logo
Буланенко
Разбираемся в кино вместе
logo
Буланенко  Разбираемся в кино вместе
О проекте Просмотр Уровни подписки Фильтры Обновления проекта Поделиться Метки
Все проекты
О проекте
Разборы фильмов и анализ творчества кинематографистов
Публикации, доступные бесплатно
Уровни подписки
Единоразовый платёж

Безвозмездное пожертвование без возможности возврата. Этот взнос не предоставляет доступ к закрытому контенту.

Все собранные средства пойдут на съемки короткометражного художественного фильма о 10-м чемпионе мира по шахматам Борисе Спасском.

Помочь проекту
Кинозал 500₽ месяц

Регулярные эксклюзивные разборы фильмов, которых не будет в публичном доступе, и киностримы.

Оформить подписку
Мастерская 2 000₽ месяц

Дополнительно к «кинозалу» эксклюзивный доступ к черновикам текущего проекта или эксклюзивному эссе (в текстовом или видеоформате) на культурологическую или историческую тематику.

Оформить подписку
Киноателье 20 000₽ месяц

«Мастерская» с возможностью заказа одного фильма в месяц для разбора (в меню нет ужастиков, эротики, трэша и абсурдистских комедий, также, если фильм уже разбирался, имеет смысл выбрать другой).

Обращаться в комментариях (доступны на этом уровне).

Оформить подписку
Большое киноателье 100 000₽ месяц

«Киноателье» с возможностью выбрать раз в месяц для разбора творчество режиссёра на примере 5 лучших работ (с теми же ограничениями, что и в ателье).

Обращаться в комментариях (доступны на этом уровне).

Оформить подписку
Фильтры
Обновления проекта
Контакты
Поделиться
Читать: 12+ мин
logo Буланенко

Концептуальные киномарафоны избавляют от сериального синдрома

«Сериалы ‎стали‏ ‎лучше ‎фильмов» ‎или ‎«теперь ‎настоящие‏ ‎истории ‎на‏ ‎стримингах»‏ ‎— ‎как ‎часто‏ ‎Вы ‎читали‏ ‎или ‎слышали ‎подобные ‎слова?‏ ‎Как‏ ‎минимум ‎с‏ ‎конца ‎нулевых‏ ‎при ‎рекламе ‎очередного ‎громкого ‎сериала‏ ‎начинаются‏ ‎разговоры ‎о‏ ‎том, ‎что‏ ‎«он ‎снят ‎как ‎кино». ‎И‏ ‎хотя‏ ‎сериалов-блокбастеров‏ ‎мы ‎ещё‏ ‎так ‎и‏ ‎не ‎увидели,‏ ‎технический‏ ‎уровень ‎их‏ ‎производства ‎вырос.

Рано ‎или ‎поздно, ‎может,‏ ‎и ‎выйдет‏ ‎(не‏ ‎очень ‎понятно ‎зачем,‏ ‎правда) ‎сериал‏ ‎с ‎уровнем ‎производства, ‎близким‏ ‎к‏ ‎«Форсажам», ‎«Властелину‏ ‎колец» ‎или‏ ‎«Барри ‎Линдону» ‎(Спилберг ‎как ‎раз‏ ‎грозится‏ ‎экранизировать ‎многосерийный‏ ‎фильм ‎о‏ ‎Наполеоне ‎по ‎сценарию ‎Кубрика) ‎—‏ ‎в‏ ‎конце‏ ‎концов, ‎освещение‏ ‎сейчас ‎становится‏ ‎всё ‎дешевле,‏ ‎доступнее‏ ‎и ‎мобильнее.‏ ‎Подвох ‎в ‎том, ‎что ‎если‏ ‎он ‎будет‏ ‎настоящим‏ ‎сериалом, ‎то ‎сможет‏ ‎повторить ‎только‏ ‎путь ‎кинофраншизы ‎про ‎круто‏ ‎сваренных‏ ‎ребят ‎на‏ ‎быстрых ‎машинах,‏ ‎поскольку ‎главный ‎художественный ‎и ‎даже‏ ‎нравственный‏ ‎изъян ‎любой‏ ‎бесконечной ‎истории‏ ‎— ‎в ‎отсутствии ‎замысла. ‎В‏ ‎том‏ ‎месте,‏ ‎где ‎у‏ ‎настоящего ‎драматического‏ ‎произведения ‎бьётся‏ ‎сердце‏ ‎и ‎горит‏ ‎огонь ‎смысла, ‎в ‎сериале ‎зияет‏ ‎огромная ‎дыра,‏ ‎из‏ ‎которой ‎уже ‎затухающим‏ ‎эхом ‎доносится‏ ‎«ещё!».

Длиться, ‎продолжаться, ‎тянуться ‎—‏ ‎вот‏ ‎единственное, ‎что‏ ‎движет ‎настоящим‏ ‎сериалом. ‎И ‎если ‎взять ‎именно‏ ‎это‏ ‎определение ‎за‏ ‎водораздел, ‎то,‏ ‎оглянувшись, ‎мы ‎легко ‎увидим, ‎что‏ ‎сериалов-блокбастеров‏ ‎вокруг‏ ‎нас ‎уже‏ ‎давно ‎с‏ ‎избытком. ‎Даже‏ ‎на‏ ‎редкий ‎фильм‏ ‎выделят ‎сейчас ‎большие ‎деньги, ‎если‏ ‎он ‎уже‏ ‎в‏ ‎своей ‎основе ‎не‏ ‎будет ‎носить‏ ‎раковой ‎опухоли ‎длись-идеи. ‎И,‏ ‎напротив,‏ ‎мини-сериал, ‎который‏ ‎ведёт ‎зрителя‏ ‎к ‎логичному ‎финалу, ‎будет ‎ближе‏ ‎к‏ ‎цельному ‎художественному‏ ‎высказыванию, ‎чем‏ ‎бесконечно ‎тянущийся ‎гобелен ‎кинофраншизы.

«Но ‎разве‏ ‎нет,‏ ‎—‏ ‎спросит ‎читатель,‏ ‎— ‎больших‏ ‎серьёзных ‎сериалов,‏ ‎в‏ ‎которых ‎есть‏ ‎над ‎чем ‎поразмыслить?» ‎Есть, ‎конечно,‏ ‎есть. ‎Вот‏ ‎только‏ ‎они ‎имеют ‎тот‏ ‎же ‎фамильный‏ ‎порок, ‎что ‎и ‎самая‏ ‎пошлая‏ ‎санта-барбара ‎—‏ ‎неожиданные ‎повороты‏ ‎ради ‎продолжения, ‎завлечения ‎и ‎удержания,‏ ‎бесконечное‏ ‎нагнетание ‎напряжения‏ ‎без ‎логического‏ ‎разрешения. ‎Отдельные ‎эпизоды ‎и ‎даже‏ ‎несколько‏ ‎серий‏ ‎могут ‎быть‏ ‎связными ‎и‏ ‎законченными, ‎но‏ ‎внезапно‏ ‎под ‎конец‏ ‎сезона ‎герой ‎сделает ‎что-то ‎прямо‏ ‎противоположное ‎характеру,‏ ‎что‏ ‎должно ‎завлечь ‎зрителя‏ ‎для ‎просмотра‏ ‎следующего, ‎но ‎в ‎самом‏ ‎его‏ ‎начале ‎персонаж‏ ‎или ‎откатится‏ ‎к ‎заводским ‎настройкам, ‎или ‎просто‏ ‎сменит‏ ‎амплуа ‎и‏ ‎будет ‎вести‏ ‎себя ‎так, ‎будто ‎всю ‎жизнь‏ ‎ему‏ ‎было‏ ‎свойственно ‎именно‏ ‎такое ‎поведение.

И,‏ ‎чтобы ‎не‏ ‎быть‏ ‎голословным, ‎хочется‏ ‎взять ‎для ‎примера ‎несколько ‎сериалов‏ ‎разного ‎жанра‏ ‎и‏ ‎формата ‎— ‎сериалов‏ ‎крепких ‎и‏ ‎даже ‎знаковых ‎(кажется, ‎какие-то‏ ‎из‏ ‎них ‎принято‏ ‎называть ‎«культовыми»,‏ ‎но ‎тут ‎я ‎не ‎специалист‏ ‎и‏ ‎утверждать ‎ничего‏ ‎не ‎буду).‏ ‎Каждый ‎из ‎них ‎вовлёк ‎меня‏ ‎достаточно‏ ‎сильно,‏ ‎чтобы ‎отсмотреть‏ ‎по ‎несколько‏ ‎десятков ‎серий,‏ ‎и‏ ‎после ‎каждого‏ ‎оставалось ‎чувство, ‎что ‎где-то ‎они‏ ‎сворачивали ‎не‏ ‎туда.

Начну,‏ ‎пожалуй, ‎со ‎своего‏ ‎любимого ‎«Коломбо».‏ ‎Это ‎классический ‎вертикальный ‎сериал,‏ ‎в‏ ‎котором ‎каждая‏ ‎серия ‎представляет‏ ‎из ‎себя ‎отдельную ‎полноценную ‎историю,‏ ‎тянущую‏ ‎на ‎полноценный‏ ‎фильм. ‎Главный‏ ‎недостаток ‎для ‎зрителя ‎постороннего ‎—‏ ‎отсутствие‏ ‎развития‏ ‎героя. ‎Правда,‏ ‎сильно ‎переоценивать‏ ‎этот ‎фактор‏ ‎не‏ ‎стоит: ‎главное,‏ ‎чем ‎цепляет ‎любой ‎сериал ‎—‏ ‎персонажи. ‎Зритель,‏ ‎может‏ ‎быть, ‎и ‎желает,‏ ‎чтобы ‎у‏ ‎его ‎любимцев ‎всё ‎сложилось,‏ ‎но‏ ‎вряд ‎ли‏ ‎он ‎будет‏ ‎рад, ‎если ‎они ‎начнут ‎изменять‏ ‎самим‏ ‎себе ‎и‏ ‎радикально ‎менять‏ ‎свой ‎характер.

«Коломбо» ‎начинался ‎трудно ‎—‏ ‎после‏ ‎пробной‏ ‎пилотной ‎серии‏ ‎прошло ‎пару‏ ‎лет, ‎прежде‏ ‎чем‏ ‎была ‎снята‏ ‎ещё ‎одна ‎пилотная ‎серия ‎(да,‏ ‎у ‎«Коломбо»‏ ‎2‏ ‎пилота ‎— ‎второй‏ ‎вышел ‎на‏ ‎ТВ ‎вместе ‎с ‎полноценным‏ ‎первым‏ ‎сезоном). ‎И‏ ‎даже ‎за‏ ‎этот ‎короткий ‎промежуток ‎времени ‎характер‏ ‎главного‏ ‎героя ‎успел‏ ‎претерпеть ‎некоторые‏ ‎изменения. ‎Пока ‎уговаривали ‎Фалька, ‎создатели‏ ‎добавили‏ ‎его‏ ‎персонажу ‎ещё‏ ‎несколько ‎черт‏ ‎(впервые ‎Коломбо‏ ‎мелькнул‏ ‎как ‎второстепенный‏ ‎персонаж ‎ещё ‎в ‎1960-м, ‎но,‏ ‎как ‎утверждают‏ ‎очевидцы,‏ ‎тогда ‎в ‎нём‏ ‎от ‎Коломбо‏ ‎были ‎только ‎плащ ‎да‏ ‎сигара),‏ ‎но ‎изначально,‏ ‎как ‎заверяли‏ ‎сами ‎Левинсон ‎и ‎Линк, ‎они‏ ‎опирались‏ ‎на ‎Порфирия‏ ‎Петровича ‎и‏ ‎отца ‎Брауна. ‎А, ‎как ‎могут‏ ‎помнить‏ ‎читатели‏ ‎«Преступления ‎и‏ ‎наказания», ‎следователь‏ ‎без ‎фамилии‏ ‎(кстати,‏ ‎у ‎лейтенанта‏ ‎Коломбо ‎не ‎будет ‎имени) ‎имел‏ ‎привычку ‎постоянно,‏ ‎мягко‏ ‎выражаясь, ‎сочинять ‎факты‏ ‎своей ‎биографии.‏ ‎Так ‎он ‎выдумал ‎однажды,‏ ‎что‏ ‎собирается ‎жениться‏ ‎— ‎и‏ ‎даже ‎начал ‎делать ‎необходимые ‎приготовления.‏ ‎И‏ ‎по ‎всем‏ ‎признакам ‎Коломбо‏ ‎тоже ‎долго ‎дурил ‎всем ‎голову,‏ ‎что‏ ‎у‏ ‎него ‎есть‏ ‎жена, ‎рассказывая‏ ‎про ‎неё‏ ‎противоречивые‏ ‎истории, ‎но‏ ‎в ‎какой-то ‎момент ‎создатели ‎решили‏ ‎расширить ‎и‏ ‎углубить‏ ‎характер ‎— ‎стали‏ ‎выдумываться ‎жизненные‏ ‎обстоятельства, ‎родственники ‎и ‎способности‏ ‎детектива-недотёпы‏ ‎(так, ‎например,‏ ‎оказалось, ‎что‏ ‎он ‎хорошо ‎умеет ‎играть ‎в‏ ‎какую-то‏ ‎американскую ‎разновидность‏ ‎бильярда ‎и‏ ‎гольф).

По ‎середине ‎истории ‎были ‎попытки‏ ‎даже‏ ‎расширить‏ ‎число ‎главных‏ ‎действующих ‎лиц‏ ‎— ‎Коломбо‏ ‎попытались‏ ‎дополнить ‎напарниками‏ ‎и ‎даже ‎снять ‎отдельный ‎сериал‏ ‎про ‎его‏ ‎(слишком‏ ‎уж ‎молодую) ‎жену.‏ ‎Ни ‎напарники,‏ ‎ни ‎жена ‎зрителю ‎оказались‏ ‎не‏ ‎интересны, ‎и‏ ‎создатели ‎сделали‏ ‎вид, ‎что ‎их ‎никогда ‎не‏ ‎было‏ ‎вовсе. ‎Но‏ ‎именно ‎история‏ ‎с ‎супругой ‎главного ‎героя ‎обнажает‏ ‎существенный‏ ‎изъян‏ ‎первоначальной ‎задумки‏ ‎— ‎несомненно,‏ ‎что ‎можно‏ ‎сшить‏ ‎одного ‎нового‏ ‎персонажа ‎из ‎нескольких ‎старых, ‎вот‏ ‎только ‎от‏ ‎«вдохновиться»‏ ‎до ‎«создать ‎цельный‏ ‎интересный ‎образ»‏ ‎— ‎пропасть. ‎И ‎пропасть‏ ‎эта‏ ‎заполнялась ‎главным‏ ‎образом ‎отыгрышем‏ ‎Фалька, ‎а ‎сам ‎характер ‎так‏ ‎и‏ ‎остался ‎неопределённым.‏ ‎Дело ‎в‏ ‎том, ‎что ‎отец ‎Браун ‎кроток‏ ‎и‏ ‎мудр,‏ ‎тогда ‎как‏ ‎Порфирий ‎Порфирьевич‏ ‎лукав, ‎как‏ ‎змея.‏ ‎Там, ‎где‏ ‎персонаж ‎Честертона ‎простоват, ‎персонаж ‎Достоевского‏ ‎— ‎изображает‏ ‎простоту.‏ ‎В ‎итоге ‎то,‏ ‎что ‎было‏ ‎загадкой ‎Коломбо, ‎на ‎самом‏ ‎деле‏ ‎оказалось ‎незавершенностью‏ ‎его ‎характера‏ ‎— ‎он ‎явно ‎часто ‎врёт,‏ ‎но‏ ‎порой ‎оказывается,‏ ‎что ‎что-то‏ ‎из ‎его ‎вранья ‎может ‎оказаться‏ ‎правдой.‏ ‎А‏ ‎может, ‎нет.

Тут‏ ‎стоит ‎подчеркнуть,‏ ‎что ‎без‏ ‎известной‏ ‎степени ‎принятия‏ ‎авторских ‎допущений ‎смотреть ‎«Коломбо» ‎как‏ ‎сериал ‎вообще‏ ‎вряд‏ ‎ли ‎будет ‎возможно.‏ ‎Он ‎несколько‏ ‎театрален, ‎выстроен ‎во ‎многом‏ ‎ради‏ ‎диалоговых ‎сцен‏ ‎и ‎столкновения‏ ‎героя ‎со ‎злодеем. ‎Будто ‎бы‏ ‎подчёркивая‏ ‎сценическую ‎природу‏ ‎зрелища, ‎иногда‏ ‎на ‎роли ‎разных ‎антагонистов ‎приглашались‏ ‎одни‏ ‎и‏ ‎те ‎же‏ ‎актёры ‎—‏ ‎если ‎зритель‏ ‎добровольно‏ ‎не ‎согласится,‏ ‎что ‎это ‎разные ‎люди, ‎то‏ ‎вряд ‎ли‏ ‎долго‏ ‎выдержит. ‎Другой ‎принимаемой‏ ‎по ‎умолчанию‏ ‎условностью ‎является ‎периодическая ‎смена‏ ‎жанров‏ ‎— ‎не‏ ‎все ‎сюжеты‏ ‎в ‎«Коломбо» ‎оригинальны, ‎некоторые ‎брались‏ ‎из‏ ‎разной ‎бульварной‏ ‎литературы, ‎включая‏ ‎даже ‎т. ‎н. ‎крутые ‎детективы.‏ ‎Нелепость‏ ‎Коломбо‏ ‎в ‎амплуа‏ ‎Марлоу ‎была‏ ‎слишком ‎очевидна,‏ ‎так‏ ‎что ‎и‏ ‎об ‎этом ‎предпочли ‎забыть ‎как‏ ‎о ‎несуществовавшем‏ ‎вовсе.

У‏ ‎«Всех ‎тяжких» ‎проблем‏ ‎с ‎проявлением‏ ‎внутренней ‎сути ‎персонажей ‎меньше‏ ‎(хотя‏ ‎мод ‎терминатора‏ ‎периодически ‎включается‏ ‎у ‎самых ‎разных ‎героев) ‎—‏ ‎наверное,‏ ‎потому ‎что‏ ‎раскрытие ‎характеров‏ ‎было ‎центральной ‎задумкой ‎всего ‎произведения.‏ ‎Учитель‏ ‎химии,‏ ‎надломленный ‎когда-то‏ ‎предательством ‎(на‏ ‎которое, ‎правда,‏ ‎нам‏ ‎лишь ‎намекают‏ ‎— ‎не ‎исключено, ‎что ‎это‏ ‎интерпретация ‎нарцисса)‏ ‎и‏ ‎собственной ‎гордыней, ‎расправляет‏ ‎плечи, ‎разрушая‏ ‎неудачно ‎подвернувшиеся ‎под ‎руку‏ ‎судьбы.‏ ‎И ‎хотя‏ ‎история ‎о‏ ‎человеке, ‎пытающемся ‎захватить ‎контроль ‎над‏ ‎своей‏ ‎судьбой ‎и‏ ‎жизнями ‎своих‏ ‎близких ‎(ценой ‎жизней ‎дальних), ‎мне‏ ‎не‏ ‎так‏ ‎чтобы ‎очень‏ ‎понравилась, ‎но‏ ‎я ‎хорошо‏ ‎помню‏ ‎всех ‎главных‏ ‎и ‎многих ‎второстепенных ‎персонажей ‎и‏ ‎спустя ‎десяток‏ ‎лет.‏ ‎Тогда ‎как ‎из‏ ‎сериала ‎типа‏ ‎«Прослушки» ‎в ‎памяти ‎не‏ ‎осталось‏ ‎ни ‎одного‏ ‎имени.

Зато ‎у‏ ‎«Тяжких» ‎есть ‎другие ‎проблемы ‎—‏ ‎типично‏ ‎сериальные, ‎—‏ ‎неожиданные ‎и‏ ‎не ‎ведущие ‎никуда ‎повороты ‎(да‏ ‎не‏ ‎убьют‏ ‎Уайта ‎в‏ ‎начале ‎сезона,‏ ‎так ‎что‏ ‎можете‏ ‎не ‎наставлять‏ ‎на ‎него ‎пушку) ‎и ‎длинные‏ ‎тянучки, ‎которые‏ ‎американцы‏ ‎называют ‎филлерами, ‎т.‏ ‎е. ‎наполнителями‏ ‎— ‎сюжетами ‎и ‎персонажами,‏ ‎которые‏ ‎буквально ‎должны‏ ‎заполнять ‎пустое‏ ‎пространство ‎сезонов, ‎на ‎которое ‎главных‏ ‎героев‏ ‎не ‎хватит.‏ ‎Занятно, ‎что‏ ‎у ‎персонажа, ‎выросшего ‎из ‎такого‏ ‎заполнителя‏ ‎в‏ ‎полноценного ‎второстепенного‏ ‎героя ‎(в‏ ‎т. ‎ч.‏ ‎«Звоните‏ ‎Солу»), ‎Майка‏ ‎Эрмантраута, ‎были ‎те ‎же ‎коломбовские‏ ‎проблемы ‎с‏ ‎противоречиями‏ ‎в ‎характере ‎—‏ ‎часть ‎его‏ ‎последующих ‎действий ‎и ‎раскрывающихся‏ ‎фактов‏ ‎биографии ‎не‏ ‎соответствовали ‎изначально‏ ‎заявленным, ‎потому ‎что ‎никакого ‎продолжения‏ ‎его‏ ‎линии ‎просто‏ ‎не ‎предусматривалось.

Могли‏ ‎ли ‎«Во ‎все ‎тяжкие» ‎вместиться‏ ‎в‏ ‎киноформат?‏ ‎Вряд ‎ли,‏ ‎но ‎сериальность‏ ‎сделала ‎своё‏ ‎дело,‏ ‎добавив ‎лишнего,‏ ‎затянув ‎развязки, ‎так ‎что ‎некоторые‏ ‎персонажи ‎выводились‏ ‎до‏ ‎срока ‎по ‎просьбе‏ ‎исполнителей. ‎На‏ ‎их ‎место ‎вводились ‎новые,‏ ‎но‏ ‎история ‎работала‏ ‎всё ‎хуже.‏ ‎Но ‎Гиллигану ‎удалось ‎завершить ‎повествование‏ ‎на‏ ‎высокой ‎ноте.‏ ‎А ‎вот‏ ‎создателям ‎«Лютера» ‎— ‎нет.

Этот ‎британский‏ ‎сериал‏ ‎уже‏ ‎не ‎столь‏ ‎популярен, ‎поэтому‏ ‎вкратце ‎расскажу‏ ‎—‏ ‎в ‎нём‏ ‎структура ‎с ‎раскрытием ‎дела ‎на‏ ‎одну ‎серию‏ ‎с‏ ‎заведомо ‎известным ‎преступником‏ ‎взята ‎по‏ ‎заявлению ‎самого ‎создателя ‎из‏ ‎«Коломбо»,‏ ‎но ‎при‏ ‎этом ‎есть‏ ‎сквозная ‎история ‎и ‎на ‎сезон.‏ ‎И‏ ‎вот ‎эта‏ ‎самая ‎связующая‏ ‎серии ‎нить ‎и ‎рвётся. ‎В‏ ‎первом‏ ‎сезоне‏ ‎мы ‎имеем‏ ‎законченную ‎историю‏ ‎о ‎том,‏ ‎как‏ ‎мелкие ‎грехи‏ ‎и ‎попустительство ‎злу ‎превращают ‎бывшего‏ ‎друга ‎в‏ ‎заклятого‏ ‎врага ‎— ‎за‏ ‎вычетом ‎пары‏ ‎дел/серий ‎это ‎можно ‎было‏ ‎бы‏ ‎уместить ‎в‏ ‎художественный ‎фильм.‏ ‎Но ‎линия ‎закончилась, ‎а ‎сериал-то‏ ‎длить‏ ‎надо. ‎И‏ ‎его ‎длят‏ ‎и ‎длят, ‎нарушая ‎все ‎возможные‏ ‎логические‏ ‎законы.‏ ‎Это ‎уже‏ ‎не ‎мелкие‏ ‎крючки ‎уровня‏ ‎«как‏ ‎выкрутится ‎наш‏ ‎герой ‎из ‎этой ‎ситуации? ‎узнаете‏ ‎в ‎следующей‏ ‎серии!».‏ ‎Это ‎большие ‎и‏ ‎жирные, ‎как‏ ‎тюлени, ‎повороты ‎«героев ‎ловят‏ ‎с‏ ‎поличным ‎за‏ ‎особо ‎тяжким,‏ ‎но ‎это ‎не ‎мешает ‎им‏ ‎и‏ ‎дальше ‎работать‏ ‎в ‎полиции».

Отдельно‏ ‎замечу, ‎что ‎линия ‎с ‎рациональной‏ ‎маньячкой‏ ‎в‏ ‎исполнении ‎Рут‏ ‎Уилсон ‎не‏ ‎ведёт ‎никуда‏ ‎и‏ ‎в ‎дальнейшем‏ ‎становится ‎самоходным ‎деус ‎экс ‎махина.

В‏ ‎общем, ‎сезоны,‏ ‎начиная‏ ‎со ‎второго, ‎начисто‏ ‎убиты ‎сериальностью,‏ ‎хотя ‎оригинальные ‎дела ‎и‏ ‎яркие‏ ‎характеры ‎ещё‏ ‎порой ‎и‏ ‎встречаются, ‎но ‎следить ‎за ‎этим‏ ‎как‏ ‎за ‎чем-то‏ ‎цельным ‎—‏ ‎невозможно ‎без ‎слёз, ‎поскольку ‎каждая‏ ‎новая‏ ‎сюжетная‏ ‎линия ‎«Лютера»‏ ‎превращается ‎просто‏ ‎в ‎ещё‏ ‎один‏ ‎слой ‎луковицы.

Ну‏ ‎и ‎закончить ‎нашу ‎короткую ‎экскурсию‏ ‎по ‎сериалам‏ ‎хотелось‏ ‎бы ‎на ‎весёлой‏ ‎ноте, ‎поэтому‏ ‎для ‎примера ‎возьму ‎«Интернов».‏ ‎Типичная‏ ‎комедия ‎положений,‏ ‎которая ‎могла‏ ‎порадовать ‎яркой ‎(частенько ‎утрированной, ‎но‏ ‎для‏ ‎жанра ‎—‏ ‎это ‎норма)‏ ‎актёрской ‎игрой ‎и ‎местами ‎удачными‏ ‎шутками,‏ ‎стала‏ ‎портиться ‎не‏ ‎из-за ‎падения‏ ‎уровня ‎юмора,‏ ‎а‏ ‎из-за ‎сериальности‏ ‎(да, ‎в ‎поздних ‎сезонах ‎будет‏ ‎и ‎сортирный‏ ‎юмор,‏ ‎и ‎актёрская ‎усталость‏ ‎и ‎прочие‏ ‎прелести ‎затянувшегося ‎проекта, ‎но‏ ‎портиться‏ ‎«Интерны» ‎начали‏ ‎до ‎того).‏ ‎Где-то ‎с ‎третьего ‎сезона ‎(тут‏ ‎могу‏ ‎ошибаться, ‎поскольку‏ ‎давно ‎смотрел)‏ ‎персонажам ‎стали ‎добавлять ‎глубины, ‎жизненности‏ ‎и‏ ‎прочей‏ ‎совершенно ‎ненужной‏ ‎в ‎двумерном‏ ‎жанре ‎психологичности.‏ ‎Нет‏ ‎проще ‎способа‏ ‎убить ‎мольеровскую ‎комедию, ‎чем ‎подбросить‏ ‎персонажам ‎нотки‏ ‎рефлексии‏ ‎и ‎противоречивости ‎характеров.

Завершив‏ ‎наш ‎краткий‏ ‎обзор ‎примеров, ‎перейдём ‎к‏ ‎ещё‏ ‎более ‎куцым‏ ‎рассуждениям: ‎а‏ ‎как ‎же ‎быть ‎создателям? ‎Как‏ ‎сочинять‏ ‎длинную ‎историю,‏ ‎чтобы ‎она‏ ‎была ‎хоть ‎сколь-нибудь ‎цельной ‎и‏ ‎связной?‏ ‎И‏ ‎что ‎делать‏ ‎зрителю?

Думаю, ‎из‏ ‎приведённых ‎выше‏ ‎примеров‏ ‎можно ‎сделать‏ ‎некоторые ‎выводы ‎о ‎том, ‎как‏ ‎правильно ‎запрячь‏ ‎сериальную‏ ‎телегу. ‎Во-первых, ‎характер‏ ‎главного ‎героя‏ ‎должен ‎быть ‎определён ‎—‏ ‎недоработанность‏ ‎личностных ‎характеристик‏ ‎персонажа ‎можно‏ ‎выдавать ‎за ‎загадочность ‎в ‎короткой‏ ‎форме,‏ ‎но ‎не‏ ‎длинной. ‎Сериал‏ ‎рассыпется, ‎если ‎разные ‎черты ‎главного‏ ‎героя‏ ‎подогнаны‏ ‎недостаточно ‎плотно.

Во-вторых,‏ ‎сквозные ‎линии‏ ‎должны ‎быть‏ ‎продуманы‏ ‎заранее ‎—‏ ‎нельзя ‎интриговать ‎зрителя ‎пустой ‎загадкой‏ ‎в ‎сюжете,‏ ‎которая‏ ‎или ‎не ‎имеет‏ ‎разгадки, ‎или‏ ‎никак ‎не ‎раскрывает ‎характер.‏ ‎То‏ ‎есть, ‎конечно,‏ ‎можно, ‎но‏ ‎только ‎это ‎уже ‎маркетинг ‎в‏ ‎чистом‏ ‎виде, ‎даже‏ ‎не ‎стремящийся‏ ‎создать ‎что-то ‎кроме ‎завлечения. ‎Говорят,‏ ‎что‏ ‎фанаты‏ ‎сериала ‎«Остаться‏ ‎в ‎живых»‏ ‎до ‎сих‏ ‎пор‏ ‎нервно ‎вздрагивают,‏ ‎когда ‎вспоминают, ‎к ‎чему ‎привели‏ ‎многочисленные ‎сюжетные‏ ‎линии.

В-третьих,‏ ‎жанры ‎всё-таки ‎работают,‏ ‎а ‎смешения‏ ‎— ‎скорее ‎нет. ‎Да,‏ ‎Гамлет‏ ‎и ‎тот‏ ‎же ‎Порфирий‏ ‎Петрович ‎периодически ‎шутят, ‎но ‎вряд‏ ‎ли‏ ‎кто-то ‎всерьёз‏ ‎будет ‎говорить,‏ ‎что ‎они ‎существуют ‎не ‎в‏ ‎рамках‏ ‎жанра.‏ ‎Нужно ‎обладать‏ ‎недюжинным ‎талантом‏ ‎и ‎потратить‏ ‎достаточно‏ ‎много ‎времени,‏ ‎чтобы ‎умело ‎смешать ‎жанры, ‎создав‏ ‎в ‎итоге‏ ‎что-то‏ ‎новое. ‎И ‎даже‏ ‎в ‎этом‏ ‎случае ‎будет ‎необходимо ‎соблюдать‏ ‎конвенцию‏ ‎со ‎зрителем,‏ ‎чтобы ‎он‏ ‎получал ‎то, ‎на ‎что ‎подписывался.

Избавлением‏ ‎же‏ ‎для ‎зрителя‏ ‎я ‎вижу‏ ‎концептуальность ‎просмотра. ‎Главным ‎же ‎недостатком‏ ‎всех‏ ‎списков‏ ‎лучших ‎фильмов‏ ‎и ‎рекомендаций‏ ‎известных ‎личностей‏ ‎и‏ ‎ответственных ‎учреждений‏ ‎является ‎их ‎бессистемность. ‎На ‎фоне‏ ‎их ‎сериальный‏ ‎марафон‏ ‎выглядит ‎куда ‎более‏ ‎простым ‎и‏ ‎увлекательным ‎маршрутом. ‎Вы ‎быстрее‏ ‎свернёте‏ ‎с ‎пути‏ ‎«обязательных ‎к‏ ‎просмотру» ‎фильмов ‎по ‎ВГИКу ‎или‏ ‎Тарантино,‏ ‎поскольку ‎он‏ ‎петляет, ‎многократно‏ ‎пересекает ‎сам ‎себя, ‎а ‎порой‏ ‎его‏ ‎и‏ ‎вовсе ‎нет,‏ ‎поскольку ‎фильмы‏ ‎эти ‎ничего‏ ‎не‏ ‎связывает.

Человеку ‎же‏ ‎нужна ‎последовательность ‎и ‎осмысленность, ‎и‏ ‎лучшим ‎средством‏ ‎от‏ ‎запойного ‎сериализма ‎будет‏ ‎выступать ‎киномарафон‏ ‎на ‎выбранную ‎тематику. ‎Опытным‏ ‎путём‏ ‎я ‎пришёл‏ ‎к ‎просмотру‏ ‎фильмов ‎отдельных ‎режиссёров, ‎но ‎можно‏ ‎пробовать‏ ‎выделять ‎и‏ ‎какую-либо ‎тему:‏ ‎скажем, ‎на ‎этой ‎неделе ‎мы‏ ‎разберем‏ ‎театр‏ ‎в ‎кино — несколько‏ ‎разных ‎подходов‏ ‎к ‎экранизации‏ ‎драматургических‏ ‎произведений ‎на‏ ‎конкретных ‎примерах. ‎А ‎вот ‎от‏ ‎подобного ‎же‏ ‎изучения‏ ‎актёрских ‎кинокарьер ‎рекомендую‏ ‎воздержаться ‎—‏ ‎во ‎избежание ‎разочарования.

Так ‎что‏ ‎давайте‏ ‎вместе ‎отправимся‏ ‎в ‎это‏ ‎приключение ‎по ‎миру ‎кино.

Читать: 20+ мин
logo Историк Александр Свистунов

Маньяки и шлюхи: правдивая история Серого Волка и Красной Шапочки

Все ‎мы‏ ‎в ‎детстве ‎слышали ‎эту ‎историю.‏ ‎Но ‎вряд‏ ‎ли‏ ‎многие ‎догадывались, ‎какая‏ ‎тьма, ‎какой‏ ‎ужас ‎стоит ‎за ‎ней.‏ ‎О‏ ‎том, ‎какие‏ ‎события ‎легли‏ ‎в ‎основу ‎всеми ‎любимой ‎сказки,‏ ‎и‏ ‎при ‎чем‏ ‎тут ‎вообще‏ ‎проститутки ‎и ‎серийные ‎убийцы ‎–‏ ‎в‏ ‎сегодняшнем‏ ‎материале.

Новое ‎–‏ ‎хорошо ‎забытое‏ ‎старое

Все ‎мы‏ ‎знаем,‏ ‎что ‎оборотни,‏ ‎демоны, ‎суккубы ‎и ‎ведьмы ‎–‏ ‎не ‎реальны.‏ ‎А‏ ‎вот ‎люди, ‎жившие‏ ‎в ‎эпоху‏ ‎Возрождения, ‎увы, ‎этого ‎не‏ ‎знали.‏ ‎Казалось ‎бы,‏ ‎общество ‎развивалось‏ ‎поступательно, ‎от ‎простого ‎к ‎сложному,‏ ‎и‏ ‎если ‎подобное‏ ‎было ‎в‏ ‎порядке ‎вещей ‎для ‎Ренессанса, ‎то‏ ‎чего‏ ‎вообще‏ ‎можно ‎было‏ ‎ожидать ‎от‏ ‎более ‎древних‏ ‎времен,‏ ‎тем ‎более,‏ ‎что ‎понятие ‎ликантропии ‎уходит ‎корнями‏ ‎в ‎Античность‏ ‎–‏ ‎не ‎даром ‎это‏ ‎слово ‎имеет‏ ‎греческое ‎происхождение. ‎

Однако ‎оказывается,‏ ‎что‏ ‎ранние ‎христианские‏ ‎теоретики ‎отрицали‏ ‎возможность ‎существования ‎адских ‎тварей. ‎Еще‏ ‎Августин‏ ‎Блаженный, ‎живший‏ ‎во ‎второй‏ ‎половине ‎IV ‎– ‎первой ‎половине‏ ‎V‏ ‎века,‏ ‎в ‎своем‏ ‎трактате ‎«О‏ ‎граде ‎Божьем»‏ ‎отмечал,‏ ‎что ‎силой‏ ‎наделять ‎людей ‎сверхъестественными ‎способностями ‎и‏ ‎качествами ‎обладает‏ ‎только‏ ‎Бог. ‎Дьявол ‎же‏ ‎владеет ‎лишь‏ ‎искусством ‎лжи ‎– ‎он‏ ‎может‏ ‎навешать ‎маловерным‏ ‎дуракам ‎лапши‏ ‎на ‎уши, ‎заставив ‎их ‎поверить‏ ‎в‏ ‎свои ‎магические‏ ‎способности. ‎Проще‏ ‎говоря, ‎такой ‎изначальный ‎лохотронщик, ‎не‏ ‎более.‏ ‎

Дальше‏ ‎– ‎больше.‏ ‎В ‎780-х‏ ‎годах ‎Карл‏ ‎Великий‏ ‎издал ‎указ,‏ ‎отменяющий ‎старые ‎пережитки, ‎в ‎число‏ ‎которых ‎попала‏ ‎и‏ ‎вера ‎в ‎ведьм.‏ ‎Император ‎постановил,‏ ‎что ‎женщины ‎на ‎метлах‏ ‎не‏ ‎летают, ‎в‏ ‎темных ‎рощах‏ ‎не ‎колдуют, ‎и ‎вообще ‎на‏ ‎дворе‏ ‎уже ‎без‏ ‎пяти ‎минут‏ ‎IX ‎век ‎от ‎Рождества ‎Христова,‏ ‎а‏ ‎живем‏ ‎будто ‎при‏ ‎Аттиле. ‎Теперь‏ ‎сожжение ‎ведьмы‏ ‎считалось‏ ‎уголовным ‎преступлением,‏ ‎приравненным ‎– ‎о, ‎ужас ‎–‏ ‎к ‎убийству‏ ‎любого‏ ‎другого ‎человека. ‎

Начало‏ ‎нового ‎тысячелетия‏ ‎нанесло ‎по ‎старым ‎пережиткам‏ ‎еще‏ ‎один ‎удар‏ ‎– ‎теперь‏ ‎церковь ‎постановила, ‎что ‎вера ‎в‏ ‎ведьм,‏ ‎оборотней ‎и‏ ‎демонов ‎является‏ ‎не ‎просто ‎глупым ‎архаичным ‎заблуждением,‏ ‎а‏ ‎вполне‏ ‎себе ‎ересью,‏ ‎за ‎увлечение‏ ‎которой ‎можно‏ ‎было‏ ‎не ‎иллюзорно‏ ‎огрести ‎от ‎святых ‎отцов. ‎Почему‏ ‎так? ‎Все‏ ‎просто:‏ ‎менять ‎суть ‎людей‏ ‎в ‎лучшую‏ ‎или ‎худшую ‎сторону ‎властен‏ ‎только‏ ‎Бог, ‎наделение‏ ‎же ‎этой‏ ‎способностью ‎любую ‎иную ‎сущность ‎уже‏ ‎могло‏ ‎расцениваться ‎как‏ ‎идолопоклонство.  ‎

Нет,‏ ‎окончательно ‎изжить ‎сжигание ‎ведьм ‎и‏ ‎ведьмаков‏ ‎все-таки‏ ‎не ‎удалось‏ ‎– ‎другое‏ ‎дело, ‎что‏ ‎теперь‏ ‎их ‎дела‏ ‎рассматривались ‎как ‎типичные ‎уголовные ‎преступления‏ ‎простых ‎смертных‏ ‎людей,‏ ‎которые, ‎не ‎обладая‏ ‎никакими ‎способностями,‏ ‎поддались ‎дьявольскому ‎наущению ‎и‏ ‎принялись‏ ‎творить ‎разные‏ ‎непотребства. ‎

Что‏ ‎касается ‎оборотней, ‎то ‎ушлые ‎византийцы‏ ‎вообще‏ ‎классифицировали ‎ликантропию‏ ‎как ‎психическое‏ ‎расстройство ‎– ‎очевидно, ‎объясняя ‎таким‏ ‎образом‏ ‎явление‏ ‎лунатизма. ‎Павел‏ ‎с ‎Эгины,‏ ‎греческий ‎автор‏ ‎VII‏ ‎века ‎называл‏ ‎ликантропию ‎острым ‎проявлением ‎меланхолии, ‎а‏ ‎в ‎качестве‏ ‎симптомов‏ ‎отмечал ‎бледный ‎вид,‏ ‎неосознанное ‎блуждание‏ ‎по ‎ночам ‎и ‎обилие‏ ‎ран‏ ‎на ‎ногах‏ ‎– ‎следствие‏ ‎множественных ‎микротравм ‎и ‎падений, ‎полученных‏ ‎в‏ ‎бессознательном ‎состоянии.‏ ‎

Дошло ‎до‏ ‎того, ‎что ‎в ‎пору ‎классического‏ ‎Средневековья‏ ‎оборотень‏ ‎превратился ‎в‏ ‎положительного ‎персонажа‏ ‎в ‎искусстве‏ ‎–‏ ‎так, ‎например,‏ ‎способностью ‎«обращаться» ‎в ‎волка ‎наделяли‏ ‎странствующих ‎рыцарей‏ ‎из‏ ‎различных ‎литературных ‎произведений,‏ ‎чем ‎подчеркивалась‏ ‎трагичность ‎судьбы ‎этих ‎людей.‏ ‎

Горе‏ ‎от ‎ума

Но‏ ‎если ‎в‏ ‎пору ‎Высокого ‎Средневековья ‎все ‎было‏ ‎так‏ ‎хорошо, ‎то‏ ‎почему ‎во‏ ‎время ‎Ренессанса ‎все ‎вдруг ‎скатилось‏ ‎в‏ ‎треш‏ ‎и ‎кровавый‏ ‎угар? ‎Как‏ ‎бы ‎это‏ ‎смешно‏ ‎ни ‎звучало,‏ ‎но ‎виной ‎всему ‎– ‎относительная‏ ‎возрожденческая ‎либерализация,‏ ‎вольнодумство‏ ‎и ‎технический ‎прогресс.‏ ‎Художники ‎Италии‏ ‎рисовали ‎обнаженных ‎женщин, ‎образованцы‏ ‎в‏ ‎университетах ‎деконструировали‏ ‎церковных ‎авторов‏ ‎прошлого, ‎и ‎у ‎каждой ‎вшивой‏ ‎собаки‏ ‎теперь ‎было‏ ‎собственное ‎мнение‏ ‎на ‎вопрос ‎мироустройства. ‎Чем ‎свободнее‏ ‎становились‏ ‎нравы‏ ‎– ‎тем‏ ‎все ‎большим‏ ‎сомнениям ‎подвергался‏ ‎авторитет‏ ‎церкви. ‎Множились,‏ ‎как ‎грибы ‎после ‎дождя, ‎разные‏ ‎религиозные ‎схизмы.‏ ‎Но‏ ‎до ‎поры ‎это‏ ‎было ‎лишь‏ ‎полбеды. ‎А ‎затем ‎Иоганн‏ ‎Гутенберг‏ ‎в ‎середине‏ ‎XV ‎изобрел‏ ‎печатный ‎станок ‎– ‎и ‎понеслось!

Появление‏ ‎печати‏ ‎стало ‎настоящей‏ ‎медиа-революцией ‎–‏ ‎никогда ‎прежде ‎знание ‎не ‎распространялось‏ ‎так‏ ‎быстро‏ ‎и ‎массово.‏ ‎А ‎вместе‏ ‎со ‎знанием‏ ‎нередко‏ ‎распространялась ‎и‏ ‎ересь. ‎Это ‎стало ‎катализатором ‎для‏ ‎давно ‎назревавшего‏ ‎церковного‏ ‎кризиса, ‎и ‎в‏ ‎октябре ‎1517‏ ‎года ‎бабахнуло ‎от ‎души.‏ ‎Университетский‏ ‎профессор ‎богословия‏ ‎Мартин ‎Лютер‏ ‎обнародовал ‎свои ‎95 ‎тезисов ‎–‏ ‎напечатанных‏ ‎как ‎раз‏ ‎на ‎«гутенберговом»‏ ‎станке ‎– ‎и ‎началась ‎Реформация.

Впрочем,‏ ‎борьба‏ ‎за‏ ‎души ‎европейских‏ ‎христиан ‎началась‏ ‎куда ‎раньше,‏ ‎да‏ ‎и ‎как‏ ‎иначе, ‎ведь ‎Церковь ‎– ‎тогда‏ ‎еще ‎единая‏ ‎–‏ ‎просто ‎не ‎могла‏ ‎не ‎ответить‏ ‎на ‎творящееся ‎вокруг ‎безобразие.‏ ‎Ответом‏ ‎на ‎вольнодумство‏ ‎и ‎крамолу‏ ‎стал ‎призыв ‎бороться ‎с ‎любым‏ ‎инакомыслием,‏ ‎которое, ‎с‏ ‎точки ‎зрения‏ ‎святых ‎отцов, ‎шло ‎прямиком ‎от‏ ‎рогатого.‏ ‎Под‏ ‎это ‎дело‏ ‎сразу ‎вспомнили‏ ‎и ‎о‏ ‎ведьмах,‏ ‎и ‎об‏ ‎оборотнях, ‎которые ‎практически ‎в ‎один‏ ‎миг ‎перестали‏ ‎быть‏ ‎чем-то ‎мифическим ‎и‏ ‎нереальным, ‎и‏ ‎обрели ‎в ‎массовом ‎сознании‏ ‎плоть‏ ‎и ‎силы.‏ ‎

Зимой ‎1484‏ ‎года ‎папа ‎издал ‎буллу, ‎в‏ ‎которой‏ ‎призывал ‎всех‏ ‎добрых ‎христиан‏ ‎забыть ‎о ‎различиях ‎и ‎шкурных‏ ‎интересах‏ ‎и‏ ‎объединиться ‎с‏ ‎церковными ‎демонологами‏ ‎и ‎инквизиторами‏ ‎в‏ ‎борьбе ‎против‏ ‎Сатаны ‎и ‎его ‎войска ‎–‏ ‎ведьм, ‎колдунов,‏ ‎оборотней‏ ‎и ‎прочей ‎нечисти.‏ ‎А ‎спустя‏ ‎два ‎года ‎инквизитор ‎из‏ ‎ордена‏ ‎доминиканцев ‎по‏ ‎имени ‎Генрих‏ ‎Крамер ‎выпустил ‎труд ‎под ‎хлестким‏ ‎заголовком‏ ‎«Malleus ‎Maleficarum»‏ ‎- ‎«Молот‏ ‎ведьм». ‎Как ‎вы ‎уже ‎догадались,‏ ‎она‏ ‎тоже‏ ‎была ‎напечатана‏ ‎на ‎инновационном‏ ‎станке ‎Гутенберга.‏ ‎

Если‏ ‎церковные ‎теологи‏ ‎предшествующих ‎поколений ‎отрицали ‎реальность ‎сверхъестественного,‏ ‎то ‎Крамер‏ ‎ставил‏ ‎под ‎вопрос ‎реальность‏ ‎самой ‎реальности.‏ ‎Любой ‎элемент ‎окружающей ‎действительности‏ ‎отныне‏ ‎мог ‎быть‏ ‎сатанинским ‎мороком.‏ ‎Силы ‎зла ‎роились ‎где-то ‎поблизости‏ ‎и‏ ‎только ‎ждали‏ ‎момента, ‎чтобы‏ ‎себя ‎проявить. ‎Оборотни ‎вновь ‎жрали‏ ‎человечину,‏ ‎ведьмы‏ ‎– ‎летали‏ ‎а ‎метлах‏ ‎и ‎наводили‏ ‎порчу,‏ ‎причем ‎Крамер‏ ‎всерьез ‎утверждал, ‎что ‎женщина ‎по‏ ‎своей ‎природе‏ ‎более‏ ‎предрасположена ‎к ‎колдовству,‏ ‎нежели ‎мужчина.‏ ‎Хорошо, ‎что ‎в ‎те‏ ‎времена‏ ‎не ‎было‏ ‎феминисток ‎–‏ ‎их ‎он ‎бы ‎сжег ‎первыми.‏ ‎

У‏ ‎добропорядочных ‎бюргеров,‏ ‎знати, ‎да‏ ‎и ‎у ‎многих ‎церковников ‎от‏ ‎такого‏ ‎обилия‏ ‎взаимоисключающих ‎параграфов‏ ‎бомбануло ‎адским‏ ‎пламенем. ‎Доходило‏ ‎до‏ ‎того, ‎что‏ ‎некоторые ‎приходы ‎или ‎мирские ‎власти‏ ‎тех ‎или‏ ‎иных‏ ‎областей ‎саботировали ‎охоту‏ ‎на ‎ведьм‏ ‎и ‎оборотней, ‎всячески ‎мешая‏ ‎инквизиции‏ ‎работать. ‎В‏ ‎качестве ‎аргумента‏ ‎они ‎неизменно ‎ссылались ‎на ‎того‏ ‎же‏ ‎Августина ‎и‏ ‎других ‎теологов‏ ‎из ‎времен, ‎когда ‎мир ‎еще‏ ‎не‏ ‎сошел‏ ‎с ‎ума.‏ ‎Впрочем, ‎так‏ ‎было ‎далеко‏ ‎не‏ ‎везде, ‎к‏ ‎тому ‎же ‎Реформация ‎лишь ‎усугубила‏ ‎проблему, ‎ведь‏ ‎радикальные‏ ‎протестанты ‎порой ‎устраивали‏ ‎такую ‎жесть,‏ ‎от ‎которой ‎перекосило ‎бы‏ ‎самого‏ ‎деятельного ‎дознавателя‏ ‎инквизиции. ‎Охота‏ ‎началась.

Придет ‎серенький ‎волчок

И ‎в ‎эпоху‏ ‎Возрождения,‏ ‎и ‎в‏ ‎Средние ‎века‏ ‎в ‎Европе ‎не ‎существовало ‎структуры,‏ ‎которую‏ ‎мы‏ ‎могли ‎бы‏ ‎ассоциировать ‎с‏ ‎полицией. ‎Большая‏ ‎часть‏ ‎преступлений ‎не‏ ‎то ‎что ‎не ‎раскрывалась ‎–‏ ‎даже ‎не‏ ‎фиксировалась.‏ ‎Когда ‎же ‎имел‏ ‎место ‎случай‏ ‎жестокого ‎убийства, ‎особенно ‎если‏ ‎речь‏ ‎шла ‎о‏ ‎младенцах, ‎как‏ ‎правило, ‎все ‎валили ‎на ‎диких‏ ‎зверей.‏ ‎Происходило ‎такое‏ ‎обычно ‎в‏ ‎глубинке, ‎так ‎что ‎кроме ‎местной‏ ‎общины‏ ‎всем‏ ‎было ‎плевать.‏ ‎

Но ‎в‏ ‎конце ‎XV‏ ‎века‏ ‎все ‎изменилось‏ ‎– ‎на ‎волне ‎дьяволоборческой ‎истерии‏ ‎Церковь ‎стала‏ ‎требовать‏ ‎от ‎региональных ‎судей‏ ‎и ‎приходов‏ ‎подходить ‎к ‎таким ‎делам‏ ‎со‏ ‎всей ‎тщательностью.‏ ‎Обретя ‎плоть,‏ ‎оборотни ‎и ‎демоны ‎так ‎же‏ ‎стали‏ ‎полноценными ‎субъектами‏ ‎права. ‎А‏ ‎это, ‎в ‎свою ‎очередь, ‎породило‏ ‎соответствующую‏ ‎бюрократию‏ ‎с ‎обилием‏ ‎процедур. ‎Теперь‏ ‎и ‎миряне‏ ‎имели‏ ‎право ‎вершить‏ ‎суд ‎над ‎нечистью ‎от ‎имени‏ ‎Церкви. ‎Так‏ ‎впервые‏ ‎в ‎истории ‎начали‏ ‎массово ‎фиксироваться‏ ‎и ‎протоколироваться ‎особо ‎тяжкие‏ ‎преступления,‏ ‎которые ‎в‏ ‎наши ‎дни‏ ‎могут ‎быть ‎интерпретированы ‎как ‎серийные‏ ‎убийства.‏ ‎

Безусловно, ‎сами‏ ‎по ‎себе‏ ‎серийные ‎убийцы ‎существовали ‎и ‎раньше,‏ ‎однако‏ ‎они,‏ ‎как ‎правило,‏ ‎выпадали ‎из‏ ‎фокуса ‎истории‏ ‎–‏ ‎отчасти ‎из-за‏ ‎скудной ‎базы ‎дошедших ‎до ‎нас‏ ‎источников, ‎отчасти‏ ‎–‏ ‎из-за ‎несовершенства ‎тогдашней‏ ‎системы ‎правосудия.‏ ‎Так ‎что, ‎при ‎всех‏ ‎своих‏ ‎чудовищных ‎преступлениях,‏ ‎эпоха ‎«Великой‏ ‎охоты ‎на ‎ведьм» ‎впервые ‎познакомило‏ ‎человечество‏ ‎с ‎феноменом‏ ‎серийных ‎убийств.‏ ‎Впрочем, ‎отсутствие ‎вменяемой ‎криминалистики ‎и‏ ‎регулярной‏ ‎полицейской‏ ‎службы ‎вскоре‏ ‎вновь ‎«похоронило»‏ ‎этот ‎вид‏ ‎преступлений,‏ ‎который ‎был‏ ‎заново ‎«открыт» ‎лишь ‎в ‎индустриальную‏ ‎эпоху. ‎

В‏ ‎ходе‏ ‎этой ‎охоты ‎начали‏ ‎хватать ‎всех,‏ ‎кто ‎обнаруживал ‎какие-то ‎странности‏ ‎в‏ ‎поведении, ‎которые‏ ‎нельзя ‎было‏ ‎однозначно ‎трактовать ‎с ‎позиций ‎тогдашней‏ ‎медицины.‏ ‎Проще ‎говоря‏ ‎– ‎лунатиков,‏ ‎сумасшедших, ‎подозрительных ‎бродяг ‎и ‎прочих‏ ‎интересных‏ ‎личностей.‏ ‎И ‎вот‏ ‎что ‎интересно‏ ‎– ‎в‏ ‎этом‏ ‎потоке ‎бомжей‏ ‎и ‎сельских ‎дурачков ‎нет-нет ‎да‏ ‎и ‎начали‏ ‎всплывать‏ ‎примеры ‎чистейшего, ‎дистиллированного‏ ‎зла ‎–‏ ‎совершенно ‎реального, ‎а ‎не‏ ‎магического.

Так,‏ ‎например, ‎в‏ ‎1521 ‎году‏ ‎во ‎Франции ‎были ‎схвачены ‎некие‏ ‎Пьер‏ ‎Бюрго и ‎Мишель‏ ‎Вердан, которых ‎молва‏ ‎окрестила ‎«Оборотнями ‎из ‎Полиньи». ‎Собственно,‏ ‎замели‏ ‎их‏ ‎за ‎такую‏ ‎мерзость, ‎как‏ ‎инфантицид ‎и‏ ‎каннибализм‏ ‎– ‎парочка‏ ‎орудовала ‎в ‎сельской ‎местности, ‎где‏ ‎подонки ‎без‏ ‎труда‏ ‎прокрались ‎в ‎сад‏ ‎одной ‎из‏ ‎местных ‎семей ‎и ‎похитили‏ ‎оттуда‏ ‎четырехлетнюю ‎девочку,‏ ‎собиравшую ‎там‏ ‎горох. ‎Бюрго ‎и ‎Вердан ‎убили‏ ‎ребенка,‏ ‎после ‎чего‏ ‎употребили ‎части‏ ‎тела ‎в ‎пищу. ‎Они ‎совершили‏ ‎еще‏ ‎несколько‏ ‎аналогичных ‎нападений‏ ‎– ‎жертвами‏ ‎стали ‎в‏ ‎общей‏ ‎сложности ‎четыре‏ ‎девочки ‎или ‎девушки ‎разного ‎возраста.‏ ‎

Одно ‎из‏ ‎преступлений,‏ ‎со ‎слов ‎Бюрго,‏ ‎парочка ‎совершила‏ ‎из ‎мести ‎– ‎они,‏ ‎якобы,‏ ‎просили ‎милостыню‏ ‎у ‎одной‏ ‎местной ‎девушки, ‎а ‎когда ‎та‏ ‎отказала‏ ‎– ‎набросились‏ ‎на ‎нее‏ ‎и ‎убили. ‎После ‎чего, ‎как‏ ‎заявил‏ ‎сам‏ ‎убийца, ‎помолились‏ ‎и ‎продолжили‏ ‎просить ‎«подаяние‏ ‎по‏ ‎славу ‎Господа». Под‏ ‎пытками ‎оба ‎сознались, ‎что ‎заключили‏ ‎договор ‎с‏ ‎Дьяволом,‏ ‎который ‎наделил ‎их‏ ‎нечеловеческими ‎силами.‏ ‎В ‎настоящее ‎время ‎не‏ ‎представляется‏ ‎возможным ‎восстановить‏ ‎все ‎детали,‏ ‎однако ‎куда ‎более ‎реальной ‎кажется‏ ‎версия,‏ ‎согласно ‎которой‏ ‎Вердан ‎и‏ ‎Бюрго ‎были ‎бродячими ‎нищими, ‎которых‏ ‎на‏ ‎подобные‏ ‎зверства ‎толкнул‏ ‎не ‎черт,‏ ‎а ‎банальные‏ ‎голод‏ ‎и ‎корысть.

Чем‏ ‎дальше ‎в ‎лес ‎– ‎тем‏ ‎толще ‎волки.‏ ‎В‏ ‎1574 ‎году ‎во‏ ‎Франции ‎был‏ ‎пойман ‎еще ‎один ‎«оборотень»,‏ ‎деяния‏ ‎которого ‎в‏ ‎современной ‎криминалистике‏ ‎были ‎бы ‎однозначно ‎трактованы ‎как‏ ‎серийные‏ ‎убийства. ‎Некий‏ ‎Жиль ‎Гарнье сознался‏ ‎в ‎совершении ‎множественных ‎убийств. ‎Согласно‏ ‎протоколу‏ ‎допроса,‏ ‎

«названный ‎Гарнье‏ ‎в ‎день‏ ‎святого ‎Михаила,‏ ‎приняв‏ ‎обличье ‎оборотня,‏ ‎похитил ‎девушку ‎десяти-двенадцати ‎лет ‎<…>‏ ‎и ‎там‏ ‎он‏ ‎убил ‎ее, ‎по‏ ‎большей ‎части‏ ‎при ‎помощи ‎рук, ‎схожих‏ ‎с‏ ‎лапами, ‎а‏ ‎так ‎же‏ ‎зубов, ‎и ‎съел ‎плоть ‎с‏ ‎ее‏ ‎бедер ‎и‏ ‎рук, ‎а‏ ‎некоторые ‎части ‎отнес ‎своей ‎жене.‏ ‎И‏ ‎он‏ ‎бы ‎похитил‏ ‎другую ‎девушку,‏ ‎убил ‎ее‏ ‎и‏ ‎съел, ‎если‏ ‎бы ‎ему ‎не ‎помешали ‎три‏ ‎человека, ‎как‏ ‎он‏ ‎сам ‎сознался. ‎И‏ ‎пятнадцать ‎дней‏ ‎спустя ‎он ‎задушил ‎маленького‏ ‎ребенка‏ ‎в ‎возрасте‏ ‎десяти ‎лет‏ ‎на ‎винограднике ‎в ‎Гредизане, ‎и‏ ‎съел‏ ‎плоть ‎с‏ ‎его ‎бедер,‏ ‎ног ‎и ‎живота. ‎И ‎с‏ ‎того‏ ‎времени‏ ‎он ‎убил,‏ ‎будучи ‎в‏ ‎облике ‎человека,‏ ‎а‏ ‎не ‎волка,‏ ‎другого ‎мальчика ‎в ‎возрасте ‎двенадцати-тринадцати‏ ‎лет ‎в‏ ‎лесу‏ ‎близ ‎деревни ‎Перуз,‏ ‎и ‎имел‏ ‎намерение ‎съесть ‎его, ‎однако‏ ‎ему‏ ‎помешали… ‎Он‏ ‎был ‎приговорен‏ ‎к ‎сожжению ‎заживо, ‎и ‎приговор‏ ‎был‏ ‎приведен ‎в‏ ‎исполнение».

Судя ‎по‏ ‎дошедшим ‎до ‎нас ‎сведениям, ‎Гарнье‏ ‎куражился‏ ‎как‏ ‎минимум ‎два‏ ‎года ‎–‏ ‎с ‎1572‏ ‎по‏ ‎1574 ‎–‏ ‎наводя ‎ужас ‎на ‎регион ‎Франш-Конте.‏ ‎Точное ‎или‏ ‎хотя‏ ‎бы ‎примерное ‎число‏ ‎его ‎жертв‏ ‎определить ‎невозможно. ‎Но ‎остается‏ ‎один‏ ‎вопрос ‎–‏ ‎почему ‎все‏ ‎преступления ‎Гарнье ‎совершал, ‎якобы, ‎в‏ ‎обличье‏ ‎волка, ‎и‏ ‎лишь ‎последнее,‏ ‎во ‎время ‎которого ‎его ‎и‏ ‎поймали,‏ ‎сотворил‏ ‎в ‎своем‏ ‎естественном ‎облике?‏ ‎Ответ ‎очевиден:‏ ‎средневековое‏ ‎сознание, ‎в‏ ‎отличие ‎от ‎нынешней ‎психиатрии, ‎не‏ ‎могло ‎найти‏ ‎рационального‏ ‎объяснения ‎подобным ‎зверствам,‏ ‎поэтому ‎все‏ ‎списали ‎на ‎договор ‎с‏ ‎Сатаной.‏ ‎Вероятнее ‎всего,‏ ‎Гарнье ‎и‏ ‎прочих ‎подобных ‎ему ‎во ‎время‏ ‎допросов‏ ‎принуждали ‎сознаться‏ ‎в ‎том,‏ ‎что ‎они ‎оборотни, ‎а ‎когда,‏ ‎во‏ ‎время‏ ‎ареста ‎с‏ ‎поличным, ‎клыков‏ ‎и ‎хвоста‏ ‎у‏ ‎злодея ‎не‏ ‎обнаружилось, ‎судьи ‎и ‎церковники ‎просто‏ ‎объяснили ‎это‏ ‎тем,‏ ‎что ‎именно ‎в‏ ‎этот ‎раз‏ ‎Гранье ‎решил ‎убить ‎в‏ ‎своем‏ ‎человеческом ‎обличье.

Имя‏ ‎«Оборотня ‎из‏ ‎Шалона», орудовавшего ‎во ‎Франции ‎в ‎1598‏ ‎году,‏ ‎история ‎для‏ ‎нас ‎не‏ ‎сохранила ‎– ‎протоколы ‎следствия, ‎якобы,‏ ‎были‏ ‎уничтожены‏ ‎властями, ‎поскольку‏ ‎их ‎содержание‏ ‎было ‎слишком‏ ‎отвратительным‏ ‎и ‎непристойным.‏ ‎Известно ‎лишь, ‎что ‎это ‎был‏ ‎горожанин, ‎по‏ ‎профессии‏ ‎– ‎портной, ‎который‏ ‎заманивал ‎детей‏ ‎в ‎свою ‎лавку, ‎где‏ ‎насиловал‏ ‎их, ‎после‏ ‎чего ‎перерезал‏ ‎несчастным ‎глотки, ‎«пудрил ‎и ‎одевал»‏ ‎тела,‏ ‎а ‎затем‏ ‎– ‎ел.‏ ‎Во ‎время ‎обыска ‎в ‎его‏ ‎лавке‏ ‎судейским‏ ‎удалось ‎обнаружить‏ ‎бочку ‎с‏ ‎останками ‎многочисленных‏ ‎жертв.‏ ‎Очень ‎вероятно,‏ ‎что ‎ликантропию ‎здесь, ‎как ‎и‏ ‎в ‎других‏ ‎случаях,‏ ‎присовокупило ‎само ‎следствие‏ ‎– ‎более‏ ‎того, ‎в ‎случае ‎с‏ ‎шалонским‏ ‎лавочником ‎даже‏ ‎не ‎было‏ ‎предпосылок ‎для ‎каннибализма, ‎поскольку, ‎в‏ ‎отличие‏ ‎от ‎названных‏ ‎выше ‎убийц,‏ ‎он ‎не ‎был ‎нищим ‎бродягой,‏ ‎напротив,‏ ‎являясь‏ ‎зажиточным ‎горожанином.‏ ‎Практически ‎наверняка‏ ‎так ‎власти‏ ‎вновь‏ ‎попытались ‎хоть‏ ‎как-то ‎рационализировать ‎– ‎в ‎логике‏ ‎того ‎времени‏ ‎–‏ ‎образ ‎действий, ‎в‏ ‎наши ‎дни‏ ‎названных ‎бы ‎серийными ‎убийствами.‏ ‎В‏ ‎пользу ‎этого‏ ‎говорит ‎и‏ ‎тот ‎факт, ‎что ‎у ‎злодея‏ ‎было‏ ‎еще ‎одно‏ ‎прозвище ‎–‏ ‎«Дьявольский ‎портной ‎из ‎Шалона», ‎которое‏ ‎куда‏ ‎больше‏ ‎соответствовало ‎действительности.

Оборотни‏ ‎стали ‎предметом‏ ‎ожесточенных ‎дискуссий‏ ‎в‏ ‎церковных ‎и‏ ‎медицинских ‎кругах ‎по ‎всей ‎тогдашней‏ ‎Европе. ‎Впереди‏ ‎маячил‏ ‎XVII ‎век, ‎и‏ ‎многие ‎постулаты‏ ‎«Молота ‎ведьм» ‎Крамера, ‎и‏ ‎ранее‏ ‎принятые ‎далеко‏ ‎не ‎всеми,‏ ‎больше ‎не ‎казались ‎такими ‎убедительными.‏ ‎Ученые‏ ‎мужи ‎вновь‏ ‎вернулись ‎к‏ ‎тезису ‎о ‎том, ‎что ‎так‏ ‎называемая‏ ‎ликантропия‏ ‎может ‎являться‏ ‎лишь ‎проявлением‏ ‎какого-то ‎психического‏ ‎расстройства.‏ ‎

В ‎этом‏ ‎отношении ‎примечательным ‎было ‎дело ‎Жака‏ ‎Руле или ‎Ролле‏ ‎–‏ ‎тридцатичетырехлетнего ‎француза, ‎в‏ ‎1598 ‎году‏ ‎пойманного ‎на ‎месте ‎преступления‏ ‎недалеко‏ ‎от ‎Анже.‏ ‎Согласно ‎протоколу,‏ ‎его ‎задержали, ‎когда ‎он ‎стоял‏ ‎над‏ ‎телом ‎убитого‏ ‎им ‎пятнадцатилетнего‏ ‎подростка ‎– ‎убийца ‎нанес ‎тому‏ ‎множественные‏ ‎увечья,‏ ‎и ‎руки‏ ‎его ‎были‏ ‎буквально ‎по‏ ‎локоть‏ ‎в ‎крови.‏ ‎На ‎допросе ‎Руле ‎сознался, ‎что‏ ‎он ‎оборотень,‏ ‎которому‏ ‎Дьявол ‎даровал ‎волшебную‏ ‎мазь, ‎втирая‏ ‎которую ‎в ‎собственную ‎кожу‏ ‎он‏ ‎обрел ‎способность‏ ‎перекидываться ‎в‏ ‎волке. ‎Он ‎так ‎же ‎сознался‏ ‎в‏ ‎убийстве ‎нескольких‏ ‎детей ‎и‏ ‎взрослых. ‎

Однако ‎в ‎данном ‎случае‏ ‎местное‏ ‎следствие‏ ‎опровергло ‎мистическую‏ ‎подоплеку ‎преступления‏ ‎– ‎более‏ ‎того,‏ ‎судья ‎постановил,‏ ‎что ‎Руле ‎таким ‎образом ‎пытался‏ ‎выставить ‎себя‏ ‎сумасшедшим‏ ‎и ‎сложить ‎с‏ ‎себя ‎ответственность‏ ‎за ‎содеянное. ‎На ‎удивление‏ ‎рациональная‏ ‎мысль ‎–‏ ‎и ‎это‏ ‎ровно ‎в ‎тот ‎же ‎год,‏ ‎когда‏ ‎судили ‎шалонского‏ ‎портного! ‎Судья‏ ‎как ‎в ‎воду ‎глядел ‎–‏ ‎не‏ ‎желая‏ ‎мириться ‎со‏ ‎вполне ‎справедливым‏ ‎смертным ‎приговором,‏ ‎Руле‏ ‎подал ‎апелляцию‏ ‎в ‎парламент ‎Парижа, ‎продолжая ‎настаивать‏ ‎на ‎том,‏ ‎что‏ ‎он ‎оборотень. ‎Начальство,‏ ‎которому, ‎по‏ ‎его ‎мнению, ‎всегда ‎виднее,‏ ‎чем‏ ‎провинциальным ‎дуракам‏ ‎на ‎местах,‏ ‎рассмотрело ‎ходатайство ‎и ‎официально ‎признало‏ ‎Руле‏ ‎умалишенным. ‎В‏ ‎результате ‎смертная‏ ‎казнь ‎была ‎заменена ‎двумя ‎годами‏ ‎принудительного‏ ‎лечения‏ ‎в ‎психушке‏ ‎при ‎госпитале‏ ‎Сен-Жермен. ‎Куда‏ ‎потом‏ ‎навострит ‎лыжи‏ ‎и ‎что ‎еще ‎натворит ‎откинувшийся‏ ‎и ‎далеко‏ ‎еще‏ ‎не ‎старый ‎«оборотень»,‏ ‎никого, ‎видимо,‏ ‎не ‎волновало. ‎

Почему ‎у‏ ‎тебя‏ ‎такие ‎большие‏ ‎зубы?...

Общеевропейская ‎волчья‏ ‎истерия ‎как ‎нельзя ‎лучше ‎поспособствовала‏ ‎популярности‏ ‎фольклорной ‎истории‏ ‎о ‎девочке,‏ ‎которая ‎по ‎дороге ‎к ‎бабушке‏ ‎встречает‏ ‎в‏ ‎лесу ‎чудовище.‏ ‎Подобная ‎история‏ ‎в ‎разных‏ ‎вариациях‏ ‎была ‎распространена‏ ‎чуть ‎ли ‎не ‎по ‎всей‏ ‎Европе ‎еще‏ ‎с‏ ‎XIV ‎века, ‎и,‏ ‎строго ‎говоря,‏ ‎далеко ‎не ‎в ‎каждой‏ ‎версии‏ ‎в ‎качестве‏ ‎антагониста ‎фигурировал‏ ‎именно ‎волк. ‎Именно ‎страсти ‎по‏ ‎ликантропом‏ ‎вкупе ‎с‏ ‎прохладными ‎историями‏ ‎о ‎ребятах ‎вроде ‎Гарнье ‎и‏ ‎Руле‏ ‎сделали‏ ‎свое ‎дело,‏ ‎навсегда ‎определив‏ ‎портрет ‎злодея.‏ ‎

Первая‏ ‎письменная ‎редакция‏ ‎сказки ‎вышла ‎в ‎1697 ‎году‏ ‎во ‎Франции‏ ‎–‏ ‎она ‎вошла ‎в‏ ‎книгу ‎«Сказки‏ ‎матушки-гусыни» ‎за ‎авторством ‎Шарля‏ ‎Перро.‏ ‎Там ‎же‏ ‎были ‎сказки‏ ‎о ‎Золушке, ‎Синей ‎бороде, ‎Спящей‏ ‎красавице‏ ‎и ‎т.д.‏ ‎Строго ‎говоря,‏ ‎сказки ‎в ‎оригинальной ‎версии ‎Перро‏ ‎отнюдь‏ ‎не‏ ‎были ‎добрыми‏ ‎– ‎это‏ ‎были ‎мрачные‏ ‎и‏ ‎кровавые ‎истории,‏ ‎основой ‎для ‎которых ‎частично ‎стал‏ ‎европейских ‎фольклор,‏ ‎а‏ ‎частично ‎– ‎истории‏ ‎реальных ‎злодеяний.‏ ‎«Красная ‎шапочка» ‎- ‎не‏ ‎исключение.‏ ‎Уже ‎в‏ ‎версии ‎Перро‏ ‎девочка ‎раздевается, ‎прежде ‎чем ‎лечь‏ ‎в‏ ‎постель ‎к‏ ‎волку, ‎которого‏ ‎она ‎принимает ‎за ‎бабушку. ‎Волк‏ ‎ее‏ ‎съедает,‏ ‎и ‎никаких‏ ‎вам ‎охотников,‏ ‎никакого ‎хэппи-энда.‏ ‎

Фольклорной‏ ‎основой ‎для‏ ‎истории ‎Перро ‎стала ‎устная ‎народная‏ ‎сказка ‎«Бабушка»‏ ‎-‏ ‎французская ‎версия ‎легенды‏ ‎про ‎девочку‏ ‎в ‎лесу. ‎В ‎разных‏ ‎версиях‏ ‎этой ‎сказки,‏ ‎характерных ‎для‏ ‎тех ‎или ‎иных ‎регионов ‎Франции,‏ ‎волк‏ ‎называется ‎«лю-бре»,‏ ‎«лю-гару» ‎и‏ ‎т.д. ‎– ‎так ‎в ‎этих‏ ‎местах‏ ‎издавна‏ ‎называли ‎оборотней.‏ ‎Ни ‎в‏ ‎одной ‎из‏ ‎версий‏ ‎он ‎не‏ ‎является ‎обычным ‎волком. ‎

Встречая ‎девушку‏ ‎в ‎лесу,‏ ‎волк‏ ‎задает ‎ей, ‎казалось‏ ‎бы, ‎невинный‏ ‎вопрос ‎– ‎по ‎какой‏ ‎дороге‏ ‎она ‎пойдет‏ ‎к ‎бабушке,‏ ‎по ‎пути ‎иголок ‎или ‎по‏ ‎пути‏ ‎булавок? ‎Бессмыслица,‏ ‎да? ‎Только‏ ‎если ‎не ‎знать ‎исторический ‎контекст.‏ ‎Проститутки‏ ‎в‏ ‎средневековой ‎Европе‏ ‎как ‎правило‏ ‎идентифицировали ‎себя‏ ‎с‏ ‎помощью ‎пучка‏ ‎игл, ‎которые ‎втыкали ‎в ‎ткань‏ ‎платья ‎в‏ ‎районе‏ ‎плеча. ‎

И ‎Красная‏ ‎Шапочка ‎выбирает‏ ‎путь ‎иголок. ‎Волк ‎же‏ ‎идет‏ ‎по ‎«пути‏ ‎булавок», ‎первым‏ ‎прибегает ‎в ‎домик ‎бабушки ‎и‏ ‎убивает‏ ‎ее. ‎Дальше‏ ‎следует ‎совершенно‏ ‎адская ‎сцена ‎– ‎волк ‎расчленяет‏ ‎тело‏ ‎бабушки‏ ‎и ‎готовит‏ ‎из ‎него‏ ‎ужин, ‎а‏ ‎ее‏ ‎кровью ‎наполняет‏ ‎бутылку ‎для ‎вина. ‎Проделав ‎все‏ ‎это, ‎он‏ ‎надевает‏ ‎бабушкину ‎одежду ‎и‏ ‎притворяется ‎ей.‏ ‎Вот ‎скажите, ‎вам ‎в‏ ‎детстве‏ ‎не ‎казалось‏ ‎странным, ‎что‏ ‎волк, ‎каким ‎бы ‎он ‎ни‏ ‎был‏ ‎притворщиком, ‎так‏ ‎легко ‎выдал‏ ‎себя ‎за ‎человека? ‎А ‎вот‏ ‎для‏ ‎оборотня‏ ‎это ‎–‏ ‎раз ‎плюнуть.

Дальше‏ ‎«бабушка» ‎предлагает‏ ‎внучке‏ ‎перекусить, ‎тем‏ ‎самым ‎путем ‎обмана ‎приобщая ‎ее‏ ‎к ‎каннибализму,‏ ‎и‏ ‎поит ‎кровью ‎под‏ ‎видом ‎вина‏ ‎– ‎извращенная ‎версия ‎церковного‏ ‎причастия.‏ ‎Короче ‎говоря,‏ ‎волк ‎глумится‏ ‎как ‎может ‎и ‎совершает ‎тягчайшие‏ ‎преступления‏ ‎с ‎точки‏ ‎зрения ‎общества‏ ‎и ‎Церкви. ‎Единственным ‎существом, ‎пытающимся‏ ‎образумить‏ ‎девочку,‏ ‎является ‎кошка‏ ‎– ‎в‏ ‎версии ‎Перро‏ ‎она‏ ‎хочет ‎предупредить‏ ‎Шапочку, ‎но ‎волк ‎бросает ‎в‏ ‎нее ‎деревянным‏ ‎ботинком‏ ‎и ‎убивает. ‎В‏ ‎оригинальной ‎истории,‏ ‎то ‎есть ‎– ‎в‏ ‎«Бабушке»,‏ ‎кошка ‎стыдит‏ ‎девушку ‎словами‏ ‎«Позор! ‎Шлюха ‎ест ‎плоть ‎своей‏ ‎бабушки‏ ‎и ‎пьет‏ ‎кровь ‎своей‏ ‎бабушки!».

В ‎конце, ‎как ‎уже ‎отмечалось,‏ ‎волк‏ ‎заставляет‏ ‎девушку ‎раздеться‏ ‎и ‎лечь‏ ‎с ‎ним‏ ‎в‏ ‎постель, ‎чем‏ ‎еще ‎раз ‎подчеркивает ‎социальный ‎статус‏ ‎своей ‎жертвы.‏ ‎Впрочем,‏ ‎существовали ‎версии ‎истории,‏ ‎в ‎которых‏ ‎девушка ‎успевала ‎понять, ‎что‏ ‎перед‏ ‎ней ‎–‏ ‎волк. ‎Тогда‏ ‎она ‎тянула ‎время, ‎раздеваясь ‎нарочито‏ ‎медленно,‏ ‎и ‎заставляя‏ ‎волка ‎томиться‏ ‎в ‎нетерпении. ‎Когда ‎его ‎бдительность‏ ‎ослабевала,‏ ‎она‏ ‎сбегала ‎от‏ ‎него. ‎

Фольклор‏ ‎всегда ‎был‏ ‎гиперболизированным‏ ‎отражением ‎действительности,‏ ‎в ‎которой ‎жили ‎его ‎носители.‏ ‎История ‎Серого‏ ‎Волка‏ ‎и ‎Красной ‎Шапочки‏ ‎не ‎стала‏ ‎исключением. ‎В ‎эпоху ‎первых‏ ‎серийных‏ ‎убийц, ‎отождествлявшихся‏ ‎с ‎оборотнями,‏ ‎именно ‎один ‎из ‎них ‎стал‏ ‎главным‏ ‎антагонистом ‎истории.‏ ‎Серый ‎Волк‏ ‎в ‎оригинальной ‎версии ‎– ‎убийца‏ ‎и‏ ‎каннибал,‏ ‎такой ‎же,‏ ‎Жиль ‎Гарнье.‏ ‎Не ‎случайным‏ ‎был‏ ‎и ‎образ‏ ‎героини ‎– ‎именно ‎девушки ‎и‏ ‎дети ‎были‏ ‎наиболее‏ ‎легкими ‎и ‎излюбленными‏ ‎жертвами ‎для‏ ‎маньяков, ‎особенно ‎– ‎дети‏ ‎и‏ ‎девушки ‎со‏ ‎дна ‎общества,‏ ‎привычным ‎явлением ‎для ‎которого ‎была‏ ‎детская‏ ‎проституция. ‎

Читать: 16+ мин
logo Историк Александр Свистунов

Что такое стратегия и почему мы живем в мире, придуманном Сунь Цзы?

Доступно подписчикам уровня
«Рыцарь»
Подписаться за 250₽ в месяц

Подарить подписку

Будет создан код, который позволит адресату получить бесплатный для него доступ на определённый уровень подписки.

Оплата за этого пользователя будет списываться с вашей карты вплоть до отмены подписки. Код может быть показан на экране или отправлен по почте вместе с инструкцией.

Будет создан код, который позволит адресату получить сумму на баланс.

Разово будет списана указанная сумма и зачислена на баланс пользователя, воспользовавшегося данным промокодом.

Добавить карту
0/2048