Сергей ‎Махов рассказывает‏ ‎про ‎отлов ‎работорговцев ‎отечественным ‎флотом‏ ‎на ‎Черноморском‏ ‎побережье.

«…Многие‏ ‎семьи ‎зачинали ‎детей‏ ‎только ‎с‏ ‎одной ‎целью ‎— ‎продавать‏ ‎их‏ ‎и ‎получать‏ ‎с ‎этого‏ ‎гарантированный ‎доход. ‎Например ‎адыгские ‎папы‏ ‎очень‏ ‎радовались, ‎когда‏ ‎у ‎их‏ ‎жен ‎рождались ‎девочки, ‎которые ‎ценились‏ ‎гораздо‏ ‎дороже,‏ ‎чем ‎мальчики.‏ ‎Их ‎с‏ ‎удовольствием ‎покупала‏ ‎турецкая‏ ‎знать ‎для‏ ‎своих ‎гаремов.

Большинство ‎рабов ‎на ‎невольничьих‏ ‎рынках ‎Северо-Восточного‏ ‎Кавказа‏ ‎(и ‎особенно ‎Дагестана)‏ ‎было ‎из‏ ‎христиан ‎«мужска ‎и ‎женска‏ ‎полу,‏ ‎природы ‎из‏ ‎Грузии, ‎ясырей»,‏ ‎а ‎на ‎Северо-Западном ‎— ‎из‏ ‎абхазов‏ ‎и ‎черкесов.‏ ‎Как ‎отмечал‏ ‎А. ‎А. ‎Каспари, ‎«когда-то ‎Абхазия‏ ‎славилась‏ ‎своими‏ ‎красавицами,. ‎и‏ ‎турки, ‎скупая‏ ‎горских ‎красавиц,‏ ‎до‏ ‎последних ‎дней‏ ‎предпочитали ‎им ‎только ‎гуриек». ‎М.‏ ‎Пейсонель ‎в‏ ‎середине‏ ‎XVIII ‎в. ‎писал,‏ ‎что ‎«в‏ ‎зависимости ‎от ‎того, ‎к‏ ‎какой‏ ‎национальности ‎принадлежат‏ ‎порабощенные, ‎назначается‏ ‎и ‎их ‎цена. ‎Черкесские ‎невольники‏ ‎привлекают‏ ‎покупателей ‎в‏ ‎первую ‎очередь.‏ ‎Женщин ‎этой ‎крови ‎охотно ‎приобретают‏ ‎в‏ ‎наложницы‏ ‎татарские ‎князья‏ ‎и ‎сам‏ ‎турецкий ‎султан.‏ ‎Есть‏ ‎еще ‎рабы‏ ‎грузинские, ‎калмыцкие ‎и ‎абхазские. ‎Те,‏ ‎кто ‎из‏ ‎Черкесии‏ ‎и ‎Абазы, ‎считаются‏ ‎мусульманами, ‎и‏ ‎людям ‎христианского ‎вероисповедания ‎запрещено‏ ‎их‏ ‎покупать».

Фонвиль, ‎ставший‏ ‎очевидцем ‎продажи‏ ‎кавказских ‎невольниц, ‎так ‎обрисовал ‎условия‏ ‎размещения‏ ‎купленных ‎торговцами‏ ‎девушек ‎до‏ ‎их ‎отправки ‎в ‎Османскую ‎империю:‏ ‎«Мы‏ ‎пустились‏ ‎немедленно ‎в‏ ‎путь ‎и‏ ‎вечеру ‎того‏ ‎же‏ ‎дня ‎прибыли‏ ‎в ‎Туапсе. ‎О ‎Туапсе ‎нам‏ ‎всегда ‎говорили,‏ ‎что‏ ‎это ‎есть ‎торговый‏ ‎центр ‎всего‏ ‎края ‎и ‎что ‎местность‏ ‎здесь‏ ‎чрезвычайно ‎живописна.‏ ‎Представьте ‎же‏ ‎наше ‎удивление, ‎когда ‎мы ‎приехали‏ ‎на‏ ‎берег ‎моря,‏ ‎к ‎устью‏ ‎небольшой ‎речки, ‎ниспадавшей ‎с ‎гор,‏ ‎и‏ ‎увидали‏ ‎тут ‎до‏ ‎сотни ‎хижин,‏ ‎подпертых ‎камнями‏ ‎из‏ ‎разрушенного ‎русского‏ ‎форта ‎и ‎покрытых ‎гнилыми ‎дырявыми‏ ‎досками. ‎В‏ ‎этих‏ ‎злосчастных ‎хижинах ‎проживали‏ ‎турецкие ‎купцы,‏ ‎торговавшие ‎женщинами. ‎Когда ‎у‏ ‎них‏ ‎составлялся ‎потребный‏ ‎запас ‎этого‏ ‎товара, ‎они ‎отправляли ‎его ‎в‏ ‎Турцию‏ ‎на ‎одном‏ ‎из ‎каиков,‏ ‎всегда ‎находившихся ‎в ‎Туапсе».

(…) У ‎нас‏ ‎переведены‏ ‎сотни‏ ‎книг ‎о‏ ‎британской ‎борьбе‏ ‎с ‎работорговлей,‏ ‎мы‏ ‎все ‎знаем‏ ‎про ‎Западно-Африканский ‎патруль ‎и ‎т.‏ ‎д., ‎а‏ ‎вот‏ ‎борьба ‎с ‎работорговлей‏ ‎не ‎особо‏ ‎меньшего ‎масштаба ‎на ‎Кавказском‏ ‎побережье‏ ‎как-то ‎прошла‏ ‎мимо ‎нашей‏ ‎пропаганды.

Естественно, ‎что ‎ответственным ‎за ‎эти‏ ‎патрули‏ ‎стал ‎Черноморской‏ ‎флот, ‎который‏ ‎ими ‎и ‎занялся ‎на ‎постоянной,‏ ‎а‏ ‎не‏ ‎спорадической ‎основе‏ ‎с ‎1829‏ ‎года, ‎после‏ ‎того‏ ‎как ‎был‏ ‎заключен ‎Адрианопольский ‎мирный ‎договор, ‎согласно‏ ‎которому ‎Закубанье‏ ‎отошло‏ ‎России. ‎Но ‎при‏ ‎Грейге, ‎как‏ ‎я ‎уже ‎писал, ‎подготовка‏ ‎Черноморского‏ ‎флота ‎была‏ ‎не ‎ахти,‏ ‎поэтому ‎чаще ‎всего ‎крейсирования ‎ограничивались‏ ‎двумя-тремя‏ ‎месяцами ‎в‏ ‎год, ‎в‏ ‎сентябре ‎корабли ‎уходили ‎в ‎Севастополь,‏ ‎и‏ ‎дальше‏ ‎турецкие ‎работорговцы‏ ‎выходили ‎из‏ ‎Синопа ‎и‏ ‎Трапезунда‏ ‎к ‎Черкессии,‏ ‎где ‎загружались ‎«живым ‎товаром» ‎и‏ ‎шли ‎обратно‏ ‎к‏ ‎берегам ‎Турции.

«Чтобы ‎незаметно‏ ‎миновать ‎российские‏ ‎патрульные ‎крейсеры ‎и ‎причалить‏ ‎к‏ ‎берегу, ‎турецкие‏ ‎капитаны ‎предпочитали‏ ‎тёмные, ‎по ‎возможности ‎безлунные ‎ночи.‏ ‎В‏ ‎подобных ‎условиях‏ ‎попасть ‎к‏ ‎пункту ‎встречи ‎с ‎кавказскими ‎продавцами‏ ‎„живого‏ ‎товара“‏ ‎было ‎сложно,‏ ‎была ‎опасность‏ ‎выйти ‎к‏ ‎русским‏ ‎укреплениям. ‎„Ночью,‏ ‎при ‎благоприятном ‎ветре, ‎контрабандные ‎суда‏ ‎совершали ‎путь‏ ‎вдоль‏ ‎берега ‎по ‎огням,‏ ‎которые ‎зажигали‏ ‎и ‎поддерживали ‎в ‎горах‏ ‎черкесы“.‏ ‎Причалив ‎к‏ ‎берегу, ‎контрабандисты‏ ‎делали ‎несколько ‎выстрелов, ‎на ‎которые‏ ‎собирались‏ ‎окрестные ‎горцы.‏ ‎После ‎того‏ ‎как ‎корабль ‎разгрузили, ‎его ‎обычно‏ ‎вытаскивали‏ ‎на‏ ‎берег ‎и‏ ‎маскировали ‎ветками‏ ‎или ‎затапливали‏ ‎в‏ ‎устье ‎рек‏ ‎до ‎следующего ‎рейса.»

Тем ‎не ‎менее‏ ‎даже ‎во‏ ‎времена‏ ‎Грейга ‎русские ‎крейсерства‏ ‎были ‎довольно‏ ‎эффективны ‎— ‎за ‎сезон‏ ‎могли‏ ‎перехватить ‎до‏ ‎54 ‎(1832‏ ‎год) ‎турецких ‎работорговцев. ‎Если ‎на‏ ‎судне‏ ‎обнаруживались ‎русские,‏ ‎которых ‎везли‏ ‎на ‎продажу ‎в ‎Турцию ‎—‏ ‎команду‏ ‎и‏ ‎корабль ‎топили‏ ‎без ‎вопросов.‏ ‎В ‎ответ‏ ‎работорговцы‏ ‎первым ‎делом‏ ‎при ‎встрече ‎с ‎русским ‎патрулем‏ ‎старались ‎выкинуть‏ ‎за‏ ‎борт ‎русских, ‎чтобы‏ ‎иметь ‎шансы‏ ‎выжить. ‎Тем ‎не ‎менее,‏ ‎русские‏ ‎проводили ‎опросы‏ ‎членов ‎команды‏ ‎и ‎пленников, ‎и ‎если ‎выясняли,‏ ‎что‏ ‎русские ‎были‏ ‎выкинуты ‎за‏ ‎борт ‎— ‎смерть ‎работорговцев ‎была‏ ‎еще‏ ‎более‏ ‎жестокой ‎—‏ ‎из ‎запирали‏ ‎в ‎трюме‏ ‎и‏ ‎сжигали ‎нафиг».