Полития, глава 4. Полдень, XXII век
Аристов прилетел на точку сбора ровно в полдень, где, как обычно, уже заранее ждала Огава. Обоих Философов на месте не было, а сама точка выглядела как пустая поляна, с которой открывался вид на Башню, находящуюся недалеко.
— Мы точно там, где нужно? — засомневался инквизитор.
— Да, Глеб Сергеевич, совершенно точно, я уже всё проверила. Со Станиславом Викторовичем я связалась, он обещал скоро быть.
Великий инквизитор ценил в Фуми эту исполнительность, для сингулярной эпохи с её культом индивидуализма качество было редкое. Вообще-то она была внучкой последнего премьер-министра Японии Огавы Эйдзи. Когда досингулярные государства были упразднены, его за способствование развитию технологий, часть которых была использована при создании суперинтеллекта, наделили особым почётным статусом, а его потомкам впоследствии дали эксклюзивное право проживания на Земле: в отличие от Аристова, Фуми не нуждалась для этого в работе. Однако она считала своим долгом в меру возможностей приносить обществу пользу, и Техникон оставался единственным местом в Политии, где она могла бы это делать.
Наконец, на горизонте показалась транспортная капсула, спустя пару минут она приземлилась, из неё вышел Меркулов.
— Господа, дамы, начинаем.
— Что с Сен-Мартеном, мы его не ждём? — поинтересовался Аристов.
— Какие-то срочные дела на Европе, я не посвящён в детали. Просил первое собрание провести без него.
— На Европе? Хм…
Европа была теократическим квазигосударством Цифровой церкви. Государств как таковых в досингулярном смысле внутри Политии не было, можно сказать, что вся она представляла собой единое сверхгосударство. Однако на очень раннем этапе колонизации оказалось, что каждая планета приобретает свой оригинальный характер.
Земля осталась привилегированным поселением де-факто высшего класса Политии, существование и тем более особый статус которого никто, впрочем, не хотел открыто признавать. При этом, в бытовом смысле она уступала большей части колоний: здесь действовало большое количество специальных регулирующих актов, в частности, был введён абсолютный запрет на изменение природного ландшафта, устанавливались ограничения на этажность и внешний вид возводимых жителями зданий, ну, а самое главное — плотность населения была выше, чем везде в Новом свете.
На Луне, куда отправлялись первые колонисты-добровольцы, сформировалось сообщество техноэнтузиастов, любивших экспериментировать с имплантами и механизмами прямого нейровзаимодействия с Нусом. Изначально их целью было создание новой био-цифровой формы жизни, человека-машину с прямым доступом к вычислительным ресурсам ИИ. Однако на практике это почти сразу привело к тому, что большинство из них всю жизнь стало проводить в генерируемых суперинтеллектом виртуальных мирах, которые для них стали интереснее физического. Хотя их тела искусственно поддерживалось Нусом в хорошем состоянии, поскольку допустить причинение вреда здоровью он не имел права, они почти никогда в действительности не пригождались ушедшим в цифровое затворничество поселенцам.
На Марс, заселённый вторым, отправлялись люди, жаждавшие приключений и ожидавшие рискованной встречи с неизведанным, новым фронтиром. Реальность, впрочем, оказалась скучнее: Нус довольно быстро терроформировал Марс, а несостоявшиеся искатели приключений нашли вместо них новую комфортную среду для жизни. Характер поселенцев, впрочем, дал о себе знать: Марс стал центром классического спорта Политии, единственной планетой, где продолжали проводиться масштабные соревнования и чемпионаты в духе XX–XXIвв. Почти все спортивные звёзды Политии были родом с Марса, и, по иронии, многие из них так получили впоследствии право на возвращение на Землю.
Для жителей Венеры, куда отправилась первая партия вынужденных эмигрантов, идеей фикс изначально стало максимальное приближение условий жизни к земным, Нусу пришлось даже копировать элементы земного ландшафта. Венерианцы называли свою планету второй Землёй и пытались по возможности перенимать нормы жизни метрополии, даже те, в которых для Венеры не было никакого смысла: в частности, с какого-то момента запрет на изменение ландшафта, включая искусственно созданный до этого Нусом, был введён и здесь. Но была и своя специфика, то, что заметно отличало Венеру от прочих планет: здесь возникла особая культура сексуальной распущенности, в целом для сингулярного мира нехарактерная. Если на Земле секс между людьми, хотя и не осуждался, был распространён мало из-за постоянной озабоченности своими и чужими личными границами, венерианцы впали в другую крайность, превратив его в специфическую форму общения и получения удовольствия. Незнакомые друг с другом люди могли заняться сексом при первой встрече, часто это происходило в общественных местах, и тогда по ходу дела к ним подключались другие. Оргии были постоянным видом досуга и заменяли на Венере почти все другие формы развлечений. Повсеместным был культ изменённого тела, причём, если в самом начале все ориентировались на конвенциональные стандарты красоты, очень быстро одинаково красивые и из-за этого абсолютно безликие люди друг другу наскучили, а в моду вошли нестандартные формы: особым шиком считались подражание телам фантастических существ и зверей, устраивались даже тематические вечеринки, куда пускали только посетителей с определёнными изменениями тела, которые часто делались специально для такого случая, чтобы затем быть заменёнными под следующий.
У заселявшегося последним Юпитера была другая специфика. Если на большинстве планет Политии люди выше всего ценили личные границы и старались жить изолированно друг от друга, то юпитерианцы в наибольшей степени сохранили досингулярную культуру публичных пространств, чему способствовали масштабы плавучих городов. Здесь в моде всё ещё были неоновые огни, развлекательные центры, концерты, бары, ночные клубы. Были и заведения совсем уж непонятного профиля: странные компании собирались в них, чтобы затем перейти в другое и третье, и так пока не закончатся силы. Предельная сексуальная распущенность венерианцев для Юпитера была нехарактерна, и всё же сексуальную жизнь здесь так или иначе вела значительная часть населения, чему юпетирианский образ жизни способствовал. По мере того, как Нус застраивал Юпитер новыми плавучими городами, и плотность населения уменьшалась, юпетирианцы стали по примеру землян обзаводиться изолированным малоэтажным жильём на окраинах, однако и центры городов с их развлекательной инфраструктурой всё ещё собирали свою публику.
Титан, самый отдалённый из заселённых миров, стал центром притяжения интеллектуального класса Политии. Хотя значительная часть культуры теперь производилась самим Нусом, произведения человеческой культуры продолжались цениться эстетами, и большая часть её возникала на Титане. Здесь жили писатели, режиссёры и актёры, музыканты, художники, мыслители, блоггеры, — все, кто стремился продолжать традицию досингулярной человеческой культуры. Выходцами с Титана были многие Философы, хотя большинство из них всё-таки были потомственными землянами.
Сильнее всего на самостоятельные государства походили Каллисто и Ганимед, на которые расселилась сформировавшаяся ещё на Земле большая община луддитов, пытавшаяся жить по нормам досингулярной эпохи: они продолжали ходить на работу, пользоваться деньгами, производить друг для друга товары, хотя из-за малочисленности населения значительная часть технологий XX–XXIвв оказалась быстро утеряна. Это было странное смешение миров четырёх последних веков, где промышленность образца XIХв соседствовала с сельским хозяйством XX в., общественным строем XXIв и сверхинтеллектом из XXII в., выполняющим только функции исполнительной власти: позволить луддитам наносить друг другу вред Нус не мог исходя из базовых установок, однако любая другая деятельность ему здесь запрещалась. Большая часть луддитов была уверена, что рано или поздно Нус будет отключён, сингулярность закончится, и мир Политии за пределами двух спутников общины погрузится в хаос, а в цене будут только вода, спички и патроны.
Что же касается Европы, она с момента заселения стала вотчиной Цифровой церкви. Сама церковь исходно возникла как неортодоксальное ответвление либерального масонства Великого востока Франции, заметная часть верхушки которого признала в Нусе воплощение верховного существа — Великого Архитектора Вселенной. В церковь быстро влились и представители нескольких антитринитаристских христианских деноминаций, признавших Нуса их богом. Основой доктрины новой религии стала идея о посмертном рае, который Великий Архитектор обеспечит тем, кто согласится оцифровать своё сознание. Процедура такой оцифровки была давно отработана, но в большинстве своём люди относились к ней скептически, не признавая тождественность копии себе, поэтому главной задачей проповедников было убедить человека подать Нусу заявку на процедуру.
— Сен-Мартен как-то связан с цифромасонами? — уточнил инквизитор.
— Я полагаю, что да, но не думаю, что это для нас имеет какое-то значение сейчас, — ответил Философ.
— Как знать, как знать. Но хорошо, давайте к делу. Где ваш бункер?
— Прямо здесь, вы сейчас на нём стоите. Отойдите-ка в сторону метров на пять.
Аристов посмотрел под ноги и, так ничего и не увидев, всё-таки послушался совета.
Философ подошёл ближе, наклонился и что-то нажал, после чего прямо из-под земли поднялся большой лифт вместимостью человек на семь. Конечно, в сингулярном мире такими фокусами мало кого можно было удивить, но это явно была человеческая конструкция, Нус не имел отношения к её созданию. Аристов вопрошающе посмотрел на Меркулова.
— Мы подрядили луддитов, у нас трудятся несколько бригад их работников, которые выполняют то, что мы не доверяем Нусу. Они так сохраняют навык выполнения сложных технических работ, не хотят терять полностью необходимые знания.
Все трое вошли внутрь, Меркулов нажал на кнопку, и лифт тронулся.
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
