Гроза 1812 года. Продолжение. Про добровольно-принудительный патриотизм
Война — дело дорогое. Деньги, деньги и еще раз деньги — вот что по мнению классиков для ее ведения потребно.
Император Александр I вышеприведенные соображения, конечно, хорошо усвоил и действовал соответствующим образом. В частности, Московскому военному губернатору графу Ростопчину было указано на необходимость В ДОБАВОК к уже к собранному от разных сословий принять меры к обеспечению армии волами, а коли таковые возле Москвы не водятся, то внести деньгами миллион рублей (астрономическая сумма по тем временам). Если патриотически настроенное и любящее больше жизни своего Государя дворянство раскошелиться на такие деньжищи не пожелает, Император повелел СОБРАТЬ эти деньги со всех сословий. Об этом мы писали и цитировали послание Императора графу Ростопчину в первой части:
Цитировали не абы как, а по сборнику писем и документов авторства члена-корреспондента Императорской Академии наук Дубровина Николая Федоровича (1837-1904) «Отечественная война в письмах современников. (1812–1815 гг.) " изданному типографией означенной Академии в г. Санкт-Петербурге в 1882 году. Про секретный «еростат» там тоже было, это не шутка и не фейк, лично фельдмаршал Кутузов интересовался ходом работ.
Теперь продолжим тему, процитировав частично разъясняющее порядок сбора указанных средств «Отношение министра полиции А. Балашева Московскому военному губернатору графу Ростопчину» от 6 июня 1812 года, которое граф получил 14 июня (из Питера в Москву тогда на лошадках почту доставляли). Орфография современная, знаки препинания, как в оригинале.
«Из препровождаемого при сем Высочайшего рескрипта на имя в. с. в 3-й день сего июня состоявшегося, Вы изволите усмотреть, что для удовлетворения предстоящих важных государственных нужд, Е. И. В. предоставлять изволит всем сословиям вверенной управлению Вашему столицы и губернии, составить или добровольным приношениями или сбором посредством общей раскладки сумму миллион рублей».
Дальше министр полиции сообщает, что Государь «соизволяет» (вот как надо формулировать приказ!), чтобы сумма была собрана как можно быстрее, а в случае ее «раскладки», нагрузка на сословия распределялась равномерно. Собранные деньги предписано хранить «особенною статьей» отдельно от прочих сборов до востребования.
Ростопчин отписал министру 20-го июня дословно следующее (уже началась война с Наполеоном):
Не потребовалось напрягать купцов и мещан, а уж тем более низших! НЕ ПОТРЕБОВАЛОСЬ!!! Миллион рублей губернатор собрал за счет добровольных пожертвований «с двух первых сословий», т. е. с дворянства и духовенства, «даже не требуя ничего с 122 тысяч душ казенных крестьян»! Воистину:
И не только в Армии, но и в тылу, кстати. Не пришло бы в голову тогда, допустим, на кирасы по копеечке собирать с народишка, дворяне бы раскошелились враз, батюшки следом, а после, если б не хватило и купечество мошну бы развязало (типа потом отобьем).
Почитаем еще:
Antonio Маria Salvatori (Антон Яковлевич Сальватори) — итальянский врач, долгое время работал в России, был семейным врачом генерал — фельдмаршала Ивана Васильевича Гудовича. В своей работе «Описание постоянного, ремиттирующего и интермиттирующего пьянства» (1817 год), доктор Salvatori, впервые в истории медицины, сделал попытку системного и научного описания форм запойного пьянства назвав его «ойномания» или «furor bibendi». Чем он провинился перед Московским губернатором, выяснить не удалось. Наверное тем, что итальянец. Ростопчин ко всем иностранцам из враждебного лагеря относился крайне придирчиво. С Сальватори у Ростопчина были, судя по всему, еще и личные счеты. История донесла нам следующие «негативнее деяния» Московского военного губернатора в отношении «наших западных партнеров»:
«Прежде всего, следует напомнить, как складывались отношения московского главнокомандующего Ф. В. Ростопчина с московскими иностранцам до прихода неприятеля. Они были более чем натянутыми, и отличались со стороны русского градоначальника чрезмерной суровостью. На протяжении мая — августа 1812 г. Ростопчин публично наказал плетьми своего повара Теодора Турне (20 ударов), отправив его затем в Тобольск; француза Петинета (50 ударов), приказав отослать в Сибирь (его не успели отправить, оставив во Временной тюрьме); немецкого портного Шнейдера (30 ударов) и француза Токе (20 ударов), приказав отправить их в Нерчинск (это было заменено на ссылку в Вятку). Были отправлены „за дерзкие слова“ в Пермь и Оренбург без публичного наказания плетьми поляки Овернер и Реут, в Сибирь — „за агитацию против России“ — француз Этьен Гиро и „иностранец“ Чернин, а в Пермь — давний недруг Ростопчина доктор Сальватори…
..Ростопчин сознательно и последовательно возбуждал в московской черни недоверие и неприязнь ко всем иностранцам, проживавшим в Москве. Хотя Ростопчин и писал в своих воспоминаниях о том, что ему удалось предотвратить массовое побоище москвичей-иностранцев незадолго до вступления в город Наполеона, но сама атмосфера, в которой такой заговор смог бы иметь место, была создана самими московскими властями».
Это была трактовка некоего Земцова В. Н. Очевиден ее негативный подтекст. Но ведь Ростопчин был прав, если смотреть непредвзято. В осажденном городе И ДОЛЖНА БЫЛА быть такая атмосфера нетерпимости к любым подозрительным явлениям. Точно так же было осенью 1941 года в Москве: вражеские агитаторы, шпионы и паникеры расстреливались на месте, а «лица национальности воюющих с нами стран» увольнялись из армии и с флота для отправки на работу в народное хозяйство, не считаясь осужденными или ограниченными в правах.
В реальности князь Ростопчин был гораздо умнее, чем рисуют некоторые историки. Князь — гений спецпропаганды того времени. Просто понять это иным историкам не дано, они сами служат «в темную» спецпропаганде. Только враждебной. Кстати, Ростопчин, оставаясь после падения Москвы при армии, продолжал сочинять листовки и лично ездил по деревням, призывая крестьян к полномасштабной партизанской войне. Проезжая во время перемещений армии свое поместье Вороново, он распустил крепостных и сжег свой дом вместе с конским заводом, демонстрируя личным примером подтверждение собственным воззваниям.
Перед отъездом из столицы в преддверии занятия ее неприятелем Ростопчин вышел к остававшимся в Москве жителям, собравшимся перед крыльцом его дома, чтобы услышать от него лично, действительно ли Москва будет сдана Наполеону без боя. По приказу графа к нему доставили двух последних заключенных, которых еще не успели вывезти: арестованного за распространение наполеоновских прокламаций М. Верещагина (купеческого сына) и француза Мутона, уже приговорённого к битью батогами и ссылке в Сибирь. Ростопчин принародно заявил, что купеческий сынок подлый изменник, что Сенат приговорил его к смерти и приказал конвойным рубить его саблями на месте. Добивал Верещагина уже народ. От души, с огоньком. Француза же князь приказал отпустить вовсе, даже не всыпав на дорожку. Мутону велено было передать землякам, что первый и последний предатель среди москвичей только что на его глазах превращен в кровавое месиво. В последствии Император решения Ростопчина в цело одобрил, поморщившись лишь от метода исполнения.
Подумайте, как бы развивались события, если б Москва не сгорела и приютила оккупантов на всю зиму! У бескомпромиссной схватки свои законы — высшие. Своих в ней не жалеют, но сначала не щадят чужих. Ниже еще один фрагмент письма князя Ростопчина Императору. Обратите внимание на первый пункт. И на второй: похоже, историки врут, по поводу знатока запоев Сальватори губернатор разрешения испрашивал лично у Императора, а не чудил по собственному произволу.
Что ж… нынешним имперцам не грех поучиться основам государственного управления у давно покойного Императора Российского Александра I. Умел царь-батюшка задачу правильно поставить и формулировку подобрать. Он не просит, он как бы разрешает (соизволяет) проявить подданным в конкретном деле всю бурю своих патриотических чувств. А ежели оных чувств оказалось не так много, в смысле на миллион со всей Москвы и губернии не тянет, то собрать принудительно со всех сословий в равных долях либо всю сумму, либо остаток до миллиона, если собрали меньше добровольным порядком. Дело на контроле, как говорят теперь, у министра полиции. А Государь больше одного раза повторять не должен свою волю.
И вот что характерно… Распределить равномерно! Дворяне побогаче, но их меньше, а с миру по нитке — нищему рубаха, пусть и простолюдины напрягутся. И духовные лица тоже, для них исключение не сделано. Ну, и купечество, само собой. При этом разговоры «я и так налоги плачу» в расчет не принимаются. Мог бы Государь-Император повелеть дворян (опору трона) не беспокоить, а с людишек налог какой-нибудь срочно собрать: за сортиры неправильные и за лошадиный навоз, который убирать надобно, за поголовье кур или еще за что… Штрафы мог бы напридумывать всякие за поворот задом к православным святыням или, допустим, матерную ругань, чтоб уж наверняка миллион собрать… Много что мог бы. Но не стал. Потому что царь, это вам не эффективный менеджер, это ЦАРЬ. Он на страну не смотрел, как на кормушку, с которой надобно собрать, все что можно и нельзя, а потом в родимый ЛондОн отвалить. Тональность была подобрана верно: дворянская честь в то время не была пустым словом, а высшие сословия восприняли бы как позор факт распределения невыполненного ими пожелания Императора на сословия низшие.
А еще хорошо бы современным монархистам мозги свои подлечить и начать действительно историю Отечества изучать по серьезным источникам, а не сказки свои дурацкие тиражировать. На днях попала мне на глаза статейка одного телеведущего, начавшего в свое время карьеру в кино с роли в сериале кадеты. Подскажу: на фото второй слева.
Сей господин отыскал в зоне спецоперации подразделение имени Николая II и на эту тему наваял настолько отвратительно написанный вульгарно-поповским языком очерк про гениального полководца Николку и безбожных большевиков, что стало просто тоскливо. «Противно» — это была предыдущая стадия. Если хотите, ищите эти писания сами в Дзене. И таких кадров резвиться у нас полным полно. Лидеры мнений, ити их…
В истории Российской Империи было много славных дел и много такого, что и в наше время хорошо бы было применить. Но в царствование Николая II, пьяницы и неудачника, ничего такого искать точно не надо. Так почему ищут? Ответ прост. Потому что его ссадили с трона в 1917. А вся нынешняя идеология строится на шельмовании последующей эпохи, потому что в ней кроется угроза существующим порядкам. Все, как всегда, просто, если немного подумать.
