Битва за русскую историю  

 Сам Шлёцер в своих научных исследованиях всё чаще вновь обращался к русской тематике. Иначе и быть не могло для того, кто некогда признался, что «охота к русской истории сделалась у меня страстью». Его научный аппетит подогревала университетская библиотека, которая регулярно пополнялась огромным количеством книг и рукописей из России — их высылал, до девяти посылок в год, гёттингенский выпускник, «первопр

Между тем весной 1769 года отпуск Шлёцера подходит к концу. В следующем году оканчивался и его контракт с российской Академией. Шлёцер вновь чувствует себя на распутье. «В 1770 году, — думал он, — по истечении срока моему контракту с Академией, мне уже будет тридцать пять лет; с 860 рублями в Петербурге нельзя пользоваться никакими удовольствиями жизни: приобрету ли я что-нибудь литературными трудами — неи

Воздух Гёттингена быстро выветривает из головы Шлёцера воспоминания о служебных неприятностях и дорожных трудностях. Остаток 1767 года он проводит в напряжённом труде. На его рабочем столе растёт кипа бумаг. В 1768 году рукопись получает название «Probe russischer Annalen» («Опыт изучения русских летописей», введение и первая часть) и отправляется в типографию. Шлёцер сам оплачивает печать тиража. Во введении он рисует себя человеком, срывающим перед европейской публикой завесу, которая скрывала целый мир. «Древняя русская история, — восклицает Шлёцер, — какое необъятное понятие! Я почти теряюсь в его величии». История России — это история «такой страны, которая охватывает девятую часть обитаемого мира; территория которой вдвое больше Европы и в два раза обширнее древнего Рима, который называл себя властели

Наступает последний, самый безмятежный год пребывания Шлёцера в России. У него нет ни врагов, ни соперников: Миллер далеко, Ломоносов в могиле, профессор Фишер занят историей Сибири. Таким образом древняя русская история целиком в распоряжении Шлёцера. А его покровитель Тауберт единолично царит в канцелярии. С удвоенной энергией Шлёцер набрасывается на источники и за короткое время подготавливает к печати первые исправные — буква в букву — списки Русской Правды и Никоновской летописи (до 1094 года), а также Судебник Ивана III. Помогает ему в этом деле переводчик Академии Семён Башилов. Шлёцер высоко ценит его труды. «О если бы Россия имела ещё шесть Башиловых, не глубоких учёных, не законченных историков, но только таких честных, аккуратных, добросовестных Башиловых!» — восклицает он в одном из своих писем

7 января Тауберт вводит Шлёцера в конференцию Академии. Ни Ломоносов, ни Миллер не выказывают видимых признаков личной неприязни к новому коллеге и собрату. Вскоре судьба разлучает их навсегда. Четвёртого марта Миллер уезжает в Москву, а 4 апреля умирает Ломоносов. Тауберт становится единственным распорядителем в канцелярии. 3 мая Шлёцер получает на руки долгожданный заграничный паспорт. Наконец-то свободен! Он чувствует себя, «как пассажир, который после продолжительного, чрезвычайно несчастного путешествия достигает берега и входит в едва сносную гостиницу: в течение первых 24-х часов все перенесённые беспокойства забываются; или же путешественник даже вспоминает о них с удовольствием и гордостью, что его опытность умножилась». Ему кажется, что отныне судьба его устроена. Перед ним расстилается «бесконечн

Отпраздновав наступление 1764 года, Шлёцер подбивает «дебет и кредит своего жизненного хозяйства». Он понимает, что широта научных интересов имеет и обратную сторону. «До сих пор, — пишет он Михаэлису, —я, подобно номаду, кочевал из одной науки в другую (увлекаемый не юношеской ветреностью, но течением обстоятельств). Разнообразие знаний, приобретённых мною вследствие этого, должно было бы принести мне пользу, если бы я наконец остановился на чём-нибудь одном. Без того оно меня только развлекает». Его апокалипсис похоронен окончательно. Подписывая контракт с Академией, Шлёцер втайне надеялся, что Тауберт посмотрит на проект восточного путешествия более благосклонным взглядом, чем Миллер, но быстро заметил свою ошибку. Стоило ему заикнуться об этой поездке, как его поднимали на смех, называя мечтателем и иск

Осенью Академия приступает к печатанию его труда (Тауберт спешит, чтобы опередить выход в свет немецкого перевода «Российской грамматики» Ломоносова). А сам Шлёцер от переутомления попадает в объятия изнурительной нервной лихорадки, которая не отпускает его два месяца. «Теперь я сам понимаю, — напишет он впоследствии, — что такое напряжение было неблагоразумно. Но да простят голодному, если он объестся за

Короткое петербургское лето подходит к концу. Комнаты для Шлёцера в пансионе Разумовского, наконец, готовы, и Шлёцер переселяется туда. Причиной появления этого маленького воспитательного заведения были домашние неурядицы в семье Разумовского. Граф Кирилл Григорьевич хотел дать своим сыновьям хорошее воспитание. Для этого признавал он необходимым удалить их от матери, графини Екатерины Ивановны, которая, по его мнению, слишком их баловала. Чтобы дети графа могли оставаться в столице, был снят и прилично меблирован огромный, похожий на дворец дом в 10-й линии Васильевского острова. Вместе с тремя молодыми Разумовскими, Алексеем, Петром и Андреем (13-ти, 11-ти и 8-ми лет), здесь поселились трое их сверстников — мальчики из семей петербургских вельмож: Теплов, Козлов и Олсуфьев. Тауберт возглавлял заведение в

«Когда вы соизволите переехать из моего дома?» Шлёцер слышит этот вопрос от Миллера уже второй раз. После их размолвки историограф откровенно тяготится сожительством со строптивым адъюнктом. Шлёцер и сам рад съехать со старой квартиры как можно скорее, но его комнаты в пансионе графа Разумовского, как назло, не готовы. Тем не менее, когда Миллер в третий раз осведомляется о сроке переезда, Шлёцер укладыва

По прошествии десяти недель пребывания в доме Миллера Шлёцер серьёзно задумывается о своём положении. Итак, он вплотную приблизился к тому, чтобы заняться обработкой русской летописи. Шлёцер знает, что он не первый, кто берётся за рукоять плуга в надежде вспахать необъятное поле русского источниковедения. Но ему также известно, что его предшественники едва оставили на целине несколько борозд. Он бе

Чувствуя, что он уже довольно сносно читает по-русски, Шлёцер ждёт не дождётся, когда же ему будет дозволено разделить труды Миллера по изданию исторических материалов о России. В застольных беседах с хозяином дома он старается навести разговор на темы русской статистики и географии. Миллер охотно рассуждает о Бухаре, о ловле белуги на Волге и Урале, о горном промысле, об Амуре, и нередко, воодушевясь, ведёт Шлёцера к себе в кабинет, где вытаскивает из шкафов и раскладывает перед ним архивные свитки, рукописи, тетради с выписками и т. д. — Тут работа для вас, для меня и для десятерых других на всю жизнь, — говорит он, обводя рукой книжные полки, заваленные рукописными сокровищами. Шлёцер, как мучимый жаждой Тантал, может только перелистывать, изнывая от желания заполучить хоть что-нибудь в своё распоряжени

Двухэтажный каменный дом академика Миллера стоял на берегу Невы в 13-й линии Васильевского острова, примыкая северной частью двора к Иностранному переулку. Окна с восточной стороны выходили на здание Морского кадетского корпуса. Миллер купил этот дом у прежних хозяев, князей Голицыных, в 1759 году, с большой для себя выгодой. (В 1920-х годах бывший дом Миллера (№ 4) был объединён с домами № 6 и 8 в протяжённый трёхэтажный корпус. В 2004—2006 годах на его месте построен бизнес-центр «Голицын».) Шлёцер подъехал к дому Миллера в сумерках, незадолго до обеденного часа. Его приняли, как родного, и поселили в одной из комнат, отведённых для гостей. Новое жилище пришлось Шлёцеру по душе. С первого взгляда было заметно, что хозяин живёт в счастливом довольстве. Занимаемые Миллером должности профессора, секретаря А

19 августа наступает день отъезда из Гёттингена. Простившись с Михаэлисом, Шлёцер отправляется в Любек. Там его ждёт последнее искушение. Местный синдик* и соборный настоятель Дрейер, который познакомился со Шлёцером во время его проживания в Любеке зимой 1758–1759 годов, неожиданно предлагает ему место профессора философии и филологии в только что основанном университете в Бютцове. По его словам, Ш

Приступить к исполнению своего плана Шлёцер поначалу намеревается в Данциге. Но время для поездки туда выбрано неудачно. В Европе бушует Семилетняя война, и в 1758 году русская армия занимает Восточную Пруссию. Данцигу грозят тяготы осады, поэтому Шлёцер направляется в Любек. Стоящее рядом, в Голштинии, 24-тысячное датское войско пока что служит этому городу надёжным залогом от вовлечения в бедствия войны. Деловая жизнь в Любеке бьёт ключом. Шлёцер даёт уроки в домах состоятельных горожан, изучает тонкости цеховой бухгалтерии, ведёт с Линнеем переписку по вопросам естествознания и продаёт издателям за хорошую цену два новых своих сочинения: биографии знаменитых деятелей Швеции и собрание шведских исторических анекдотов. Но это все его успехи. Любекские купцы остаются равнодушны к его восточной затее. Те

Главная забота студента Шлёцера — деньги. У юного Гёттингенского дарования нет ни знакомств, ни научного имени, а значит, нет и желающих покрыть расходы на дорогостоящую экспедицию. Приходится рассчитывать только на собственные силы. И Шлёцер начинает сколачивать необходимый для поездки капитал. У него нет другого пути, кроме как подороже продать товар, который в избытке хранится в его голове — знания.

1751 год приводит шестнадцатилетнего Шлёцера под своды университета в Виттенберге. Он определяется на богословский факультет, так как родня прочит ему духовную карьеру, но после защиты тремя годами спустя диссертации De vita Dei («О жизни Бога») теряет всякий интерес к богословию и церковной жизни. Им овладевает жажда научных знаний — о религии, истории, географии, филологии, обществе, народах. Чутьё подс

Начнём мы с изучения биографии Мефистофеля русской истории — Августа Людвига Шлёцера. Почему Мефистофеля? Как вы помните, эта демоническая фигура творила добро и зло, часто непреднамеренно. И кроме того, была непревзойдённым искусителем. Все эти качества находят полное воплощение в личности Шлёцера. Но не будем забегать вперёд, обо всём по-порядку. Вечером 21 сентября 1761 года из порта Травемюнде вышла