Кем быть (1): о качествах самоопределения России в карабахском эпизоде переглобализации [Андрей СОРОКИН]
В ночь с 9 на 10 ноября Россия стремительно и, признаться, внезапно остановила войну в Карабахе. Без лишних политесов настучала по головам всем участникам и посторонним турецким партнёрам, ввела войска в зону конфликта, объявила правила предстоящих переговоров и гарантировала их своей военной силой. И заодно недвусмысленно обозначила своё присутствие в сфере своих национальных интересов – в мягком и горячем закавказском подбрюшье.
Иными словами, в текущем моменте Россия нашла ответ на конкретные и ожидаемые вызовы на конкретном направлении.
Случайно совпало, что это событие – удачный повод предметно продолжить разговор о самоопределении России, начатый вчера Семёном Ураловым. И применительно к нашей миссии в Евразии, и применительно к нашей миссии в текущей переглобализации, и применительно к тому, как и кем мы себя вообще осознаём.
***
Русская душа настолько по-достоевски «склонна к всемирной отзывчивости и всепримирению», насколько безгранична, как и сама Россия. По праву этим гордится, но, бывает, теряется на этих просторах бескрайней всепримиримой отзывчивости.
В оперативной политической реальности это вот как выражается. Мы с трепетным вниманием следим за сомнениями, интересами, выгодами, многовекторными загулами на сторону, майданами, национальными достоинствами наших соседей по постсоветскому пространству. Мы считаем выгоды, тяжёлые геополитические и мультикультурные обстоятельства наших европейских партнёров, входим в их положение. Мы следим за выборами в США и гадаем, как теперь быть – в зависимости от исхода их внутренней смуты.
Всё это занимательно. Но так происходит подмена собственной суверенной повестки подстройкой под текущую внешнюю. Ах, кто чего хочет, кто про нас чего скажет, кто как себя поведёт, – вот всё такое.
А мы-то сами кто и чего хотим?
На самом деле во всей этой многогранной красоте российское самоопределение объективно присутствует. Более того: именно с самоопределением Российской Федерации и происходит сейчас самое интересное. Но субъективно оно не то чтобы отторгается – скорее, замыливается и в народном понимании, и в политической практике правящего класса.
Чисто психологическая сложность вот в чём: за 30 постсоветских лет самоопределение России как государства действительно очень сильно трансформировалось, оно не вполне совпадает с интуитивным представлениями о нём и ожиданиями от него. И ещё оно внутренне противоречиво – по крайней мере, не гармонизировано ни в доктринах, ни в идеологии, ни в пропаганде, ни в политических практиках.
И карабахский прецедент буквально в прямом эфире показывает свойства и противоречия этого российского самоопределения.
***
Первое, что надо понимать, но что отказываются принимать эмоции: Россия сегодня – не СССР.
Мы-то привыкли, что Российская империя/СССР – это и есть Россия. Именно эту сущность мы и называем «исторической Россией». И это справедливо. Это историческое прошлое было настолько продолжительным и настолько ярким, что качество России как Союза мы по инерции переносим и на РФ.
Но теперь это не так.
Сегодняшняя РФ – не историческая Россия. И не только по географическим границам (это как раз формальность и на самом деле и вообще не константа). Сегодняшняя РФ – принципиальна другая сущность: это суверенное национальное буржуазное государство (все слова ключевые). В тех границах, какие достались от РСФСРного осколка России. Таковой сущностью Российская Федерация себя провозгласила в 1991 году, политически и территориально выйдя из состава исторической России. И с тех пор эту свою декларацию честно и последовательно исполняет.
Но качественно Российская Федерация отказалась от свойств и миссии «исторической России».
В чём отличие?
В прежние столетия – в «собирании русских земель», в имперском и союзном строительстве – Великороссия была интегрирующей сущностью. Она генерировала наднациональные ценности, культуру и смыслы государственности и социально-экономического уклада, распространяла их по мере расширения своих границ на новые земли. Не отрицая самобытности присоединённых народов, не унифицируя их – но поощряя их государственное развитие, а подчас и обеспечивая его своими силами.
На следующем шаге в этом качестве Россия выступила в ХХ веке во всемирно-историческом, так сказать, масштабе – как носитель суверенного наднационального проекта цивилизационного масштаба.
Сейчас не так.
***
В нынешней евразийской интеграции Россия участвует в том же равноправном статусе, что и другие суверенные национальные государства-субъекты интеграции. Разница с Белоруссией, Казахстаном или Арменией – только в количественных показателях: территория, население, природные ресурсы, объём экономики, военный потенциал… Да, Россия – самая мощная страна региона. Но не более того.
Именно в таком качестве Российская Федерация выступила сегодня в карабахском кризисе: обеспечивая свои национальные интересы, не гнушаясь при этом дипломатическим давлением и грубой военной силой. И да, учитывая гешефты национального капитала, у которого встречаются в том числе бакинские и ереванские корни. И лишь остаточно соизмеряя свои интересы с интересами армянских и азербайджанских партнёров. Потому что они России братья, – но мы друг другу иностранцы, а не единая сущность, не «уникальная историческая общность».
Москва ничего не сделала вместо суверенных государств Армении и Азербайджана. Не воюет за Карабах вместо Еревана. И даже признаёт за Баку суверенное право выстраивать свои вассальные и неравноправные отношения с Анкарой. Мол, это печальная, но объективная данность: делайте что хотите, но вот до этого предела, обозначенного российским военным присутствием в регионе. Что делать будем? Конкурировать будем. Ведь национальное государство не несёт партнёрам свет цивилизации, оно просто делит с нимигешефты.
Точно так же Москва не разруливает политический кризис в Белоруссии вместо её законных властей. Помогает соразмерно букве и духу союзнических добрососедских отношений и чисто эстетически, потому что вообще одобряет суверенную дееспособную государственность, – но со стороны. Не как начальник, а как партнёр, пусть и более сильный.
Точно так же Москва не наводит порядок в вечно бузящей Киргизии вместо её непослушного народа и непутёвых властей. Всего лишь принуждает к вменяемости, регулируя финансовые потоки.
Точно так же Москва уже седьмой год не восстанавливает своим вмешательством здравый смысл вместо братского украинского народа в его самостийной державе. А Крым и Донбасс – это исключительно от собственных национальных интересов, причём тоже в разной градации (одних присоединили к РФ, других просто поддерживают и принимают в гражданство в массовом, но индивидуальном порядке).
Впрочем, это тоже продолжение исторической миссии России как интегратора: побуждение союзников к самостоятельности и суверенности на следующем уровне союзного строительства. Просто к этому формату интеграции мы не привыкли – ни бывшие союзные республики, ни толком сама Россия. Не было такого исторического опыта.
***
Я не знаю, хорошо это или плохо. Заметьте: я избегаю оценок и обобщений прикладного геополитического характера, говорю только о самоопределении. Но именно такая модель поведения органична для национального государства.
Просто она эмоционально непривычна. Обратите внимание: в 1991 году РСФСР оказалась единственным осколком исторической России, который не имел ни исторического опыта, ни даже советских декоративных признаков национальной государственности. Собственно, РСФСР вообще в этих границах сколотилась по какому-то остаточному принципу – из тех территорий, которые не достались союзным республикам. И до поры до времени это вообще никого не смущало: потому что Россия = СССР, союзная государственность и есть российская. Кто же мог подумать, что эвона как оно обескураживающе обернётся.
И именно национальную государственность с тех пор и строит Россия. Как для себя – так очень даже успешно, лучше многих прочих, которые более опытны.
Но историко-культурная идентичность-то всё равно никакая не национальная, а имперская/советская. Она веками складывалась. И никакой другой идентичности у великороссов отродясь не бывало. Её не отменишь «декларацией о суверенитете». По этому грубому шву и проходят все внутренние несуразицы и путаницы одного с другим: начиная от вопроса, что это вообще за национальность такая «русские» или «россияне», и заканчивая вопросом, насколько могут быть бесконечны границы национального государства. Ведь как осколок исторической России РФ унаследовала и её имперское/союзное этнокультурное многообразие. Где сама по себе «титульная нация» — по определению не этнос, а народ как наднациональная государствообразующая общность.
В этой парадигме нет, например, консенсусного ответа даже на простенький вопрос «что нам Донбасс?» – такого ответа, который был бы общим для советско-союзной, национально-государственной, буржуазно-торгашеской, хищническо-империалистической идентичностей.
А ведь это всё и куча всякого другого либо задекларировано, либо явочным порядком имеется в российском самоопределении.
Собственно, вызов самоопределения – как раз, вы будете смеяться, именно в самоопределении. В ревизии и оптимизации столь пёстрого набора качеств, побуждений и поползновений. Это вопрос не инструментария «как», это вопрос субъектности и целеполагания «кто» и «зачем».
***
А на мировой арене вызовы переглобализации с ещё большей настойчивостью принуждают Россию к самоопределению – вплоть до возвращения к опытам собственного цивилизационного проекта.
Об этой составляющей поговорим во второй части рассуждений.
***
Другие заметки из цикла о самоопределении России:
0 комментариев