Тексты Ольги Бермант-Поляковой — это всегда концентрат умных мыслей, упражнений и непривычных метафор. Здесь, в закреплённом посте, даны ссылки на открытые для всех материалы для чтения по теме «Жизнь после травмы». Поставьте его в закладки и осваивайте тему вдумчиво, не торопясь. В открытом доступе сейчас 24 поста на пять часов беспрерывного чтения.

Платные тексты посвящены теме реабилитации ПТСР с точки зрения сондианы и не предназначены для широкого читателя. Если вы первый раз сталкиваетесь с сондианой, то начать лучше с монографии Бермант-Полякова О.В. и Романова И. Е. Люди и судьбы. Сондиана в психологическом консультировании https://ridero.ru/books/lyudi_i_sudby/

Неслучившееся наполняет человека разочарованием и сопровождает его во всём. Это естественный процесс, духовная зрелость немыслима без прозрений о своём неслучившемся. Горевание наступает после утраты навсегда. На земле нет людей, у которых никто не умер. Работа горя, по своей сути, естественный для человека процесс (протест против утраты — дезорганизация мира привязанностей — реорганизация мира привязанностей).

Травматическое переживание — это предсмертный опыт, переживание одновременно беспомощности, безнадёжности и бессилия в ситуации угрозы жизни или здоровью. Проработка травмы это не примирение с неслучившимся и не горевание. Это не «зато я» и не «утихла боль, печаль моя светла». Это «кто имел силы пережить, должен иметь силу помнить».

О проекте «Жизнь после травмы» https://sponsr.ru/mdn2025/about/

Май 2025

Кesitah — монета, которой никто не видел 8 минут чтения

Историю Иова знаете, который на картине изображён? Библейский сюжет. Это поучительная история про то, как Бог и Сатана заключили пари. Просто так, без всякого смысла. Жил в стране Уц праведный муж по имени Иов, у него было десять детей, жена, три сына и семь дочерей, много животных в стадах, и все дела его процветали. …

Моя первая книга

Посттравма: диагностика и терапия

У этой книги счастливая судьба. Ей повезло встретить художницу, которая подарила одну из своих работ для обложки — Авив Алеви, и редактора Санкт-Петербургского издательства «Речь», Ирину Юрьевну Авидон. Так книга увидела свет тиражом 1500 экземпляров и оказалась во всех вузовских библиотеках страны.

Написана она на одном дыхании, вернее, на одном желании «сметать в стог» знания, полученные в ординатуре по клинической психологии. За пять лет клинической практики в двух госпиталях мне пришлось работать с двадцатью супервизорами, и каждый делился «клоком любимого сена».

Книга 2006 года издания, номинировалась https://psy.su/psyche/projects/48/ на Золотую Психею 2006 (есть такой национальный психологический конкурс).

Монография Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия. СПб: Речь, 2006. 248 с.  — это самая цитируемая моя работа, она пригодилась в академическом мире при написании 15 диссертаций:

Динамика индивидуально-психологических особенностей ветеранов боевых действий с различным характером военной травмы Зелянина, Анна Николаевна — 19.00.13 — Москва, 2013

В период наибольших страданий, острой душевной боли человек меняется. Им овладевает лёгкое чувство нереальности, он перестаёт чувствовать ход времени.

Страдание дезорганизует его мышление (может думать только о своём несчастье, горе, поглощён чувством вины, неспособен начинать и поддерживать организованную деятельность). Любимые занятия кажутся пустыми, бессмысленными.

Слова утешения не помогают.

Горе отъединяет его от людей — другие люди вызывают раздражение, отдаляется от всех, считает странными всех, кто продолжает работать, веселиться, жить, когда ужас так близко.

Признайте невыносимость горя словами: «Эта боль не пройдёт никогда. Вы просто научитесь с ней жить».

Чтобы оказать человеку психологическую помощь, имеет смысл научить его одной-двум техникам, которые помогают управлять своей болью.

Сильная душевная боль бывает настолько невыносимой, что человеку становится трудно ходить и дышать. Это значит, что ему отказывает желание жить, он теряет, как кровь при кровопотере, энергию жизни.

Утечка энергии жизни

Когда вы вместе с пациентом выходите наружу за рамки микропсихоза и системы системы координат «я плохой, поэтому со мной так поступали и счастья мне не положено», человек бессознательно чувствует, с одной стороны, облегчение, — потому что внутри любого человека есть нравственное чувство и, какими бы жестокими ни были истязания, в душе каждый ребёнок знает, что он хороший, что с ним так поступать нельзя и что он рождён для радости.

А с другой стороны, он бессознательно чувствует глубочайшее разочарование в себе: Зачем я сам себя обманывал? и сильнейшее возмущение вашими словами про родных-преступников: Я зря, что ли, привыкал? Сколько вложено сил, чтобы приспособиться уже к тому, что есть, и псу под хвост?

[Вам придётся столкнуться с гневом пациента, «Зачем вы меня лечите, что вам-то с этого?» и его озлобленностью «Не надо меня лечить!». Это настоящее, это правда так думает человек, пусть вам его картина мира «я плохой и меня можно унижать» кажется бесчеловечной, сам он к ней давно привык и отказываться от привычной картины мира любому человеку страшно].

Если взрослый, который прошёл войну, в детстве был жертвой хронической межличностной травматизации, он вам будет рассказывать о войне только хорошее. Потому что ему правда было на ней хорошо. Вернулась надежда, — мечтал, чтобы его побыстрее убили, и убить могли каждый день. Было братство и возможность проявлять взаимовыручку, зависеть друг от друга по-другому, без страха. Его не убили, и он горюет, что снова придётся жить мирной жизнью, и вы не можете убедить его, что война это плохо. У него своя правда, он жил в придонном иле, во время войны вынырнул со дна, доплыл до поверхности и увидел небо. А вы говорите, что небо несёт миру горе и неба не должно быть.

[На этом моменте вам придётся столкнуться с разочарованием пациента в том, что вы его не понимаете. Вот совсем. Что ваши взгляды на жизнь диаметрально противоположны, что он снова тотально одинок. Вы воспроизведёте эмпатический провал, который сопровождал его долгие годы межличностной травматизации в семье, причём причините боль своей верой в добро и тем, что война — это плохо].

Если взрослый, который прошёл войну, в детстве был жертвой хронической межличностной травматизации, и судьба судила ему встречу с настоящим человеком, хорошим командиром отделения, армейское братство заменит ему реальную семью. Это будут родные по духу люди, а от родных по крови он бессознательно отречётся.

[Вам как терапевту нужно быть готовым выразить своё отношение к его боевым товарищам и новой семье. Пациент будет ждать, что вы скажете о его решении, — потому что те, кто отрекаются от близких, они с точки зрения общественного мнения «плохие», а вы только что уверяли его, что он «не плохой». Как же вы разрешите этот парадокс?]

Все эти сложности семейной жизни с истязателями с перспективой возвращаться в социум с войны в обывательской роли, — они не вдохновляют человека. Не видит он себя там, не хочет ни жену, ни детей, ни работу, ни дом, ни собаку, ни машину, ничего. Хочет на новую войну со своими товарищами, чтобы — вы угадали, — умереть вместе. Жить долго и счастливо вместе в мирное время? Этого принимавший казнь от родных родителей в течение лет не представляет. Это вы-психолог бредите и неадекватно оцениваете реальность, а не он.

Задача психотерапевта, вас, нырнуть туда, в воспоминания об истязании, и там с ним быть столько, сколько нужно, в совершенно определённом качестве: свидетеля казни. Притом, как в сказке Андерсена про голого короля, быть тем, кто скажет правду: «А вина-то мнимая!» Не совершал ребёнок того, за что его казнят. А бабушка не добрая на самом деле, а соучастница уголовников.

И в эту минуту ясности с предельной откровенностью он видит всё: и мнимую вину, которой терзал сам себя долгие годы, и оставление в беде и недонесение родной бабушки, и безнаказанность преступников, потому что сроки давности по преступлению за двадцать лет истекли, и мелочность торга, где ценой его детской наивной души было «соседи дров привезли, а вы в городе от вас помощи не дождёсси».

В случае хронической межличностной травматизации оскорбление, побои, растление, изнасилование, групповое изнасилование, принуждение к занятию проституцией, — не единичные случаи, а ежедневная практика в течение лет. И внутренняя картина мира «я плохой, поэтому они так плохо со мной поступают», даёт пусть и алогичную, неадекватную, но систему координат. Опору.

Даже когда на взгляд стороннего человека всё хорошо у человека, — уехал в далёкий город, выучился в вузе, работает и хорошо зарабатывает, создал семью, родились дети, о прошлом с родителями-изуверами-алкоголиками старается вообще не вспоминать, он может чувствовать, что счастья в его жизни нет. Нет веры в жизнь, веры в то, что на работе — надёжные товарищи, в семье партнёр не обманывает, и нет чувства, что счастье это принадлежит тебе по праву. Это потому, что «плохие не заслуживают счастья, это каждый знает». Разумеется, это не так.

Процитирована страницыа 148 по изданию:

Бермант-Полякова О. В. Арбайтен, Ольга Викторовна! Издательские решения, 2016. 394 с.

Задача психотерапевта как свидетеля — войти в заколдованный круг плохости вместе с сокрушённым и повергнутым в прах ребёнком. Как Орфей пошёл за Эвридикой в ад. Поверить в то, что да, ты мог их побороть тогда, покажи мне, как бы ты это сделал.

Мизансцена строится, как в съёмках кино. Где сарай, где дверь, кто как стоял, кто что делал, кто смотрел, во всех деталях. Я раньше могла эту работу вживую делать, как в психодраме, потом стала просить пациентов писать мне тексты и приносить в закрытом конверте вместе со своими фотографиями возраста тех лет, когда были самые тяжёлые эпизоды.

Действовать в мизансцене пациентам тяжело, на физической памяти тела вспоминается очень много, и отказалась я от воссоздания вживую именно поэтому. Чрезмерно это, и рвота у людей, и головные боли, и температурят, и тошнит несколько недель после того, как воспоминания во всех деталях вытащили на поверхность. Лучше не пробуйте сами вживую воссоздавать.

В госпитале это необходимо, потому что в рамках научных исследований на видео сессии снимают. Пациенты на это соглашаются, потому что им предоставляется долгосрочная бесплатная психотерапия в обмен на подпись на документе о согласии использовать видео для научных сравнительных исследований на разных нозологических группах.

В частной практике совершенно нет нужды лицом к лицу с ужасами прошлого пациента ставить. Достаточно текста, принесённого терапевту в бумажном конверте, фотографии и знания, что психотерапевт всё прочтёт. Фотографии я через неделю возвращаю, текст остаётся у меня насовсем.

Так вот, на сессии сидит у вас взрослый тридцатилетний дядя, успешный в медицинской профессии, которого ребёнком мучили соседи-педофилы сколько хотели, пока их не призвали в армию. И вы здесь и сейчас вместе с этим дядей верите, что «да, ты мог побороть». Зарисовывает он по вашей просьбе мизансцену, как для кино, весь расклад: сколько людей какого роста и веса против него одного пятилетнего были, сколько метров и шагов до двери сарая, где его мучили, был ли шанс убежать или догнали бы, и потрясённый смотрит на вас и восклицает: У того ребёнка не было шансов! Это открытие, которое сделано благодаря тому, что вы-терапевт поверили в его веру (неадекватную), что мог. Мог убежать. Сошли с ума вдвоём с ним на минуту.

Процитированы страницы 147-148 по изданию:

Бермант-Полякова О. В. Арбайтен, Ольга Викторовна! Издательские решения, 2016. 394 с.

Дело в том, что жертвы хронической межличностной травматизации живут не просто со сбитыми настройками на «можно» и «нельзя» поступать так с людьми. Они живут с убеждённостью, неадекватной в плане оценки реальности социального взаимодействия, что с ними так поступать и нужно, потому что это они — плохие. Приведу пример,

Семья инженеров, старшая сестра отличница, младший брат сорванец, непослушный, неусидчивый, мячиком разбил люстру в квартире. На лето отправлен к бабушке, там соседская семья, сын-подросток 16 лет, братья 13 и 12 лет и сосед 14 лет, насиловали в этой соседской семье сестру 8 лет. А когда к соседям приехал 5-летний сорванец, позвали его с собой в сарай и изнасиловали и его. Групповое садистическое анальное изнасилование. Ребёнок вернулся к бабушке, лёг на лавку. На кровь бабушка сказала: Запор, что ли? Подмыла и ушла дальше работать в огород. Всё лето его насиловали, и потом во все приезды в деревню на протяжении многих лет каждые каникулы всё повторялось.

Он ненавидел себя за то, что видя их, беспрекословно шёл в сарай, где всё происходило.

Мечтал, чтобы молния его убила.

Прыгал с крыши дома (успели остановить, выпороли ремнём за баловство).

Наконец, доводил до белого каления маму, которая не понимала, почему в детский сад ребёнок год после возвращения от бабушки надевал любимую одежду, — она ждала его в городе, эта любимая одежда, — и ничего другого не носил. [Это была одежда, которая оставалась дома, и в этой одежде всё было «как раньше», до боли, до страха, до изнасилования. Он отказывался снимать одежду, потому что боялся, что в городе тоже окажется незащищённым, как в деревне у бабушки, и его снова будут терзать. Уверенность в том, что в хорошей одежде всё будет хорошо — пример магического мышления. Точно такое же магическое мышление демонстрировала ко-терапевт, которая оставляла приходила на группы в стилистической «спецовке».]

В детском саду маме делали замечания, что ребёнок носит одни и те же штаны и фланелевую рубашечку, требовали приводить в чистой, менять одежду. Дома доходило до скандалов, но ребёнок своё право носить то, что требует его душа, чтобы выжить, отстоял и только в этом год и ходил.

Показывали ребёнка психиатру, врач ничего не нашёл.

Группы в госпитале для страдающих хроническим посттравматическим расстройством включают в себя пациентов с хроническим ПТСР. Как тех, кто пережил ненадлежащее обращение в детстве, так и тех, кто заболел во время участия в боевых действиях. В Израиле воинская обязанность обязательна и для юношей (они служат около трёх лет), и для девушек (они служат около двух лет).

Рассказывая о своём опыте, практически все пациенты, пережившие свою трагедию, говорили, что угроза жизни, когда ты один истязаемый в семье в обстановке тайны, и угроза жизни, когда враг очевиден всем и каждому, это несравнимые по тяжести переживания. На войне легче.

На войне жертвам межличностной травматизации легче было, потому что была надежда, что убьют и всё закончится. Если жертвы войны, получившие психическую травму на войне, вспоминали о войне ужасы, то жертвы хронической межличностной травматизации, кого унижали, третировали, гнобили, истязали в семье, вспоминали войну как глоток чистого воздуха. Было военное братство, была уверенность, что домашний тиран оказаться поблизости не сможет, не было угрозы, что станут делать то, что делали дома. Отношения ясные и понятные — там — враг, его — уничтожать, своих — выручать, наши победы — наш праздник, командир сказал — я делаю, мне трудно — командир показывает, как надо.

Та реальность, что называется ужасами войны, и помнится встречей с плохим питанием, антисанитарией, недосыпанием, кровью, гноем, трусостью и зверствами, поле боя пахнет г***, для переживших ненадлежащее обращение в семье была реальностью и опытом ясности и освобождения от «микропсихоза», в котором долгие годы находились дома.

Одно дело — военный ПТСР, воспоминания и опыт травмы, другое дело — ненадлежащее обращение, ПТСР, возвращение в нормальную жизнь. Куда возвращать, если он нормальной жизни не знал, узнал другие, честные и братские отношения, на войне, а война закончилась?

Это дилеммы, с которыми мне-психотерапевту пришлось столкнуться в начале работы. Меня научили, что в терапии травмы сначала учат пациента основам эмоциональной саморегуляции, а потом в первую очередь восстанавливают способность адекватно оценивать реальность.

Процитированы страницы 144-145 по изданию:

Бермант-Полякова О. В. Арбайтен, Ольга Викторовна! Издательские решения, 2016. 394 с.

а) Представьте, что вы психотерапевт и ведёте открытые группы в госпитале. Госпиталь огромный,

1800 коек лечебных и 1800 коек реабилитационных, и всех с психологическими проблемами в поликлинику отправляют, а в поликлинике по диагнозам смотрят и в группы поддержки «заходят на лечение», идиома такая на иврите, люди.

Есть группа людей с сочетанными диагнозами, есть группа людей с преморбидными (до болезни) состояниями неврологическими, есть группа людей с преморбидными (до болезни) состояниями психиатрическими, есть с простым диагнозом в разных вариантах. Двадцать групп одновременно идёт, — это чтобы вы представляли поток, от 18 до 70 лет люди, бесплатная терапия от государства. [С вступлением в силу 1 июля 2015 года Закона о психиатрической помощи психотерапия за государственный счёт прекращена, её оказывают медицинские страховые компании в многократно урезанном объёме].

Это большая нагрузка. Вы погружаетесь в страдания разных людей, и так из группы в группу переходите с ко-терапевтом. Из-за того, что вы очень сильно устаёте, ваша усталость «показывается, а не рассказывается», и это заметно.

Я, когда «Многоликую депрессию» вела и общалась главным образом с депрессивными людьми, гардероб на четыре пятых составляла из вещей красного цвета. А когда по травме группы шли, носила только чёрное. Ко-терапевт всегда джинсово-нежное сочетание надевала, как «спецодежду», которую вне госпиталя не носила.

Смысл групп (а по психотерапевтическому содержанию это группы поддержки для пациентов-хроников) — рассказать о своём опыте и получить верификацию «да, такое бывает» от людей, которые тоже «такое» пережили.

Есть группы для религиозных, вышедших из общины [в чьём опыте есть опыт бытия изгоем. В иудейской традиции по отпавшим от религии выполняют ритуал траура, как по покойникам, то есть привязанность в буквальном смысле хоронят, чтобы остаться лояльными Богу], и для религиозных родителей, чьи дети рассказали им о своей нетрадиционной сексуальной ориентации [и теперь родители переживают конфликт лояльности своим религиозным установкам и привязанности к своему ребёнку], и многое другое.

Смысл клинической ординатуры в большом госпитале для психологов, которые потом всю жизнь проработают в частной приёмной в том, чтобы передать школу.

© О.В. Бермант-Полякова, 2006

Со стр. 56-60

Злость, стыд и вина в психотерапии посттравмы

Одной из серьёзных этических проблем в лечении посттравматических расстройств является проблема обсуждения травматического опыта с человеком, который стыдится его раскрывать. Когнитивно-поведенческая терапия посттравматического расстройства носит название exposure therapy, что можно перевести на русский язык словами экспозиция, выставление напоказ или обнажение. В настоящей книге оно называется «терапия раскрытием». Практика показывает, что сильные аффекты стыда и вины затрудняют когнитивную психотерапию пост-травмы.

В психотерапии сильное чувство стыда проявляет себя как паттерн подчинённого поведения. Пациент испытывает желание убежать, спрятаться и затаиться. Он избегает смотреть терапевту в глаза, сутулится, прячет лицо, склоняет голову или скрывает глаза за волосами, он зажат, и ничего не может рассказать, кроме того, что у него пустота в голове. Полезно проводить различение между стыдом за поведение в ситуации травмы (peri-traumatic) и стыдом за неспособность преодолеть симптомы заболевания (post-traumatic). Посттравматическое расстройство часто инвалидизирует человека, разрушает его жизнь, и он стыдится своего бессилия перед лицом болезни.

Опытным психотерапевтам известно, что в психотерапии протест против унижения часто скрывает под собой психодинамику стыда. Связанные с этими размышлениями темы доверия к терапевту, опасности самораскрытия и потребности быть привлекательным в глазах других оказываются на этом этапе ключевыми. Проработка аффекта стыда «здесь и сейчас» открывает дорогу к разговору о стыде «там и тогда». Задачей психотерапевта является создание доверительной обстановки, которая сделает такую проработку возможной.

Если терапевт осознаёт, что «зажатое» поведение пациента сильно отличается от общепринятого и в соответствующих выражениях посвящает в это пациента, в пространстве терапии появляется аффект стыда в настоящем. Сессия за сессией уделяют внимание проработке того, как выглядит пациент «здесь и сейчас», каким воспринимает пациента терапевт, каким воспринимают пациента другие люди, что они о нём думают. Часто звучат признания о том, что истинного лица пациента не знает никто, что он стыдится своего подлинного Я.

Переживания стыда и унижения часто переплетаются. Жертвы изнасилования переживают сильное унижение во время травматического события, они стыдятся того, что позволили себя унизить, и не говорят о травме другим людям, стыдясь показаться ущербными. Хотя унизительные переживания и стыд часто проявляются вместе, они относятся к разным атрибутивным процессам. Стыдными люди считают поступки, когда они вели себя несоответственно возрасту, статусу и другим социальным ожиданиям. Ощущение собственной непривлекательности, неполноценности, утраты достоинства вследствие травмы может переживаться как стыд перед другими (так называемый «внешний» стыд) и стыд перед самим собой. В первом случае пациент признаёт, что несёт в себе черты, презираемые другими людьми (слабоволие, гомосексуальные желания, ожирение или визиты к проституткам), но сам себя не стыдит ни за эти черты характера, ни за поступки. Во втором случае человек считает себя непривлекательным, даже если слышит от окружающих обратное. Пациент может стыдиться своей собственной слабости, полагать отвратительным своё поведение в травматической ситуации и стыдить за это себя самого. Когда человек полагает, что окружающее ошибочно смотрят на него сверху вниз, он может чувствовать себя задетым, оскорблённым, униженным, и эти переживания вызывают в нём чувство злости, направленные на других. Его реакция может быть описана как гнев или ярость, протест против унижения.

Цитируем по книге:

Экстренная психологическая помощь пострадавшим в чрезвычайных ситуациях. Книга первая, часть первая. Издание четвёртое, переработанное и дополненное, с цветными фотоиллюстрациями. Авторы Бордик И.В., Матафонова Т.Ю. с коллективом соавторов: Кучер А.А., Алексеенко О.В., Беленчук И.В. , Елокова И.С., Левко О.В., Лернер Т.В., Харбедия К. О. Москва: 2009. 238 с.

© Матафонова Т.Ю., 2009

Глава 7.

Организм в чрезвычайных ситуациях реагирует на стресс по-особому, но он реагирует, и так, как заложено в него природой, чтобы выжить. Это могут быть внешние проявления депрессии, жалобы на болезненные ощущения, дис­пепсические явления (расстройства пищеварения, изжога), нарушения сердечного ритма, неприятные трудноописываемые ощущения в конечностях, чувство «ползания мурашек», жар, повышение температуры, чувство озноба, напряжение, бледность кожных покровов и т. п.

Но кроме чисто физиологических проявлений, наша психика при перегрузках выдает острые психические реакции.

Мы убеждены, что в таких ситуациях, мы не вправе говорить о разделе функций между психологическим и психиатрическим направлением в оказании неотложной помощи. Многолетняя практика совместной работы с врачами — психиатрами во главе с профессором З. И. Кекелидзе, подтвердила это правило. Помощь должна быть психолого-психиатрической и мобильные бригады должны состоять из специалистов одного и другого профилей, потому что, справиться, например, с состоянием генерализованной тревоги может только врач-психиатр при помощи фармакологических средств. Психолог не работает с расстройствами психотического уровня: нарушение тестирования реальности, выражающееся в бреде и наличии галлюцинаций. Критерии бреда — ложные суждения человека, а также невосприимчивость к логическим доводам.

Как показали наблюдения наших коллег из ГНЦ ССП им. Сербского, клиническая картина острой реакции на стресс (аффективно — шоковой реакции) включает в себя:

© Бермант-Полякова О.В., 2011

Утопленник — тот, кто утонул или кого утопили.

Толковый словарь

Половодье чувств, нахлынувшие воспоминания, наплыв переживаний, эмоции захлёстывают, аффективное затопление, тонуть в эмоциях — на английском называется ёмким словосочетанием про внутренний опыт overwhelming inner experience, где overwhelm означает to cover over completely, as by a great wave, укрывать собой полностью как огромная волна, — можно переживать двояко. Функционально (coping) и дисфункционально (dysfunctional coping), если умными словами говорить. Если продолжать сравнение с водой, можно терпеть эмоциональное бедствие и утопать в эмоциях. Или быть эмоциональным утопленником.

Терпящий водное бедствие зовёт на помощь или машет руками, прежде чем захлебнуться и утонуть, и на недолгом этапе бедствия может хвататься за спасательные круги. Тонущий почти всегда обманчиво тих. Он весь во власти инстинктивного поведения, которое заставляет его расправить руки и прижать их к поверхности воды, чтобы сбалансировать тело, поднять рот над водой и дышать. Он не может произвольно контролировать движения рук — махать или дотягиваться до спасательного оборудования, не способен вести разговоры. Отсюда

Терпящий бедствие в волнах «непосредственной аффективности, требующей сиюминутного удовлетворения потребностей», когда в его распоряжении есть спасательный круг сильного Эго (сила Эго измеряется способностью контролировать импульсы, репертуаром адаптивных защитных механизмов и способностью адекватно оценивать реальность), может спастись — пережить аффект на уровне чувств, а не импульса действовать, и выразить чувства в адекватной ситуации форме.

Тонущий в эмоциях человек вовлечён в водоворот дисфункционального совладания с испытываемым и переживаемым.  Тихо и незаметно для других он утопает, и его утопление подобно движению по кругу, подробно описанному в книге Suzette Boon, PhD (я скажу о нём несколько слов ниже). Вырваться самостоятельно из круга он не может, потому что встроенные в него воспоминания о травмирующем переживании всё сильнее закручивают воронку. Эмоционально утопающий нуждается в техниках релаксации, умениях успокоить себя самостоятельно или просить помощи у людей из окружения, в знаниях о том, как держать себя на плаву «здесь и сейчас». «Проработка травмирующих переживаний» его лишь быстрее притопит.

Утопление мучительное переживание, снова тонуть в эмоциях однажды пережившему боль не хочется, поэтому он задействует примитивные, грубо искажающие реальность психологические защиты, чтобы утонуть уже побыстрее, -и перестать чувствовать что-либо. Эмоциональный утопленник может быть возвращён к жизни, — если его социальная жизнь налажена и он имеет возможность (1) установить отношения привязанности (2) испытывая привязанность, довериться другому человеку (3) доверяя другому человеку, описать переживания, которые переполняют его внутри (4) отстранившись от описанного, дать каждому переживанию название, имя (5) отстранившись от имён, описать ситуацию в целом (6) поместить эту ситуацию в другие контексты и тем самым переосмыслить травматический опыт в общении с добросердечным собеседником.

У каждого человека в бессознательном (и у каждой трёхпоколенной семьи в семейном бессознательном) есть восемь влечений.

Проявляться они могут на уровне ощущения и восприятия, на уровне интеллекта — способности решать задачи в той или иной сфере, на уровне работы — и участия в общественном разделении труда, на уровне занятий в свободное время, на уровне просоциальности — отношений с другими людьми и на уровне интроектов — отношений с самим собой.

Влечения начинают работать в полную силу не одновременно, а достигают зрелости в первое десятилетие жизни, когда в норме ещё нет секса и работы за деньги. Уходят на покой влечения тоже не все сразу, а в разном темпе.

У каждого влечения есть свой внутренний темпоритм, когда оно меняет знак с одного на другое, и этого «шаг» влечения доступен внешнему наблюдателю по фактам биографии человека.

В нашей ментальности есть аккорды влечений, которые называются смыслами жизни, — ради служения, ради общества, ради семьи, ради свободы не зависеть ни от кого и ни от чего, кроме самого себя, и что у смыслов жизни тоже есть своя психодинамика, своя смена одного ведущего смысла на другой.

Наиболее сильное от рождения влечение определит выбор любимого дела на всю жизнь. Как это всё взаимосвязано? Существует ли наследственный механизм передачи судьбы?

Ответ на этот вопрос можно дать с помощью теории множественного интеллекта Говарда Гарднера. Он выделяет:

— лингвистический (word smart) интеллект — способность оперировать словами как устно (например, как это делает рассказчик, оратор, политик), так и письменно (поэт, писатель, драматург, журналист, редактор). Сложившаяся педагогическая практика сегодня апеллирует к развитию этого вида интеллекта наиболее интенсивно. В школе мы слушаем, пишем, читаем и говорим;

Цитируем по книге:

Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия. СПб: Речь, 2006. 248 с.

Со стр. 18-19

Каким образом происходит осмысление травматического события? Первый этап обозначения — это перевод ощущений, догадок и образов в слова, переход от непосредственного переживания к опыту, опосредованному словом.

После этого наступает фраза проговаривания названного вновь и вновь. По мере рассказывания разным людям одного и того же история травматического события модифицируется, и эти микроизменения продвигаются в одном направлении — отделения существенного от второстепенного, интересного другим людям от малоинтересного, значимого от незначимого.

Для понимания процессов, которые лежат в основе исцеления душевного потрясения через его осмысление, воспльзуемся разработками нарратологии — теории повествования.

Знание о себе и о своей внутренней жизни дано нам в виде нарратива. Это знание о том, что можно сказать другому человеку. Нарративный дар представляет собой форму творения мира. Задачей нарратива является посредничество между миром культурных норм и миром личных верований и надежд. Нарративный способ познания отличается от научного. Он направляется не логикой, а воображением, наделяет мир смыслами и подчиняется своим законам. Среди них называют событийную последовательность (вместо логической), отказ от поиска истины (вместо этого — создание правдоподобия), противопоставление нормы и отклонения, традиции и новации.

Разрабатывая эту методологию, В. А. Шкуратов замечает, что словесно-нарративный способ познания можно описать как наррадигму. Наррадигма — это собрание текстов-образцов, которое проходит через фазы возникновения, расцвета и угасания. Эти фазы носят названия апокрифической, канонической, гуманистической, гуманитарной и фазы человекознания. Наррадигма учит, как появлятюся в ходе толкований и разборов классических текстов новые смыслы.

Цитируем по книге: Верн Ж. Энциклопедия. Великие географические открытия. Том 1. М: Эксмо, СПб: Terra Fantastica, 2003. 800 с.

Со стр. 430

Крупнейшие по значению путешествия голландцев связаны с именем знаменитого мореплавателя Виллема Баренца (1550-1597), уроженца острова Терсхеллинг (северная Голландия). Баренц (или, правильнее, Барентсзон) был гражданином Амстердама и уже в молодые годы приобрёл репутацию опытного и искусного моряка. В 1594 году он был назначен капитаном корабля «Меркурий» в экспедиции Яна Линсхотена, целою которого было «проникнуть в северные моря, открыть царства Катайя и Хина, лежащие к северу от Норвегии и Московии и по соседству с Татарией».

6 июня корабли оталыли от острова Тессел, затем обогнули Норд-кап и 4 июля были уже в нескольких милях от берегов Новой Земли, под 73-мя градусами 25-ю секундами северной широты. Следуя вдоль западного берега Новой Земли, Баренд 10 июля достиг мыса Нассау и через три дня встретил плотные массы плавучего льда. До 3 августа он безуспешно пытался проложить дорогу через ледяные поля, более восьмидесяти раз меняя курс. Чтобы пройти незначительное расстояние от мыса Нассау до Больших Оранских островов, у северной оконечности Новой Земли, ему пришлось преодолеть в общей сложности до тысячи семисот миль и проявить всё навигационное искусство, на какое он только был способен.

Вряд ли до Баренца хоть один мореплаватель выказывал в подобных обстоятельствах столько настойчивости!

Добавим ещё, что он воспользовался вынужденной крейсировкой, чтобы с редкой для того времени

Со стр. 432

точностью определить широты целой серии географических пунктов. Наконец экипаж, измученный этой бесплодной борьбой, запросил пощады, и Баренц вынужден был вернуться в гавань Тессела. Другие корабли флотилии обогнули остров Вайгач и проникли в карское море, где их задержали льды.

Глава первая, посвящённая библиоаптеке, библиорецептуре и библиотерапии.(Оригинальная публикация в книге: Руководство по психотерапии / Под. ред. В. Е. Рожнова. 3-е изд., доп. и перераб. Ташкент: Медицина, 1985.)

Конспект

Опубликовано в журнале Восточно-Европейской ассоциации экзистенциальной терапии  «Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия» 1/2005 (6) на сс. 19-36.

А. Алексейчик (Литва)

Несколько слов к перепечатке главы «Библиотерапия» из старого, «советского» «Руководства по психотерапии». Сегодня я, конечно, составил бы новую «Библиоаптеку», «Аптеку лечебной, целебной словесности». Но Дух главы я постарался бы оставить прежним.  И это меня радует.  Очевидно, в главе больше духа вечности, чем духа времени. Да и дух времени, в котором жил тогда и помогал жить своим пациентам, не заставляет меня жалеть о написанном и сделанном…

Мы хотели бы  в данной главе дать общие теоретические представления и описание практической работы психотерапевтического воздействия чтением, которые позволили бы каждому врачу чувствовать себя достаточно уверенным при проведении лечения. Несмотря на малый объём нашей работы, мы хотели бы дать врачам определённую целостную систему, которую можно достаточно динамично применять в психотерапии при различных воздействиях. Думаю, что отсутствие руководства по библиотерапии оправдывает наше желание.

Определение библиотерапии. Её особенности.

Библиотерапия — лечебное воздействие на больного с помощью чтения, литературы в целях нормализации или оптимизации его психических, а через них физиологических и биологических процессов организма.  Лечебное чтение от чтения вообще отличается своей направленностью на те или иные болезненно изменённые (для их нормализации) или нормальные (для уравновешивания ими болезненных) психические процессы, состояния, свойства личности.  Лечебное воздействие чтения проявляется в том, что те или иные восприятия, связанные с ними чувства, влечения,  желания, мысли, усвоенные с помощью книги, восполняют недостаток собственных образов или представлений, заменяют болезненные мысли и чувства или направляют их  по новому руслу, к новым целям. Таким образом, можно ослаблять или усиливать воздействие на чувства больного для установления его душевного равновесия. Преимущество библиотерапии составляют: разнообразие и богатство средств воздействия, сила впечатления, длительность, повторяемость, интимность и др.

Цитируем по книге: Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия. СПб: Речь, 2006. 248 с.

Со стр. 46-47

Любая терапия представляет собой открытие человеком неизвестного в самом себе. Это раскрытие скрытого сопровождается ощущением «Я» и приятными или неприятными переживаниями. Разные терапевтические школы называют скрытый от осознания опыт по-разному: подавлением, вытеснением, амнезией, компульсивным повторением, разрешением переноса. Безотносительно к названию, суть психотерапии остаётся прежней: она раскрывает нам глаза на что-то, что принадлежало нам, несмотря на то, что мы тратили силы на отрицание его законной нам принадлежности. Психотерапия посттравмы в этом смысле является исключением. В психотерапии посттравмы то, что нужно «возвращать», невозможно использовать. Переживание нежизни невозможно вспомнить.

Пациент блокирует свои переживания, мысли и чувства, поддерживая гештальт (прежняя жизнь и новый травматический опыт) незавершённым. Если бы он был в силах встретить лицом к лицу боль несчастья и отчаяния, прочувствовать бессилие, ничтожность, испытать всю полноту стыда или вины, переживание обрело бы своё значение и перестало возвращаться незваным вновь и вновь «вспышками пережитого» и ночными кошмарами. Состояние побывавшего за гранью жизни, но оставшегося в живых человека невыносимо. Привычные механизмы психологической защиты с ним не справляются. Единственным спасением оказывается Лета забвения, то есть диссоциация. Происходящее вырезается, но приходится жить жизнью, в которой образовалась дыра. Опыт бытия неживым выходит за пределы возможностей человека осмыслить и переработать его.

Встреча с травмированным пациентом требует от психотерапевта душевной глубины и смирения с тем, что душа уже никогда не будет такой, какой была до травмы. В ней будет зиять дыра. В собранном по кусочкам стекле останется невосстановимый участок, раскрошенный ударом и мельчайшую, невосстановимую пыль. И даже если в психотерапии мы сложим все осколки разума и чувств воедино, в центре останется пробоина — разрыв ткани бытия под воздействием травмы. Что-то в человеке — наивность, вера в людей, невинность, доверчивость — утрачивается после травмы навсегда. В этом отличие травмы от другого опыта, который укладывается в схему зарождения, созревания, плодоношения, увядания и отмирания человеческих отношений.

Со стр. 47

Порассуждаем о психопатологии, метафорически сравнивая человека с музыкальным инструментом — лирой. Посттравматический пациент может страдать различной по тяжести психопатологией, образно говоря, его струны могут быть в любой степени беспорядка. Бывает, что усталость, ряд неудач или ситуация неуспеха расстраивают человека. Образно выражаясь, у лиры его души обвисают струны и требуются усилия настройщика, чтобы вернуть ей ясный и чистый звук.

Случается, что в силу особенностей развития в ранние годы жизни (эмоционально отстранённая мать, изоляция от сверстников из-за продолжительной болезни, развод родителей и т. п.) в душе отсутствует какая-то струна. Человек ощущает её нехватку, печалится об этом, но адаптируется к имеющейся ситуации. К психологу он обращается, когда эта его особенность начинает оказывать разрушительное воздействие на межличностные отношения.

Цитируем по книге: Кузнецов А. Бабий Яр. М: Захаров, 2001. 359 с.

«Со стр. 307-309

Чтоб успокоиться, наклонился над бочкой с дождевой водой — попить. В воде плавало много опавших листьев, я их вылавливал, дул на воду; она была сладкая, очень вкусная. Я ещё подумал: если когда-нибудь доживу и увижу настоящий водопровод, всё равно буду пить воду дождевую, она мне нравится.

Тут послышались какие-то звуки. Я вздрогнул, поднял голову и увидел, что во двор с улицы входит немецкий солдат с винтовкой, а на улице я успел заметить второго. Инстинктивно и очень глупо я присел за бочкой, отлично понимая, что меня сейчас увидят.

Когда мне показалось, что они в мою сторону не смотрят, я пошёл за угол дома, опять-таки глуповато пригибаясь, суеверно не оглядываясь и не видя их, словно при этом и они не должны меня увидеть. Я услышал: «Э! … Э!» Выпрямился и остановился.

Солдат смотрел на меня строго. Он был чернявый, коренастый, , лет тридцати, мешковатый, в грязных, стоптанных сапогах. Его лицо было очень обыкновенное, будничное, чем-то знакомое — ни дать ни взять слесарь со «Спорта»… Фуражка на нём сидела косо, из-под неё лихо выбивались тёмные кудри. Он сказал по-немецки:

— Подойди.

Я сделал несколько шагов вдоль стены.

Первый же конфликт лояльностей сразу и навсегда взрослит. И в жизни, и в профессии рано или поздно приходится делать выбор и принимать непростые решения, с приверженцами каких идей быть заодно, какому «идейному мы» следовать.

Конфликт лояльностей

© Бермант-Полякова О.В., 2014

Доклад для научно-практической конференции «VI чтения памяти А. Ф. Лазурского (1874-1917)» в г. Санкт-Петербурге 14 марта 2014 года

Введение

Более ста лет назад Александр Фёдорович Лазурский высказал идею о том, что классификация личностей должна быть не только психологической, но и психосоциальной. Внешние характерные проявления человека, например привычка или непривычка к труду, отношение к собственности, социальные взгляды, миросозерцание, — его экзо-психика, отличаются такой же устойчивостью, как его темперамент и характер, — эндо-психика. Обращаясь к культуральным и этнографическим аспектам в педагогике, психологии и психотерапии, мы рассматриваем экзо-психику. Она тесно связана с национальной историей, культурой и непрерывностью физической, духовной, интеллектуальной и нравственной жизни общества.

Социодинамику русской культуры, на взгляд автора, задают четыре системообразующих побуждения: стремление покорять пространства (выбор между решением обустраивать старый мир дома, двора, города или идти осваивать новые земли на Севере и в Сибири, покорять небо, океанские и земные глубины, космос); стремление к абсолюту (к святости, к высшей правде, к исторической правоте, к воплощению идеологической утопии); бытие в антиномии (в общественном сознании сакральное и мирское, письменное и устное, лукавое и прямодушное, каноническое и еретическое сосуществуют, как две стороны одной медали); неразрешённый конфликт лояльностей.

Конфликт лояльностей

Конфликт привязанности и лояльности vs конфликт лояльностей

© Бермант-Полякова О.В., 2015

Чувство принадлежности к группе

Чувство «мы» в социальной психологии называется аффилиацией (от англ. affiliation присоединять, присоединяться). Это эмоциональная связь человека с другими людьми, тяга, потребность, стремление находиться в обществе людей, нужда индивида в создании тесных, доверительных, тёплых, эмоционально окрашенных взаимоотношений. Это переживание оформлено как знание о других людях, «свои» они или «чужие». С чужими нет никакой эмоциональной связи, тепла и доверительности, как на уровне малой группы — семьи, так и на уровне большой группы — общества.

Неспособность устанавливать эмоциональную связь, чувство отстранённости от всех людей вообще, включая непереносимость телесного контакта с другим человеком и контакта глаз с ним, называется в психологии аутизацией.

Аналогом совершенного отсутствия принадлежности к обществу в международном праве является статус апатрида — человека без гражданства.

Отчуждённость человека от других людей, отстранённость от них из-за невозможности доверять так, чтобы чувствовать «мы» с ними и считать их «своими», раньше называли нелюдимостью, называют в психологии изоляцией от социального контакта.

Аналогом недоверия «своим» и отчуждённости от них в международном праве является отказ от гражданства.