История движения «Талибан»: Из пепла войны
Важно! Данный материал не оправдывает террористическую деятельность в любой ее форме и преследует сугубо просветительские цели.
1994 год. Афганистан. Измученная 15-летней братоубийственной войной страна лежала в руинах. Война унесла жизни более миллиона человек, а 5 миллионов были вынуждены покинуть свои дома. Кабул, столица и крупнейший город страны, превратился в арену ожесточенных боев за власть между враждующими группировками моджахедов.
За пределами Кабула царил еще больший хаос. Страна была разделена на множество мелких феодальных княжеств, которыми правили разнообразные «борцы за свободу» и «защитники веры», а, проще говоря, полевые командиры и бандиты, перманентно враждовавшие друг с другом. Наиболее ярко этот хаос проявлялся на юге Афганистана. Здесь, где родоплеменные распри и конфликты за ресурсы плели тугую сеть противоречий, не было и речи о единой власти.
Именно из этого кровавого месива и вырос Талибан. В начале 1990-х годов мулла Мохаммед Омар, утомленный бессмысленным кровопролитием и беззаконием, царившими среди моджахедов, основал в провинции Кандагар движение «Талибан». Омар, бывший командир моджахедов, был полон решимости вернуть мир и порядок в измученную страну. Он верил, что строжайшее следование законам шариата — это ключ к спасению. По крайней мере, так преподносит события его собственная официальная легенда.
Объединив вокруг себя бывших соратников по оружию и используя личные связи, Омар заручился поддержкой многих моджахедов, которые присягнули ему на верность. С 1994 года талибы начали активную борьбу. Они искореняли криминальные группировки, разоружали бесчинствующих полевых командиров и захватывали контроль над ключевыми территориями. Их обещания безопасности, справедливости и строгого следования шариату находили отклик в сердцах уставших от войны людей. Талибы быстро завоевывали популярность на юге и юго-востоке Афганистана.
Моджахеды и талибы: сходства и различия
И здесь у любезного читателя может возникнуть справедливый вопрос: а чем талибы кардинально отличались от моджахедов? Действительно, когда среднестатистический житель СНГ слышит эти слова, он сразу представляет себе бородатого дядьку в тюрбане или пуштунском берете-паколе, с автоматом Калашникова на плече. И тот, и другой поддерживают консервативные ценности и ислам. В чем разница? На деле же различий у этих двух объединений едва ли не больше, чем сходств.
Моджахеды изначально возникли и объединились под знаменем исламского сопротивления против советской оккупации и прокоммунистического правительства Афганистана. Они представляли собой довольно широкий спектр различных группировок, от радикальных исламистов, до весьма умеренных, светских мусульман-националистов. Например, моджахеды в целом не ограничивали права женщин, хотя некоторые группировки придерживались более консервативных взглядов.
Также они были децентрализованы, с множеством независимых групп и командиров. И, наконец, моджахеды обладали очень пестрым этническим составом. Доминирующей этнической группой, составлявшей около 40%, были пуштуны. Вторая по величине группа, около 25% — таджики. Узбеки составляли около 15%, хазарейцы — около 10%. Остальные этнические группы, — нуристанцы, туркмены, арабы, белуджи и другие — совокупно составляли еще 10%.
Что касается талибов, то они с самого начала имели строгую иерархическую структуру, во главе которой стоял эмир. Также, в отличие от моджахедов, основой движения «Талибан» изначально был радикальный ислам, который мы может назвать исламизмом. Умеренный талиб — это практически оксюморон. При этом, в среднем по палате, талибы оказывались более радикальными, чем самые радикальные моджахеды.
Другой идеологической основой талибов помимо ислама были пуштунские племенные традиции. «Талибан» с первых дней своего существования был, в первую очередь, пуштунским движением. Пуштуны составляют в нем 85-90% численности. Еще 10% делят между собой остальные этносы Афганистана, при этом внутри движения они, как правило, занимают подчиненное положение.
Истоки движения «Талибан» можно найти в рядах моджахединской партии «Харакат-и Энгилаб-и Ислами» («Движение исламской революции», сокращенно «Харакат»), основанной маулави Мухаммедом Наби Мохаммеди (1920-2002). Мохаммеди был духовным лидером, который с конца 1940-х годов управлял известной во всей стране медресе в Барики-Барак, провинция Логар, а также являлся депутатом парламента с 1965 по 1973 год.
Мохаммеди руководил обширной сетью мулл, особенно распространенной среди пуштунских племен южного Афганистана. В начале 1980-х годов «Харакат» считалась самой многочисленной партией моджахедов. Слабым местом партии была отсутствие чёткой структуры командования, что превращало ее скорее в рыхлый союз локальных фронтов сопротивления.
Многие отряды моджахедов, ассоциированные с «Харакат», рекрутировались из числа студентов их медресе, где они получали как религиозное, так и военное образование. Многие лидеры Талибана, такие как мулла Омар, были знакомы по этим медресе, связанным с «Харакат». Собственно, само слово «талиб» буквально означает «ученик».
После вывода советских войск из Афганистана многие командиры и бойцы «Харакат» вернулись в свои деревни и медресе, считая, что одержали военную победу и их миссия выполнена. В результате «Харакат», несмотря на свое доминирующее присутствие в южном Афганистане, не смогла установить контроль над занятыми территориями. Кроме того, партия уже находилась в состоянии распада, поскольку маулави Наби Мохаммеди к тому времени был тяжело болен.
Талибы наступают
Наступление талибов шло быстро. В октябре 1994 года они взяли под свой контроль Спин-Болдак — важный южный пограничный переход, ведущий в Пакистан, а затем и Кандагар — свой первый крупный город. В начале 1995 года талибы начали стремительное расширение своего контроля над территорией Афганистана, двигаясь на север и восток страны. Многие отряды моджахедов переходили на их сторону, а также талибы получали значительное пополнение из числа выпускников пакистанских медресе.
За короткий срок талибы захватили пять провинций пуштунского «ядра»: Гильменд, Урузган, Фарах, Забуль и Газни. Население этих регионов поначалу приветствовало талибов, так как они останавливали террор и произвол местных бандформирований. Популярность талибов, которые провозгласили своей целью внедрение шариата, то есть некодифицированного божественного права, росла и в глазах международного сообщества.
Это привлекло внимание других стран, прежде всего Пакистана, Саудовской Аравии и США, которые уже в 1980-х годах поддерживали сопротивление советским войскам в Афганистане. За интересом к талибам стояли и экономические мотивы. С начала 1990-х годов аргентинский концерн Bridas планировал строительство газопровода из богатой газом Туркмении через запад и юг Афганистана к пакистанскому побережью. Это подтолкнуло консорциум, состоящий из американской компании Unocal и саудовской Delta Oil, также бороться за этот проект стоимостью 2,5 миллиарда долларов США. Консорциум оказывал талибам финансовую поддержку в надежде получить внутри Афганистана лояльную и вооруженную силу, которая могла бы на месте гарантировать реализацию и поддержку проекта. В ретроспективе становится ясно, что экономические и геополитические интересы США и Саудовской Аравии сыграли роль в экспансии талибов. В те благословенные годы американские дипломаты даже посещали штаб-квартиру талибов, а корпорация Unocal в качестве жеста доброй воли пригласила делегацию от «Талибана» в США. Расскажи об этом кому сегодня — покрутят пальцем у виска, но из песни слов не выкинешь.
Пакистан также с интересом воспринял появление талибов как региональной силы, способной навести порядок в южном и юго-восточном Афганистане. Религиозная ориентация талибов соответствовала пакистанским представлениям о безопасности, так как она подавляла и заменяла собой этнический пуштунский сепаратизм и, следовательно, сдерживала возрождение вопроса о Паштунистане (см. предыдущую часть).
В начале талибов щедро финансировали в основном пакистанские транспортные компании, принадлежавшие пакистанским пуштунам. Это позволило талибам получить доступ к рынкам Ирана и Центральной Азии, которые до этого были блокированы из-за войны. В конце сентября 1996 года талибы захватили Кабул и провозгласили Исламский Эмират Афганистан. В день захвата (27 сентября) они казнили Мохаммеда Наджибуллу (род. 1947), который был президентом Афганистана с 1986 по 1992 год и находился под защитой ООН; его тело было выставлено на всеобщее обозрение.
Взятие столицы стало поводом для Пакистана, Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов признать талибов в качестве нового законного правительства Афганистана. Вашингтон, напротив, проявил сдержанность из-за все более негативного имиджа талибов в американском обществе. Организация Исламского Сотрудничества также подчеркнула свой нейтралитет, объявив место Афганистана в организации вакантным.
Захват Кабула подтолкнул партии моджахедов и другие ополчения, которые до 1996 года яростно враждовали между собой, объединиться в Северный альянс для противостояния талибам. Тем не менее, талибы — при поддержке пакистанских военных советников — продолжали расширять свою власть над Афганистаном.
Особо ожесточенные бои между талибами и Северным альянсом развернулись за Мазари-Шариф: в конце мая 1997 года хазарейские ополчения Северного альянса убили несколько тысяч талибов при отвоевании города. В качестве акта мести зимой 1997-98 года талибы блокировали доставку гуманитарной помощи ООН в центральный Афганистан, стремясь выморить хазарейцев голодом.
12 августа 1998 года талибы вновь захватили Мазари-Шариф и устроили резню, целенаправленно убивая мужчин, женщин и детей из числа хазарейцев-шиитов. Жертвами расправы стали от 5 000 до 10 000 хазарейцев. Убийство восьми иранских дипломатов при взятии города усилило напряженность между талибами и Ираном, который сосредоточил на границе 70 000 солдат и угрожал военным вторжением. Однако за бряцанием оружием последовали лишь локальные пограничные стычки, так как Тегеран не стремился к прямому вмешательству в афганский конфликт.
В последующие месяцы талибы расширили свою власть на весь северный Афганистан, а в середине сентября захватили центральную часть страны. В результате летом 1998 года им удалось разгромить Северный альянс. За исключением отдельных очагов сопротивления, единственным серьезным противником остался известный командир моджахедов Ахмад Шах Масуд (1953-2001), который контролировал около 10% территории страны, включая горный Бадахшан и долину Панджшер. Ни талибы, ни Масуд не могли добиться решительного успеха.
Попытки на международном уровне сблизить талибов и Северный альянс потерпели неудачу. Талибы не были партией, а движением. В этом они также отличались от партий моджахедов, которые выдавали членские билеты и имели четкую структуру. Опору талибов составляли медресе в Афганистане и Пакистане. Эти студенты в основном происходили из низших слоев общества и часто были сиротами, поэтому медресе выполняли функцию приемных семей.
Однако среди талибов было много и «профессиональных моджахедов», которые вовремя перешли на сторону победителей. Среди талибов были и бывшие коммунисты, которые из-за своей квалификации брали на себя задачи в администрации и армии, для которых у талибов не хватало обученного персонала.
На первых порах традиционная пуштунская элита, до сих пор исключенная из афганской игры за власть, также надеялась с помощью талибов обрести влияние. Выдающимся представителем этой элиты был Абдул Ахад Карзай (род. 1922, отец Хамида Карзая), который был убит неизвестными 15 июля 1999 года. Эта элита тщетно верила обещаниям талибов вернуть на престол короля Захира Шаха, которого, несмотря на преклонный возраст, снова и снова предлагали в качестве объединяющей фигуры.
В целом, в этот период у талибов было амбивалентное отношение к пуштунской этничности. С одной стороны, им было важно преодолеть племенную разобщенность с помощью объединяющей нити ислама. Талибы также с подозрением относились к племенным феодальным структурам, которые были сильно развиты в южном Афганистане — в отличие от восточного или юго-восточного. Они позиционировали себя как движение простых людей. С другой стороны, большинство их сторонников происходило из племенных конфедераций гильзай и дуррани, поэтому племенная культура служила общей ценностной базой.
Поэтому с распространением талибов все большее значение приобретала общая южноафганская идентичность «Лой Кандагар» («Большой Кандагар»), ведь ядро «Талибана» составляли граничащих друг с другом провинций Кандагар, Гильменд, Урузган и Забуль.
В 1990-х годах талибы показательно дистанцировались от моджахедов, которые своими зверствами против афганского населения утратили славу «святых воинов». Талибы видели себя спасителями Афганистана, несущими мир измученной стране под объединяющим знаменем ислама. Самоназвание «талибы» (ученики) подчеркивало единство действий во имя ислама и противопоставляло их партийному расколу, к которому скатились моджахеды.
Главной целью талибов было восстановление территориальной целостности Афганистана. В этом смысле их политика носила ярко выраженный национально-государственный характер. В отличие от «Аль-Каиды», талибы не стремились к глобальному джихаду. Их идеология ставила целью возврат к истокам ислама. Талибы не хотели, подобно египетским «Братьям-мусульманам», соединить ислам с современностью. Они желали возродить идеализированный порядок, существовавший в период расцвета Багдадского халифата в VIIвеке. В соответствии с этим, мулла Омар, глава и духовный лидер талибов, был провозглашен амиром аль-муминин («повелителем правоверных»).
«Второй Омар»
Мулла Омар, лидер талибов, олицетворял собой единство исламского и пуштунского начал. С одной стороны, он был пуштуном из племени хотак-гильзай, что роднило его с Миром Вайсом (1673-1715), основателем первого пуштунского государства. С этой точки зрения, мулла Омар воспринимался как человек, способный вернуть гильзаям былое могущество, а не как еще один наследник династии Дуррани.
Здесь нужно сделать небольшое пояснение. Дуррани — это не только родовое имя династии, но и одно из двух крупнейших племенных объединений пуштунов. Второе крупнейшее объединение — гильзаи. Взаимоотношения между дуррани и гильзаи на протяжении истории были сложными и противоречивыми. Иногда они воевали друг с другом, а иногда объединялись против общего врага. Но — и это важно — подавляющее число пуштунских правителей Афганистана были из дуррани.
Кроме того, Омар происходил из простой семьи, жившей в сельской местности провинции Урузган, и не принадлежал к крупной землевладельческой элите южного Афганистана. В годы джихада против СССР он потерял глаз в бою, что выгодно отличало его от лидеров моджахедских партий, которые не рисковали своей жизнью на передовой.
4 апреля 1996 года в Кандагаре перед лицами 1500 исламских ученых мулла Омар принял титул амира аль-муминин («повелителя правоверных»). Церемония проходила на крыше медресе, где он, облаченный в плащ Пророка, хранящийся в Кандагаре как реликвия, обратился к ученым. Титул амира аль-муминин носили халифы, чья эпоха ассоциируется с золотым веком исламского правления в Багдаде. И вот стоят все эти исламские ученые внизу, а Омар с крыши медресе вещает, что он, дескать, не кто иной, как новое воплощение халифа Омара ибн аль-Хаттаба, жившего в начале VII века. Возражений ни у кого не было, и для краткости его нарекли просто «вторым Омаром».
Сложно сказать, было ли это спонтанным решением или продуманной инсценировкой. В пользу первого говорит то, что талибы никогда не претендовали на власть за пределами Афганистана, тогда как претензия на халифат — это претензия на власть над всеми мусульманами земли. Именно на это указывали критики Омара — дескать, пуштунский мулла хочет создать всемирный халифат. Критики же трактовали присвоенный Муллой Омаром титул как провозглашение лидерства талибов над всем исламским миром, а также как их стремление к созданию «государства Бога» на основе возрождения последнего законного исламского халифата. Само собой, ведущие богословы в Каире и Мекке яростно возражали против этого, считая талибов нищими дикарями, которые совершенно не соответствуют таким амбициям.
Мулла Омар был известен как сдержанный и скрытный человек, не блиставший красноречием. Он часами посвящал себя изучению Корана. Многие утверждали, что он не справлялся с руководством талибами, был политически наивен и предпочитал духовное лидерство политическому руководству. Неудивительно, что его фотографий практически нет. Он видел себя духовным главой эмирата, а не активным членом правительства, обязанного вести публичную жизнь.
Смерть Муллы Омара остается загадкой. Лишь в июле 2015 года талибы объявили, что он умер от болезни за два года до этого. До сих пор не ясно, провел ли он свои последние годы в афганской провинции Забуль или находился под домашним арестом в Пакистане.
Дозволенное и недозволенное
В чем-то исламские интеллектуалы из Каира и Мекки оказались правы. Структуры министерств и административных единиц Афганистана они переняли от предыдущих режимов практически без изменений. Единственным нововведением стало создание Министерства добродетели и против пороков, которому было поручено следить за соблюдением исламских обычаев. В действительности, талибы просто не знали, что делать с министерствами и государственным аппаратом.
Кандагар оставался центром власти талибов; мулла Омар, как утверждается, посещал Кабул всего дважды за все время. Таким образом, все важные решения он и шура (совет) талибов принимали в Кандагаре. Кабульская шура под руководством главы правительства муллы Мохаммада Раббани была обязана их выполнять. Кроме того, государственные должности, такие как посты министров или губернаторов, как правило, раздавались в качестве награды за особые боевые заслуги полевым командирам талибов или использовались для урегулирования внутренних разногласий. Поэтому большинство министров были пуштунами из «Лой Кандагара».
Политика талибов до некоторой степени была результатом ожесточенной войны, в которой насилие и жестокость давно стали обыденностью. Хотя талибы и отстаивали определенный общественный порядок, они добивались его реализации с помощью бескомпромиссного применения силы. Так, они хвастались тем, что восстановили общественную безопасность, разоружив население и введя суровые наказания за преступления. Однако это разоружение скорее напоминало инкорпорацию местных военизированных формирований (то есть — бандитов) в единую организационную структуру.
Понимание талибами общественной безопасности также не основывалось на правовых принципах, а целиком и полностью зависело от воли каждого отдельного талиба. Тем не менее, им удалось резко сократить преступность и разбой на дорогах. Центральным элементом их правления стало введение шариата, за соблюдением которого следила полиция нравов. Шариатские наказания за определенные проступки (например, побиение камнями за прелюбодеяние) они применяли со всей строгостью.
Запреты на бритье, танцы, прослушивание музыки, портретные фотографии, телевизоры и бумажные пакеты (потому что они были сделаны из макулатуры, на которой мог быть напечатан религиозный текст) были результатом их субъективного понимания религии, и количество таких запретов ежедневно увеличивалось. Говоря простым языком, «деревня» пришла в города и начала наводить там свои порядки.
Сильнее всего от этой политики страдали женщины, как самое слабое звено афганского общества. Если после падения коммунистического режима в 1992 году правительство моджахедов ввело лишь обязательное ношение паранджи, то талибы полностью изгнали женщин из общественной жизни.
В то время как сельские пуштунские районы в значительной степени были избавлены от таких распоряжений, в Герате и Кабуле нравы соблюдались особенно строго. Одной из причин этого могло быть языковое и этническое противостояние между говорящими на пушту талибами и преимущественно таджикским населением этих городов, говорящим на дари. Репрессии талибов также были выражением глубоко укоренившегося противоречия между городом и деревней.
Жесткое отношение талибов к Кабулу было вызвано как их неприязнью к городскому населению, так и недоверием к городской среде как таковой, где их мировоззрение, сформированное в сельском пуштунском обществе, больше не работало. К тому же Кабул считался «оплотом коммунизма», что еще больше усилило его негативный имидж.
Постепенно до высоких кабинетов в Вашингтоне стало доходить, что прийти к компромиссу с талибами невозможно в принципе. 19 ноября 1997 года госсекретарь США Мадлен Олбрайт заявила, что США не признают талибов из-за нарушения ими прав человека и прав женщин. Радикализм талибов также привел к ухудшению их отношений с ООН и другими международными организациями. Требование талибов занять место в ООН, которое по-прежнему занимали бывшие моджахеды, было отклонено. Фактически, на территории Афганистана в те годы параллельно существовали два государства — Исламский эмират Афганистан (талибы) и Исламское Государство Афганистан (основанное в 1992 году бывшими моджахедами). К 1997 году правительство моджахедов контролировало только север страны, однако именно оно было признано мировым сообществом. Когда талибы в середине 1998 года решили сконцентрировать все гуманитарные организации в Кабуле на территории политехнического института, те вывели своих сотрудников из города, а ЕС прекратил выделение гуманитарной помощи Афганистану.
В стране цвела и пахла теневая экономика, основы которой были заложены еще в 1980-х годах, но теперь она получила новый импульс. В конце 1990-х годов Афганистан стал центром интенсивного контрабандного трафика между свободной экономической зоной Дубая, Ираном, государствами Средней Азии и Пакистаном. Ассортимент товаров варьировался от нефти из Ирана до высокотехнологичных продуктов, импортируемых из Дубая, оружия и запчастей для автомобилей из стран Средней Азии, а также краденых автомобилей из Пакистана. По оценкам экономистов, талибы ежегодно зарабатывали на таможенных пошлинах 2,1 миллиарда долларов США.
Кроме того, Афганистан с долей рынка более 75% стал крупнейшим в мире производителем героина. Целые регионы на юге и юго-востоке Афганистана жили за счет выращивания наркотиков, прежде чем талибы в период сбора урожая 2000-01 года запретили выращивание мака, чтобы получить обещания помощи от программ ООН. Это стоило им значительной части их популярности среди мелких крестьянских хозяйств, живущих за счет опиума, и лишило их доходов от налогообложения.
Любезный читатель наверняка слышал эту довольно популярную историю о том, как талибы боролись с выращиванием мака и вводили жесточайшие кары для хозяев плантаций. Поэтому необходимо сказать пару слов и по этому поводу. Во-первых, важно понять одну простую вещь — героин в Афганистане производили и до талибов, и при талибах, и, практически наверняка, будут производить и после них. Просто потому что это — самый выгодный вид экспорта для, в общем-то, нищей и скудной на природные ресурсы страны. Рыночек порешал, ничего не попишешь. К середине 90-х, когда Талибы оттеснили бывших моджахедов на север страны и взяли Афганистан под свой фактический контроль, они действительно приняли ряд законов, ограничивающих производство наркотиков, а в 1997 году даже ввели смертную казнь за выращивание мака.
Эти меры действительно привели к быстрому и резкому падению производства героина в Афганистане и, как следствие, столь же резкому снижению экспорта наркотика. Ну, а дальше опять порешал рыночек. Искусственно созданный дефицит привел к столь же стремительному росту цен на героин. После чего можно было снова гнать наркотики в Европу, но — уже по более «вкусной» цене. Кроме того, эти драконовские меры со смертной казнью помогли талибам подмять внутренний героиновый рынок под себя. Независимым производителям либо сделали секир-башка, либо под страхом смерти вынудили идти под протекцию талибов. На деле ситуация получалась такая: формально выращивать мак и делать героин было нельзя, но если очень хочется — то можно, правда нужно согласовать все с властями и регулярно платить в казну налог. Так и родилась эта красивая легенда о том, что «при талибах не было наркотиков».
Но даже несмотря на это, и на дополнительную финансовую помощь из Саудовской Аравии и стран Персидского залива, талибы не смогли поставить экономику на здоровые рельсы во время своего первого эмирата. Многолетняя засуха и международные санкции, введенные с 1999 года, усугубили гуманитарный кризис.
Jihad international
Естественно, говоря о талибах и Афганистане, мы просто не могли не упомянуть бывшего «террориста № 1». Тем более, что для правления талибов их отношения с «Аль-Каидой» и Усамой бен Ладеном (1957-2011) оказались роковыми. Еще в 1980-х годах Афганистан центром притяжения для всевозможных исламистов, которые приезжали со всего мира, чтобы сражаться против коммунистического режима в Кабуле и поддерживающих его советских войск.
Этих «ветеранов Афганистана» насчитывали от 10 000 до 40 000 человек. С выводом советских войск многие из них перебрались в другие «горячие точки», такие как Кашмир, Алжир, Балканы и Кавказ. Многие из этих международных исламистов были тесно связаны с моджахедскими партиями и имели собственные учебные и тренировочные лагеря в Афганистане.
Тот же Усама бен Ладен в течение многих лет был тесно связан с такими лидерами моджахедов, как Юнус Халес и Гульбеддин Хекматияр, и после своего возвращения из Судана в мае 1996 года сначала жил в восточноафганском городе Джалалабаде, который в то время контролировали не талибы, а моджахеды.
Обычно иностранные джихадисты не вмешивались во внутренние афганские конфликты. Поэтому для них переход от моджахедских партий к талибам не представлял большой проблемы. Первые контакты состоялись после того, как талибы захватили Джалалабад и Кабул в 1996 году. Помимо арабов и пакистанцев/кашмирцев, которые составляли самые большие по численности группы, с 1990-х годов в Афганистане укрывались преимущественно чеченские, узбекские и уйгурские исламисты. Однако большинство этих группировок имели свои тренировочные лагеря на востоке и юго-востоке страны; лишь немногие международные исламисты, такие как Усама бен Ладен, перебрались в Кандагар.
Арабы пользовались особым уважением среди талибов, поскольку говорили на языке Корана и считались более близкими к Пророку по генеалогии. Тем не менее, были и существенные разногласия, особенно на идеологическом уровне. Так, арабы вызывали у талибов подозрение, поскольку идеологически стояли на позициях «Братьев-мусульман» и салафитов. Следовательно, их понимание ислама было гораздо более близко к пониманию противников талибов — моджахедов. Кроме того, в глазах международных джихадистов племенное мышление и народные верования талибов были равносильны ереси.
Наконец, арабы, и в первую очередь Усама бен Ладен, видели в США главного врага из-за их политики на Ближнем Востоке и размещения американских войск в Саудовской Аравии, в то время как талибы поначалу были терпимы к США, а до 1996 года даже считали их союзниками из-за сделок по газопроводу, о которых было сказано выше.
И вот пришел 1998 год. Усама бен Ладен основал так называемый «Всемирный исламский фронт за джихад против евреев и крестоносцев». Именно тогда и родилась террористическая организация Аль-Каида в том виде, в котором мы ее знаем (формально она была создана еще в 80-х). Ему удалось объединить под своим руководством ранее враждующие и конкурирующие исламистские группировки. Одной из целей Аль-Каиды было свержение монархии Саудовской Аравии, которую бен Ладен считал неисламской марионеткой США.
После терактов Аль-Каиды против посольств США в Дар-эс-Саламе и Найроби в 1998 году присутствие Усамы бен Ладена стало все больше обременять талибов. В глазах мировой общественности Афганистан мгновенно превратился в гнездовище мирового терроризма. США определили Усаму бен Ладена как организатора терактов и в качестве возмездия 20 августа 1998 года нанесли ракетные удары по джихадистским учебным лагерям в Восточном Афганистане.
Тем не менее, талибы отказались выдать бен Ладена США, предложив вместо этого судить его в мусульманской стране. США на это предложение не согласились. После того, как саудовская разведка также не смогла добиться экстрадиции, Саудовская Аравия приостановила дипломатические отношения с талибами. 7 июля 1999 года администрация США ввела односторонние санкции против талибов. 15 октября 1999 года последовала резолюция Совета Безопасности ООН № 1267, требующая экстрадиции бен Ладена, за которой с 19 декабря 2000 года последовали санкции. С тех пор режим талибов был изолирован во внешней политике.
Мулла Омар же решил, что его правительство стало жертвой международного заговора, и теперь открыто выступил против США и ООН. В то же время он покровительствовал Усаме бен Ладену. Мотивы этого до сих пор неясны: якобы отношения между ними были основаны на уважении, хотя друзьями они не были. Даже существует легенда, что мулла Омар якобы женился на дочери бен Ладена. Кто-то даже утверждает, что Усама присягал на верность мулле Омару, хотя это уже похоже на байку.
Также важную роль сыграло то, что бен Ладен успешно добывал средства для талибов в странах Персидского залива. Его экстрадиция не только противоречила паштунской традиции гостеприимства, но и, как опасался мулла Омар, представила бы талибов в глазах многих мусульман как коллаборационистов Запада. Точно так же талибы себя повели и в декабре 1999 года, когда пакистанские джихадисты угнали индийский лайнер из Катманду и приземлились в Кандагаре. Тогда талибы помогли им бежать.
Однако злой дед бен Ладен поспособствовал расколу уже внутри «Талибана». Там тоже были свои прагматики, твердо уверенные, что пребывание Усамы в стране скорее вредит талибам. В эту группу прагматиков входили министр иностранных дел мулла Мутавакиль (род. 1971), глава правительства мулла Мохаммад Раббани (1955-2001) и заместитель министра внутренних дел мулла Мохаммад Хаксар (1960-2006), то есть — далеко не последние люди в стране. Они требовали выдать бен Ладена как можно скорее, и даже вели по этому поводу секретные переговоры с США и Саудовской Аравией. Ходили слухи, что мулла Омар из-за своей приверженности Усаме бен Ладену был на грани смещения. Однако смерть муллы Раббани 16 апреля 2001 года ослабила влияние умеренных, и усилило позиции радикалов.
Следствием этого стал рост влияния арабских моджахедов на политику «Талибана». 10 марта 2001 года иконоборцы под надзором командира «Талибана» муллы Дадуллы разрушили объект всемирного наследия — статуи Будды в Бамиане. Здесь также были задействованы в основном арабы. Но предвестником теракта 11 сентября стало убийство 9 сентября Ахмада Шаха Масуда, последнего серьезного противника Талибана в составе Северного альянса. Заказчиком этого покушения была Аль-Каида, а «Талибан», вероятно, даже не был посвящен в детали. Талибы также не были готовы к терактам 11 сентября, однако к тому моменту влияние иностранных (в основном — арабских) джихадистов внутри страны было слишком велико. Приближалась новая веха в истории Афганистана.
Продолжение следует…
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
