ЧАСТЬ I. /ГЛАВА IX. Сон мне желтые огни…
Молчание предстает в разных качествах: «золото» и «знак согласия», признак мудрости и свидетельство тупости, проявление крайней ограниченности и дипломатичности…
Старик… нет, вернее, зрелый, необычайно могучий муж молчал. Молчание его величественно, величественна и внешность. Облаченный в ослепительно-белоснежную тогу, напоминал он безмолвный, купающийся в солнечном море-окияне, айсберг. Лучезарно рыжеватая борода и буйны кудри, отливали чистейшим златом, затмевали седину и морщины.
Небывало громадного роста человек (человек ли?) молчал, оттого что дремал, возлежа в колеснице, запряженной четверкой неземной красы лошадей. Дивно измысленная, словно выточенная из прозрачного горного хрусталя колесница хрупка. Но держит великое тело, баюкает, покачивая как колыбель младенца.
А ведь я на небесах и хляби небесные, как не странно тверды! Иду-парю по воздуху аки посуху… остановился в пяти шагах, зачарованно гляжу на дивную картину, лицезрею мирно спящего ездока.
А он воспрял, неторопливо разомкнул очи, приподнялся… ЗАГОВОРИЛ!
«Пора! Пора начинать на Земле новый день».
Вдруг неожиданно обратился ко мне: «Ну, здравствуй, гость! Теперь ты под нами ходишь!»
-Под кем под вами?! Кто вы?!
-Я – Даждьбог. Ведаю солнечным светом и теплом, переменяю времена года. Согреваю Землю и орошаю. И зовусь я так, оттого что даю тепло и свет, урожай и приплод…
Изъяснялся он, как ни парадоксально, современным русским языком....
-А попал ты, братец, в Ирий. Славянский языческий рай. Хочешь, покажу наши владения, проведу, так сказать, экскурсию. Слово «экскурсия» в его устах, мало сказать, изумило... онемев и открыв от удивления рот, я ответил кивком головы.
«Ступай за мной, поеду медленно; пусть внучата мои чуть подольше поспят».
И устремился я вослед за колесницей, подхватил и понес меня теплый ветерок…
*****
Вдруг затрясло в ознобе, а потом бросило в жар, словно сошлись в едином порыве пламенный зной и жгучий лед.
Мы остановились у подножья горы. Покрытой не зеленью леса, но небывалой красы самоцветными камнями.
«Там на верху, – вознес перст Даждьбог – чертоги Перуна!»
Задрав голову, узрел я на самой вершине причудливо грозные очертания замка-дворца.
«Перун мечет молнии, а я поливаю землю дождем. Спит пока Громовержец и лучше его не будить. Осерчает», – со вздохом произнес он, и мы устремились дальше.
«А у подножья обитель Сварога, что владеет огнем, ниспосылает его очагам, помогает кузнецам в их делах. Да и сам он кузнец, вечный трудяга; почуял, поди, жар – то раздувает Сварог меха».
Показалась немалая размером с добрый амбар хижина: крыта соломой; скромна, но небезыскусна… стало быть, кузница Сварога.
-Как правит на земле мир, – продолжал Даждьбог, – кует Сварог рало. А подступает война – большой меч.
-Что же кует он сейчас?
-Меч кует. Догадался… рать предстоит с древлянами.
Стремглав, рассыпая искры, несется огненный шар… никак шаровая молния…
На миг приостановился и…обернулся шар не то собакой, не то волком, не то львом – колышется волнами пламени грива.
Химера бросила на меня испепеляюще-изучающий взгляд, стало немного не по себе...
«Семаргл – сварожич, огнебожич, помощник Сварога, разносит огонь, – пояснил Даждьбог. – А еще ныряет с небес на Землю и приносит для Сварога из-под земли руду. Красную как кровь – для меча. Черную как чернозем – для рала».
Камнем, звездой-кометой ринулся Семаргл вниз. Кончился, видно, запас руды у Сварога...
Дуновение ветра напомнило о Стрибоге – повелителе воздушных потоков, Ветродуе…
Послышались веселящие, ласкающие слух напевы: встреч нам, наигрывая на дудочке, шествовал, приплясывая, пастух. В бороду и волосы вплетены полевые цветы, цветами изукрашена и шляпа, а мелодия так заразительна, что трудно устоять на месте... За пастухом следует стадо: овечки-облака тянутся вереницей, сбиваются в кучи и расходятся вновь.
«Велес – скотий бог, – представил путника Даждьбог. – Бог богатства, удачи, а заодно покровитель искусств и ремесел».
Поравнявшись с нами, Велес учтиво приподнял подобный цветущему полю головной убор и приветливо озарил нас улыбкой...
А высоко-высоко над вершиной горы мерно взмахивая крылами, парил Змей-Горыныч, кружа вокруг налитого золотом диска. Истекает от диска, наполняя чашу вселенной солнечный свет. «То Хорс или солнце, как затмит его Горыныч, так наступает сначала осень, а потом зима, – прояснил картину Даждьбог, – А как отдалится от Хорса змеюга, вновь вернутся на Землю весна и лето. И слежу я за этим…».
«Спустился» долу, глядь, а там избушка на курьих ножках!
Вот и все! Чур, меня, чур! Сейчас изжарит да ест баба-яга…А может и не изжарит. Ведь ее можно и обхитрить…
«Это обитель Макоши, – промолвил умиротворенно «экскурсовод». – Богиня-пряха прядет нить времени, покровительствует работе женской и торговле. Веки вечные, не смыкая очей, сидит она над веретеном...
Ты ведь ученый, должен знать: «веретено» и «время» или, как говорили по-древнерусски, «веремя» одного корня слова.
Захочет Макошь будет быстрее прясть. И время на Земле потечет быстрее. Медленнее станет прясть – и время замедлится. Ну а может и вовсе веретеном пустить время назад иль вперед».
-Постой, так Макошь может управлять временем?!
-Знаю, о чем это ты. Но всему, прости за каламбур, свое время. К тому же Макошь – богиня – не пристало простому смертному обращаться к ней напрямую.
-И как же прикажешь к ней обращаться?!
-Через кудесника сильного, что прослужил богам четверть века и более. Коль получит он «добро», отправит Макошь тебя восвояси…
*****
-А ведь тебя в твоем МИРУ кинулись. Ищут! На-ка глянь, – Даждьбог извлек откуда-то вычурное сразу видно, волшебное зеркальце, протянул его мне. Перед глазами в мутной дымке как в отрывистых кадрах старинного немого кино промелькнули родные образы и картины.
Поймал встревожено-начальственный взгляд директора НИИ ИСТОРИИ И ВРЕМЕНИ… испуганно-восторжено переглядывались представительницы прекрасной половины… что-то возбужденно, яростно жестикулируя, говорил Яковцев…
А в поднебесье верхом на здоровеной бутыли как на ракете кружил профессор Пивображенский, крича во весь голос: «Улетов! Я верю в Вас! Держитесь, голубчик!»… прочитал я, наверное, по губам...
*****
Бр-р-р-р… Ну и сон!
С трудом разлепил глаза, вышел во двор, вдохнул полной грудью, умылся из глиняного рукомойника.
Вот уже десятое утро начинается так.
Подготовка к походу шла ни шатко, ни валко – в полном соответствии с принципом: поспешай, не торопясь. Да и, видимо, были к тому веские основания, ведь противник тоже неплохо владел мечом, ну, а кто к нам (вернее – к ним) с мечом придет…
*****
А меж тем, «охотники» все прибывали и прибывали. Гридница уж не вмещала гостей. На княжьем дворе образовался род табора, разумеется, не цыганского – воинского, где стремились поднатореть в ратном умении и мастерстве. Бились на деревянных мечах; опытные дружинники (ни дать ни взять – инструкторы) натаскивали вчерашних землепашцев, ремесленников и… тунеядцев.
Не прошли все же даром «зарницы» и всякие прочие реконструкции – обнаружил я изрядное умение в учебном мечевом бою с княжьим гриднем, хоть, в конце концов, и получил «смертельный» удар.
Но продержался долго, отбивал удары… переходил в контратаку.
-Ты, вижу я, в ратном деле не новичок, – одобрительно похлопав по плечу, резюмировал партнер. – Кто ты в делах мирских?
-Купец.
-Ну, купцу владеть мечом сам Перун велит; купецкое дело и ратное – едино суть16.
*****
Последующие успехи в воинских экзерцициях возвысили мой авторитет в глазах окружения – тех самых сельских ребят, с которыми познакомился в первый же вечер. Отношения с ними заладились; к тому же из нас сформировали десяток. И как человека бывалого, меня единодушно избрали десятским, чего я, кстати, совершенно не ожидал.
Вечерами травил байки, плел, что на ум взбредет; сочинял на ходу, импровизировал в духе сказок о Синбаде-мореходе о дальних чудесных странах; о людях с песьими головами; одноглазых пигмеях и великанах; чародеях и огромных птицах, что могут подхватить и унести на завтрак птенцам слона...
Слушали в немом восторге – авторитет мой рос с каждой россказней паче и паче.
Привязался ко мне один из ребятушек с чудным именем Бурелом. По возвращении из похода, добыв добра, получив обещанное князем серебро, собирался он заняться торговлей. Вот и въелся: научи, мол, купецкому делу. Что ж, стал изучать с ним таблицу умножения – объяснил, что это основа науки «купи-продай» – премудрость великая эллинская.
Ученик он был толковый, к тому же старался изо всех сил...
*****
А этим утром предстояла мне прогулка на рынок. Следующий день – четверг – посвященный богине Макоши языческий выходной, а заодно и базарный день, хотя торговали на киевских торжищах и христиане, и мусульмане, и иудеи.
Ну, а подоплека сего такова: грядущее «боевое братство» решили скрепить, как водится, совместным возлиянием. В общем, купить в складчину пива-браги и какой-нибудь снеди на закусь. Вложил свою долю – с охотой расстался с частью любезно дарованного Горятой «первоначального капитала».
Закупку поручили мне, как старшему и опытному в торговых делах: «Уж тебя-то не обвесят, не обсчитают».
Вот и решил загодя разведать дорогу, да и просто развеяться, совершить утренний моцион.
Рынок представлял собой прилегающую к берегу площадь-пристань: утоптанная земля, торговые ряды с рубленными прилавками и ларями крепко спали в ожидании завтрашней суеты.
Торговое место не терпит грязи, а посему было чисто выметено; между рядами читались следы доброй метлы. И все же, нет-нет, да и промелькнет глиняный черепок, увядший лист капусты.... прохаживался меж рядов со скуки пытался определить каким товаром, где торгуют, словно следопыт, заглядывая под прилавки.
В праздном любопытстве набрел на выгребную яму, что притаилась на окраине торга. Вот где подлинный клад для будущих археологов! Да и меня, признаться, так и обуревало желание «произвести раскопки». Но не стал уподобляться бомжам минувших лет, к тому же в любой момент могут появиться люди.
Решил напоследок окинуть помойку взглядом: вдруг да обнаружиться что-то ценное – само собой для науки. Ничего особенного – все те же жухлые листья капусты; ботва; обрезки какого-то овоща, скорее всего репы; пара-тройка разбитых горшков и кувшинов...
Как вдруг в глаза бросилось НЕЧТО. Знакомое с детства, знакомое до боли… вдруг вспомнил, как лет в шесть-семь порезал палец... когда пытался почистить картошку дедовским способом.
КАРТОФЕЛЬНЫЕ ОЧИСТКИ?! Не может быть! Лежали они, правда, не в самой мусорной яме, а в полуметре от нее. Подошел, нетерпеливо поднял, поднес к глазам. Сомнений не оставалось!
Картофель в X веке?!
Спокойно, взять себя в руки! Продолжим осмотр, вдруг всплывет что-нибудь еще?
И точно вплыло!
КОШЕЛЕК! Кожаное изделие типа портмоне могло относиться самое раннее к XIX столетию… Нет, это не «глюк» – потертый «лопатник» я осязал и даже мог попробовать на зуб…
НО КАК?!
А может, я все еще сплю?! Или… Уж не перенесся я ненароком еще куда?!
Из оцепенения вывел тревожный перезвон. Перезвон церковного колокола…
Откуда-то донеслось конское ржание, послышался отрывистый гудок. Похожий на паровозный…
16 Купцы в то время были и воинами – нужно было защищать имущество от посягательств.