Реплика. Ритуальный язык и плотность смыслов

Всем членораздельный лингвистический привет, носители ЕЯ!

Обещал поговорить про украинский язык. Напомню комментарий подписчика из темы про инфовойну:

«… Всегда привожу в пример самого выдающегося псиопса существование украинского языка. Тёща выросла в Харькове, и уехавшая оттуда ещё при СССР ни разу о нем не слышала. Я ездил к двоюродному брату в 90-е в Запорожье, будучи школьником, воочию наблюдал, как он строится. Брат рассказывал, как школьная программа меняется из года в год. Сначала просто заменили русские слова на польские. Потом из польского языка добавили седьмой падеж и притащили ещё несколько грамматических правил. А сейчас, когда я это пытаюсь кому-то оттуда рассказать, это воспринимается, как какой-то абсолютно нереальный троллинг…»

Этноинжиниринг

Американцы — а до того австрийцы и англичане — давно уже занимаются этноинжинирингом: созданием и программированием этносов.

Делают они это, конечно, чтобы разделять и властвовать. Например, именно так был создан Пакистан — не существовавшее никогда государство, как противовес Индии, из которой британцы уходили. Отпилили кусок от Индии, назвали независимым государством, поставили рулить «национальную элиту», обучавшуюся в Англии, получили управляемую проблему для сдерживания Индии. Так же делали и в Африке, проводя границы по линейке и разрезая этноландшафты так, чтобы слева 10% хуту и 90% тутси, а справа — наоборот. Боснийцы, косовары на месте Сербии и Югославии.

Для конструирования наций, которые потом можно натравливать на кого надо, достаточно всего несколько инструментов:

— Выдуманное самоназвание.

— Ритуальный язык. «Язык 100%, восстановленный, с мякотью, без консервантов».

— Идентификация с известным древним народом. Декларация преемственности.

— Фальсифицированная «древняя история». Золотой век. Большие территории.

— Имитация «великой культуры». Присвоение чужих культурных достижений и культурных/политических деятелей.

— История пострадатости (с объяснением, куда же всё-таки делось то былое величие). Пострадатость должна быть от кого-то. Нужен образ врага, который всегда угнетал.

— Территориальные претензии — на основании фальшивой связи с древностью и обширными владениями псевдо-предков.

Ну и времени немного — 20-30 лет максимум, чтобы тесто подошло. Часто меньше.

Подробнее про формирование национального исторического конструкта смотри в нашем совместном с ТАСС отчёте про фальсификацию истории.

Таких национальных конструктов вокруг нас — много. Это и Израиль, говорящий на выдуманном языке, с выдуманной преемственностью, с территориальными претензиями на территории, которые якобы (по свиткам из пещер) принадлежали практически тем же самым сегодняшним секулярным евреям из Европы и США три тысячи лет назад.

И все азиатские республики СССР, которые ну прямо великие и прямо от Чингисхана и Тимура. А письменности у них не было до русских… ну, потому что.

И жалкие Троебалты, немецкие холопы, которым немцы запрещали не то что жить, но даже ночевать в их же типа столицах, которые ели с голодухи в трактирах маринованных ворон, но которые внезапно обрели «богатую историю» и «культуру». Армяне с грузинами. Азербайджанцы.

У всех этих упомянутых тот древний враг, который не дал великому древнему народу стать современной супердержавой, всем известен — это русские. На Востоке это могут быть Индия или Китай.

Украинцев начали конструировать ещё в 19 веке. Наиболее известен Грушевский, великий герой в пантеоне современной Украины, который на деньги и по заданию австрийской разведки создавал «украинский язык» и «украинскую историю» в конце 19 и начале 20 века. Основатель украинской научной историографии, ага. Научной, ага.

Это всё более-менее известно.

Но можно ли всё-таки сравнивать языки между собою?

Да, можно.

Точно ли в английском больше слов, чем в русском?

Языки — реально разные. В них разное количество слов. Более того, это смутное представление публики о «мощности» языка давно используется либерастами и русофобами для антирусской пропаганды, примерно в таком формате:

Между прочим, в Британнике миллион слов, а в словаре Даля — всего сто тысяч! Потому что английский — гораздо более богатый язык! Потому что он язык культурной нации!

Это практически точная цитата. Я встречал этот «нарратив» десятки раз за последние 15 лет.

Вместо Даля может быть упомянут Ожегов, это неважно.

Это, конечно, нелепость. Дело не в том, что желающие принизить русских балбесы-выруси сравнивают современную энциклопедию и словарь прошлого или позапрошлого века. И даже не в том, что эти ЛГБТ-филологи сравнивают не количество слов, а количество словарных входов, статей словаря.

Дело в том, что они не знают про слова. А со словами тут такая штука. Слова в языке делятся на лексемы (корни, леммы) и их словоформы (падежи, спряжения и т. п.).

В русском языке сотни тысяч лексем (корней) и десятки миллионов словоформ от них (потому что только у русского существительного — 12 падежей, у прилагательного — под двадцать форм, считая краткие и сравнительные, а у глагола может быть до 80 словоформ — если считать вместе с причастиями). В английском именно словоформ очень мало, после вторжения Вильгельма Завоевателя в 11 веке, который вёл дела на нормандском старофранцузском, староанглийский без письменности очень упростился, потерял флективность. Но зато очень много идиом, а почти каждый глагол может быть одновременно и существительным, и наоборот.

Сравнивать мощность языков нужно по лексемам, корням, потому что смысл гнездится в лексеме, а не в предложном падеже или в повелительном наклонении.

Но есть ещё одна особенность: в русском языке есть сотни тысяч или миллионы лексем, которые не могут быть переведены на английский язык (для сравнения) и не могут служить входами даже в русском толковом словаре. И их трудно посчитать. Это члены словообразовательных гнёзд.

В английском, например, такого продуктивного, мощного словообразования — нет, у них добавление или сдвиг смыслов делается в основном не приписыванием суффиксов, а в формате идиом, то есть создания словосочетаний, модификацией послелогами и т. п.

А у нас — приставками и суффиксами, так называемыми аффиксами. Словообразовательные родственники — это не словоформы, это именно самостоятельные лексемы, родственники корневого слова.

Поэтому, скажем, перевести с точным толкованием смысла на английский слова из гнезда «дитя» или «ребёнок»:

Дитя, детка, деточка, детинушка, дитятко, детонька, детина, детёныш, детище, детишки, детушки, детвора, детва, …

Ребёнок, ребёночек, ребятёнок, ребятёночек, ребята, ребятки, ребятишки, ребятушки, …

— нереально, придётся в словарной статье только говорить «ну, это уменьшительное, diminutive, и это тоже diminutive, и это тоже…».

Эти слова практически не увидишь и в качестве входов в русском толковом словаре или энциклопедии. Потому что их замучаешься толковать и на русском — они интуитивно любому русскоязычному понятны, а пригодных слов для толкования — нет. Они сами себя толкуют.

Они будут внутри статей, так что и посчитать их не очень реально.

А это ведь реальные слова, они в языке есть, потому что отличаются по смыслу или оттенку смысла, и этот смысл — нужен, реально употребляется. И их миллионы. Они дают языку его мощность.

Мы эти оттенки смысла различаем, потому что с детства обучились и понимаем семантические «модификаторы» — суффиксы, как именно они модифицируют значение.

Заметим, что в примерах выше на слова, образованные одним модификатором, может присаживаться и второй (ребятёночек). Более того, всякий носитель русского языка может сам заниматься таким словотворчеством (ребятушечки), особенно, если захотелось посюсюкать. И все его поймут.

Но передать это на другом языке — не получится. Слишком большая и тонкая работа.

В тюркских языках таких аффиксов-модификаторов — вообще может быть двадцать в слове. Все они несут некий уникальный семантический дифференциал, смещая значение корня слова.

Так что напрямую сравнить по мощности языки из разных языковых групп вряд ли можно. Но можно тем не менее очень грубо разделить языки на большие и малые по их мощности и выразительности.

Великие и малые языки

Есть большие языки. Это языки великих народов. В них много слов, понятий и значений, но не потому, что их там почему-то оказалось изначально много (или потому что «это был великий божественный язык древних ариев» или ещё по какой-то дурацкой причине, выдуманной альтернативщиками), а потому, что из-за длинной истории большой культуры слова пришлось придумывать и вводить, чтобы обозначить явления, которых просто не появилось в культуре малых народов.

Нет, скорее всего, у индейцев Амазонки широкого спектра слов для понятий надутый, надменный, самоуверенный, высокомерный, спесивый, чванный, чванливый, кичливый, заносчивый, гонористый, барственный, зазнавшийся, снисходительный, покровительственный, напыщенный, амбициозный, …

А в русском все они есть, что означает, что:

а) они отличаются друг от друга хотя бы оттенками смысла,

б) эти оттенки реально нужны в жизни и языке.

В Европе большие языки — это французский, английский, испанский, немецкий, итальянский, русский. Я бы оценил количество слов (лексем) в больших языках, в ядре, примерно в несколько сотен тысяч, включая специальные термины. А если посчитать всё-всё, включая те самые диминутивы и аугментативы и прочее словообразование, то миллионы.

Большие языки обычно сопровождаются и большими собственными словарями. Скажем, только в английском и французском есть собственные большие тезаурусы с двухсотлетней историей – Роже и Робера. Тезаурус — очень сложный словарь, даже само решение его создать требует очень высокой языковой рефлексии от нации.

Ну, наверное, с определённой натяжкой можно назвать большими языками польский, венгерский, чешский, португальский, скандинавские. Но мне кажется, что они болтаются всё же где-то посередине.

Естественно, китайский, наверняка хинди. Тюркские языки, арабский (хотя там множество стран и диалектов, я тут не специалист).

Языки малых племён и народов, например, прибалтов — по определению малые. Там мало слов, скорее, десятки тысяч.

Надо понимать, что для общения средний гражданин большой страны использует максимум полторы-две тысячи слов, а гражданин малой страны — и того меньше. Скорее, 500-700.

То есть и малого языка с его, скажем, 50 000 слов — хватит его носителям для бытового общения и даже для чтения.

Активный языковой запас даже очень культурных носителей — обычно не превышает 8-12 тысяч слов. У Пушкина насчитывают по его произведениям 27 тысяч, это прямо рекорд. Пассивный запас – то есть такой, который помогает понимать прочитанное в прессе или в худлите — может достигать сотен тысяч слов у культурных людей из великой нации.

Великие языки — не герметические, легко сами производят новое и всасывают иностранное, потому что из-за фонтанирующего развития культуры великой нации в её языке есть постоянная нехватка слов для новых культурных явлений.

Малые языки, напротив, закукливаются и пытаются сохранить гомеостаз.

У малого народа просто нет достаточно писателей, поэтов, композиторов, философов, законодателей, журналистов, режиссёров, и нет достаточно долгой культурной истории, чтобы самостоятельно произвести и накопить достаточно мощный пласт культуры и достаточно плотный поток культурных явлений и лексики для их обозначения.

Великий поэт обычно — 1 (прописью — один), писатель — тоже, философ — тоже и т. п. Пара великих царей или князей. Религиозный деятель — один или два. Иногда есть даже великий астроном. Они обычно кумиры, полубоги (местечковые), до оскомины, но текстов от них чисто физически — мало.

Поэтому у малых народов — мало слов, и они вечно борются с культурной и языковой интервенцией со стороны великих соседей. Иногда сдаются.

Но есть ещё один вид языков — ритуальные, искусственные.

Пограничные лексические столбы

Не буду трогать латынь, иврит и разнообразные эсперанто, перейду сразу к украинскому.

Это большой язык? Сколько там слов?

Сравнивать языки из одной языковой группы — можно. По лексемам, опять-таки. Прямо квантитативно, то есть на цифрах.

Я — тильки для сэбэ — это делаю таким образом (это не исследование, а личный приём оценки):

Берём какое-то среднечастотное слово из английского (не предлог и не местоимение, но и не редкое название лекарства или экзотической птицы) и переводим его автоматическим переводом на украинский и на русский. Что Яндексом, что Гуглом. Например, слова wonderful, tremendous, huge, bright, looming и т. п.

Мы увидим, что на русском обычно 8-10 переводов, а часто и 10-15, они как бы составляют непрерывный спектр значений. На украинском — 2-3, редко — 4-5 переводов, некоторые — явно натянутые, иногда пропадает целое гнездо значений — не переводится вообще.

Можно сказать, что Гугл и Яндекс специально принижают великую украйиньску мову в угоду кацапам, но в реальности они просто обучаются на параллельных текстах. А также используют существующие украинско-английские/англо-украинские и русско-английские/англо-русские словари. Сколько там везде слов есть — столько и переводов.

Мы в МедиаЛингве, Рамблере и АиП несколько раз делали морфологию украинского языка, мне вспоминается, что было там 70-80 тысяч лексем в словнике. Подписчик Кева, если что, меня поправит, он тоже разрабатывал украинскую морфологию и украинский поисковик. А вот в проверщик правописания ОРФО нам пришлось вбить в итоге под 300 тысяч лексем (частично генерируемых на лету). Потому что таково разнообразие лексики русских текстов.

Почему так? Потому что мова — язык сконструированный, причём из бедного сельского диалекта южнорусского с приправой польского. В нём мало слов, а имеющиеся слова отстоят друг от друга далеко, между ними нет непрерывного спектра значений.

Это, по сути, полосатые пограничные столбы, одиноко стоящие порознь в поле смыслов и отделяющие этот «язык» от большого русского языка.

Зачем это сделано? Потому что была задача отделиться. Ибо есть языки великие, малые — и ритуальные.

Ритуальный язык

Для создания национального конструкта нужен язык. Он должен применяться «носителями» в первую очередь как манифест лояльности новой нации.

Если вы посмотрите достаточное количество оригинальных видеороликов с Украины, то увидите следующие особенности, они прямо бросаются в глаза:

— Ритуальная речь. Во всех «официальных» выступлениях на камеру украинцы и русские тужатся говорить по-украински. Часто это очень смешно: они берут русские слова и коверкают их, чтобы «звучало» по-украински. Так делают, например, в обращениях с передовой бойцы ВСУ. Видно, как им трудно. Так делают и генералы, мэры и прочие. Неудивительно, что им трудно — 10-15 лет назад большинство их вообще не говорило по-украински. Но этого коверканья хватает — важно само ритуальное усилие.

Меня не посодют, если я притворюсь украинцем, это же похвальное притворство.

– По-украински быстро говорить трудно. Как только начинается бурное обсуждение, какая-то острая ситуация — конфликт бандитов Сашко Билого между собой, драка депутатов в Верховной Раде, прилёт на рынок, подача команд в стрелковом бою, вывоз раненых с передка, просто быстрая речь в блоге — в 90% случаев все мгновенно переходят на русский. Да, русский южный, с гхэканием, с вкраплениями, но русский.

Слов в ритуальном языке мало, подбирать быстро — трудно, проще на русском.

— Нет литературной нормы: размовляют, как Грушевский на душу положит (гвынтокрылы-виртольоты-вертолиты-гэликоптэры, …). При этом западэньци тащут в центр страны свой диалект, который далеко не все понимают, Харьков и Николаев практически по-украински не говорят, только в ритуальных целях.

Может быть, в учебниках «мовы» норма постулируется, но на улице, в Раде, в газетах, на ТВ её нет.

— Сплошной мат везде, в устах женщин и детей, депутатов, чиновников, поэтов и журналистов, на билбордах, в телевизоре, в Раде. Мат практически стал официальным языком; матом разговаривает вся Украина от мала до велика. Как будто весь язык опустился из нейтрального и бытового культурного слоя в грязный обсценный подвал.

Я бы сказал, что это именно результат сильного давления сверху ритуального слоя. Язык ритуальный — тяжёл, русский пугает своей политической опасностью, в результате происходит расплющивание и коагуляция языка в небольшой набор матерных гранул. Ну и словарный запас в условиях войны и выживания нужен крайне небольшой.

Мало слов, нет нормы, нет культуры, обсценный слой на уровне официального языка — нет, это пока не язык.

Будет ли украинский настоящим языком?

Я не уверен. Саша Ольшанский, мой приятель из Киева, очень умный и предприимчивый украинский еврей, интернет-олигарх, создавший почти всё в украинском Интернете, в конце 2013 года, когда уже горел и дымился Майдан, сказал мне, что это у них наконец-то происходит образование нации. Да, роды трудные, но деваться некуда.

Ну тогда и настоящий язык образуется, нет? Евреи же как-то смогли внедрить выдуманный иврит в голову и повседневную жизнь своих иноязычных граждан? Он из придуманного в кабинетах переместился на улицы, хоть и сильно мутировав.

У меня есть два обоснованных сомнения:

1. Для существования нации в формате государства недостаточно её пяти признаков по Сталину или любому другому большому учёному. И Майдана Достоинства — тоже. Нужно достаточное количество людей в верхушке и в низах, которым судьба собственно нации дороже и интереснее собственной шкуры.

Мне со стороны, вчуже, кажется, что на Украине с этим %% пассионариев — проблемы: все заняты своими шкурными интересами. Как только украинец дорывается до власти, он что? Правильно. «А це пид помидоры».

Как говорится, всякий украинец хочет, чтоб не было коррупции, а также, чтобы кум всё порешал.

Посмотрите на их рожи, этих детей-сирот, жертв Голодомора, приехавших к Байдену клянчить.

У нас — всё же не вполне так (поэтому у нас нация и государство — есть), а у них — именно так. Проверяли же неоднократно, что пнём об сову, что совой об пень. Что Янукович, что Ющенко, что Кучма, что Турчинов, что Порошенко, что Зеля.

Там же всегда безумная оперетта со стрельбой, свадьба в Малиновке. Сымай сапоги, власть переменилась.

2. Для существования настоящего языка нужна настоящая культура, её толстый слой. Никакой такой своей культуры на Украине — нет, и никогда не было. Есть какой-то фольклор, сельские песенки. Песенок много, это правда. Гопак. Вышиванки. Рукоделие. Ремёсла.

Нет практически великих писателей, поэтов, философов, юристов, драматургов, режиссёров. Леся Украинка — не украинка, Шевченко — не украинец, писал дневник и письма по-русски и всё такое. Все деятели культуры СССР на Украине развивали русскую культуру. Нет реального кинематографа, нет науки и инженерии, всё из СССР. Нет ничего в глубину, дальше 18-19 века — нет ничего, материковая глина.

То есть, что-то, наверно, сейчас уже есть, в следовых количествах, но этот слой культурного чернозёма больше похож на пыль на подоконнике, чем на хотя бы оконный ящик для рассады огурцов.

Так что нет, мне кажется, что настоящим языком вот это вот, заражённое матом, как серой плесенью — так и не станет. Надеюсь, и мы не дадим: после того, как мы заберём Украину, мы же не будем развивать этот ритуальный язык своими силами, за счёт своей культуры. На освобождённых территориях и в Крыму (там это вообще государственный язык!) разрешают в школах учиться на украинском — никто не хочет, вообще. Ученики не выбирают обучение на украинском. На фильмы на украинском в Крыму — и никогда не ходили.

Мне кажется, когда дым развеется, большинство русских, да и украинцев, на Украине выдохнут и вернутся к русскому языку, а разговор на украинском в публичном месте будет вызывать такой же культурный и политический шок, как сейчас разговор на русском.