Где талию делать будем: о шкале понимания прошлого в суверенной исторической политике [Андрей СОРОКИН]
Ровно две недели назад на форуме «История для будущего» прозвучали термины «исторический суверенитет» и «государственная историческая политика». У нас тогда был опубликован доклад по горячим следам с обещанием ввязаться в обсуждение по существу.
Вот и пора.
Тем более, что в эти выходные инициатор идеи Владимир Мединский опубликовал связный конспект о семи тезисах, которые дают доктрине общее очертание. И это удачный повод: есть о чём предметно говорить.
***
Вот его тезисы:
(1) Об исторической политике как части политики государственной: это о том, что изучение и трактовки прошлого не стоит пускать на самотёк.
(2) О необходимости исторического суверенитета: не «давать отпор», а самим формулировать и продвигать собственное понимание опытов и уроков прошлого.
(3) Об объективных исторических оценках: сверять события и действующих лиц прошлого с конкретными обстоятельствами их эпохи, а не с абстракциями.
(4) О позитивной истории: надо любить Родину, гордиться ей и не умалчивать то нехорошее, что было.
(5) Непрерывность и единство нашей истории: о том, что современная Российская Федерация – правопродолжатель всех форм нашей государственности.
(6) «Синхронная история»: о том, чтобы изучать собственное прошлое в параллели и сопоставлении с одновременным прошлым других народов; ну, например, чтобы из истории Октябрьской Революции не выпадала Первая мировая война и наоборот.
(7) О воспитании «сложного человека»: это о том, как хорошо бы качественно и изобретательно преподавать историю в школе.
Тезисы, признаться, разнокалиберные и, скорее, ставят вопросы, чем дают ответы, – но это не беда, они для этого и написаны. Главное, что они логически связаны и идеологичны. Вполне годный план, чтобы набивать его процедурами и смыслами.
Но начну я сегодня не с этих семи тезисов (куда они денутся), а с научно-методической преамбулы.
***
Вот Мединский справедливо указывает на необходимость чёткого критерия исторических оценок. Мол, раньше у нас был марксистско-ленинский истмат. А нынче: «Ничего. Пустота… Обосновалось вместо истмата примитивное «историческое либертианство», этакая идеологическая основа для поэтапного низведения России до статуса сырьевой колонии «регионального значения», лишённой и своей истории, и права голоса в настоящем».
Правильно говорит товарищ. Какой же это «исторический суверенитет», если у нас нет адекватного научного метода изучения и понимания исторических опытов? Кстати, именно изучения и понимания, а не «оценок»: прошлое не больно-то нуждается в наших оценках, оно уже и так случилось. Собственно суть истмата как раз в этом – в научном методе познания и понимания.
При этом сам же автор «семи тезисов» ни на какой сколько-нибудь внятной научной шкале ценностей не настаивает. В его презентации нашлось место только для одного отрицательного примера из нашей истории, чем «гордиться нельзя»: «Репрессии… были обусловлены системой, созданной Лениным и Сталиным… исключить даже теоретическую возможность воссоздания подобной системы».
Заметьте: помощник президента РФ грустит не над прецедентами национального предательства элит, не над периодами деградации и распада страны, – он конкретно осуждает «систему», которая восстановила российскую государственность и вывела её на качественно недосягаемые вершины. Да ещё и предостерегает от «воссоздания». Даже не сравнивая ни с объективными характеристиками конкретной эпохи, ни с «синхронными» опытами наших тогдашних международных партнёров. Очень смелая диалектика.
На самом деле именно поэтому советская эпоха и есть приоритетная мишень ненависти наших международных партнёров и иных потерпевших: потому что она самый яркий и показательный образец всемерного укрепления государственности России и её суверенитета.
Возможно, действительно есть научный метод, согласно которому этот опыт надо оценивать как «недопустимый». Или рассматривать один из элементов этого опыта в отрыве от целой сущности, не интересоваться ни природой элемента, ни природой сущности, – и абсолютизировать именно нехорошее. Нам же этот метод не назвали, а просто ознакомили с политически целесообразным приговором. Так оно по-современному патриотичнее, и начальство не будоражит.
Но вот, например, тоже умный Александр Галушка использует другой метод для научно-прикладного изучения эпохи. Он тоже гуманист, либерал (в хорошем смысле) и на самом деле практикующий православный христианин, не имитирующий модные поветрия, – но приходит к диаметрально противоположным выводам: о безусловной необходимости воспроизводства модели экономической эффективности и победоносного суверенитета. Хотя репрессии ему тоже не нравятся.
Какой линейкой измерить, где тут правильно?
Ну, собственно, ради этого и обсуждение.
***
Между тем научный метод истмата – измерение истории сменой общественно-экономических формаций – сам по себе никуда не пропал. Он по-прежнему задаёт внятные параметры познания и изучения. Им просто высочайше велено не пользоваться – но это характеризует не истмат, а современное состояние и состоятельность отечественной исторической школы. Собственно, именно отсюда и озабоченность «историческим суверенитетом».
Но, как и всякий гуманитарный научный метод, истмат не есть застывшая догма: им ведь изучают развитие сложных систем, поэтому он и сам сущность сложная и развивающаяся. Да он, кстати, и при жизни рассматривал себя как адекватный эпохе инструментарий, а не как «единственно верное учение» или, тем более, предмет поклонения.
Если обожествлять марксизм как нечто всесильное, тогда куда девать рухнувшую в конечном итоге практику строительства коммунизма в России и в странах социалистического блока? Ведь по схеме эта красота должна была прийти на смену капитализму как более продвинутая формация. А если столь же язычески отрицать советский проект, то куда девать беспримерные триумфы суверенитета и государственности России? Они ведь должны быть нам образцом, но при этом не могли же взяться из ниокуда.
Если же научный метод не обожествлять, а использовать именно как научный метод, да ещё творчески развивающийся, – тогда глупых вопросов становится меньше.
***
Пресловутая смена общественно-экономических формаций происходит объективно, но не по расписанию, не в безвоздушном пространстве. И никакой марксизм этого не отрицает: он действительно главным образом про политэкономию, но ведь «базис» и «надстройка» есть диалектическое целое (кстати, поэтому и «политэкономия», а не примитивно-спекулянтский «экономикс»). Как учил нас потом тов. Сталин, мы не можем отменить законы исторического развития, но мы можем их знать и ими руководствоваться. Попросту говоря, законы – это функция базиса, их знание и применение – это функция надстройки, то есть сознательная деятельность человека. Который и есть творец истории. Успешный или незадачливый – это уж от его смышлёности и дееспособности зависит.
Революция, к которой принято вульгарно сводить истмат, только тогда имеет смысл, когда она вынужденно приводит надстройку в соответствие с объективными характеристиками базиса («таран истории», как определяет это российский историк Александр Шубин). Если государственный переворот совершается ради перераспределения барышей между элитными кланами, – то это никакая не революция, а тупо майдан. В то же время, если государство само владеет научным методом, понимает закономерности исторического развития и озабочено благополучием и успехом страны, – то ему и государственный переворот без надобности, оно само революционно. Ну, или эволюционно, раз уж Путину это слово больше нравится. Но при таком подходе разница между революцией и эволюцией – чисто процедурная. Поэтому планомерную эволюцию (или модернизацию, как принято в российской исторической практике) называют ещё «революцией сверху».
Так или иначе, закономерности исторического развития, кроме смены общественно-экономических формаций, включают в себя и характеристики той среды (эпохи, народа, географии и климата, в конце концов), где эта смена происходит. Поэтому одни и те же модульные закономерности в своей сложной историко-культурной конкретике по-разному проявлялись в России, в Америке, в Германии или в Китае. Да и по сию пору ни одна из утопий глобализации (ни американская, ни советская, ни какая-либо другая) не слила эти разные народы с разными повадками в единое «человечье общежитье».
И эти «переменные» в закономерностях исторического развития – тоже в той или иной мере константы. И любой научный метод должен включать их в свою сложную шкалу критериев познания и понимания. Ну, и оценок, ладно уж.
***
Факторы, которые объективно определяют историческое развитие России, в конечном итоге складываются в субъективную, но непреложную мотивацию: безусловный приоритет дееспособной государственности и суверенитета. Вплоть до самодостаточности и сверхдержавности.
Сознательная деятельность наших предков, собственно, именно этот вектор и имела со времён Рюрика – то есть с того момента, с которого наука история что-то определённое знает о наших предках. Ну, правда, не о том же они в свои дремучие эпохи думали, что «феодализм – светлое будущее человечества». Жизнь обустраивали да от врагов отбивались – а это никак без суверенной и сильной державы.
Строго говоря, в мотивациях отцов-основателей США, вождей Великой Французской революции, множества других «синхронных в истории» международных партнёров, – мы увидим те же самые соображения: государственность и суверенитет. Но это для иллюстрации, наша забота сейчас – собственная историческая политика и её стержень.
И вот если видеть в истмате и эту идеологическую плоскость, которая определяет суть русской истории, – тогда шкала «оценок» обретает более предметные очертания.
Народный инстинкт государственности и суверенитета сильно упрощает понимание исторической сущности и ополчения Минина-Пожарского, и Октябрьской революции с последующими пятилетками (и да, репрессиями), – мы увидим, что это вещи одного порядка, что 4 и 7 ноября, по занятному совпадению, но очень не случайно стоят рядом в календаре. Ведь именно поэтому современная РФ «правопродолжатель», а не с бугра сияющего гуманизма свалилась. Есть чего «правопродолжать».
Мы увидим, что «прогрессивность» или, наоборот, «реакционность» эпох и политических сил определяется в первую очередь их соответствием (или нет) масштабам задач русского государственного строительства в конкретное время и в конкретном месте. Мы увидим, что задачи русского государственного строительства вообще никак не противоречат марксистским «общественно-экономическим формациям» и «развитию производительных сил». Это вообще одно и то же: государство, отрицающее законы исторического развития, не может быть ни дееспособным, ни суверенным.
А без дееспособного и суверенного государства у русского народа не может быть истории. Его вообще тогда не может быть.
Думается, это вполне годная точка отсчёта суверенной исторической политике. Хотя и не исчерпывающая, конечно.
________
Где не рождается истина. Почему без установления методической точки отсчёта контрпродуктивны потуги т.н. «общественного консенсуса» в исторической политике, – читайте в обстоятельной рецензии на диспут между «Цифровой историей» и «Дилетантом» в главной ленте «Однако»:
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Предыдущий
0 комментариев