Смута. Как Россия восстала из пепла

В ноябре 1612 года Россия пережила настоящее перерождение и восстала как феникс.

Крах и анархия

В начале XVII века Россия погрузилась в анархию — после смерти Ивана Грозного началась эпоха тяжелого династического кризиса. Царь Федор Иванович, сын покойного Ивана, был интеллектуально слаб и правил лишь номинально: фактическую власть сосредоточили в своих руках беспрерывно интригующие друг против друга сановники.

Парадоксальным образом 14 лет его правления были не худшим временем для России. Однако люди смертны, и в 1598 году Федор скончался. К тому моменту сильнейшим из собравшихся вокруг трона аристократов был Борис Годунов, некогда приближенный Ивана Грозного, а позднее шурин Федора, хитрый и умный интриган. Фактически уже при жизни Федора он сосредоточил в своих руках нити реальной власти. Царевич Дмитрий, младший брат Федора, сын седьмой из многочисленных жен Ивана Грозного, еще ребенок, при туманных обстоятельствах погиб в результате несчастного случая за несколько лет до кончины Федора.

Позднее Годунова неоднократно обвиняли в том, что он подстроил гибель Дмитрия. Годунов имел прочную репутацию человека, вполне способного организовать «случайную» смерть тех, кто стоял у него на пути — таинственные кончины его оппонентов от происшествий на охоте, неожиданных болезней и т. д. были хорошо известны. В действительности теория заговора Годунова не доказана, но с тех пор, как она закрепилась в художественной литературе, его имя оказалось накрепко и окончательно связано в массовом сознании с этим убийством.

На смерти Федора пресеклась династия Рюриковичей, правившая Русью с IX века, с самого момента появления страны на карте мира. Борис Годунов был потомком не слишком знатного рода, и для надменной московской аристократии, тянувшей свой род в глубину Средних веков, он выглядел обнаглевшим парвеню. Однако за счет накопленных связей и влияния Годунов сумел в 1598 году организовать собственное избрание в цари Земским собором — собранием сословий.

В действительности Борис Годунов был хорошим царем — энергичным, умным, способным реформатором. Его планы во многом предвосхитили идеи Петра Великого, и если бы Годунову больше повезло, именно он мог открыть новую эпоху в истории России.

На истории правления Годунова драматически сказалось событие, случившееся на другом конце света, о котором он и не подозревал. В 1600 году на территории нынешнего Перу произошло чудовищное извержение вулкана Уайнапутина. Выброшенный в атмосферу пепел спровоцировал временное изменение климата на гигантских пространствах Земли. Однако в России, как известно, климат и так неблагоприятен для жизни человека. Если во Франции урожай вина оказался плохим и поздним, то в России серия экстремально холодных зим и катастрофически плохой погоды летом привела к чудовищному массовому голоду. Неурожаи 1601 и 1602 годов привели страну к национальному бедствию. В 1603 году погода была хорошей, но к тому моменту во многих областях некому и нечего было сеять.

Этот «краш-тест» Годунов честно попытался выдержать. Деньги, мука и семена раздавались из государственных запасов, но масштабы бедствия были слишком велики. Люди бежали из деревень в Москву, на дорогах было некуда деться от мародеров, наткнуться на шайку каннибалов было совершенно реальной угрозой.

На фоне массового бедствия трон под Борисом Годуновым зашатался. Новому царю припомнили все его реальные и мифические грехи — в частности, слухи о причастности к гибели юного Дмитрия. Этим слухом воспользовался молодой авантюрист — Лжедмитрий I, один из самых колоритных персонажей русской истории.

Подлинная личность претендента по сей день служит предметом споров. Факты состоят в следующем. В Речи Посполитой, в польских владениях на территории современной Украины, объявился молодой человек, явно имеющий некие представления о придворной жизни, и уверенный — возможно, вполне искренне — в том, то он чудесно спасшийся от пытавшихся убить его агентов Годунова царевич Дмитрий.

Юноша заявил о своих претензиях на престол, причем ему удалось сподвигнуть на помощь себе целую группу польских магнатов. Польские аристократы рассчитывали на успешную авантюру — они приводят к власти Лжедмитрия, а тот вознаградит тех, кто возвел его на престол. Свою выгоду увидел и польский король, который мог оторвать куски от русского государства. Первая попытка претендента устроить поход на Москву кончилась провалом — правительственные войска разгромили небольшое войско сторонников самозванца.

Однако тот не успокоился, а по мере того, как в России нарастал раздрай, сторонников «истинного царя» становилось все больше. В 1605 году Годунова на фоне внутриполитических неурядиц разбил инсульт, и он умер в возрасте 53 лет. Его сын, 16-летний Федор, совершенно не пользовался популярностью и проправил 47 дней, прежде чем был свергнут и убит, а Лжедмитрий триумфально вступил в Москву.

Однако Лжедмитрий продержался недолго. Вне зависимости от его реального происхождения для Москвы он был полностью чужим человеком, не знающим ни страны, ни ее обычаев, ни ее элиты. Скорее талантливый и яркий, чем способный в рутинном режиме править большой страной, он проглядел заговор бояр против себя и был убит сам, не успев поправить и года.

После гибели Лжедмитрия страна рухнула в безвластие. Главарь заговора Василий Шуйский имел единственный талант — способность карабкаться к вершинам власти, но больше не умел ничего. Новый царь не пользовался даже шатким авторитетом Лжедмитрия и Бориса. По стране гремели восстания крестьян. Появился новый Лжедмитрий, в истинность которого не верил толком никто. Однако этот новый претендент набрал разнообразный сброд — мародеров, наемников, бандитов, которые присоединились к нему, планируя просто пограбить всласть и при удаче возвыситься.

На этом фоне началась полноценная интервенция польских войск во главе с королем Сигизмундом III. Тот увяз в осаде Смоленска — стратегически важного города в пограничной зоне между Россией и Польшей. Однако в полевой битве — генеральном сражении у села Клушина — русское войско было наголову разгромлено поляками.

После этого в Москве совет из семи бояр устроил очередной переворот. Шуйского сместили, царем объявили польского королевича Владислава, а Москву, боясь захвата столицы бандами второго Лжедмитрия, предпочли сдать полякам. Шуйского стащили с трона, насильно постригли в монахи, а позже вывезли в Польшу, где подвергали разнообразным унижениям. Там он и умер.

Польские войска заняли Москву, но не могли контролировать Россию. На огромных территориях государства уже попросту не существовало. Русь была наполнена отрядами наемников — польских, шведских, местных. Засевший в Москве польский комендант Гонсевский вертел боярами как хотел — «Семибоярщина» по сей день остается в русском языке синонимом бессильной коррумпированной и некомпетентной власти.

Москва находилась на грани голода. Правительство условно контролировало только столицу, за ее пределами начиналась зона анархии. В Кремле засели иноземные солдаты. Ничего подобного Русь до сих пор просто не знала.

Сопротивление

Тем временем в Москве на первый план неожиданно вышел патриарх Гермоген. Старый священник оказался неожиданно сильным публицистом. Он непрерывно писал и рассылал повсюду памфлеты, призывая восстать против оккупантов, избрать царя из русских и восстановить страну. Сходу расправиться с авторитетным патриархом поляки не желали, и Гермоген продолжал яростно писать письма с призывами к народному восстанию. На угрозы и увещевания он отвечал либо презрительным молчанием, либо проклятиями.

Первым кандидатом в спасители Отечества стал Прокопий Ляпунов, армейский командир, не лишенный лидерских качеств. Он начал собирать ополчение из провинциальных ратных людей, оставшихся без командования, но не потерявших желания драться за страну.

В Москве польское войско начало быстро разлагаться. Солдатня одинакова во все времена. Наемникам платили традиционно невовремя и мало, но в их распоряжении была Москва со всеми своими богатствами. Инциденты между солдатами и жителями происходили регулярно. Иной раз какой-нибудь поляк ради забавы пластовал саблей жителя, бывало и напротив, какой-то гайдук напивался и обнаруживался через неделю в Москве-реке, уже объеденный раками.

Дело кончилось тем, чем должно было. В марте 1611 года в Москве вспыхнуло яростное восстание против поляков. На фоне нескольких лет гражданских войн и смут в городе было огромное количество оружия. После очередного инцидента между польскими солдатами и местными жителями случилась драка, которая переросла в бой оглоблями и саблями, а затем уже в настоящую битву стенка на стенку. Повстанцы стихийно сколачивали отряды, их было очень много, поляков отбросили в центр города.

И тогда Гонсевский распорядился поджечь Москву.

Влажной весной город, даром что деревянный, разгорался плохо. У наемников даже возникла теория, что Москва заколдована, но в итоге им все же удалось запалить кварталы. Повстанцы разбежались тушить свои дома. Город был превращен в мешанину руин и уцелевших зданий, на улицах возводились баррикады. Даже просто проехать Москву насквозь стало нереально.

Начались отчаянные уличные бои. В лабиринте улиц охотились друг на друга польские и русские воины и бандиты, грабившие все подряд. Москва была похожа на Алеппо времен сирийской гражданской войны. В столицу подошло ополчение Ляпунова, пытавшееся освободить город, но разгромить поляков ему не удалось. Ляпунов не смог поддерживать дисциплину в своем пестром войске из бывших солдат, казаков и горожан-повстанцев.

Поход в глубину города становился отдельной военной операцией — наткнуться в лабиринте улиц можно было на кого угодно. Стычки происходили постоянно. Обе стороны страдали от плохого снабжения. Был даже момент, когда и русские, и поляки таскали соль с одного и того же купеческого склада, который нашли на нейтральной полосе. Поляков удалось изолировать на ограниченной территории в центре Москвы, но встал вопрос, кто кого пересидит.

Прокопий Ляпунов пытался навести порядок, но ему просто не хватало авторитета. В какой-то момент он попытался остановить мародерство среди казаков, которые совсем распустились. Отношения между казачьими лидерами и Ляпуновым были и так натянутыми. К тому же, поляки провели остроумную психологическую операцию — подбросили казакам сведения о том, что Ляпунов уже предметно готовит им жестокие кары — и на фоне общей обстановки те легко поверили.

В один совершенно не прекрасный момент Ляпунов и воевода Ржевский пришли к казачьему атаману Заруцкому с тем, чтобы как-то договориться о совместных действиях. Разговор сразу начался на повышенных тонах, перешел в яростную ссору — и в итоге кто-то из казаков полоснул Ляпунова саблей, затем был убит и Ржевский.

Первое ополчение было обезглавлено. После этого многие дворяне — основа войска — бросили карты на стол, многие из них просто разъехались по домам. У Москвы и в самом городе осталась лишь часть отрядов ополчения — казаки, некоторые стрельцы (полурегулярная пехота) и самые стойкие из дворян-кавалеристов. На этом фоне поляки, хотя и не могли окончательно разбить ополченцев, оказались в состоянии проводить в Кремль конвои с провиантом и сменять солдат, засевших в Кремле, свежими силами.

Комендант Москвы Гонсевский увлеченно разграбил те районы Москвы, до каких мог дотянуться, в том числе и Кремль — и в итоге уехал из города человеком очень богатым, утащив среди прочего царские сокровища. В городе, однако, остался сильный гарнизон.

Спасители Отечества

Тем временем далеко за пределами Москвы произошло событие, которого никто не ждал.

Козьма Минин не был аристократом. Не был военным. Он был купцом и торговал мясом в Нижнем Новгороде — крупном городе в глубине страны, примерно в 400 км к востоку от Москвы. В какой-то момент он решил, что раз государство не работает, царя нет, а Отечеству нужен герой, то этим героем станет он сам, и придется справляться теми силами, какие есть.

По словам Минина, к нему во сне начали являться святые, призывавшие выйти на защиту страны. Стоит признать, что святые не ограничивались абстрактными призывами и выдали купцу необыкновенно четкие конкретные инструкции. Минин начал с того, на чем погорел Прокопий Ляпунов. Если первое ополчение началось со сбора войск, то Второе — Ополчение Минина — началось с «кикстартера». Минин пожертвовал значительную часть собственного имущества, призвал других нижегородцев сделать то же самое.

Нижний Новгород благодаря расположению был неплохо прикрыт от орд мародеров и самозваных правительств, разорявших запад страны. Так что деньги водились. Вскоре Минин организовал регулярную налоговую службу. Деньги требовались на сбор войска.

На фоне кровавого безумия в стране идея Минина вызвала массовый энтузиазм. Деньги присылали даже из Сибири и с Урала. На собранные деньги Минин начал комплектовать войско.

Ядром нового ополчения стали служилые дворяне, приехавшие из-под Смоленска. После очень долгой мучительной осады и жестокого штурма Смоленск был взят поляками. Многие служилые люди оттуда осели в Арзамасе — городке неподалеку от Нижнего Новгорода. Смоляне были слаженным боевым коллективом, это были профессионалы, они умели драться. Потеряв в Смоленске все имущество, они еще, к тому же, были крайне злы.

Минин начал с того, что выдал смолянам денег на ремонт и закупку оружия и снаряжения, а также покупку лошадей. Многие после долгих и неудачных боев были бедны, недокормлены и вооружены кое-как. Минин сделал все, чтобы ядро его нового войска было как можно лучше вооружено и укомплектовано. Помимо смолян, в войско Минина стекалось множество стрельцов, казаков и дворян-кавалеристов со всей страны. Пришел даже небольшой полк из сибирского Тобольска.

Однако этой армии требовался генерал. Вскоре он нашелся.

На сцену выходит второй главный герой этой истории, князь Дмитрий Пожарский. Он воевал вместе с Ляпуновым на улицах Москвы, получил там тяжелое ранение, к тому же тяжело обгорел во время московского пожара и теперь лечился. Минин лично съездил к Пожарскому и убедил возглавить войско.

Пожарский имел репутацию хорошего бойца и командира, однако одно из главных его достоинств лежало в плоскости не профессиональных, а человеческих качеств. В мешанине интриг, заговоров, убийств и предательств последних 12 лет он ухитрился сохранить репутацию честного человека, который последовательно служил тем правительствам, которые считались хоть сколько-то законными, не имея отношения ни к полякам, ни ко второму Лжедмитрию, ни к шайкам мародеров. Незапятнанная репутация сама по себе делала его кандидатом на командование новым ополчением.

Однако сам Пожарский поставил ключевое условие. Он потребовал не только полноты военной власти, но специально подчеркнул, что гражданской частью должен управлять не он. Таким гражданским и политическим лидером стал именно Минин.

Нужно понимать, что для дворянина Пожарского, человека, накрепко связанного сословной честью и солидарностью, было необычным желание поделиться властью с представителем купеческого сословия. Однако он не просто оказался готов поступиться своими корпоративными интересами ради пользы дела, но и настоял на этом. Он не желал становиться диктатором, и ему требовался хороший гражданский управленец. Так что теперь ополчение официально возглавили двое. Пожарский в качестве генерала и Минин, носящий необычное звание — «Выборный от всей земли человек».

Лидеры ополчения успели связаться с патриархом Гермогеном и получили благословление на все свои начинания — теперь у них имелось вооруженное до зубов сколоченное войско, запас денег и благословение от известного всей стране духовного лица. Патриарх Гермоген умер спустя несколько месяцев, но он успел увидеть зарю будущей победы.

Итак, начало 1612 года. Запад России лежит в руинах, но с востока идет маршем Второе ополчение под командованием Минина и Пожарского. В поход они выступили весной.

Ополчение росло на марше. К нему присоединились некоторые отряды из остатков войска второго Лжедмитрия (тот к тому моменту по-глупому погиб), подходили небольшие группы наемников, служилые люди, некоторые аристократы — словом, это было самое демократичное войско, какое можно было вообразить на Руси. Поляки насмехались над этой армией, Минину советовали вернуться за прилавок и в общем не воспринимали в качестве противника.

Если бы поляки лучше представляли, что происходит в ополчении, они смеялись бы меньше. Минин навел железную дисциплину в снабжении и оснащении войска. Когда его собственные родственники пытались уклониться от сборов на нужды армии, лидер ополченцев демонстративно послал команду стрельцов — изъять недостающие деньги. Вдоль дорог скрипели виселицы, украшенные бандитами и мародерами. На фоне предшествующей анархии в городах и деревнях Минина и Пожарского были готовы носить на руках.

Отряды, подходящие к ополчению, попадали в среду, спаянную дисциплиной, и быстро втягивались в общий настрой. Благо за счет аккуратного и четкого налогообложения Минин имел деньги, чтобы платить солдатам, а любителей получить что-то сверх путем грабежа Пожарский не менее аккуратно отправлял на виселицу. Пьянство также резко ограничили — ополченцам удалось «остановить корчму».

Эти меры дали мощнейший эффект: ополчение приобрело репутацию той организации, где спрашивают как с двоих, зато платят как троим, и настроены по-настоящему серьезно. Это привлекало и солдат, и горожан. Кроме того, поход деятельно поддержала церковь — после смерти Гермогена на передний план вышел келарь Троице-Сергиевой Лавры Авраамий Палицын, превративший пару Минин-Пожарский в триумвират сословий — военные, гражданские и духовные лица. К тому же, церковь была действительно богатой организацией.

Престол лежал в руинах, но лозунги борьбы за веру и родину находили отклик в сердцах. Причем Отечество было не просто романтической идеей: ополченцы дали понять, что олицетворяют порядок, где богатый не дрожит за имущество, а бедный — за жизнь.

Минин и Пожарский организовали промежуточную базу в Ярославле — городе в 250 км от Москвы. Там пришлось задержаться на долгих 4 месяца. Минин восстанавливал государство, насаждал гражданских чиновников, организовывал сборы налогов, создавал запасы провианта, пороха и снаряжения, а Пожарский сколачивал армию из отдельных отрядов. Он привлек деньгами даже несколько мелких отрядов польских наемников.

На подходах к Москве Второе ополчение присоединило остатки первого — в первую очередь казаков. Впрочем, по нашим меркам это все равно было немногочисленное войско. В разоренной стране в условиях тотальной разрухи крупную армию было не собрать. Так что на пике возможностей ополчение состояло лишь примерно из десяти тысяч человек.

Между тем, с запада к Москве подходила армия гетмана Ходкевича. Этот польский военачальник был прославленным полководцем своего времени. Он вел армию, включавшую лучшую тяжелую кавалерию — польских крылатых гусар, наемную пехоту из Венгрии и Германии, собственных казаков — словом, блестящий командир во главе сильного войска. А главное — Ходкевич вел обоз с продовольствием и порохом, с которым должен был пробиться в Кремль.

В начале сентября состоялась решающая битва. Она была довольно необычной по меркам эпохи — по сути, это было конвойное сражение на улицах города. Ходкевич тащил в Кремль 400 телег.

Ходкевич имел численное преимущество. Примерно 12 000 польских бойцов в поле и около 3 000 в Кремле противостояли примерно 8 000 ратников Второго ополчения и 2500 державшихся наособицу воинов Первого. В открытом поле поляки, имея отлично подготовленную тяжелую конницу и общий перевес, просто смели бы русских. Но те были не так глупы, чтобы дать противнику разыграть все свои козыри. Они готовились дать бой в лабиринте улиц.

Минин и Пожарский использовали городские кварталы, чтобы возвести там сплошной укрепрайон.

Поляки атаковали смело — и снаружи Москвы, и изнутри Кремля. Однако ополченцы предельно эффективно использовали свои преимущества. Ходкевич не мог как следует использовать конницу на улицах. С чердаков и из подворотен хлестал ружейный огонь. Казаки и стрельцы били из засад, постоянно контратаковали отряды поляков, пробирающихся по улицам.

Поляки были превосходными солдатами. Несмотря на нехватку пехоты, они атаковали жестко, наносили ополченцам потери, пробовали пробиться разными маршрутами. Был момент, когда келарь Авраамий Палицын лично останавливал отступающих вдохновляющими речами — и обещанием прибавки к жалованию.

Пиковый момент наступил, когда поляки смогли нащупать слабое место в рядах ополченцев и почти вырваться к Кремлю с юга. Все решилось в бою за небольшое укрепление южнее основной крепости. Поляки выбили казаков из острожка. Однако те не рассеялись, а затаились в развалинах и оврагах вокруг. Ходкевич решил, что дело уже сделано — и повел сквозь острожек конвой своих телег.

Это стало финальной ошибкой. Как только ворота острожка открылись, казаки и ополченцы бросились в атаку со всех сторон. Польская снабженческая колонна оказалась заперта на улицах под непрерывным огнем. Русские действовали естественным образом для войска, состоящего из массы пехоты с огнестрельным оружием. В открытом поле Ходкевич, без хвастовства, истребил бы десятки тысяч русских, но конники на улицах не могли разернуться.

В этот момент Минин по какому-то наитию угадал момент, когда можно нанести финальный удар. Он попросил у Пожарского последний резерв — несколько сот бойцов. Этот удар привел к бегству некоторых отрядов Ходкевича, а главное — обоз был частично захвачен русскими, а частично полыхал на улицах. С неимоверными пиротехническими эффектами взрывался порох. Надежды на прорыв в Кремль рассеивались как дым.

Князя Дмитрия Пожарского в литературе склонны снисходительно похлопывать по плечу как неплохого, но не хватающего звезд с неба командира, куда менее яркого, чем многие его современники; и на фоне грандов, таких как Густав Адольф Шведский, Амброзио ди Спинола или его соперника в битве за Москву гетмана Ходкевича, он считается командиром глубоко второго ряда.

Однако достоинства Пожарского как командира были как раз теми, какие и требовались, чтобы выиграть одну из важнейших битв русской истории. Он превосходно справлялся с рутинным управлением — ополчение было накормлено, хорошо снабжено оружием и боеприпасами, спаяно крепкой по меркам времени дисциплиной. Он был в избытке наделен выдержкой и здравым смыслом, которые позволяли ему не терять голову при неудаче и при успехе. Он обладал ясным тактическим мышлением и, в отличие от многих ярких гениев, вел свою игру не до красивого гола или психологического кризиса, а до конца 60-й секунды последней минуты матча. И эта секунда наступила именно в момент, когда потрепанная армия Ходкевича выкатилась из Москвы.

Эмоциональный фонтанирующий гений наверняка бросился бы догонять выбирающихсяиз города поляков — и подставился бы на равнине под удар тяжелой конницы Ходкевича, чего ополчение, скорее всего, не пережило бы. Но Пожарский не позволил победе опьянить себя и не дал противнику перевернуть ход битвы еще раз.

Судьбе было угодно, чтобы Россию в тот день спас не гений, а профессионал.

Хотя на русской стороне были горячие головы, предлагавшие нажать на поляков и добить окончательно, Минин и Пожарский синхронно решили не ходить в поле, где у поляков было бы преимущество. Ходкевич остался с частью конницы, в том числе со своей элитой — гусарами — но без пехоты и обоза.

Это был приговор.

Польская армия развернулась и ушла от Москвы. Теперь Минину и Пожарскому осталось взять Кремль.

Гарнизон быстро исчерпал запасы еды. Внутри ели ворон, крыс, траву. Затем в ход пошли погибшие товарищи. Гарнизон не хотел сдаваться, но внутри уже началась оргия каннибализма. Впоследствии русские обнаружили в Кремле совершенно чудовищный трофей, достойный фильма ужасов — бочки с человеческой солониной.

Поляки давно выгнали из Кремля всех лишних, в частности семьи «семибоярщины» — сами бояре остались внутри и тоже голодали.

Русские спокойно готовили штурм. 1 ноября был взят Китай-город, теперь за поляками оставался только Кремль. Последним днем настоящей обороны стало 4 ноября. Русские начали переговоры, причем четко вели сегрегацию: если боярам — негодяям, но своим — дали гарантии личной безопасности, то от поляков требовали сдаваться без всяких условий. Наконец, 5 ноября был заключен договор о капитуляции польского гарнизона. 6 ноября остатки истощенного до предела польского войска сдались. За два года в Москве впервые наступила тишина.

Дальнейшее стало уже более-менее техническим доигрыванием партии. В 1613 году в Москву съехались выборные от всех сословий, включая крестьян. Предстояло избрать нового царя. Выборы шли очень бурно, и по итогам царем стал Михаил Романов. Этот человек не был настоящим лидером и был избран именно в качестве компромиссной фигуры. В любом случае, это был царь, которого признавали все. Смута завершилась.

По инерции продолжалась война с поляками. Кроме того, за время смуты в Россию вторглись шведы, нужно было отбиться и от них. По стране ходило множество атаманов и новых самозванцев.

В итоге к 1618 году Смута полностью завершилась. Польша и Швеция отторгли крупные куски России. Был на несколько десятилетий утрачен Смоленск. Россия потеряла выход к морю. Однако костяк страны был сохранен.

Минин и Пожарский получили не грандиозные, хотя и существенные награды. Минин приобрел дворянство и земельные наделы. До конца жизни он пользовался статусом доверенного лица царя и жил в царском дворце. Он скончался в 1616 году своей смертью. Пожарский стал боярином, то есть вошел в истеблишмент русского государства, и также пользовался расположением царя. Он умер в 1642 году. Оба по наши дни считаются русскими национальными героями — одними из ключевых в истории страны. Памятник Минину и Пожарскому стоит непосредственно на Красной площади.

Смута и победа Ополчения — это без преувеличения уникальный момент в истории России. Россия традиционно воспринимается в первую очередь как государство, проникающее всюду, Россия — это царь, Россия — это Москва. Но в 1612 году одну из главных битв русской истории выиграло не государство — государство лежало в руинах, а центральная власть впала в полное ничтожество и кормилась с рук иностранных интервентов. Москва был разорена и представляла собой мешанину руин, в которых солдатня и бандиты грабили все, что еще имело смысл разграбить.

Возрождение России состоялось благодаря не государству, но обществу, причем — как будто этот сюжет писал некий автор — команда спасителей была подобрана из совершенно разных по биографии и складу личности людей: военного профессионала, провинциального купца и священника. Победа на улицах Москвы и выборы первого царя из династии Романовых означали не просто поворот военной удачи и смену одного монарха другим.

В этом огне и чаду по исторической сцене шла русская нация.