01 февр 18:35
4 минуты

Уродство как художественный приём

Ясперс ввёл в историю религии понятие осевого времени, но рамки его определялись настолько широко, что само понятие размазано тонким слоем, как последний кусок масла на бутерброд. Примерно так же обстоит дело с переходом от классического кинематографа к фильмам новой волны. Началом его можно считать итальянский неореализм, а самой известной и знаковой вехой — французскую новую волну. Здесь можно вспомнить о наших шестидесятниках и о самом ярком представителе феномена — т. н. «новом Голливуде». Но у всех этих течений было кое-что общее — технический прогресс в киноаппаратуре, позволивший снимать кино гораздо дешевле, чем раньше.

Именно благодаря техническим возможностям кинематографисты смогли работать с самыми простыми источниками света, в обыденных местах и без серьёзной художественной постановки. Сложное украшение сцены, где каждый предмет подобран и лежит строго на своём месте, чтобы попасть в нужное время в нужную часть кадра, сменилось микеланджеловским подходом — в лучшем случае убиралось всё лишнее. Но часто снималось как есть.

Конфликт этих двух подходов ярко высветил саму разницу подходов к съёмкам, из которых исходило старое кино и новое. Если классика тяготела к театрализованности и оперной чрезмерности, лишь в лучших своих образцах достигая подлинной убедительности, то кинобунтари — к репортажу и спонтанности, из-за чего сильнее всего страдала связанность повествования.

И тут надо сказать, что бунтарями новые кинематографисты часто становились поневоле: итальянский неореализм снимался в условиях послевоенной бедности в проигравшей стране, а многие из французских нововолновцев не смогли бы получить возможность снять студийное кино (по крайней мере, так скоро). В итоге самые идейные из них сформулировали это просто: «Берите камеры и идите на улицы». Подразумевалось, что кинотворец теперь не привязан цепями к гиганту киноиндустрии (правда, про прокат, за которым всё равно придётся идти к гигантам, эта формула забывала).

Но идейными были не все. Многие пошли за возможностью прославиться, реализоваться или просто весело провести время, теша себя иллюзией, что участвуешь в творческом процессе. Они снимали так, как им позволяла техника, собственные способности и люди, которые их окружали.

Когда ветерана войны Мельвиля не взяли в профсоюз кинематографистов, он уже мог позволить себе пойти и снять своё кино, и для этого ему не надо было быть Говардом Хьюзом (хотя Жан-Пьер был и не из бедной семьи, но богачом его тоже назвать нельзя). А Джону Кассаветису было достаточно взять в руки камеру, чтобы в произвольном порядке снять импровизации своих учеников по актёрской мастерской и назвать это фильмом (учитывая, что всё это дело всё равно пришлось переснимать через пару лет и пытаться создать на монтаже хоть какую-то историю, вряд ли традиционный способ съёмок продлился бы дольше, но у автора был концепт).

При этом тот же Мельвиль, вдохновивший многих нововолновцев (а в проектах некоторых принявший непосредственное участие и подаривший им своего придворного оператора Декаэ), заявлял, что никакой новой волны как явления нет — есть просто бюджетный способ кинопроизводства.

Когда кодекс Хейса канет в небытие, многие американские авторы возьмут на вооружение стилистику нововолновцев и того же Касаветиса — стилистику, которую диктовала дешевизна техники и неподготовленность съёмок, — и станут снимать с ней большое кино. Это назовут «новым Голливудом», но общего у его представителей между собой будет ещё меньше, чем у французских предшественников. Есть в этом значительная доля лицемерия — стилистика спонтанного репортажа или фильма категории Б (а многие из представителей нового Голливуда начинали с «бэшек») в дорогих блокбастерах смотрится так же натурально, как опера в подворотне.

Очевидно, что новоголливудцы пытались таким образом не только оттолкнуться от цензурных запретов старой эпохи, но и от избыточной театральности, ударившись в андерграунд и неформальщину, но сама сила вещей всё равно толкала их к помпезности и чрезмерности, только на новый лад. Да, в «Дикой банде» или «Крёстном отце» убивают кроваво, чего ещё недавно нельзя было представить, а картинка гораздо ближе к реализму, только сами смерти всё ещё очень театральны (что финальный бой в фильме Пикенпа, что гибель Сонни Корлеоне у Копполы). Просто на новый лад.

Уродство нокаутировало напомаженность и помпезность, но с неизбежностью весны, приходящей на смену зимы, породило собственную вычурность и условность. Рванные джинсы бедноты теперь шились сразу с дырками и продавались в модном бутике — у большого производства своя логика, которая отформатирует любую идею под лекала, позволяющие штамповать наиболее массовую продукцию. Помпезность взяла реванш, изменив стилистику.

Бесплатный
Комментарии
avatar
Здесь будут комментарии к публикации