ЧАСТЬ I./ ГЛАВА VII. Новобранец
-Вот он, наш батюшка Киев, – молитвенно произнес Горята...
А остальные пассажиры уже торговались о плате за проезд. Горшечник предлагал крынку, хозяйка коровы – молока…
К нависшим над земляным валом дубовым стенам вела бревенчатая мостовая, тянувшаяся от гораздо более широкой, нежели на острове пристани...
-Поди не Царь-град,а все ж… А ты Стоян в Царь-городе-то бывал? – неожиданный вопрос Боряты холодной змеей скользнул по спине. По счастью показался прохожий: сгорбленный ветхий дедуля с трудом переставлял ноги, опираясь на суковатую палку.
-А что старче, князь вече собирает? – спросил Горята.
-Так ведь рать с древлянами, а боле ничего не ведаю, стар уж.
-Вот он твой жребий – ступай широкой улицей и придешь на княж двор. Как знать, свидимся... На, сгодится напервые поры, – Горята протянул небольшой кожаный мешочек с кожаными же завязками... – Ты ведь ныне во изгоях, а по княжьей правде и закону русскому изгоям след помогать.
Поблагодарил... Что ж, на княжий двор, так на княжий двор...
*****
Не легка была дорога – и не потому, что пришлось идти в гору… Ноги то слушались, то немели – так и норовили повернуть вспять.
А в голове назойливо вертелось: «Ты ведь ныне в изгоях…»
В памяти вспыли строки: «Изгои трои: попов сын, грамоте не умеет, холоп, из холопства выкупится, купец одолжает…»13.
А что, изгойство в моем положении, пожалуй, не плохая «стартовая площадка»; изгой, судя по отрывочным сведениям – выпавший из своего круга человек, находящийся под определенным покровительством. Да, и вполне соответствует легенде об ограбленном болгарском купце...
По обеим сторонам улицы узорчатые, расписные обнесенные частоколом терема-хоромы, малые, но все же затейливые избушки, хозяйственные строения, столбы с вырубленными на одном дыхании художественного порыва суровыми ликами пращуров – защитников от злых чар.
От широкой, видимо, торной улицы разбегались, петляя в зелени дубрав, малые улочки и проулки, мощенные деревянными колодами, бревном; кое-где – камнем.
Решил остановиться: оглядеться, заодно, съедаемый любопытством, взглянуть, что же так бодряще позвякивает в кошельке. Благо вокруг ни души – верно, праздность у здешнего люда не в чести.
Долго распутывал замысловато завязанные тесьмы. Ух, ты! Десять серебряных монет! Арабские дирхемы или драхмы – не хухры-мухры! Международная валюта! Да, на первых порах можно не думать о хлебе насущном.
А там? «Христорадничание» здесь явно не в чести. Да и не пристало ученому мужу побираться...
А, значит, вперед!
Княжий двор был приметен шагов за сто. Не малой высоты забор, скорее, крепостные стены. За ними – воплощение замысла искусных зодчих – устремленный ввысь островерхими готическими крышами замок-терем из тесанного, резного бруса.
В общем, властительный чертог представлял собой истинный архитектурно-художественный шедевр; и вычурной красой, и размерами весь ансамбль на фоне окружавших его домов и домишек смотрелся, словно роскошная каравелла средь невзрачных барок и шаланд.
Окованные ворота распахнуты настежь. На посту два грозного вида дружинника, при полной боевой амуниции. Пристальный изучающий взгляд вынудил чуть замедлить шаг…
-Муж аль холоп? – вопрос одного из стражей отнюдь не поверг в замешательство.
-Сам-то не зришь, – произнес с достоинством, чуть задиристо, мало-помалу вживаясь в роль. Великий Станиславский наверняка б порадовался, хотя подобное действо не мог представить и в самых смелых мечтах...
*****
Обширное пространство перед теремом было заполонено мужчинами разных возрастов, начиная лет этак от двадцати и до пятидесяти. Сутолоки, однако, не было, как не было и обычного при таких обстоятельствах шума-гама. Собравшиеся (а их не одна сотня) держались кучками по пять-десять человек. Судя по всему родичи-друзья-соседи.
На скамьях у крыльца восседали благообразные старцы в долгополых сероватых не то халатах, не то кафтанах. У каждого в руке посох, на головах высокие белые шапки.
На крыльце показался князь. Был он высок и статен. Не молод, но, видимо, горяч, крут норовом, скор на расправу. Взгляд излучал стальной холод и ярость. Багряный плащ чуть колыхался, переливаясь в лучах солнца. Орлиный с горбинкой (видимо, сломанный) нос, седоватые, спадающие до плеч кудри, длинные опущенные долу усы делали Игоря похожим скорей на лесного разбойника – главаря лихой ватаги.
-Слава Игорю! Слава! – выдохнули-гаркнули сотни глоток.
Князь вознес десницу, вмиг утихли приветные раскаты…
По площади разносился, напоминающий карканье матерого ворона, властный хриповатый мощный глас.
-Смерды деревские не хотят давать дани и паче того только и мыслят отпасть от державы нашей, – говорил Игорь с легким едва уловимым «варяжским» акцентом. – Призываю люд пойти на них ратью и привести к покорству! Навсегда отбить охоту к своеволью! У дружины нашей кони под седлом, мечи наострены на ворогов во славу Киева!
Раздался одобрительный гул.
-Слово за вами вои киевские, – А зброи, коль нет у кого, получите в княжьей гриднице. По обычаю награжу серебром, как вступите в поход и как придете. И добыча ваша…
«Киевские вои» щерились в алчных улыбках – они были явно охочи до материальных благ; пролитие же чужой и своей крови их ничуть не смущало.
«По сколь гривен даст князь по три, а может по пять», – размышляя над простыми житейскими вопросами, почесывали затылки, морщили лбы. Иные прикидывали: а что можно пограбить у древлян, какого добыть добра.
«Небось все дружине достанется, а нам-то шиш», – обронил коренастый кряжистый мужик лет сорока.
На него недобро покосились, в раз нашелся оппонент: «Прошлым летом ходили на уличей, так князь позволил и нам добычу брать, – бодро проговорил рыжий худощавый верзила. – И семействам тех, кто загинул заплатили сполна. Игорь – добрый князь, даст и к гривнам добычу брать, не только дружине своей, но и нам простым людинам. Ясно же сказал: “Ваша добыча”».
Прения потихоньку улеглись; нетерпеливо, в тишине ждали, что скажет князь далее.
Неожиданно со скамьи поднялся старец, решительной ярой поступью, будто сбрасывая с каждым шагом с десяток годков, вышел он на середину двора.
-Не гоже, княже, идти на рать во время Велесовой свадьбы, – проникновенный голос завораживал, выдавая профессионального вещуна-сказителя-баяна. – Не заведено так ни у нас полян, ни у древлян. Во славу Велеса надлежит состязаться в боях кулачных, конных ристалищах, песнопениях, но не лить кровь людскую.
А древлян к покорности привел бы мудрым управлением, дав им урок, сколько дани платить и бороня люд их от ворогов.
Слова старейшины, как ни странно, тронули сердца – тень раздумий-сомнений пробежала по многим лицам.
Князь Игорь сверкнул очами, и без того суровый лик стал подобен гранитной скале, что лежит в ледяных чужедалях Варяжского моря. Сгрудились над скалой черны тучи – вот-вот исторгнут они великий гром. Метнут разящие молнии… но сдержал порыв князь. Дал ответное слово.
-На Руси Перун-бог, не Велес, коему кланяются смерды, да свинопасы. А мы суть воины и живем ратью. Перун – ратный бог, ему требы даем, проливая кровь вражью. Так ли, мужи киевские?!
Толпа раздухарилась вновь; князь Игорь перехватил инициативу...
Лишь старцы, преклонив главы, с укоризною покачивая брадами, говорили о чем-то, но не слышали их и…не видели – вновь заиграли, затмив очи киян, хищные волчьи огоньки.
-Братья! – распалялся князь – не посрамим Киев! Завтра поутру, кто не имеет зброи получит у конюха14 нашего шелом, щит, топор аль меч. А кто издалече прибыл, переночевать может в гриднице15 на княжьем дворе.
Вот и итог. Вот и перспективка. Ночлег обеспечен. Дальнейший род занятий определен. Но на правильном ли я пути? Имею ли право так безоглядно-бездумно-безответственно вмешиваться в прошлое?
Ни то пословица, ни то высказывание кого-то из великих, что, мол, если выстрелить в прошлое из ружья, оно ответит выстрелом из пушки приобретает слишком уж прямолинейный смысл. Вспомнился и сюжет какой-то фантистической книжки: герой оказался в прошлом и там, на войне или еще где (не нарочно – случайно) убил собственного предка. И растворился – исчез сам...
Завтра мне дадут меч или секиру, и я пойду на древлян, лично мне не сделавших ничего плохого. Ну, а на войне, как на войне. Или ты или тебя. Эх! Сорваться бы отсюда. Выбраться в привычный мир. Но как? Да и все это жутко интересно!!!
Нет, я не трус, но я боюсь… БОЮСЬ КРУТАНУТЬ КОЛЕСО ИСТОРИИ. ПОВЕРНУТЬ ЕГО В ДРУГУЮ СТОРОНУ. БЫТЬ МОЖЕТ ВСПЯТЬ!
*****
Гридница представляла собой род казармы. Длинный сруб был разделен внутри на три помещения. В первом – «оружейная комната» – склад разнообразного холодного оружия, луков, стрел, щитов. Во втором – располагался общий обеденный стол; третий покой предназначался для сна и отдыха, о чем говорили многочисленные лавки и полати. Правда, на ночлег попросилось народу немного – всего-то с десяток человек. Расположились: и не в тесноте, и не в обиде. Мои соночлежники поинтересовались у меня, кто я есть. Повторил басенку об ограбленном болгарском купце, решившем попытать военного счастья. Молодые простоватые парни из ближайшего к Киеву села удовлетворились ответом и по счастью сверх того ни о чем меня не пытали. Я старался заснуть, а ребяткам не спалось, точили лясы, строили планы. А они у всех сходились в одном: грабануть побольше и зажить своим хозяйством, своим домом, жениться. Что ж цель вполне естественна, особенно в молодые годы. Вот только средства ее достижения…
Слушал в пол-уха их разговоры, и временами казалось мне, что очутился я… в некоей воровской малине среди уголовников, обсуждающих предстоящее дело…
13 Строка из Устава князя Всеволода – одно из немногочисленных свидетельств об «изгоях».
14 Конюх заведовал княжескими лошадьми, амуницией и оружием. У франков аналогичная должность называлась «маршал». Отсюда – и воинское звание.
15 Большое помещение на княжьем дворе для дружинников. От слова «гридь», «гридень» – дружинник.
