Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 16. Ночная прогулка к немцам, с коктейлем Молотова в руке.
Быстро стемнело. В прозрачном черном небе рассыпалась горсть ярких звезд. Неожиданно из травы выпорхнула потревоженная птица. Мы замерли на мгновенье, с тревогой оглядываясь по сторонам. Рогатый месяц слабо освещал поле боя, который здесь еще гремел днем. Все было тихо и мы продолжили движение вперед. Мы двигались довольно медленно, стараясь не споткнуться о тела погибших и огибали воронки. Изредка слышались стоны умирающих, раненых солдат. Мы не обращали на это внимание. Спросите почему? Точно не отвечу. Потому что сам не знаю ответ на этот вопрос. Возможно мы просто уже привыкли к виду крови и смерти. А возможно мы сами стали ходячими мертвецами и дело было только во времени, прежде чем мы так же будем лежать и стонать, грызя в беспомощности сырую землю зубами. Да и у нас просто не было времени выяснять наши это солдаты стонут или немецкие. А стонут все на одном языке, на человеческом. У нас был приказ сжечь танки противника и сделать это как можно быстрее и тише, поэтому мы просто двигались вперед.
Вскоре мы увидели слабые отблески костра. Немцы готовили себе ужин. Запахло печеной картошкой. Я с жадностью втянул ноздрями прохладный ночной воздух, пахнущий вкусным дымком. Ужасно захотелось картошки. Я уже и забыл, когда в последний раз ее ел. В нашей солдатской столовой последнее время все больше потчевали кашами. В свете костра я разглядел четверых немцев. Одежда двоих удивила меня. Они были в расслабленных черных галстуках и серых рубашках, как на рауте у графьёв, остальные двое были в обычной полевой форме вермахта и ни чем не отличались от нас с Ногаем. «Галстуки? Ну и пижоны же эти фрицы. Или может форма у них такая. Впрочем это даже хорошо. Душить гадов будет удобнее»,– я мысленно рассмеялся, представив себе как душу фашистского танкиста его же галстуком.
Немцы грелись и что-то жарили у костра. Внедалеке стояли небольшие камуфляжные шатрообразные палатки с каской на куполе. «И зачем им там каски?» — подумал я. По- видимому основные силы фрицев сейчас досматривает сладкие сны именно там. Подползя на животе к немцам поближе я увидел, как один из них жарит картошку насаженную на штык нож. Целую картошку! Я чуть не подавился слюной от возмущения. Её же печь надо, ну не дурак?!
Ногай дотронулся до моего плеча и разогнал мысли о кулинарных изысках. Он показал мне, на едва заметных в темноте, двоих часовых рядом с танками. И как он их умудрился рассмотреть? Посоветовавшись на пальцах, решили сначала заняться этими часовыми. Разбились и поползли каждый к своему танку. Это была еще та мука. Шерстяная форма фашистов, даже через наше нательное белье, кололась не милосердно. Да и пот с меня лил по спине ручьями, соединяясь в небольшой водопад впадающий в образовавшееся озеро, внизу ложбинки спины. За эту ночь я точно похудею на пару килограмм. Кажется я начинал понимать, почему фашисты такие злые. Да потому что форма у них такая колючая.
Тучи озверевших комаров работали в паре с захватчиками и пикировали на мое лицо и ладони превращая их в сплошные зудящие бугры. Коктейли Молотова мешали ползти и их пришлось переместить в голенища широких немецких сапог. Чтобы не сойти с ума, от всего этого, я про себя пел песню. Она еще с вечера крутилась у меня в голове. Старая добрая песня из моего пионерского детства в детдоме: «Взвейтесь кострами синие ночи. Мы пионеры – дети рабочих. Близится время светлых годов. Клич пионера – Всегда будь готов!». А я как пионер. Всегда готов на любой шухер по приказу нашего бати Майора.
Подползая к французскому танку Somua я случайно увидел серебристый отблеск под танком. Присмотревшись я понял что под танком спит как минимум два фрица, а поблескивает овальный орден на черном мундире одного из них. Только бы не проснулись. Внезапно послышался сдавленный хрип немецкого часового у второго танка, с той стороны куда уполз Ногай. Мой часовой дернулся, скидывая винтовку. Нежно зазвенел котелок у него за поясом. Я рывком вскочил на ноги и заткнул его крик обратно внутрь ладонью, резко всадив нож в горло сбоку. Фонтанирующее кровью тело часового начало оседать. Пронесло? Никто не услышал? Немцы у костра продолжали неспешно ужинать. И тут раздалась короткая автоматная очередь из под моего танка, сверкнув оранжевыми вспышками в ночи.
Фонтаны земли запрыгали у меня рядом с ногами. И все пули приняло на себя тело мертвого часового. Стреляли через небольшой свободный промежуток между катками танка и это меня спасло. Не понятно откуда взявшимися силами я вытолкнул тело мертвого немца на гусеницу танка, закрывая автоматчику сектор стрельбы. Судя по открывшейся стрельбе у второго танка Ногай тоже вступил в схватку с танкистами. От костра с несъеденным ужином на меня уже бежали голодные, злые фрицы. Я решил поджечь коктейль Молотова и чиркнул зажигалкой, она высекала искры, но пламени не было. Пискучий жирный комар уселся на чиркающий зажигалкой палец и нагло решив отужинать, засунул под кожу свой хобот. Во гад! Нашел время! Я чиркнул ей еще раз и еще раз. Без толку. Чертова трофейная зажигалка не хотела работать на Советский Союз. Я выкинул фашистскую зажигалку и с удовольствием размазал по шерстяному кителю присосавшегося кровопийцу.
Потом засунул ствол автомата между катков гусеницы танка и нажав на спусковой крючок выпустил сначала длинную очередь влево, а потом такую же вправо. Пули застучали по металлу рикошетя от катков противоположной гусеницы. Со стороны второго танка раздался взрыв гранаты. «Надеюсь что это Ногай убивает немцев, а не наоборот», – мелькнуло у меня в голове. Из под моего танка больше никто не стрелял. Я выпустил еще одну очередь, но теперь уже по атакующим меня немцам, оставшимся без ужина. Два пижона в галстуках на десерт получили по порции горячего свинца в живот и завалились со стонами в траву. Остальные два упали на землю и начали стрелять по мне из винтовок. Пули засвистели над головой, звонко ударяясь о танк. Из палаток выбежали еще два перепуганных немца с автоматами и в белом нательном белье. Сзади меня затрещал немецкий автомат и полураздетые фрицы упали срезанные очередью.
«Молодец Ногай»,– подумал я и начал целиться по залегшим внедалеке фашистам. Примятая трава почти не мешала видеть противника лежа. Совместив мушку в круге, на стволе своего автомата, с целиком, нажал на курок. МР-38 или в простонародье Шмайсер затрещал как швейная машинка с ритмичными всполохами пламени из дула. Затвор автомата забегал в зад вперед и блестящие гильзы с мелодичным звоном посыпались вниз. Одновременно раздалась короткая автоматная очередь сзади, переходящая в чей то сдавленный крик. Это напугало меня и заставило сделать куда-то в воздух еще несколько выстрелов. Чье-то тело ударившись об танк грузно упало к моим ногам. Да что там происходит, я перекатился на спину и выставил Шмайсер в воздух, целясь в воображаемого противника. Внедалеке был немец с раскосыми глазами и элегантном шейном платке, он стоя на одном колене, спокойно меняя обойму, а потом снова начал стрелять в убегающих, с нашего левого фланга, танкистов в черных мундирах. А рядом со мной, в черной форме с серебряными черепами на лацканах, лежал мертвый танкист сжимая двумя руками автомат. Ногай успел прикрыть меня с тыла. Братишка.
Рядом со мной упала немецкая граната и покатилась ко мне. Я вздрогнул и откатился в сторону. Но граната не взрывалась. Наконец я сообразил, что на длинной деревянной ручке до сих пор присутствует колпачок, а значит граната не в боевом положении. – Немчик,– закричал Ногай, – гаси фрицев гранатой, – и выпустил очередь в темноту. Я очнулся от ступора. Выдернул фарфоровое кольцо из ручки и кинул гранату в продолжающих стрелять в нас из винтовок немцев. Она громко взорвалась, на мгновение, осветив поле боя. Стрельба прекратилась. Я выдернул из руки мертвого танкиста автомат и побежал с ним в сторону любителей пикников. И дал по каждому из тел контрольную короткую очередь.
Рядом появился Ногай.
– Где зажигалка? – закричал он.
– Не работает! – заорал я в ответ.
Со стороны развалин домов комсостава послышались автоматные и винтовочные выстрелы, и темнота наполнилась короткими белыми вспышками. Похоже, что к немцам подходило подкрепление. Фрицы наступали и пытались отбить танки. Ногай закричал: – Кидаем так! Потом подожжем! – и побежал к своему танку. Я выдернул из голенища сапога бутылку с зажигательной смесью и разбил бутылку о воздухозаборник, позади башни танка. Послышался объемный мелодичный звук лопнувшей бутылки и множества колокольчиков рассыпавшихся мелких стеклянных осколков. Резко запахло бензином. Кинул туда же остальные две. Звук бьющихся бутылок послышался и у второго танка. И тут мне в голову пришла гениальная идея: «Костер. Вот самая лучшая зажигалка». Я быстро побежал в сторону костра. Мой взгляд упал на догорающую в костре картоху со следом от штык-ножа. Она уже превратилась в кусок угля. Да что же за невезуха такая.
Подбежал Ногай. – Ээ. Ты че тут делаешь?! – заорал он, отстреливаясь от немцев из автомата. Я молча выдернул головню из костра и разбежавшись кинул в ближайший танк. Она на мгновенье вспыхнула, выпустив сноп оранжевых тонких искр в темноте и упала не долетев до цели метров десять. Ногай чертыхнулся и выпустил автоматную очередь по французскому танку. Пули выбили из брони белые искры и танк вспыхнул. Через минуту сдетонировал боекомплект. Башня матрешки объятая пламенем отлетела метров на десять и подожгла второй танк. Он тоже вспыхнул ярким факелом. Мои ноги сами согнулись в коленях и я присел немного оглушенный от этого взрыва. Немцы не рисковали наступать и продолжали нас обстреливать на расстоянии. – Взвейтесь кострами синие ночи. Мы пионеры дети рабочих, – шептал я себе под нос, чтобы успокоится. Задание было выполнено, осталось выполнить еще одно. На этот раз для себя.
Я начал рыскать по немецким пожиткам рядом с костром. Пули засвистели совсем рядом. Темнота на фоне горящих танков, больше не скрывала нас от противника. Ногай закричал перезаряжая автомат: – Немчик уходим! Воду бери! Воду!
А я как глухой лихорадочно тряс содержимое очередной сухарной сумки, вытряхивая все на землю. Среди разных солдатских пожитков мелькнула гладкая кожица знакомого овоща.
– Вот вы где мои родные! – воскликнул я и поднял с земли пять крупных светлых картофелин. И запихнул их бережно в один из найденных здесь же ранцев. И тут я вспомнил про воду. У нас же в форте почти нет воды, а я тут со своей картошкой совсем голову потерял. Заново быстро перебрав немецкие сухарные сумки, негнущимися пальцами поотцеплял карабины фляжек и покидал все в ранец к картошке. Вскоре я уже бежал к Ногаю, который все это время прикрывал меня, разряжая в противника очередную обойму из своего Шмайсера.
В этот раз мы довольно быстро двигались к нашему форту и уже пересекали поле, где еще днем шел рукопашный бой. – Братки… – вдруг послышался стон, – Братки….
Мы остановились в нерешительности. Ногай кивнул на торчащую ногу в немецком кованом ботинке из воронки. Нога шевельнулась. Многогранные шипы на подошве тускло блеснули в лунном свете. Недолго думая мы решили все-таки проверить источник голоса. Мы запрыгнули в воронку и обнаружили там нашего раненого солдата, который был погребен под телами двух мертвых фрицев. Один немец был убит выстрелом из пистолета в голову, у второго в паху торчал штык от Мосинки. Окровавленная рука бойца поднялась и тут же упала от слабости. Мы стащили два одеревенелых трупа с солдата. Он сначала дернулся за разряженным пистолетом, увидев в темноте перед собой немецких солдат, но быстро узнав нас, успокоился. Он оказался серьёзно ранен в живот. Ногай кивнул на бойца и зашептал: –Ээ. Ему недолго осталось. Что делать будем?
Тащить живого мертвеца не хотелось, но и кинуть нашего товарища я не мог. Совесть не позволяла. Я отдал трофейный ранец Ногаю, который не теряя времени отцеплял от убитого немца очередную фляжку с водой. А сам загрузил раненого себе на спину. У бойца тут же пошла из горла кровь и он последний раз выдохнул. Блин вот и донесли до лазарета. Хотя конечно теперь и нести его не надо и совесть как бы чиста. А это самое главное, чтобы совесть не терзала мою душу. Положили бойца обратно в воронку, немного присыпали землей и тронулись в дорогу дальше. Вскоре показались темные валы Восточного форта.
Майор уже нас ждал. Он был в прекрасном настроении: – Ну сынки. Устроили новый год фашистам. Фейерверк аж с форта было видно.
Я отдал Майору увесистый ранец с фляжками с водой. А картошку я заранее переложил к себе в сухарную сумку на поясе, чтобы была поближе.
Майор увидев воду, чуть не прослезился: – Вода. Даже не знаю что делать будем с водой. Ребята, которых я посылал за водой на Муховец, сразу как вы ушли, так и не вернулись. А тут вы, и танки сожгли и воду принесли. Каждому по ордену Красной Звезды, как наши подойдут.
– А пока – Майор улыбнулся и подмигнул нам, – вот вам трофейный Вальтер и бутылка вина. Сами решите, кто, что больше любит.
Мы дружно поблагодарили Майора и пошли отдыхать. Вино Ногай сказал, что пить не будет, поэтому Вальтер перекачивал ему в карман, а я сунул холодную гладкую бутылку в голенище своего сапога. Добравшись до облюбованного мной каземата, я наконец скинул с себя ненавистную колючую фашистскую форму и переоделся в родную советскую хлопчатобумажную и натянул на голову фуражку пограничника. Иван мог бы мной гордиться за сегодняшнюю ночь.
Подскочил радостный Федя: – Вернулись. А я за вас переживал!
Я потрепал Федю за плечо: – Так все путём, что за нас переживать. Спели немцам пионерская колыбельную на ночь. Теперь спят гансы без задних ног рядом со своими танками. А сейчас Федя давай праздновать нашу маленькую победу. Есть бутылка вина от Майора и самое главное, у нас есть картошка, – я потряс рукой с тремя картофелинами, – Нужны дрова.
Федины глаза загорелись при виде овощей. И сглотнув слюну он тут же исчез и вернулся минут через десять с вязанкой досок и веток.
Разожгли костер. Легкий сизый дымок начал подыматься вверх в вентиляционное отверстие в потолке. Я открыл бутылку вина и отхлебнув сморщился. Ну и кислятина. Пришел Ногай и подсев к костру начал разогревать тушенку в скрытой банке. Потом кинул хороший кусок тушеного мяса и небольшой кусочек сухаря в костер. И не смотря на мои громкие возражения плеснул из бутылки вина в костер.
– Ты чего продукты переводишь? – набросился я на Ногая, с криком.
Ногай расслаблено махнул рукой, что все в порядке и сказал: – Это подношение духам. Да. Иначе нельзя.
– Ты чего тут мракобесие разводишь? Вроде взрослый уже, а как ребенок – начал я.
Ногай внезапно согнул руку в локте, подняв ее вверх и быстро зашептал мне тревожным голосом: – Немчик замри!
Я замер, сижу не двигаюсь, теряясь в догадках откуда мне грозит неведомая опасность.
– Ээ теперь точно вылитый немец, когда злой.
– Ну шутник! – я запустил в Ногая гильзой от патрона. Тот ловко увернулся.
– Вот и Федя тебя перепутал, когда стрелял.
Федя благодарно посмотрел на Ногая.
–Ты даже в советской форме на немца похож, поэтому в тебя и стреляют наши. Думают, что ты не настоящий русский. Вот меня за немца почему-то не принимают. Да. Наверно потому что по мне сразу видно, что я русский – закончил тираду Ногай, при этом хитро сощурил раскосые глаза и заржал.
Счастливо засмеялся Федя и я тоже рассмеялся за компанию. Ногай все-таки умеет резко сменить скользкую тему и поднять настроение, хотя сегодня оно у меня и так приподнятое. Во-первых мы подбили танки, а во-вторых у нас есть картошка добытая честно в бою.
Отстрелявшись по мне, Ногай перешел к следующей жертве. Он посмотрел долгим взглядом на Федю.
– Ээ. Федя я же обещал тебя вылечить от страха. Да. Давай сейчас и начнем. Сегодняшняя ночь как раз для этого подходит»,– Ногай посмотрел на убывающую луну.
Федя доверчиво заулыбался и кивнул. Ногай начал приготовления. Для начала снова схватил мою бутылку и отлил вина в эмалированную кружку. Потом достал из-за пазухи мешочек и высыпал из него серый порошок в кружку с вином, добавив пучок какой-то свежей травы. И придвинул кружку к огню. Вскоре вино закипело, выплеснув из кружки в костер красную пену. Ногай отставил кружку с вином в сторону остужаться. Федя сидел ни живой, ни мертвый. Я с усмешкой смотрел на все эти приготовления, и подумал: «Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало».
Наконец Ногай дал выпить Феди остывшего варева и он морщась опорожнил кружку. Потом Ногай снял амулет со своей шеи, который представлял собой медный вогнутый круг на ремешке и приказал Феди смотреть на амулет. Федя повиновался. Круг на цепочке в руке Ногая начал стремительно вращаться по горизонтали, превращаясь в отблесках костра в огненный шар. Глаза Феди стали не подвижными и остекленели. Ногай взял Федю за руку, и подсев поближе закрыл свои глаза и начал раскачиваться. Потом тихо запел. Федя как будто спал с открытыми глазами, и блики огня играли на его закопченном лице. У меня было такое ощущение, что мы перенеслись в доисторические времена, сидим в пещере и жарим мамонта, а шаман благодарит духов за богатую добычу. Федя неожиданно громко расхохотался неестественным для него мощным басом. И так же внезапно замолчал. Потом снова расхохотался. Его левая рука неестественно согнулась и потом снова выпрямилась.
Я очнулся от первобытного сна и замер от удивления. Раньше что-то похожее я уже видел в цирке, куда нас водили вместе с классом, там индийский факир гипнотизировал симпатичную худую ассистентку. Похоже, что Ногай загипнотизировал Федю или дал ему выпить какую-то гадость, что теперь Федя ведет себя крайне странно и неадекватно. Вся эта идея с изгнанием Фединого страха не казалась мне, уже такой забавной и юморной, как вначале. Ногай снова начал раскачиваться, держа правую руку Феди.
Потом он внезапно открыл глаза и посмотрел на меня: – Ээ. Теперь с Федей будет все хорошо.
– Ты что вылечил его страх? – насмешливо спросил я.
Ногай расстроено покачал головой: – Не смог. Его страх слишком велик и нужно слишком много времени и испытаний, чтобы он преодолел его. На это уже нет времени. Да. Я ему призвал еще одного злого духа. Теперь он будет бояться потерять свое лицо перед своими товарищами и командиром,– при этом он многозначительно поднял указательный палец вверх и добавил, – а новый дух гораздо сильнее духа страха смерти.
Мой друг начал открываться для меня с пугающей стороны. Я исподлобья посмотрел на Ногая с нескрываемым сомнением в его душевном здоровье: – Ты чего несешь братан. Какие еще духи?
Я отхлебнул из бутылки кислого вина: – Давай братуха, хлебни винца и расслабься, а то ты уже всякий бред несешь.
Ногай улыбнулся и только отрицательно помотал головой.
– Не хочешь, мне больше достанется, – пробормотал я, решив что в данных экстраординарных обстоятельствах можно не обращать внимание на странности друга и занялся готовкой.
Доски прогорели и остались только красно-оранжевые угли с черно-серыми прожилками. Они были как живые, подрагивали и тихонько потрескивали. Я вытащил из немецкой сухарной сумки картошку и разгреб прутиком свободное место в кострище, потом положил туда гладкие светлые клубни. Сверху пришлось нагрести еще углей, чтобы закрыть их полностью.
Федя наконец очнулся. Посмотрел удивленно близорукими глазами сначала на Ногая, потом на меня.
– Похоже, шо типа я заснул, – произнес он неуверенно.
– Как здоровье Федюнчик? – ехидно поинтересовался я.
Федя поежился, как от холода и придвинулся к костру протягивая руки ближе к огню: – Да нормально все. А шо?
Я хитро ухмыльнулся и пожал плечами: – Ну мало ли. Может простыл, пока спал.
Федя испытующе посмотрел на Ногая и спросил: – Так шо, когда страх будем прогонять?
Ногай улыбнулся и спросил: – А что до сих пор страшно? Да.
Федя отшатнулся, как от удара: – Страшно? Кому? Мне?
Он подрагивающей от волнения рукой начал зачем-то разгребать картошку прутиком: – Да с чего вы взяли? Мне вообще страшно не бывает. Вот увидите. Короче больше от боя с фашистами не сбегу.
Я мягко забрал у него прутик и закопал дымящуюся картошку обратно. Федя не сопротивлялся и увидев початую бутылку вина хорошо приложился к ней. Больше к этой теме не возвращались и разговор мал помалу перетек в другое русло. Ногай рассказал Феди, как я сегодня ночью потрошил немецкие рюкзаки в поисках картошки, а ему в это время приходилось отбиваться, по меньшей мере, от взвода фрицев. Мы все втроем дружно посмеялись над нашим ночным приключением, которое чуть не закончилась для нас печально.
Бутылка вина почти закончилась и настроение у всех было расслабленным. Угли еще весело перемигивались и давали хороший жар. Спать уже почти не хотелось. Пора было начать дегустировать главное блюдо. Я начал выкатывать веточкой обугленные шарики картошки и как высшую награду вручать друзьям. Разве что на грудь, как ордена не вешал. И конечно не забыл и себя любимого. С нетерпением разломил, еще обжигающую пальцы, картофелину. Внутри оказалась желто-белая с рваными краями мякоть, от которой шел легкий пар. О, этот божественный аромат печеной картошки. Я осторожно надкусил ее обугленный край и перекатил на язык горячую крахмалистую мякоть, закрыв глаза от удовольствия. С небес на грешную землю меня вернул разочарованный голос Ногая: –Ээ. И из-за этого я рисковал жизнью?
Он недоуменно крутил на ноже дымящуюся черную картофелину.
– И что вы в этой картошке нашли? – продолжил Ногай счищая пригорелую кожицу, и портя своим нытьем, все мое приподнятое картофельное настроение.
– Вот свежо добытая лосятина. Вот это да. Нарезаешь ее большими кусками в казан. Да. Еще туда пряные травы и соль по вкусу, а потом заливаешь все водой и томишь на костре всю ночь, – мечтательно произнес Ногай.
Он зажмурился от удовольствия и проглотил комок в горле.
– Потом достаешь лосиное ребро, а мясо на нем прям еле держится и тает во рту. А какой бульон! А запах! Такого бульона вы никогда... – тут он пришел в себя и подозрительно посмотрел на наши удивленные лица, с отвисшими челюстями.
Я реально не ожидал от Ногая такой оды тушеной лосятине, что даже перестал жевать.
– Ээ. Да ничего вы в таежной кухне не понимаете. Да что я тут вообще перед вами городскими распинаюсь, – расстроено махнул рукой Ногай.
Мы с Федей понимающе друг с другом переглянулись и громко расхохотались.
– Ээ. Да ну вас к черту, – сказал Ногай обиженным тоном и отдав недоеденную картофелину Феде, пошел спать.
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Предыдущий
0 комментариев