Часть 1. Когда экономические интересы затмевают глобальные союзы и почему пошлины стали новым оружием массового поражения…
2016 год. Мировые элиты уверены — глобализация необратима, международные торговые связи нерушимы, а США навсегда останутся гарантом либерального экономического порядка.
«Америка — создатель и хранитель правил международной торговли», — пишет The Economist. Однако через несколько месяцев эти представления начнут шататься…
«Когда страны обманывают нас в торговле, они воруют рабочие места. Америка больше не будет терпеть это», — заявляет в своей предвыборной речи Дональд Трамп.
После Второй Мировой Войны США создали мировую торговую систему. Генеральное соглашение по тарифам и торговле 1947 года, а затем и ВТО — всё это американские проекты. Десятилетиями Вашингтон проповедовал свободную торговлю как священное писание капитализма.
В 1994 году Клинтон подписывает НАФТА (Североамериканская зона свободной торговли), открывая границы с Мексикой. В 2001 году США впускают Китай в ВТО, убеждая мир, что торговля сделает Поднебесную демократической и прозападной.
«Мы на пороге золотого века глобализации», — заявляет тогдашний министр финансов Ларри Саммерс.
Но к 2016 году картина меняется радикально.
За 15 лет США потеряли более 5 миллионов производственных рабочих мест. Огайо, Мичиган, Пенсильвания — некогда процветающие индустриальные штаты — превратились в печально известный «ржавый пояс». Тысячи фабрик закрылись, переехав в Китай или Мексику.
«История предательства американского рабочего класса написана руками вашингтонских элит». Этой фразой Трамп бьёт точно в цель избирателям в Детройте, новоиспечённом городе-призраке, где ещё недавно кипела жизнь.
Дефицит торгового баланса США в 2016 году составил более 502 миллиардов долларов. Из них 347 миллиардов — дефицит в торговле с Китаем.
«Это не свободная торговля, а экономическое изнасилование Америки», — провозглашает Трамп, и его слова находят отклик у миллионов.
Экономисты, разумеется, спорят. Так, нобелевский лауреат по экономике Пол Кругман уверяет: «Торговые дефициты не имеют значения». Профессор MIT Дэвид Аутор возражает: «Китайский шок уничтожил 2,5 миллиона американских промышленных рабочих мест».
Кому верить? Простой американский рабочий из Янгстауна даёт свой ответ: «Когда мой завод закрылся и переехал в Шэньчжэнь, мне было плевать на макроэкономические теории».
Но дело не только в рабочих местах. Китай систематически нарушает так называемые западные догмы:
- Принуждает иностранные компании к передаче технологий;
- Субсидирует государственные предприятия, искажая конкуренцию;
- Ограничивает доступ к собственному рынку при свободном доступе к западным;
- Манипулирует юанем для искусственного стимулирования экспорта;
- Игнорирует интеллектуальную собственность, ежегодно воруя технологии на сотни миллиардов долларов;
«Китай играет в долгую игру, а мы каждый квартал смотрим только на биржевые показатели», — признает бывший глава Национального Экономического Совета Гэри Кон.
Профессор экономики Питер Наварро, ставший советником Трампа, приводит шокирующие цифры: «За 15 лет наш технологический трансфер Китаю фактически создал там аэрокосмическую, полупроводниковую и биотехнологическую индустрии, которые теперь конкурируют с нами».
Понимая, что больше так продолжаться попросту не может, 23 марта 2018 года Трамп вводит первые 25% пошлины на сталь и 10% на алюминий, используя раздел 232 закона о торговле 1962 года — положение о национальной безопасности.
«Вы не можете иметь национальную безопасность без стальной промышленности», — говорил тогда Трамп, бросая вызов не только Китаю, но и ближайшим союзникам — Канаде, ЕС, Японии.
Эммануэль Макрон в бешенстве: «Торговая война не имеет победителей!» Ангела Меркель предупреждает: «Это может привести к спирали протекционизма». Джастин Трюдо называет пошлины «оскорбительными и неприемлемыми».
Но Трамп непреклонен. «Торговые войны — это хорошо, и их легко выиграть», — пишет он в соцсети, повергая в шок экономистов всего мира.
Канада вводит ответные пошлины на американские товары на 12,8 млрд долларов. ЕС — на 3,2 млрд. Китай — на 3 млрд. Глобальная торговая система начинает впервые трещать по швам.
Пошлины на сталь были лишь первым залпом. В июле 2018 года администрация Трампа объявляет о намерении ввести 25%-ные пошлины на импорт автомобилей и автозапчастей. Это прямой удар по Германии и Японии.
«Немецкие автопроизводители продают миллионы автомобилей в США, а мы продаем у них там крохи. Это нечестно!» — возмущается Трамп.
Дитер Цетше, глава Daimler, предупреждает: «Пошлины на автомобили поднимут цены для американских потребителей на тысячи долларов и уничтожат сотни тысяч рабочих мест в США».
Но настоящая цель Трампа — Китай. В апреле 2018 года США вводят 25% пошлины на китайские товары на сумму 50 млрд долларов. В сентябре — ещё на 200 млрд долларов, но уже по ставке 10%.
Китай отвечает зеркально. «В этом мире нет победителей в торговой войне. Односторонность и протекционизм отвергаются всеми», — парирует Си Цзиньпин.
Мировые рынки лихорадит. Dow Jones падает на 800 пунктов. Технологические акции обрушиваются. Но Трамп непоколебим: «Боль временна, победа — навсегда».
Китай находит новую болевую точку США и наносит ответный удар по американским фермерам. Пекин вводит 25% пошлины на сою, свинину, кукурузу — основной экспорт сельскохозяйственного пояса США. И это касается штатов, где за Трампа голосовали активнее всего.
Экспорт американской сои в Китай падает на 94%. Цены обрушиваются. Фермеры в Айове и Небраске на грани банкротства.
«Мы готовы пострадать ради долгосрочной выгоды Америки», — мужественно заявляет Джон Хейсдорфер, соевый фермер из Иллинойса. Но его банковский счёт пустеет с каждым днём.
Трамп вынужден выделить 12 миллиардов долларов помощи фермерам в 2018 году. В 2019-м — ещё 16 миллиардов. Критики язвят: «Это уже не капитализм, а государственный социализм по-трамповски».
Но не только фермеры страдали. Пошлины на сталь наносят удар по американским производителям:
- General Motors объявляет о сокращении 14000 рабочих мест;
- Harley-Davidson переносит часть производства в Европу, чтобы избежать ответных пошлин;
- Ford теряет миллиард долларов из-за роста цен на алюминий и сталь.
«Торговая война с собственной экономикой», — иронизирует Wall Street Journal.
Но что если пошлины — не цель, а средство? Что если вся торговая война — лишь часть более масштабной стратегии?
- «Америка проиграла экономическое соревнование с Китаем. Теперь мы должны изменить правила игры», — раскрывает карты Роберт Лайтхайзер, торговый представитель США.
Трамп мыслит не категориями свободной торговли, а категориями власти и национальных интересов. Для него мировая экономика — не поле взаимовыгодного сотрудничества, а арена борьбы, где победитель получает всё.
«Суть стратегии Трампа — вернуть экономический суверенитет Америке», — объясняет Питер Наварро. «Глобализм обогатил финансовую элиту, но обездолил наш средний класс».
Это возвращение к меркантилизму, системе, в которой национальная мощь строится на торговых излишках, а не на свободе торговли. Правда, эту идею опроверг Адам Смит ещё в 1776 году, но сегодня, в эпоху деглобализации, она снова актуальна.
К концу 2018 года мировая торговая система переживает трансформацию, невообразимую ещё два года назад. ВТО парализована — США блокируют назначение новых судей в апелляционный орган. Глобальные цепочки поставок перестраиваются. Компании в панике ищут альтернативы китайскому производству.
«Неопределённость — худший враг бизнеса», — заявляет глава FedEx Фред Смит, — «Мы наблюдаем фундаментальную перестройку мировой экономики».
Но перестройка только начинается. Впереди — драматическое противостояние с Китаем, технологическая холодная война и попытка радикально изменить правила международной торговли.
И всё это лишь прелюдия к настоящей битве — за будущее глобального экономического порядка.
Часть 2. Как торговая война обнажила фундаментальный кризис глобальной системы и перенесла конфликт на новый уровень
2019 год. Торговая война выходит за рамки пошлин и тарифов. Теперь это война за технологическое господство — битва, определяющая, кто будет править миром в XXI веке.
«Данные — это новая нефть. Искусственный интеллект — новая атомная бомба», — заявлял Марк Цукерберг, выступая на форуме в Давосе, шокируя аудиторию откровенностью.
15 мая 2019 года Президент Трамп подписывает указ, объявляющий чрезвычайное положение в сфере технологий. Удар нацелен прямо в сердце китайских амбиций — на компанию Huawei. Американским фирмам запрещается использовать телекоммуникационное оборудование от «иностранных противников». Затем Министерство торговли вносит Huawei в «чёрный список».
«Это не о торговле. Это о национальной безопасности», — объясняет госсекретарь Майк Помпео. «Мы не позволим Коммунистической партии Китая построить глобальную шпионскую сеть под видом 5G-инфраструктуры».
Китай отвечает жёстко. «Это технологический терроризм», — заявляет представитель МИД Китая. Пекин создаёт свой «список ненадёжных организаций» и угрожает ограничить экспорт редкоземельных металлов — критического ресурса для западной электроники.
К середине 2019 года масштаб экономического противостояния становится очевиден:
- США ввели пошлины на китайские товары стоимостью 250 миллиардов долларов;
- Китай ответил пошлинами на американские товары на 110 миллиардов долларов;
- Американский экспорт в Китай упал на 26% по сравнению с 2018 годом;
- Глобальный экономический рост замедлился с 3,6% до 3,2% по оценкам МВФ;
- Индекс уверенности бизнеса достиг минимума после кризиса 2008 года.
«Стоимость торговой войны для среднестатистической американской семьи — 831 доллар в год», — подсчитывают экономисты ФРС Нью-Йорка. «Мы теряем от 0,3% до 0,7% ВВП ежегодно из-за тарифной политики», — признаёт Конгресс США в закрытом докладе.
- Но Трамп неумолим: «Мы получаем миллиарды и миллиарды долларов от Китая. Они платят нам, а не мы им».
Экономисты хватаются за голову: президент либо не понимает, либо намеренно искажает механизм действия пошлин, которые платят американские импортёры, а не китайские экспортёры.
15 января 2020 года. Вашингтон. Трамп и вице-премьер Китая Лю Хэ подписывают «первую фазу» торговой сделки. Трамп празднует победу: «Никогда прежде Китай не делал таких уступок».
Согласно соглашению, Китай обязуется:
- Увеличить закупки американских товаров на 200 миллиардов долларов за два года;
- Усилить защиту интеллектуальной собственности;
- Остановить принудительную передачу технологий;
- Открыть финансовый сектор для иностранных инвестиций.
Реальность оказывается сложнее. Критики сразу указывают на фундаментальные недостатки сделки:
- Отсутствие механизмов принуждения и верификации;
- Нереалистичные цели по закупкам;
- Сохранение большинства тарифов;
- Игнорирование структурных проблем китайской экономики.
«Это не сделка, а перемирие», — замечает Мартин Вольф из Financial Times. «Китай согласился покупать больше американских товаров, но не изменил свою экономическую модель».
Дальнейшее развитие событий подтверждает скептицизм. К концу 2020 года Китай выполнит менее 60% своих обязательств по закупкам, ссылаясь на пандемию ковида.
Пандемия коронавируса, разразившаяся в начале 2020 года, не только затрудняет выполнение торговой сделки, но и поднимает конфликт на новый, ещё более опасный уровень.
«Китайский вирус» — так Трамп называет COVID-19, прямо обвиняя Пекин в распространении болезни. «Они могли остановить это, но не сделали этого».
Пандемия обнажает фундаментальную уязвимость глобальной экономики — зависимость от китайских поставок. Когда заводы в Ухане останавливаются, останавливаются и сборочные линии по всему миру. Когда больницы отчаянно нуждаются в масках и лекарствах, обнаруживается, что 97% антибиотиков для США производятся в Китае.
«Мы не можем полагаться на другие страны, особенно враждебные, в вопросах национальной безопасности, здравоохранения и критически важных поставок», — заявляет Трамп, подписывая указ о создании стратегического запаса медицинских ресурсов.
Экономический национализм становится новой нормой. Термин «решоринг» — возвращение производства на родину — превращается из теоретической концепции в государственную политику.
«Глобализация мертва», — провозглашает Джим Крамер на CNBC. «На смену ей приходит региональная экономическая интеграция и стратегическая автономия».
На фоне пандемии технологическое противостояние только усиливается. После Huawei под удар попадают другие китайские технологические гиганты:
- TikTok получает ультиматум: продать американский бизнес или уйти с рынка;
- WeChat, крупнейший китайский мессенджер, объявляется угрозой безопасности;
- Полупроводниковая компания SMIC лишается доступа к американским технологиям;
- DJI, мировой лидер по производству дронов, включается в чёрный список;
«Мы строим железный занавес в цифровом пространстве», — предупреждает Эрик Шмидт, бывший главный исполнительный директор Google. «Два интернета, две технологические вселенные, два несовместимых стандарта».
Китай форсирует технологическую независимость. План «Made in China 2025» трансформируется в новую стратегию «двойной циркуляции» — создание самодостаточной экономики, устойчивой к внешним шокам.
«На каждое американское ограничение мы ответим увеличением инвестиций в инновации», — заявляет Си Цзиньпин, объявляя о вложении 1,4 триллиона долларов в развитие новых технологий до 2025 года.
Следующим фронтом экономического противостояния становится финансовая система. Администрация Трампа открывает новое оружие — доллар как инструмент принуждения.
Санкции против России, Ирана, Венесуэлы показывают, как США могут использовать свой контроль над мировой финансовой системой для изоляции противников. Но теперь эта тактика применяется и в торговых спорах.
«Доллар — самое мощное оружие в арсенале США», — откровенно заявляет министр финансов Стивен Мнучин. «Мы можем отключить любую страну от глобальной финансовой системы».
Эта угроза пугает не только противников, но и союзников США. Европейский Союз ускоряет создание альтернативного платёжного механизма INSTEX. Россия и Китай увеличивают торговлю в национальных валютах. Центральные Банки активно наращивают золотые резервы.
Китай переходит к решительным мерам. Проект цифрового юаня разрабатывается с беспрецедентной скоростью. К 2023 году Народный Банк Китая планирует запустить первую крупномасштабную государственную цифровую валюту.
«Это не просто технологическая инновация. Это атака на гегемонию доллара», — предупреждает бывший глава ФРС Бен Бернанке.
К концу первого срока президентства Трампа (20 января 2021 года) мировая экономика претерпела фундаментальную трансформацию:
- Глобальные цепочки поставок. Компании переосмысливают глобализацию. Девиз «just in time» (точно вовремя) заменяется на «just in case» (на всякий случай). Apple начинает перемещать производство из Китая во Вьетнам и Индию. Samsung закрывает последний завод в Китае. Dell и HP диверсифицируют свои цепочки поставок.
- Инвестиционные потоки. Прямые иностранные инвестиции между США и Китаем сократились на 75% по сравнению с 2016 годом. Американские компании вывели из Китая более 50 миллиардов долларов за три года. Китайские инвестиции в США упали с 45 миллиардов до 5 миллиардов долларов в год.
- Технологический разрыв. Формируются две несовместимые технологические экосистемы. Китай ускоренными темпами создаёт альтернативы всему: от операционных систем до поисковиков, от соцсетей до платёжных систем. США укрепляют технологические альянсы с Японией, Южной Кореей, Европой.
- Правила торговли. ВТО теряет роль арбитра в торговых спорах. Двусторонние и региональные соглашения становятся новой нормой. Китай активно продвигает Regional Comprehensive Economic Partnership (RCEP), а США — Economic Prosperity Network с «надёжными партнёрами».
Промышленная политика. Возрождение идеи национальной промышленной стратегии. США принимают план по стимулированию полупроводниковой промышленности на 50 миллиардов долларов. ЕС создаёт фонд на 750 миллиардов евро для «стратегической автономии». Япония выделяет 2,2 триллиона иен на решоринг.
Академическое сообщество разделено в оценках результатов торговой войны:
- «США проиграли эту войну. Дефицит торгового баланса с Китаем остался практически неизменным, а ущерб для американской экономики составил около 300 миллиардов долларов», — утверждает Пол Кругман, нобелевский лауреат по экономике.
- «Китай понёс серьёзный ущерб. Рост ВВП замедлился до 6% в 2019 году — минимума за 30 лет. Трамп вынудил Пекин пойти на уступки, которых прежде никто не смог добиться», — парирует Стивен Бэннон, бывший главный стратег Белого дома.
- «В торговой войне не может быть победителей, только проигравшие, — философски замечает Кристин Лагард, глава ЕЦБ. — Более бедный, более фрагментированный и более напряжённый мир — вот наследие этого конфликта».
Китайский взгляд представляет профессор Пекинского университета Дай Сюй: «Америка начала войну, которую не могла выиграть. Китай никогда не согласится на статус младшего партнёра. Мы построим собственную технологическую и финансовую систему, даже если это займёт десятилетия».
Самым неожиданным итогом торговых войн стал идеологический сдвиг. Неолиберальный консенсус, царивший десятилетиями, рухнул. На его место приходит экономический национализм — доктрина, казалось бы, давно забытая со времён Великой депрессии.
«Наш высший долг — перед американскими рабочими, фермерами и гражданами», — провозглашает Трамп в ООН. «Патриотизм — единственная основа для процветающего мира».
- Либеральные экономисты в ужасе. «Мы возвращаемся к меркантилизму XVII века», — сетует Джеффри Сакс. «Это атака на экономическую науку и здравый смысл».
Но общественное мнение меняется. Опросы показывают: 66% американцев поддерживают более жёсткий подход к Китаю. 58% европейцев считают необходимым защищать стратегические отрасли от иностранного контроля. 73% японцев выступают за сокращение зависимости от китайских поставок.
«Национальный интерес возвращается в экономическую политику. И это не временный феномен, связанный с Трампом, — предупреждает историк экономики Адам Туз. — Это фундаментальный сдвиг, который определит развитие мира на десятилетия вперёд».
После падения Берлинской стены и до 2016 года миру навязывались правила так называемого Вашингтонского консенсуса: свободная торговля, приватизация, дерегуляция, свободное движение капитала. Эти принципы продвигались МВФ, Всемирным Банком и Министерством Финансов США как универсальный рецепт экономического успеха.
Торговые войны Трампа подорвали эту модель. В Великобритании побеждает Brexit. В Италии к власти приходят евроскептики. Даже традиционные защитники свободной торговли — Германия и Япония — говорят о необходимости «стратегической автономии».
«Мы наблюдаем рождение новой экономической парадигмы, — утверждает Джозеф Стиглиц, нобелевский лауреат. — Однополярный мир уступает место многополярному, а неолиберализм — более прагматичным и разнообразным подходам к развитию».
Новая модель, которую некоторые называют «Пекинским консенсусом», включает:
- Активную промышленную политику;
- Стратегическое планирование и государственные инвестиции;
- Защиту экономических национальных интересов в ключевых отраслях;
- Контроль за движением капитала при необходимости;
- Технологический суверенитет как приоритет.
«Это не отказ от глобализации, но её переформатирование, — объясняет Дэни Родрик из Гарварда, — От гиперглобализации мы движемся к умеренной глобализации, учитывающей национальные особенности и интересы».
Торговые войны США стали иметь более глубинные политические последствия, выходящие далеко за рамки экономики:
Новый двухпартийный консенсус в США. «Жёсткость по отношению к Китаю — единственный вопрос, по которому республиканцы и демократы сходятся», — отмечает обозреватель CNN. Курс на экономическое противостояние с Китаем теперь поддерживается обеими партиями, хотя тактика может различаться.
Переоценка союзов. Пошлины на сталь из Канады и ЕС шокировали традиционных союзников. «Америка больше не лидер свободного мира», — заявляет Ангела Меркель после саммита G7 в 2018 году. Европа начинает строить собственную стратегию в отношении Китая, балансируя между США и Поднебесной.
Внутриполитический раскол. Торговая война обострила разделение внутри западных обществ. Бизнес-элиты и финансовый сектор требуют возврата к статус-кво. Рабочий класс и национально ориентированный бизнес поддерживают протекционизм. Эта линия разлома определит политическую борьбу на многие годы.
Китайская стратегия «терпеливого превосходства». Конфронтация с США укрепила позиции Си Цзиньпина внутри Китая. «Мы находимся в историческом периоде больших испытаний, которые закалят нашу нацию», — заявляет он в своем выступлении. Китай начинает готовиться к долгой конфронтации, инвестируя в самодостаточность и технологическую независимость.
К концу 2020 года торговая война США трансформировалась в нечто гораздо более масштабное — структурный конфликт между двумя крупнейшими экономиками мира, затрагивающий все аспекты международных отношений.
«Мы вступили в период экономической холодной войны, который может продлиться десятилетия», — предупреждает Рэй Далио, основатель крупнейшего хедж-фонда Bridgewater.
Теперь новая нормальность (я напоминаю, что тут речь идёт о периоде с 2016 по 2021 годы) включает:
- Геополитические риски как постоянный фактор бизнес-планирования;
- Фрагментацию глобальных рынков на региональные блоки;
- Экономическую безопасность как приоритет над эффективностью;
- Технологический протекционизм и конкуренцию стандартов;
- Валютное соперничество и ослабление роли доллара.
«Мир больше никогда не возвратится к глобализации образца 2016 года, даже если Трамп покинет Белый дом, — утверждает главный экономист Morgan Stanley, — Джинн национализма выпущен из бутылки, и загнать его обратно уже невозможно».
В последние месяцы своего первого срока президентства Трамп наносит Китаю серию новых ударов:
- Запрет инвестиций в китайские компании, связанные с военно-промышленным комплексом;
- Ограничения для китайских студентов и исследователей;
- Внесение в чёрный список ещё 77 китайских технологических компаний;
- Давление на союзников с целью исключить Китай из критической инфраструктуры.
К началу 2021 года мировая экономика находится на перепутье. Прежний порядок разрушен, а контуры нового ещё только формируются. Одно ясно: эпоха беззаботной глобализации закончилась, уступив место более сложному, фрагментированному и конфликтному миру.
Часть 3. Наследие и последствия
Январь 2021 года. Джо Байден вступает в должность президента США, обещая «восстановить американское лидерство» и «работать с союзниками». Мировые рынки и дипломаты вздыхают с облегчением, ожидая нормализации торговых отношений.
«Америка вернулась», — провозглашает Байден в своей инаугурационной речи. Но что именно это означает в плане торговой войны с Китаем?
Первые месяцы новой администрации приносят сюрприз: вместо разворота политики — её консолидация. Кэтрин Тай, новый торговый представитель США, заявляет: «Тарифы — это законный инструмент в торговой политике, и мы сохраним их как рычаг давления».
Джанет Йеллен, министр финансов, подтверждает: «Китай остаётся нашим самым значительным стратегическим конкурентом».
Курт Кэмпбелл, координатор по Индо-Тихоокеанскому региону, расставляет точки над i: «Эра конструктивного взаимодействия с Китаем закончилась. На смену ей приходит эра стратегической конкуренции».
Преемственность шокирует аналитиков. «Трамп ушёл, но трампизм в торговой политике остался», — констатирует Financial Times.
Хотя риторика смягчается, а методы становятся более изощрёнными, стратегические цели остаются прежними:
- Противодействие росту экономического и технологического влияния Китая;
- Перестройка глобальных цепочек поставок в пользу США;
- Защита критически важных технологий и ноу-хау;
- Навязывание Китаю структурных экономических реформ.
«Мы будем инвестировать в наших людей, технологии и инновации, чтобы конкурировать с позиции силы», — объявляет Байден в своем выступлении перед Конгрессом.
Новая администрация запускает амбициозные программы:
- План инфраструктурных инвестиций на 1,2 триллиона долларов;
- Закон CHIPS, предусматривающий 52 миллиарда долларов на развитие полупроводниковой промышленности;
- Закон о снижении инфляции, выделяющий 370 миллиардов на зелёные технологии.
Директор ЦРУ Уильям Бернс не скрывает подтекста: «Технологическая конкуренция с Китаем — определяющая геополитическая задача для нашего поколения».
Если Трамп вёл торговую войну тарифами и санкциями, то при Байдене США решили делать ставку на промышленную политику — прямые инвестиции в стратегические секторы экономики.
«Мы наблюдаем ренессанс идей Александра Гамильтона о государственном строительстве национальной промышленности», — отмечает Рана Форухар, обозреватель Financial Times.
Закон о чипах и науке — самый яркий пример этого подхода. Помимо 52 миллиардов на полупроводники, он предусматривает:
- 200 миллиардов на фундаментальные исследования;
- Налоговые льготы для компаний, строящих заводы в США;
- Ограничения на инвестиции получателей субсидий в Китай.
«Это не просто субсидии, а новая модель взаимодействия государства и бизнеса, — объясняет Джина Раймондо, министр торговли, — Мы предлагаем партнёрство, которое обеспечит технологическое лидерство Америки на десятилетия вперед».
Промышленная политика Байдена соответствует глобальному трэнду. ЕС запускает European Chips Act на 43 миллиарда евро. Япония выделяет 6,8 триллиона иен на производство полупроводников. Индия объявляет о программе Production Linked Incentives на 26 миллиардов долларов.
«Мир вступил в эпоху экономического национализма. Невидимая рука рынка уступает место видимой руке государства», — констатирует The Economist, некогда бастион либеральной экономической мысли.
«Никогда не позволяйте кризису пропасть даром». Эта аксиома полностью описывает китайскую реакцию на торговую войну. То, что начиналось как вызов, превращается в катализатор для глубоких структурных реформ.
В марте 2021 года Пекин представляет 14-й пятилетний план, в центре которого — стратегия «двойной циркуляции». Её суть:
- «Внутренняя циркуляция»: опора на внутренний рынок и потребление;
- «Внешняя циркуляция»: избирательное участие в глобальной экономике;
- Технологическая самодостаточность как абсолютный приоритет.
«Мы должны быть готовы к худшему сценарию — полному разрыву связей с западными технологиями», — заявляет Си Цзиньпин на заседании Политбюро.
Китай инвестирует беспрецедентные суммы в ключевые секторы:
- 1,4 триллиона долларов в «новую инфраструктуру» (5G, ИИ, центры данных);
- 150 миллиардов в национальный полупроводниковый фонд;
- 400 миллиардов в новые источники энергии.
«США хотели замедлить наше развитие, но вместо этого ускорили нашу трансформацию», — с иронией замечает Ван И, министр иностранных дел Китая.
Результаты не заставляют себя ждать. Впервые с 1990 года внутреннее потребление обеспечивает более 60% экономического роста Китая. Экспорт высокотехнологичных товаров растёт на 20% в год. Число международных патентов, регистрируемых китайскими компаниями, превышает американские показатели.
«China+1» — эта стратегия становится мантрой корпоративного мира. Компании спешно ищут альтернативы китайскому производству, не отказываясь от него полностью.
«Концентрация всего производства в одной стране — это неприемлемый риск», — объясняет Тим Кук, директор компании Apple, анонсируя перемещение части производства смартфонов в Индию и Вьетнам.
Тенденция «друдшоринг» (перенос производства в дружественные страны с предсказуемыми политическими отношениями) всё больше ускоряется.
«Мы движемся от глобализации к регионализации. Мировая экономика разделяется на блоки, центрами которых являются США, Китай и, возможно, ЕС», — объясняет Нгози Оконджо-Ивеала, генеральный директор ВТО.
Трансформация цепочек поставок создаёт новых победителей:
- Вьетнам: экспорт электроники вырос на 387% за пять лет;
- Мексика: прямые иностранные инвестиции достигли рекордных 32 миллиардов долларов;
- Индия: производство смартфонов увеличилось в 7 раз с 2017 года.
Но процесс не так однозначен. «Полностью заменить Китай невозможно, — предупреждает McKinsey (Международная консультационная компания), — Это единственная страна, которая обладает всеми необходимыми компонентами промышленной экосистемы: масштабом, навыками, инфраструктурой и производственной базой».
Компании находят компромисс: стратегические и чувствительные производства переносятся ближе к дому, в то время как менее критичные остаются в Китае или перемещаются в третьи страны.
В 2019 году Эрик Шмидт предсказал возникновение «технологического железного занавеса». К 2025 году это предсказание сбывается.
«Китай строит параллельный интернет, параллельную финансовую систему, параллельную технологическую базу, — объясняет Иэн Бреммер, президент Eurasia Group, — Мы наблюдаем разделение мира на цифровые сферы влияния».
Границы между экосистемами укрепляются с обеих сторон:
- США ужесточают экспортный контроль за передовыми технологиями;
- Китай вводит закон о кибербезопасности, требующий локализации данных;
- ЕС запускает инициативы по «цифровому суверенитету»;
- Россия создаёт суверенный интернет и обязательное ПО для госкомпаний.
«Технологическое разделение не остановить, — констатирует Генри Киссинджер, — Ключевым вопросом становится управление этим процессом, чтобы избежать прямой конфронтации».
По мере того как мировая экономика делится на блоки, проявляются скрытые издержки этого процесса.
МВФ подсчитал: фрагментация глобальной экономики может стоить миру до 7% ВВП — сумму, превышающую 7 триллионов долларов. Наибольшие потери понесут развивающиеся страны, для которых интеграция в глобальную экономику была путём к процветанию.
«Мы привыкли к тому, что экономическая и технологическая интеграция — это улица с односторонним движением, — отмечает Марк Карни, бывший глава Банка Англии, — Теперь мы понимаем, что интеграция обратима, и это болезненное открытие».
Особенно остро проблема стоит для третьих стран, вынужденных выбирать между американской и китайской сферами влияния.
«Нас заставляют делать невозможный выбор, — жалуется президент Индонезии Джоко Видодо. — Китай — наш ключевой экономический партнёр, США — необходимый технологический и финансовый партнёр. Мы не хотим выбирать стороны в этой войне».
Торговая война перерастает в битву идеологий и моделей развития. Вашингтон всё чаще представляет конфликт как противостояние между демократиями и авторитарными режимами.
«Мы находимся в точке перелома — борьбе между демократией и автократией», — заявляет Байден на «виртуальной» встрече по демократии.
Китай представляет альтернативную трактовку, подчёркивая, что противостояние — это конфликт между американской гегемонией и многополярным мировым порядком, между западным идеализмом и прагматичным развитием.
«США не могут смириться с успехом иной модели развития, — парирует представитель МИД Китая, — Они используют демократию как оружие для сдерживания конкурентов».
Фундаментальный вопрос становится очевиден: совместимы ли демократия и капитализм с долгосрочным стратегическим планированием, необходимым для победы в технологической и экономической конкуренции?
«Китайская система имеет преимущество в мобилизации ресурсов для достижения стратегических целей», — признаёт Эрик Шмидт.
Одна из наименее обсуждаемых, но самых фундаментальных жертв торговой войны — система многостороннего экономического управления, созданная после Второй Мировой Войны.
ВТО парализована — механизм разрешения споров не функционирует с 2019 года из-за блокирования США назначения судей. Количество новых протекционистских мер достигло исторического максимума — более 2500 в год.
«Мировая торговая система находится в большей опасности, чем в любой момент со времён Великой депрессии», — предупреждает Паскаль Лами, бывший генеральный директор ВТО.
Но не только торговая система страдает. МВФ и Всемирный Банк сталкиваются с кризисом легитимности. Китай создаёт параллельные институты: Азиатский Банк Инфраструктурных Инвестиций, Новый Банк Развития БРИКС, Фонд Шёлкового Пути.
«Мы наблюдаем конец эпохи, когда один набор правил управлял глобальной экономикой, — отмечает Марк Леонард из Европейского Совета по международным отношениям (ECFR), — На смену приходит мир конкурирующих стандартов и экономических сфер влияния».
Вот и получается, что торговая война, начатая США при администрации Дональда Трампа в 2018 году, стала водоразделом в истории мировой экономики. То, что казалось временной аномалией, превратилось в фундаментальный сдвиг — переход от эпохи гиперглобализации к эпохе экономического соперничества держав.
То, что происходит сегодня, было ДЛЯ МНОГИХ очевидно ещё 5 лет назад, и я постарался показать, почему это так.
Для полноценного запуска мировой торговой войны США необходимо было максимально ослабить главного западного конкурента — ЕС, и они это сделали даже с перевыполнением плана. Администрация Джо Байдена как раз и была нужна для этого.
Почему так, я подробно писал в материале:
США уходят из Европы, выжигая её дотла
Прочитав этот материал, вам станет очевидно, почему США вдруг решили подружиться с Россией, будто назло своим союзникам. Но это так, к сведению.
Сегодня всем очевидно: мы живём в эпоху великого перехода. Старые правила глобальной экономики перестали работать, а новые только формируются. В этот период турбулентности страны, компании и отдельные люди должны переосмыслить свои стратегии и адаптироваться к менее стабильному, более фрагментированному, но потенциально более справедливому мировому порядку.
Как заметил первый глава Госсовета КНР Чжоу Эньлай, когда его спросили о значении Французской революции: «Слишком рано судить». Так и с торговой войной США: полные последствия этого исторического поворота мы увидим только через десятилетия.
Время пришло и Трамп объявил о введении пошлин уже против всех стран мира. Согласно разделу 232 закона о торговле 1962 года, в США вводится режим чрезвычайного положения из-за торгового дисбаланса, угрожающего национальной безопасности.
Вот и получается, что торговая война Трампа — это катализатор, ускоривший переход мира от эпохи глобальной интеграции к эпохе соперничества держав, которое будет определять мировую экономику и политику на десятилетия вперёд.
Возврата к так называемой «дотрамповской» эпохе глобализации уже не будет. Компании и страны вынуждены адаптироваться к новой реальности геоэкономической конкуренции и повышенных рисков.
В следующем материале поговорим, почему США пошли на этот шаг и почему в мире останутся только две самодостаточные страны — Россия и США. Ни Китаю, ни Европе в новом мире, похоже, места нет среди великих держав.
Vkontakte
Twitter
Одноклассники
