В рассказе про Галиничей я цитировала воспоминания потомков Ангелины: из В* кто-то на праздники приезжал.

На тот момент у меня были не все метрические книги, но удалось узнать, что мама нашей героини была родом из указанного села, и я предполагала, что приезжали двоюродные-троюродные родственники.

Сейчас оцифровали все, и оказалось, что родная сестра Ангелины вышла замуж за жителя В* и переехала к нему. Скорее всего, именно она и ее потомки, как более близкие родственники, были теми самыми гостями, рассказ о которых попал ко мне в руки.

А Ангелина Николаевна Белан действительно вышла замуж на Ульяна Васильевича Лозко 19 февраля 1911 года.

Лука Иванов Нелеп был солдатом. Пока не знаю, уходил ли он как рекрут или уже после ввода всеобщей воинской повинности — по жребию, как бы то ни было, в 1875, когда у него рождается сын Остап, статус Луки звучит как «временно отпускной солдат». Но удивительно не это. Матерью Остапа указана Доминикия Васильева. Пока в доступе были книги не всех лет, я предполагала, что у Луки было несколько браков. Но когда оцифровали все, оказалось, что у остальных восьми его детей маму звали Анисья Кириллова, которая благополучно здравствовала даже в 1912 году. Причем она была женой Луки и матерью его детей как до Остапа, так и после него.

Получается, что в записи 1875 ошибка. Это подтвердилось почти сразу: в 1880 году Доминикия Васильева снова появляется в метриках в качестве крестной с фамилией Хомутовская. И в 1912 она тоже здравствует, как и ее супруг — Матвей Семенов Хомутовский. Начинаю проверять их детей и браки и…

Следующая запись после рождения Остапа — Дмитрий. Родители: Матвей Семенов Хомутовский и Доминикия Васильева.

Метрическая книга, которая есть в наличии — явно консисторский экземпляр. Вероятно, при переносе записей из черновика или из приходского экземпляра автор случайно указал имя матери из следующей записи. Посмотрел человек не туда, бывает. Может, не заметил ошибку, может, поленился переписывать целую страницу — сложно сказать. Как бы то ни было, я теперь твердо уверена, кто на самом деле был мамой Остапа.

Остап выжил, женился, стал отцом не менее 9 раз. Все три его сына погибли во вторую мировую, как и один их внуков. Связи с потомками этого рода у меня нет, но предполагаю, что род все же продолжился. И правнук Остапа — Матвей Нелеп спас когда-то давно мою маму-подростка, когда та начала тонуть в реке.

«Санык с Евой почтаркой точно родня», — был записан у меня комментарий около одной из схем о жителях села 20 века. Вспомнилось, вероятно, когда-то во время разговора, вот и записала, чтобы не забыть, а при случае и проверить.

Проверить получилось только тогда, когда оцифровали книги конца 19 и начала 20 века. Что я знала к этому моменту? Предков Саныка минимум 4 поколения и то, что Ева была дочерью Кузьмы Скумина и Ольги почтарки (примерный год рождения родителей — 1925).

Мальчики, рожденные до 1929 года были участниками второй мировой, поэтому первым делом я пошла искать Кузьму в книге Автора. Нашлось два варианта: Иванович (1913 гр) и Григорьевич (на памяти народа указан как 1918 гр). Метрическая книга за 1913 год у меня есть. Смотрю:

Кузьма, сын Ивана Максимовича Скумина и Феодосии Ивановны.

В базе данных уточняю фамилию до брака — Игнатюк. Там же вижу, что бабушкой Саныка по матери была Анна Ивановна (в девичестве Игнатюк).

Бинго! Бабушки Саныка и Евы были родными сестрами, а они друг другу — троюродными.

Некоторые сомнения оставалась из-за несоответствия возраста Кузьмы, который был указан у меня с тем, который получился на деле. Хотелось еще каких-то подтверждений, что определила все правильно.

Открыла схему села середины века. Ольга жила по соседству со Степаном Якимцом. А что в начале века на этом месте? Смотрю ведомость 1912 года, а там: дед Степана, а по соседству дед Ольги. Решила, что это достаточные аргументы для того, чтобы считать загадку о родстве разгаданной.

Этот род появился в селе еще в первой трети 19 века. Евтихий Яковлев Колодич, рожденный, вероятно, в деревне П*, женился на жительнице села Х*. Произошло это примерно 23 году и первый ребенок не выжил, зато еще семеро, рожденных после 1826 года дожили до взрослого возраста. Поразительная для того времени статистика!

Евтихий был сыном Якова Потапиева Колодича, поэтому на новом месте его называли то с официальной фамилией, то по деду — Потаповым или просто Потапом. А порой и вовсе Симончуком, указывая таким образом на местность, откуда он был родом, где эта фамилия была одной из самых распространенных.

На несколько десятилетий именно этот вариант будет основным для его потомков. Дети и даже внуки женятся, выходят замуж и становятся родителями как Симончуки. И только в самом конце 19 века, начиная с 1896 года они вдруг переименовываются в Потапчуков, в память о давнем предке. Именно этот вариант фамилии указан в исповедальных ведомостях и знаком мне. Значительно позже узнала, что было еще прозвище «Черепы», видимо, более позднего времени, т. к. в метрических книгах оно не встречалось. А связано было, скорее всего, с характерной форой головы у представителей фамилии: широкой височной зоной черепа.

Двор после Дроздов был их вотчиной с самых давних времен. Думаю, это был последний дом на плане 1828 года. Род жены Евтихия проследить не удалось. То ли не было мужских потомков, то ли еще что случилось. Но есть ощущение, что она была в родстве с Никифором Дидичем или его женой.

Фамилия Нелеп была в селе еще с конца 18 века. Все линии века 20 свелись к одному представителю: Емельяну Тимофееву Нелепу/Хилько, запись о браке которого есть в книге 1798 года. Там он указан как местный житель. Других представителей фамилии в то время в селе не было. Зато Хилько и Хильковец регулярно встречались в деревне южнее. Скорее всего, предки Емельяна были оттуда. Косвенно это подтверждается тем фактом, что двое из 4 сыновей Емельяна выбрали в жены жительниц той же деревни П*.

К 1828 году род насчитывает 14 человек. И живет, предполагаю, сразу после Ганделика. Двор сохранился во владении потомков и в начале и в середине 20 века.

По непонятным для меня причинам в одной из ветвей рода во второй половине позапрошлого века фамилия изменилась на Скумин. Михаил Антонов был рожден как Нелеп, женился как Скумин, половина его детей записана с одной фамилией, другая половина — со второй. Умирает он как Нелеп, но все потомки продолжают род под фамилией Скумин, в том числе и Котилюки.

Вотчина же остается во владении другой ветви рода, которая потом будет носить прозвище Дрозды. Возможно, по каким-то личным причинам, но быть может, это отсылка к какой-то родне из Белорусского села, где существовала такая фамилия.

К началу 20 века два внука Филиппа Гречко, которые жили по соседству со Стальчуками вряд ли знали о своем с ними родстве. Даже сейчас дальше третьего поколения уже никто не считает и редко помнит, в те времена, подозреваю, считали и того меньше. Если род малочисленный, еще могли учитывать троюродных, а если обширный, то вряд ли. Здесь же идет речь уже о 5 поколении, так что шансов никаких.

Зато о родстве теперь знаю я.

Как и о том, что именно здесь, на нынешней земле Ганделика, стоял когда-то дом моего пра(7)деда Федора Евстафиева Подобая/Забавки, чьи потомки носят фамилии Гречко и Стальчук. Причем Федор мне предок дважды. В 1890 году потомки двух его ветвей снова объединились, чтобы стать родителями моего прадеда Филиппа.

Фамилия Стальчук для села относительно новая, она появилась только в 18 веке. Все носители фамилии оказались родственниками не только в селе Х, но и в соседнем, хотя там фамилия писалась в 1912 году несколько иначе: Стахийчук. Изначально такая форма записи была и в нашем селе, но со временем упростилась. И произошла она от имени дальнего предка, которого звали Евстафий. Сначала его потомки стали Стахиевы, потом Стахийчуки и, наконец, Стальчуки.

По большому счету, род начался с Артема Стахийчука, который в 1848 году женился на жительнице соседнего села. Именно его потомки стали носителями фамилии и продолжают род до сегодняшнего дня. При этом первый ребенок у Артема родился под фамилией Черняков, следующие двое как Гречко, и только начиная с 4 с будущей официальной фамилией. А в качестве крестного Артем еще и как Чиль указывался.

И это не случайно. Сохранность метрических книг первой трети 19 века не так хороша, как мне бы хотелось, но глубокий анализ источников позволяет предположить, что Артем был внуком Андрея Федоровича Забавки. Его отец был солдатом в то время, когда служили 25 лет и мизерным шансом выжить, но отцу повезло вернуться. Правда, Артем рос без него, а в семье родственников отца по фамилии Гречко и с прозвищем Чили.

Были у отца и другие родственники, например, двоюродный брат Даниил (сын Евфимия Федоровича), который тоже упоминался то с фамилией Забавка, то как Стахейчук, то вообще как Скумин, хотя всего дети женились под фамилией Гречко. Даниил тоже рос без отца, который умер в молодом возрасте, а мать вышла замуж второй в раз в другое село, по каким-то причинам оставив мальчика в семье мужа.

Уже к 1828 году это был большой род, занимавший, вероятно, два дома (сейчас это территория Ганделика и участок слева от него), где жили три ветви потомка Федора Схаиева Забавки, по прозвищу Черный. Потомки Даниила сохраняли прозвище Черняковские даже в 20 веке, потомки Артема стали Стальчуками, а третья ветка носила прозвище Чили.

Интересно, что один из представителей ветки Чилей женился и перешел жить к жене в соседнее село, и там он тоже стал Стахейчуков. Видимо, потому, что Гречко там и без него весьма распространённая фамилия.

Сначала я увидела это прозвище в метрической книге 1883 года, затем в более ранних записях. И только потом узнала, что оно существовало и позже. Не знаю, называют ли в селе кого-то так сейчас, но вроде бы нет.

Гавриил Семенов Боровик был единственным сыном Семена Зубея, о котором я знаю. Рано оставшись без отца, жил с отчимом, впрочем, тоже не слишком долго, уже лет в 20 остался старшим мужчиной в роду. Женился в 1811, но жена прожила недолго, но повторно в брак не вступал, пережив супругу почти на 30 лет.

В браке было два сына и несколько дочерей, один из сыновей был солдатом, но благополучно вернулся домой. Один из внуков так же стал солдатом. Род нельзя назвать обширным, но крепким — вполне. Потомки живы и в наши дни, в том числе и по прямой мужской линии. И даже имя Гавриил встречалось совсем недавно. У того, первого, Гаврилы был внук — Ларион (Илларион), внука которого назвали так же, как предка. Вряд ли зная, но память предков она такая. Берет свое, даже если мы об этом ни сном ни духом.

Прозвище, однако, шло по другой, не солдатской, линии. Как и вотчина, оставшаяся внуку Ивану и его потомках, о которых писала в прошлый раз.

В архиве мне удалось найти «план избранного места под постройку каменной церкви Волынской губернии О* уезда в селе Х», который был рассмотрен по журналу Совета путей сообщений и публичных зданий 8 декабря 1837 года № 2957. Но если я правильно поняла рукописную запись внизу, данные актуальны для 1828 года. И это совпадает с данными из метрической книги за тот же год, где указано, что в приходе 29 дворов (на плане 30).

На этом плане указано расположение домов в масштабе. Полноценный чертеж того времени. Получилось, что село двухсотлетней давности я представляю себе лучше, чем текущее.

В то время оно занимало совсем небольшую территорию. От современной школы до поворота на головню. 18 домов по правой стороне и 12 по левой. Плюс дом священника и еще один, тоже довольно крупный, думаю, что лавка или шинок, впрочем, может быть просто кто-то очень обеспеченный.

Интересно, что по данным клировых ведомостей в это время в селе было минимальное количество жителей — около 240 человек. В то время как на 30 лет раньше — 340 (и 51 двор). Получается, что село было больше, потом «сузилось», а потом снова начало расшиться.

К 1912 году по исповедальной ведомости значится 118 дворов, в 1913 — 122. Что говорит о некоторой условности подсчетов. Но перечисление жителей не по алфавиту натолкнуло меня на мысль о перечислении в порядке проживания. Правда, я до сих пор точно не знаю, откуда начинался счет. Предполагаю, что от церкви вдоль новой улицы (сейчас — дорога на Балтику), где в то время дома уже были (№ 1-26). Здесь совсем нет родственных связей между соседями, потому предполагаю, что территория занималась просто по мере необходимости теми, кому это было нужно. И участки уже были не исходных размеров начала прошлого века, а «по современным нормативам».

Следующие дворы (27-45, о которых я уже рассказывала) располагались от дома священника до кладбища. Самая древняя часть села, где изначально большие участки делились между потомками. Здесь мне в большинстве случаев удалось проследить связь владельцев начала и середины века, что подтверждает правильность предположения о принципе перечисления семей в исповедальной ведомости.

Дворы от 46 по 55 — пробел. Не знаю потомков указанных в ведомости людей, не совсем понимаю, где могли быть дома. Предполагаю, что это тоже более «новая» часть села: практически нет возрастных домовладельцев, в основном везде братья на одном дворе, потом чужие соседи и так далее. Вероятно, эти дома строились лет 30 назад и располагались на месте нынешней остановки и почты, сразу после старого кладбища.

С 56 по 61 логика снова видна. Начиная со двора Кухарики нумерация, которая до этого шла по правой стороне улицы, разворачивается и продолжается по левой стоне, местами подтверждаясь потомками.

Следующие три двора занимала семья родного брата моей прабабушки Ксении — Митрофана (иногда писали как Дмитрий, а называли, скорее всего, Митро). Единственный мужской потомок Фомы Зубея. Не удивительно, что именно его большая семья заняла всю землю предка. Тут же жил бездетный троюродный брат Митрофана — Остап. Кстати, этот род — рекордсмены по количеству крестников в селе. У Митрофана их больше 40, у Остапа больше 30, а у его жены — больше 50.

Митрофан был трижды женат. Первый брак продлился 5 лет, но детей не появилось. После смерти супруги он женился второй раз на Варваре Петровой. За 12 лет появилось 5 детей. А после ее смерти во время очередных родов женился еще раз, на юной Варваре Шинкарь. И в этом браке появляется еще 10 детей. Так что и по этому показателю наш Митрофан — лидер села. За столетнюю историю, которую я наблюдаю, большего 15 детей не было ни у кого. Да и столько — только у пятерых мужчин (с учетом нашего героя). Правда, о потомках знаю не очень много. Один из внуков женился далеко от села (как он туда попал — пока загадка, впрочем, речь идет уже про 1921 год, к тому времени многое изменилось). Несколько потомков выжили и остались в селе, но что произошло с большинством — неизвестно. По слухам, род по мужской линии продолжается до сих пор. А вот где был двор Митрофана и кто там живет сейчас — не знаю.

Следующая территория (по ведомости 1912 года, нумерации которой я придерживаюсь, это 4 двора, по ведомости 1913 — два) похоже была вотчиной Мельников. Они же Крутюки. Единственная фамилия, причем довольно многочисленная, у которой никаких других прозвищ не было. В документах встречаются оба варианта вплоть до начала 20 века, когда у всех остальных жителей села фамилия уже устоялась. Например, в одной из записей о рождении был такой вариант: «… Мельник (он же Крутюк) и его законная жена …». Позже Крутюк осталось прозвищем у одной из веток, остальных так уже не называли.

Интересно, что в соседних селах Крутюк указывается как основная фамилия, быть может, где-то в глубине веков у этих линий есть общие предки, внимательно я не искала, а бегло ничего не нашла.

В самых ранних книгах предки Мельников несколько раз упоминаются с прозвищем: Курть. Мне кажется, это пошло от слова крутить, крутились жернова мельницы. Дети получали прозвище куртюки, но это сложно выговаривать, буквы поменялись местами и получились крутюки. По ощущениям, это был очень закрытый род. У них совсем редко выбирали в крестные друзей, отдавая предпочтение близкой родне, причем своей, а не супруга. Волевые были и мужчины и женщены.

Следующие два дома по исповедальной ведомости 1912 года принадлежат разным фамилиям: Белан и Лозко. А в 1913 эти же семьи указаны как Белан и Лозко-Белан.

И сейчас я уже точно знаю, почему вдруг появилась двойная фамилия во втором случае.

В 1866 году старшая из пяти сестер, девятнадцатилетняя Акелина Степановна Белан выходит замуж за жителя соседнего села по фамилии Лозко, который переселяется к ней. В течение 10 лет у них рождается 4 детей, а потом супруг с забавным прозвищем «Цыбуля» умирает. Через год Акелина снова выходит замуж за жителя соседнего села, и как минимум пару лет они живут на том же месте. Но умирают каждый в своем селе, причем она переживет второго мужа на 18 лет.

Сын Акелины от первого брака, оставшийся без отца в пятилетнем возрасте, и будет тем самым носителем двойной фамилии. Причем потомки его, скорее всего, останутся именно с девичьей фамилией матери.

Ну а владельцы домов 35 и 36 в 1912 году приходились другу другу троюродными братьями. Оба они были внуками Алексея Балана и Матроны Лихоты.

А дальше начинаются гадания. Вроде бы вотчина фамилии Белан уже определена — это дворы 42-44, где жил Николай. Алексей приходился ему родным братом, но его потомки оказались на дворах 35-36. Возможно, Алексей жил во дворе жены, т. к. никаких других потомков по мужской линии я не вижу. Либо я ошиблась, и Николай пришел к жене. Поскольку это вопрос о рубеже 17 и 18 веков, правды скорее всего я уже не узнаю.

Но заметила любопытное. И потомки Николая и потомки Алексея активно крестят и выбирают в качестве крестных потомков Петра Мельника. Видимо, было какое-то близкое родство, корни которого в скрытом от меня конце 18 века.

Единственное, что я могу сказать более менее точно: две ветви потомков Гордея Белана на протяжении века жили на двух разных территориях, но носили общее прозвище — Тузы. А кто там жил в середине 20 века и почему так получилось — пока загадка.

Нечасто бывает, что даже после брака женщина осталась с родовым прозвищем отца, а не мужа. Но у Ганны Мельнички получилось. Именно ее дед Тихон значится владельцем дома № 37, зажатым между Невойтами и Лозко-Беланами. Что уже вызывает вопросы. Центральная часть села, заселенная давным-давно, где изначально большие участки делись постепенно между потомками. Там просто не могло быть ситуации, чтобы вклинился кто-то чужой со стороны. Но факт остается фактом — никто из соседей близкой родней Тихону не являлся. Долгое время эта история была для меня загадкой. Но потом паззл начал складываться.

Началось все с книги Автора, где в воспоминаниях его отец рассказывает про род «Бенды»: «Мой дед прослужил в армии 25 лет, пришел из армии, его никто не узнал, женился, и родилось еще 4 дочки. В армии он научился читать и писать, поэтому его поставили объездчиком, поэтому материнский род назвали объездчиками, а потом стали называть бендами». (перевод и адаптация текста — мои). Как это часто бывает, в семейный легендах, передающихся устно, часть информации — правда, а другая часть — домыслы. Пропорции могут быть разными.

Сколько служит Петр Шинкарь в армии — пока не знаю, но в 1858 году он женится первый раз в звании унтер-офицера, отпущенного по билету. И затем еще 8 лет никаких упоминаний о нем нет. А вот начиная с 1865 он в селе уже постоянно. После смерти первой супруги женится второй раз в 68 году (в статусе отставного солдата). В этом браке, который был вторым для обоих, но дети от первых браков не выжили, рождается 8 девочек. Выживут и останутся в селе 5. Старшая дочь Татьяна станет женой Андрея Дворака. И именно эта ветвь продолжит носить прозвище Бенды даже во времена моего детства, спустя более ста лет после смерти объездчика Петра Шинкаря. К слову, у меня пока нет никаких данных, подтверждающих, что он действительно трудился на этой должности. Быть может, прозвище пошло потому, что он занимался объездкой лошадей?.. Но вернемся к наследницам героя рассказа.

Младшая дочь Екатерина станет бабушкой Автора, а вот средняя сестра — Ирина — выйдет замуж за Тихона Мельника. Причем это произойдет через два месяца после смерти отца невесты, когда две старшие сестры уже замужем и живут отдельно, а две младшие еще даже не подростки. Без мужских рук в селе никак. И Тихон приходит жить к жене и теще. Впрочем, возможно, он стал жить здесь позже, после смерти тещи. Как бы то ни было, с 1912 года именно он и его потомки жили на дворе № 37.

И либо на этом месте было две вотчины — Шинкарей и Невойтов. Либо одна. Ведь жена Филимона Невойта, Феодосии, чьи потомки жили по правую сторону от Ганны Мельнички, была родной старшей сестрой Петра-объездчика. А живущие на этом месте в середине 60-х их потом Александр и Анна приходились друг другу четвероюродными братом и сестрой, о чем, конечно, вряд ли знали. С тем количеством родственников, что было в то время, даже троюродных не всегда считали близкой родней.

UPD

В 1877 в записи о рождении Ирины Петр действительно указан как объездчик и отставной рядовой. Права была легенда.

Продолжаю нашу виртуальную прогулку по селу начала 20 века.

После домов Двораков мы снова видим два двора близких родственников. Хозяином первого указан Клим Филимонов Скумин 74 лет. На самом деле Климу почти 76, редкая история, когда реальный возраст больше указанного, впрочем, погрешность невелика. С ним живут вторая жена, дети, внуки и недавно рожденный правнук.

А по соседству — три племянника с семьями. Всего 31 человек на двух дворах.

Очевидно, что поженившись в далеком 1825 году Филимон Невойт и Феодосия Шинкарь стали жить именно здесь. Здесь появились на свет их дети. И именно здесь стали жить два выживших сына, когда выросли и обзавелись семьями. А вот чья это была вотчина — отца или матери — пока не знаю. Для решения этой загадки нужно пройти по селу в наше время, посмотреть на ширину участков потомков Филимона, которые продолжили жить на родной земле, и понять, достаточно ли там места для двух вотчин.

Удивительно, но при такой многочисленности рода сто лет назад, сегодня я знаю судьбу совсем мало числа людей. Что стало с большинством — пока загадка.

В 1912 году соседями Саввы Белана указаны два брата: Андрей и Меркурий Двораки. Братьями они были только по отцу, когда старший женился, младшему было всего 6 лет. Тем не менее оба остались на отцовском дворе. Правда, вотчиной эту землю можно назвать несколько условно. Дело в том, что двор был родной не для их отца, рожденного в соседней деревне, а для матери старшего из братьев. Здесь жили его дед и баба.

История, когда мужья приходили жить к женам была не очень частой и обычно случалась в случае нехватки мужских рук в роду у невесты. Здесь всё было именно так. У Марины (матери Андрея) не было братьев, поэтому когда старшая сестра вышла замуж за жителя соседнего села, муж пришел к ней. Так в Хочино появилась одна из веток Лозко.

10 лет Степан жил с тестем и тещей. А потом решил отделиться и жить отдельно. К тому времени Марина успела выйти замуж и пару лет пожить у мужа. То ли там было сложно, то ли чтобы помочь уже взрослым родителям, то ли всё сразу, но Марина с мужем переходят жить к её отцу. Так фамилия Дворак появляется в Селе.

Живут почти 15 лет, пока она не умирает от чахотки. Муж, оставшийся с четырьмя детьми, младшему из которых 3 месяца, буквально на следующий день после смерти супруги женится вновь. Не думаю, что это понравилось тестю, но выгонять зятя с внуками он не стал, разрешив жить на своей земле, но отдельно. Так появляется второй дом, где впоследствии родился Меркурий и где он остался жить после смерти родителей. Андрей же после брака (а может и раньше) жил в доме бабушки и дедушки. Женившись, он стал основателем рода, получившего по жене прозвище «Бенды».

Пока я не совсем понимаю, что стало с этой землей в 20 веке, но вероятно, там находился двор Гали Демьяновой, которая по моим предположениям приходилась Меркурию внучкой.

№ 40-41 Дворак

В 1912 году соседями Саввы Белана указаны два брата: Андрей и Меркурий Двораки. Братьями они были только по отцу, когда старший женился, младшему было всего 6 лет. Тем не менее оба остались на отцовском дворе. Правда, вотчиной эту землю можно назвать несколько условно. Дело в том, что двор был родной не для их отца, рожденного в соседней деревне, а для матери старшего из братьев. Здесь жили его дед и баба.

История, когда мужья приходили жить к женам была не очень частой и обычно случалась в случае нехватки мужских рук в роду у невесты. Здесь всё было именно так. У Марины (матери Андрея) не было братьев, поэтому когда старшая сестра вышла замуж за жителя соседнего села, муж пришел к ней. Так в Хочино появилась одна из веток Лозко.

10 лет Степан жил с тестем и тещей. А потом решил отделиться и жить отдельно. К тому времени Марина успела выйти замуж и пару лет пожить у мужа. То ли там было сложно, то ли чтобы помочь уже взрослым родителям, то ли всё сразу, но Марина с мужем переходят жить к её отцу. Так фамилия Дворак появляется в Селе.

Живут почти 15 лет, пока она не умирает от чахотки. Муж, оставшийся с четырьмя детьми, младшему из которых 3 месяца, буквально на следующий день после смерти супруги женится вновь. Не думаю, что это понравилось тестю, но выгонять зятя с внуками он не стал, разрешив жить на своей земле, но отдельно. Так появляется второй дом, где впоследствии родился Меркурий и где он остался жить после смерти родителей. Андрей же после брака (а может и раньше) жил в доме бабушки и дедушки. Женившись, он стал основателем рода, получившего по жене прозвище «Бенды».

Пока я не совсем понимаю, что стало с этой землей в 20 веке, но вероятно, там находился двор Гали Демьяновой, которая по моим предположениям приходилась Меркурию внучкой.

Благодаря исповедальной ведомости и её автору, записавшему прихожан в порядке расположения их дворов и помощи старших родственников и знакомых я смогла проследить историю Села с начала до второй половины 20 века. Там, где когда-то жили Савва Белан, Михаил Игнатюк и Павел Мельник (42, 43 и 44 дворы соответственно) стали жить их потомки: Митро с Просей и Ганна Шведиха.

А благодаря работе с метрическими книгами могу предполагать, что в начале позапрошлого века на этой земле жил Николай Гордеев Белан. Именно к нему сводятся линии владельцев земли начала века прошлого.

Николай Белан прожил довольно долгую по тем временам жизнь и умер в возрасте 74 лет «от старости лет». Правда, скорее всего, он был моложе, указанный возраст смерти пожилых людей чаще всего был больше числа реально прожитых ими лет. Видимо, поправка за тяжелые условия жизни =).

Точно известно, что Селе остались 2 его сына, 6 внуков и 5 внучек. Казалось бы, вопросов с мужскими руками возникнуть не должно, но были нюансы. Два внука ушли в рекруты, выжили, вернулись, но весь срок службы дома появлялись от случая к случаю, а, значит, работать на земле толком не могли. Еще два внука умерли в молодом возрасте не дожив и до 30, причем один из них был лесным старостой (минус еще одни рабочие руки). Получается, что на всю толпу женщин и детей всего два молодых мужчины. Это слишком мало, поэтому в какой-то момент младшая внучка и старшая правнучка уходят от свекровей и начинают жить с мужьями на родительском дворе. Мужа внучки звали Павел Мельник, а мужа правнучки — Михаил Игнатюк. Савва же оказался здесь по праву рождения. Как самый младший правнук, прямой потомок по мужской линии, он просто жил на земле прадеда.

В моих исследованиях я опираюсь на четыре источника: метрические книги (19 век ±10 лет), исповедальная ведомость 1912 года, книга Анатоля Шинкаря (он же Автор). И все то, что удалость узнать, расспрашивая родственников, знакомых и знакомых знакомых (огромная им благодарность за помощь в исполнении моей мечты!). Иногда информации достаточно и узор рода виден и понятен.

Но иногда бывает иначе. Как, например, в случае с Саввой Николаевичем Баланом.

Вопросы начинаются еще с его рождения, записи о котором нет. Хотя должна быть: все нужные книги есть, а записи — нет. Но при этом он точно сын солдата Николая Белана, это указано в записи о браке Саввы. Да и пробел между другими детьми у Николая слишком большой, так словно кто-то пропущен. В общем, сомневаться в отцовстве не приходится, но идей о причинах отсутствия записи у меня пока нет.

К 1912 году Савва отец 5 детей: 3 девочек и 2 мальчиков. Позже родится еще один сын, который погибнет во время войны, как и его старший брат. А вот что стало с остальными детьми — загадка. По косвенным данным, никто из них не остался в селе до 60-х (либо уехали, либо не выжили).

Скорее всего, двор под номером 42, где жил когда-то Савва, стал частью участка Дмитрия, приходившемуся ему двоюродным внуком.

По соседству с Ганной Шведихой жили когда-то Митро с Просею. Я снова точно не знаю, кто это и права ли я в своих предположения, но история могла быть такой:

В октябре 1912 приходской священник села Х* Виктор Павлович Вишневский составлял традиционную исповедальную ведомость прихожан. Да, по хорошему надо было бы пригласить всех на исповедь, провести таинство. Но будем честны, ни ему ни прихожанам это было не нужно. Поэтому обойдемся просто ведомостью прошлого года, но с правками о родившихся и умерших.

Дойдя в записях до двора № 43 порадовался, что состав семьи с прошлого года не изменился: старый Михайло Белан все еще жив и так же травит неприличные байки на лавке. Правда, надо быть внимательным и в документе написать как положено — Игнатюк. Вот что значит прийти в примаки. Так и будешь потом всю жизнь у людей с фамилией жены жить. Единственный сын Михайла — Матвей — тоже жив-здоров, и жена с детьми год пережили, для нового младенца рано, вот и получается, что только возраст надо поправить, а состав семьи переписываем как было.

Три девочки и мальчика указывается священник в этой семье. Мальчика зовут Дмитрий. Из книги Автора я узнаю их дальнейшую судьбу. Все четверо детей благополучно вырастут и выживут в бурном 20 веке. Девочки выйдут замуж и разойдутся по другим дворам, Дмитрий останется на родительском. Детей у него не будет. Родители трагически погибнут — будут сожжены немцами в войну, прожив, впрочем, более 60 лет.

Само собой, я ни сном ни духом не представляю, кто эта женщина. Мое виртуальное знакомство с ней состоялось два года назад, когда удалось узнать жителей центра села. Полтора года назад во время чтения книги Анатолия Шинкаря (далее именуемого Автором) «История моего рода в истории села» _(перевод мой)_ я снова повстречала это имя и смогла узнать о ее истории больше. Быть может, даже больше, чем знают ее потомки.

Фамилия Швед появилась в селе довольно поздно. В 1889 Наталья Павловна Мельник выходит замуж за Нестора Александровича Шведа из Гл*. Жить они остаются на родине невесты, в доме ее отца. Живут 15 лет, а потом Нестор умирает, Наталья остается вдовой с двумя детьми. Ее младший сын вырастет, женится, приводит в дом жену, появляются дети. В том числе и Анна, прожившая на родительском дворе всю свою жизнь. Вряд ли она знала, что ее фамилия появилась в регионе не менее полутора веков назад, то ли после Наполеона, то ли еще раньше. Но для меня важно другое.

В 1912 году Наталья с детьми живет в том же дворе (и скорее всего в том же доме), что и моя 9-летняя прабабушка Соломия. Ее отец и Наталья — двоюродные брат и сестра.

Когда-нибудь, когда я окажусь в селе, мне никто не скажет: «посмотри, вот тут жила в детстве твоя бабушка Соломоня», но если я спрошу, где жила Ганна Шведиха — мне наверняка покажут. И этого будет достаточно.

Изучение генеалогии дарит мне совершенно непередаваемые ощущения. Словно только что закончила собирать паззл или решила сложную задачу. Но только в разы глубже, потому что удалось разгадать загадку истории, заглянуть в давнее прошлое.

В поисках материалов для реализации своей большой мечты, написала в одноклассниках знакомой мамы, которая теоретически могла бы поделиться нужной информацией. Это не первая моя попытка, но обычно они были не очень успешны. Люди либо мало знали, либо отвечали неохотно и выборочно. Я рада любой помощи, даже просто имена и отчества бабушек и дедушек дают много, но в этот раз мне особенно повезло. Знакомая не просто ответила на вопросы, она еще и охотно делилась всем тем, что знала. В частности, я попросила написать порядок жителей ее улицы.

По меркам жителей города, село совсем небольшое, само собой, все друг друга знают. Причем обычно минимум 2 поколения предков, а то и 3. Но даже небольшое село делиться на «микрорайоны». Мои родители были жителями разных «микрорайонов», мама отлично знала начало села, папа — его завершение. Знакомые помогли восстановить первую половину центра, вторую более менее вспомнили совместными усилиями. А вот район в стороне от основной улицы оказался для родителей самым сложным. Улицы там были короткими, сильно петляли. Кто жил, примерно знали, но где именно и в каком порядке спустя столько лет вспомнить было сложно. А знакомая как раз там и жила. И не просто написала порядок домовладельцев в ее молодости, но уточнила детали более раннего периода. Бесценная для меня информация! И пришла она как раз в то время, когда архив оцифровал книги конца 19 начала 20 века. Целых 11 книг сразу! Примерно 50 рождений, 15 браков и 35 смертей ежегодно. Суммарно около 1000 записей базы данных нужно создать или отредактировать. Устав обрабатывать книги, я отвлеклась на новую информацию о жителях.

Перенесла полученные данные в файл, что-то добавила на карту. Мои смутные догадки потихоньку обрастают фактами, но до 100% уверенности пока далеко. Многие из указанных знакомой людей пока остаются неопознанными, в том числе и «Олена Вікурівна». Пробую поискать в базе и ведомости девочек с отчеством Меркуриева (что на русском будет именно так выяснила ранее), но ничего подходящего не нахожу. Надо продолжать обработку книг, вдруг она появится позже, слишком уж редкое сочетание имени и отчества, думаю я и принимаюсь за обработку 1900 года. Где под номером 20 одиннадцатого июля у Меркурия Шинкаря рождается дочь Елена. Пусть на экране, но я вижу рукописную запись о рождений девочки, которая вырастет, выйдет замуж, станет бабушкой. Ее запомнит соседская девочка и спустя много-много лет напишет мне ее имя. Круг замкнулся. Со своего витка спирали мне удалось нырнуть на предыдущий виток и заглянуть в события более чем столетней давности. Нет, все-таки собранному паззлу далеко до этих ощущений 😏