МЕДОВАЯ ЛОВУШКА-2. КАК ЭТО ДЕЛАЮТ МАСОНЫ

В апреле 1913 года, спешно, без соблюдения установленных дипломатических формальностей, покинул негостеприимную Вену российский военный агент (атташе) полковник Михаил Ипполитович Занкевич. С учетом обстоятельств было бы правильнее сказать, что Занкевич из Вены бежал. А уже 25 числа следующего месяца мая 1913 года в Вене разыгрываются события, приведшие к самоубийству Альфреда Редля. Является ли это совпадение простой случайностью судить сложно. В принципе, Занкевич мог наследить и где-то ещё.

Михаил Занкевич был кадровым русским разведчиком, разумеется с учётом любительского характера разведывательной деятельности того периода. Он окончил Николаевскую академию Генерального штаба, сразу же начал служить «офицером по особым поручениям», с февраля по ноябрь 1903 года, после прохождения цензового командования ротой в гвардейском Павловском полку, служил в военно-учётном комитете Генштаба, выполнявшим тогда разведывательные функции. В конце 1903 года направлен в Вену помощником военного атташе Владимира Христофоровича Роопа. В 1905 году назначен военным атташе в Бухарест, а в 1910 году занял аналогичную должность опять-таки в Вене. Занимал её до самого бегства в апреле 1913-го.

Иными словами, Занкевич занимался разведывательной работой в Вене и в 1903 году (к которому принято относить вербовку Редля), и в 1913-м, в котором Редль был разоблачён. Более того, незадолго до разоблачения Редля Занкевич вынужден был из Австрии бежать. Перечисленные факты позволяют нам отнести полковника Занкевича, кадрового разведчика от младых ногтей, к числу наиболее вероятных его вербовщиков и кураторов.

Специфику разведывательной работы с контингентом, к которому принадлежал Альфред Редль, лучше всего раскрыть на основании какой-нибудь более приличной для чтения и интуитивно понятной образованному читателю аналогии. Возьмём в качестве такой аналогии всеми нами любимое масонство.

Итак, с одной стороны состоять в масонских ложах государственным служащим, высокопоставленным военным и тем более разведчикам очевидно запрещено. Если не прямым указанием закона, то негласными кодексами и правилами. С другой стороны масонами зачастую являются представители знатных фамилий, высшие офицеры и другие лица, представляющие интерес для разведывательных служб сопредельных государств. Не использовать масонские связи в интересах шпионажа было бы большим упущением.

Масоны, разумеется, не выставляют своё масонство на всеобщее обозрение. Однако, в целях налаживания и поддержания своих масонских связей, оказания друг другу поддержки и взаимовыручки масоны, как известно, пользуются множеством условных знаков и обозначений. Например, особым образом повязанный шейный платок, определенный цветок в петлице, манера носить шляпу или прикуривать папироску. Непосвященный на такого рода детали не обращает внимания, а свой брат масон легко узнаёт единомышленника.

Иными словами, бывалый масон, войдя в офицерское казино, театральное фойе, зал приёмов посольства или иное присутственное место, автоматически, за несколько секунд просканирует присутствующих и наметанным оком выявит среди них своих братьев-масонов. Равным образом и они опознают его. Соответственно время на определение перспективного объекта вербовки составляет буквально несколько минут.

Более того, масоны придерживаются определенного, известного только им лексикона, разного рода жаргонных масонских словечек и выражений, позволяющих быстро и незаметно для окружающих устанавливать личный контакт между собой. Они могут тут же, на месте, представиться друг другу, обозначить интерес, взаимную масонскую симпатию. В нескольких словах, ничего не значащих для окружающих, договориться о совместном проведении масонского ритуала, обменяться визитными карточками. То есть за один вечерний раут или оперное представление, можно установить контакты сразу с несколькими перспективными кандидатами на вербовку.

Более того, уже с юности, со своих первых масонских опытов, эти люди привыкают к соблюдению строгой конспирации, к тайному проведению масонских встреч и ритуалов, учатся создавать себе правдоподобное алиби для посещения братьев. Это уже готовая конспиративная среда. Редль же был не просто масоном, но и профессиональным разведчиком. Можно сказать, что он был масоном в квадрате. Обучать таких людей основам конспирации абсолютно не требуется, они и так всю жизнь под колпаком, из-под которого успешно ускользают.

Поскольку масонские привязанности и связи превалируют в этой среде над национальными, государственными и религиозными различиями, то вербовка в масонской среде представляет собой чрезвычайно перспективное направление в разведывательной деятельности. Даже не давая официального согласия на работу в пользу иностранной разведки, масоны склонны делиться с братьями подробностями своей служебной деятельности, предупреждать их о возможных неприятностях от властей страны пребывания, покрывать неприглядные делишки друг друга.

Словом перспектива есть. Но есть и сложности. Можно, конечно, собрать материалы о масонской среде, об их поведении, образе мыслей и действий, издать секретное «Наставление по масонскому делу», обучить этой премудрости кадрового разведчика и выпустить на свободную охоту по венским или бухарестским раутам и светским приёмам. Но как заставить его участвовать в масонских ритуалах высокой степени вовлечения?

Поэтому лучше всего, если сотрудник разведки и сам будет настоящим, без тени притворства, масоном. И если поискать таковых среди русских разведчиков, работавших в Вене в периоды активной деятельности Редля, то мы вновь упрёмся в личность Михаила Ипполитовича Занкевича.

Максимилиан Ронге так об этом писал в своих воспоминаниях:

«В наши руки попали два его [Занкевича] помощника, Беран и Хашек, которым он предложил отправиться в Стокгольм за получением вознаграждения.

Беран имел задание обследовать округ 8-го корпуса в Праге и сообщить результаты этого обследования непосредственно в Петербурге. Беран уверял, что он не виноват, и объяснял свое знакомство с полк [овником] Занкевичем развратными привычками последнего, для удовлетворения которых он искал знакомства с одним офицером, а Беран ему в этом помогал».

В общем понятно, почему русские разведчики и после самоубийства Редля, и после окончания Первой мировой войны, да и вообще до самой смерти, так открещивались от всяких связей с Альфредом Редлем, несмотря на все соблазны приписать себе столь громкие успехи. В профессиональной шпионской среде такое признание прежде всего порочило бы их сами. А поскольку государства, способного их поддержать и защитить уже не было, то такое саморазоблачение создавало опасность и для их собственного благополучия. Естественно, что сам Занкевич тоже проявлял вполне понятную скромность в этом вопросе.

Наладить связи с Редлем он мог ещё в бытность свою молодым помощником военного атташе в Вене в 1903–1905 годах, а по возвращении из Бухареста её возобновить. Вполне возможно, что до возвращения Занкевича из Бухареста Редль в прямом смысле шпионом и не был, и связь у них была чисто личная, интимная даже. Ведь и Максимилиану Ронге Редль признался лишь относительно 1910–1911 годов, когда и сам Редль, и Занкевич были в Вене. А в следующем году Редля перевели в Прагу и связь прервалась. Кстати говоря, никаких сведений о Пражском военном округе российская разведка не получала.

Да и вряд ли именно Редль был источником всех материалов и сведений, передачу которых ему приписывают. Скорее всего он просто прикрывал Занкевича, будучи его официальным противником в тайной шпионской войне. Занкевич был под плотным колпаком австрийской охранки, ему постоянно подсовывали лже-информаторов, расставляли ловушки и пытались заманить в засады. Очевидно, что Редль, руководящий контрразведкой, деятельно помогал Занкевичу всех этих ловушек избегать, а лже-информаторов — разоблачать.

Кроме того, находящийся в самых тёплых, дружеских отношениях с руководством уголовной полиции Вены, Редль вполне мог оберегать своего русского друга и по чисто масонской линии, вовсе не обязательно связанной с шпионажем. Работа работой, а удовольствие — удовольствием. Попасться на масонстве с каким-нибудь полицейским осведомителем Занкевичу было бы крайне неудобно и причинило бы серьёзный репутационный ущерб.

Не исключено, что Редль снабжал своего русского коллегу и более весомой информацией, в рамках масонской взаимовыручки. Да вот только большой вопрос в том, что именно два эти брата-акробата отправляли в Петербург за очень большие, прямо скажем, государственные российские деньги. Вполне возможно, что заведомой дезинформацией. Ведь настоящего плана развертывания австрийской армии Редлю взять было абсолютно неоткуда: хранить папки и тома этой информации в здании Эвиденцбюро просто не было никакого смысла. А заказать в Генштабе устаревшую или искаженную версию для одурачивания русских Редль мог совершенно легально, как и передать её Занкевичу, кстати.

По крайней мере, этот пресловутый план австрийского развертывания против России так и не нашёл своего подтверждения в ходе реальных военных действий в следующем, уже военном 1914 году. Что там у австрийцев получилось с сербами, тоже не однозначно: воевать-то они готовились с одним Белградом, соответственно после выступления России все довоенные планы полетели к чертям. А справиться с Сербией одной левой рукой, правой отбиваясь от России, у Австрии просто не хватило сил.

Но с переводом Редля в Пражский военный округ, его возможности ограждать русского друга от неприятностей сошли на нет. Да сам Редль подхватил в своих неустанных радениях франко-масонскую болезнь, так что вполне мог и сойти с дистанции. И тут Зенкевич где-то и засветился, оказавшись под угрозой провала или компрометации личного порядка. Поэтому ему и пришлось срочно бежать. В России он сделал блестящую штабную карьеру при царе, успел перепорхнуть на сторону февральских революционеров, в гражданскую был за белых, но тоже ошивался по посольствам по штабам. В парижской эмиграции шефствовал над юными эмигрантами-кадетами.

А вот о том, как раскрыли и заманили в засаду самого Редля, мы рассмотрим уже в другой серии статей. Там, как говорится, всё сложно, так что нужно сделать перерыв. Так что продолжение последует, но уже в последствии:)