Школа, больница, тюрьма... Может ли быть иначе?
Есть, есть в любом случае польза от образования – даже если оно дистанционное и проходит в условиях, максимально приближенных к боевым (с 9.30 своих уроков штук 5, с 14.30 до 20.30 – магистратура, 4 пары; и все в ZOOMе). Очень тяжело – но каждый день обязательно получаешь какую-то информацию, которая воскрешает умирающий мозг. Вот, например, появилось сильнейшее желание прочитать книгу Мишеля Фуко «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы». Я, конечно, не совсем серая – слышала раньше это имя, знала, что философ, но всех философов не прочитаешь. А прочитаешь – спятишь. Но показалось мне, что эта книга имеет отношение к моим нынешним размышлениям и сомнениям. В общем, может, желание читать и задохнется вскоре под лавиной неизбежных дел (проверка сочинений, контрольных и т.п.). Но идея воспринята даже в пере
став подписчиком
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
Как закончилась моя жизнь в школе - и началась в Аничковом лицее, или начало славословия оному лицею.
Из школы я сбежала, отработав три года по распределению и потом еще бонусный год: мои дети были как раз в 10 классе, бросить их я не могла, их бы сожрали. Ну, сбежала – это не совсем верно. Точнее, верно, но только про самые последние минуты. До них бежать повода не было. А вот в самый последний момент появился. А дело было так. Велели моему классу напоследок сделать ремонт кабинета литературы. Сейчас уже не помню, было ли это вообще такое правило или специально нам отомстить решили. Даже если верно последнее – месть не удалась. Потому что нам было очень хорошо вместе. За день мы отмыли класс дочиста, на второй день начали красить стены. И даже решили сделать школе прощальный подарок: один очень хорошо рисовавший мальчик на задней стене класса сотворил картину. Черным лаком. Это был зимний пейзаж: вид
став подписчиком
"Все предметы в школе особые, но некоторые особее", или о преподавании литературы в школе.
Вот уже несколько лет на первом уроке в новом классе прошу письменно ответить на три вопроса: 1. Нужны ли уроки литературы в школе? 2. Если да – то зачем; если нет – то почему. 3. Принимая во внимание, что они все равно есть – как они должны проходить? Чем на них надо заниматься. На первый только два-три человека хмуро и честно пишут «не нужны». Правда, не объясняют причин. Те же, кто приветствует школьную литературу, с замечательной наивной откровенностью сообщают, что это единственная возможность в школе поговорить – о чувствах, о том, что тебе нравится или не нравится, о душе и высоком. Попутно они сообщают, что из литературы мы получаем много исторических сведений, а также получаем нравственное воспитание и учимся грамотно писать и говорить по-русски. А еще учимся правильно понимать
став подписчиком
А нужны ли в школе уроки литературы? И если да - то зачем?
Как должна работать система ученик - учитель
Вот очередной мелкий скандальчик возник: ученик (и его родители) считают, что учитель математики пристрастен и давит-обижает-губит ребенка, и вообще он им не нравится. Но уходить в другой класс (к другому математику) отказывается, потому что «учитель литературы здесь очень нравится». То есть не о предмете речь, не о том, как он преподается, а нравится-не нравится учитель.
А тем временем где-то в верхах всерьез обсуждают вопрос о переходе на «безучительное» образование, с помощью компьютера. Мне, честно говоря, эта идея кажется ересью. Учитель, в отличие от компьютера, не просто излагает информацию – он… а что – он? Есть куча банальностей на эту тему: учитель видит и чувствует реакцию ученика; он понимает, когда и как надо объяснить эту тему Пете, а когда Васе; в нем ученик может найти советчика… А может и не найти. Может, наоборот, найти врага. Возможности учителя действительно огромны, но это и опасно.
Я не имею в виду, что учитель действительно может затравить ребенка, может ставить ему двойки ни за что, публично его унижать и т.п. Это очевидно.
Мне кажется, страшнее то, что учитель сам не всегда понимает, насколько велико его влияние. Или вообще этого не понимает. Когда через четверть века тебе говорят: «А вот Вы тогда на уроке сказали… и поэтому я никогда…» - это довольно страшно. Хорошо, если ты сказал, например, что нехорошо издеваться над слабыми. А если ты сказал, что Достоевский тебе не нравится, что он плохой писатель? И поэтому твой ученик никогда не читал Достоевского? А ведь иногда говоришь просто то, что сейчас подумалось, говоришь совершенно искренне, но между делом, не придавая этому значения. А оно потом «лежит, как компост» - и принести может любые плоды.
И вот я очередной раз поняла, что не знаю, не могу сформулировать, какова должна быть роль учителя в школе и какими должны быть его отношения с учениками. Это не кокетство, я действительно не знаю. И попробую в этом разобраться. Когда пишешь текст, приходится подбирать формулировки – это очень способствует пониманию самого себя. Превращению смутных ощущений во внятные соображения.
Когда я шла работать в школу, главными для меня были именно отношения с учениками (что неудивительно – разница в возрасте была 7-9 лет). Я предвкушала, как сначала меня попробуют травить, а потом я всех победю – и мы станем лучшими друзьями! Мне ужасно хотелось, чтобы мне подкладывали кнопки на стул (и чтобы я на них села, конечно), и еще устраивали всякие хулиганства, и у меня на все придуманные (мною) детские каверзы были заготовлены «неожиданные» реакции. Все примерно так и получилось, но в гомеопатических дозах: какой-то мальчик курил в коридоре, пуская дым в замочную скважину (дурачок! Что мне его жалкие сигареты, когда я курю беломор – я даже не почувствовала никакого запаха); еще что-то было, такое же незаметное. Хорошие и очень дружеские отношения сложились почти сразу – я уже через пару месяцев чувствовала себя принадлежащей к этому лагерю и противостояла лагерю учителей.
И дружба, и противостояние объяснялись очень просто.
Я всю жизнь ненавидела (и ненавижу до сих пор) фальшь, показуху, халтуру, нечестность. А вот всем этим как раз и был пропитан учительский мир в той школе.
Первый шок случился месяца через два. Меня вызвали в кабинет директора, где три основательные матроны: директриса, завуч и парторг школы – начали проводить со мной беседу о том, что я неправильно преподаю детям любовную лирику Пушкина (нет, никаких доносов не было, просто в моем классе учились сын и племянник директрисы – вот такое оно, цыганское счастье).
- Вы им говорите, что Пушкин много раз влюблялся и что это хорошо. А они Вам верят, вот и будут сегодня с одним, завтра с другим по парадным стоять.
От изумления (передо мной возникал оживший текст Жванецкого) я что-то промычала – дескать, а как надо-то.
- Пушкин, - сказала с придыханием завуч начальных классов, - всю жизнь любил одну Натали! Ей стихи посвящал, ее вспоминал на смертном одре.
- На смертном одре вспоминал Карамзину, - машинально поправила я.
- Кого?
- Карамзину. И потом – как быть с Анной Петровной Керн?
Тетеньки подумали, а потом парторг назидательно сказала:
- Вы должны им объяснять, что тогда была другая мораль, другая эпоха. А наша, социалистическая мораль допускает одну любовь, на всю жизнь. Тогда и душа поет, и стихи пишешь.
Это было так… так… в общем, я до сих пор помню эту сцену дословно. Поначалу главным чувством было изумление. И понимание, что это совершенно чужой мне мир. Но после новогодней учительской посиделки, когда эти же тетеньки вели такие беседы о своей личной жизни, что меня чуть не стошнило (думаю, вечеринка в борделе на этом фоне показалась бы целомудренной), возникло стойкое отвращение с примесью ненависти.
Кажется, наши чувства были взаимными. По крайней мере, когда в район внезапно нагрянула министерская проверка из Москвы, которая огненным Тамерланом шла по школам и громила их в пух и прах, тетку-проверяльщицу отправили именно ко мне на урок. Явно надеялись на разгромный отзыв – и тогда меня можно было выгнать (просто так нельзя – я работала по распределению и три года они обязаны были меня терпеть). Урок я кое-как провела. Потом началось обсуждение. Первой попросили высказаться завуча. Она, отводя глаза, начала говорить про профнепригодность. Министерская женщина, не дослушав, разразилась гневным монологом, суть которого сводилась к тому, что это администрация профнепригодна, а урок и учитель великолепны. Потом в справке по району меня прописали отдельной строкой. Избавиться друг от друга не получилось.
А дети были честные, хорошие.
Однажды меня поставили на замещение – внезапно, в этот день у них не было литературы. Чтобы как-то занять время, я предложила им поменяться ролями: пусть сегодня они спрашивают меня – о чем хотят, а я обещаю честно ответить на все вопросы. И полетели ко мне на стол записочки с вопросами: что я люблю, чего не люблю, может ли быть дружба между мужчиной и женщиной… Одним своим ответом горжусь до сих пор. На вопрос: «Как Вы относитесь к учительскому коллективу нашей школы?» - ни секунды не думая, ответила: «Я к нему отношусь». И дети все поняли.
Я разворачивала бумажки, сразу читала вслух вопрос и сразу отвечала. И вот очередная бумажка, читаю громко: «Вопрос не для публичного обсуждения». Молча пробегаю глазами текст – и цепенею. Там написано: «Как Вы думаете, как можно сейчас устроить революцию в СССР, чтобы сменить власть?». А это самые андроповские времена были… Очень светским тоном попросила авторов встретиться со мной после уроков. Было очень страшно – а вдруг провокация? Но оказалось – нет. Очень хорошие мальчики, ничего не знающие, но возмущенные как раз ложью и фальшью, «искажением идеи коммунизма». Уже заготовили листовки с призывами, собирались сделать «настоящую революцию». Была зима, на улице стоял лютый холод, мы с ними ушли на какой-то чердак – и там я часа три рассказывала про коммунизм, про советскую власть, про лагеря, про КГБ… убедила листовки сжечь. И сперва побольше узнать и побольше подумать. Потом даже давала им что-то самиздатское-антисоветское почитать, хотя и было очень страшно. Но мальчики были очень хорошие.
С теми же, кто начал ходить со мной в походы, мы надолго стали друзьями – по-настоящему.
Тогда мне все это казалось очень правильным. А вот сейчас задумалась: а чему я их, собственно, научила? Каким учителем я для них была? Я ведь просто изо всех сил старалась втянуть их в то, что нравилось мне самой – книги, антисоветчина, походы. Но разве этого достаточно?
Походы и поездки, конечно, были очень нужны. Но о них я напишу отдельно.
И эту тему продолжу в следующем посте.
