Пападжи - Махасамадхи
Видео было приурочено к очередной махасамадхи Пападжи. Один из любимых переводов. Работал над ним месяца два.
0
читателей
Wake Up. Переводы бесед, встреч, сатсангов, книг. Переводы бесед/встреч/сатсангов
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Роберт Адамс
Роберт Адамс
Любящая Доброта
[Перевод] 2025 Консенсус EACVI по мультимодальной визуализации сердечно-сосудистой системы в оценке болезни Андерсона–Фабри
Доступно подписчикам уровня
«Участник Heart Team»
«Участник Heart Team»
Перевод Консенсуса EACVI 2025 года по мультимодальной визуализации сердечно-сосудистой системы в оценке болезни Андерсона–Фабри
The Mighty Boosh Live. Future Sailors Tour (2009) [RUS hardsub (songs only)]
Доступно подписчикам уровня
«Замануха! =)»
«Замануха! =)»
The Mighty Boosh Live. Future Sailor Tour (2009) без хардсабов... ну почти)
[Перевод] 2025 Краткий обзор руководства по острым коронарным синдромам ACC/AHA/Multisociety
Доступно подписчикам уровня
«Участник Heart Team»
«Участник Heart Team»
Представляем перевод краткого обзора Руководства по острым коронарным синдромам ACC/AHA/Multisociety от 2025 года
The Mighty Boosh Live. Future Sailors Tour (2009) [RUS hardsub]
Доступно подписчикам уровня
«Замануха! =)»
«Замануха! =)»
А вот и вторая часть марлезонского балета — «The Mighty Boosh Live. Future Sailors Tour» (2009)
The Mighty Boosh Live (2006)
Доступно подписчикам уровня
«Замануха! =)»
«Замануха! =)»
«The Mighty Boosh Live» (2006)! 18+! ;-)
«Иное царство смерти: страшные истории о Первой мировой» — русский перевод (3/9)
Доступно подписчикам уровня
«Посвященный»
«Посвященный»
Сборник рассказов в жанре ужасов в декорациях Первой мировой войны. Прогресс перевода: 3/9
«Команда», Садир С. Самир — русский перевод (главы 1-8 из 33)
Доступно подписчикам уровня
«Посвященный»
«Посвященный»
Среди отзывов на эту книгу на Amazon кто-то написал, что это "Дэдпул" во вселенной "Тысячи и одной ночи". А раз так - надо перевести.
«Охотник за головами», Тим Каррэн — русский перевод
От себя: Официально Каррэн у нас практически не издавался, но энтузиасты его активно переводят. Но именно эта повесть, насколько я знаю, на русский переведена не была. И я решил это исправить. Что имеем: мистический военный ужастик в антураже Вьетнамской войны. Много крови, трупов, насилия и нецензурной брани. Строго 18+
Аннотация: Вьетнам, 1970-й. Зелёный ад, где смерть таится за каждым деревом, прячется в каждом сгустке тени и каждой низине, затянутой туманом. Повсюду растяжки и пули, противопехотные мины и реактивные снаряды. Майк Маккинни приехал писать о войне — о страхе и безысходности, о солдатах и мирных жителях, о земле, которую этот конфликт изуродовал навсегда… но он столкнулся с чем-то куда более жутким: первобытным кошмаром, явившимся прямиком из мрачных глубин вьетнамского фольклора. Чудовищем, что охотится за человеческими головами среди искорёженных, затерянных в джунглях холмов Центрального нагорья. Теперь эта тварь выслеживает его. И остановить её не в силах никто.
ПЕРЕВОД ЗАВЕРШЁН
Насилие глобализации. Бодрийяр
Перевод на русский язык статьи французского философа Жана Бодрийяра «La violence de la mondialisation», опубликованной в ноябрьском номере 2002 года ежемесячной французской газеты Le Monde diplomatique.
Название англоязычный версии статьи — «Отчаяние владения всем» (The despair of having everything).
Насилие глобализации
От антитеррора к войне
Есть ли в глобализации некая неотвратимость? Все культуры, за исключением нашей, так или иначе избегали участи бесчувственного обмена. Где тот критический порог перехода к универсальному, а затем и к глобальному? Что это за помутнение рассудка, которое толкает мир к абстрагированию Идеи, и какое замешательство толкает к безусловной реализации этой Идеи?
Представление о всеобщем было Идеей. Когда же оно начинает воплощаться в действительности, то оно уничтожает себя как Идею, как идеальную цель.
Человек стал единственным критерием, а человечество, ограниченное самим собой (дословно — имманентное себе самому, прим. переводчика), заняло пустующее место умершего Бога. Отныне человек правит безраздельно, но у него больше нет метафизических причин своего бытия. Не имея больше врага, он порождает его изнутри, выделяя всевозможные метастазы своей бесчеловечности.
Отсюда это насилие со стороны мира — насилие системы, которая преследует любую форму отрицания, уникальности, включая ту высшую форму уникальности, которой является сама смерть; насилие общества, в котором нам в принципе запрещено конфликтовать, запрещено умирать. В каком-то смысле это насилие является концом насилия как такового. Оно работает над конструированием мира, свободного от любого естественного порядка, будь то порядок тела, пола, рождения или смерти. Стоило бы говорить даже в большей степени о жестокости, чем о насилии. Это насилие становится вирусом: оно распространяется путем заражения, цепной реакции и шаг за шагом лишает нас всех иммунных защит и в принципе способности сопротивляться.
Однако партия еще не закончена — глобализация еще не одержала досрочной победы. Перед лицом этой стирающей все различия и растворяющей силы повсюду возникают очаги сопротивления — не просто разные, но диаметрально противоположные. За растущим неприятием глобализации, проявляющимся в форме социального и политического протеста, стоит разглядеть нечто большее, чем просто архаичный отказ, своего рода мучительный ревизионизм в отношении достижений современности и «прогресса». Речь не только о неприятии глобальной технической инфраструктуры, но и в отторжении предлагаемого принципа эквивалентности всех культур. Этот выход подземных вод на поверхность может иметь насильственные, аномальные, иррациональные с точки зрения нашего просвещенного ума, аспекты, и принимать коллективные этнические, религиозные, языковые формы — в равной степени как и индивидуальные, характерные или невротические формы. Было бы заблуждением клеймить эти движения как популистские, архаичные или даже террористические. Всё, что происходит сегодня, направлено против этой абстрактной универсальности — включая антагонизм ислама по отношению к западным ценностям (именно в силу своей позиции самого яростного противника этих ценностей ислам сегодня стал врагом номер один).
Кто может помешать глобальной системе? Точно не антиглобальное движение, которое преследует лишь одну цель — сдерживание процессов дерегуляции. Его политическое влияние может быть значительным, но в символическом плане оно ничего из себя не представляет. Это насилие по-прежнему является своего рода внутренним препятствием, которое система может преодолеть, оставаясь хозяином игры.
Что может помешать системе, так это не положительные альтернативы, а особенности. Однако они не являются ни положительными, ни отрицательными. Они не являются альтернативой, они — другого порядка. Они больше не подчиняются ценностному суждению или принципу политической реальности. Таким образом, особенности могут быть лучшими или худшими. Поэтому мы не можем объединить их в рамках единого исторического действия. Они противятся любой мысли, которая претендует стать единственной и доминирующей, но в тоже время они и сами не претендуют на это. Они изобретают свою игру и присущие ей правила.
Особенности не обязательно предполагают насилие, они могут быть весьма утонченными, например, в виде таковых языка, искусства, тела или культуры. Но среди них бывают и такие, которые связаны с насилием, в том числе терроризм. Терроризм мстит за все своеобразные культуры, которые своим исчезновением заплатили за установление этой единственной мировой силы (т. е. глобализации — прим. переводчика).
Поэтому речь идет не о «столкновении цивилизаций», а о противостоянии, почти антропологическом, между недифференцированной универсальной культурой и всем тем, что в какой бы то ни было области сохраняет свою инаковость, которую невозможно свести на нет.
Для глобальной силы, столь же фундаменталистской, как и религиозная ортодоксия, все отличные от нее формы представляют собой ересь. На этом основании они обречены добровольно или насильственно быть включенными в этот мировой порядок, в противном случае их ждет исчезновение. Миссия Запада (или, скорее, бывшего Запада, поскольку у него давно уже нет собственных ценностей) состоит в том, чтобы любыми средствами подчинить множество культур жестокому закону эквивалентности. Культура, утратившая свои ценности, может только отомстить другим культурам, у которых ценности еще сохранились. Даже войны — как, например, война в Афганистане, в первую очередь направлены, помимо политических или экономических стратегий, на нормализацию дикости, на нанесение сокрушительных ударов по всем территориям. Цель состоит в том, чтобы искоренить любую непокорность, колонизировать и одомашнить все дикие пространства, будь то в географическом пространстве или в ментальной сфере.
Установление глобальной системы проистекает из свирепой ревности; ревности безразличной «размытой» культуры по отношению к самобытным культурам; ревности десакрализованных обществ к культурам или формам, предполагающим жертвенность.
Для такой системы любая форма сопротивления в принципе приравнивается к терроризму [сноска 1]. Теперь снова об Афганистане. То, что на какой-то территории могут быть запрещены все формы «демократических» свобод и разврата — музыка, телевидение или даже женское лицо; то, что какая-то страна может целиком и полностью противостоять тому, что мы называем цивилизацией, независимо от того, на какой религиозный авторитет при этом ссылаются; всё это невыносимо для остального «свободного» мира. Вопрос даже не ставится о том, что современности может быть отказано в ее универсальных притязаниях. Те, кому наша цивилизация не представляется очевидным Благом и естественным идеалом человеческого рода, те, кто ставит под сомнение универсальность наших нравов и наших ценностей, пусть речь даже идет об отдельных группах людей, они сразу же объявляются фанатиками. Ибо, с точки зрения единого мировосприятия и консенсуса Запада, они совершают преступление.
[Сноска 1]. Можно даже продолжить мысль и заявить, что стихийные бедствия тоже являются формой терроризма. Техногенные катастрофы, вроде Чернобыля, одновременно и террористические акты, и стихийное бедствие. Отравление токсичным газом Бопал в Индии — несчастный случай техногенного характера — мог бы быть признан террористическим актом. Ответственность за любую авиакатастрофу могла бы взять на себя какая-нибудь террористическая группа. Характерной чертой иррациональных событий является возможность их приписывания кому угодно и чему угодно. В конце концов фантазия может всё представить как нечто с криминальным генезисом, даже похолодание или землетрясение, впрочем это не ново: во время землетрясения в Токио в 1923 были убиты тысячи корейцев, на которых возложили вину за это стихийное бедствие. В столь целостной системе как наша всё обладает одним и тем же эффектом дестабилизации. Всё угрожает неисправностями системе, которая хотела бы быть непогрешимой. И, глядя на то, что мы переживаем уже сейчас в рамках рационального и программного господства системы, мы можем задаться вопросом, не является ли самой страшной катастрофой сама непогрешимость этой системы.
Это противостояние может быть понято только через призму символических обязательств. Чтобы понять ненависть остального мира к Западу, необходимо перевернуть всё с ног на голову. Это ненависть не тех, у кого мы все отняли и кому ничего не вернули, а тех, кому мы все отдали, но они не могут это вернуть. Таким образом, это ненависть, которая обусловлена не лишением собственности или эксплуатацией, но унижением. И именно на это отвечает терроризм 11 сентября: унижением на унижение.
Худшее для глобальной силы — это не быть атакованной или уничтоженной, а быть униженной. И она была унижена 11 сентября, потому что террористы нанесли такой удар, на который она не может ответить. Все репрессии — это всего лишь средство физического возмездия, в то время как она потерпела символическое поражение. Война отвечает на агрессию, но не на вызов. Ответом на этот вызов могло бы быть только унижение того, кто нанес этот удар (разумеется, не в том смысле, чтобы стереть его в пыль бомбардировками или запереть как собаку в Гуантанамо).
Основой любого господства, в соответствии с фундаментальным законом, является отсутствие вознаграждения. Акт власти — это акт дарения, не предполагающий двустороннего обмена. Соответственно, империя Добра и насилие Добра — это возможность дарить без какой-либо компенсации, т. е. занять место Бога, или Господина, который оставляет рабу спасенную жизнь в обмен на его труд (но труд не является символической компенсацией, поэтому единственным ответом в конечном итоге остается восстание
и смерть). И всё же Бог оставлял место для жертвоприношения.
В традиционном порядке всегда существует возможность воздать должное Богу, природе или какой-либо другой инстанции в форме жертвоприношения. За счет этого обеспечивается символическое равновесие существ и вещей. Сегодня у нас больше нет никого, кому можно было бы вернуть этот символический долг — и в этом проклятие нашей культуры. Дело не в том, что невозможен дар, дело в том, что невозможно воздаяние, поскольку все пути, требующие жертвенности, оказались так или иначе перекрыты (остается только пародия на жертвоприношение, видимая во всех современных формах виктимности).
Мы находимся в положении, когда пощады ждать не откуда, мы постоянно получаем что-то, причем не от Бога или природы, а с помощью технического средства всеобщего обмена и всеобщего удовлетворения. Нам практически всё дано, и мы имеем право на всё, добровольно или насильственно. Мы находимся в положении рабов, которым оставили жизнь и которые связаны неразрешимым долгом. Всё это может работать в течение длительного времени благодаря включению (новых людей, прим. переводчика) в обмен и в экономический порядок, но в какой-то момент фундаментальный закон возьмет свое, и в ответ на этот положительный перенос последует отрицательный контрперенос: насильственная абреакция (освобождение от напряжения, вызванного подавляемыми эмоциями, прим. переводчика) на эту жизнь в неволе, на это защищенное существование, на это пресыщение существованием.
Эта реверсия принимает форму либо открытого насилия (например, терроризм), либо беспомощного отрицания, характерного для современной эпохи, либо ненависти к себе и раскаяния, либо всех негативных страстей, которые являются выхолощенной формой воздаяния, которое отныне невозможно.
То, что мы ненавидим в себе, этот затуманенный объект нашего негодования, так это избыток реальности, избыток власти и комфорта, эта всеобщая доступность, это окончательное достижение — судьба, которую Великий инквизитор в глубине души уготовил одомашненным массам у Достоевского. Однако именно это осуждается террористами в нашей культуре — отсюда эхо, которое находит терроризм, и очарование, которое он вызывает.
Из этого следует, что терроризм так же, как и отчаяние униженных и оскорбленных, основан на невидимом отчаянии привилегированных слоев населения в условиях глобализации, на нашем собственном подчинении интегральным технологиям, подавляющей виртуальной реальности, влиянию сетей и программ, которые, возможно, определяют инволюционный профиль всего человеческого рода, ставшего «глобальным» (разве превосходство человеческого рода над остальной частью планеты не аналогично превосходству Запада над остальным миром?). И это невидимое отчаяние принадлежит нам самим и не подлежит обжалованию, поскольку оно проистекает из исполнения всех желаний.
Если терроризм, таким образом, проистекает из этого избытка реальности и невозможности обмена, из этого изобилия без вознаграждения и этого принудительного разрешения конфликтов, то иллюзия искоренения его как объективного зла является полной, поскольку, такой как он есть, в своем абсурдном и бессмысленном виде, он — вердикт и осуждение, которое это общество выносит само себе.
Жан Бодрийяр
Философ, автор, среди прочих, книг «Войны в Персидском заливе не было» (1991), «Идеальное преступление» (1994) и «Дух терроризма» (2002). Этот текст взят из его нового эссе «Инферно власти».
Источник: https://www.monde-diplomatique.fr/2002/11/BAUDRILLARD/9608
Израиль может проиграть
Перевод на русский язык статьи старшего вице-президента Center for Strategic and International Studies (CSIS) Джона Альтермана «Israel Could Lose», опубликованной 7 ноября 2023 года на сайте CSIS.
Израиль может проиграть
На счету армии Израиля внушительный список побед. Израиль побеждал в конвенциональных войнах в 1948, 1967 и 1973 годах; он вынудил Организацию освобождения Палестины отказаться от вооружённого сопротивления в 1996 г; и с 2006 года он сдерживает «Хезболлу», которую разгромил в ходе военной кампании. Военные силы Израиля сильны не только благодаря поддержке США — Израиль милитаризован во всём: от доктрины, организации и военной подготовки до руководства и государственного аппарата. Несомненно, это самая мощная военная сила на Ближнем Востоке.
В многочисленных дискуссиях на тему войны в Газе победа Израиля принимается как данность. Ставки Израиля здесь слишком высоки, а его преимущество над ХАМАС так велико, что любой иной исход, отличный от победного, просто немыслим. Вопросы вызывают лишь сроки и цена.
И тем не менее, вполне возможно, что война в Газе станет первой войной в израильской истории, которую могущественная армия может проиграть. Потери будут катастрофическими для Израиля и крайне дискредитирующими для Соединённых Штатов. И именно поэтому такой исход также необходимо принимать во внимание.
Военные силы Израиля в основном не принимали участия в сомнительных историях наподобие тех, что преследовали Соединенные Штаты со времен войны во Вьетнаме, после которой началась череда операций с противоречивым исходом. Армия США завершила свои действия в Ливане, Сомали, Гаити без очевидной победы, но то были мелкие операции. В развязанные после 9/11 в Ираке, Афганистане и на сирийско-иракской границе войны были вложены большие усилия и серьезные средства, но долгие годы войны, миллиарды долларов и тысячи жизней американских граждан не смогли обеспечить победы.
Израильтяне иногда выступают против сравнения своих войн за выживание, в буквальном смысле проходящих на границах их государства, с действиями США, которые те ведут вдали от собственных границ. Они также утверждают, что израильское общество едино в вопросах выживания, в то время как население Запада разрозненно и непостоянно. Израиль победит, потому что должен победить, говорят они. Но как быть с преподанным США уроком о том, что с правильной стратегией даже слабый может одолеть сильного?
Варварская резня, устроенная ХАМАС в Израиле, проводит аналогию с Исламским государством и Аль-Каидой, но она отвлекает внимание от того, что на самом деле важно: концепция военной победы ХАМАС, как и в упомянутых организациях, заключается в долгосрочной политической игре. ХАМАС ждет победу не через год и не через пять лет, но спустя десятилетия борьбы, которая еще больше сплачивает палестинцев и усиливает изоляцию Израиля. В этом сценарии ХАМАС заставляет осажденное и озлобленное население Газы объединиться вокруг себя и помогает обрушить администрацию Палестинской автономии, представляя ее в глазах палестинцев как жалкий придаток военных властей Израиля. Тем временем отношения Израиля с арабскими государствами все дальше от нормализации, глобальный Юг объединяется вокруг палестинской проблемы, Европа содрогается от бесчинств израильской армии, а Америка тонет в спорах по поводу действий Израиля, сводящих к нулю поддержку обеих партий, которой Израиль пользовался с начала 1970-х. Раскаты региональной войны вполне устраивают ХАМАС: они порождают сомнения относительно цены союза с Израилем. Способность Израиля сохранить сплоченность внутри себя при этом ХАМАС волнует мало. Его цель, скорее, в том, чтобы отгородить Израиль от его международных партнеров и превратить в изгоя, каким его считает ХАМАС.
Чтобы следовать этой стратегии, ХАМАС не нужно много сил: достаточно просто проявить упорство. Вместо того, чтобы пытаться победить Израиль собственными силами, он постарается одержать над ним победу с помощью превосходящих сил самого Израиля. Возможности Израиля позволяют ему убивать мирных палестинцев, уничтожать палестинскую инфраструктуру и игнорировать мировые призывы к сдержанности. Всё это играет на руку ХАМАС.
ХАМАС, как и раньше, планирует в основном терпеть поражение в боях. Но невероятный успех, которого группировка добилась 7-го октября, вдохновит будущие поколения палестинцев, высоко ценящих даже маленькие победы, достигнутые при невероятно малых шансах. Стремление ХАМАС вернуть Иерусалим схоже с целями верящих в пришествие мессии иудеев и христиан, верящих во второе пришествие Христа. И это стремление неизменно независимо от вероятности его реализации в течение человеческой жизни.
Израиль ставит на то, что сможет убить достаточное число боевиков ХАМАС и быстро одержать победу, и уже потом разбираться с последствиями. Цель ХАМАС — последовательно вести Израиль в тупик. Что следует сделать Израилю, чтобы обеспечить поражение ХАМАС?
Наиважнейшими являются две задачи, и ни одна из них не решается исключительно военным путем. Первая — вернуть себе мировую поддержку, которую Израиль, похоже, уступил безнравственной и жестокой террористической организации, нацеленной на убийство невинных. Это самая большая проблема для окружающих Израиль государств, многие из которых разделяют враждебность Израиля по отношению к ХАМАС. Когда Израиль придет к необходимости вывода войск из Газы, что, несмотря на все недавние заявления, он всё же должен будет это сделать, для восстановления территории ему потребуется содействие таких стран, как Египет, Иордан и Саудовская Аравия. Этим странам придется способствовать поставкам продовольствия, обеспечивать защиту полиции, финансировать строительство и легитимизировать новоявленные структуры управления.
Израилю также понадобится помощь в укреплении ослабшей за многие годы власти Палестинской администрации. Пока ни одно из упомянутых государств не настроено на разрешение палестинской проблемы, всех их оскорбляет так называемое израильское безразличие к жизням арабов. Они не желают идти позади израильских танков и не считают себя обязанными защищать Израиль от него самого. Они не жаждут брать ответственность за Газу, но могут иметь в Газе свои собственные интересы и устранять возникающие для этих интересов угрозы. Израилю следует сотрудничать с этими государствами напрямую. Он должен дать им понять, что их понимает, убедить в том, что стабильность в Газе возможна только при их участии, и что это полезно для их собственных интересов.
Вторая задача связана с первой. Израилю необходимо отделить ХАМАС от населения, проследить за тем, чтобы родившаяся в результате этой войны сплочённость палестинцев сконцентрировалась вокруг сильной альтернативы ХАМАС. Израильтяне умеют работать в этом направлении, но в реальности таким альтернативным организации или движению понадобится достаточный авторитет для поддержания стремления палестинцев к процветанию и самоопределению. Если многие палестинцы почувствуют, что в будущем их ожидает лишь нищета, они могут пожелать довести до нищеты и своих обидчиков. Общее дело, чувство собственного достоинства и чувство собственной значимости способно сильно мотивировать уязвимые группы населения, и если достижения этих целей можно будет добиться лишь руками агрессивно настроенных вооружённых группировок, такие группировки станут пользоваться неоспоримой популярностью среди палестинцев.
Израиль намного больше устроит сильное палестинское движение, способное время от времени поддерживать Израиль, а не просто ему подчиняться. Власть Палестинской автономии под руководством Махмуда Аббаса в этом отношении потерпела неудачу, и в результате рейтинги одобрения Аббаса упали до единичных значений. Бывший глава Шин-Бет Ами Аялон, напротив, считает, что палестинцам необходим не просто политический горизонт, а нечто большее. У палестинской нищеты множество форм — и палестинцы несут за неё ответственность, но они должны понимать, что от этой нищеты можно избавиться.
Госсекретарь Энтони Блинкен недавно вернулся из поездки на Ближний Восток, где провел почти неделю, продвигая эти идеи, однако его усилия не возымели особого успеха. Израиль, похоже, слишком увлекся военными действиями. Если принять во внимание публичные заявления его руководства, оно даже не задумывается о том, как будет выглядеть победа, и Блинкен не смог повлиять на его взгляды.
Согласно отчётам, ХАМАС планировал свою атаку в течение нескольких лет, в собственном успехе он уверен не был, однако не сомневался в том, какой будет реакция Израиля. Израиль не может позволить себе проиграть войну. Но, стремясь к победе, он может это сделать.
Джон Б. Алтерман является старшим вице-президентом, председателем Совета по глобальной безопасности и геополитике Збигнева Бжезинского и директором ближневосточной программы Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне, округ Колумбия
Объяснение проблемы бесполезной стратегии Израиля в Газе. Перевод статьи Рафаэля С. Коэна в Los Angeles Times
Перевод на русский язык статьи политолога Рафаэля С. Коэна «Opinion: The problem with Israel’s futile Gaza strategy, explained», опубликованной 19 октября 2023 года в газете Los Angeles Times.
Мнение: Объяснение проблемы бесполезной стратегии Израиля в Газе
Фраза «покос травы» была девизом стратегии Израиля в секторе Газа в течение последних полутора десятилетий.
Выглядит она следующим образом: палестинцы, разочарованные состоянием анклава, обращаются к таким организациям, как ХАМАС, хотя бы только и с целью отомстить Израилю; Израиль вводит ограничения вроде блокады Газы, ссылаясь на соображения безопасности; условия жизни в секторе Газа продолжают ухудшаться, а недовольство нарастает; ХАМАС, «Палестинский исламский джихад» и другие опираются на недовольство и нападают на Израиль; Израиль в ответ «косит траву» — убивает виновников вместе с некоторым количеством мирных жителей, что дает в лучшем случае несколько лет относительного мира и подпитывает дальнейшую долгосрочную радикализацию. И так цикл продолжается до бесконечности.
«Покос травы» воплощает собой нечто большее, чем просто стратегический фатализм: он также отражает значительную степень высокомерия. В его основе лежит предположение, что Израиль может двигать ползунком, контролирующим сектор Газа, нанося удар по ХАМАСу достаточно сильно, чтобы отпугнуть его от нападения на Израиль, но не настолько сильно, чтобы Газа погрузилась в хаос или взорвалась региональной войной. Как сказал один израильский военный аналитик о войне в Газе 2014 года: «Мы хотим переломать им кости, не доводя дела до больничной койки».
Удерживать этот баланс год за годом трудно, если не невозможно, особенно по мере того, как внутреннее давление в секторе Газа растет. Его 2 миллиона жителей сосредоточены на территории размером примерно с Филадельфию, 80% из них нищие, а 46% безработные. Около 108 000 кубометров неочищенных сточных вод ежедневно стекают из сектора Газа в Средиземное море, а доступ к питьевой воде затруднен.
На этом фоне и при отсутствии какого-либо пути к улучшению жизни для жителей Газы никакая военная стратегия по сдерживанию насилия не сможет добиться успеха в долгосрочной перспективе. Без предохранительного клапана Газа должна была неминуемо взорваться.
Стратегия «покоса травы» Израилем, наконец, потерпела сокрушительное поражение 7 октября. Нападение ХАМАС подчеркнуло, насколько мало контроля у Израиля над сектором Газа. Это был не просто провал разведки и оперативный провал, но и более масштабный стратегический провал. Основная идея, лежащая в основе всего подхода Израиля, за одно утро показала свою катастрофическую ошибочность.
Усвоил ли Израиль эту стратегическую неудачу, остается отдельным открытым вопросом. Премьер-министр Биньямин Нетаньяху пообещал «восстановить сдерживание» на границах Израиля, а страна мобилизует около 360 000 резервистов, что функционально утроит Силы обороны Израиля. Все это указывает на повышение той же ставки: еще большее «скашивания травы».
С чисто военной точки зрения, самые трудные дни для Израиля, вероятно, впереди. Обширная сеть туннелей ХАМАСа под сектором Газа и угроза казни множества заложников делают вероятным крупномасштабное наземное вторжение. В последний раз Израиль вел наземную войну в секторе Газа в 2014 году. Она длилась 50 дней, сравняла с землей большие участки сектора и привела к гибели более 70 израильтян и 2000 палестинцев. Число жертв нынешней войны в Газе уже превысило этот показатель всего за несколько дней, а наземное вторжение еще не началось.
Но как только со всеми убийствами будет покончено, Израилю придется сделать что-то еще более сложное, если он хочет иметь хоть какую-то надежду предотвратить следующую войну (и еще одну после неё): ему нужно будет перестроить Газу во что-то лучшее, чем она была. Это означает, что жителям Газы будет предоставлен шанс на экономическое процветание, возможно, даже ценой ослабления блокады. Это означает, что жители Газы должны иметь политические возможности помимо ХАМАС и коррумпированной и податливой Палестинской администрации. И это означает восстановление социальной структуры Газы, которая, вероятно, станет еще более потрепанной после разрушительной войны, которая может сделать анклав еще более враждебным по отношению к Израилю.
Это не только дорогостоящее предложение того рода, в котором военные не особо искушены. Израильской общественности также будет трудно это переварить, особенно учитывая размер и масштаб недавних злодеяний ХАМАСа.
Тем не менее, необходимо положить конец циклу скашивания травы, осуществляемого только с тем, чтобы увидеть, как она снова вырастает.
Рафаэль С. Коэн — директор по стратегии и доктрине в проекте AIR FORCE корпорации RAND и автор книги «От „Литого свинца“ до „Нерушимой скалы“: уроки израильских войн в секторе Газа».
Сломанная демография. Три мира, одна планета. Альфред Сови
Перевод на русский язык статьи французского демографа и социолога Альфреда Сови «Démographie — En vrac. TROIS MONDES, UNE PLANÈTE», опубликованной 14 августа 1952 года в журнале L’Observateur.
Сломанная демография
Три мира, одна планета Альфред Сови «Обсерватер», 14 августа 1952, № 118, страница 14.
Мы с охотой говорим о двух мирах, о возможной войне между ними, об их возможном сосуществовании и т. д. При этом часто мы совсем забываем о том, что существует и третий мир, который в хронологическом порядке — первый. Этим самым третьим миром мы называем, использую ооновскую терминологию, все слаборазвитые страны.
Но можно посмотреть на ситуацию и иначе — глазами большинства. Для него первый и второй мир (Запад и Восток) находятся в авангарде человечества, оторвавшись от остальных на несколько веков вперед.
Не будь этого третьего (первого хронологически) мира, сосуществование двух других не представляло бы большой проблемы. Берлин? Германия? Давно уже бы работала система невидимой оккупации, которая предоставила бы немцев самих себе; порицать ее стали бы только военные, любящие гражданскую жизнь. Торжество коммунизма в западной Европе? Худшего кошмара СССР себе и представить не может. Самый ярый сталинист здесь (в Европе) рассматривается там (в СССР), как зараженный Западом. Лучше уж хороший китаец или индиец, учившийся в Москве, представление которого о буржуазии не замутнено ничем и полностью соответствует советской доктрине — другой буржуазии он попросту не знает. В то же время англичане, шведы, французы представляются отнюдь не столь желанными новобранцами в коммунистических рядах.
Что действительно представляет важность для первого и второго миров, так это захват третьего или, по крайней мере, привлечение его на свою сторону. Именно этим объясняются все сложности сосуществования.
Капитализм на Западе и коммунизм на Востоке поддерживают друг друга. Если исчезнет один, то другому предстоит пройти через беспрецедентный кризис. Сосуществование двух этих миров должно было бы стать движением к некоему совместному режиму — одинаково далекому и непритязательному. Достаточно было бы каждому из двух миров постоянно отрицать это будущее сближение — время и техника сделали бы все остальное. Возникли бы другие проблемы, на которые пришлось бы тратить много времени. Какие? Остережемся задавать этот вопрос.
Мысленно перенеситесь в другую эпоху: в разгар религиозных войн поделитесь неосторожным мнением о том, что, возможно, однажды католики и протестанты будут озабочены другими вопросами, нежели проблема непорочного зачатия. На вас посмотрят с любопытством и, тут нет никаких сомнений, сожгут на костре по тем или иным основаниям, может быть, как сумасшедшего.
К сожалению, борьба за овладение третьим миром не позволяет первым двум прокладывать себе дорогу, припевая при этом, каждый у себя, что он, разумеется, самый лучший, единственный, «истинный». Дело в том, что холодная война имеет серьезные последствия. У них она провоцирует удушающую атмосферу шпиономании, которая, в свою очередь, толкает к самой свирепой изоляции. У нас она является причиной остановки социального прогресса. Ради чего стеснять себя и затягивать пояса, если страх перед коммунизмом удерживает на склоне тех, кто хотел бы двигаться вперед? Никогда в истории время не было столь благоприятным для законодательной работы с классовых позиций, и мы это хорошо видим. Итак, давайте прекратим обкрадывать сами себя, объявим налоговую амнистию, без страха откажемся от жизненно важных инвестиций, строительства школ и жилья в пользу серьезных вложений в дорожный фонд, дабы воскресные вечерние возвращения в прекрасные кварталы были комфортны, как никогда. Расширим привилегии наименее защищенных слоев общества — сельскохозяйственного и алкогольного лобби. Зачем мучаться, если никакой оппозиции нет и в помине?
Таким образом, восхождение к обществу (режиму) отдаленному и неизвестному было остановлено в обоих лагерях, и причиной всему этому отнюдь не только военные расходы. Речь идет о другом: обопрись на врага, дабы самому твердо стоять на ногах. В каждом лагере побеждают самые суровые, по крайней мере, пока. Достаточно заклеймить других как предателей, и тогда борьба становится легкой и понятной. Поэтому они в конечном счете объединяются вокруг одного общего дела, и имя ему — война.
Тем не менее, во всей этой схеме кое-что не останавливается — время. Его медленная работа позволяет предположить, что масштаб кризисов, как и всегда, будет соотноситься с искусственным характером застоя. Как идет эта медленная работа времени? Многими путями, но один из них не знает никакой жалости.
Слаборазвитые страны, то есть третий мир, вошли в новую фазу исторического развития: достаточно быстро в них внедряются определенные медицинские технологии, что обуславливается их дешевизной. Весь Алжир был обработан пестицидами в рамках борьбы с малярией: цена вопроса — 68 франка на человека. Аналогичным образом на Цейлоне, в Индии и других местах добиваются тех же результатов. За несколько центов жизнь человека продлевается на много лет. В итоге эти страны демонстрируют показатели смертности и рождаемости, которые для Запада были характерны в 1914 году и XVIII веке соответственно. Разумеется, это приводит к улучшению экономических результатов: чем меньше уровень смертности среди молодежи, тем больше продуктивность взрослого населения и т. д. Вместе с тем мы прекрасно понимаем, что этот демографический рост должен был бы сопровождаться серьезными инвестициями, чтобы «обложка соответствовала содержанию». Однако эти жизненно важные инвестиции стоят гораздо больше, нежели 68 франка на человека. И в такой момент эти слаборазвитые страны наталкиваются на финансовую стену эпохи холодной войны. Что мы имеем в итоге? Ответ красноречив: тысячелетний цикл жизни и смерти открыт, но это цикл страданий. Разве вы не слышите на Лазурном берегу криков, которые доносятся до нас с другого конца Средиземного моря, из Египта или Туниса? Как вы думаете, речь идет всего лишь о дворцовых переворотах или о ворчании нескольких честолюбцев, стоящих в очереди за властью? Нет и еще раз нет, дело в другом: в котле, в котором варится человечество, давление поднимается постоянно.
От этих сегодняшних страданий, от этих завтрашних бедствий есть одно королевское лекарство. Вы его знаете, оно медленно вытекает капля за каплей: здесь в обязательства по Атлантическому пакту, там в лихорадочные разработки вооружений, которые выйдут из моды через три года.
Во всей этой авантюре есть одна математическая неизбежность, расчетом которой мог бы похвастаться какой-нибудь выдающийся ум. Исходя из того, что подготовка к войне является заботой № 1, второстепенные заботы, такие как мировой голод, должны привлекать внимание исключительно в ограниченном масштабе, достаточном для предотвращения взрыва или, точнее, для предотвращения беспорядков, которые могут поставить под угрозу цель № 1. Но если вспомнить об огромных ошибках, которые так часто допускали в вопросах человеческого терпения консерваторы всех времен, можно питать лишь слабую уверенность в способности американцев играть с огнем народного гнева. Неофиты господства, мистики свободного предпринимательства до такой степени, что восприняли его как самоцель, они еще не осознали отчетливо, что слаборазвитая страна феодального типа может гораздо легче перейти к коммунистическому правлению, чем к демократическому капитализму. Пусть кто-то утешает себя, если хочет, тем, что видит в этом свидетельство продвинутости капитализма, но этот факт нельзя отрицать. И, возможно, в своем ярком свете мир № 1 мог бы, даже вне всякой человеческой солидарности, не остаться нечувствительным к медленному и непреодолимому, смиренному и яростному стремлению к жизни. Ибо, в конце концов, этот третий мир, который игнорируется, эксплуатируется, презирается как третье сословие, тоже хочет быть чем-то.
Примечание Альфреда Сови о происхождении выражения «Третий Мир»:
В 1951 году в бразильском журнале я говорил о трех мирах, не употребляя, однако, выражения «Третий Мир».
Это выражение я придумал и впервые употребил на письме во французском еженедельнике L’Observateur от 14 августа 1952 года. Статья заканчивалась так: «ибо, в конце концов, этот третий мир, который игнорируется, эксплуатируется, презирается как третье сословие, тоже хочет быть чем-то». Таким образом, я повторил знаменитую фразу Сийеса о третьем сословии во время Французской революции. Я не добавлял (но иногда говорил в шутку), что капиталистический мир можно приравнять к дворянству, а коммунистический — к духовенству.
Источник: http://www.homme-moderne.org/societe/demo/sauvy/3mondes.html
«О мужском освобождении». Статья Джека Сойера в Liberation
Перевод на русский язык статьи американского неомарксиста и психолога Джека Сойера «On Male Liberation», опубликованной в номере журнала Liberation за август–октябрь 1970 года.
Мужское освобождение призывает мужчин освободиться от стереотипов половых ролей, которые ограничивают их способность быть людьми. Стереотипы половых ролей гласят, что мужчины должны доминировать; достижение и выполнение доминирующей роли в отношениях с другими часто воспринимается как показатель успеха. «Успех» для мужчины часто предполагает влияние на жизнь других людей. Но успех в достижении позиций доминирования и влияния не обязательно доступен каждому человеку, поскольку доминирование относительно и, следовательно, редко по определению. Большинству мужчин на самом деле не удается достичь доминантных позиций, которых в идеале требуют стереотипы половых ролей. Стереотипы склонны идентифицировать таких мужчин, как больших или меньших неудачников, а в крайних случаях мужчины, которым не удается доминировать, становятся объектом шуток, презрения и сочувствия со стороны жен, сверстников и общества в целом.
Однако один путь доминирования потенциально открыт для любого мужчины — доминирование над женщиной. Подобно тому, как общество обычно учит мужчин, что они должны доминировать, оно учит женщин, что они должны быть покорными, и поэтому у мужчин есть возможность доминировать над женщинами. Однако всё больше и больше женщин реагируют против пагубных последствий такого доминирования. Но борьба женщин за свободу не обязательно должна быть битвой против мужчин как угнетателей. Выбор того, являются ли мужчины врагами, остается за самими мужчинами.
Освобождение мужчины направлено на то, чтобы помочь разрушить стереотипы о половых ролях, которые рассматривают «быть мужчиной» и «быть женщиной» как статусы, которых необходимо достичь посредством соответственного поведения. Людям не нужно брать на себя ограничительные роли для установления своей сексуальной идентичности.
Серьезное ограничение мужской половой роли происходит из-за принятия стереотипного взгляда на сексуальные отношения мужчин с женщинами. Независимо от того, восхищаются ли мужчины сознательно имиджем Дон Жуана («Playboy»), они все равно находятся под влиянием неявных сексуальных ролевых требований быть полностью компетентными и уверенными в себе, короче говоря, быть «мужественными». Но поскольку самоуверенность является частью стереотипа, мужчины, считающие, что они терпят неудачу, не признают этого, и каждый может думать, что он такой единственный неудачник. Стереотипы ограничивают восприятие мужчинами женщин и самих себя. Мужчины учатся хорошо осознавать женское тело, лицо, одежду — и это мешает им относиться к ней, как к целостной личности. Реклама и потребительская ориентация относятся к числу социальных воздействий, которые одновременно отражают и поощряют эти сексуальные стереотипы. Женщины тратят деньги, чтобы стать более «женственными», а мужчин призывают покупать сигареты, одежду и автомобили, чтобы показать свою мужественность.
Популярный образ успешного мужчины сочетает в себе доминирование как над женщинами в социальных отношениях, так и над другими мужчинами в профессиональной сфере. Но желание быть «Господином» имеет свои издержки. На самом деле невозможно, чтобы два человека имели свободные отношения, когда один удерживает баланс сил над другим. Более влиятельный человек никогда не может быть уверен в полной откровенности со стороны другого, хотя он может получить уважение, которое возникает из-за зависимости. Более того, люди, которые были зависимы, начинают более ясно осознавать потенциальные возможности свободы, и тем, кто пользовался доминированием, становится все труднее сохранять это положение. Люди, стремящиеся к доминированию, не могут развиваться. Часть цены, которую большинство мужчин платят за доминирование в той или иной ситуации, — это обязательство перед системой, в которой при других обстоятельствах и в других ситуациях мужчины сами могут быть подчинены. Альтернативой является система, в которой мужчины разделяют роли между собой и с женщинами, а не стремятся к доминирующей роли.
Помимо дегуманизированного бытия «Господина» или попыток им стать существует еще одно серьезное, хотя и менее заметное, ограничение традиционных мужских половых ролей в области аффекта, игры и выразительности. По сути, мужчинам запрещено играть и проявлять аффект. Это ограничение часто даже не признается ограничением, поскольку аффективное поведение пока выходит за пределы обычного диапазона мужской активности.
Мужчины являются кормильцами и определяются в первую очередь своими достижениями в этой области. Это серьезный бизнес, результатом которого является заработок. Сферы развлечения и наслаждения не являются центральным смыслом мужского бытия. Области жизнедеятельности ради немедленного удовлетворения не входят в центральное определение роли мужчины. Существует неспособность мужчин отойти от этих стереотипов. Но мужчины осознают, что эта потенциальная часть их жизни не позволяет им по-настоящему соприкоснуться со своим «Я», им не разрешается свободно играть или проявлять аффекты. Если мужчины не могут свободно играть, они не могут свободно плакать, быть нежными или проявлять слабость, потому что это «женское», а не «мужское». Но более полная концепция человека признает, что все мужчины и женщины потенциально одновременно сильны и слабы, активны, и пассивны, и что эти и другие человеческие характеристики не являются прерогативой одного пола.
Принятие стереотипов о половых ролях не только ограничивает личность, но и оказывает плохое воздействие на общество в целом. Очевидная привлекательность мужской сексуальной роли сильна, и многие мужчины обязательно поддаются этому образу. Воспитание с ранних лет призывает мальчиков быть храбрыми, не плакать и бороться за то, что им принадлежит. Времена, когда эти качества были добродетелями, давно прошли. Главный эффект сейчас состоит в том, чтобы помочь поддержать систему, в которой личностные «добродетели» становятся общественными пороками. Конкурентоспособность способствует эксплуатации людей во всем мире, поскольку мужчины стремятся достичь «успеха». Если успех требует конкурентных достижений, то безграничное стремление к приобретению денег, имущества, власти и престижа означает лишь стремление к успеху.
Мировыми делами на всех уровнях всегда управляли почти исключительно мужчины. Не случайно способы взаимодействия разных сегментов общества друг с другом были катастрофически конкурентными, вплоть до угнетения больших слоев населения мира. Большинство обществ действуют на авторитарной основе — в правительстве, промышленности, образовании, религии, семье и других институтах. Обычно считалось, что это единственное основание, на котором можно действовать, потому что те, кто управляет миром, были так воспитаны, они не знали другого. Но женщины, будучи лишены власти, также были более свободны от роли властительницы и угнетательницы; женщинам было отказано в возможности стать такими же конкурентоспособными и безжалостными, как мужчины.
Таким образом, растущее признание права женщин на равноправное участие в мировых делах таит в себе как опасность, так и многообещающую перспективу. Опасность заключается в том, что женщины могут попытаться просто получить свою долю в конкурентной, бесчеловечной и эксплуататорской системе, созданной мужчинами. Надежда же состоит в том, что женщины и мужчины могут работать вместе, чтобы создать систему, которая обеспечивает равенство для всех и не доминирует ни над кем. Женское освободительное движение подчеркивает, что женщины ищут лучшую модель мужского поведения, чем та, что была создана до сих пор. Женщины пытаются стать людьми, и мужчины могут сделать то же самое. Это означает, что пол не должен ограничиваться ролевыми стереотипами, определяющими «надлежащее» поведение. Нынешние модели ни мужчин, ни женщин не предоставляют адекватных возможностей для человеческого развития. То, что одна половина человечества должна доминировать, а другая половина подчиняться, несовместимо с понятием свободы. Свобода требует, чтобы не было доминирования и подчинения, а чтобы все люди могли свободно определять свою жизнь на равных.
Белая жилетка бандеры. Статья в Die junge Welt
Перевод статьи «Banderas weiße Weste», опубликованной 27 сентября 2023 года в левой немецкой газете Die junge Welt.
Белая жилетка бандеры
«Историко-политический Супер-ГАУ [ядерная катастрофа глобального масштаба, прим. АМ]»: Федеральное правительство закрывает глаза на исторический украинский фашизм
Там, где имеется дырявая коллективная память, темная немецкая пропасть открывается в федеральном правительстве. Идет ли речь об их отношении к идеологии Организации украинских националистов (ОУН*), пронизанной нацизмом, или об истории Украинского института национальной памяти киевского правительства: они не ответили на небольшой вопрос с названием «Право-правоэкстремистские проявления украинской истории», заданный [депутатом бундестага от Левой парии, прим. АМ] Севим Дагделен и фракцией Левой партии.
Почти все 25 вопросов, некоторые из которых основаны на исследовании junge Welt, заблокированы МИД ФРГ фразой «Федеральное правительство не имеет собственных выводов по этому вопросу, которые выходили бы за рамки сообщений средств массовой информации». Давайте сделаем «юридическую оценку и фактологические претензии» опрашивающих, которые касаются главным образом ОУН* и бандеризма, в частности, в отношении огульной классификации некоторых (исторических) групп или лиц как крайне правых. Что касается антисемитизма, антицыганизма или других проявлений расизма, то в предварительном замечании федерального правительства говорится, что оно ссылается на это заявление семь раз в своих последующих (не)ответах.
Таким образом, немецкое правительство объективно противоречит общепризнанной историографии украинского фашизма и его сотрудничеству с гитлеровской Германией. ОУН* не просто боролась за независимость государства. Она боролась за то, что она назвала «Украиной для украинцев, где евреи и большинство поляков и русских должны были быть ликвидированы», пишет американо-канадский историк Джон-Пол Химка, один из самых известных экспертов в истории ОУН* и его роли в Холокосте и войне на уничтожение против Советского Союза.
«Фактическое отрицание научных выводов международных исследований Холокоста через предполагаемое невежество» — это серия инцидентов, таких как «неописуемое чествование ССовца Ярослава Хунки в парламенте члена НАТО Канады как украинского героя», — так Севим Дагделен прокомментировала отношение федерального правительства junge Welt.
«Новое повторение старых ошибок», как поэт Эрих Фрид назвал реставрацию немецкого империализма в пост-нацистском ФРГ, по-видимому, достигло новой ужасной кульминации с «поворотным моментом времени». Это историко-политическая катастрофа, так как «светофор» [правящая в ФРГ коалиция социал-демократов, либералов и «зеленых», прим. АМ] здесь нарушает консенсус, существующий с 1945 года», — говорит Дагделен. То, что правительство Германии даже не ответило на запрос Левой группы о постепенной реабилитации Степана Бандеры и других украинских фашистов — «положительное мнение об исторических организациях и личностях, которые были причастны к Холокосту и нацистским преступлениям, ни в коем случае нельзя мириться» — подкрепляет это утверждение. Аналогичным образом, неприемлемым является тот факт, что несколько месяцев назад министерство Анналены Баербок принимало представителей движения «Азов» (запрещенная в РФ террористическая организация), существующий в традициях ОУН*. Дагделен предупреждает об опасных последствиях: «Тот, кто, как и МИД ФРГ во главе с Зелеными, пытается обелить нацистов-коллаборационистов Украины из-за простого антироссийского рефлекса, действительно потерял все политические компасы и расстелил красную приветственную дорожку правым экстремистам».
* ОУН запрещена в РФ
Источник: https://www.jungewelt.de/artikel/459881.ukraine-und-faschismus-banderas-weiße-weste.html
«Пустота власти» или «статья о светлячках». Статья Пазолини
Перевод на русский язык статьи Пьера Паоло Пазолини «Il vuoto del potere» ovvero «l’articolo delle lucciole», опубликованной 1 февраля 1975 года в газете Corriere della Sera.
Различие между прилагательным фашизмом и фашизмом по существу восходит ни к чему иному, как к газете «Il Politecnico» [коммунистическое издание, выходившее в 1945-47 годах, прим. АМ], то есть к непосредственному послевоенному периоду…» Так начинается интервью Франко Фортини о фашизме (L' Europeo, 26.12.1974): вмешательство, которое, как говорится, я целиком и полностью поддерживаю. Однако я не могу подписаться под столь тенденциозным дебютом. Фактически, различие между «фашизмами», проводимое в «Il Politecnico», неуместно и не актуально. Это могло быть актуально еще лет десять назад: когда христианско-демократический режим всё еще был абсолютным продолжением фашистского режима. Но около десяти лет назад «Нечто» произошло. «Нечто», чего не было и чего нельзя было предсказать не только во времена «Il Politecnico», но даже за год до того, как это произошло (или даже, как мы видим, когда это «Нечто» уже происходило).
Настоящее сравнение между «фашизмами», следовательно, не может быть «хронологическим», имеется в виду между фашистским фашизмом и христианско-демократическим фашизмом: но между фашистским фашизмом и радикально новым, полностью непредсказуемым фашизмом, внезапно появившемся из этого «Нечто», случившемся 10 лет назад.
Поскольку я писатель и пишу в полемике или, по крайней мере, дискутирую с другими писателями, позвольте мне дать поэтико-литературное определение того явления, которое произошло в Италии лет десять тому назад. Это поможет упростить и сократить наше обсуждение (и, возможно, даже лучше его понять).
В начале шестидесятых годов из-за загрязнения воздуха и, прежде всего в сельской местности, из-за загрязнения воды (голубые реки и прозрачные каналы), стали исчезать светлячки. Явление было молниеносным и ослепительным. Через несколько лет светлячков больше не было. (Теперь они представляют собой довольно душераздирающее воспоминание о прошлом: и пожилой человек, обладающий такой памятью, не может узнать себя молодого в новых молодых людях и, следовательно, не может больше иметь прекрасных сожалений о прошлом).
Поэтому я назову то «Нечто», что произошло около десяти лет назад, «исчезновением светлячков».
Христианско-демократический режим имел две совершенно различные фазы, которые не только не могут сравниваться друг с другом, предполагая известную преемственность, но даже стали исторически несоизмеримыми. Первая фаза этого режима (как всегда справедливо называли его радикалы) — это та, которая начинается с окончания войны и до исчезновения светлячков, вторая фаза — это та, которая начинается с исчезновения светлячков и до сегодняшнего дня. Давайте посмотрим на каждую из них.
Прежде чем исчезли светлячки
Преемственность между фашистским фашизмом и христианско-демократическим фашизмом полная и абсолютная. Я промолчу о том, что говорилось по этому поводу еще тогда в «Il Politecnico»: отсутствие чисток [фашистов из госаппарата после войны, прим. АМ], преемственность кодексов, полицейское насилие, неуважение к Конституции. Я сосредотачиваюсь на том, что тогда имело значение в ретроспективном историческом сознании. Демократия, которую христианско-демократические антифашисты противопоставляли фашистской диктатуре, была бесстыдно формальной.
Оно основывалось на абсолютном большинстве, полученном за счет голосов многочисленных слоев среднего класса и огромных крестьянских масс, управляемых Ватиканом. Такое управление Ватиканом было возможно только в том случае, если оно основывалось на тотально репрессивном режиме. В этой вселенной имели значение те же «ценности», что и при фашизме: Церковь, Родина, семья, послушание, дисциплина, порядок, экономия, мораль. Эти «ценности» (как и во времена фашизма) были «также реальными», то есть были присущи определенным культурным слоям из аграрной и палеоиндустриальной Италии. Но в тот момент, когда они принимались как национальные «ценности», они теряли всякий смысл и становились жестоким, глупым, репрессивным государственным конформизмом: конформизмом фашистской и христианско-демократической власти. Провинциальность, грубость и невежество как «элит», так и разных уровней масс были одинаковыми и при фашизме, и в первую фазу христианско-демократического режима. Парадигмами этого невежества были ватиканский прагматизм и формализм.
Всё это ясно и однозначно сегодня, потому что тогда бессмысленные надежды подпитывались интеллектуалами и оппонентами. Была надежда, что всё это не совсем так, и что формальная демократия в конечном итоге что-то значит. Теперь, прежде чем перейти ко второму этапу, мне придется посвятить несколько строк моменту перехода.
Во время исчезновения светлячков
В этот период также могло сработать различие между фашизмом и фашизмом, проведенное на «Il Politecnico». На самом деле и великая страна, формировавшаяся внутри страны, т. е. масса рабочих и крестьян, организованная ИКП [Итальянской коммунистической партией, прим. АМ], и даже наиболее передовая и критическая интеллигенция не заметили, что «светлячки исчезают». Они были достаточно хорошо проинформированы социологией (которая в те годы привела к кризису метода марксистского анализа). Но это была еще не испытанная (пережитая) информация, а формалистическая. Никто не мог предположить ту историческую реальность, которой станет ближайшее будущее. Также не следует отождествлять то, что тогда называлось «благополучием», с «развитием», которое должно было впервые в полной мере реализовать в Италии «геноцид», о котором в «Манифесте» говорил Маркс.
После исчезновения светлячков
Национализированные и, следовательно, фальсифицированные «ценности» старой сельскохозяйственной и палеокапиталистической вселенной внезапно перестали иметь значение. Церковь, Родина, семья, послушание, порядок, экономия, мораль уже не в счет. И они уже бесполезны, так как являются поддельными. Они выживают в условиях маргинализованного клерикального фашизма (даже Итальянское социальное движение — Национальные правые по сути их отвергает). На смену им приходят «ценности» цивилизации нового типа, совершенно «иной», чем крестьянская и палеоиндустриальная цивилизация. Подобный опыт уже накоплен другими государствами. Но в Италии оно совершенно особенное, потому что это первое настоящее «объединение», которое пережила наша страна; в то время, как в других странах оно в известной логике перекликается с монархическим объединением и дальнейшим объединением буржуазной и промышленной революции. Итальянская травма от контакта между плюралистическим «архаизмом» и индустриальным уравниванием, возможно, имеет только один прецедент: Германия до Гитлера. И здесь ценности различных раздробленных культур были уничтожены насильственной ратификацией индустриализации: с последующим образованием тех огромных масс, уже не древних (крестьяне, ремесленники) и еще не современных (буржуазия) [Пазолини пишет «современных» как moderne, модерн переводится, как современность, прим. АМ], которые составляли дикий, аномальный, невесомый отряд нацистских войск.
Нечто подобное происходит и в Италии: и с еще большей жестокостью, поскольку индустриализация семидесятых годов представляет собой решительную «мутацию» даже по сравнению с немецкой индустриализацией пятидесятилетней давности. Мы столкнулись уже не с «новыми временами», как теперь всем известно, а с новой эрой человеческой истории, той человеческой истории, сроки которой — тысячелетние.
Итальянцы худшим образом отреагировали на такую историческую травму. Всего за несколько лет они превратились (особенно в центре-юге) в выродившихся (деградирующих), смешных, чудовищных и преступных людей. Достаточно выйти на улицу, чтобы это понять. Но, конечно, чтобы понять изменения людей, нужно их любить. К сожалению, я любил этих итальянцев: как вне схем власти (фактически, в отчаянной оппозиции им), так и вне популистских и гуманитарных схем. Это была настоящая любовь, укоренившаяся в моем образе жизни. Поэтому я видел «своими чувствами», как принуждающее поведение власти потребления воссоздает и деформирует сознание итальянского народа до необратимой деградации. Чего не произошло во времена фашистского фашизма, периода, когда поведение было полностью отделено от сознания. «Тоталитарная» власть тщетно продолжала повторять свои поведенческие навязывания: совесть здесь не замешана. Фашистские «модели» были ничем иным, как масками, которые можно было надевать и снимать. Когда фашистский фашизм пал, всё вернулось на круги своя. То же самое наблюдалось и в Португалии: после сорока лет фашизма португальский народ праздновал 1 мая так, как если бы он праздновал его годом ранее.
Поэтому смешно, что Фортини относит различие между фашизмом и фашизмом к первому послевоенному периоду: различие между фашистским фашизмом и фашизмом этой второй фазы христианско-демократической власти не только не имеет сравнения в нашей истории, но, вероятно, во всей истории.
Однако я пишу эту статью не только для того, чтобы поспорить по этому вопросу, хотя он очень близок моему сердцу. На самом деле я пишу эту статью по совсем другой причине. Вот она.
Все мои читатели наверняка заметили перемену среди влиятельных христианских демократов: за несколько месяцев они превратились в погребальные маски. Это правда: они продолжают демонстрировать сияющие улыбки невероятной искренности. Правда, в их зрачках собирается блаженный свет доброго юмора. Когда дело не в мерцающем огоньке остроумия и хитрости. Что избирателям, видимо, нравится не меньше, чем полное счастье. Более того, наши влиятельные люди неустрашимо продолжают свои непонятные тирады, в которых всплывают «пронзительные голоса» обычных стереотипных обещаний. На самом деле это маски. Я уверен, что если бы вы подняли эти маски, вы бы не нашли даже кучки костей или пепла: было бы небытие, пустота. Объяснение простое: сегодня в Италии фактически наблюдается драматический вакуум власти. Но в том-то и дело: ни вакуум законодательной или исполнительной власти, ни вакуум управленческой власти, ни, наконец, вакуум политической власти в каком-либо традиционном смысле. Но вакуум власти сам по себе.
Как мы пришли к этой пустоте? Или, еще лучше, «как туда попали люди власти?».
Объяснение, опять же, простое: влиятельные христианские демократы перешли от «фазы светлячков» к «фазе исчезновения светлячков» даже не осознавая этого. Хотя это может показаться близким к преступлению, их неосведомленность в этом вопросе была абсолютной; они ни в малейшей степени не подозревали, что власть, которой они владели и которой управляли, не просто претерпевала «нормальную» эволюцию, но коренным образом меняла свою природу.
Они обманывали себя, что в их режиме всё, по сути, будет то же самое: что, например, они смогут вечно рассчитывать на Ватикан: не осознавая, что власть, которую они сами продолжали удерживать и управлять, уже не знала, что делать с Ватиканом, как с центром крестьянской, ретроградной, бедной жизни. Они обманывали себя, думая, что могут вечно рассчитывать на националистическую армию (точно так же, как их фашистские предшественники). И они не видели, что власть, которую они сами продолжали удерживать и управлять, уже маневрировала, чтобы заложить основу новых транснациональных армий, почти технократической полиции. И то же самое можно сказать и о семье, принужденной непрерывно со времен фашизма к экономии, к морали. Теперь власть потребления навязывала ей радикальные изменения в смысле современности [modernità, прим. АМ], вплоть до принятия развода, а теперь потенциально всё остальное, без каких-либо ограничений (или, по крайней мере, до пределов, допускаемых вседозволенностью новой власти, которая хуже тоталитарной, поскольку она насильственно всеобъемлюща).
Находящиеся у власти христианские демократы пережили всё это, полагая, что могут управлять этим и, прежде всего, манипулировать этим. Они не осознавали, что это было «другое», несоизмеримое не только с ними, но и со всей формой цивилизации. Как всегда (см. Грамши), симптомы были только на языке. На переходном этапе, т. е. «во время» исчезновения светлячков, влиятельные христианские демократы почти резко изменили свой способ самовыражения, приняв совершенно новый язык (столь же непостижимый, как латынь). Особенно [левый премьер-министр Италии, прим. АМ] Альдо Моро, то есть (ради загадочной корреляции) тот, кто меньше всех замешан в ужасных вещах, которые были совершены с 1969 года по сегодняшний день в попытке удержать формально успешную до сих пор власть.
Я говорю формально, потому что, на самом деле могущественные христианские демократы закрывают пустоту своими автоматическими маневрами и улыбками. Реальная власть протекает без них: и в их руках нет уже ничего, кроме тех бесполезных аппаратов, которые из них не делают реальным ничего, кроме скорбного двубортного костюма.
Однако в истории «пустота» существовать не может: о ней можно говорить лишь абстрактно и абсурдно. Вполне вероятно, что на самом деле «пустота», о которой я говорю, уже заполняется в результате кризиса и перестройки, которые не могут не расстроить всю нацию. Показателем этого, например, является «болезненное» ожидание государственного переворота. Как будто это был просто вопрос «замены» группы людей, которые так пугающе правили нами в течение тридцати лет, что привело Италию к экономической, экологической, городской и антропологической катастрофе.
В действительности, ложная замена этих «деревянных голов» (не меньше, а скорее более траурно-карнавально-подобная), осуществляемая через искусственное усиление старых аппаратов фашистской власти, не принесет никакой пользы (и пусть будет ясно, что в этом случае «отряд» уже по своей конституции будет нацистским). Реальная власть, которой «деревянные головы» служили около десяти лет, не осознавая ее реальности: вот нечто, что возможно уже заполнило «пустоту». В том числе сводя на нет возможное участие в управлении великой коммунистической Италии, родившейся в период полной разрухи, потому что дело не в «управлении». Мы имеем абстрактные и в конечном счете апокалиптические образы этой «реальной власти»: мы не знаем, какие «формы» она приняла бы, если бы непосредственно заменила слуг, принявших ее за простую «модернизацию» техники. В любом случае, что касается меня, если это представляет какой-либо интерес для читателя, позвольте прояснить: я, даже будучи многонациональным, отдал бы за светлячка весь Монтедисон [крупный итальянский промышленно-финансовый холдинг, прим. АМ].
Источник: https://www.corriere.it/speciali/pasolini/potere.html
Каким Россия видит будущий мировой порядок
Перевод статьи The Rise of the Rest: How Russia Views the Future World Order, опубликованной 16 сентября 2022 года в журнале National Interest. Автор — международный исследователь обороны RAND Corporation Клинт Рич.
Возвышение всех остальных: Каким Россия видит будущий мировой порядок
Чего добивается Россия, так это нового политического лидерства во всем западном мире, которое не поддерживает статус-кво, который может изолировать Россию от капитала и технологий, необходимых ей для обеспечения безопасности и процветания в долгосрочной перспективе.
Геополитическое прогнозирование — искусство, а не точная наука. На протяжении всей холодной войны Советы до конца уверенно утверждали, что силы социализма восторжествуют над декадентской и коррумпированной капиталистической моделью. «Соотношение сил», казалось, всегда менялось в их сторону, пока это стало не так. Со своей стороны, американские лидеры были уверены, что если Вьетнам станет коммунистическим, это может означать конец распространению демократии в регионе и во всем мире. Даже когда есть предельная ясность в отношении сил, формирующих геополитику, правильные выводы расплывчаты. В конце 1890-х годов польский банкир по имени Ян Блох, как известно, предсказал ужасающий характер будущей войны в Европе. Поэтому он считал, что такая война была бы слишком разрушительной и нелогичной, чтобы рассматривать её вероятность — однако после разразилась Первая мировая война и выглядела так же ужасно, как он и предсказывал.
Несмотря на сложности, государства создают прогнозы для выработки стратегии своей национальной безопасности. Министерство обороны США пытается предсказать, как может развиваться геополитическая ситуация, чтобы оно могло принимать решения на основе собранных данных, оперативных концепций и структуры сил. У России похожий подход, который предписан законом о стратегическом планировании. Но что полезно в таких государственных прогнозах, так это не их точность. Они вполне могут не попасть в цель. Скорее, прогнозы показывают, какое будущее страна видит в качестве желательного или нежелательного. И это многое говорит о том, как она может себя вести, чтобы добиться желаемых результатов. В 2019–2020 годах я руководил исследованием, посвященным российскому военному прогнозированию. Мы обнаружили, что Россия видит два пути будущего мироустройства.
В 2019–2020 годах я руководил исследованием, посвященным российскому военному прогнозированию. Мы обнаружили, что Россия видит, как мир движется в одном из двух основных направлений. Первое — это то, в котором США продолжают доминировать в международной системе способами, угрожая российским интересам (например, введением санкций, лишающих Россию доступа к капиталу и технологиям). Второе — это мир с уменьшением глобального влияния США, в котором Россия менее стеснена в наращивании военной мощи и влиянии на региональные и геополитические результаты, к которым она стремится. Как и их советские предшественники, российские аналитики склонны рассматривать последний как результат действия естественных сил, действующих против Соединенных Штатов. Тем не менее, также требуется настойчивое подталкивание в этом направлении. Война на Украине — это доказательство «А». Украина двигалась в сторону Запада в политическом, военном, экономическом и культурном плане, и Россия решила, что это развитие событий не обеспечит её региональные интересы без военного конфликта.
Я считаю, что Россия, вероятно, правильно определила контуры противостояния: США и их союзникам предстоит проверка прочности системы, которая наиболее соответствует их национальным интересам, определенным ключевыми лицами, принимающими решения. Будущее в конечном счете будет определяться устойчивостью моделей управления и экономики защитников статус-кво и тех, кто бросает им вызов, а именно России и Китая. Эти модели подвергнутся идеологическим и практическим нападкам, как извне, так и со стороны внутренних игроков, которые хотят подтолкнуть свои страны в другом направлении. Ответственное западное лидерство — как государственное, так и частное — будет иметь первостепенное значение в обеспечении жизнеспособности системы, которая в настоящее время ощущается неустойчивой.
Как Россия строит свой прогноз «ВПО» [Военно-политической обстановки прим. пер.]
Российские прогнозы начинаются с анализа глобальной ситуации: какие силы будут ее формировать? По каким траекториям может развиваться международная система? Как это повлияет на динамику власти ведущих стран, характер соперничества великих держав, технологическое развитие и будущую войну?
Россию волнуют подобные вещи, потому что они влияют на то, как и сможет ли Россия улучшить свой военный потенциал в долгосрочной перспективе по сравнению со своими противниками. Например, если Соединенные Штаты будут доминирующим игроком с сильными союзниками-единомышленниками, это может ограничить способность России в полной мере использовать свои экономические преимущества, получить доступ к иностранному капиталу или приобрести самые передовые технологии. Снижение влияния США, напротив, облегчило бы России наращивание своей военной мощи и движение в ногу с конкурентами. С российской точки зрения, это привело бы к более справедливому распределению глобальной власти и, следовательно, к снижению уровня угрозы для России.
К этому анализу глобальной ситуации российские прогнозисты добавляют прогнозы, касающиеся военной специфики, такие как глобальное развитие вооружений, развитие вооруженных сил и их расположение. Все это вместе называется «ВПО» — русский художественный термин, обозначающий глобальную военно-политическую обстановку. ВПО описывает вероятность, характер и театр будущей войны великих держав после рассмотрения возможностей стратегического сдерживания России.
Красной тряпкой для России была бы ситуация, в которой ее военная мощь не смогла бы сдержать вторжение противника с превосходящим военным потенциалом. Наиболее распространенным российским примером является сценарий будущего, возможно, в 2040-х годах, в котором Соединенные Штаты и их союзники создали огромный арсенал средств высокоточного нанесения конвенциональных ударов большой дальности и развернули надежную архитектуру противоракетной обороны по всему миру, чтобы свести на нет вероятный ответный российский ядерный удар. На рисунке 1 показано, как вышеуказанные факторы сочетаются в рамках прогнозирования.
Источник: Reach, et al., Russian Military Forecasting and Analysis: The Military-Political Situation and Military Potential in Strategic Planning, Santa Monica, Calif.: RAND Corporation, RRA 198-4, 2022, p. xiii.
Глобализация как ключевая проблема
Российские аналитики последовательно утверждают, что наиболее важной переменной в течение следующих двадцати лет является характер глобализации. Российские прогнозы определяют «интенсивную глобализацию» как имеющую «характер гегемонии», при котором США доминируют в международной системе и способны «навязывать свою волю всем участникам международных отношений без исключения».
Неудивительно, что это наихудший возможный исход для России. Согласно прогнозу 2018 года, рост технологического развития России будет самым слабым в условиях «интенсивной глобализации», среди прочих факторов, из-за влияния западных санкций на иностранную и российскую инвестиционную активность. Этот анализ показал, что военный потенциал США, состоящий как из военных, так и невоенных показателей, к 2040 году будет на 60% больше, чем у России. И это не включало американских союзников с высоким военным потенциалом, таких как Великобритания, Германия, Франция и Япония.
Что из этого следует? В военное время России будет трудно победить союз, обладающим таким перевесом скрытой военной мощи — особенно в свете того, что великие войны за власть часто длятся гораздо дольше, чем ожидается, что дает преимущество более сильной стороне в затяжном конфликте. Но даже в мирное время «интенсивная глобализация» увеличивает военную угрозу для России из-за постепенного наращивания превосходящей военной силы по всей Европе и в некоторых частях Азии и запрета поставки России военных технологий, на которые она полагалась при модернизации своих собственных вооруженных сил. Это также создает проблемы для России, которой не хватает того, что российские прогнозисты называют «силой взаимодействия», или мягкой силой, для расширения своего влияния и реализации своих национальных интересов.
Контртрендом, который, по оценке России, создал бы наиболее благоприятную геополитическую обстановку, является «Биполярность 2.0». Биполярность 2.0 представляет собой перераспределение сил в пользу незападного блока таких стран, как Китай, Россия и Индия, которые «не желают мириться с требованиями США о глобальной гегемонии». Согласно этому сценарию, к 2040 году Китай превзойдет Соединенные Штаты по военному потенциалу, а разрыв между Россией и США сократится до 20%, согласно вышеупомянутому прогнозу 2018 года. Влияние американских союзников при таком сценарии незначительно. Российские аналитики указывают на БРИКС и Шанхайскую организацию сотрудничества как на основы такой «незападной» коалиции. Теоретически, у этого блока будет другое видение мирового порядка, более терпимое к автократическим режимам; со временем он станет более могущественным и влиятельным в глобальном масштабе и, следовательно, будет лучше подготовлен к сопротивлению попыткам США сформировать международную систему по своему вкусу. Это сделало бы динамику сил более благоприятной для России и, таким образом, уменьшило бы военную угрозу.
Геополитический сценарий Биполярность 2.0 подразумевает более разделенную Европу, что может произойти, если большинству в определенных странах удастся свернуть интеграционные институты, которые были построены за последние несколько десятилетий. Это, по мнению России, привело бы к меньшему противодействию ее политике и, как следствие, к меньшим ограничениям на ее экономическую деятельность и доступ к технологиям и капиталу. Все это благоприятные исходы для России, из чего следует, что Россия будет использовать все имеющиеся в ее распоряжении инструменты, чтобы обеспечить исполнение сценария Биполярность 2.0. Одним из наиболее известных российских инструментов является зародившийся не в России нарратив о том, что «либеральные элиты» принимают социокультурные нормы, которые не соответствуют убеждениям обычных граждан и не приводят к созданию общества, которого эти граждане желают. Опираясь на этот нарратив, Россия позиционирует себя как защитника так называемых традиционных ценностей, которые находятся под угрозой со стороны ведущих западных политических партий. Идея в том, что Россия могла бы присоединиться к политическим партиям-единомышленникам, таким как «Фидес» в Венгрии или «Национальное сплочение» во Франции на основе защиты «традиционных ценностей» и взамен получить более дружественную внешнюю политику от европейских стран. По крайней мере, Россия могла бы поддержать политических лидеров в Европе, которые, возможно, не настроены дружелюбно по отношению к России, а настроены враждебно по отношению к Европейскому союзу, воспринимаемому некоторыми как угроза национальному наследию и давним культурным нормам.
Последствия войны на Украине
Согласно российской версии [начала спецоперации] в феврале 2022 года, война является насильственным, но необходимым толчком в направлении нового порядка, напоминающего биполярность 2.0. Россия видит себя в авангарде восстановления равновесия в международной системе, сбитой с толку историческим отклонением в виде американской гегемонии. Предполагалось, что российские военные действия отгородят Евразию от Запада и позволят России играть ведущую политическую, военную, экономическую и культурную роль в своем регионе при поддержке (или молчаливом согласии) Китая, Индии и других стран. Затем, в течение следующих двух десятилетий, международное влияние этих стран способствовало бы становлению менее однородной международной системы и уменьшению американского доминирования.
Но является ли война на Украине эффективным средством достижения этих целей? Во-первых, неясно, сможет ли Россия победить без значительной мобилизации, которой Кремль, похоже, пока хочет избежать. Во-вторых, российские потери в личном составе и материальной части за первые четыре месяца войны, по-видимому, были значительными. Ее запасы конвенциональных ракет большой дальности — ключевой элемент ее стратегического неядерного сдерживания — сократились. Хотя точно неизвестно, сколько своих самых современных ракет израсходовала Россия, по имеющимся сведениям, потребуются годы, чтобы восполнить эти потери. Более того, Соединенные Штаты остаются ведущим действующим лицом в реагировании на вторжение. Возглавляемый США альянс, который российские прогнозисты считают столь пагубным, на самом деле стал более сплоченным и мощным с учетом предполагаемого присоединения Финляндии и Швеции к НАТО.
Против России были введены санкции, хотя степень их воздействия остается предметом постоянного изучения. Одной из ключевых областей, на которые следует обратить внимание, будет влияние заявленного контроля за экспортом технологий. Доступ к технологиям был важнейшим фактором, на который обратили внимание российские аналитики. Их объяснение снижения военного потенциала к 2040 году по сценарию интенсивной глобализации состояло в том, что США убедят ключевые страны отказать России в доступе к технологиям, которые она искала. Действительно, первоначальный анализ утерянного российского оборудования на Украине показал, насколько оно зависит от западных компонентов.
Китай и Индия, безусловно, не бросили Россию. Решение Индии воздержаться при принятии резолюций, осуждающих российское нападение, не обязательно удивительно, учитывая историю двух стран. Стратегическое партнерство Китая с Россией также не допустило бы разрыва отношений, даже если Китай рассматривает действия России на Украине как дестабилизирующие и проблематичные во многих отношениях. В этой связи существует некоторое подобие российского видения незападного блока стран, сопротивляющихся господству США, но война на Украине пока не дает очевидных признаков благоприятного сдвига в сторону глобальной перестройки в интересах России.
Заключительный прогноз: Долгосрочная битва воль
Продолжающееся доминирование США в международной системе, вероятно, приведет к негативным экономическим и военным последствиям для России в течение следующих двух десятилетий. Нельзя исключать прямого применения военной силы против Соединенных Штатов или НАТО, но российские анализы — и заявления самого Путина — довольно четко указывают на большое неравенство сил между двумя сторонами и бесперспективные последствия ядерной войны. Таким образом, Россия ищет новых политических лидеров во всем западном мире, которые не поддерживают статус-кво, способный изолировать Россию от капитала и технологий, необходимых ей для обеспечения безопасности и процветания в долгосрочной перспективе.
Но есть ли у России средства для реализации этого видения? Общее неравенство сил между НАТО и Россией огромно, и США в настоящее время располагают надежной системой альянсов и партнерств как в Европе, так и в Азии. Россия в ближайшей перспективе не сможет сравниться с «силой взаимодействия» Америки. Таким образом, успех России будет частично зависеть от того, совершат ли Соединенные Штаты и их союзники дорогостоящие ошибки во внутренней и внешней политике, которые нанесут ущерб их собственному положению. Успех также может зависеть от сохраняющейся стабильности Китая и Индии и их готовности со временем бросить вызов США. позиции в глобальных делах.
Поскольку конкуренция, скорее всего, будет вращаться как вокруг социокультурных, так и военных вопросов, российские соперники будут стремиться извлечь выгоду из недовольства групп, которые могут симпатизировать таким идеям, как авторитаризм, сферы влияния и «традиционные» ценности, или которые, по крайней мере, являются агностиками в таких дебатах. Соединенным Штатам и их союзникам следует ожидать усиления политической, экономической и информационной конфронтации без согласованных правил. Используя меры на грани войны, Россия, вероятно, подорвет доверие к правительствам, которые сопротивляются «естественному переходу» к более самодовольной системе, игнорирующей размытие демократических норм. Ставки ясны. Со временем любой сдвиг в сторону биполярности 2.0 может иметь ряд последствий для защитников США и союзников, наиболее важным из которых было бы формирование блока, достаточно влиятельного, чтобы способствовать росту мира с меньшей политической свободой и меньшим экономическим процветанием, чем существует сегодня.
Источник: https://nationalinterest.org/feature/rise-rest-how-russia-views-future-world-order-204796
«Чёрная сабля» (Яцек Комуда) — полный русский перевод
От себя: Ну вот закончил я перевод сборника пана Яцека Комуды «Чёрная сабля». Если вы никогда не слышали об этом авторе, и не знаете, стоит ли его читать… то вспомните «Тараса Бульбу» Гоголя, а потом добавьте туда разную чертовщину. Можно из того же Гоголя. Очень атмосферные истории прямиком из Речи Посполитой XVII века, из Дикого Поля, где прав тот, кто ловчее саблей владеет. В общем, вещь самобытная и хорошая.
Аннотация: Фантазия фантазией, а жить нужно.
В этой истории не будет ни очередного безупречного рыцаря без страха и упрёка, ни взмахов белоснежным платочком из окна башни. Будет кровь, впитывающаяся в землю. Пот, высушенный порывистым декабрьским ветром. Будут слёзы, когда чёрный дым от горящих усадеб застилает глаза.
Будет и старинная честь, гласящая, что слово стоит дороже любых денег. Чувство справедливости, не позволяющее отвернуться от незаслуженной обиды. Фантазия, гонящая по бездорожью среди ночи или заставляющая гулять в корчме на распутье до самого утра. Будет та особенная лихорадка, которую может вызвать в мужчине лишь исключительная женщина.
В этом повествовании будет всё, что можно описать двумя словами: шляхетская Речь Посполитая.
Эта книга — путешествие во времени, из которого не хочется возвращаться.
Пиши как дьявол: антология тёмного фэнтези и хоррора, I том — полный русский перевод
«Пиши как дьявол» — первый сборник ужасов и тёмного фэнтези от издательства Sentinel Creatives. В основу легло одноимённое малотиражное издание, а на страницах сборника вас ждут рассказы Скотта Миллера, Джастина Пробина и Митчелла Лути. Здесь вы найдёте настоящее пиршество для любителей мрачной прозы.
В этом выпуске состоялся дебют сразу двух писателей. «Паноптикон» Скотта Миллера — произведение столь же тревожное, сколь и мастерски написанное. Это пессимистический хоррор высшей пробы, который придётся по душе поклонникам Коннолли и Лиготти. Дебютный рассказ Джастина Пробина «Порождение пустоты» смешивает жёсткую научную фантастику, расчленёнку и космические ужасы в единое целое, создавая настоящий праздник непристойности.
В сборник «Пиши как дьявол» вошли: «Дрегмир» — Митчелл Лути, «Паноптикон» — Скотт Миллер, «Порождение пустоты» — Джастин Пробин
