О смерти. Часть 3. Неокочевники.

Сегодня ‎для‏ ‎нас ‎нет ‎ничего ‎важнее, ‎чем‏ ‎космической ‎кары‏ ‎нейтронный‏ ‎фугас. ‎

Шутка. ‎

Мы‏ ‎продолжаем ‎нашу‏ ‎новогоднюю ‎тему ‎– ‎тему‏ ‎о‏ ‎смерти ‎и‏ ‎погребении. ‎

Как‏ ‎мы ‎уже ‎говорили ‎в ‎предыдущих‏ ‎частях‏ ‎нашей ‎беседы‏ ‎отношение ‎к‏ ‎смерти ‎и ‎погребению ‎меняется. ‎

Первая‏ ‎причина‏ ‎перемены‏ ‎отношения ‎к‏ ‎смерти ‎и‏ ‎погребению ‎–‏ ‎избегание‏ ‎самого ‎процесса‏ ‎взросления ‎у ‎современного ‎человека, ‎излишне‏ ‎защищенного ‎от‏ ‎рисков‏ ‎и ‎от ‎этого‏ ‎не ‎понимающего‏ ‎что ‎риск ‎и ‎опасность‏ ‎–‏ ‎это ‎норма‏ ‎жизни, ‎для‏ ‎которой ‎его ‎и ‎приговорили ‎Бог‏ ‎и‏ ‎эволюция. ‎

Отсутствие‏ ‎взрослости ‎–‏ ‎то ‎есть ‎де ‎факто ‎–‏ ‎отсутствие‏ ‎в‏ ‎жизни ‎восходящего‏ ‎сюжета ‎означает‏ ‎и ‎отсутствие‏ ‎полноты‏ ‎этой ‎жизни.‏ ‎А ‎жизненная ‎неполнота ‎приводит ‎к‏ ‎страху ‎смерти.‏ ‎Смерти‏ ‎до ‎ужаса, ‎до‏ ‎дрожи ‎бояться‏ ‎именно ‎те ‎люди, ‎которые‏ ‎понимают‏ ‎или ‎догадываются,‏ ‎что ‎не‏ ‎вполне ‎живут. ‎

Если ‎довести ‎эту‏ ‎формулу‏ ‎до ‎поэтического‏ ‎лаконизма, ‎то‏ ‎мы ‎получим ‎строчку ‎из ‎Владимира‏ ‎Высоцкого:‏ ‎

«Потому,‏ ‎что ‎если‏ ‎не ‎любил,‏ ‎значит, ‎и‏ ‎не‏ ‎жил, ‎и‏ ‎не ‎дышал». ‎

Полнота ‎жизни ‎–‏ ‎не ‎оставляет‏ ‎места‏ ‎для ‎страха ‎перед‏ ‎ее ‎окончанием.‏ ‎Более ‎того: ‎

«Сердечность ‎наших‏ ‎связей‏ ‎на ‎земле,‏ ‎дает ‎нам‏ ‎жажду ‎жить ‎и ‎после ‎смерти»

И‏ ‎эта‏ ‎жажда ‎настолько‏ ‎велика, ‎что‏ ‎игнорирует ‎кажущиеся ‎очевидными ‎«факты». ‎Эта‏ ‎страсть‏ ‎к‏ ‎жизни, ‎переполненность‏ ‎ею ‎–‏ ‎презирает ‎смерть‏ ‎как‏ ‎заранее ‎обреченную‏ ‎неудачницу, ‎которая ‎пытается ‎уловить ‎своим‏ ‎черным ‎худым‏ ‎решетом‏ ‎поток ‎нашей ‎любви.‏ ‎

Желание ‎любить,‏ ‎желание ‎учиться ‎любить, ‎жажда‏ ‎смысла,‏ ‎а ‎значит‏ ‎и ‎взрослости‏ ‎и ‎даже ‎когда-то ‎старости ‎–‏ ‎потому‏ ‎что ‎только‏ ‎они ‎дают‏ ‎возможность ‎с ‎этим ‎смыслом ‎соединяться‏ ‎–‏ ‎защищает‏ ‎нас. ‎

Но‏ ‎довольно ‎об‏ ‎этом. ‎

Продолжим‏ ‎о‏ ‎земле. ‎

Дело‏ ‎в ‎то, ‎что ‎кладбища, ‎родовые‏ ‎могилы ‎и‏ ‎склепы,‏ ‎захоронения ‎в ‎храмах‏ ‎и ‎мавзолеях‏ ‎– ‎это ‎результат ‎такого‏ ‎качества‏ ‎человека ‎как‏ ‎оседлость. ‎

Помните,‏ ‎у ‎Александра ‎Сергеевича? ‎

«Два ‎чувства‏ ‎дивно‏ ‎близки ‎нам‏ ‎—

В ‎них‏ ‎обретает ‎сердце ‎пищу ‎—

Любовь ‎к‏ ‎родному‏ ‎пепелищу,

Любовь‏ ‎к ‎отеческим‏ ‎гробам.

Животворящая ‎святыня!

Земля‏ ‎была ‎<б>‏ ‎без‏ ‎них ‎мертва,

Как‏ ‎пустыня ‎

И ‎как ‎алтарь ‎без‏ ‎божества».

Ирония. ‎Земля‏ ‎была‏ ‎бы ‎мертва ‎без‏ ‎мертвых. ‎Точнее‏ ‎без ‎переживания ‎нами ‎нашей‏ ‎связи‏ ‎с ‎ними.‏ ‎Наше ‎чувство‏ ‎к ‎могилам ‎одухотворяет ‎землю ‎и‏ ‎связывает‏ ‎нас ‎с‏ ‎этой ‎землей,‏ ‎делая ‎ее ‎не ‎просто ‎территорией,‏ ‎а‏ ‎Родиной.‏ ‎

Родина ‎–‏ ‎это ‎результат‏ ‎оседлости. ‎

Понятие‏ ‎родины‏ ‎– ‎это‏ ‎переживания ‎эмоциональной ‎связи ‎с ‎землей‏ ‎в ‎силу‏ ‎вложенного‏ ‎в ‎нее ‎труда,‏ ‎ушедших ‎в‏ ‎нее ‎предков, ‎и ‎тех‏ ‎потомков,‏ ‎что ‎будут‏ ‎жить ‎на‏ ‎ней ‎после ‎нас. ‎

Проблема ‎в‏ ‎том,‏ ‎что ‎наше‏ ‎время ‎–‏ ‎это ‎время ‎информационных ‎и ‎логистических‏ ‎технологий,‏ ‎которые‏ ‎лишь ‎несколько‏ ‎и ‎скорее‏ ‎всего ‎временно‏ ‎пострадали‏ ‎от ‎коронавируса.

Сейчас‏ ‎большинство ‎из ‎нас ‎Д’Артаньяны.  ‎

То,‏ ‎что ‎раньше‏ ‎было‏ ‎уделом ‎только ‎младших‏ ‎сыновей ‎родов‏ ‎– ‎отъезд ‎в ‎другой‏ ‎город,‏ ‎провинцию ‎или‏ ‎страну ‎на‏ ‎«ловлю ‎счастья ‎и ‎чинов» ‎-‏ ‎сейчас‏ ‎норма. ‎

Мы‏ ‎рождаемся ‎в‏ ‎одном ‎городе, ‎учимся ‎в ‎другом,‏ ‎работаем‏ ‎в‏ ‎третьем, ‎женимся‏ ‎на ‎приезжей‏ ‎из ‎другой‏ ‎страны.‏ ‎Иногда ‎место‏ ‎другого ‎города ‎занимает ‎другая ‎страна.‏ ‎Мы ‎вполне‏ ‎можем‏ ‎получать ‎образование ‎или‏ ‎первый ‎опыт‏ ‎труда ‎за ‎границей ‎и‏ ‎вывозить‏ ‎потом ‎в‏ ‎российские ‎морозы‏ ‎попавшихся ‎нам ‎супругов. ‎

Мы ‎умираем‏ ‎вовсе‏ ‎не ‎там‏ ‎где ‎рождаемся.‏ ‎Могилы ‎предков ‎делаются ‎слишком ‎далекими‏ ‎для‏ ‎нас.‏  ‎

Благодаря ‎поездам,‏ ‎кораблям ‎и‏ ‎самолетам ‎–‏ ‎все‏ ‎мы ‎сейчас‏ ‎– ‎немного ‎кочевники. ‎И ‎не‏ ‎замечая ‎этого‏ ‎мы‏ ‎потихонечку ‎стали ‎возобновлять‏ ‎их ‎погребальные‏ ‎традиции. ‎

Так ‎в ‎среде‏ ‎монголов‏ ‎было ‎принято‏ ‎отдавать ‎покойников‏ ‎степным ‎волкам. ‎Считалось, ‎что ‎чем‏ ‎быстрее‏ ‎они ‎съедают‏ ‎тело ‎–‏ ‎тем ‎быстрее ‎душа ‎отправится ‎в‏ ‎путешествие.‏ ‎

Разве‏ ‎это ‎не‏ ‎похоже ‎на‏ ‎новомодные ‎погребальные‏ ‎обряды,‏ ‎когда ‎человек‏ ‎становится ‎удобрением ‎для ‎дерева? ‎

Есть‏ ‎и ‎другой‏ ‎способ‏ ‎кочевого ‎погребения ‎–‏ ‎«все ‎сове‏ ‎ношу ‎с ‎собой», ‎включая‏ ‎предков.‏ ‎Мертвые ‎кремируются,‏ ‎и ‎род‏ ‎далее ‎возит ‎с ‎собой ‎частички‏ ‎их‏ ‎праха ‎в‏ ‎урнах, ‎расставляя‏ ‎их ‎на ‎почетные ‎места ‎в‏ ‎юртах‏ ‎при‏ ‎длительных ‎стоянках.‏ ‎

Очень ‎похоже‏ ‎поступает ‎моя‏ ‎знакомая,‏ ‎которая ‎работает‏ ‎по ‎найму ‎довольно ‎дорогим ‎консультантом‏ ‎по ‎интеллектуальной‏ ‎собственности.‏ ‎У ‎нее ‎нет‏ ‎постоянного ‎жилья‏ ‎– ‎она ‎его ‎арендует.‏ ‎Она‏ ‎постоянно ‎ездит‏ ‎то ‎в‏ ‎Лондон, ‎то ‎в ‎Гонконг, ‎то‏ ‎вообще‏ ‎в ‎Африку.‏ ‎И ‎в‏ ‎каждой ‎своей ‎съемной ‎квартире ‎она‏ ‎ставит‏ ‎урны‏ ‎с ‎прахом‏ ‎отца, ‎матери,‏ ‎бабушек ‎и‏ ‎дедушек.‏  ‎

Так ‎она‏ ‎утверждает ‎свою ‎связь ‎с ‎семьей.‏ ‎

Глобализация ‎тихо‏ ‎и‏ ‎незаметно ‎лишает ‎нас‏ ‎оседлости, ‎делая‏ ‎оседлость ‎участью ‎маргиналов ‎и‏ ‎заставляя‏ ‎наиболее ‎ценных‏ ‎специалистов ‎много‏ ‎путешествовать, ‎фактически ‎превращая ‎их ‎в‏ ‎коечников.‏ ‎

Только ‎источником‏ ‎жизни ‎для‏ ‎таких ‎являются ‎на ‎стада ‎баранов,‏ ‎а‏ ‎стада‏ ‎знаний. ‎

Помните,‏ ‎я ‎вам‏ ‎уже ‎цитировал‏ ‎Пушкина:‏ ‎

Не ‎в‏ ‎наследственной ‎берлоге,

Не ‎средь ‎отческих ‎могил,

На‏ ‎большой ‎мне,‏ ‎знать,‏ ‎дороге

Умереть ‎господь ‎судил..

То,‏ ‎что ‎Пушкин‏ ‎считал ‎для ‎себя ‎признаком‏ ‎маргинальности‏ ‎– ‎сейчас‏ ‎становится ‎практически‏ ‎нормой. ‎

Но ‎я ‎надеюсь, ‎что‏ ‎и‏ ‎в ‎этом‏ ‎выборе ‎наш‏ ‎народ ‎не ‎изменит ‎себе ‎и‏ ‎найдет‏ ‎какой-то‏ ‎опять ‎свой‏ ‎особый ‎путь.‏ ‎

Другое ‎было‏ ‎бы‏ ‎слишком ‎грустно.‏  ‎