« — Растрелят, — строго сказал он и стал поднимать винтовку»

Цитируем по книге: Кузнецов А. Бабий Яр. М: Захаров, 2001. 359 с.

«Со стр. 307-309

Чтоб успокоиться, наклонился над бочкой с дождевой водой — попить. В воде плавало много опавших листьев, я их вылавливал, дул на воду; она была сладкая, очень вкусная. Я ещё подумал: если когда-нибудь доживу и увижу настоящий водопровод, всё равно буду пить воду дождевую, она мне нравится.

Тут послышались какие-то звуки. Я вздрогнул, поднял голову и увидел, что во двор с улицы входит немецкий солдат с винтовкой, а на улице я успел заметить второго. Инстинктивно и очень глупо я присел за бочкой, отлично понимая, что меня сейчас увидят.

Когда мне показалось, что они в мою сторону не смотрят, я пошёл за угол дома, опять-таки глуповато пригибаясь, суеверно не оглядываясь и не видя их, словно при этом и они не должны меня увидеть. Я услышал: «Э! … Э!» Выпрямился и остановился.

Солдат смотрел на меня строго. Он был чернявый, коренастый, , лет тридцати, мешковатый, в грязных, стоптанных сапогах. Его лицо было очень обыкновенное, будничное, чем-то знакомое — ни дать ни взять слесарь со «Спорта»… Фуражка на нём сидела косо, из-под неё лихо выбивались тёмные кудри. Он сказал по-немецки:

— Подойди.

Я сделал несколько шагов вдоль стены.

— Растрелят, — строго сказал он и стал поднимать винтовку.

Она, очевидно, была заряжена, потому что затвором он не щёлкнул. Другой немец подошёл, взял его за локоть, что-то спокойно-безразлично сказал, это звучало примерно так: «Да брось ты, не надо». (Это я так думал).

Второй солдат был старше, этакий пожилой дяденька со впалыми щеками. Чернявый ему возразил, на миг повернул голову. В этот миг — я понимал — мне надо было прыгнуть и мчаться куда глаза глядят, но не было времени даже крикнуть «Пан! Пан! Подождите!» Чернявый просто поднимал винтовку, на один миг отвернул голову, возражая пожилому, и это был последний миг моей жизни.

Всё это я понял, не успев шевельнуться. Это как бывает, толкнёшь локтем графин или цветочный горшок — видишь, как он кренится, падает прямо на твоих глазах, и успеваешь подумать, что надо схватить, что он сейчас, такой ещё целый и совершенный, разобьётся, но не успеваешь сделать движения, только с досадой и обидой подумаешь, — и он вдребезги.

Перед лицом я увидел — не в кино, не на картинке, не во сне — чёрную дырку ствола, физически ощутил, как она, опалённая, противно пахнет пороховой гарью и долго-долго не вылетал огонь.

Потом дырка передвинулась с моего лица на грудь, я мгновенно, изумлённо понял, что вот, оказывается, как меня убьют: в грудь!

И ружьё опустилось.

Я не верил, и уже верил, и ждал, что оно опять начнёт подниматься. Пожилой скользнул по мне взглядом, тронул чернявого за плечо и пошёл со двора. Чернявый строго сказал мне:

— Вэ-эг!

Только тогда я наконец сделался ни жив ни мёртв и облился холодным потом. Словно во сне, я пошёл за угол на дрожащих, похолодевших, тонких, как проволочки, ногах, вошёл в сени, стал в угол лицом и стоял там, покачиваясь».

Цитируем по книге: Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия. СПб: Речь, 2006. 248 с.

Со стр. 40-41

Посттравма — это душевная драма, которая разворачивается по своим законам. Прежде чем говорить о соучастии в этой драме в качестве психодиагноста или психотерапевта, необходимо обсудить, что имеется в виду, когда речь идёт о посттравматической патологии или, другими словами, о травмированной душе.

Посттравмой называется патологическое состояние, когда человек не способен осмыслить случившееся, избегает вспоминать и говорить о травме, отрицает дезорганизацию психической деятельности, гнев и ярость, страдает от диссоциации мыслительной и эмоциональной сфер и утрачивает способность эмоционально откликаться. Его отличают сверхнастороженность и хроническая депрессия, а также отход к социально пассивной роли.

Психотерапия создаёт благоприятные условия для процессов синтеза, интеграции, для работы Я-функции. разговаривая с человеком, испытавшим душевное потрясение, психотерапевт поддерживает его усилия по осмыслению травмы, помогая ему осознать отделённые прежде от Я воспоминания и переживания. Душа пережившего травму человека подобна стеклу, разбитому на осколочки и осколки. Первый «осколочек», который должен быть обозначен и назван, — это реакция шока.

Исследователи отмечают, что часть пассажиров при авариях на дороге замирают и бездействуют. Эта неподвижность мешает им покинуть тонущий корабль или горящий самолёт. Реакция такого рода получила название «негативной паники». По статистике, так реагируют от 10 до 25 процентов людей. Это наблюдение сопоставимо с инстинктивной реакцией животных на опасность: бегство, нападение, замирание. Тенденция сохранять неподвижность в ситуации опасности, уподобляя себя мёртвому, имеет древнее филогенетическое происхождение.

Со стр. 41

В случае сильной, превосходящей возможности человека травмы, бездействие и ступор сопровождаются дезорганизацией сознания. Реальный мир, происходящие в нём события, изменения не привлекают внимания пострадавшего, а если и воспринимаются им, то фрагментарно и бессвязно. Возможность понимания явлений окружающей жизни ослаблена либо полностью утрачена. Мышление, речь, ассоциативные процессы грубо расстраиваются. Нарушается процесс запоминания. Воспоминания всегда неполные, непоследовательные, в ряде случаев отсутствуют вовсе. Разрушается способность к психическому синтезу даже в самой элементарной форме. Аффект растерянности становится резко выраженным, появляется недоумённость. У людей физическая неподвижность, наблюдаемая в состоянии угрозы их жизни, сопровождается массивной блокировкой фактически всей психической активности — не только аффектов, но также инициативы, суждения и другой когнитивной активности.

Часто пациенты винят себя в бездействии и подчинении в травмировавшей их ситуации. Феномен неподвижности должен быть объяснён пациенту как можно раньше, чтобы обеспечить возможность раскрыть и проговорить связанные с бездействием чувства».