Шахназаров скучает по винтажному звучанию
Раньше было лучше. Раньше всегда было лучше. Особенно, если мы принимали участие в этом лучше — хотя бы и как зрители. Один из самых стандартных плачей спортивных болельщиков — это сокрушение о том, что вот во времена их молодости игроки были настоящими, а соревнования — зрелищными (не то что сейчас). Очевидно, в этом много ностальгии по своей молодости. А любой ностальгии свойственна некритичность.
Вот опытный режиссёр, руководящий ныне крупнейшей отечественной киностудией, сокрушается, как плохо сейчас снимают кино и как хорошо снимали раньше. Как браковали за малейшие огрехи, которые сейчас встречаются на каждом шагу и их некому устранить, потому что никто не обучен ремеслу. Как раньше качественно записывали звук и строго следили за попаданием в губы при переозвучании… В общем, песня известная, но добавляет ей особого звучания то, что Шахназаров (а это, разумеется, он) был на марафоне, и именно проблемы со звуком в фильмах 80-х бросались в глаза. В смысле, в уши.
Одна из стандартных проблем кино, которое полностью переозвучивается, — всегда чувствуется пространство. Это пространство звукозаписывающей студии, а никак не квартиры, стадиона или чистого поля. Реверберацию в студиях хорошо гасят, но избавиться полностью от помещения нельзя. Тем забавнее, что, скажем, в «Городе Зеро» в одной и той же сцене звук, записанный на площадке, смешан в одном диалоге с чистым звуком, записанным потом в студии. От этого теряется весь эффект погружения, поскольку понятно, что реплики записаны в разное время в разном пространстве.
Другая проблема — дублирующийся звук. В «Курьере», кажется, был момент, когда голос героя вторит самому себе. Это нечастая, в общем-то, проблема, и её можно было бы счесть за приём, если бы в нём был смысл. У того же Дормана, о котором я говорил вчера (и о чём забыл упомянуть), были все эти проблемы. И особенно они обострились в 80-е (вообще, всё больше крепнет ощущение, что наше кино стало сбавлять сильно раньше развала СССР), когда денег на фильмы стали выделять меньше, а самих фильмов снимать больше.
По поводу же липсинга, т. е. попадания в губы при переозвучании, можно говорить вообще отдельно — тут, увы, отличились и классики золотого периода. Так, у Рязанова Мягков с лошадью (да, тот самый пегас, который не устроил Семёна Семёныча Горбункова в «Бриллиантовой руке») иногда вообще говорит с закрытым ртом, а у Гайдая в «Не может быть» рот Куравлёва и якобы произносимые им слова живут просто отдельной жизнью.
Отдельная статья — это шумы. Они очень условны и редко разделяются на категории (в зависимости, например, от материала). Так, каблуки на мостовой, асфальтовой и грунтовой дороге звучат одинаково. Машины в «Гонщиках» Масленникова, переворачиваясь, издают какой-то комичный грохот. У того же Дормана в «Ошибке резидента» шумы за окном монотонны и звучат слишком близко, хотя на общем плане видно, что дело происходит в частном доме, отстоящем в стороне от других построек и проезжей части, а окна закрыты. Хичкок в «Верёвке» за 20 лет до того записывал реальные машины полиции и скорой помощи, чтобы получился реалистичный звук приближающихся моторов и сирен.
В общем, раньше, конечно, было лучше, и всё плохое выкидывалось, не достигая зрителя. Непонятно только, как тогда в фильмы попадали такие погрешности по звуку или кадры с браком по фокусу (когда в зоне резкости не оказывался ни один из персонажей, а, например, стена за ними или сундук между) или склеенные явно из разных дублей на одной крупности и ракурсе. Кажется, разгадка лежит в столь полюбившихся именно в 70-80-е зумирования в кадре (вместо того, чтобы снять её монтажно или продумать сложное движение камерой, как любил тот же Урусевский ещё в 50-е), мотыляния, которые из уважения называли параномированием (когда при просто повороте на штативе движение явным образом колышется), или резкие торможения после поворотов, которые почему-то всё равно попадали в кадр.
Кажется, ответ тут один — лень. Из того же уважения можно было назвать это непродуманностью, но леность мысли вряд ли имеет преимущество над леностью действия.
