Еще немного о жизни в царстве хруста французской булки

Нет, мы не намерены издеваться над прошлым России. В имперском периоде было много всякого — в том числе великого и прекрасного. Но вот чего там точно НИКОГДА не было, так это всеобщего благолепия, единения под царственной дланью и молочных рек в кисельных берегах. А ведь именно эти образы наглядно (пусть и немного утрируя) иллюстрируют фантазии некоторых мечтателей, получивших в народе ироничную кличку «хрустобулочники».

Российская империя XIX века напоминала чем-то любимый современными российскими туристами среднего достатка турецкий курорт: надо смотреть в определенную сторону, чтобы случайно не уткнуться взглядом в сплошную помойку за оградой отеля. А так все шикарно на непритязательный вкус, особенно если употребить как следует. Вот, к примеру, театр. Храм искусств. Но там розгами секут. Не знали? А мы сейчас покажем, причем не книжку, а архивное дело. И еще одно бонусом — про похищенные лампочки. Чтобы стало ясно, и как там булки хрустели (и у кого), и как работала эффективно та система управления.

Документы, которые мы рассмотрим, нельзя прочитать он-лайн, только в читальном зал. Ссылок, соответственно, не будет. Мы, посовещавшись, выложили этот материал в публичный доступ на один день. Подобное происходит первый и последний раз, вообще-то для этого на канале существует «бронзовый» уровень подписки, но иногда надо публиковать материалы бесплатно — так мягко рекомендует администрация данного ресурса.

Итак, извольте-с…

«Вольнонаемный плотник при Театре Цирк Московской губернии Клинского уезда Его Сиятельства Графа Шереметьева села Шоши крестьянин Михайло Сидоров 14-го ноября во время немецкого спектакля отлучился от места назначенного машинистом Вальцем, за таковой поступок для примера другим покорнейше прошу наказать его розгами в части при товарищах, равно разрешить на будущее за неисправность посылать наказывать столяров и плотников розгами до 50 ударов».

А вот тот же текст с подписью, в один кадр все не поместилось:

Сия в высшей степени примечательная бумага находится вот в этом деле:

Дело о взысканиях со столяров и плотников и наказаниях розгами.

Самое примечательное в папке, что там находится один(!) лист, о чем архивариус сделал запись на обороте этого единственного листа:

Карандашом "1об" обозначили уже современные наши архивисты.

1853 год, однако. Крепостное право еще не отменили, конечно, но дело к тому идет.

Для справок:

Розга представляет собой тонкий, гибкий и упругий прут, удары, наносимые им по мягким частям тела, причинят сильную боль. Для изготовления розог обычно использовались тонкие и гибкие ветки деревьев или кустарников. Их очищали от отростков и почек, затем несколько суток вымачивают в солёной воде. Проникая в структуру дерева, соль дезинфицирует розги, уменьшая шанс занесения инфекции при просекании кожи до крови, и делает их более гибкими и упругими. При изготовлении розог из пород дерева, имеющих большое количество дубильных веществ, например, из черемухи, их не вымачивают в соли, а непосредственно перед использованием запаривают, подобно банным веникам.

Законодательные нормы:

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года установило высший предел наказания плетьми и розгами — 100 ударов.
Закон 17 (29) апреля 1863 года сохранил наказание розгами: до 50 ударов — как дисциплинарное взыскание, до 200 ударов — как наказание по суду (в виде временной меры, впредь до устройства военных тюрем и военно-исправительных рот).

Правоприменительная практика, если ее можно так назвать:

В армии. Состоящие в разряде штрафованных могли получать от 50 до 200 ударов взамен одиночного заключения в военной тюрьме, если по неустройству тюрем или по неимению в них места наказание не могло быть исполнено, и до 50 ударов — в дисциплинарном порядке.
Для крестьян. Закон позволял помещику наказывать крестьян розгами строго и строжайше: при строгом наказании виновному назначалось не менее шести и не более 75 ударов, строжайшее наказание (за воровство и некоторые другие проступки) — от 75 до 150 ударов. Для государственных крестьян существовали другие правила — они за провинности могли получить от 10 до 60 ударов.

Проще говоря, смотритель просит разрешить сечь «рабочих сцены» как штрафных солдат и провинившихся по-крупному крепостных крестьян. Из текста следует, что подобная экзекуция могла последовать просто за то, что «рожа кривая» или у смотрителя плохое настроение. Кара, безусловно, не смертельная, хотя при 50 ударах и тогдашней гигиене получить заражение крови человек мог вполне. Если не в процессе наказания, то после. Но кого это волновало? Про кнут и пряник тогда особо не думали, хватало и одного кнута. Отсутствие порки уже полагалось поощрением.

С точки зрения «хрустобулочников», так сказать, нормирование порки, а также достаточно частые дела по рассмотрению жалоб на жестокое обращение помещиков со своими крестьянами и даже иногда имевшие место факты передачи имения особо лютующего помещика под внешнее управление свидетельствует о высочайшем гуманизме царя-батюшки и его чиновников с учетом нравов того времени.

И действительно: таких дел немало. Ниже мы перечислим всего несколько наименований, но рассматривать их будем, увы, в подписке. Не обессудьте.

Дело об утверждении П. А. Денисьева почетным попечителем Курской гимназии, увольнении его и об отдаче в солдаты крепостных крестьян Аленева и Кофтунова за подачу жалобы на жестокое обращение помещика П. А. Денисьева: 10 марта 1840 г. — 10 марта 1843 г. — 1840-1843. -36 л. ; 36,5×26 см. — (Фонд Департамент народного просвещения. Опись № 50).
Дело по отношению Санкт-Петербургского генерал-губернатора с препровождением в Синод даннейших прошений крестьян, в числе прочих помещиков князя Барашаева, жалующихся на помещика в излишних поборах и жестоком с ними обращении: 1819 г. Приложение. — 1819. -66 л. ; 36,5×26 см. — (Фонд Департамент полиции исполнительной МВД. Опись № 2. 1819 г.).
Дело о жестоком обращении сызранского соляного пристава Протопопова с дворовыми его людьми. 31 декабря 1818 г. — 1818. -8 л. ; 36,5×26 см. — (Фонд Департамент полиции исполнительной МВД. Опись № 2. 1818 г.).
Дело по донесению Казанского губернского предводителя дворянства касательно взятия имения помещика Голчина в опеку за жестокое обращение с крестьянами своими: 6 сентября 1818 г. — 1818. -13 л. — (Фонд Департамент полиции исполнительной МВД. Опись № 2. 1818 г.).

Закончить тему порки хотели бы цитатой, которая внимательному и вменяемому читателю мгновенно напомнит стенания «хрустобулочников» о потерянной из-за окаянных большевиков России и прекраснодушных дворянах. Обратите внимание: это не фельетон и не пародия, это всерьез написано было (опубликовано в 1857 году в «Земледельческой газете» помещиком А. С. Зеленым):

«Одна из самых неприятных и тяжелых обязанностей нашего патриархального помещичьего управления (а для меня — да, вероятно, и не для одного меня — самая неприятная и тяжелая) это необходимость подвергать, время от времени, людей наших телесному наказанию (розгами). Всякий, кто управлял и управляет населенным имением, согласится со мною, что без этих наказаний дело обойтись не может. Арест, например, не может заменить телесного наказания: мужик будет спать под арестом богатырским сном и будет доволен, что он избавляется от работы… Телесное наказание имеет в себе что-то отталкивающее. Поручать наказывать так людей приказчику никак не следует; отсылать для этого людей в суд или стан тоже далеко и неудобно… Надобно непременно при наказании присутствовать самому, а после этого всегда бываешь расстроен, по крайней мере, на весь день и ни за что взяться не можешь: литературная статья не читается, музыкальная пьеса не слушается; жизнь как-то огрубляется; все как-то на душе неловко… хотя и сознаешь, что совершенный акт наказания есть только исполнение обязанности и что это зло покамест необходимое».

Ну, и обещанный бонус. Мы же про театры, про прекрасное, а не про какие-то там розги, от которых страдает ранимая душа российского просвещенного помещика. То самое дело о таинственной пропаже лампочек из кладовой. Это уже ХХ век. Золотое время, года Империя шла к своему пику благополучия, одолев проклятущих смутьянов, но проиграв войну японцам. Читая такие дела, многое понимаешь: вот она, суть бюрократии. Украли лампочки — доложи по команде. Там осмыслят и решат, что надо, пожалуй, обратиться в полицию, раз так. И напишут в ответ, мол, ждите и оказывайте содействие. Бумаги туда-сюда носят курьеры, их регистрируют и подшивают. По такому относительно несложному эпизоду вся переписка уложилась в один день, ну, потом в полиции еще денек промариновали бумаги, глядишь, через недельку после кражи пришел полицейский чин…

Обложка дела:

А это часть его содержимого:

Заявление в полицию написано оперативно, всего лишь на следующий день после обнаружения кражи.

Зато все аккуратно подшито в отдельную папочку и таких папочек целые горы, а эти горы в специальных книгах учитывают специальные люди, у которых есть свои начальники, а у них — свои. Вроде бы все правильно, но осадок имеется. Не правда ли? Ведь переписка по военным вопросам, по вопросам контрпропаганды в ответ на рост революционных настроений, по прочим существенным делам проводилась точно так же — неторопливо и с соблюдением всех канцелярских изысков, обязательных оборотов бюрократической вежливости и прочими аналогичными атрибутами: из одного ведомства в другое, а потом в обратном направлении. Немудрено, что войну японцам проиграли и революции допустили.