Литературное

Курсы литературного мастерства, которых развелась тьма, имеют всем скопом единую неустранимую проблему: они так стараются поверить алгеброй гармонию, что гармонии-то вовсе не остаётся. Иной выпускник этакой фабрики излаживает то, что называет андеграундным романом, а там весь невеликий имевшийся андеграунд полег под натиском того, что теоретически должно было сделать текст лучше и глубже — или хоть глаже. Но вместо этого ты видишь: ага, а вот здесь авторам (а также авторкам обоего пола) сказали прилепить клифф-, извините, -хангер, а тут — что надо бы вставить разговорных словечек для живости речи, но получается не живая речь, а послание невидимому преподу «Я хорошо выучил урок, смотрите, у моего персонажа живая речь!»

В итоге ты читаешь текст, о котором формально нельзя сказать ничего плохого, но и хорошего ничего не сказать, только взять зачетку и вывести «зачтено». После чего забыть об этом литературном соевом порридже и пойти читать коряво пишущих авторов, которым есть, что сказать от себя. Достоевского выгнали бы из любой школы литературного мастерства, Торо выгнали бы, Ши Най-ань не был бы изгнан скорее из-за сомнений в его существовании, чем благодаря соответствию его романа необходимым критериям. Но о судьбе всех этих авторов можно не переживать, а вот о судьбе авторов и авторок переживать можно, но лень.

На самом деле, теория важна, теория нужна, теория позволяет тебе не спотыкаться на ровном месте и не изобретать сконструированный за двести лет до тебя велосипед. Но любой литературный курс имеет смысл только в том случае, если тебе самому есть, что сказать. Авторы таких курсов обожают тезис «Чтобы как следует нарушить правила, надо их хорошо знать», и это правда.

Но когда все сделано слишком по правилам, получается синтетическое мясо и сахарозаменитель, не очень идентичный натуральному. Так что, когда ты, юноша бледный, автор младой, уже хорошо знаешь правила, все-таки стоит со вкусом их понарушать.