Пат и мат. Бояръ-аниме с элементами абсурда
Как в одном царстве-государстве, да в заброшенной избушке старой колдуньи собрались раз на совет три не совсем злых волшебника. Приняли по чарке зелья, да завели беседу умную. Как жить дальше, как людям в глаза смотреть.
А дело тут вот в чем было. Всяким злым да черным колдовством те волшебники брезговали. Порчу там навести, али заговор какой — ни-ни. И меч заколдовать али панцирь — даже не зарекайся. Прогонят с позором, да еще страже царской доложат — вот, мол, такой-то и такой молодец дело злое замыслил, меч ему заговоренный подавай, видишь ли… А зачем честному богатырю такое чудо? Вот то-то и оно…
Ходили к тем трем волшебникам люди за советом. Про жисть свою тяжкую спросить, да узнать, что там впереди ждет. Правду отвечали трое кудесников, не врали никогда. А коль правда та была страшной, то не говорили вовсе ничего. Пущай поживет еще, порадуется, зачем о приговоре своем раньше времени знать, коль все равно ничего не изменишь? Другое дело, когда разные пути-дорожки впереди, а выбрать одну надобно — тут и посоветовать можно.
Токма правда та мало кому нравилась. Плевался народец и через левое плечо, и через правое, да отбежав шагов на сто, кулаками грозился: «Вот ужо, колдуны проклятые, спознает батюшка-царь про речи ваши, ох не поздоровится, ох хлебнете лиха!» От того и кликали волшебников злыми, но не все. Кто поумней был, те в ноги кланялись, ежели простого сословья, а князья да бояре звонкой монетой да мехами одарить могли.
Все бы хорошо, да сгустились тучи черные, набежала тьма колдовская. Все друг на друга волком смотрят, норовят в глотку вцепится, воры да мздоимцы совсем страх потеряли, воеводы дурят, что твой пьяный приказчик, куда ни кинь, всюду клин. А царь-батюшка в стольном граде на троне сидит, дары принимает, да на затылки жирные боярские с высока поглядывает, пока они там у трона поклоны бьют земные, шапки соболиные роняют да бородами своими пол метут. Слава славная, диво дивное, отец ты наш, кормилец-поилец, сто годков тебе править, да не стареть!
Глядит на все это царь-батюшка, да так себе думает: «Ох, пройдохи, ох лиходеи! Знает собака, чье мясо съела, да нет на вас на всех управы, никаких острогов не хватит, кольев сажать столько не настругать во век. Растете вы, как головы драконовы — одну срубил, три выросли новые. Да и черт с вами, что уж теперь поделать… Вот наследничек в силу войдет, он ужо вам задаст, растрясет жирок, кровушку взбодрит. А пока ползайте, врите, лебезите, не долго вам осталось!»
Ведомо сие кудесникам было, хоть и не явно, а как в тумане дошло, будто эхо из колодца. А еще ведомо было им, что темная колдовская туча в сердца многих вошла, долго просачивалась, не спешила. И ни поправить теперь, ни исправить ничего нельзя. В кого не ткни среди бояр да князей — в сердце тьма у него. А подойдет человек с чистым сердцем, постоит рядом — глядишь, и у него червоточинка появилась. И растет она с каждым часом, силу набирает. Был герой славный, стал лиходей продажный. Вот потому и жили трое кудесников в глухом лесу, подальше от палат царских и теремов боярских. Попал туда — считай пропал. Нету от тьмы колдовской защиты, нет на нее управы. Токма синий огонь, что все сжигает, только что после него останется? Пепелище одно…
— Ну, что, други, — спрашивает Старший кудесник, — делать нам теперь? Что людям отвечать? Правда такая, что не всякому под силу…
— И то верно, — вторит ему Средний, — как спознают про тьму, первым делом смуту устроят. Вот мы, мол, всех злодеев победим, да царство света установим! А латиняне да степняки тут как тут — разом в спину ударят. Всех под ярмо, а на трон царский проходимца-иудушку своего посадят, да велят всем ему сапоги целовать.
—Так сапоги и сейчас лобызают во всю! — буркнул Младший.
—Так то по своей воле, указа царского такого нет, кто не хочет, за то не казнят и в острог не содют! — строго возразил ему Старший
— Значится, нельзя про тьму людишкам ничего вещать! — стукнул Средний кулаком по столу, аж крыша у избушки подскочила, да рябь по болоту прошла.
—Так тогда мздоимцы-воеводы совсем страх потеряют! Итак уже степняки белым днем прохода не дают, все у них схвачено, везде уплочено! Латиняне, хоть и враги, а купцы ихние жиреют на наших товарах, аки пауки на мухах. Войско который год на границе кровушку льет, а кричали, мол, делов-то одной рукой взмахнуть, да второй прихлопнуть. И где оно? — яростно выкрикнул Младший, и листья с берез аж пооблетали.
— И то верно, — старший печально молвил. — Пат это.
— Чего? — хором спросили два других.
— Игра такая мудреная есть, — ответствовал Старший. — Шахматы называется. Шах — это когда государю угроза. А мат — это когда государству каюк. От шаха еще спастись можно, да ворогу самому мат устроить. А когда пат — это все. Нету ходов, а Государь как бы и не при делах. Самое тухлое дело. Сиди да смотри, как баран на новые ворота.
— Так что говорить будем? — спросил Младший, плечами могучими пожав.
Улыбнулся тут Старший, будто солнышко через мглу осеннюю проглянуло.
— А про времена стародавние будем речь держать! Кто умом крепок, тот поймет. А кто глуп да дерзок, тот пусть на своей шкуре истину постигает, гоните прочь того со двора.
Так и порешили…
