А к свободе народ не готов… Часть 2

В первой части мы выяснили, что «к свободе народ не готов» оказывался неоднократно еще до революции и уж тем более до горбатой перестройки, после чего гайки режима и цензуры закручивались каждый раз туже. Первую часть закончили на упоминании периода «цензурного террора», т. е. на 1848 году, когда события в Европе подтолкнули охранителей престола к мысли, что надо срочно воздвигать неприступные бастионы против всякой крамолы, а то как бы не.

А к свободе народ не готов… | Молодость в сапогах | Sponsr

Вот с этой знаменательной даты и начнем дальнейший рассказ.

Николай I, сильно озадаченный европейским брожением умов, потребовал срочно разобраться с отечественной цензурой. У самодержца возникли сомнения в ее эффективности и для целей контроля оной был учрежден специальный Комитет. Также ужесточились требования к цензорам и повысился их статус. Напомним читателю любопытный факт: на пост председателя Комитета иностранной цензуры был назначен хорошо всем известный поэт Тютчев, который и персонал себе подобрал соответствующий. Также стоит отметить, что данное обстоятельство не помешало советским тоталитаристам продолжать считать Тютчева великим русским поэтом и вносить его произведения в школьную программу. Несмотря на то, что Федор Иванович в своем служебном рвении запретил печатать Манифест коммунистической партии на русском языке.

Вообще, цензура в описываемый период становилась более гибкой, власть начала понимать (пусть и с большим трудом), что просто «хватать и не пущать» уже недостаточно для сохранения основ государственности. Надо привлекать к сотрудничеству известных литераторов, как сейчас говорят, лидеров мнений, и убеждать их формировать нужную повестку. И процесс пошел, хотя и со скрипом.

А теперь «документальная пауза».

Донесение о том, что в «Московских ведомостях» печатаются статьи о театре без предварительного рассмотрения цензурой

Это, строго говоря, целая переписка, но разобрать каракули одного из ее участников нереально, зато исполненные каллиграфическим писарским почерком официальные письма вполне читаемы. Их и рассмотрим. Слева шапка бланка: «Попечитель Московского учебного округа» и дата 2 марта 1852 года. Формально цензура все еще шла по линии Министерства просвещения, но в реальности ей уже рулили совсем иные структуры.

«Имею честь уведомить Ваше Высокопревосходительство, что вследствие отношения Вашего (в смысле в ответ на направленное письмо — прим. Автора статьи) от 20 минувшего января сделано мною по редакции Московских Ведомостей распоряжение о том, чтобы все статьи, заключающие в себе суждения о спектаклях и об игре артистов Московского театра и предназначенные к помещению в означенных Ведомостях, были предварительно их напечатания доставлены через посредство Вашего Высокопревосходительства на рассмотрение на усмотрение театральной цензуры, учрежденной при III Отделении Собственной Его Императорского Величества Канцелярии, по примеру прочих издаваемых в Москве газет и журналов».

Так что все к 1852 году вошло в плане цензуры в правильное русло, как это и должно, по идее, быть. Как мы видим, в Википедии, как обычно, что-то другое пишут, из текста их статьи следует, что III Отделение отодвинуло Цензурный комитет к 1861 году, но по факту вопросами цензуры уже давно занималась полиция и жандармерия, а Министерство просвещения (в разных вариантах названия) лишь выступало вывеской для общественного мнения.

Однако именно 1861 год стал очередным рубежом движения маятника русской истории. Сразу по нескольким причинам, но мы пока только о цензуре поговорим. В 1861 году на пост Министра народного просвещения был назначен А. В. Головин. Считается, что конкретно для образования он сделал в России очень много, однако свою миссию сей ученый муж исполнял крайне своеобразно. При нем, в частности, стали развиваться официальные издания, публикующие отчеты о деятельности министерства, вообще журналистика получила временно, так сказать, отмашку на продвижение, а вот всякая беллетристика, напротив, всячески давилась как ненужная и вредная для ума.

При Головине стали применяться такие известные нашему современнику методы воздействия на массы как государственная поддержка (финансирование) номинально частных издательских проектов. Тем самым прикармливались якобы независимые издатели и якобы прогрессивные писатели. Как говаривал один известный гангстер, добрым словом и пистолетом можно добиться гораздо большего чем только словом и только пистолетом.

К концу 1862 года был утвержден смешанный тип цензуры — предварительно-карательная цензура. От предварительной цензуры были освобождены издания объемом более двадцати печатных листов в Москве и Санкт-Петербурге, правительственные и научные издания на всей территории империи. Ответственность в этом случае возлагалась на издателей, которые дорожили своим статусом и работали лучше всякой внешней цензуры. Аналогичные методы из пыльных сундуков истории извлекли и в наше время. Чуть-чуть покошмарив книжный рынок, вынудили издательства дуть на воду и молоко одновременно, функции цензоров стали выполнять некие алгоритмы интернет-площадок, формально неподнадзорных государственным органам и т. п.

Однако в целом цензура кромсала творчество борзописцев достаточно шустро, о чем и сообщает карикатура, приведенная выше. Завершение карьеры Головина на этом поприще сопровождалось переходом цензуры под полный контроль МВД.

Также и мы с вами, уважаемые читатели, можем быть уверены, что процесс цензурирования со временем обретет естественные формы, всякие Роскомнадзоры уйдут в тень и все назовут своими именами уже без привязки к отдельным острым ситуациям, которые ныне описываются уголовными статьями. В ТОЙ Российской империи власть ушла окончательно от предварительной цензуры к карательной на рубеже 1866 года. Ведь выявлять, штрафовать и сажать в сфере печатного дела гораздо легче, дешевле и прибыльней, чем вычитывать тексты каждого унылого графомана в поисках крамолы. Страх за свою шкуру — лучший цензор. А народ в России к свободе будет всегда не готов при текущих раскладах. И это не только в России. Карательная цензура появилась во Франции при Наполеоне III, например. Это тот, который из республики обратно сделал империю, правда совсем не на долго. К слову, в СССР цензура была однозначно профилактическая, предварительная, во всяком случае в плоскости легальных публикаций, а не эмигрантских листовок, провозимых тайком через границу. В какой-то степени к карательной цензуре можно отнести некоторые случаи применения пресловутой 58.10, ответственность по партийной линии и исключение из Союза писателей, но размах применения таких мер был существенно меньше предварительной фильтрации, во всяком случае в период развитого социализма.

Продолжение следует.