О нетайном заговоре и Явная Община Хороших Людей

— Мы ‎заметили,‏ ‎что ‎у ‎вас ‎есть ‎определенная‏ ‎репутация ‎в‏ ‎интересующей‏ ‎нас ‎целевой ‎аудитории,‏ ‎— ‎сказал‏ ‎мне ‎молодой ‎человек ‎лет‏ ‎тридцати‏ ‎пяти, ‎светлоглазый,‏ ‎хорошо ‎одетый‏ ‎и ‎причесанный, ‎с ‎русой ‎хорошо‏ ‎сформированной‏ ‎бородой. ‎Он‏ ‎вошел ‎без‏ ‎приглашения ‎в ‎мой ‎кабинет ‎на‏ ‎кафедре‏ ‎Антиконспирологической‏ ‎Конспирологии ‎(науки‏ ‎об ‎обоснованном‏ ‎подозрении) ‎среди‏ ‎бела‏ ‎дня ‎и‏ ‎сел ‎в ‎кресло ‎напротив ‎вашего‏ ‎покорного ‎слуги‏ ‎—‏ ‎профессора ‎антиконспирологической ‎конспирологии‏ ‎Рахмана ‎ибн‏ ‎Усмана ‎аль-Насири.

— Вам ‎доверяют ‎в‏ ‎весьма‏ ‎деликатных ‎вопросах,‏ ‎порой ‎довольно‏ ‎в ‎интимных. ‎Как ‎у ‎вас‏ ‎это‏ ‎получилось? ‎В‏ ‎чем ‎секрет‏ ‎успеха?

Молодой ‎человек ‎прямо ‎и ‎доброжелательно‏ ‎смотрел‏ ‎мне‏ ‎в ‎глаза,‏ ‎ожидая ‎ответа.

— Не‏ ‎вру, ‎—‏ ‎коротко‏ ‎ответил ‎я.

— Все‏ ‎врут.

— Не ‎позволяю ‎себе ‎глупой, ‎бездумной,‏ ‎и ‎очевидной‏ ‎для‏ ‎себя ‎лжи, ‎—‏ ‎поправился ‎я,‏ ‎— ‎Это ‎и ‎ценят.

— То‏ ‎есть‏ ‎вы ‎просто‏ ‎сначала ‎врете‏ ‎себе, ‎а ‎уж ‎потом ‎—‏ ‎публике,‏ ‎— ‎улыбнулся‏ ‎гость, ‎—‏ ‎Это ‎действительно ‎вызывает ‎доверие ‎—‏ ‎то,‏ ‎что‏ ‎продавец ‎сам‏ ‎сидит ‎на‏ ‎предлагаемом ‎товаре.‏ ‎Но‏ ‎не ‎вызывает‏ ‎уважения.

— У ‎кого? ‎— ‎поинтересовался ‎я.

— У‏ ‎профессионалов. ‎Профессионалы‏ ‎не‏ ‎употребляют ‎то, ‎чем‏ ‎торгуют.

— Значит ‎я‏ ‎не ‎профессионал, ‎а ‎энтузиаст.‏ ‎И‏ ‎вообще ‎«профессиональный‏ ‎товарищ» ‎—‏ ‎это ‎такой ‎псевдоним ‎для ‎Иуды.

Он‏ ‎фыркнул.

— Ну‏ ‎если ‎вы‏ ‎— ‎товарищ‏ ‎— ‎не ‎смею ‎возражать: ‎будьте‏ ‎товарищем.‏ ‎Так‏ ‎вот, ‎товарищ!‏ ‎Вы ‎же‏ ‎занимаетесь ‎тем,‏ ‎что‏ ‎раскрываете ‎заговоры,‏ ‎верно?

— Верно.

— Ну, ‎так ‎делайте ‎свое ‎дело.‏ ‎Чем ‎плохо,‏ ‎к‏ ‎примеру ‎раскрыть ‎заговор‏ ‎капиталистов? ‎Раз‏ ‎вы ‎— ‎товарищ?

— А ‎есть‏ ‎заговор?‏ ‎— ‎поинтересовался‏ ‎я.

— А ‎какая‏ ‎разница? ‎Вы ‎же ‎понимаете, ‎что‏ ‎так‏ ‎или ‎иначе‏ ‎заговор ‎всегда‏ ‎есть. ‎Хоть ‎какой-нибудь, ‎но ‎есть.‏ ‎Заговор‏ ‎о‏ ‎повышении ‎ставки‏ ‎ЦБ, ‎о‏ ‎понижении, ‎о‏ ‎снижении‏ ‎акцизов, ‎о‏ ‎повышении. ‎Об ‎увеличении ‎квот ‎на‏ ‎мигрантов, ‎о‏ ‎снижении….‏ ‎А ‎народ ‎страдает.

— Это‏ ‎не ‎заговор,‏ ‎а ‎обычная ‎политика.

— Но ‎ведь‏ ‎народ‏ ‎страдает!

— Народ, ‎точнее‏ ‎говоря, ‎какая-то‏ ‎его ‎часть ‎— ‎страдает ‎всегда.‏ ‎Любое‏ ‎принятое ‎решение‏ ‎— ‎так‏ ‎или ‎иначе ‎будет ‎ухудшением ‎для‏ ‎одних‏ ‎и‏ ‎улучшением ‎для‏ ‎других. ‎Всегда‏ ‎есть ‎те,‏ ‎кто‏ ‎платит ‎за‏ ‎счастье ‎других.

Молодой ‎человек ‎посмотрел ‎на‏ ‎меня ‎с‏ ‎веселой‏ ‎укоризной.

— А ‎вы ‎—‏ ‎циник.

— А ‎вы,‏ ‎я ‎так ‎понимаю, ‎романтик.‏ ‎Профессиональный,‏ ‎— ‎довольно‏ ‎едко ‎ответил‏ ‎я.

Но ‎юноша ‎не ‎обиделся.

— Пожалуй, ‎что‏ ‎можно‏ ‎и ‎так‏ ‎сказать. ‎Профессиональный‏ ‎романтик. ‎— ‎сказал ‎он, ‎продолжая‏ ‎улыбаться,‏ ‎—‏ ‎я ‎даю‏ ‎людям ‎веру‏ ‎в ‎лучшее.‏ ‎В‏ ‎то, ‎что‏ ‎можно ‎жить ‎иначе. ‎В ‎то‏ ‎что ‎лучший‏ ‎мир‏ ‎возможен. ‎Что ‎люди‏ ‎заслуживают ‎большего.‏ ‎Что ‎мир ‎без ‎бедности‏ ‎и‏ ‎коррупции, ‎без‏ ‎лжи ‎—‏ ‎возможен. ‎Нужно ‎только ‎в ‎него‏ ‎поверить.

— «Профессиональный‏ ‎романтик»? ‎Вы‏ ‎у ‎нас‏ ‎представитель ‎Тайного ‎Общества ‎Романтиков?

— О ‎нет!‏ ‎Что‏ ‎вы!‏ ‎— ‎юноша‏ ‎замахан ‎на‏ ‎меня ‎руками,‏ ‎—‏ ‎Какие ‎еще‏ ‎Тайные ‎Общества. ‎Нет ‎у ‎нас‏ ‎никаких ‎тайн‏ ‎и‏ ‎обществ. ‎Мы ‎совершенно‏ ‎явная ‎организация.‏ ‎Община.

— Общин ‎кого?

— Община ‎Хороший ‎Людей.‏ ‎Мы‏ ‎— ‎люди,‏ ‎которые ‎объединены‏ ‎самыми ‎хорошими ‎пожеланиями.

— Например?

— Например ‎мы ‎за‏ ‎то,‏ ‎чтобы ‎снизить‏ ‎пенсионный ‎возраст,‏ ‎за ‎понижение ‎налогов, ‎за ‎мир,‏ ‎против‏ ‎войны‏ ‎и ‎мигрантов.‏ ‎Ну, ‎и‏ ‎так ‎далее.

— Кажется‏ ‎я‏ ‎начинаю ‎догадываться.‏ ‎Значит, ‎община?

— Да.

И ‎за ‎справедливость?

— Да.

— И ‎за‏ ‎то, ‎чтобы‏ ‎все‏ ‎были ‎здоровы ‎и‏ ‎состоятельны.

— Да.

— А ‎каковы‏ ‎пути ‎достижения ‎этих ‎идеалов?

— Объединение‏ ‎хороших‏ ‎людей ‎и‏ ‎выдвижение ‎своих‏ ‎людей ‎во ‎власть ‎вместо ‎тех‏ ‎людей,‏ ‎которые ‎не‏ ‎хотят ‎все‏ ‎это ‎делать, ‎а ‎вместо ‎этого‏ ‎заняты‏ ‎заговорами‏ ‎и ‎интригами,‏ ‎предательством ‎интересов‏ ‎народа. ‎Мы‏ ‎хотели,‏ ‎чтобы ‎вы‏ ‎помогли ‎нам ‎вывести ‎этих ‎людей‏ ‎на ‎чистую‏ ‎воду,‏ ‎так ‎сказать. ‎Ведь‏ ‎вы-то ‎отлично‏ ‎понимаете ‎им ‎цену. ‎Вы‏ ‎на‏ ‎рожи ‎их‏ ‎посмотрите. ‎Сытые,‏ ‎довольные. ‎Им ‎война ‎не ‎грозит,‏ ‎им‏ ‎с ‎мигрантами‏ ‎не ‎жить,‏ ‎и ‎с ‎пенсией ‎у ‎них‏ ‎все‏ ‎в‏ ‎порядке. ‎Если‏ ‎вы ‎раскроете‏ ‎людям ‎глаза‏ ‎на‏ ‎их ‎заговор‏ ‎— ‎вам ‎поверят.

— Вы ‎во ‎многом‏ ‎правы. ‎Рожи‏ ‎бывают‏ ‎ужасные, ‎конечно. ‎И‏ ‎мигранты ‎—‏ ‎не ‎сахар. ‎И ‎война‏ ‎—‏ ‎никому ‎не‏ ‎в ‎радость.‏ ‎Но ‎все ‎это ‎не ‎зло‏ ‎и‏ ‎не ‎заговор.

— А‏ ‎что ‎же‏ ‎это?

— Это ‎несовершенство.  ‎А ‎зло ‎—‏ ‎это‏ ‎вы.

— Это‏ ‎почему ‎же?‏ ‎— ‎молодой‏ ‎человек ‎так‏ ‎и‏ ‎не ‎перестал‏ ‎улыбаться, ‎просто ‎его ‎улыбка ‎стала‏ ‎более ‎формальной‏ ‎и‏ ‎менее ‎искренней.

— Понимаете ‎все‏ ‎эти ‎люди,‏ ‎они ‎конечно ‎часто ‎некрасивы‏ ‎и‏ ‎внешне, ‎и‏ ‎внутренне. ‎Они‏ ‎берут ‎то, ‎что ‎им ‎не‏ ‎принадлежит,‏ ‎обтяпывают ‎какие-то‏ ‎делишки, ‎но‏ ‎помимо ‎всего ‎прочего ‎они ‎делают‏ ‎то,‏ ‎что‏ ‎должны. ‎В‏ ‎том ‎числе‏ ‎повышают ‎пенсионный‏ ‎возраст,‏ ‎выплачивают ‎материнский‏ ‎капитал, ‎завозят ‎мигрантов, ‎объявляют ‎мобилизации‏ ‎и ‎войны‏ ‎—‏ ‎и ‎делают ‎другие‏ ‎неприятные ‎дела‏ ‎и ‎принимают ‎неприятные ‎решения,‏ ‎чтобы‏ ‎не ‎погубить‏ ‎тот ‎самый‏ ‎народ, ‎который ‎даже ‎не ‎желает‏ ‎их‏ ‎понять. ‎И‏ ‎она ‎делают‏ ‎это ‎потому, ‎что ‎не ‎предатели.‏ ‎Они‏ ‎не‏ ‎рассматривают ‎народ‏ ‎как ‎дурака,‏ ‎которого ‎нужно‏ ‎красивыми‏ ‎словами ‎привести‏ ‎на ‎убой ‎— ‎как ‎вы.

Я‏ ‎занимаюсь ‎заговорами.‏ ‎А‏ ‎заговор ‎— ‎это‏ ‎всегда ‎прежде‏ ‎всего ‎предательство. ‎А ‎предателя‏ ‎видно‏ ‎всегда ‎потому,‏ ‎что ‎первое‏ ‎что ‎он ‎сделал ‎— ‎он‏ ‎предал‏ ‎самого ‎себя.‏ ‎Он ‎отказался‏ ‎от ‎того, ‎что ‎делало ‎его‏ ‎человеком‏ ‎составляло‏ ‎его ‎неотъемлемое‏ ‎сущностное ‎качество.

Например‏ ‎человек, ‎для‏ ‎которого‏ ‎крайне ‎важно‏ ‎было ‎быть ‎русским ‎— ‎хранить‏ ‎свою ‎связь‏ ‎с‏ ‎народом, ‎его ‎интересами,‏ ‎начал ‎облапошивать‏ ‎его ‎примитивной ‎националистической ‎риторикой‏ ‎прекрасно‏ ‎понимая, ‎что‏ ‎за ‎нее‏ ‎народу ‎этому ‎придется ‎расплачиваться ‎и‏ ‎кровью‏ ‎— ‎и‏ ‎своей ‎и‏ ‎чужой, ‎и ‎совестью, ‎и ‎будущим.

Или‏ ‎борец‏ ‎за‏ ‎права ‎пенсионеров,‏ ‎который ‎скармливает‏ ‎им ‎их‏ ‎собственных‏ ‎внуков, ‎пользуясь‏ ‎их ‎неведением.

Или ‎борец ‎за ‎мир,‏ ‎который ‎рассуждая‏ ‎о‏ ‎человеческих ‎жизнях, ‎добивается‏ ‎всего ‎лишь‏ ‎безнаказанности ‎для ‎убийц.

Или ‎борец‏ ‎за‏ ‎победу ‎добра,‏ ‎который ‎просто‏ ‎хочет, ‎чтобы ‎добро ‎тоже ‎научилось‏ ‎есть‏ ‎человечину.

И ‎причем‏ ‎каждый ‎из‏ ‎них ‎— ‎профессионал, ‎который ‎сам‏ ‎не‏ ‎употребляет‏ ‎то, ‎что‏ ‎продает.

Раве ‎только‏ ‎для ‎вида,‏ ‎чтобы‏ ‎не ‎пропадало‏ ‎доверие.

Мне ‎знакома ‎ваша ‎община. ‎Она‏ ‎возникает ‎то‏ ‎тут,‏ ‎то ‎там. ‎Как‏ ‎цирк, ‎который‏ ‎переезжает ‎с ‎ярмарки ‎на‏ ‎ярмарку.

Только‏ ‎цирк ‎оставляет‏ ‎после ‎себя‏ ‎слегка ‎обедневших ‎дураков, ‎купивших ‎зелья‏ ‎для‏ ‎мужской ‎силы‏ ‎и ‎против‏ ‎всех ‎болезней, ‎обокраденных ‎во ‎время‏ ‎представлений‏ ‎и‏ ‎побитых ‎женами‏ ‎за ‎глазение‏ ‎на ‎гимнастку.

А‏ ‎вы‏ ‎оставляет ‎после‏ ‎себя ‎народы ‎— ‎с ‎руками‏ ‎в ‎крови.

Шапито‏ ‎ваше‏ ‎бессмертно. ‎Потому ‎что‏ ‎несовершенны ‎люди‏ ‎не ‎только ‎наверху ‎социальной‏ ‎пирамиды‏ ‎— ‎несовершенны‏ ‎и ‎те,‏ ‎кто ‎до ‎вершин ‎не ‎добрался.

Но‏ ‎и‏ ‎те ‎и‏ ‎другие, ‎чаще‏ ‎всего ‎заслуживают ‎не ‎вас, ‎а‏ ‎правды.‏ ‎Пусть‏ ‎тоже ‎несовершенной,‏ ‎не ‎самой‏ ‎чистой, ‎не‏ ‎самой‏ ‎мудрой. ‎Но‏ ‎все ‎же ‎добытой ‎из-за ‎любви‏ ‎к ‎этим‏ ‎самым‏ ‎людям.

Когда ‎я ‎закончил,‏ ‎кресло ‎передо‏ ‎мной ‎было ‎уже ‎пусто.

Я‏ ‎не‏ ‎заметил, ‎когда‏ ‎мой ‎гость‏ ‎ушел.

Возможно, ‎он ‎и ‎не ‎уходил.