Повесть: Умираю, но не сдаюсь. Глава 6. Майор, который оказался настоящим.
Восточный форт казался покинутым и безлюдным. – Сдались что ли все? – пробормотал я. Но это было обманчивое впечатление. За нами следили чьи-то глаза. Я чувствовал, что на моей голове от напряжения подымаются волосы. Хотелось спрятаться где-нибудь, ведь мы были как на ладони, и я усилием воли заставлял себя идти вперед. Не успели мы спуститься вниз коридора, между внутренним и внешним валами, сверху послышался чей-то слабый плаксивый голос: – Стой! А то стрелять буду, – как будто к нам обращался ребенок.
Мы остановились на эту просьбу. И тут же прозвучал выстрел. Пуля вонзилась в край моего бедра и ушла по касательной в землю. – Ты в кого стреляешь, курва! – заорал я, падая на землю и пытаясь подняться. Ногай прыгнул в ближайшую воронку и втащил меня следом.
– Ээ. Ну теперь мы точно знаем, что в форт не сдался, – сказал Ногай.
– Уроды, всех перестреляю! – заявил я. Ногай не возражал.
– Надо срочно обработать мою рану! – продолжил я делиться своими мыслями. И с этим Ногай тоже был полностью согласен.
Потом он вытащил нож и с серьезным видом сказал: – Сейчас тебя лечить буду Немчик. Скажи «Аааа».
Но мне было не до шуток. Он рассмеялся над моим недоуменным видом и начал, как заправский фельдшер распарывать мою штанину ножом. Потом вытащил из-за пазухи бинт.
– Трофейный. Да. Для себя берег, – со значением произнес Ногай.
– Надо же, на какие жертвы ты идешь ради раненого товарища, – с издевкой процедил я.
– Ээ. Ну не портянками же тебя бинтовать, – с улыбкой сказал Ногай и неожиданно вылил на рану хорошую дозу спирта из фляги.
Я заорал благим матом и попытался ударить рукой Ногая, но тот ловко увернулся.
– А ты думал Немчик, я тебе пузо буду медом мазать,– захохотал лекарь и начал мне туго бинтовать ногу.
Я уже не возмущался, только сжал сырую землю руками. Скоро лечение было окончено и я немного успокоился.
Ногай сидел довольный, как кот на мартовском солнышке, и улыбался: – Ээ слушай тебе повезло, пуля только чиркнула и навылет вышла. Все будет хорошо. Да. Скоро опять будешь с Гитлером воевать.
«Как тут воевать, когда свои же стреляют по тебе, как в тире», – подумал я.
Ногай тем временем высунувшись из воронки закричал: – Cвои. Не стреляйте.
Тот же плаксивый голос ответил: – А шо прячетесь, если свои.
Я подумал, что сейчас с удовольствием задушил бы этого плаксу.
– Не стреляй. Тогда выйдем,– продолжил переговоры Ногай и подмигнул мне.
– Выходите, – послышался ответ с холма.
Ногай поднялся и крикнул: – Мы свои. Выходим.
Вскоре Ногай исчез на гребне противоположного вала и уже вновь появился с молоденьким чернявым солдатиком, который щурясь близорукими глазами, все еще настороженно сжимал винтовку в руках. Он был похож скорее на ребенка, чем на солдата. Судя по всему, это и был обладатель плаксивого голоса и, на мое счастье, не сильно меткого глаза.
– Зачем стрелял то?! – набросился я на него.
– Да я случайно. Винтовка сама выстрелила, – залепетал солдатик.
Ну, точно он. – Сама выстрелила. Я случайно, – закряхтел я, передразнивая солдата.
– А мне что теперь с ногой делать, а у меня ведь секретное задание, – продолжал я накручивать, – А если бы убил.
Солдатик завертелся на одном месте, не зная, что сказать и что делать: – Испужался я. Не хотел.
Ногай, которого этот спектакль видимо сильно забавлял, наконец, вступился за парня: – Хорош уже Немчик. Что сделано, то сделано. Уже ничего не исправишь. Да. Пошли к командиру форта.
– Убедил, – сказал я, мне самому уже стало жалко смотреть на этого испуганного паренька.
Я сжал зубы и, держась за Ногая и солдатика заскакал на одной ноге в сторону внутреннего вала форта.
Добрались до форта, зашли внутрь. Вернее меня туда внесли, вперед ногами, подоспевшие наши бойцы. «Хорошенькое начало дня», – невесело подумал я.
Мы с Ногаем находились посреди одного из центральных казематов первого этажа форта. Солдаты все чем-то занимались. Кто-то тащил ящики с патронами, другие чистили оружие. И тут я увидел его. Моложавый, еще не старый подтянутый мужик, излучавший уверенность в себе и бодрость духа. Казалось его сильный с баском голос заполнял и заряжал весь форт энергией. У него была густая черная шевелюра и пронзительный взгляд черных глаз, в которых светилась доброта. Сразу всем становилось понятно, кто здесь командир. Да, это был тот самый майор, даже можно было не смотреть на его петлицы на гимнастерке.
Увидев нас, он приблизился: – Федя, что стряслось?
– Да вот… – начал солдатик.
Ногай его перебил: – Ээ. Мы с внешнего вала Кобринского укрепления, тут рядом с вами. Да. Наша группа, примерно пятьдесят человек, командует капитан Бойко, будет сегодня в два часа ночи прорываться на восток. У меня приказ сообщить...– тут Ногай споткнулся в своей речи и начал подбирать в голове слова, наконец найдя нужное продолжил, – информацию и идти дальше в Цитадель.
– Куда выходить, – вскинулся Майор,– у меня половина бойцов лежачие. Куда я их дену? Приказа на оставление крепости не было. Скоро должны подойти наши части на помощь. А значит, мы будем стоять здесь до последнего. Хотя дело ваше. Мы конечно поддержим вас, чем сможем. Что у вас там с водой?
– Ээ. Воды нет. Еды нет, патронов мало,– ответил Ногай, на его лице не дрогнул ни один мускул, хотя было видно, что он погрустнел.
– У нас тоже с водой не очень, хотя пока хватает, есть небольшой ледник, – продолжал Майор. – Зато продовольствия и боеприпасов много, целый склад. А вот с оружием все плохо. Не у всех даже винтовка есть. Что-то добыли в бою. Но многие вооружены, чем попало.
Майор помолчал, потом снова обратился к нам: – Что поесть можете получить на складе. И патроны тоже. Удачи вам добраться до цитадели.
Ногай поблагодарил, но отказался от продовольствия. Сказал Майору, что налегке проще идти. На том и разошлись.
Меня начало знобить, хотя стоял солнечный день. Все это время я просидел рядом со стенкой, и под конец разговора, со стоном, откинулся на кирпичный пол.
Ногай посмотрел на меня: – Немчик я тебя тут оставлю. Держись. Да. Ты пока не ходок. А мне надо срочно двигаться на центральный остров в цитадель.
Я кивнул и попросил: Не зови меня больше немчиком, люди косятся. Вася меня зовут. Вася Котов.
Ногай только улыбнулся и пожал мне руку: – Ээ. Да знаю я. Шучу. Береги себя Васёк, – и ушёл.
Майор Гавриилов не возражал, чтобы я остался. Меня перенесли к раненым во внешний вал форта в лазарет, устроенный в бывшей конюшне. Положили на солому и накормили сухарями с тушенкой. Вскоре подошла женщина лет тридцати, усталость на ее красивом лице делало ее старше. Форма врача и белый халат на ней были перепачканы кровью.
Врач внимательно осмотрела мою рану: – И где рана то солдатик? Так царапина. Заживет до свадьбы, – и пошла к следующему раненному бойцу.
– Ну если только с вами! – крикнул я ей вслед.
Она только растеряно посмотрела на меня, слишком уставшая, чтобы понять шутку, и пошла дальше. Я еще хотел спросить ее о Нюре, может она видела ее или слышала что о судьбе людей из Госпиталя, но не спросил. Мне вдруг почему-то захотелось, чтобы она не узнала, что у меня есть девушка. Я лежал на соломе и думал: «Ничего себе царапина». Я даже возмущенно засопел, каждое движение ногой вызывало нестерпимую боль. Но после осмотра доктором, рана действительно стала, как будто, меньше болеть. Тяжкие думы одолевали меня: «Теперь ранение, далеко с такой раной я не убегу, а значит розыск и спасение Нюры откладывается на неопределенное время. Постоянно какие-то преграды появляются между нами. Неужели нам не суждено быть вместе?» Образ Нюры внезапно сменился образом военврача из лазарета. Это была довольно красивая статная женщина, и она была старше меня лет на десять. Мне пришлось себя одернуть, как я могу думать о враче, когда у меня есть Нюра и она наверняка надеяться, что ее жених придет к ней на помощь. Я попытался уснуть, но не смог.
Сон не шел и долго лежать со стонущими раненными не было душевных сил, непрекращающаяся немецкая пропаганда с призывами сдаваться тоже доставала. Нужно было найти себе дело, чтобы не сойти с ума окончательно. Поэтому, несмотря на боль, я прихрамывая направился в основной форт.
Майор, увидев меня, подошел и сочувственно спросил: – Как нога?
– Врач сказала, что до свадьбы заживет, товарищ майор. Дайте какое-нибудь дело, – попросил я.
– Набивать ленты для пулемета Максима умеешь? – немного подумав, спросил он.
Я закивал, что да, мол умею.
– Ну иди тогда на склад. Федя тебя проводит, – Майор окликнул Плаксу, как я про себя прозвал плаксивого солдатика, который стрелял в меня.
Тот видать, чувствуя свою вину, за утреннее происшествие, с радостью откликнулся стать моим поводырем по форту. Он оказался неплохим парнем. Звали его Мефодий, как он мне сам важно представился, но все его звали просто Федя.
Федя рассказал, что в первый день войны, он сам чудом спасся, после чудовищной утренней бомбардировки. Его казарму разбомбили. Раздетый, он выскочил босиком, перескакивая через убитых товарищей, без оружия, во двор на центральном острове. Все горело. Все бежали и Федя тоже побежал. Добежал аж до Восточного форта, где майор Гавриилов остановил его и других бойцов, привел всех в чувство и дал уверенность в победе. Майор организовал из солдат и командиров из разных частей свой отряд и начал держать крепкую оборону.
– Вот это настояяяящий командир, – восхищенно тянул букву «я» Федя. – У нас тут короче за каждым сектором наблюдает свое отделение и мышь не проскочит. Дадим короче немцу прикурить.
Я криво улыбнулся: – Да, я заметил.
Федя шмыгнул носом и виновато замолчал.
Наконец я дохромал c Федей до склада. Вверх, под куполообразный потолок, уходили пирамиды пыльных ящиков со снарядами и патронами. Отдельно в стороне возвышались две стойки зенитных установок. Это были счетверенные пулеметы Максима, изобретение гениев оружейной советской мысли. Громоздкая вещь и весила прилично, но в бою этот неповоротливый Змей Горыныч давал жару.
– Ого! – воскликнул я, увидев зенитку.
Федя подошел к зенитке и непочтительно пнул ее по низу: – Да это хлам. Непонятно стреляет вообще или нет. Короче. Ей только ворон с воробьями сбивать.
– Э нет, браток. Тут ты не прав, – сказал я Феде, и нежно погладил ребристые стволы пулеметов. – Этой штукой и самолет можно при случае сбить на небольшой высоте и по легкому танку вдарить. А про пехоту так я вообще молчу. А что они у вас здесь пылятся?
– Так никто не знает, как ими управляться. Все разбежались спецы. А сколько воды сюда короче залить надо. Этой водой же можно наверное день или два, весь форт поить, – профессионально заметил Федя.
– Ну, с водой что-нибудь придумаем, – сказал я, – В конце концов можно стрелять и без воды, если короткими очередями и недолго.
Я занялся осмотром ближайшего зенитного пулемета. Зенитка была новье, еще в заводском масле. Патронов было на складе до вверху. Я затянул пулеметную ленту в приемник и дернул справа рукоятку вперед, потом резко назад. Один пулемет к стрельбе был готов. Не использовать против фашистов эту адскую машинку было просто преступлением. А сейчас она просто собирала пыль и занимала место. Все мое нутро воспротивилось этой несправедливости. И я, расхрабрившись, послал Федю к Майору с просьбой ввести в бой простаивающие зенитки.
Минут через десять Гавриилов с Федей уже стояли рядом с зенитным пулеметом и слушали, как я с горящими глазами толкаю речь про достоинства этой зенитной установки. Майор сразу сообразил, какое преимущество дает моя находка для обороны форта и веселые, задорные искорки забегали в его черных глазах. Он кивнул соглашаясь: – Да оружия у нас мало, грех не использовать. – Майор вспомнил, что воду можно взять из колодца в лазарете. Для питья из-за примеси конской мочи она практически не годилась, но в качестве технической вполне сошла бы.
Сказано – сделано. Уже через час две установки, полностью заправленные патронами и водой, стояли во внутреннем форту на втором этаже. А я объяснял солдатам, как использовать и обслуживать зенитку. Многие были знакомы с пулеметом Максима раньше, поэтому останавливался только на существенных нюансах.
Огневой мощи восьми пулеметов было слишком много для внутреннего двора форта, поэтому вторую зенитку майор приказал установить на гребне вала в окопе и замаскировать ветками. Когда стемнело, бойцы перетащили зенитку наверх в отрытый окоп. Я руководил работами по перемещению и на правах более опытного товарища занял место пулеметчика. Федя примостился рядом со мной вторым номером. Майор убедившись, что все в порядке, оставил с нами еще одного бойца в помощь и удалился по своим командирским делам.
Совсем стемнело, в небе рассыпались яркие звезды. Немцы этой ночью почти не подсвечивали небо сигнальными ракетами. Я поставил Федю в караул на два часа и попросил его разбудить меня, чтобы сменить его.
Федя близоруко сощурился и выкрикнул: – Есть!
Я аж сжался от его крика и сказал ему: – Да хорош орать, всех фашистов разбудишь.
Федя смутился.
Чтобы поддержать разговор я спросил у него: – А у тебя что со зрением?
Федя оживился: – Да плохо вижу в дали. Но вблизи нормально.
– А что без очков?
– Да были. Но когда все началось, тумбочка перевернулась. Так и не смог их найти.
– Понятно.
На меня накатилась усталость, и нога снова начала ныть и мне стало не до разговоров. Глаза стали сами закрываться, и я вдруг ярко вспомнил нашу первую встречу с Нюрой у фонтана в городском парке. Это было в конце мая этого года. Пели птицы, распускались цветы и играл духовой оркестр. Хотелось влюбиться, хоть в кого-нибудь, и мы оказались с ней на одной весенней волне, и наши сердца нашли друг друга. Увлекшись воспоминаниями я и не заметил как задремал, как вдруг кто-то в ухо закричал до боли знакомым плаксивым голосом:
– Немцы!
0 комментариев