Когда пропал Интернет (Главы 8-9)

Глава 8. Шанс

Когда стемнело, Ломов вышел прогуляться вокруг дома и еще раз мысленно просмотрел сложившуюся ситуацию и зафиксировал основные выводы, каждый раз, «для закрепления» очередного пункта своего невидимого и неслышимого для посторонних списка, резко взмахивая правой рукой.

Первое. Он НИЧЕГО не может изменить в глобальном смысле. Вся эта многоуровневая интрига, где все дурят всех, а кто там дергает за ниточки, и вовсе покрыто мраком, на усилия одного отдельно взятого человека по-любому не среагирует. Не будет Ломова, найдется еще какой-нибудь мститель-одиночка, на которого все спишут. И которого грохнут, как Освальда, еще до суда и даже до допроса, скорее всего.

Второе. Можно попытаться что-то изменить лично для себя и уж в обязательном порядке для мамы и для Маши. Но времени на раздумья осталось мало — до завтрашнего утра, когда неверная супруга приедет за вещами. Пока все более-менее вписывается в сценарий генерала. Ломов будет дома, дочь убрал из квартиры под благовидным предлогом, чтобы не было слезливых прощаний и тяжелых разговоров, а сам метнется за бывшей супругой, чтобы выполнить возложенную на него важную миссию. Почетную и героическую миссию сданной пешки. Ага, сейчас. Разрешите бегом?

Третье. Генерал не зря ему выдал секретную до ужаса информацию. Этим Левашов дал понять, что с таким знанием ненужные и бесполезные люди долго не живут. И что теперь у Ломова, нравится ему это или нет, есть только один выход — делать в точности то, что говорит Левашов. Проще говоря, он Ломова вынуждает сыграть роль ненужной пешки, главная задача которой — раскрыть оборону противника. А за такие дела шахматиста и пришить не грех, а не просто обмануть. Гроссмейстер хренов. Манипулятор струев. Знал бы что такая гнида вырастит, еще в 14 лет башку бы проломил.

Четвертое. Демонстративный разговор в машине «под запись» мог быть способом действительно обдурить собственное начальство, а мог иметь целью заставить Ломова поверить в версию Левашова хотя бы в первом приближении. Судя по заранее подготовленной встрече и записи на специально доработанном диктофоне с механическим уничтожением содержимого по таймеру (впрочем, такие у Левашова, поди, в сейфе на всякий случай кучей лежат), второе более вероятно.

Пятое. Ясно совершенно точно одно: произошедший всероссийский сетевой сбой на самом деле искусственный и даже, скорее всего, имитационный. То есть обрублена связь и Интернет в крупных населенных пунктах, чтобы стала невозможной какая-либо координация населения, кроме как через официальные объявления и сообщения. Разные служебные системы продолжают при этом спокойно функционировать. Если это так, то сегодня-завтра наладят «ударными темпами» вещание пары государственных телеканалов и включат стационарные телефоны. Типа все для людей, типа мы не спим, мы работаем.

Шестое. Из пятого однозначно следует, что готовится либо переход к диктаторскому правлению, либо оккупация с предварительным развалом страны. Либо и то, и другое одновременно. Осталось понять, в чьих интересах действует Левашов — вольно или невольно.

Седьмое. Это искомый шанс. Если удастся понять, какую игру делает Левашов, можно будет либо ему подыграть, либо сдать его самого противникам. И тогда в разборке могущественных игроков маленькой пешке будет легко тихо ускользнуть с доски непредусмотренным правилами способом, проще говоря, не ногами вперед, а как-то еще.

Закончил свой молчаливый «мозговой штурм» Ломов аккурат на пороге родной квартиры. Теперь надо пару часов поспать, успокоить разум, расслабить тело. Действовать предстоит ночью, причем много, резко и неожиданно. Если, конечно, ему это позволят. Предусмотреть нужно все варианты.

Прямо у двери его встретил победный мамин клич «Телефон включили!!! Только что!» Следующие полчаса поспать было нечего и думать. Мама с радостным возбуждением рассказывала ему после каждого звонка подругам и родне о состоянии их семейных дел и прервать этот поток информации Ломов просто не мог себя заставить, понимая, какие испытание выпадут на ее долю в ближайшие дни. Имеет человек право на полчаса своего счастья. Пусть даже и такого.

А затем понадобилось сделать еще один звонок — в Скорую. Мамино небывалое возбуждение разбудило дремавшую аритмию. Бригада позвонила в дверь уже через десять минут — хорошо жить рядом со станцией Скорой помощи. На пороге стояла Людмила и незнакомый мрачный юноша — то ли практикант, то ли фельдшер-неудачник. Вот он, заветный шанс! Подарок судьбы для отчаянного и приговоренного. И зовут этот шанс Людмила. Они посмотрели друг другу в глаза, пауза затянулась и Ломов казенно-вежливым голосом сообщил:

-Здравствуйте, доктор! Пройдите вот сюда пожалуйста, приступ аритмии, только что начался, документы все на столе..

Молодец Людмила! Ей бы в разведку, а не в Скорую… Мгновенно сориентировалась и взяла себя в руки — унылый фельдшер так ничего и не заметил. Сунув Ломову в руки свою синюю форменную куртку, Людмила умудрилась незаметно сжать его руку, а затем таким же суховатым тоном спросила:

-А я, кажется, у Вас уже была? Не так давно. Частые приступы? Надо терапию пересмотреть, кардиолога обязательно посетите.

Дальше пошла обычная процедура с выяснением списка хронических заболеваний, принимаемых лекарств, съемом кардиограммы и введением кордарона внутривенно.

Приступ «на игле» у мамы обычно никогда не купировался, но в течение нескольких часов сердечный ритм восстанавливался, так что в больницу она стандартно ездить отказывалась. Но сегодня… Ломов почувствовал настойчивое покашливание интуиции, а следом знакомый холодный сквознячок вдоль спины.

-Доктор, простите… Можно Вас на минуточку, — елейным голосом проворковал Ломов, — буквально на пару слов…

Они вышли на кухню, там он тихо шепнул ей одними губами:

-Прости… Потом все объясню, если доживу. Дочери пару дней переждать только… Маму забери сейчас в больницу, ей здесь опасно оставаться.

Людмила посмотрела на него тоскливыми глазами, изобразила улыбку и громко сказала, чтоб услышал фельдшер:

-Нет, нет! Не надо! Что можем, сделаем и так. Уберите деньги! Лучше маме фрукты потом купите.

Фельдшер на Людмилу смотрел осуждающе, он явно не одобрял отказ от вознаграждения и Ломов аккуратно сунул две тысячных бумажки ему в карман. Уговаривать маму не пришлось. Условную фразу «ну, ты подлечись, отдохни пока от нас» она тоже интерпретировала верно, разволновалась, опять зачастил пульс и в больницу пришлось ехать уже без всякой натяжки.

Ломов остался в квартире один. А через полтора часа в дверь снова решительно и долго позвонили, сопроводив трель звонка увесистым пинком, исполненным явно обутой в армейский ботинок ногой.

-Откройте, полиция!

Это была не полиция, хотя участковый тоже испуганно маячил где-то на заднем плане, видимо, для спокойствия наблюдающих маски-шоу в дверные глазки соседей. Впрочем, на этот раз обошлось без традиционных атрибутов этого действа. Трое «космонавтов» достаточно вежливо протиснулись мимо Ломова в квартиру и культурно рассредоточились, стараясь ничего не опрокинуть и не сломать. Следом зашел вальяжный хлыщ в строгом и дорогом сером костюме с кожаной папкой под мышкой.

-Давайте коротко и неофициально, гражданин Ломов, хорошо? Или предпочитаете по всей форме? С понятыми?

-Давайте коротко, — легко согласился Ломов.

-Без протокола, — уточнил, внимательно глядя на него хлыщ.

-Да, зачем он нам, — кивнул Ломов.

-Вам знаком генерал-майор Левашов?

-Да.

-Когда Вы с ним последний раз встречались или разговаривали? Где, при каких обстоятельствах?

-Не далее как сегодня утром. При весьма странных обстоятельствах. Меня настойчиво пригласили к нему в машину, за рулем был сам Левашов, его сопровождали сзади двое, по виду оперативники, а спереди «капля» тонированная ехала. Высадили меня у спорткомплекса недалеко отсюда. Я пешком вернулся домой.

-О чем был разговор?

-Генерал-майор Левашов отметил, что со мной всегда гимор, и что я не умею строить семейные взаимоотношения. Потом сообщил, что новый избранник бросившей на днях меня жены — важная персона. То ли дипломат, то ли иностранный ученый, я так и не понял. И что мне категорически не рекомендуется пытаться проследить за женой. И тем более устраивать разборки с ее… С ее бойфрендом, как это теперь называется. Я как раз с этой целью из дома и вышел. Проследить.

-Вы были знакомы с генералом раньше? В каком качестве?

-Мы были друзьями детства. Потом Левашов пошел в гору, а я… Я в обратном направлении. Мне было неудобно напоминать о себе и о детской дружбе, это выглядело бы как-то не того… А Левашов сам никогда первым не звонил и инициативы в поддержании отношений не проявлял. Я обратился к нему лет пять назад, просил помочь с протекцией в плане трудоустройства в гражданской сфере. Он дал контакт, но там вышла ссора, мы друг друга не поняли, Левашов был очень сердит, накричал на меня и сказал больше к нему не обращаться и не звонить. Все.

Ломов замолчал, выжидательно глядя на собеседника, а хлыщ глумливо усмехнулся, наслаждаясь своим мнимым интеллектуальным превосходством (вот же дурачок, сынок наверное чей-то, понабрали кадров…), и выдал, глядя на Ломова сверху вниз:

-Теперь Вам следует задать традиционный вопрос «А что случилось?». Ну, давайте, Ломов. Неужели не интересно?

-Я не любопытен. Это вредно для здоровья.

Хлыщ недовольно поморщился и добавил:

-Генерал-майор Левашов исчез. Два часа назад. Его машина найдена пустой с ключами и документами. Как будто кто-то ее оставил специально, приглашая к угону. Ничего об этом не знаете?

-Нет, — снова коротко ответил Ломов, опять не задавая вопросов.

Хлыща аж перекосило, но он совладал с собой и грозно заявил, оперевшись для пущего эффекта сжатыми кулаками о стол:

-Ну, на нет и суда нет. Нет суда, нет и меры пресечения. Но Вам придется проехать с нами в одно не вполне уютно место — сами решайте в каком качестве. Я предлагаю пока добровольно. Участковый сообщит соседям, что Вы временно задействованы в спецмероприятиях как офицер запаса и надо по возможности оказать помощь Вашим близким. Кстати, где они?

-Маму Скорая увезла в 57-ю пару часов назад. Дочка у сестры. Нельзя ли мне задержаться до утра? Утром бывшая жена приедет забирать вещи, я не знаю, есть ли у нее ключи от квартиры и вообще… Будет странно, если дома никого.

-Напротив! Это очень гуманно и вполне естественно в такой ситуации. Напишите ей записку, что не хотите ее и себя лишний раз травмировать, ключи пусть у соседей оставит и все такое. Собирайтесь, Ломов, времени нет, терпение у моего начальства тоже заканчивается. Лучше бы Вам со мной добровольно сотрудничать, так всем проще будет.

-Хорошо! В больницу только утром дайте позвонить, узнать в справочной, как мать себя чувствует. Или сами позвоните.

-Без проблем! Ждем Вас в коридоре. Поторопитесь.

Хлыщ развернулся через правое плечо (в армии явно не служил) и небрежно махнул рукой в направлении двери своей силовой поддержке.

Глава 9. Куда пропадают генералы

Генералу пропасть гораздо сложнее, чем, скажем, слесарю после получки. В разы. И даже на порядки. При всей генеральской немалой зарплате и власти. Слишком много на него завязано такого, что нельзя развязывать. Но иногда случаются и такие вот ЧП. И тогда вся система встает на уши, заодно переворачивая вверх дном окружающую реальность. Как раз похожий катаклизм закручивал в один смерч карьеры и судьбы сейчас. Ведь пропал, судя по всему, не просто генерал-майор Левашов, пропал человек, допущенный к особо охраняемым секретам и осведомленный о планах сильных мира сего. И списать сей досадный факт в архив по истечению положенного времени решительно невозможно. Не существует в этом мире такого генеральского Бермудского треугольника, где исчезают бесследно большие начальники и с этим все безропотно соглашаются, мол, что тут попишешь, такое уж это место, ищи — не ищи, результат один… Будут трясти всех и вся, пока не найдут хоть какое-то объяснение, хоть какие-то следы и зацепки.

Теперь уже Ломову не имело смысла дергаться и юлить. После полиграфа будут уколы, а потом… Потом даже думать не хочется. Одно радует: семью он из-под удара вывел, в такой запарке на него через дочь давить не станут, ставки другие. Вколют препаратик из числа таких, что доктор в поликлинике не выписывает, а потом уронят головой вниз, когда все вытрясут, что хотели. Был Ломов, жил Ломов, но случайно упал с лестницы, наверное инсульт у него случился. Очень жаль, примите наши соболезнования. А может, это его коварные враги подтолкнули. Тогда еще возьмите орден на память о нашем дорогом товарище, ему, увы, не успели вручить.

Впрочем, пока все развивалось относительно гуманно и даже, можно сказать, спокойно. Его привезли не во всенародно знаменитый комплекс зданий на Лубянке и даже не в «двадцатый дом». Разговор шел в неброском особнячке среди жилой застройки, обнесенном стандартным бетонным забором. Не украшала вход грозная табличка, не маячила у дверей вооруженная охрана, не глядели грозно во все стороны камеры видеонаблюдения, только у входа сидел возле турникета дежурный в костюме охранника без указания на ведомственную принадлежность. Помещение вполне могло сойти за средней паршивости офис какого-нибудь ФГУПа. Но это был не ФГУП отнюдь.

Ломова поместили в замызганном кабинете, посадили на самый обычный стул у самого обычного и основательно потертого офисного стола. Несколько раз задали в разных формулировках уже заданные ранее хлыщом вопросы. Только на третьем круге Ломов засек глазок видеокамеры, искусно замаскированный в потолочной панели. Наверное, были и другие.

Экзекуция продолжалась часов до трех ночи с перерывом на туалет, куда его великодушно отпустили без конвоя (ага, нашли дурака). Еще примерно час Ломов кимарил на жестком стуле, прислонившись плечом к стене, уже ближе к утру его отвели в небольшую комнатку с топчаном и многозначительно предложили «пока отдохнуть».

Сложнее всего было не пить. Понимая, что его может ждать, Ломов выпил еще дома большую поллитровую кружку воды, но жажда от долгих разговоров все-таки проснулась и принялась его изводить. Просить воду у хозяев было бы настолько вопиющей глупостью, что делать этого просто никак нельзя, даже изображая готовность к сотрудничеству.

С рассветом вместо ставшего уже почти родным хлыща в сером костюме к нему в гости заявился небольшого роста плотно сбитый мужичок лет сорока с характерной физиономией среднестатистического забулдыги и совершенно лишенный особых примет. Встретишь такого у проходной какого-нибудь предприятия и не узнаешь через пару минут в толпе точно таких же работяг. Точнее, не узнал бы, если б встретил лет 30 назад. А сейчас и предприятий в городе не сильно много, и лица там совсем другие. В понимании проводящих с Ломовым работу ответственных лиц, этот человек на контрасте с самовлюбленным хлыщом, видимо, должен был вызвать интуитивное доверие. Но вызвал только очень сильное опасение. Серьезный товарищ. Тут дурака лучше не валять.

-Здрасьте, Александр Николаевич! — буркнул визитер, плюхаясь на стул в углу комнаты. — «Вставай» пришел, просыпайтесь. Батя мой так меня в школу будил. Шутка. Вот. Ну, значит, психологический контакт установлен, не будем время тратить. Вы все понимаете, я все понимаю, поговорим откровенно, как профессионалы… Звать меня Семен Семенович, как в фильме с Никулиным, помните? А вопрос у меня только один: что Вы еще не рассказали моему коллеге про Ваши с Левашовым переговоры-разговоры. Нет смысла отпираться. Нам нужны все детали, желательно дословный пересказ. Прямо сейчас и прямо-таки очень. Вот. Отнеситесь с пониманием, я Вас уважаю, а Вы уж меня уважьте. Служба есть служба. Вот. Ничего личного. Не договоримся сейчас, пойдете на полиграф, а оттуда на прививку. Вы не задержаны, Вы ни в чем не обвиняетесь и не подозреваетесь. Вы, как в кино с Никулиным — на спецзадании. Потом даже наградят. Посмертно…

И Семен Семенович очень комично шмыгнул носом, практически один в один воспроизведя мимику персонажа Никулина из аналогичной сцены в кинофильме «Брильянтовая рука». Да, мастер. И все сказал, и припугнул, и вроде как пошутил, сохраняя психологический контакт.

-Хрен тебе, — подумал Ломов. — Нашел дурака. Как только я покажу свою информированность в ваших тайнах мадридского двора, меня тут же закопают. Причем без вариантов и дальнейших расспросов.

А в слух, тщательно подбирая слова и как бы стараясь вытянуть из памяти все подробности, он сказал совсем другое:

-Генерал вел себя неестественно. Я даже подумал, что весь этот разговор в машине идет под запись или что-то в этом роде. И вообще, он особо не старался отыграть натурально, прям фальшь сплошная. Он назвал фамилию любовника моей бывшей: Новак. Зачем? Я же не спрашивал его ни о чем, странно это. Сказал, чтобы я не смел к нему даже близко подходить, что он работает в интересах государства над каким-то секретным проектом, хотя сам иностранец. Если бы мы не были знакомы с Левашовым давно, я бы подумал, что он меня специально провоцирует. Но это какой-то уж совсем уровень самодеятельности, примитив. Значит, тут в другом задумка была. Я взял потом плеер, наушники и в лес пошел поразмыслить, чтоб никто не отвлекал. Но так ничего и не придумал. Теперь точно все. Могу на полиграфе подтвердить.

Семен Семенович одобрительно кивнул, продолжая внимательно смотреть на Ломова в ожидании продолжения. Так они просидели молча еще несколько минут, потом крепыш хлопнул себя квадратными ладонями по коленям и резко встал со стула.

-Ну, что же… Тогда на полиграф. Передохните полчасика и приступим.

Можно ли обмануть полиграф? Полиграфолог скажет, что нет. Можно попытаться противодействовать тестированию и тем выдать себя — не более того. Такая у него работа, у полиграфолога. «Клиент» должен верить, что все тайное станет явным. А ведь дело обстоит несколько сложнее в реальности. Обмануть таки можно, если самому полностью себя убедить, что обман это не обман, а так и было все на самом деле. Ломов вполне мог такую штуку провернуть на некоторых фактах за пару месяцев, ежедневно и в мельчайших деталях прогоняя перед глазами ложные воспоминания. Деталями были не только названия улиц, лица людей и номера машин, но и его, Ломова, их эмоциональное восприятие — вот тот мужик вызвал глухое раздражение своей наглой ухмылкой, а эта старушка напомнила школьную уборщицу из далекого детства — и все в этом роде. Но у него сейчас не было двух месяцев. И даже двух часов. И значит скрыть сам факт второй встречи с Левашовым в любом случае не выйдет. Остается одно — тянуть время.

-Погодите, Семен Семенович! Есть еще одно обстоятельство. Генерал Левашов сказал, что это важная и совершенно секретная информация, я просто не хотел его подставлять. Но раз он исчез при таких подозрительных обстоятельствах…

-Давайте уже! — сердито махнул крепыш рукой, закрывая обратно входную дверь и снова усаживаясь на свой стул. — Без прелюдий, вот. Сразу к делу.

-Левашов назначил мне встречу в парке. В известном нам обоим с детства месте. В тот же день, ближе к обеду. Я пришел. Он явился одетым в официальный костюм, а сверху плащ-палатка и бахилы синие. Сказал, что вылез через дыру в заборе у кафе «Березка» на противоположной оконечности лесного массива и шел пешком. Что его там ждут коллеги и водитель.

-Ну? Дальше! О чем говорили?

-Вы же просили с подробностями… Говорил он, я слушал. Типа у него всего несколько минут, надо обратно спешить. Сказал, что Новак этот как-то причастен к отключению Интернета, что идет оперативная разработка и я ему должен буду помочь, раз уж так вышло, что за мной будет наблюдение и мне дадут знать, что и как позже. Пить очень хочу, извините… С вечера без глотка воды.

-Да не будем мы Вам ничего в воду подмешивать, — отмахнулся Семен Семенович, уловив намек и состроив по этому поводу брезгливую гримасу. — Идите вон в туалете из под крана попейте, если опасаетесь. Еще обезвоживания нам тут не хватало. Идите, я подожду.