О тайной школе элитариев

- Доброе ‎утро‏ ‎Рахман ‎Усманович!, ‎- ‎поздоровался ‎я‏ ‎входя ‎в‏ ‎кабинет‏ ‎великого ‎учёного ‎и‏ ‎внося ‎с‏ ‎собой ‎аромат ‎отменно ‎сваренного‏ ‎кофе‏ ‎вместе ‎с‏ ‎двумя ‎чашками,‏ ‎блюдцем ‎с ‎пахлавой ‎и ‎утренней‏ ‎порцией‏ ‎мороженного. ‎

- Да,‏ ‎черт ‎его‏ ‎разберет…, ‎- ‎задумчиво ‎протянул ‎мой‏ ‎учитель,‏ ‎не‏ ‎обращая ‎никакого‏ ‎внимания ‎наи‏ ‎на ‎мое‏ ‎хорошее‏ ‎настроение ‎ни‏ ‎на ‎мороженное, ‎- ‎Уже ‎и‏ ‎не ‎знаю….‏ ‎

Он‏ ‎отложил ‎в ‎сторону‏ ‎распечатку ‎с‏ ‎большим ‎заглавным ‎словом ‎«МанифестЪ»‏ ‎на‏ ‎первом ‎листе‏ ‎и ‎еще‏ ‎более ‎задумчиво ‎протянул: ‎- ‎Откуда‏ ‎они,‏ ‎أبناء ‎الشيطان,‏ ‎лезут? ‎У‏ ‎них, ‎что ‎есть ‎какое-то ‎специальное‏ ‎училище?‏ ‎Курсы‏ ‎повышения ‎квалификации?‏  ‎

Я ‎пожал‏ ‎плечами ‎и‏ ‎сделал‏ ‎первый ‎глоток‏ ‎кофе. ‎

- Рахман ‎Усманович! ‎Вы ‎предлагаете‏ ‎сжечь ‎роддом‏ ‎имени‏ ‎Грауермана? ‎

Учитель ‎посмотрел‏ ‎на ‎меня‏ ‎недоуменно, ‎но ‎ничего ‎сказать‏ ‎не‏ ‎успел, ‎так‏ ‎как ‎в‏ ‎дверь ‎отчетливо ‎постучали. ‎

- Войдите! ‎

В‏ ‎дверь‏ ‎вошли ‎двое.‏ ‎

Первый ‎–‏ ‎небольшого ‎роста ‎улыбчивый ‎человек ‎в‏ ‎очках‏ ‎и‏ ‎большим ‎портфелем,‏ ‎вторая ‎–‏ ‎гренадерского ‎роста‏ ‎женщина‏ ‎с ‎соответствующей‏ ‎грудью ‎и ‎ярко ‎фиолетовыми ‎волосами.

- Здравствуйте!‏ ‎– ‎начала‏ ‎женщина-гренадёр,‏ ‎- ‎Разрешите ‎представиться‏ ‎– ‎завуч.‏  ‎I-рина ‎Родионовна. ‎А ‎это‏ ‎наш‏ ‎директор ‎–‏ ‎Афонарей ‎Иоганнович‏ ‎Столыпинский. ‎

- Чем ‎обязаны? ‎- ‎поинтересовался‏ ‎я‏ ‎сквозь ‎мороженное.‏ ‎

- Всем, ‎-‏ ‎четко ‎и ‎конкретно ‎ответила ‎женщина‏ ‎прямо‏ ‎поверх‏ ‎головы ‎мужчины‏ ‎отчего ‎три‏ ‎волоса ‎на‏ ‎его‏ ‎лысой ‎голове‏ ‎поднялись ‎и ‎задрожали, ‎- ‎Всем‏ ‎вы ‎нам‏ ‎обязаны.‏ ‎Если ‎бы ‎не‏ ‎мы ‎–‏ ‎даже ‎не ‎знаю ‎как‏ ‎бы‏ ‎вы ‎и‏ ‎жили. ‎Это‏ ‎же ‎мы, ‎- ‎женщина ‎всплеснула‏ ‎руками,‏ ‎- ‎делаем‏ ‎для ‎вас‏ ‎самое ‎главное ‎– ‎воспитываем ‎для‏ ‎вас‏ ‎элиту.‏ ‎Кто ‎если‏ ‎не ‎мы?‏ ‎

- Тааак…, ‎-‏ ‎недобро‏ ‎протянул ‎Рахман‏ ‎Усманович. ‎

- Именно ‎так, ‎- ‎подтвердил‏ ‎Афонарей ‎Иоганнович.‏ ‎

— Значит‏ ‎вот ‎так ‎сами‏ ‎взяли ‎и‏ ‎явились? ‎Не ‎верю ‎своему‏ ‎счастью,‏ ‎- ‎сказал‏ ‎Рахман ‎Усманович‏ ‎из ‎под ‎стола ‎очевидно ‎нашаривая‏ ‎там‏ ‎чугунный ‎казан‏ ‎подаренный ‎ему‏ ‎студентами ‎Бухарского ‎Кулинарного ‎Техникума. ‎

- Да.‏ ‎Мы‏ ‎хотели‏ ‎пригласить ‎вас‏ ‎к ‎нам.‏ ‎В ‎наш‏ ‎элитный‏ ‎колледж ‎«Олимп»‏ ‎в ‎качестве ‎преподавателей. ‎У ‎вас‏ ‎явные ‎педагогические‏ ‎задатки.‏ ‎Конечно, ‎мы ‎в‏ ‎вас ‎кое-что‏ ‎скорректируем, ‎но… ‎

Зная, ‎что‏ ‎Рахман‏ ‎Усманович ‎сейчас‏ ‎взревет ‎и‏ ‎кинется ‎на ‎борьбу ‎с ‎наглым‏ ‎бесстрашным‏ ‎злом, ‎я‏ ‎кинулся ‎между‏ ‎ними, ‎яростно ‎пожал ‎пришельцам ‎руки,‏ ‎принял‏ ‎приглашение‏ ‎и ‎после‏ ‎этого ‎повернувшись‏ ‎к ‎учителю‏ ‎начал‏ ‎подмигивать ‎ему‏ ‎обоими ‎глазами. ‎

Колледж ‎«Олимп» ‎располагался‏ ‎возле ‎метро‏ ‎«Боровицкая»‏ ‎прямо ‎у ‎Кремля.‏ ‎

- Неплохой ‎вид,‏ ‎согласитесь, ‎- ‎довольно ‎промурлыкал‏ ‎Афонарей‏ ‎Иоганнович ‎стоя‏ ‎у ‎окна‏ ‎своего ‎кабинета, ‎- ‎В ‎этом‏ ‎есть‏ ‎элемент ‎ранней‏ ‎профессиональной ‎адаптации.‏ ‎Ученики ‎сразу ‎же ‎привыкают ‎к‏ ‎будущему‏ ‎месту‏ ‎деятельности, ‎лишаются,‏ ‎так ‎сказать,‏ ‎ненужного ‎трепета.‏ ‎Элита‏ ‎не ‎должна‏ ‎иметь ‎трепета ‎перед ‎властью, ‎историей‏ ‎и ‎вообще‏ ‎не‏ ‎перед ‎чем ‎не‏ ‎иметь. ‎Бестрепетность‏ ‎– ‎вот ‎наш ‎стиль.‏ ‎

Ну-с,‏ ‎пройдёмте, ‎я‏ ‎вам ‎покажу‏ ‎наше ‎хозяйство. ‎И ‎мы ‎двинулись‏ ‎по‏ ‎белоснежному ‎коридору‏ ‎с ‎позолоченным‏ ‎плинтусом. ‎

- Мы ‎находимся ‎нее ‎самом‏ ‎переднем‏ ‎крае‏ ‎педагогических ‎наук.‏ ‎Мы ‎полностью‏ ‎отказались ‎от‏ ‎тех‏ ‎наук, ‎которые‏ ‎не ‎помогают ‎элитарию ‎в ‎главном‏ ‎– ‎в‏ ‎борьбе‏ ‎за ‎власть ‎и‏ ‎ресурсы. ‎Мы‏ ‎не ‎преподаем ‎литературу. ‎Мы‏ ‎заменили‏ ‎литературу ‎новым‏ ‎прогрессивным ‎предметом,‏ ‎который ‎мы ‎изобрели ‎сами. ‎Предмет‏ ‎называется‏ ‎«пафосинг». ‎Пафосинг‏ ‎– ‎это‏ ‎как ‎петтинг ‎общественного ‎мнения, ‎но‏ ‎с‏ ‎элементами‏ ‎насилия. ‎То‏ ‎есть ‎умение‏ ‎публично ‎переживать‏ ‎несовершенство‏ ‎окружающего ‎мироздания‏ ‎с ‎последующим ‎выставлением ‎этому ‎мирозданию‏ ‎счета ‎за‏ ‎моральный‏ ‎ущерб. ‎Мы ‎как‏ ‎раз ‎намеревались‏ ‎пригласить ‎Романа ‎Олеговича ‎на‏ ‎должность‏ ‎преподавателя ‎«пафосинга».‏ ‎Но ‎для‏ ‎занятия ‎этой ‎должности ‎ему, ‎конечно,‏ ‎придется‏ ‎отказаться ‎от‏ ‎вредной ‎привычки‏ ‎делать ‎свои ‎тексты ‎содержательными. ‎Пафосинг‏ ‎всегда‏ ‎должен‏ ‎быть ‎максимально‏ ‎оторван ‎от‏ ‎действительности, ‎чтобы‏ ‎автору‏ ‎нечего ‎было‏ ‎предъявить ‎в ‎качестве ‎отклонения ‎от‏ ‎истины. ‎Какое‏ ‎вообще‏ ‎отклонение, ‎если ‎автор‏ ‎просто ‎так‏ ‎видит?!

- Так-так, ‎- ‎сказал ‎Рахман‏ ‎Усманович,‏ ‎- ‎а‏ ‎что ‎вы‏ ‎предложите ‎мне? ‎

- А ‎вам ‎мы‏ ‎бы‏ ‎хотели ‎предложить‏ ‎место ‎преподавателя‏ ‎истерии. ‎

- Истории? ‎

- Как ‎бы ‎да,‏ ‎но‏ ‎не‏ ‎совсем. ‎История‏ ‎как ‎наука‏ ‎не ‎удовлетворяет‏ ‎главному‏ ‎требованию ‎нашего‏ ‎образования ‎– ‎никак ‎не ‎помогает‏ ‎в ‎борьбе‏ ‎за‏ ‎власть ‎и ‎бюджет.‏ ‎Истерия ‎–‏ ‎то ‎есть ‎умение ‎закатывать‏ ‎истерику‏ ‎по ‎поводу‏ ‎всех ‎грехов‏ ‎страны ‎и ‎народа, ‎с ‎последующим‏ ‎выставлением‏ ‎народу ‎и‏ ‎стране ‎счете‏ ‎за ‎моральные ‎страдания ‎– ‎совершенно‏ ‎другое‏ ‎дело!‏ ‎

Ясно, ‎-‏ ‎сказал ‎учитель,‏ ‎- ‎А‏ ‎вот‏ ‎к ‎этому‏ ‎вы ‎имеете ‎отношение? ‎

Он ‎показал‏ ‎Афонарею ‎Иоганновичу‏ ‎распечатку‏ ‎с ‎надписью ‎«МанифестЪ».‏ ‎

- Это ‎один‏ ‎из ‎лучших ‎наших ‎выпускников.‏ ‎Круглый‏ ‎отличник. ‎Игнорирование‏ ‎– ‎пять,‏ ‎пассивная ‎агрессия ‎– ‎пять, ‎нытинг‏ ‎–‏ ‎пять, ‎пафосинг‏ ‎– ‎пять…‏ ‎Гениальный ‎юноша. ‎

Ясно, ‎снова ‎сказал‏ ‎Рахман‏ ‎Усманович,‏ ‎поправил ‎чалму‏ ‎и ‎направил‏ ‎на ‎директора‏ ‎верхушку‏ ‎своей ‎трости:‏ ‎- ‎تظهر ‎وجهك ‎أيها ‎الشيطان!

При‏ ‎этих ‎словах‏ ‎Афонарей‏ ‎Иоганнович ‎вскочил ‎на‏ ‎четвереньки, ‎прыгнул‏ ‎на ‎стену ‎и ‎попытался‏ ‎атаковать‏ ‎учителя ‎внезапно‏ ‎выросшим ‎у‏ ‎него ‎из ‎афедрона ‎шипастым ‎хвостом.‏ ‎Но‏ ‎он ‎не‏ ‎имел ‎никаких‏ ‎шансов ‎против ‎старого ‎рыцаря. ‎Удар‏ ‎трости,‏ ‎в‏ ‎набалдашник ‎которой‏ ‎было ‎вплавлена‏ ‎частица ‎стилоса‏ ‎св.‏ ‎Павла, ‎взорвал‏ ‎голову ‎беса. ‎

С ‎I-риной ‎Родионовной‏ ‎разбирался ‎уже‏ ‎я.‏ ‎Она ‎сама, ‎пытаясь‏ ‎откусить ‎мне‏ ‎голову, ‎наделась ‎на ‎лезвие‏ ‎подаренного‏ ‎мне ‎Вассерманом‏ ‎складного ‎двуручника,‏ ‎который ‎я ‎по ‎пьянке ‎попросил‏ ‎освятить‏ ‎нашего ‎местного‏ ‎попа. ‎

Когда‏ ‎мы ‎вышли ‎на ‎улицу ‎здание‏ ‎лицея‏ ‎пылало‏ ‎незримым ‎для‏ ‎смертных ‎глаз‏ ‎пламенем, ‎а‏ ‎руки‏ ‎наши ‎были‏ ‎черны ‎от ‎крови ‎по ‎локоть.‏ ‎

Рахман ‎Усманович‏ ‎устало‏ ‎привалился ‎к ‎светофору.‏ ‎

- О ‎Господь‏ ‎мой ‎милосердный ‎и ‎милостивый,‏ ‎почему‏ ‎все ‎это‏ ‎сбегается ‎в‏ ‎Москву? ‎Почему ‎за ‎каждым ‎углом‏ ‎этого‏ ‎прекрасного ‎города‏ ‎сейчас ‎таится‏ ‎какая-нибудь ‎мерзость? ‎Мало ‎постоянной ‎смены‏ ‎плитки‏ ‎что‏ ‎ли? ‎

- Они‏ ‎сами ‎ответили‏ ‎на ‎ваш‏ ‎вопрос,‏ ‎устос. ‎Они‏ ‎гоняются ‎за ‎деньгами ‎и ‎властью.‏ ‎Значит ‎по‏ ‎их‏ ‎расчётам, ‎скоро ‎их‏ ‎здесь ‎будет‏ ‎больше ‎всего. ‎А ‎вот‏ ‎насчет‏ ‎плитки, ‎я‏ ‎бы ‎еще‏ ‎подумал ‎– ‎очень ‎похоже, ‎что‏ ‎наш‏ ‎мэр ‎не‏ ‎так ‎прост,‏ ‎как ‎кажется. ‎Плитка ‎эта ‎явно‏ ‎только‏ ‎прикрытие‏ ‎чего-то ‎более‏ ‎интересного. ‎Пойдемте,‏ ‎я ‎вас‏ ‎перевяжу‏ ‎и ‎вколю‏ ‎обезболивающее ‎и ‎антибиотик. ‎С ‎ядом‏ ‎шутки ‎плохи.‏ ‎

Впрочем,‏ ‎в ‎бар ‎мы‏ ‎тоже ‎успели.‏ ‎