Как швед и венецианец взорвали Акрополь
Автор текста Алексей Костенков, публикуется с его ведома и благословения
Акрополь с полуразрушенным Парфеноном — символ греческой цивилизации. Многие считают, что его развалили варвары в Тёмные века. Увы. Он в целости и сохранности простоял больше двух тысяч лет, пока венецианский адмирал и шведский генерал не пришли спасать Афины от турок.
Во всём виноваты поляки. Как бабочка Брэдбери. Удар гусар Яна Собеского смёл осаждавшее Вену войско Кара-Мустафы. Христиане воспряли духом — и решили, что пора нанести ответный удар, лишив османов «лишнего» в Европе.
В их числе была ослабевшая, но гордая Венеция. Она двинула флот к греческим берегам, находившимся под властью Порты. Республика собиралась взять реванш за поражения и вернуть позиции на Средиземном море. Эту идею поддержала империя: она наступала в Венгрии и Сербии, и удар туркам в тыл был бы крайне полезен.
Началась Морейская война: по имени Мореи — средневекового названия полуострова Пелопоннес.
Парфенон: из языческого храма в христианский и в мечеть
Тысячелетия, прошедшие с возведения Акрополя на руинах персидского вторжения, были к этому сооружению удивительно благосклонны.
Ему не повредило жестокое разграбление Афин Суллой в 86 году до н. э.: римляне изъяли сокровища Акрополя аккуратно. Он не стал жертвой десанта черноморских готов 267 года или их потомков при Аларихе. Парфенон как центр язычества закрыл император Феодосий, а Юстиниан открыл — как христианский храм. Акрополь стал укреплённой резиденцией православного епископа.
После взятия Константинополя в 1204 году Афины захватили крестоносцы. Они ограбили Акрополь, но ломать не стали. Напротив, «франки» укрепили главную крепость Афинского герцогства, а Парфенон превратили в католический храм. Спустя две с половиной сотни лет последний афинский герцог Франко сдал осаждённый Акрополь османам. В 1460 году по велению султана Мехмета Завоевателя Парфенон переделали в мечеть и воздвигли там минарет.
Афины Средних веков были скопищем хижин на руинах былого величия. Акрополя, действующей крепости и важного храма, опустошение не коснулось. Его постройки поддерживались в порядке, ремонтировались и периодически перестраивались при всех властях и религиях.
Впрочем, к концу XVII века Афины снова расцвели. Они предстали перед венецианской экспедицией богатым греко-турецким торговым городом, с множеством домов среди виноградных лоз.
Армада: венецианские корабли, папское золото и немецкая пехота
Вернёмся в 1680-е годы.
Под знаменем венецианского крылатого льва на рейде Венеции собралась объединённая армада Священной лиги. Амбициозный поход стоил дорого, но успех мог покрыть расходы и стать великой победой креста над полумесяцем. Ради такого дела папа Иннокентий XI почти опустошил казну Святого престола. Прибыла эскадра прославленных качеством и отвагой экипажей кораблей Мальтийского ордена.
Пришедший в упадок османский флот не имел шансов противостоять такой коалиции в открытом сражении: мощь Порты времён Лепанто осталась в прошлом. Море в кампании полностью принадлежало христианам.
Слабым местом Венеции были пехота и сухопутная артиллерия. Республика имела корпус славянских морпехов-«ультрамаринов» — но для такого похода его было недостаточно. Союзники предоставили ей немецкую пехоту, пушки, мортиры и опытных имперских офицеров, чтобы ими управлять.
Десятого июня 1684 года, после торжественной мессы на площади Сан-Марко армада вышла в море.
Возглавили силы вторжения два опытных и амбициозных военачальника.
Кошка и молитвенник последнего героя Венеции
У Франческо Морозини, потомка четырёх дожей, был большой зуб на турок. После провала попыток деблокады ему пришлось сдать визирю Кёпрюлю критскую крепость Кандию, которая держалась в осаде 21 год.
За это клубок доброжелателей венецианской политической арены едва не сожрал адмирала. Ему удалось отбиться от обвинений в измене, однако даже в церковь Морозини не рисковал ходить без специального молитвенника. В молитвеннике, который по сей день хранится в музее Коррер, был искусно спрятан пистолет.
«Последний великий полководец Венеции» был эксцентричен. Он носил исключительно красное, терпеть не мог турок и женщин, обожал отечество, войну и кошку Нини. Она сопровождала его даже на мостике флагманских галеасов во время сражений. Смерть Нини стала для Морозини ударом, сравнимым со сдачей Кандии. Забальзамированное тело самой знаменитой кошки Венеции с поверженной мышью у лап ныне хранится в городском музее естественной истории.
Это всё случилось позже. А пока первые взятые крепости на греческом побережье показали Морозини: европейской пехоты нужно больше. И им требовался опытный и талантливый «сухопутный» генерал.
Обида первой шпаги Швеции
Такой нашёлся в Швеции.
Граф Отто Вильгельм фон Кёнигсмарк был обижен на короля Карла XI. Немецкий аристократ на службе Стокгольма, блестяще образованный и отважный, был известен победами и поражениями, сто́ящими иных побед.
Кстати, этот Кенигсмарк — сын другого Кенигсмарка, который в 1648 году прославился интересным способом: эпично разграбил пол-Праги. Вторую половину Праги ему взять не удалось, но даже так Швеция обогатилась неимоверно. Ну, и сам Кенигсмарк-старший внакладе не остался. Папа Прагу обносит, сын Афины разносит; достойнейшая семья!
Он бился под знамёнами Конде за Францию, получив за доблесть драгоценную шпагу. Без денег и подкреплений три года сдерживал превосходящие силы датчан и бранденбуржцев в Померании, и блестяще разбил их на Рюгене. На войну он потратил 150 тысяч серебряных далеров из собственного кармана — ведь Стокгольм заявил, что «денег нет, а вы там держитесь и хорошего настроения», но за державу было обидно.
Кёнигсмарк прославился, взял в жёны кузину короля Шарлотту де ла Гарди и мог бы подняться выше — если бы не мрачность, язвительность и надменность, снискавшие ему дурную репутацию при дворе.
Карл XI отплатил, по мнению графа Отто, чёрной неблагодарностью. Перед лицом банкротства Швеции он изъял в казну «излишки» земель у аристократии — в том числе у нашего героя.
Бюджет был спасён, но фон Кёнигсмарк обиделся.
Он оставил службу и за 18 тысяч золотых дукатов отправился завоёвывать для венецианцев Грецию. Кёнигсмарк собирался и заработать, и войти в историю освободителем Эллады от турецкого ига. Тема была ему близка с юных лет: выпускной труд в Йенском университете он посвятил страданиям греков, особенно Афин, под османским господством.
Адмирал, генерал и кошка идут на Афины
Ведомая Кёнигсмарком армия к концу лета 1687 года очистила от османских войск всю Морею. Залпы немецких пушек и мушкетов не оставляли шансов малочисленному и слабому противнику. Венецианцы были в восторге. Они повысили оплату наёмного военачальника до 24 тысяч золотых, осыпали его подарками и лестью.
Потрёпанным войскам, терявшим людей большей частью от южных болезней, стоило дать отдых. Высадиться с моря турки не могли из-за армады Морозини, а штурмовать в лоб Коринфский перешеек им было нечем. Можно было перезимовать и подтянуть подкрепления. На этом настаивал осторожный адмирал Морозини.
Однако Кёнигсмарка понесло. Он жаждал триумфа: взятия древних Афин и креста над Парфеноном. Прямо сейчас. Чтобы рукоплескали все дворы, университеты и салоны Европы, где на заре эпохи Просвещения расцвёл интерес к античности.
Морозини возражал: за перешейком действовала небольшая турецкая армия — в случае осады Акрополя она могла ударить в тыл. Кёнигсмарк отмахивался. Он был уверен в своих солдатах и презирал турок.
«Пожалуйста, только не освобождайте нас!»
Шли яростные споры. Поскольку слухи на Балканах разносятся быстро, вскоре к Морозини и Кёнигсмарку от афинских греков прибыл монах-капуцин — для убедительности в общении с католиками. Афиняне умоляли не освобождать их!
Опыт общения с немецкими солдатами в Морее показал, что грабят, режут и насилуют они ровно так же, как янычары. Много денег и еды оседало в руках ушлых интендантов и прочих любителей художественного распила.
Грабёж местных в духе Тридцатилетней войны был для многих солдат единственным способом не помереть с голода.
За оставление их под ужасающим османским игом афиняне были готовы заплатить очень круглую сумму. Морозини, как истый венецианец, почувствовал золотую жилу — и затребовал с Афин по 40 тысяч золотых в год. Иначе придём — и как спасём от турок! Афиняне задумались. В лагерь Морозини пришла делегация афинских греков во главе с митрополитом Яковосом.
Пока Морозини торговался, Кёнигсмарк решил, что нужно срочно брать Афины. Ведь раз они готовы столько платить сейчас, то ограбить их подчистую во имя спасения угнетённых эллинов и античного наследия будет ещё выгоднее! Пехотные офицеры немедленно поддержали план генерала. Им тоже хотелось поосвобождать Афины. Большинством голосов на военном совете решили срочно брать город, пока его жители не разбежались с деньгами.
Тем временем в Афинах турецкие власти и гарнизон всё более жестоко срывали страх на греках, и приход венецианцев уже стал казаться меньшим злом. Новая делегация пообещала содействие — только освобождайте скорее и грабьте хотя бы не дочиста.
Две леди из разведки под английским флагом
Десятитысячный корпус с артиллерией грузился на корабли.
Чтобы застать турок в Афинах врасплох, Морозини и Кёнигсмарк прибегли к хитрости. Часть эскадры демонстративно появилась в виду крепости Негропонте на Эвбее — заставив османское командование предположить, что крестоносная армада идёт к ней.
Тем временем супруга фон Кёнигсмарка Шарлотта со своей компаньонкой Анной Акерхельм прибыла в Афины на галере под флагом Англии. «Совершенно случайно, из-за неудачного ветра», как сказано в записках учёной дамы. Они нанесли визит английскому консулу, который снабдил их исчерпывающей информацией о крепости и гарнизоне. Дамы провели некоторые измерения в порту, после чего «ветер подул удачно» и они вернулись к главным силам флота.
Армада прибыла на рейд афинского порта Пирей. Турки, полагавшие, что христиане пойдут к Негропонту на Эвбее, были застигнуты врасплох. Османский гарнизон и турецкая община Афин до последнего человека бежали в стены Акрополя, согнав греков нести их ценности и провизию.
Христианская армия вошла в город. Афиняне изъявили Морозини покорность и лояльность. Турки обстреливали город и тех, кто разворачивал осадные порядки из орудий с Акрополя. Порох, командиров и гражданских разместили внутри Парфенона, мало уязвимого для пушечных выстрелов.
Афинский ага Али и гарнизон надеялись, что подойдёт османское войско сераскера из центральной Греции и снимет осаду. А ещё турки полагали, что увлечённые античностью европейцы не рискнут стрелять по памятнику архитектуры.
«Нам было некогда — блицкриг!»
Кёнигсмарк разместил пушки и батарею тяжёлых брауншвейгских мортир на окружавших Акрополь холмах и начал обстреливать крепость. Её требовалось взять как можно скорее: он опасался удара армии сераскера, да и долгой осады его потрёпанное войско могло не выдержать.
Великим архитектурным наследием, о котором он так переживал в Йенском университете, Кёнигсмарк решил попросту пренебречь.
Орудия лупили по стенам Акрополя и Парфенона, как только могли. Ядра били по домам и собственным войскам. Осаждённым за прочными стенами особого урона они не наносили — лишь подорвали одну из бочек с порохом.
Кёнигсмарка не слишком тревожил ущерб архитектуре, своим войскам и мирному населению. Издержки освобождения. Его беспокоили сроки взятия Акрополя. Чтобы дело шло быстрее, генерал приказал сделать подкоп, заложить взрывчатку и обрушить стену. Скала оказалась слишком прочной. Генерал перешёл к плану Б.
По свидетельству майора Собевольского, перебежчик рассказал, что порох хранится внутри Парфенона, у которого после пожара римских времён ослабела крыша. Если туда удачно попасть ядром сверху…
Двадцать шестого сентября Кёнигсмарк приказал зарядить мортиры бомбами и сфокусировать огонь на храме.
Полное освобождение
К ночи одна из бомб угодила в цель. Он «удачного» попадания Акрополь сотряс чудовищной силы взрыв.
Крыша Парфенона перестала существовать. Три стены и 14 из 46 80-тонных колонн рухнули. Три сотни человек в храме и рядом погибли на месте, включая агу Али и почти всех командиров османского гарнизона. Мраморные осколки разлетались во все стороны, раня и убивая даже на позициях осаждающих. Три пятых скульптур храма перестали существовать в один момент.
Немцы встретили взрыв громогласными Sieg! и хвалами в адрес графа фон Кёнигсмарка, а венецианцы — Viva! своей победоносной республике. Адмирал Морозини флегматично прокомментировал: Fortunato colpo («удачный выстрел»).
За один день Акрополь и Парфенон понесли несравнимо больший ущерб, чем за прошедшие века. Грандиозный пожар пылал более суток: тушить пламя в осаждённой крепости было нечем.
Выжившие турки отказались сдаться и лишь усилили огонь по осаждающим, а 28 сентября к Афинам прибыла деблокирующая армия. Вместо подставленного тыла осадной линии её встретили стройные ряды готовой к бою немецкой пехоты и рейтар. Сераскер не решился дать бой и ушёл обратно на север, предоставив осаждённых их собственной судьбе.
Двадцать девятого сентября османский гарнизон Акрополя капитулировал. Воинам султана и гражданским разрешили унести с собой всё, что смогут на своих двоих. По пути в гавань Пирея многих всё равно ограбили наёмники.
Греческие жители Афин благоразумно изобразили восторг от героизма освободителей. Во главе с митрополитом они устроили Морозини и Кёнигсмарку торжественную церемонию входа в город и признали власть Венеции. От лица республики Морозини даровал им права самоуправления.
Над разрушенным Парфеноном поднялся флаг Венеции. По иронии судьбы комендантом Акрополя стал граф по фамилии Помпей.
Анна Акерхейм записала в дневнике, будто Кёнигсмарк очень сокрушался о том, что ему пришлось взорвать храм. Увы, другие источники этого не подтверждают.
Геростраты 2.0
«Афины в ваших руках! Этот великий и прославленный город с его величественными памятниками, к которым влекут воспоминания истории и науки», — гордо доложил сенату Венеции адмирал Морозини. О судьбе величественных памятников он скромно умолчал.
Кёнигсмарк тоже был совершенно горд и доволен собой. Более того — европейская пресса, как он и мечтал, прославляла его как освободителя сердца древней Эллады. Взрыв Парфенона, если и упоминался, то вскользь и без подробностей. Или вовсе представляли дело так, будто храм и так был полуразрушенным:
«Бомбы частично разрушили остатки храма Минервы, который представляет собой один из наиболее прекрасных антиков Греции».
Увы, воспоминания и рисунки бывавших в Афинах до визита «освободителей» наглядно говорят, что никакими «остатками храма» Парфенон не был — а был прекрасно сохранившимся античным строением. Пока одни не засунули туда порох, а другие не «жахнули» по нему мортирами.
Эвакуация, или Как Парфенон чуть не снесли окончательно
У Кёнигсмарка не было рефлексий по поводу уже сделанного. Тяжёлая зимовка, голод, чума, грабёж и безденежье войска, ссоры с греками и между собой, а также концентрация в Фивах османских сил вынудили его оставить Афины. Горожане умоляли Морозини и Кёнигсмарка остаться и были готовы за это платить, но военный совет счёл оборону города в сложившихся условиях невозможной.
Генерал Кёнигсмарк приказал подорвать всё, что осталось на Акрополе, — чтобы лишить турок крепости.
План не исполнили только потому, что военные инженеры сочли стены и руины слишком прочными, а запасы пороха — недостаточными.
Тем временем адмирал Морозини по требованию сената попытался повторить деяние своего предка, доставившего в 1204 году в Венецию квадригу из разграбленного Константинополя. Он попытался демонтировать уцелевшую при взрыве статую колесницы, но в процессе демонтажа её расколотили.
Началась вакханалия грабежа. Часть статуй и барельефов тоже разбили, часть утопили при погрузке на корабли. Многое осело в Венеции и по всей Европе.
Стоит отдать должное — венецианцы эвакуировали с собой всех афинских греков, а также выбравшихся из-под набегов башибузуков беженцев из окрестной Аттики. От вернувшихся турок они могли ждать только расправы.
Османское войско встретили пустой город и искорёженный Акрополь.
Отто Кёнигсмарк ненадолго пережил Парфенон. На следующий год его унесла чума при осаде Негропонте. Насладиться трофеями и венецианским золотом ему не довелось. «Титул» освободителя Афин сгинул вместе с последним кораблём, ушедшим из Пирея. И даже геростратовой славы ему не досталось — его имя и историю взрыва Парфенона ныне мало кто знает.
Франческо Морозини за успехи в Греции получил титул Пелопоннесский, стал дожем и возглавил Венецианскую республику. Умер он в 1694 году от чумы, оплакивая любимую кошку и продолжая войну с турками.
Больше великих флотоводцев у Венеции не было.
Удержать завоевания республика не смогла. В 1715 году в Пелопоннес-Морею вошла турецкая армия и за два месяца вернула её под власть Порты, вырезая венецианские гарнизоны и обращая в рабство греков.
То, что недоделали немцы и венецианцы, завершили европейские путешественники XVIII–XIX веков — растащив остатки скульптур и барельефов по музеям и частным коллекциям. Местные жители не отставали: камни разрушенного Акрополя и Парфенона потоком шли на строительство в Афинах.
Всё равно ведь развалился — так чего пропадать добру?
А ретивые и романтичные чиновники и археологи первых десятилетий независимой Греции «спасли наследие Эллады», зачистив до блеска все следы построек, возведённых после V века до нашей эры.
К началу ХХ столетия Парфенон стал обглоданным временем, людьми и солнцем скелетом былой красоты. Он всё равно впечатляет, его обожают туристы и фотографы. И всё же всего 300 с небольшим лет назад это были не руины, а практически полностью сохранившийся шедевр архитектуры древней Эллады.
Пока не пришли освободители с гуманитарной интервенцией.
