Джеймс Кэмерон как проповедник

Очень легко быть пацифистом, когда ты канадец — в последний раз твою страну пытались захватить два столетия назад. Правда, сама страна тогда ещё была колонией, а у южных кузенов, недавно отделившихся от империи, ничего не вышло — и даже напротив, британский десант сжёг Вашингтон.

Поэтому легко поругивать чужой милитаризм, полагая, что весь он всегда ведётся за какие-то очень узкие интересы где-то там, за три моря. И Кэмерон поругивает. Поскольку другой войны, кроме колониальной, он не представляет — в «Терминаторе» ещё был намёк на войну за выживание, но уже в «Аватаре» она благополучно трансформировалась в покорение хиппи-дикарей, хотя человечество и находится на грани выживания.

Режиссёр признаётся, что, снимая «Чужих», имел неверное представление о военной службе и сильно изменил и углубил своё понимание после того, как отслужил его брат, только по фильмам это видно едва ли — военные либо глупы, либо трусливы, либо и то, и другое сразу, и обязательно хотят поубивать всё, что могут.

Можно было бы списать это на сатиру и гротеск, только Кэмерон в таком жанре работал разве что раз, да и то «Правдивая ложь» ближе к фарсу. Но и сатира может быть чуточку умнее — у того же Кубрика в «Докторе Стрейнджлаве» в неизбежной катастрофе учёные (в лице полоумного «бывшего» нациста — заглавного персонажа) виноваты едва ли не меньше. И когда ядерный апокалипсис стоит за порогом, с упоением рассчитывает, сколько понадобится времени для того, чтобы переждать в подземных бункерах последствия и как надо будет устроить это изолированное общество.

Кубрика пугает слишком большая власть, данная слишком узкому кругу лиц, у каждого из которых могут быть свои групповые и личные интересы. А накладки просто неизбежны — и вот уже доктрина гарантированного взаимного уничтожения ставит человечество на грань выживания.

У Кэмерона военные плохие, потому что плохие, богатые плохие, потому что богатые (что смешно, конечно, от небедного Кэмерона), учёные святые, потому что учёные. Появившийся в конце его творчества образ благородного дикаря родом прямиком из эпохи Просвещения. Он наивен и нелогичен, но очень красив, поскольку со стороны обличает наши пороки и недолжное состояние общества одним фактом своего существования. Реальные ирокезы и маори, ставшие прототипами для тех или иных народностей нави, были очень воинственными народами, уничтожавшими на корню не только своих соседей, но зачастую и флору с фауной.

Кэмерону реальные дикари интересны только как яркий образ без всякого содержания: боевые танцы и татуировки у пацифистов, наличие сословий профессиональных охотников и явная склонность к состязательности не порождают не только конфликтов, но даже ритуальных соревнований (то ли они слишком токсичны, то ли это нас ждёт в 3, 4 или 5 «Аватаре» — сколько их там ещё готовит Кэмерон?). Так же ему неинтересна дева Мария, с которой он создаёт свою Сару Коннор — он просто берёт яркий и архетипичный образ и помещает его в краш-тест (повторить 4–5 раз за фильм).

Кэмерон сам в этом признаётся, говоря, что не снимает кино для узкой прослойки, поскольку считает, что кино в силу самой своей природы должно быть предельно массовым и понятным видом искусства, а для этого оно должно говорить на языке понятных образов и увлекать. В том, что между делом он пропихивает абстрактную проповедь ребёнка цветов (даже не самого хиппи, а человека, выросшего с симпатией к этому абстрактному течению), Джеймс признаётся уже менее охотно. Но его фильмы за изъятием высокооктанового экшена являются почти одной только проповедью.

Если «Пираньи-2» фильм слишком случайный (хотя даже в нём есть выступление против войны во Вьетнаме — собственно, летающие рыбы-людоеды разрабатывались как чудо-оружие, которое должно было помочь победить американцам (на этом моменте я начал догадываться, почему некоторые люди любят трэшевые фильмы — в своей нелепости это прозвучало смешнее любого стендапа)), а в первом «Терминаторе» всё больше психологического триллера (если не фильма ужасов), то с «Чужих» накал пропаганды и проповеди актуального добра нарастает как снежный ком.

Уже «Бездна» (всего лишь четвёртый фильм в карьере) является почти чистым моралите, где характеры персонажей заменяют ходячие добродетели и пороки (военный в исполнении Майкла Бина буквально воплощение трусости и глупости, который не может вести себя иначе). В конце, как полагается, добро побеждает, зло наказано, но, поскольку Бога в мире Кэмерона нет, судить человечество поручается инопланетянам, залёгшим на дно (не спрашивайте зачем — фильму это всё равно, а Кэмерон очень любит нырять). И эти боги угрожают смыть всех людей с лица земли за их прегрешения (да, за то, что люди убивают друг друга, инопланетяне угрожают убить всех нас, чтобы мы одумались).

Сама идея инопланетян как заместителя Бога является одним из самых распространённых костылей в голливудской фантастике, но если Кубрик с Кларком напрямую говорили, что монолиты в «Одиссее 2001» — некая форма проявления высшего богоподобного разума (но не Бога), то Кэмерон и Ридли Скотт не идут дальше констатации того, что инопланетяне выше нас (в случае с канадским оптимистом — морально и духовно, в случае же с британским пессимистом — технически и хронологически). Вопросов следующего порядка в этом рассуждении не предусматривается: почему синие мультяшные человеки во многом похожи на нас, но невинны и чисты? Хорошо, бледные качки в «Прометее» изобрели человечество, но кто изобрёл их?

Нолан в «Интерстелларе» даёт ответ на этот вопрос, попросту вынося инопланетный разум и за пределы известного нам материального мира. Но, во-первых, это не ответ, а чёрный ящик, а во-вторых, это придание его высшему разуму ещё одного божественного атрибута — трансцендентности (да, Нолан привлёк физиков, чтобы это звучало как «это представители иного мира, существующего по другим физическим законам, потому наши законы для них не законы, вот», но на уровне онтологическом это всё та же трансцендентность, приукрашенная эпитетами о высшем сознании, что «оно очень хорошее и заботится о нас, уча любви, но оно не Бог, нет-нет»).

Вильнёв в «Прибытии» изображает всё тот же благой провиденциальный разум в форме каракатиц, путешествующих по космосу в гигантских кофейных зёрнах и имеющим со временем всё те же сверхъестественные отношения, что и нолановские сущности, и могут двигаться по таймлайну назад и вперёд, как заблагорассудится. По сути же это пересказ богословских тезисов и церковных догматов (кстати, считавший себя в первую очередь богословом, а не учёным, Ньютон считал время и пространство совечными Богу, что за тысячу лет до него было осуждено как ересь временного и пространственного модализма — и физика Эйнштейна поправляет в ньютоновской как раз эту деталь — время признаётся свойством материи и вне неё не существует (и не отматывается назад)). И есть некоторые подозрения, что все эти необычные формы инопланетного разума — от гранитных монолитов до книжных шкафов, — должны отвлечь зрителя от того, что ответ, мягко выражаясь, неполный (всё началось с Икс! но с чего начался сам Икс? посмотрите какой он таинственный!), придать ему инаковости (за счёт эффекта неожиданности), но при этом лишить божественности (ну, что вы! это же высокотехнологичная плита и межкосмические зёрна кофе — причём тут Бог? (тут, правда, можно вспомнить, что древние вполне допускали символическое изображение Творца в виде камня, и усомниться в тезисе)).

Кэмероновские «боги» были какими-то светящимися мультяшками, похожими на скатов, и вечным древом (да, настолько напрямую), и нейросетью планеты. Как функционирует Эйва, до конца неясно, но наверняка Кэмерон придумал внешне научное объяснение — хотя тут я не уверен, поскольку его не смущают летающие острова и восьмиглазые киты (думаю, те, кто читал ирландские мифы, вспомнят Кухулина, у которого было по семь зрачков в каждом глазу — такая же бесплодная фантазия, как и живность в «Аватаре»), светящиеся изнутри (кстати, как и у нави, у ирландского богатыря было больше пальцев, чем у людей).

Так что Джеймс Кэмерон легко вписывается в ряд кинофантастов, обожествляющих инопланетный (порой, иновселенный — будто это решает проблему, а не всего лишь переносит её на следующий уровень) разум. Представители его (или он как абстракция, так до конца и не конкретизированная) имеют право судить и рядить род людской, наставлять его на путь истинный или, в крайнем случае, опекать и даже ставить над ним эксперименты (по трактовке, которую, видимо, можно считать каноничной — взгляд Космического младенца в конце «Одиссеи» не несёт ничего доброго Земле, на которую он прибудет, добавлю от себя, спустя две тысячи лет после Христа (да, тогда отсылки к «Так говорил Заратустра» становятся совсем уж прямыми — фактически это цитата про необходимость человеку стать богом)).

Забавно, что при этом Кэмерон покушается на сакральный статус Кубрика, мягко констатируя, что «Космическая одиссея» для современного зрителя будет выглядеть слишком стерильно и безжизненно (и даже признавшись, что его самого в молодые годы стошнило после сеансов, но, как уверяет сам Джеймс, от продолжительных психоделических эффектов) — по сути, последователи Стэнли, включая самого Кэмерона, повторяли так или иначе кубриковские тезисы, но не заходили так далеко, как он сам.

Постскриптум: в своих фильмах женатый пятым браком Кэмерон также проповедует феминизм, считая, что многие беды планеты происходят от патриархата и мужского желания доминировать (хотя молодой Кэмерон, кажется, понимал, что мать, защищающая ребёнка, способна на опрометчивые поступки), что, опять же, забавно, поскольку на съёмочной площадке канадец ведёт себя обычно как ветхозаветный патриарх, не очень высоко ценя мнения, отличные от своего.