СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ БЕЗ ПРАВА ПЕРЕПИСКИ

Я ‎в‏ ‎свое ‎время ‎пытался ‎анализировать ‎общность‏ ‎источников ‎вдохновения‏ ‎наших‏ ‎маститых ‎мастеров ‎детективного‏ ‎жанра ‎Э.‏ ‎Хруцкого ‎и ‎братьев ‎Вайнеров.‏ ‎Если‏ ‎вы ‎припоминаете,‏ ‎я ‎указывал‏ ‎на ‎множество ‎совпадений ‎в ‎основных‏ ‎сюжетных‏ ‎линиях ‎и‏ ‎характерных ‎деталях‏ ‎«Места ‎встречи...» ‎и ‎ряда ‎романов‏ ‎Хруцкого.‏ ‎Вплоть‏ ‎до ‎того,‏ ‎что ‎«Черную‏ ‎кошку» ‎в‏ ‎романе‏ ‎Хруцкого ‎«Четвертый‏ ‎эшелон» ‎тоже ‎брал ‎оперуполномоченный ‎МУРа‏ ‎Шарапов. ‎Правда,‏ ‎в‏ ‎«Четвертом ‎эшелоне» ‎о‏ ‎захвате ‎«Черной‏ ‎кошки» ‎упоминается ‎мимолетно, ‎в‏ ‎основной‏ ‎сюжет ‎романа‏ ‎этот ‎эпизод‏ ‎не ‎входит. ‎Ну, ‎а ‎обстановка‏ ‎места‏ ‎преступления ‎в‏ ‎«Месте ‎встречи...»‏ ‎и ‎«Четвертом ‎эшелоне», ‎фигура ‎лжефронтовика,‏ ‎обольстителя‏ ‎актрис‏ ‎легкого ‎жанра,‏ ‎способ, ‎которым‏ ‎берут ‎банду,‏ ‎выманив‏ ‎её ‎запиской‏ ‎на ‎«операцию» ‎не ‎могли ‎быть‏ ‎простым ‎совпадением.‏ ‎Но‏ ‎и ‎в ‎плагиате‏ ‎я ‎никого‏ ‎не ‎обвиняю.

Все ‎проще. ‎Для‏ ‎написания‏ ‎своих ‎романов‏ ‎и ‎Вайнеры‏ ‎и ‎Хруцкий ‎пользовались ‎одними ‎и‏ ‎теми‏ ‎же ‎источниками:‏ ‎реальными ‎уголовными‏ ‎делами. ‎Там ‎они ‎почерпнули ‎все‏ ‎те‏ ‎пересекающиеся‏ ‎у ‎них‏ ‎моменты, ‎о‏ ‎которых ‎я‏ ‎уже‏ ‎говорил. ‎Хруцкий‏ ‎следовал ‎первоисточникам ‎более ‎точно, ‎Вайнеры‏ ‎из ‎детективного‏ ‎романа‏ ‎сотворили ‎злой ‎антисоветский‏ ‎памфлет, ‎но‏ ‎вышли ‎их ‎истории ‎из‏ ‎одного‏ ‎уголовного ‎дела,‏ ‎дела ‎о‏ ‎белорусской ‎националистической ‎организации ‎«Черный ‎кот»,‏ ‎которая‏ ‎была ‎ответвлением‏ ‎абвера ‎в‏ ‎Белоруссии. ‎Отсюда ‎и ‎пресловутая ‎«Черная‏ ‎кошка»,‏ ‎кстати.‏ ‎

С ‎этих‏ ‎позиций ‎я‏ ‎и ‎предлагаю‏ ‎подумать‏ ‎о ‎том,‏ ‎кто ‎был ‎прототипом ‎Штирлица ‎в‏ ‎многотомной ‎эпопее‏ ‎Юлиана‏ ‎Семенова. ‎Семенов ‎ведь‏ ‎тоже ‎не‏ ‎мог ‎выдумать ‎свою ‎историю‏ ‎с‏ ‎нуля. ‎В‏ ‎серии ‎романов‏ ‎о ‎Штирлице ‎затронуто ‎множество ‎событий‏ ‎и‏ ‎действующих ‎лиц,‏ ‎знать ‎о‏ ‎которых ‎рядовому ‎советскому ‎писателю ‎было‏ ‎неоткуда.‏ ‎Разумеется,‏ ‎имея ‎допуск‏ ‎к ‎закрытым‏ ‎разделам ‎библиотеки‏ ‎Ленина‏ ‎или ‎архивам‏ ‎ЦК ‎КПСС, ‎какие-то ‎сведения ‎собрать‏ ‎было ‎возможно.‏ ‎Но‏ ‎ведь ‎опять-таки ‎нужно‏ ‎было ‎знать,‏ ‎что ‎искать!

Приведу ‎пример. ‎Первым‏ ‎романом‏ ‎о ‎Максиме‏ ‎Максимовиче ‎Исаеве‏ ‎был ‎«Пароль ‎не ‎нужен». ‎По‏ ‎факту‏ ‎это ‎роман‏ ‎не ‎об‏ ‎Исаеве, ‎а ‎о ‎Блюхере, ‎вернее‏ ‎о‏ ‎реабилитации‏ ‎этого ‎советского‏ ‎полководца. ‎Юлиан‏ ‎Семенов ‎решает‏ ‎довольно‏ ‎сложную ‎задачу:‏ ‎ему ‎нужно ‎и ‎Блюхера ‎реабилитировать,‏ ‎и ‎на‏ ‎родную‏ ‎ВЧК ‎лишней ‎тени‏ ‎не ‎бросить.‏ ‎И ‎Семенов ‎с ‎этой‏ ‎задачей‏ ‎блестяще ‎справляется,‏ ‎переложив ‎ответственность‏ ‎за ‎его ‎арест ‎на ‎японскую‏ ‎разведку,‏ ‎состряпавшую ‎грязную‏ ‎провокацию ‎против‏ ‎будущего ‎маршала ‎во ‎время ‎переговоров‏ ‎между‏ ‎ДНР‏ ‎и ‎Японией‏ ‎в ‎Дайрэне.‏ ‎

И ‎действительно,‏ ‎именно‏ ‎Дайрэнский ‎эпизод‏ ‎политической ‎деятельности ‎Блюхера ‎был ‎впоследствии‏ ‎поставлен ‎ему‏ ‎в‏ ‎вину ‎после ‎ареста‏ ‎органами ‎НКВД.‏ ‎Но ‎как ‎раз ‎информация‏ ‎эта‏ ‎была ‎в‏ ‎то ‎время‏ ‎совершенно ‎недоступна! ‎На ‎неё ‎нельзя‏ ‎было‏ ‎просто ‎наткнуться‏ ‎в ‎Интернете‏ ‎или ‎случайно ‎прочесть ‎в ‎бульварной‏ ‎прессе.‏ ‎Иными‏ ‎словами, ‎Семенов‏ ‎шёл ‎от‏ ‎подлинного ‎уголовного‏ ‎дела‏ ‎маршала ‎Блюхера,‏ ‎на ‎которое ‎он ‎положил ‎свою‏ ‎сюжет.

В ‎«Отчаянии»‏ ‎Штирлица‏ ‎по ‎возвращению ‎в‏ ‎Москву ‎арестовывают.‏ ‎А ‎по ‎какому ‎поводу‏ ‎к‏ ‎Штирлицу ‎могли‏ ‎возникнуть ‎претензии‏ ‎по ‎возвращении ‎в ‎Москву? ‎Давайте‏ ‎отбросим‏ ‎демонстративно ‎бессмысленное‏ ‎возбуждение ‎уголовного‏ ‎дела, ‎описанное ‎в ‎«Отчаянии», ‎и‏ ‎постараемся‏ ‎анализировать‏ ‎исключительно ‎первоисточник.‏ ‎Первоисточник, ‎с‏ ‎которого ‎началась‏ ‎история‏ ‎штандартенфюрера ‎фон‏ ‎Штирлица, ‎это ‎«Семнадцать ‎мгновений ‎весны».

Этот‏ ‎роман ‎посвящён‏ ‎событиям‏ ‎одна ‎тысяча ‎девятьсот‏ ‎сорок ‎пятого‏ ‎года ‎в ‎Берлине ‎и,‏ ‎в‏ ‎частности, ‎активной‏ ‎деятельности ‎Штирлица‏ ‎среди ‎представителей ‎готовой ‎уже ‎задать‏ ‎деру‏ ‎нацисткой ‎верхушки.‏ ‎Роман ‎был‏ ‎написан ‎сразу ‎после ‎романа ‎«Пароль‏ ‎не‏ ‎нужен»,‏ ‎а ‎в‏ ‎целом ‎событиям‏ ‎сорок ‎пятого‏ ‎года‏ ‎посвящена ‎дилогия‏ ‎из ‎двух ‎романов: ‎«Семнадцать ‎мгновений‏ ‎весны» ‎и‏ ‎«Приказано‏ ‎выжить». ‎

Из ‎них‏ ‎классикой ‎на‏ ‎все ‎времена ‎стал ‎первый‏ ‎роман,‏ ‎положенный ‎в‏ ‎основу ‎одноименного‏ ‎советского ‎многосерийного ‎телевизионного ‎фильма. ‎Давайте‏ ‎попробуем‏ ‎разобраться ‎в‏ ‎том, ‎что‏ ‎там ‎произошло ‎и, ‎главное, ‎зачем‏ ‎нам‏ ‎Семенов‏ ‎обо ‎всем‏ ‎этом ‎написал.

Сама‏ ‎по ‎себе‏ ‎геополитическая‏ ‎канва ‎романа‏ ‎очень ‎актуальна ‎и ‎по ‎сей‏ ‎день. ‎Напомню,‏ ‎что‏ ‎коварные ‎союзники ‎товарища‏ ‎Сталина ‎ещё‏ ‎со ‎времен ‎аншлюса ‎Австрии‏ ‎только‏ ‎тем ‎и‏ ‎были ‎озабочены,‏ ‎чтобы ‎оставить ‎СССР ‎наедине ‎с‏ ‎бесноватым‏ ‎фюрером. ‎Объявив‏ ‎Гитлеру ‎войну,‏ ‎Англия ‎и ‎Франция ‎продолжили ‎свои‏ ‎интриги.‏ ‎Как‏ ‎нам ‎с‏ ‎вами ‎прекрасно‏ ‎известно, ‎эти‏ ‎попытки‏ ‎длились ‎в‏ ‎течение ‎всей ‎мировой ‎войны, ‎но‏ ‎ни ‎разу‏ ‎не‏ ‎увенчались ‎успехом. ‎Более‏ ‎того, ‎заигравшись‏ ‎в ‎антисоветские ‎игрища, ‎Англия‏ ‎в‏ ‎1940-м ‎году‏ ‎сама ‎оказалась‏ ‎в ‎одиночестве ‎и ‎вынуждена ‎была‏ ‎отчаянно‏ ‎оттягивать ‎свой‏ ‎конец: ‎сражаться‏ ‎с ‎Гитлером ‎без ‎союзников ‎вплоть‏ ‎до‏ ‎самого‏ ‎рокового ‎дня‏ ‎22 ‎июня‏ ‎1941 ‎года.

Вот‏ ‎эти‏ ‎безуспешные ‎попытки,‏ ‎регулярно ‎предпринимаемые ‎коллективным ‎Западом, ‎должны‏ ‎были ‎иметь‏ ‎какое-то‏ ‎более ‎или ‎менее‏ ‎вменяемое ‎оправдание‏ ‎именно ‎в ‎части ‎их‏ ‎безуспешности.‏ ‎Ссылаться ‎на‏ ‎гений ‎товарища‏ ‎Сталина ‎во ‎времена ‎застоя ‎было‏ ‎не‏ ‎принято. ‎Да‏ ‎и ‎в‏ ‎принципе, ‎советская ‎внешняя ‎политика ‎официально‏ ‎провозглашалась‏ ‎честной‏ ‎и ‎открытой,‏ ‎без ‎какого-либо‏ ‎маккиавелизма. ‎Вот‏ ‎как‏ ‎написано ‎в‏ ‎официальном ‎договоре, ‎так ‎все ‎и‏ ‎было ‎задумано.‏ ‎То‏ ‎есть ‎неудачи ‎в‏ ‎попытках ‎Запада‏ ‎сговориться ‎с ‎Гитлером, ‎который‏ ‎тоже‏ ‎хотел ‎сговориться‏ ‎с ‎Западом,‏ ‎нужно ‎было ‎как-то ‎оправдывать. ‎Одним‏ ‎из‏ ‎таких ‎виртуозных‏ ‎по ‎закрученности‏ ‎сюжета ‎оправданий ‎и ‎были ‎«Семнадцать‏ ‎мгновений‏ ‎весны».‏ ‎

Штирлиц ‎плетет‏ ‎тонкую ‎интригу,‏ ‎в ‎результате‏ ‎которой‏ ‎Гитлер ‎и‏ ‎Сталин, ‎единым ‎фронтом, ‎как ‎когда-то‏ ‎в ‎1939‏ ‎году,‏ ‎выступают ‎против ‎панской‏ ‎Польши ‎начавшихся‏ ‎в ‎Берне ‎переговоров ‎предателей‏ ‎рейха‏ ‎и ‎социализма‏ ‎с ‎Аланом‏ ‎Даллесом ‎(автором ‎одноименного ‎плана). ‎Все‏ ‎покровы‏ ‎сброшены, ‎тайны‏ ‎раскрыты, ‎Сталин‏ ‎пишет ‎Рузвельту ‎укоризненное ‎письмо, ‎Борман‏ ‎в‏ ‎очередной‏ ‎раз ‎оставляет‏ ‎в ‎дураках‏ ‎своих ‎конкурентов‏ ‎по‏ ‎карьерной ‎игре.‏ ‎Рузвельт ‎в ‎итоге ‎пишет ‎Сталину‏ ‎«явку ‎с‏ ‎повинной»‏ ‎и ‎умирает ‎от‏ ‎стыда, ‎а‏ ‎война ‎благополучно ‎заканчивается ‎продолжается.‏ ‎

Но,‏ ‎если ‎опустить‏ ‎выдуманные ‎Семеновым‏ ‎интриги ‎нацистских ‎бонз ‎мы ‎видим‏ ‎явные‏ ‎и ‎необъяснимые‏ ‎несостыковки ‎в‏ ‎легенде ‎Штирлица ‎относительно ‎его ‎деятельности‏ ‎в‏ ‎Берлине‏ ‎сорок ‎пятого‏ ‎года, ‎очевидно‏ ‎требующие ‎тщательного‏ ‎расследования.‏ ‎Причём ‎Семенов‏ ‎тут ‎играет ‎сразу ‎несколько ‎партий,‏ ‎наподобие ‎гроссмейстера‏ ‎Алехина,‏ ‎дававшего ‎сеансы ‎одновременной‏ ‎игры ‎на‏ ‎шахматных ‎турнирах ‎Третьего ‎рейха‏ ‎и‏ ‎оккупированных ‎восточных‏ ‎территорий. ‎Например,‏ ‎с ‎первых ‎строк ‎романа ‎тонкий‏ ‎интеллектуал,‏ ‎похожий ‎на‏ ‎профессора ‎математики,‏ ‎Штирлиц ‎убивает ‎стукача, ‎сразу ‎же‏ ‎обозначив‏ ‎свою‏ ‎сторону ‎в‏ ‎противостоянии ‎интеллигенции‏ ‎и ‎тайной‏ ‎полиции‏ ‎всех ‎времён‏ ‎и ‎народов. ‎

Итак, ‎для ‎начала‏ ‎у ‎Штирлица‏ ‎арестовывают‏ ‎радистку. ‎Это ‎очень‏ ‎нехорошо. ‎У‏ ‎Леопольда ‎Треппера ‎в ‎свое‏ ‎время‏ ‎тоже ‎радистку‏ ‎арестовали. ‎А‏ ‎самого ‎Леопольда ‎— ‎нет. ‎Причем‏ ‎никакая‏ ‎служба ‎пеленгации‏ ‎к ‎аресту‏ ‎Кэтрин ‎Кин ‎отношения ‎не ‎имела,‏ ‎а‏ ‎в‏ ‎версию ‎ареста‏ ‎в ‎родильном‏ ‎отделении ‎Шаритэ‏ ‎(привет,‏ ‎Навальный!) ‎поверить‏ ‎трудно. ‎«Полька, ‎а ‎какого ‎великана‏ ‎родила! ‎Надо‏ ‎звонить‏ ‎в ‎гестапо», ‎—‏ ‎что ‎это‏ ‎за ‎детский ‎лепет ‎вообще?‏ ‎

Ещё‏ ‎хуже ‎выглядит‏ ‎то ‎обстоятельство,‏ ‎что ‎арест ‎«русской ‎пианистки» ‎не‏ ‎привел‏ ‎к ‎аресту‏ ‎самого ‎Штирлица,‏ ‎которого, ‎кстати, ‎пианистка ‎прекрасно ‎знала.‏ ‎Для‏ ‎любого‏ ‎сотрудника ‎НКВД‏ ‎выколотить ‎из‏ ‎подследственной ‎женщины,‏ ‎только‏ ‎что ‎родившей,‏ ‎арестованной ‎с ‎ребенком ‎на ‎руках,‏ ‎любые ‎сведения‏ ‎было‏ ‎делом ‎одного ‎плевка.‏ ‎Поверить ‎в‏ ‎то, ‎что ‎радистку ‎не‏ ‎раскололи‏ ‎в ‎гестапо‏ ‎попросту ‎невозможно.‏ ‎Однако ‎русская ‎пианистка ‎не ‎только‏ ‎не‏ ‎колется, ‎но‏ ‎и ‎спокойно‏ ‎выходит ‎на ‎свободу. ‎С ‎ребенком.‏ ‎Как‏ ‎такое‏ ‎могло ‎случиться?‏ ‎А ‎очень‏ ‎просто. ‎Её‏ ‎освободили‏ ‎доблестные ‎воины‏ ‎СС. ‎Вернее ‎один ‎контуженный ‎эсэсовец‏ ‎вдруг ‎перебил‏ ‎охрану‏ ‎и ‎скрылся ‎с‏ ‎радисткой. ‎Очень‏ ‎интересно. ‎«А ‎как ‎нам‏ ‎можно‏ ‎было ‎бы‏ ‎с ‎ним‏ ‎побеседовать? ‎Может ‎он ‎среди ‎пленных‏ ‎или‏ ‎интернированных ‎найдется?‏ ‎Ах, ‎он‏ ‎сразу ‎же ‎погиб... ‎забавно». ‎Что‏ ‎ж,‏ ‎повезло‏ ‎Штирлицу. ‎Кэтрин‏ ‎не ‎раскололась,‏ ‎фотография ‎штандартенфюрера,‏ ‎заготовленная‏ ‎для ‎его‏ ‎опознания ‎не ‎пригодилась. ‎

Но ‎при‏ ‎этом ‎(внимание!)‏ ‎какой-то‏ ‎полуарест, ‎полузадержание ‎Штирлица‏ ‎вслед ‎за‏ ‎разгромом ‎радиоцентра ‎советской ‎разведки‏ ‎все-таки‏ ‎последовал. ‎Пальчики‏ ‎он ‎оставил‏ ‎на ‎чемодане. ‎И ‎вот ‎Штирлица‏ ‎уже‏ ‎проверяют ‎в‏ ‎тюрьме ‎гестапо.‏ ‎Помните ‎эпизод ‎с ‎опознанием ‎нашего‏ ‎героя‏ ‎каким-то‏ ‎чахоточным ‎шуцманом?‏ ‎«Ваша ‎форма‏ ‎их ‎смущает.‏ ‎—‏ ‎И ‎что‏ ‎же ‎мне, ‎сидеть ‎голым?» ‎Так‏ ‎вот, ‎шуцман‏ ‎вспомнил,‏ ‎что ‎Штирлиц ‎перевез‏ ‎через ‎дорогу‏ ‎какую-то ‎разбитую ‎при ‎бомбежке‏ ‎коляску,‏ ‎чемоданы ‎там‏ ‎тоже ‎были,‏ ‎наверное. ‎И ‎вот ‎человек, ‎уличенный‏ ‎прямыми‏ ‎уликами, ‎то‏ ‎есть ‎отпечатками‏ ‎пальцев ‎прямо ‎на ‎советской ‎рации,‏ ‎спокойненько‏ ‎продолжает‏ ‎работу ‎в‏ ‎святая ‎святых‏ ‎немецкой ‎политической‏ ‎разведки,‏ ‎курирует ‎там‏ ‎переговоры ‎с ‎Западом ‎и ‎(не‏ ‎больше, ‎не‏ ‎меньше!)‏ ‎вопросы ‎изготовления ‎атомного‏ ‎оружия. ‎

Вот‏ ‎теперь ‎мы ‎понимаем, ‎что‏ ‎у‏ ‎гипотетического ‎следователя,‏ ‎работавшего ‎с‏ ‎уголовным ‎делом ‎гипотетического ‎Штирлица, ‎вернувшегося‏ ‎в‏ ‎Москву ‎после‏ ‎войны, ‎было‏ ‎несколько ‎неприятных ‎вопросов ‎к ‎бывшему‏ ‎коллеге.‏ ‎Арест‏ ‎Кэтрин ‎Кин,‏ ‎её ‎побег-освобождение,‏ ‎безуспешные ‎розыски‏ ‎по‏ ‎всему ‎Берлину‏ ‎были ‎зафиксированы ‎в ‎трофейных ‎документах‏ ‎гестапо. ‎А‏ ‎вместе‏ ‎с ‎ними ‎также‏ ‎и ‎материалы‏ ‎проверки ‎самого ‎Штирлица, ‎с‏ ‎вызовами‏ ‎полицейских, ‎протоколами‏ ‎очных ‎ставок,‏ ‎показаниями ‎сотрудников ‎гестапо ‎и ‎надзирателей.‏ ‎Богатый‏ ‎трофейный ‎материал‏ ‎на ‎Штирлица‏ ‎был. ‎Осталось ‎послушать ‎объяснения ‎подозреваемого.‏ ‎

Вот‏ ‎эти‏ ‎объяснения ‎Семенов‏ ‎и ‎сочинил.‏ ‎Сочинил ‎потому‏ ‎что‏ ‎его ‎об‏ ‎этом ‎попросили ‎на ‎Лубянке. ‎