О наших христианских ценностях
Я продолжаю тексты о миграции.
Во-первых, это просто тема, которая постоянно поднимается, а, значит, болит. И, значит, надо обсуждать. А во-вторых, эта тема начинает нас самих раскрывать с самых интересных сторон.
Причём порою так, что любо-дорого.
В другое время не знаешь, как подступиться — уж больно деликатный вопрос. Но как только речь заходит о мигрантах, так с части нашего народа моментально слетает любой стыд, как будто ветром с целой толпы праведников одновременно сдёрнуло штаны.
В связи с этим мне больше всего нравятся фразы:
1. «Они не собираются становиться нами»
2. «Они не принимают нашу культуру»
3. «Им чужды наши христианские ценности»
Знаете, я вас очень люблю. Правда.
Вы, в конце концов — мой народ. Я от вас получил все самое важное — самого себя — свою биографию, культуру, мораль, историю.
Но давайте начистоту?
Это очень хорошо, что мы заговорили о культуре и ценностях. Потому что вопрос интеграции мигрантов в общество — это вопрос их отношения к нашим ценностям и нашей культуре.
А в чем заключается наша культура, что есть наши ценности?
Давайте начнём перечислять: Пушкин, Гоголь, Достоевский, Чайковский, Серафим Саровский, Бондарчук, Шолохов….
Чувствуете — что не то?
Лажа какая-то?
Именно что лажа — фальшивая нота.
Давайте честно ответим себе и друг-другу на вопрос: какое место эта наша русская классическая культура, наше сокровище — занимают в нашей реальной повседневной жизни?
Как говорил Владимир Ильич Ленин, «важнейшим из искусств для нас является кино». Почему не балет? Потому что балет — искусство не массовое. Элитарное. А воспитывать надлежит прежде всего народ.
Сейчас, конечно, к кино стоит добавить телевидение, музыку и блоггинг.
Каково место нашего Пушкина, нашего Шолохова в кино, телевидении и блоггинге?
Если посмотреть на то, что популярно среди нас — что мы смотрим, на чем «залипаем», то мы внезапно выясним, что такими, какими мы себя видим в зеркале, — мы и сами не хотим быть.
Мы бы хотели быть иными. Лучше.
А вопрос ассимиляции мигрантов — это очень простой вопрос. Простой и жестокий.
Хотят ли они стать такими, как мы? Учиться у нас? Подражать нам?
Кое в чем — безусловно «да».
Начнём с того, что миграция не однородна. К нам едут не только малообразованные жители отдалённых аулов и кишлаков. Усилилась миграция образованных людей — врачей, учителей. И им, безусловно, доступен Шолохов. Но они, как и мы, чувствуют возникший на месте Шолохова и Симонова вакуум и суррогаты. Они хотят быть наследниками Пушкина и Толстова. Но они в растерянности. Они видят, что мы не порождаем ничего нового — достойного того, что было.
Тот же слой миграции, самый массовый, и самый беспокоящий — тот который приезжает на стройки и в курьеры, который давным-давно собственной Родиной обделён знаниями о Пушкине и Шолохове — он живёт в условиях нашей массовой культуры, даже не представляя о тех сокровищах, что скрыты в некотором удалении от поверхности.
И проблема в том, что эта культура ему настолько же не близка, как и вашему покорному слуге. Это пошлые сериалы. Это пошлая низкокачественная музыка.
Это тверк у храма.
Да, глупых девиц наказали. Деваться-то некуда. Причём избыточно сурово — исключив из ВУЗа.
И эта избыточность — симптом беспомощности перед главной проблемой. А она в том, что население теряет представление о священном и о приличиях. Приличия — это бытовая способность определять добро и зло. То есть, мы теряем культуру.
Мы сами перестаём быть собой.
Это — результат политики в области культуры.
Этот результат сейчас особенно очевиден в связи с тем, что многолетние (я бы сказал, что многодесятидлетние) партнеры государства нашего — те самые, которые формировали культурное поле России, сейчас ведут полемику с нами и нашим государством на площадном языке из заграницы.
Писатели — инженеры человеческих душ — исходят сейчас на Россию и русских не ядом, нет. Дерьмом.
И они не изменились. Начавшееся СВО не изменило их.
Оно сделало их позицию просто ярче на фоне русских трупов.
Но они всегда были такими. Всегда. И государство об этом знало. И чиновники об этом знали. И лебезили перед ними, искали их одобрения, хотя его можно было заслужить только русофобией. И чиновники, и корпорации приглашали, брали на содержание, ласкали самую мерзкую человеческую слизь.
Вот же оно.
И вот.
И вот.
Экранизировали Акунина. Тащили в книжные и на экран Глуховского.
Что не было видно, кто это?
Всегда было все понятно с первого взгляда.
Государство не хотело вести культурную политику. Эта политика велась сама. То есть, культура была областью тотальной коррупции. Тотальная коррупция притягивала к себе, как это не удивительно, не творцов, а воров, не патриотов, а подонков.
И воры, и подонки воспитывали нас.
Тех, кто это позволял.
Я не позволил.
Культура у нашего литературоцентричного народа, народа Шолохова и Достоевского, народа Чайковского и Свиридова — оказалось у нас самым слабым местом. Слабее журналистики, слабее армии.
И намного слабее экономики.
Торговать и работать мы научились. Мы умеем зарабатывать деньги.
А жить и умирать разучились.
А разве не это самое главное?
Наш страх перед мигрантами — это отражение нашего страха перед зеркалом, из которого на нас смотрит чужак с нашим лицом.
Кто полюбит нас так, чтобы захочет быть нами, если мы сами себя не любим?
А как и кем быть — народу может рассказать только творческая интеллигенция, которая оказалась суррогатом. Подделкой.
Нам нужно вырастить её заново. И сама собой она не возникнет.
Для этого нужны целенаправленный труд и огромные вложения.
Во что?
Если ты заблудился — вернись в начало. Вернись к основам.
А основа — это русская классика. Это сказка, это эпос.
А основа творчества — это знание и труд.
Русский балет не деградировал потому, что танцоров продолжили учить так же беспощадно, как и при СССР, а до этого при Империи. Волочкова — не прижилась. Если бы прижилась — то, значит, и балет бы закончился.
Русский спорт не умер — потому что самбистов, боксёров, атлетов — продолжили учить и с них требовать.
(Кстати с футболом произошло все то же самое, что и с культурой — коррупция и отмывание. Вот и результат).
Если сейчас взять студента кинематографического ВУЗа и спросить у него, о чем «Поднятая целина» — вы можете себе представить, что он промямлит?
А если он знает все, любит кинематограф — какие шансы у него в нем работать?
Даже сейчас, когда убежавшие освободили столько мест. Он же там — чужак.
Он там — мигрант.
Если мы не решим вопрос культуры, то есть, вопрос о том, кто мы и кем хотим быть — другие вопросы нам решать будет просто не нужно.
