О нетайном заговоре и Явная Община Хороших Людей

— Мы ‎заметили,‏ ‎что ‎у ‎вас ‎есть ‎определенная‏ ‎репутация ‎в‏ ‎интересующей‏ ‎нас ‎целевой ‎аудитории,‏ ‎— ‎сказал‏ ‎мне ‎молодой ‎человек ‎лет‏ ‎тридцати‏ ‎пяти, ‎светлоглазый,‏ ‎хорошо ‎одетый‏ ‎и ‎причесанный, ‎с ‎русой ‎хорошо‏ ‎сформированной‏ ‎бородой. ‎Он‏ ‎вошел ‎без‏ ‎приглашения ‎в ‎мой ‎кабинет ‎на‏ ‎кафедре‏ ‎Антиконспирологической‏ ‎Конспирологии ‎(науки‏ ‎об ‎обоснованном‏ ‎подозрении) ‎среди‏ ‎бела‏ ‎дня ‎и‏ ‎сел ‎в ‎кресло ‎напротив ‎вашего‏ ‎покорного ‎слуги‏ ‎—‏ ‎профессора ‎антиконспирологической ‎конспирологии‏ ‎Рахмана ‎ибн‏ ‎Усмана ‎аль-Насири.

— Вам ‎доверяют ‎в‏ ‎весьма‏ ‎деликатных ‎вопросах,‏ ‎порой ‎довольно‏ ‎в ‎интимных. ‎Как ‎у ‎вас‏ ‎это‏ ‎получилось? ‎В‏ ‎чем ‎секрет‏ ‎успеха?

Молодой ‎человек ‎прямо ‎и ‎доброжелательно‏ ‎смотрел‏ ‎мне‏ ‎в ‎глаза,‏ ‎ожидая ‎ответа.

— Не‏ ‎вру, ‎—‏ ‎коротко‏ ‎ответил ‎я.

— Все‏ ‎врут.

— Не ‎позволяю ‎себе ‎глупой, ‎бездумной,‏ ‎и ‎очевидной‏ ‎для‏ ‎себя ‎лжи, ‎—‏ ‎поправился ‎я,‏ ‎— ‎Это ‎и ‎ценят.

— То‏ ‎есть‏ ‎вы ‎просто‏ ‎сначала ‎врете‏ ‎себе, ‎а ‎уж ‎потом ‎—‏ ‎публике,‏ ‎— ‎улыбнулся‏ ‎гость, ‎—‏ ‎Это ‎действительно ‎вызывает ‎доверие ‎—‏ ‎то,‏ ‎что‏ ‎продавец ‎сам‏ ‎сидит ‎на‏ ‎предлагаемом ‎товаре.‏ ‎Но‏ ‎не ‎вызывает‏ ‎уважения.

— У ‎кого? ‎— ‎поинтересовался ‎я.

— У‏ ‎профессионалов. ‎Профессионалы‏ ‎не‏ ‎употребляют ‎то, ‎чем‏ ‎торгуют.

— Значит ‎я‏ ‎не ‎профессионал, ‎а ‎энтузиаст.‏ ‎И‏ ‎вообще ‎«профессиональный‏ ‎товарищ» ‎—‏ ‎это ‎такой ‎псевдоним ‎для ‎Иуды.

Он‏ ‎фыркнул.

— Ну‏ ‎если ‎вы‏ ‎— ‎товарищ‏ ‎— ‎не ‎смею ‎возражать: ‎будьте‏ ‎товарищем.‏ ‎Так‏ ‎вот, ‎товарищ!‏ ‎Вы ‎же‏ ‎занимаетесь ‎тем,‏ ‎что‏ ‎раскрываете ‎заговоры,‏ ‎верно?

— Верно.

— Ну, ‎так ‎делайте ‎свое ‎дело.‏ ‎Чем ‎плохо,‏ ‎к‏ ‎примеру ‎раскрыть ‎заговор‏ ‎капиталистов? ‎Раз‏ ‎вы ‎— ‎товарищ?

— А ‎есть‏ ‎заговор?‏ ‎— ‎поинтересовался‏ ‎я.

— А ‎какая‏ ‎разница? ‎Вы ‎же ‎понимаете, ‎что‏ ‎так‏ ‎или ‎иначе‏ ‎заговор ‎всегда‏ ‎есть. ‎Хоть ‎какой-нибудь, ‎но ‎есть.‏ ‎Заговор‏ ‎о‏ ‎повышении ‎ставки‏ ‎ЦБ, ‎о‏ ‎понижении, ‎о‏ ‎снижении‏ ‎акцизов, ‎о‏ ‎повышении. ‎Об ‎увеличении ‎квот ‎на‏ ‎мигрантов, ‎о‏ ‎снижении….‏ ‎А ‎народ ‎страдает.

— Это‏ ‎не ‎заговор,‏ ‎а ‎обычная ‎политика.

— Но ‎ведь‏ ‎народ‏ ‎страдает!

— Народ, ‎точнее‏ ‎говоря, ‎какая-то‏ ‎его ‎часть ‎— ‎страдает ‎всегда.‏ ‎Любое‏ ‎принятое ‎решение‏ ‎— ‎так‏ ‎или ‎иначе ‎будет ‎ухудшением ‎для‏ ‎одних‏ ‎и‏ ‎улучшением ‎для‏ ‎других. ‎Всегда‏ ‎есть ‎те,‏ ‎кто‏ ‎платит ‎за‏ ‎счастье ‎других.

Молодой ‎человек ‎посмотрел ‎на‏ ‎меня ‎с‏ ‎веселой‏ ‎укоризной.

— А ‎вы ‎—‏ ‎циник.

— А ‎вы,‏ ‎я ‎так ‎понимаю, ‎романтик.‏ ‎Профессиональный,‏ ‎— ‎довольно‏ ‎едко ‎ответил‏ ‎я.

Но ‎юноша ‎не ‎обиделся.

— Пожалуй, ‎что‏ ‎можно‏ ‎и ‎так‏ ‎сказать. ‎Профессиональный‏ ‎романтик. ‎— ‎сказал ‎он, ‎продолжая‏ ‎улыбаться,‏ ‎—‏ ‎я ‎даю‏ ‎людям ‎веру‏ ‎в ‎лучшее.‏ ‎В‏ ‎то, ‎что‏ ‎можно ‎жить ‎иначе. ‎В ‎то‏ ‎что ‎лучший‏ ‎мир‏ ‎возможен. ‎Что ‎люди‏ ‎заслуживают ‎большего.‏ ‎Что ‎мир ‎без ‎бедности‏ ‎и‏ ‎коррупции, ‎без‏ ‎лжи ‎—‏ ‎возможен. ‎Нужно ‎только ‎в ‎него‏ ‎поверить.

— «Профессиональный‏ ‎романтик»? ‎Вы‏ ‎у ‎нас‏ ‎представитель ‎Тайного ‎Общества ‎Романтиков?

— О ‎нет!‏ ‎Что‏ ‎вы!‏ ‎— ‎юноша‏ ‎замахан ‎на‏ ‎меня ‎руками,‏ ‎—‏ ‎Какие ‎еще‏ ‎Тайные ‎Общества. ‎Нет ‎у ‎нас‏ ‎никаких ‎тайн‏ ‎и‏ ‎обществ. ‎Мы ‎совершенно‏ ‎явная ‎организация.‏ ‎Община.

— Общин ‎кого?

— Община ‎Хороший ‎Людей.‏ ‎Мы‏ ‎— ‎люди,‏ ‎которые ‎объединены‏ ‎самыми ‎хорошими ‎пожеланиями.

— Например?

— Например ‎мы ‎за‏ ‎то,‏ ‎чтобы ‎снизить‏ ‎пенсионный ‎возраст,‏ ‎за ‎понижение ‎налогов, ‎за ‎мир,‏ ‎против‏ ‎войны‏ ‎и ‎мигрантов.‏ ‎Ну, ‎и‏ ‎так ‎далее.

— Кажется‏ ‎я‏ ‎начинаю ‎догадываться.‏ ‎Значит, ‎община?

— Да.

И ‎за ‎справедливость?

— Да.

— И ‎за‏ ‎то, ‎чтобы‏ ‎все‏ ‎были ‎здоровы ‎и‏ ‎состоятельны.

— Да.

— А ‎каковы‏ ‎пути ‎достижения ‎этих ‎идеалов?

— Объединение‏ ‎хороших‏ ‎людей ‎и‏ ‎выдвижение ‎своих‏ ‎людей ‎во ‎власть ‎вместо ‎тех‏ ‎людей,‏ ‎которые ‎не‏ ‎хотят ‎все‏ ‎это ‎делать, ‎а ‎вместо ‎этого‏ ‎заняты‏ ‎заговорами‏ ‎и ‎интригами,‏ ‎предательством ‎интересов‏ ‎народа. ‎Мы‏ ‎хотели,‏ ‎чтобы ‎вы‏ ‎помогли ‎нам ‎вывести ‎этих ‎людей‏ ‎на ‎чистую‏ ‎воду,‏ ‎так ‎сказать. ‎Ведь‏ ‎вы-то ‎отлично‏ ‎понимаете ‎им ‎цену. ‎Вы‏ ‎на‏ ‎рожи ‎их‏ ‎посмотрите. ‎Сытые,‏ ‎довольные. ‎Им ‎война ‎не ‎грозит,‏ ‎им‏ ‎с ‎мигрантами‏ ‎не ‎жить,‏ ‎и ‎с ‎пенсией ‎у ‎них‏ ‎все‏ ‎в‏ ‎порядке. ‎Если‏ ‎вы ‎раскроете‏ ‎людям ‎глаза‏ ‎на‏ ‎их ‎заговор‏ ‎— ‎вам ‎поверят.

— Вы ‎во ‎многом‏ ‎правы. ‎Рожи‏ ‎бывают‏ ‎ужасные, ‎конечно. ‎И‏ ‎мигранты ‎—‏ ‎не ‎сахар. ‎И ‎война‏ ‎—‏ ‎никому ‎не‏ ‎в ‎радость.‏ ‎Но ‎все ‎это ‎не ‎зло‏ ‎и‏ ‎не ‎заговор.

— А‏ ‎что ‎же‏ ‎это?

— Это ‎несовершенство.

— А ‎зло ‎— ‎это‏ ‎вы.

— Это‏ ‎почему‏ ‎же? ‎—‏ ‎молодой ‎человек‏ ‎так ‎и‏ ‎не‏ ‎перестал ‎улыбаться,‏ ‎просто ‎его ‎улыбка ‎стала ‎более‏ ‎формальной ‎и‏ ‎менее‏ ‎искренней.

— Понимаете ‎все ‎эти‏ ‎люди, ‎они‏ ‎конечно ‎часто ‎некрасивы ‎и‏ ‎внешне,‏ ‎и ‎внутренне.‏ ‎Они ‎берут‏ ‎то, ‎что ‎им ‎не ‎принадлежит,‏ ‎обтяпывают‏ ‎какие-то ‎делишки,‏ ‎но ‎помимо‏ ‎всего ‎прочего ‎они ‎делают ‎то,‏ ‎что‏ ‎должны.‏ ‎В ‎том‏ ‎числе ‎повышают‏ ‎пенсионный ‎возраст,‏ ‎выплачивают‏ ‎материнский ‎капитал,‏ ‎завозят ‎мигрантов, ‎объявляют ‎мобилизации ‎и‏ ‎войны ‎—‏ ‎и‏ ‎делают ‎другие ‎неприятные‏ ‎дела ‎и‏ ‎принимают ‎неприятные ‎решения, ‎чтобы‏ ‎не‏ ‎погубить ‎тот‏ ‎самый ‎народ,‏ ‎который ‎даже ‎не ‎желает ‎их‏ ‎понять.‏ ‎И ‎она‏ ‎делают ‎это‏ ‎потому, ‎что ‎не ‎предатели. ‎Они‏ ‎не‏ ‎рассматривают‏ ‎народ ‎как‏ ‎дурака, ‎которого‏ ‎нужно ‎красивыми‏ ‎словами‏ ‎привести ‎на‏ ‎убой ‎— ‎как ‎вы.

Я ‎занимаюсь‏ ‎заговорами. ‎А‏ ‎заговор‏ ‎— ‎это ‎всегда‏ ‎прежде ‎всего‏ ‎предательство. ‎А ‎предателя ‎видно‏ ‎всегда‏ ‎потому, ‎что‏ ‎первое ‎что‏ ‎он ‎сделал ‎— ‎он ‎предал‏ ‎самого‏ ‎себя. ‎Он‏ ‎отказался ‎от‏ ‎того, ‎что ‎делало ‎его ‎человеком‏ ‎составляло‏ ‎его‏ ‎необъемлемое ‎сущностное‏ ‎качество.

Например ‎человек,‏ ‎для ‎которого‏ ‎крайне‏ ‎важно ‎было‏ ‎быть ‎русским ‎— ‎хранить ‎свою‏ ‎связь ‎с‏ ‎народом,‏ ‎его ‎интересами, ‎начал‏ ‎облапошивать ‎его‏ ‎примитивной ‎националистической ‎риторикой ‎прекрасно‏ ‎понимая,‏ ‎что ‎за‏ ‎нее ‎народу‏ ‎этому ‎придется ‎расплачиваться ‎и ‎кровью‏ ‎—‏ ‎и ‎своей‏ ‎и ‎чужой,‏ ‎и ‎совестью, ‎и ‎будущим.

Или ‎борец‏ ‎за‏ ‎права‏ ‎пенсионеров, ‎который‏ ‎скармливает ‎им‏ ‎их ‎собственных‏ ‎внуков,‏ ‎пользуясь ‎их‏ ‎неведением.

Или ‎борец ‎за ‎мир, ‎который‏ ‎рассуждая ‎о‏ ‎человеческих‏ ‎жизнях, ‎добивается ‎всего‏ ‎лишь ‎безнаказанности‏ ‎для ‎убийц.

Или ‎борец ‎за‏ ‎победу‏ ‎добра, ‎который‏ ‎просто ‎хочет,‏ ‎чтобы ‎добро ‎тоже ‎научилось ‎есть‏ ‎человечину.

И‏ ‎причем ‎каждый‏ ‎из ‎них‏ ‎— ‎профессионал, ‎который ‎сам ‎не‏ ‎употребляет‏ ‎то,‏ ‎что ‎продает.

Раве‏ ‎только ‎для‏ ‎вида, ‎чтобы‏ ‎не‏ ‎пропадало ‎доверие.

Мне‏ ‎знакома ‎ваша ‎община. ‎Она ‎возникает‏ ‎то ‎тут,‏ ‎то‏ ‎там. ‎Как ‎цирк,‏ ‎который ‎переезжает‏ ‎с ‎ярмарки ‎на ‎ярмарку.

Только‏ ‎цирк‏ ‎оставляет ‎после‏ ‎себя ‎слегка‏ ‎обедневших ‎дураков, ‎купивших ‎зелья ‎для‏ ‎мужской‏ ‎силы ‎и‏ ‎против ‎всех‏ ‎болезней, ‎обокраденных ‎во ‎время ‎представлений‏ ‎и‏ ‎побитых‏ ‎женами ‎за‏ ‎глазение ‎на‏ ‎гимнастку.

А ‎вы‏ ‎оставляет‏ ‎после ‎себя‏ ‎народы ‎— ‎с ‎руками ‎в‏ ‎крови.

Шапито ‎ваше‏ ‎бессмертно.‏ ‎Потому ‎что ‎несовершенны‏ ‎люди ‎не‏ ‎только ‎наверху ‎социальной ‎пирамиды‏ ‎—‏ ‎несовершенны ‎и‏ ‎те, ‎кто‏ ‎до ‎вершин ‎не ‎добрался.

Но ‎и‏ ‎те‏ ‎и ‎другие,‏ ‎чаще ‎всего‏ ‎заслуживают ‎не ‎вас, ‎а ‎правды.‏ ‎Пусть‏ ‎тоже‏ ‎несовершенной, ‎не‏ ‎самой ‎чистой,‏ ‎не ‎самой‏ ‎мудрой.‏ ‎Но ‎все‏ ‎же ‎добытой ‎из-за ‎любви ‎к‏ ‎этим ‎самым‏ ‎людям.

Когда‏ ‎я ‎закончил, ‎кресло‏ ‎передо ‎мной‏ ‎было ‎уже ‎пусто.

Я ‎не‏ ‎заметил,‏ ‎когда ‎мой‏ ‎гость ‎ушел.

Возможно,‏ ‎он ‎и ‎не ‎уходил.