‎The ‎Evolution ‎of ‎Territorial‏ ‎Conquest‏ ‎after ‎1945‏ ‎and ‎the‏ ‎Limits ‎of ‎the ‎Territorial ‎Integrity‏ ‎Norm.‏ ‎International ‎Organization,‏ ‎74(3), ‎490-522.

[3] Altman,‏ ‎D. ‎(2017). ‎By ‎Fait ‎Accompli,‏ ‎Not‏ ‎Coercion:‏ ‎How ‎States‏ ‎Wrest ‎Territory‏ ‎from ‎Their‏ ‎Adversaries.‏ ‎International ‎Studies‏ ‎Quarterly, ‎61(4), ‎881-891.

Подарить подписку

Будет создан код, который позволит адресату получить бесплатный для него доступ на определённый уровень подписки.

Оплата за этого пользователя будет списываться с вашей карты вплоть до отмены подписки. Код может быть показан на экране или отправлен по почте вместе с инструкцией.

Будет создан код, который позволит адресату получить сумму на баланс.

Разово будет списана указанная сумма и зачислена на баланс пользователя, воспользовавшегося данным промокодом.

Добавить карту
0/2048