Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 18. Штурм Бригитской тюрьмы.
Мы недолго играли с немцем в гляделки. По его глазам пробежала тень и я краем зрения увидел, как он быстрым движением наклонил винтовку в мою сторону. Потом он что-то прокричал. Что именно я уже не разобрал из-за грохнувшего выстрела Фединой винтовки. Я сразу подключился и добавил в сторону немца очередь из автомата. Но фашист все-таки успел один раз выстрелить, прежде чем повалится замертво в кузов грузовика. Пуля прошла мимо отрикошетив от брони танка. В следующее мгновение распахнулась дверь кабины грузовика, со стороны пассажира, и оттуда выпал еще один фриц в очках и с автоматом. Он выпустил очередь в нас полукругом. Пули звонко застучали по броне танка. Но мы с Федей уже были в не зоны поражения. За секунду до выстрелов мы попадали с брони танка, как переспелые груши осенью, под порывом сильного ветра. Башня танка медленно повернулась, и раздался выстрел из пушки. Взрыв в грузовике поднял в небо клубы черного дыма. Куски брезентового тента взлетели в воздух и тут же начали медленно падать, как подраненные большие черные птицы. Грузовик вздрогнул и проехал немного вперед, мягко на чем-то подпрыгнув. Раздался чей-то сдавленный крик и машина вспыхнула.
Танк повернул башню назад и развернувшись поехал вперед, проделывая брешь в кирпичном заборе. Мы с Федей глотая пыль, наступали сзади, прикрываясь танком. Ветер был в сторону тюрьмы и жирный черный дым от горящего грузовика начал заволакивать все здание. На земле лежал скорчившись чумазый немец, все еще сжимавший гаечный ключ в замасленной ладони. Похоже, что это был водитель грузовика и в момент взрыва, он чинил что-то под машиной. В недалеке распластался очкарик, убитый взрывом. Он задрал черную от сажи голову, вверх очками, которые теперь из обычных превратились солнцезащитные. Федя забрал у него закопченный Шмайсер и пояс с подсумком с тремя запасными магазинами. Передернул затвор автомата и дав короткую очередь в землю, удовлетворенно улыбнулся:
–Типа работает.
Под прикрытием дыма, мы прошли еще метров пятьдесят, добравшись до здания тюрьмы. Полусгоревшие арочные ворота еще висели на массивных петлях, над ступенчатым входом во внутренний двор тюрьмы. Мрачная энергетика здания отталкивала от себя, и идти внутрь совсем не хотелось. Однако зачастую в жизни нам приходится делать совсем не то, что нам хочется, и мы продолжили путь. Танк, разогнавшись, разнес остатки деревянных ворот частично обитых металлом. И въехав во внутренний дворик, остановился.
Задыхаясь от едкого дыма от горящего грузовика, мы с Федей опасливо зашли внутрь, вслед за танком. Внезапно, сверху слева, на нас обрушился плотный пулеметный и винтовочный огонь. Рядом заплясали песчаные фонтанчики пуль. Федя вскрикнул и упал на колено, раненый в бедро. Мне вражеская пуля попала в руку, но прошла по касательной. Про танк немцы тоже не забывали, на него сверху упала граната-колотушка и скатилась с брони на землю. Я еле успел выдернуть Федю за шкирку и укрыться за танком. Почти одновременно раздался взрыв. Нас осыпало землей и в ушах появился монотонный звон.
Оглянувшись я увидел, что позади нас есть проход в полуразрушенное здание. Сверху опять что-то упало и судя по тому как долбануло, это снова была граната. Пулемет не замолкал ни на секунду, стреляя по нам наугад. Дым мешал пулеметчику целиться. Слышался звон рикошетивших об металл танка пуль. Танк поскрипывая развернул башню и выстрелил по окнам. Попал он или нет я уже не видел, но пулеметный огонь затих. Пока, пыль от взрыва гранат не рассеялась, надо было действовать. Я крикнул: – Федя стреляй по окнам! – и снова подхватив его за шкирятник, поволок раненного к пролому в стене правого крыла здания тюрьмы. При этом Федя размашисто выпустил две длинные очереди куда-то вверх.
Оказавшись внутри полуразрушенного первого этажа я быстро осмотрелся. С одной стороны была разрушенная сгоревшая пристройка, с другой тянулся длинный коридор с камерами, выкрашенный синей краской. Видно было, что раньше их разделяла некогда мощная стена, ныне превратившаяся в жалкие обломки, вперемешку с кирпичным крошевом. На стенах коридора штукатурка уже где-то отвалилась, и обнажились красные кирпичные стены. Множество толстых железных дверей с широкими глазками, за которыми еще недавно томились узники, были распахнуты. Небольшие камеры, в облупленной синей краске по рост человека, были пусты. Вдоль стен были видны широкие деревянные нары, выкрашенные в малиновый цвет. На нарах и полу валялись тонкие серо-грязные матрацы и темно-серые шерстяные одеяла. Небольшое количество света поступало через зарешеченное окно с намордником.
Федя застонал и я присел к нему намереваясь перевязать раненого. В коридоре раздался оглушительный выстрел и пуля выбила кусок штукатурки в стене рядом с моей головой.
– Сзади! – закричал Федя.
Я обернулся и тут же получил удар прикладом по лицу. В глазах потемнело и я потерял сознание. Последнее, что я услышал это была автоматная очередь Фединого Шмайсера.
Очнулся я от хорошего тычка дулом автомата в бок. Я открыл глаза и увидел бледное лицо Феди с закрытыми глазами и посиневшими губами. Он лежал весь в крови. Пальцами одной руки он сдавливал себе кровоточащую рану на ноге, а второй рукой пытался засунуть мне дуло автомата под ребра.
– Товарищ Котов очнитесь, – хрипел он. Я моргнул глазами и присел. Федя продолжал тыкать меня автоматом, будто хотел убедиться, что я еще живой. Я убрал его автомат в сторону.
– Очнулся Федя, уже очнулся, – успокоил я друга. Потер ладонями свое лицо и тут же скривился от боли. Нижняя челюсть как-то странно себя ввела. Я уперся в нее ладонью и она с громким щелчком встала на место. Я постучал зубами, ну конечно никак прежде, но почти. Ладно до свадьбы зарастет.
Я огляделся и увидел лежащего рядом с нами фрица. Вся его серая форма на груди была пропитана темной кровью и на ней виднелись множественные пулевые отверстия.
– Ты никак в этого гада всю обойму засадил? – спросил я, стараясь сильно не шевелить челюстями.
Федя слабо улыбнулся: – Ну да, шобы типа наверняка.
Я одобрительно кивнул головой: – За спасение жизни товарища в бою, тебе выносится благодарность.
Федя казалось на мгновение забыл про свою рану и широко улыбнулся, но тут же скривился в гримасе боли. Не теряя времени я отстегнул от фрица кожаный пояс, снял с него все солдатское барахло и сложив его вдвое перетянул Федину ногу, пониже раны. Да сделал пониже, так как судя по всему была задета вена, кровь была темной и вытекала не быстро. Сверху ремень работающий в качестве жгута перетянул куском отрезанной портянки, связав ее узлом. Под ногами валялась полусгоревшая книжка. Разодрав ее пополам засунул ее под узел импровизированного жгута. Глаза мельком ухватили заголовок страницы: «Оказание первой медицинской помощи». А ведь автор руководства даже не догадывается насколько полезным оказалась его книжка. Я ухмыльнулся. Как говорится нужная книга оказалась в нужном месте и самое главное вовремя.
Среди барахла любителя, бить прикладом людей по лицу, нашлась почти полная фляга с водой. И мы с Федей жадно по очереди из нее отпили. На улице в это время продолжал кипеть бой. Я осторожно выглянул через дыру в стене. Наш танк отъехал за ворота и стрелял по окнам второго этажа из пушки и пулемета, выбивая из стены фонтаны красной кирпичной пыли и куски кирпича. Немцы сначала слабо отстреливались, а потом вообще прекратили подавать признаки жизни. Танк тоже перестал стрелять. Немцы не могли пробить броню танка из винтовок, а танк не мог выбить из здания тюрьмы затаившихся фрицев. Сложился некий хрупкий паритет. Надо было что-то делать, чтобы изменить баланс сил в нашу пользу.
Продолжая рассматривать двор я заметил пушку 45-пятку, за которой мы приехали. Она стояла прямо посередине двора. Рядом лежало несколько зеленых ящиков со снарядами. Что делала пушка посреди тюремного двора, я не совсем понимал. Вероятность того что из нее наши расстреливали заключенных была смехотворна мала. Скорее всего немцы привезли ее сюда и собирались тут устроить что-то типа военного склада. В любом случае вывезти эту пушку мы отсюда не сможем, пока полностью не зачистим здание от противника.
Внезапно центральная дверь в здании тюрьмы распахнулась и из нее выбежали три фигуры в серой форме. Они попытались развернуть сорокапятку в сторону танка. Наконец-то вспомнили, что у них есть пушка. Я дал очередь из своего автомата по новоявленным артиллеристам. И два фашиста повисли на станине орудия. Третий выстрелив несколько раз в моем направлении из пистолета, успел забежать обратно в тюрьму. Пора была зачищать тюрьму от серых крыс. С учетом состояния Феди, мне предстояло стать главным дезинфектором.
Я забрал у Феди две гранаты и перезарядив свой Шмайсер побежал по синему коридору. И внезапно уперся в обитую металлом дверь в каменной стене. Я потянул ее на себя и она, предательски скрипнув, отворилась. Сразу входить в нее я не решился, лег на пол из холодных каменных плит и попробовал снизу высунуться из-за проема двери. Раздался выстрел и пуля попала в косяк, выбив из него облако цементной пыли и осыпав меня острыми опилками. Я закатился за стену обратно. И так у врага одна винтовка и все, а возможно противников несколько, тогда почему не было второго выстрела?
Я вернулся к Феди за дохлым немцем, которого я решил использовать в качестве живца. Федя слабо мне улыбнулся и показал жестом, что он в порядке. Я ему подмигнул и кряхтя взвалил на себя бюргера, явно при жизни злоупотреблявшего пивом и сосисками. Дотащив упитанное тело до двери, я толкнул его в проём. Раздался выстрел и я проскочив дверь упал на пол, одновременно нащупывая в воздухе цель стволом автомата. От стены отделилась серая тень, и полмагазина моего автомата ушла в ее сторону. Тень со стоном упала. Подбежав к ней, я добил фашиста контрольным выстрелом в голову. Это был тот самый третий неудавшийся артиллерист. У него на поясе оказалось пара гранат-колотушек. И они быстро перекочевали в голенище моих сапог.
У центральных дверей в тюрьму лежали с десяток мешков с немецкими орлами и свастикой. Я посмотрел содержимое, они были набиты папками. Походу немцев в тюрьме сильно интересовали личные дела заключенных. Рядом на ящике лежала огромная свинячья туша, и чуть поодаль несколько мешков с крупой. Парочка пустых алюминиевых бидонов для молочки стояло тут же. Похоже, что все было подготовлено немцами к погрузке. Я положил ладонь на свинью и тут же отдернул. Она была ледяная. Судя по мороженой туше, в тюрьме был ледник, возможно в подвальном помещении. И сделал себе в памяти заметку, что было бы неплохо его навестить.
Я быстро пробежал центральное и правое крыло первого этажа тюрьмы и никого из живых противников больше не нашел. Только на полу лежало с десяток тел в гражданской одежде и в темно-синих кителях надзирателей тюрьмы. У гражданских в основном были пулевые ранения. А вот надзиратели умерли не простой смертью. На них не было живого места. Рассматривать побоище дальше не позволило содержимое желудка, запросившееся наружу.
Еле сдерживая приступ тошноты я дошел до широкой лестницы поднимающийся на второй этаж. По ней спускался немец с автоматом на шее. Он что-то крикнул мне приняв меня за своего и тут же получил очередь в грудь. Его колени подогнулись и он кубарем покатился вниз по лестнице к моим ногам. Сверху раздались встревоженные крики на немецком: – Хер унтеофицие! Хер унтеофицие!
Походу своего унтер-офицера зовут. И пока я раздумывал что ответить, перебирая в мозгу школьную программу законченной мной семилетки в детдоме, ко мне прилетела овальная немецкая граната. Я сильно ударил по ней ногой, и она отлетела дальше по коридору, а сам укрылся за стеной. Раздался громкий хлопок и из коридора повалил белый дым смешанный с пылью.
Вниз со звоном упали еще две гранаты и мне пришлось запрыгнуть в одну из камер, чтобы укрыться от осколков. Почти одновременно раздались два взрыва. Коридор заволокло дымом. В проеме двери в тумане из пыли мелькнула серая форма и я разрядил в нее обойму из автомата. Потом кинул в коридор гранату. Звуки взрыва охнули гулким эхом. Сразу за ним в коридоре послышались стоны и проклятья на немецком. Я осторожно выглянул из камеры. У противоположной стены стоял полу согнувшись немец. Я выстрелил по нему из автомата, а потом сразу по второму, который лежал тут же на полу. Фашисты перестали стонать. Бегло осмотрел их вооружение. Винтовки Маузера не привлекли моего внимания. Мне нужны были патроны для моего Шмайсера.
Я подбежал к автоматчику, который лежал у подножья лестницы. Убедившись, что сверху в меня никто не целится, забрал у него запасные магазины к автомату. Между делом отметил, что надо будет потом у него забрать бинокль и планшетку с картой, похоже что я подстрелил унтер-офицера, судя по серебряной окантовке солдатского погона и крикам сверху. Возможно, что фашисты даже лишись своего единственного командира.
Я осторожно начал подниматься наверх, на второй этаж, который судя по всему был зеркальным отражением первого. Высунувшись из-за угла, я тут же попал под огонь пулемета. Угол стены не выдержал и начал обваливаться кусками красного кирпича. Пулемет не унимался, похоже что немец нервничал. Я зажмурился от рези в глазах и на зубах почувствовал неприятно скрежещущую кирпичную пыль. Через боль продрав глаза, вытащил немецкую гранату из голенища сапога и дернув за фарфоровое кольцо, кинул ее в коридор. Потом еще одну, уже нашу. И еще одну. Жахнуло знатно. Заволокло все дымом и красной пылью.
Пока не осела пыль, я щурясь от рези в глазах быстро вынырнул из-за угла и пробежал вперед. На полу лежал пулеметчик без признаков жизни. Я решил забрать его пулемет и присел на колени рядом с ним. Дернул горячий пулемет из руки немца. Фриц открыл голубые глаза на грязном от копоти лице и оскалившись белыми зубами нажал на спуск. Я резко отвел ствол в сторону, и пулемет задергался, стреляя в моей руке и я почувствовал обжигающую боль в ладони. Одновременно я выпустил короткую очередь в тело пулеметчика, из пляшущего у меня в другой руке Шмайсера. Немец дернулся и отпустил спусковой крючок. Пулемет затих и я отбросил его. Ладонь была слегка красной от ожога. – Вот сука! – выругался я на немца рассматривая обожженную руку. А потом отчихвостил матами себя за то, что перестал контролить противников. Немного успокоившись я приподнял пулемет за сошки. Он оказался слишком тяжелым по сравнению с МП-38, чтобы бегать с ним и я припрятал его в одной из камер, накинув серое тюремное одеяло сверху.
Я продолжил исследовать полусгоревший второй этаж, но немцев больше не было. Только снова то тут, то там лежали трупы гражданских и надзирателей. У части камер были выбиты изнутри двери деревянными кусками нар, которые валялись по всему коридору. Похоже, что здесь как и на первом этаже шла борьба не на жизнь, а на смерть. Я засмотрелся на выломанную дверь и споткнулся о труп лейтенанта НКВД лежащего на пороге следующего помещения. Судя по кровавому следу на полу, он перед смертью пытался выползти в коридор. Синяя фуражка с красным околышем слетела с его головы и обнажило красно–белую кость черепа. Чекист был скальпирован. У меня перехватило дыхание. Да кто такое мог сделать? Что за дикари играют тут в индейцев? С трудом придя в себя от увиденного, я побежал дальше искать врагов.
Но тюрьма была пуста, из живых кроме меня больше никого не было. Я забрал пулемет и одну железную коробку с пулеметной лентой. У немецкого унтера одолжил бинокль и планшетку. Высунулся в разрушенное окно со свисающей на ржавой арматурине решеткой и крикнул: – Все зачищено! Выходите!
Потом спустился вниз по центральной лестнице и со вздохом облегчения вышел во двор. Наш танк снова заехал во внутренний двор. Открылись верхние люки и на броню вылез Проводник с Ногаем. Летчик ловко выпрыгнул с места водителя-механика ухватившись одной рукой за пушку, которая выглядела как телескоп звездочета.
Хромающий Федя вышел из развалин и направился к танку. Я подошел сюда же.
Летчик смотрел на меня с нескрываемым уважением: – Ну морячок уделал ты немцев. Герой.
Я скромно отмахнулся: – Просто повезло.
Тут Летчик увидел мои трофеи и хищно посмотрел на болтающийся у меня груди бинокль и планшетку. Заметив его взгляд, я отдал командиру планшет, а насчет бинокля сказал, что он мне нужен самому для дела. Летчик разочарованно хмыкнул, но возражать не стал, удовлетворившись и половиной добычи.
Быстро обсудили наш отход. Задерживаться не собирались. Феде требовалась срочная медицинская помощь и надо было немедленно выдвигаться. Летчик с Проводником пошли искать лекарства в сгоревшей пристройки медсанчасти тюрьмы. А мы с Ногаем отправились на реку за водой, с двумя 40 литровыми алюминиевыми флягами, которые я присмотрел в коридоре тюрьмы раньше. Вышли на песчаный берег и вымыв фляги, начали набирать в них воду. На противоположном берегу раздался окрик на немецком. Я вздрогнул и чуть не утопил флягу. Какой-то рыжий немец за пулеметом засмеялся и что-то весело прокричал, успокаивающе помахав мне рукой. Я махнул ему в ответ. Ногай надвинул немецкую каску на лоб и мы быстро потянули флягу с водой обратно в тюрьму. Летчик с Проводником уже сидели рядом с пушкой и крутили ее за ручки, осваивая новую технику. На вопрос что с лекарствами, Летчик только отрицательно помотал головой и разочарованно выдал ответ: –Сгорело все к японской бабушки.
За второй флягой пошли уже с Проводником, чтобы не подставляться, с далеко не арийской наружностью Ногая. Вернувшись со второй полной флягой воды, мы обнаружили, что Летчик с Ногаем уже пытаются закрепить станины пушки к танку, найденными в танке ключами и небольшой кувалдой. Никто из нас ни разу в жизни не транспортировал на танке пушку, поэтому после долгих споров сдобренных крепким матом, прикрепили орудие цепью, продев ее через уши на станине пушки и скобы сзади танка. Баки с водой, положили по бокам танка, закрепив их найденными тут же кусками колючей проволоки с разрушенного забора.
Дела заключенных пришлось сжечь, предварительно облив мешки бензином. Как объяснил нам Летчик, оставлять их немцам было бы преступлением.
Раненый Федя отказался лезть внутрь танка и устроил себе лежанку на броне танка из нескольких мешков с крупой. Мы с Проводником продолжили таскать продовольствие и сгибаясь под тяжестью, притащили огромную свиную тушу, которая начала уже потихоньку таять. Летчик сначала не хотел брать на борт потрепанную боем свинью. Но отряд, которому порядком надоело питаться одной тушенкой, в один голос запротестовал и Летчик сдался. Свинья заняла почетное место рядом с баком с водой. Ее примотали к баку колючей проволокой, чтобы она не сбежала по дороге при тряске. С Летчика было мной взято слово коммуниста, что больше он не будет гнать сильно по дороге и он нехотя согласился. Я пристроился рядом с Федей, ухватившись рукой за круговую антенну на башни танка. Наконец тронулись.
Танк резво въехал в ворота и резко затормозил. Федя сильно вскрикнул от боли. Рядом с танком вырос черный взрыв, подняв в воздух тонны частиц земли и осыпав нас сухим дождем. Я еле удержался на броне, вцепившись в антенну. Федя схватился за мой сапог. Меня немного оглушило ударной волной, и я с изумлением взирал на две немецкие самоходки, которые стояли внедалеке, не совсем понимая, что происходит. Мне было сложно понять, как они здесь оказались и как мы их не услышали. В проломах разрушенного забора были ясно видны их серые корпуса. Из-за развалин, внешнего по периметру тюрьмы забора, немецкие пехотинцы вели по нам прицельный огонь, стреляя из винтовок и пулемета. Тут же прогремел второй взрыв и часть внутреннего забора с остатками ворот, с громким грохотом, упала позади нас.
Об броню танка зазвенели пули. Мы с Федей спрятались за мороженой тушей свиньи. Несколько струек воды из, пробитой в нескольких местах, фляги, зажурчав, начали поливать горячую пыльную землю. Туша свиньи стойко выдерживала все удары судьбы, включая немецкие пули, которые со звоном впивались в ее мороженные бока. Я вжался спиной в броню танка, пытаясь, стать как можно площе. В первый раз в жизни я пожалел, что я не камбала. В синем небе кружили готовящиеся к пиру вороны. Время замедлилось, и я увидел летящие над нами пули. Они вспарывали пространство, оставляя позади себя остроконечный возмущенный воздушный поток. Голова свиньи безмятежно улыбалась мне со спокойствием просветленного монаха, как бы говоря: «Все в жизни тлен, все миг и суета». И я подумал: «Похоже это конец».