Кризис «оборонительного духа» во Франции и ЕС

Для доступа к этой публикации вам необходимо подписаться
на уровень «COSMIC», а после этого дополнительно оплатить доступ к архиву Подписаться за 100₽ в месяц

Ценности, цензура и пропаганда, индивидуализм против коллективной обороны

#Психология #Подкаст #политика #дроны #технологии #общество #пропаганда #демократия #война #евросоюз #наука #религия #Франция #аналитика #смысл #логика #воля #проблема #агрессия #Европа #патриотизм #эмоции #иллюстрация #конфликт #население #проблемы #молодежь #дрон #макрон #спецоперация #сво #цензура #ЕС #беспилотники #беспилотник #технология #ненависть #поведение #париж #БПЛА #институт #французы #психоанализ #угроза #центр #милитаризация

Диалектика для чайников

Психоанализ Гоголя

Доступно подписчикам уровня
«Ты первый»
Подписаться за 100₽ в месяц

Рассмотрим монографию профессора И. Ермакова, изданную еще в начале XX века и с той поры благополучно забытую вместе с психоанализом.
Работа эта замечательна уже тем, что она, вероятно, является единственным психоаналитическим исследованием произведений Гоголя

Комментарии 0

#Гоголь #психоанализ #Белинский #русская философия

уроки схоластики

УРОКИ СХОЛАСТИКИ № 68

театры. ‎фанаты.‏ ‎выезда.

Если ‎идея ‎начать ‎окультуривание ‎захватила‏ ‎мозг, ‎самый‏ ‎простой‏ ‎способ ‎— ‎отправиться‏ ‎в ‎театр.‏ ‎Но ‎в ‎какой?

В ‎«Уроках‏ ‎схоластики»‏ ‎№ ‎68‏ ‎Дмитрий ‎и‏ ‎Мария ‎выясняют ‎у ‎Елены ‎Сальви,‏ ‎психотерапевта‏ ‎и ‎театрала‏ ‎со ‎стажем,‏ ‎как ‎правильно ‎выбрать ‎первый ‎спектакль,‏ ‎как‏ ‎одеться‏ ‎на ‎спектакль‏ ‎— ‎разумеется,‏ ‎если ‎планируешь‏ ‎появиться‏ ‎не ‎на‏ ‎сцене, ‎а ‎в ‎ложе ‎—‏ ‎и ‎зачем‏ ‎ради‏ ‎театра ‎тащиться ‎в‏ ‎северную ‎столицу,‏ ‎Псков ‎и ‎прочие ‎экзотические‏ ‎места.‏ ‎По ‎ходу‏ ‎допроса ‎выясняют,‏ ‎есть ‎ли ‎смысл ‎записывать ‎спектакль‏ ‎и‏ ‎можно ‎ли‏ ‎уходить ‎посреди‏ ‎представления, ‎если ‎оно ‎оказалось ‎так‏ ‎себе.

Свернуть

Комментарии 0

#психотерапия #режиссер #театр #маркетинг #футбол #постановка #спектакль #фанаты #актер #сцена #психоанализ #выезда #занавес #постановщик

Егор Баранов | Знание сегодня

Невротик побеждающий

Интересно, ‎что‏ ‎массовая ‎педагогика, ‎без ‎устали ‎облагораживающая‏ ‎субъекта ‎в‏ ‎вопросах‏ ‎морали, ‎личного ‎развития‏ ‎и ‎прочих‏ ‎добрососедских ‎штучек ‎(которыми ‎нужно‏ ‎атаковать‏ ‎друг ‎друга,‏ ‎чтобы ‎продемонстрировать‏ ‎«кто ‎здесь ‎на ‎самом ‎деле‏ ‎хороший‏ ‎человек»), ‎несмотря‏ ‎на ‎размах‏ ‎всё ‎же ‎промахивается ‎в ‎проведении‏ ‎различия,‏ ‎которое‏ ‎в ‎действительности‏ ‎имеет ‎значение‏ ‎для ‎среднего‏ ‎невротика.

Как‏ ‎минимум ‎с‏ ‎Ницше ‎хорошо ‎известно, ‎что ‎мораль‏ ‎— ‎это‏ ‎хлыст,‏ ‎которым ‎удобно ‎хлестать‏ ‎ближнего, ‎заставляя‏ ‎его ‎ёрзать ‎и ‎трястись‏ ‎с‏ ‎таким ‎видом,‏ ‎словно ‎никакой‏ ‎агрессии ‎в ‎его ‎адрес ‎не‏ ‎было‏ ‎явлено ‎(несведущим‏ ‎в ‎теме‏ ‎достаточно ‎посмотреть ‎любое ‎некомплиментарное ‎интервью‏ ‎«главного‏ ‎интервьюера‏ ‎страны», ‎чтобы‏ ‎в ‎этом‏ ‎убедиться). ‎Обучаясь‏ ‎обращению‏ ‎с ‎этим‏ ‎хлыстом ‎субъект ‎движется ‎в ‎сторону‏ ‎истины, ‎медленно‏ ‎привыкая‏ ‎к ‎тому, ‎что‏ ‎на ‎моральном‏ ‎поле ‎брани ‎схватка ‎ведётся‏ ‎до‏ ‎победного ‎конца:‏ ‎либо ‎он‏ ‎моральнее ‎другого, ‎либо ‎другой ‎моральнее‏ ‎его.

Выхлоп‏ ‎от ‎такой‏ ‎«победы», ‎в‏ ‎конце ‎концов, ‎только ‎один: ‎не‏ ‎проиграть‏ ‎значит‏ ‎не ‎быть‏ ‎наказанным ‎за‏ ‎то, ‎что‏ ‎недостаточно‏ ‎морален, ‎не‏ ‎получить ‎лишние ‎удары ‎со ‎стороны‏ ‎чувства ‎вины‏ ‎(которые‏ ‎спровоцируют ‎упадок ‎«самооценки»‏ ‎и ‎прочие‏ ‎воображаемые ‎эго-эффекты). ‎При ‎таком‏ ‎подходе‏ ‎цель ‎будет‏ ‎оправдывать ‎средства,‏ ‎в ‎связи ‎с ‎чем ‎субъект‏ ‎рано‏ ‎или ‎поздно‏ ‎окажется ‎надрессирован‏ ‎жертвовать ‎ради ‎такой ‎победы ‎буквально‏ ‎всем,‏ ‎что‏ ‎может ‎пойти‏ ‎в ‎ход,‏ ‎руководствуясь ‎при‏ ‎этом‏ ‎чем-то ‎вроде‏ ‎максимы ‎«Сократ ‎мне ‎друг, ‎но‏ ‎истина ‎дороже»‏ ‎—‏ ‎скажем, ‎жертвовать ‎отношениями,‏ ‎перспективами, ‎самообладанием,‏ ‎лицом ‎и ‎другими ‎нюансами,‏ ‎которые‏ ‎довольно ‎быстро‏ ‎перемалываются ‎любой‏ ‎ожесточенной ‎перепалкой, ‎ориентированной ‎на ‎истину‏ ‎(откуда‏ ‎берёт ‎начало‏ ‎«героизм»).

Фантазия ‎о‏ ‎победе ‎соблазняет ‎невротиков ‎обоих ‎типов‏ ‎с‏ ‎разницей‏ ‎в ‎том‏ ‎на ‎каком‏ ‎поле ‎и‏ ‎по‏ ‎какому ‎поводу‏ ‎этой ‎победы ‎хотят ‎достичь. ‎В‏ ‎навязчивости ‎нужна‏ ‎победа‏ ‎над ‎конкретным ‎другим,‏ ‎чьё ‎признание‏ ‎получено ‎недолжным ‎образом ‎и‏ ‎поэтому‏ ‎не ‎даёт‏ ‎обсессику ‎спать‏ ‎(с ‎женой), ‎в ‎связи ‎с‏ ‎чем‏ ‎его ‎«стратегия‏ ‎победы» ‎принимает‏ ‎форму ‎морального ‎и ‎интеллектуального ‎обличения‏ ‎соперника,‏ ‎от‏ ‎которого ‎ждут‏ ‎раскаяния, ‎признания‏ ‎своих ‎ошибок‏ ‎и‏ ‎падения ‎с‏ ‎пьедестала. ‎В ‎истерическом ‎неврозе ‎победа‏ ‎располагается ‎на‏ ‎любовном‏ ‎поле ‎и ‎заключается‏ ‎в ‎возможности‏ ‎морально ‎принудить ‎другого ‎любить‏ ‎себя,‏ ‎но ‎сделать‏ ‎это ‎так‏ ‎незаметно, ‎чтобы ‎о ‎подтасовке ‎не‏ ‎догадались‏ ‎(т.е. ‎чтобы‏ ‎другой ‎не‏ ‎заметил ‎как ‎ему ‎подкинули ‎эту‏ ‎«любовь»).‏ ‎Этих‏ ‎невротиков ‎объединяет‏ ‎одно: ‎ради‏ ‎победы ‎жертвуют‏ ‎всем,‏ ‎в ‎том‏ ‎числе ‎и ‎успехом ‎(как ‎в‏ ‎примере ‎с‏ ‎броском‏ ‎костей).

Именно ‎поэтому ‎после‏ ‎очередной ‎обличительной‏ ‎речи ‎обсессика, ‎в ‎которой‏ ‎он‏ ‎публично ‎разоблачает‏ ‎соперника ‎и‏ ‎показывает ‎как ‎тот ‎плох ‎(т.е.‏ ‎побеждает‏ ‎в ‎воображаемом‏ ‎соперничестве, ‎о‏ ‎котором ‎скорее ‎всего ‎никто ‎не‏ ‎знал),‏ ‎—‏ ‎успех ‎его‏ ‎не ‎ждёт,‏ ‎поскольку ‎он‏ ‎1)‏ ‎не ‎проводит‏ ‎различия ‎между ‎успехом ‎и ‎победой,‏ ‎считая ‎их‏ ‎за‏ ‎одно, ‎и ‎2)‏ ‎жертвует ‎успехом‏ ‎ради ‎победы, ‎достигая ‎её‏ ‎способом,‏ ‎который ‎не‏ ‎позволит ‎воспользоваться‏ ‎её ‎плодами ‎и ‎присвоить. ‎Так‏ ‎же‏ ‎поступает ‎истеричка,‏ ‎когда ‎в‏ ‎попытках ‎заставить ‎любить ‎себя ‎того,‏ ‎кто‏ ‎этого‏ ‎не ‎делает,‏ ‎она ‎действует‏ ‎настолько ‎жестоко‏ ‎и‏ ‎бескомпромиссно ‎в‏ ‎целях ‎«победы ‎над ‎нелюбовью», ‎что‏ ‎не ‎остаётся‏ ‎никаких‏ ‎сомнений ‎по ‎поводу‏ ‎её ‎не‏ ‎совсем ‎ласковых ‎мотивов, ‎в‏ ‎которых‏ ‎есть ‎что‏ ‎угодно, ‎кроме‏ ‎любви.

Сама ‎ситуация ‎противостояния, ‎в ‎которую‏ ‎невротик‏ ‎оказывается ‎вброшен‏ ‎помимо ‎своей‏ ‎воли, ‎имеет ‎двусмысленный ‎характер. ‎С‏ ‎одной‏ ‎стороны‏ ‎субъектом ‎не‏ ‎осознаётся ‎точка‏ ‎входа ‎в‏ ‎это‏ ‎противостояние, ‎как‏ ‎если ‎бы ‎за ‎кадром ‎его‏ ‎жизни ‎имело‏ ‎место‏ ‎переключение ‎слайдов, ‎так‏ ‎что ‎ситуация‏ ‎противоборства ‎с ‎другим ‎«просто‏ ‎возникает»‏ ‎как ‎нечто‏ ‎чужеродное ‎и‏ ‎не ‎узнаваемое, ‎к ‎чему ‎сам‏ ‎невротик‏ ‎не ‎прикладывал‏ ‎никаких ‎усилий,‏ ‎— ‎и ‎возникающий ‎здесь ‎аффект‏ ‎несправедливости‏ ‎оказывается‏ ‎первым, ‎словно‏ ‎невротика ‎в‏ ‎очередной ‎раз‏ ‎«подставили»,‏ ‎в ‎связи‏ ‎с ‎чем ‎ему ‎приходится ‎мыслить‏ ‎происходящее ‎через‏ ‎ответственность‏ ‎и ‎вину, ‎которую‏ ‎кто-то ‎обязательно‏ ‎должен ‎на ‎себя ‎принять.‏ ‎С‏ ‎другой ‎стороны‏ ‎этот ‎конфликт‏ ‎воспринимается ‎как ‎нечто ‎пусть ‎и‏ ‎не‏ ‎совсем ‎естественное‏ ‎по ‎логике,‏ ‎зато ‎знакомое ‎и ‎родное ‎по‏ ‎ощущениям,‏ ‎—‏ ‎т. ‎е.‏ ‎перед ‎нами‏ ‎эффект ‎бессознательного,‏ ‎который‏ ‎иначе ‎как‏ ‎через ‎сознательную ‎деятельность ‎не ‎может‏ ‎быть ‎дан.‏ ‎Таким‏ ‎образом ‎безвыходность ‎проложена‏ ‎заранее, ‎независимо‏ ‎от ‎того, ‎какая ‎траектория‏ ‎будет‏ ‎выбрана ‎для‏ ‎преодоления ‎конфликта:‏ ‎будет ‎ли ‎невротик ‎уступать ‎победу‏ ‎другому‏ ‎или ‎же‏ ‎доказывать ‎что‏ ‎есть ‎сил, ‎что ‎он ‎не‏ ‎отступится‏ ‎и‏ ‎своё ‎возьмёт,‏ ‎— ‎обе‏ ‎перспективы ‎предполагают‏ ‎изначальное‏ ‎прочитывание ‎ситуации‏ ‎как ‎«битвы ‎насмерть» ‎за ‎любовь‏ ‎или ‎признание,‏ ‎что‏ ‎само ‎по ‎себе‏ ‎и ‎оказывается‏ ‎чем-то ‎загадочным, ‎не ‎имеющим‏ ‎никаких‏ ‎оснований ‎в‏ ‎реальности.

С ‎этой‏ ‎неразличимостью ‎и ‎связано ‎двойное ‎дно‏ ‎симптома‏ ‎в ‎неврозе:‏ ‎на ‎самом‏ ‎деле ‎невротик ‎— ‎это ‎тот,‏ ‎кто‏ ‎буквально‏ ‎захлёбывается ‎воображаемыми‏ ‎«победами», ‎но‏ ‎проблема ‎в‏ ‎том,‏ ‎что ‎«победы»‏ ‎не ‎приносят ‎успеха, ‎поскольку, ‎как‏ ‎выясняется ‎в‏ ‎последействии,‏ ‎успехом ‎пожертвовали ‎ради‏ ‎победы ‎любой‏ ‎ценой. ‎Это ‎победа ‎на‏ ‎уровне‏ ‎воображаемого ‎(кран‏ ‎точно ‎закрыт,‏ ‎окружающие ‎точно ‎не ‎смеются, ‎мать‏ ‎точно‏ ‎спасена, ‎соперник‏ ‎точно ‎повержен),‏ ‎за ‎которой ‎сразу ‎следует ‎неудача‏ ‎на‏ ‎уровне‏ ‎символического, ‎—‏ ‎и ‎она-то‏ ‎и ‎остаётся‏ ‎субъекту‏ ‎в ‎качестве‏ ‎результата ‎его ‎усилий ‎и ‎колоссальных‏ ‎жертв, ‎на‏ ‎которые‏ ‎пришлось ‎пойти ‎ради‏ ‎такой ‎«победы».

В‏ ‎этом ‎смысле ‎представление ‎о‏ ‎том,‏ ‎что ‎победа‏ ‎может ‎быть‏ ‎синонимом ‎провала ‎и ‎предвестником ‎неудачи,‏ ‎для‏ ‎любого ‎невротика‏ ‎оказывается ‎довольно-таки‏ ‎свежим ‎различием, ‎хотя ‎дела ‎скорее‏ ‎обстоят‏ ‎так,‏ ‎что ‎оно,‏ ‎будучи ‎свежим,‏ ‎не ‎является‏ ‎новым,‏ ‎поскольку ‎было‏ ‎отброшено ‎в ‎погоне ‎за ‎моральным‏ ‎превосходством ‎и‏ ‎поэтому‏ ‎выглядит ‎незнакомо.

Свернуть

Комментарии 0

#невроз #конфликтология #психоанализ

Егор Баранов | Знание сегодня

Паранойя в истерии

Доступно подписчикам уровня
«Заинтересованное лицо»
Подписаться за 250₽ в месяц

О преследующем истеричку знании о её "позорном положении", которое находится у другого

Комментарии 0

#женщина #психоанализ #фрейд #истерия #паранойя

Егор Баранов | Знание сегодня

Психоанализ одной высокой встречи

С ‎одной‏ ‎стороны ‎политика ‎не ‎слишком ‎часто‏ ‎предлагает ‎материал‏ ‎именно‏ ‎для ‎психоаналитического ‎комментария,‏ ‎с ‎другой‏ ‎— ‎зачастую ‎воспринимается ‎как‏ ‎область,‏ ‎которая ‎заслуживает‏ ‎такой ‎комментарий‏ ‎ничуть ‎не ‎меньше, ‎чем ‎семейная‏ ‎история‏ ‎субъекта ‎или‏ ‎его ‎любовные‏ ‎события. ‎Ценность ‎политического ‎материала, ‎несомненно,‏ ‎в‏ ‎его‏ ‎публичности ‎и‏ ‎доступности, ‎—‏ ‎в ‎отличие‏ ‎от‏ ‎тех ‎же‏ ‎аналитических ‎кейсов, большая ‎часть ‎которых ‎презентуется‏ ‎в ‎закрытых‏ ‎сообществах‏ ‎или ‎сокрыта ‎от‏ ‎широкого ‎зрителя‏ ‎в ‎силу ‎иных ‎причин,‏ ‎связанных‏ ‎с ‎эффектами‏ ‎внутри ‎самого‏ ‎психоанализа.

Сегодня ‎же ‎в ‎прямом ‎эфире‏ ‎состоялась‏ ‎встреча ‎двух‏ ‎достаточно ‎известных‏ ‎на ‎политической ‎арене ‎господ ‎(в‏ ‎смысле‏ ‎уважительного‏ ‎обращения, ‎не‏ ‎более), ‎скандальный‏ ‎характер ‎разговора‏ ‎между‏ ‎которыми ‎стал‏ ‎не ‎только ‎поводом ‎для ‎мемов,‏ ‎но ‎и‏ ‎достаточно‏ ‎точной ‎наглядной ‎иллюстрацией‏ ‎того, ‎что‏ ‎регулярно ‎описывается ‎в ‎психоаналитической‏ ‎литературе‏ ‎под ‎лейблом‏ ‎истерического ‎невроза.‏ ‎В ‎этом ‎смысле ‎такой ‎материал‏ ‎позволяет‏ ‎аналитику ‎ссылаться‏ ‎на ‎него‏ ‎как ‎на ‎знакомый ‎публике ‎случай,‏ ‎для‏ ‎подведения‏ ‎к ‎которому‏ ‎не ‎требуется‏ ‎длительного ‎приготовления,‏ ‎обозначения‏ ‎нюансов ‎семейной‏ ‎истории ‎субъекта ‎и ‎прочих ‎и‏ ‎прочих ‎несомненно‏ ‎важных‏ ‎подробностей, ‎которые ‎делают‏ ‎такие ‎примеры‏ ‎тяжеловесными ‎и ‎неудобными ‎для‏ ‎использования‏ ‎за ‎пределами‏ ‎аналитического ‎сообщества.

Кроме‏ ‎того, ‎ценность ‎конкретно ‎этого ‎случая‏ ‎в‏ ‎качестве ‎примера‏ ‎состоит ‎прежде‏ ‎всего ‎в ‎том, ‎что ‎он‏ ‎способен‏ ‎наглядно‏ ‎продемонстрировать ‎различие‏ ‎между ‎обыденным‏ ‎представлением ‎об‏ ‎«истеричке»,‏ ‎— ‎плотно‏ ‎засевшим ‎в ‎умах ‎образом ‎взбалмошной‏ ‎строптивой ‎женщины,‏ ‎не‏ ‎дающей ‎«спокойно ‎жить»,‏ ‎— ‎и‏ ‎той ‎истерией, ‎с ‎которой‏ ‎сегодня‏ ‎работают ‎психоаналитики‏ ‎как ‎с‏ ‎особой ‎позицией ‎субъекта ‎по ‎отношению‏ ‎к‏ ‎отцовской ‎нехватке,‏ ‎позицией ‎не‏ ‎без ‎последствий.

Истерия, ‎как ‎мы ‎знаем‏ ‎уже‏ ‎от‏ ‎Фрейда, ‎характеризуется‏ ‎особой ‎неуступчивостью‏ ‎и ‎бескомпромиссным‏ ‎отстаиванием‏ ‎«своих ‎интересов»‏ ‎(аналитическая ‎реконструкция ‎всегда ‎показывает, ‎что‏ ‎эти ‎интересы‏ ‎не‏ ‎совсем ‎«свои»), ‎доводящим‏ ‎субъекта ‎до‏ ‎исступления, ‎в ‎котором ‎он‏ ‎считает‏ ‎необходимым ‎показать,‏ ‎что ‎пойдёт‏ ‎на ‎что ‎угодно, ‎лишь ‎бы‏ ‎добиться‏ ‎своего ‎и‏ ‎не ‎остановится‏ ‎ни ‎перед ‎чем, ‎— ‎и‏ ‎в‏ ‎особенности‏ ‎не ‎пойдёт‏ ‎на ‎такие‏ ‎«жалкие» ‎с‏ ‎точки‏ ‎зрения ‎этой‏ ‎возвышенной ‎позиции ‎жесты, ‎как ‎«компромисс»‏ ‎и ‎«уступка».

Чем‏ ‎демонстративнее‏ ‎в ‎поведении ‎истерички‏ ‎проступает ‎эта‏ ‎яростная ‎неуступчивость, ‎тем ‎отчётливее‏ ‎заметен‏ ‎её ‎провокационный‏ ‎характер: ‎всё‏ ‎это ‎делается ‎на ‎своего ‎рода‏ ‎сцене,‏ ‎куда ‎призывается‏ ‎зритель, ‎чьё‏ ‎(по ‎всей ‎видимости) ‎жестокое ‎сердце‏ ‎истеризованный‏ ‎субъект‏ ‎всеми ‎силами‏ ‎стремится ‎растопить,‏ ‎дабы ‎заручиться‏ ‎его‏ ‎(вероятно) ‎основательной‏ ‎поддержкой, ‎которая ‎будучи ‎перенесённой ‎на‏ ‎вышеописанную ‎сцену‏ ‎полностью‏ ‎всё ‎изменит ‎(далее:‏ ‎важное ‎условие)‏ ‎в ‎полном ‎согласии ‎с‏ ‎замыслом‏ ‎и ‎чаяниями‏ ‎истерички.

В ‎рамках‏ ‎встречи ‎двух ‎господ ‎всё ‎двигалось‏ ‎по‏ ‎описанному ‎выше‏ ‎сценарию, ‎за‏ ‎исключением ‎его ‎последнего ‎важнейшего ‎пункта:‏ ‎помощь,‏ ‎на‏ ‎которую ‎рассчитывали,‏ ‎совершенно ‎не‏ ‎совпала ‎с‏ ‎тем,‏ ‎что ‎в‏ ‎итоге ‎было ‎предложено, ‎— ‎отчего‏ ‎просящая ‎сторона‏ ‎произвела‏ ‎несколько ‎характерных ‎скандальных‏ ‎жестов, ‎по‏ ‎которым ‎истерия ‎как ‎раз‏ ‎узнаётся‏ ‎и ‎вне‏ ‎психоанализа. ‎Жесты‏ ‎эти ‎направлены ‎на ‎полную ‎дискредитацию‏ ‎происходящего‏ ‎таким ‎образом,‏ ‎чтобы ‎все‏ ‎участники ‎ситуации ‎оказались ‎(мягко ‎говоря)‏ ‎«по‏ ‎уши‏ ‎в ‎разочарованиях»‏ ‎и ‎испытали‏ ‎нечто ‎вроде‏ ‎чувства‏ ‎творящегося ‎безобразия‏ ‎и ‎позора, ‎которое ‎заставило ‎бы‏ ‎всех ‎покинуть‏ ‎сцену‏ ‎и ‎исключить ‎любое‏ ‎возможное ‎её‏ ‎повторение.

Неслучайно ‎сразу ‎после ‎этих‏ ‎вызывающих‏ ‎жестов ‎среди‏ ‎участников ‎встречи‏ ‎появились ‎фразы ‎о ‎«неуважении» ‎—‏ ‎именно‏ ‎крайней ‎степенью‏ ‎презрения ‎истеричка‏ ‎отвечает ‎на ‎предложения, ‎по ‎её‏ ‎мнению‏ ‎не‏ ‎соответствующие ‎той‏ ‎высоте ‎желания,‏ ‎на ‎которой‏ ‎она‏ ‎расположила ‎свои‏ ‎надежды. ‎Однако ‎у ‎этого ‎презрения‏ ‎есть ‎обратная‏ ‎сторона,‏ ‎которая ‎достаточно ‎быстро‏ ‎оседает ‎послевкусием‏ ‎в ‎умах ‎зрителей, ‎—‏ ‎это,‏ ‎разумеется, ‎осознание‏ ‎беспомощности ‎и‏ ‎крайней ‎степени ‎уязвимости ‎своей ‎позиции,‏ ‎от‏ ‎которой, ‎тем‏ ‎не ‎менее,‏ ‎истеричка ‎не ‎собирается ‎отступаться ‎невзирая‏ ‎на‏ ‎любые‏ ‎обстоятельства, ‎—‏ ‎и ‎потому‏ ‎почти ‎вынужденно,‏ ‎полуавтоматически‏ ‎отвечает ‎презрением‏ ‎и ‎«идёт ‎на ‎заклание», ‎но‏ ‎не ‎уступает.

Свернуть

Комментарии 0

#психоанализ #фрейд #истерия

Егор Баранов | Знание сегодня

Интеллектуалы в психоанализе или «закройте рот своему Я-Идеалу»

Доступно подписчикам уровня
«Заинтересованное лицо»
Подписаться за 250₽ в месяц

Отношения обсессивного невротика с аналитическим я-идеалом, интеллектуальность как способ уклоняться от порчи и возможная политика для психоаналитика

Комментарии 0

#лакан #психоанализ #фрейд #желание аналитика #обсессия #я-идеал

Егор Баранов | Знание сегодня

Не-вся и наслаждение истерички

Истерическая ‎уникальность‏ ‎против ‎женской ‎избранности

Речь ‎в ‎этом‏ ‎материале ‎будет‏ ‎крутиться‏ ‎возле ‎двух ‎ключевых‏ ‎пунктов: ‎возле‏ ‎наслаждения, ‎которое ‎мы ‎находим‏ ‎в‏ ‎анализе ‎истерии,‏ ‎и ‎того,‏ ‎каким ‎образом ‎Лакан ‎подчёркивает ‎различие‏ ‎между‏ ‎женским ‎фаллическим‏ ‎наслаждением ‎и‏ ‎наслаждением, ‎находящимся ‎вне ‎фаллической ‎функции‏ ‎с‏ ‎женской‏ ‎стороны, ‎в‏ ‎связи ‎с‏ ‎чем ‎Лакан‏ ‎называет‏ ‎женщину ‎«не-всей».

Итак,‏ ‎об ‎истерическом ‎наслаждении. ‎Этот ‎пункт‏ ‎с ‎точки‏ ‎зрения‏ ‎теории ‎и ‎практики‏ ‎психоанализа ‎изучен‏ ‎достаточно ‎подробно, ‎хотя ‎можно‏ ‎заметить,‏ ‎что ‎это‏ ‎вообще ‎никак‏ ‎не ‎спасает ‎сегодня ‎самих ‎аналитиков‏ ‎от‏ ‎истеризации ‎анализом‏ ‎или ‎фигурами‏ ‎«великих ‎аналитиков», ‎в ‎связи ‎с‏ ‎чем‏ ‎тут‏ ‎и ‎там‏ ‎возникают ‎операции‏ ‎воображаемого ‎уподобления‏ ‎и‏ ‎поддержки ‎желания‏ ‎— ‎жесты, ‎характеризующие ‎позицию ‎истерички‏ ‎в ‎отношении‏ ‎отцовской‏ ‎фигуры. ‎Для ‎истерии‏ ‎характерно ‎представление‏ ‎о ‎том, ‎что ‎тяжесть‏ ‎положения‏ ‎отца ‎связана‏ ‎с ‎острой‏ ‎нехваткой ‎наслаждения, ‎в ‎связи ‎с‏ ‎чем‏ ‎она ‎оказывается‏ ‎расщеплена ‎между‏ ‎двумя ‎позициями: ‎тем, ‎что ‎можно‏ ‎ёмко‏ ‎назвать‏ ‎«заботой ‎о‏ ‎сирых ‎и‏ ‎убогих», ‎т.‏ ‎е.‏ ‎привлечение ‎внимания‏ ‎к ‎несправедливому ‎положению ‎нуждающихся, ‎и‏ ‎тем, ‎что‏ ‎я‏ ‎называю ‎«ношением ‎отцовской‏ ‎шинели», ‎т.‏ ‎е. ‎«переодевание» ‎в ‎мужчину‏ ‎и‏ ‎стремление ‎своим‏ ‎примером ‎продемонстрировать‏ ‎каким ‎настоящий ‎мужчина ‎должен ‎быть,‏ ‎стремление‏ ‎по ‎принципу‏ ‎«кто, ‎если‏ ‎не ‎я». ‎В ‎этом ‎поведении‏ ‎можно‏ ‎усмотреть,‏ ‎что ‎в‏ ‎случае ‎и‏ ‎женской, ‎и‏ ‎мужской‏ ‎истерии ‎мы‏ ‎имеем ‎дело ‎с ‎расположением ‎субъекта‏ ‎на ‎мужской‏ ‎стороне,‏ ‎т. ‎е. ‎со‏ ‎специфической ‎захваченностью‏ ‎проблематикой ‎мужской ‎нехватки ‎и‏ ‎её‏ ‎последствий, ‎к‏ ‎которым ‎с‏ ‎особым ‎нажимом ‎привлекают ‎внимание ‎в‏ ‎социальном‏ ‎поле ‎—‏ ‎скажем, ‎когда‏ ‎речь ‎идёт ‎о ‎критике ‎власти,‏ ‎о‏ ‎том,‏ ‎что ‎мы‏ ‎как ‎человечество‏ ‎недостаточно ‎озабоченны‏ ‎областями,‏ ‎где ‎есть‏ ‎нуждающиеся, ‎которые ‎претерпевают ‎несправедливость ‎этого‏ ‎мира, ‎и‏ ‎всё‏ ‎это ‎в ‎связи‏ ‎с ‎тем,‏ ‎что ‎отсутствует ‎тот ‎самый‏ ‎мужчина‏ ‎исключительного ‎достоинства,‏ ‎который ‎мог‏ ‎бы ‎одним ‎своим ‎появлением ‎решить‏ ‎вопросы‏ ‎благотворительности ‎или‏ ‎проблемы ‎приютов‏ ‎для ‎животных, ‎загрязнения ‎окружающей ‎среды‏ ‎и‏ ‎т.‏ ‎д.

Такие ‎жесты‏ ‎находятся ‎на‏ ‎уровне ‎воображаемого‏ ‎соответствия‏ ‎заданным ‎фаллической‏ ‎функцией ‎координатам ‎женского: ‎истеричка ‎ведёт‏ ‎себя ‎как‏ ‎«исключительная‏ ‎женщина», ‎но, ‎как‏ ‎я ‎покажу‏ ‎дальше, ‎происходит ‎так ‎только‏ ‎потому,‏ ‎что ‎она‏ ‎жаждет ‎исключить‏ ‎себя ‎из ‎женского. ‎Это ‎кстати‏ ‎отсылает‏ ‎нас ‎к‏ ‎допсихоаналитическому ‎взгляду‏ ‎на ‎истерию, ‎взгляду ‎классического ‎врача,‏ ‎который‏ ‎не‏ ‎сумел ‎разглядеть‏ ‎в ‎имитациях‏ ‎истерички ‎отсутствие‏ ‎интереса‏ ‎к ‎женскому,‏ ‎но ‎напротив, ‎видел ‎в ‎симптомах‏ ‎истерии ‎некую‏ ‎«избыточность‏ ‎женской ‎энергии», ‎которую‏ ‎нужно ‎усмирить‏ ‎рождением ‎ребёнка ‎или ‎хорошим‏ ‎постельным‏ ‎событием. ‎Указание,‏ ‎как ‎ни‏ ‎странно, ‎до ‎сих ‎пор ‎актуальное,‏ ‎поскольку‏ ‎многие ‎современные‏ ‎клинические ‎практики,‏ ‎которые ‎в ‎том ‎числе ‎называют‏ ‎себя‏ ‎психоаналитическими,‏ ‎по-прежнему ‎видят‏ ‎в ‎истеричке‏ ‎«женщину ‎в‏ ‎степени‏ ‎два», ‎т.‏ ‎е. ‎специалисты ‎зачастую ‎оказываются ‎соблазнены‏ ‎образом, ‎который‏ ‎истеричка‏ ‎тщательно ‎поддерживает. ‎Другими‏ ‎словами, ‎в‏ ‎истерии ‎мы ‎имеем ‎дело‏ ‎с‏ ‎усилиями, ‎направленными‏ ‎на ‎поддержание‏ ‎имаго ‎женщины, ‎особенно ‎в ‎том‏ ‎смысле,‏ ‎в ‎котором‏ ‎термин ‎«имаго»‏ ‎используется ‎в ‎биологии. ‎С ‎другой‏ ‎стороны‏ ‎этого‏ ‎расщепления ‎находится‏ ‎отыгрывание ‎персонажа‏ ‎исключительного ‎мужского‏ ‎достоинства‏ ‎и ‎связанное‏ ‎с ‎этим ‎отыгрыванием ‎«травести», ‎ношение‏ ‎символов ‎и‏ ‎аксессуаров‏ ‎мужского ‎гардероба.

Связана ‎такая‏ ‎симптоматика ‎с‏ ‎особым ‎расположением ‎по ‎отношению‏ ‎к‏ ‎фаллосу ‎и‏ ‎тем ‎координатам‏ ‎наслаждения ‎пола, ‎которые ‎фаллической ‎функцией‏ ‎задаются.‏ ‎Когда ‎Лакан‏ ‎касается ‎этого‏ ‎вопроса ‎в ‎ХХ ‎семинаре, ‎он‏ ‎говорит,‏ ‎что‏ ‎истерия ‎целит‏ ‎во ‎«внесекс»‏ ‎— ‎то,‏ ‎что‏ ‎переводят ‎как‏ ‎«хомосексуал» ‎в ‎смысле ‎«челосексуал», ‎т.‏ ‎к. ‎истеричка‏ ‎пытается‏ ‎воплотить ‎именно ‎мужскую‏ ‎фаллическую ‎фантазию‏ ‎Единого ‎слияния ‎в ‎любви,‏ ‎фантазию‏ ‎ангельской ‎непорочности.‏ ‎Помимо ‎этой‏ ‎игры ‎слов, ‎которая ‎отсылает ‎к‏ ‎значению‏ ‎слова ‎homo‏ ‎как ‎«человек»‏ ‎и ‎«мужчина» ‎и ‎намекает ‎на‏ ‎мужскую‏ ‎гомосексуальность‏ ‎истерички, ‎правда,‏ ‎в ‎крайне‏ ‎особом ‎смысле,‏ ‎здесь‏ ‎есть ‎и‏ ‎то, ‎на ‎что ‎указывает ‎Лоренцо‏ ‎Кьеза ‎в‏ ‎своём‏ ‎тексте ‎«Женщина ‎и‏ ‎число ‎Бога»,‏ ‎которое ‎можно ‎найти ‎на‏ ‎русском‏ ‎в ‎переводе‏ ‎Виктора ‎Мазина‏ ‎— ‎так ‎называемое ‎наслаждение ‎ангела,‏ ‎или‏ ‎асексуальное ‎наслаждение,‏ ‎которое ‎оказывается‏ ‎чем-то ‎таким, ‎что ‎выводит ‎за‏ ‎пределы‏ ‎фаллической‏ ‎функции.

Я ‎уже‏ ‎сказал, ‎что‏ ‎истеричка ‎обеспокоена‏ ‎отцовской‏ ‎нехваткой ‎наслаждения,‏ ‎и ‎связана ‎эта ‎нехватка ‎с‏ ‎тем, ‎что‏ ‎в‏ ‎анализе ‎принято ‎называть‏ ‎несуществованием ‎сексуальных‏ ‎отношений: ‎мужчина ‎ищет ‎утраченный‏ ‎материнский‏ ‎объект, ‎а‏ ‎женщина ‎—‏ ‎символический ‎фаллос, ‎и ‎поэтому ‎«отношений»‏ ‎как‏ ‎таковых ‎здесь‏ ‎нет, ‎т.‏ ‎е. ‎в ‎измерении ‎сексуального ‎нет‏ ‎Другого.‏ ‎Здесь‏ ‎кроется ‎один‏ ‎из ‎наиболее‏ ‎сложных ‎для‏ ‎схватывания‏ ‎моментов: ‎несмотря‏ ‎на ‎то, ‎что ‎любовь ‎всегда‏ ‎взаимна ‎—‏ ‎поскольку‏ ‎желание ‎это ‎желание‏ ‎Другого, ‎—‏ ‎тем ‎не ‎менее, ‎сексуальных‏ ‎отношений‏ ‎не ‎существует,‏ ‎и ‎любовь‏ ‎в ‎этом ‎вопросе ‎оказывается, ‎по‏ ‎выражению‏ ‎Лакана, ‎беспомощна,‏ ‎поскольку ‎стремление‏ ‎быть ‎Единым ‎не ‎предполагает ‎двух‏ ‎полов,‏ ‎между‏ ‎которыми ‎выстраивались‏ ‎бы ‎отношения.‏ ‎Каждый ‎наслаждается‏ ‎частичкой‏ ‎тела ‎Другого,‏ ‎не ‎переставая ‎сталкиваться ‎с ‎тем,‏ ‎что ‎любовь‏ ‎требует‏ ‎ещё и ‎требование ‎это‏ ‎невозможно ‎удовлетворить,‏ ‎поскольку ‎ничего, ‎кроме ‎органа,‏ ‎другой‏ ‎предоставить ‎не‏ ‎может. ‎Соответственно,‏ ‎когда ‎мужчина ‎пытается ‎добыть ‎положенное‏ ‎по‏ ‎праву ‎наслаждение,‏ ‎он ‎неизбежно‏ ‎сталкивается ‎с ‎невозможностью ‎насладиться ‎женщиной‏ ‎—‏ ‎вместо‏ ‎этого ‎он‏ ‎наслаждается ‎органом,‏ ‎дырой, ‎в‏ ‎которую‏ ‎он ‎вкладывает‏ ‎свой ‎хер, ‎а ‎не ‎самой‏ ‎женщиной, ‎т.‏ ‎е.‏ ‎ему ‎остаётся ‎только‏ ‎мастурбировать ‎женской‏ ‎вагиной, ‎испытывая ‎то, ‎что‏ ‎называют‏ ‎«мужским ‎вагинальным‏ ‎оргазмом». ‎И‏ ‎в ‎рамках ‎фаллической ‎функции ‎никаких‏ ‎альтернатив‏ ‎для ‎него‏ ‎не ‎существует‏ ‎— ‎мужчине ‎предлагается ‎просто ‎смириться‏ ‎с‏ ‎таким‏ ‎положением ‎дел‏ ‎и, ‎стиснув‏ ‎зубы, ‎исполнять‏ ‎роль‏ ‎отца ‎семейства,‏ ‎отчего, ‎разумеется, ‎мы ‎находим ‎этих‏ ‎отцов ‎в‏ ‎состоянии‏ ‎крайне ‎хмуром ‎и‏ ‎сбитыми ‎с‏ ‎толку. ‎И ‎как ‎раз‏ ‎эта‏ ‎неудовлетворённость ‎считывается‏ ‎истеричкой, ‎как‏ ‎нечто ‎подлежащее ‎восполнению, ‎словно ‎здесь‏ ‎всего-то‏ ‎и ‎нужно‏ ‎протянуть ‎руку‏ ‎помощи, ‎чтобы ‎достичь ‎того, ‎чего‏ ‎несчастный‏ ‎мужичок‏ ‎в ‎силу‏ ‎своей ‎зашоренности‏ ‎никак ‎не‏ ‎может‏ ‎понять.

Так ‎вот,‏ ‎это ‎бытие-ангелом ‎и ‎связанное ‎с‏ ‎ним ‎наслаждение‏ ‎истерички‏ ‎представляет ‎собой ‎попытку‏ ‎несуществование ‎сексуальных‏ ‎отношений ‎преодолеть ‎через ‎упразднение‏ ‎фаллического‏ ‎измерения, ‎т.‏ ‎е. ‎отказ‏ ‎от ‎координат ‎пола ‎путём ‎тотализации‏ ‎мужской‏ ‎фаллической ‎фантазии,‏ ‎которая ‎может‏ ‎сбыться ‎только ‎в ‎этом ‎чистом‏ ‎и‏ ‎справедливом‏ ‎«ангельском» ‎измерении,‏ ‎где ‎половых‏ ‎ограничений ‎нет.‏ ‎Т.е.‏ ‎если ‎мужчине‏ ‎в ‎сексуальных ‎не-отношениях ‎предлагается ‎только‏ ‎смириться ‎с‏ ‎тем,‏ ‎что ‎ничего, ‎кроме‏ ‎органа, ‎ему‏ ‎не ‎светит, ‎то ‎на‏ ‎стороне‏ ‎истерички ‎никакого‏ ‎смирения ‎нет‏ ‎— ‎напротив, ‎истерический ‎заход ‎к‏ ‎вопросу‏ ‎любви ‎сопровождается‏ ‎надрывными ‎попытками‏ ‎эту ‎дыру ‎в ‎наслаждении ‎с‏ ‎мужской‏ ‎стороны‏ ‎преодолеть ‎и‏ ‎добиться ‎воплощения‏ ‎мужского ‎фундаментального‏ ‎фантазма,‏ ‎результатом ‎которой,‏ ‎как ‎мы ‎знаем, ‎всегда ‎становится‏ ‎обнаружение ‎невозможности‏ ‎это‏ ‎сделать. ‎С ‎этой‏ ‎невозможностью ‎связана‏ ‎необходимость ‎введения ‎фигуры ‎отца‏ ‎первобытной‏ ‎орды, ‎который‏ ‎и ‎является‏ ‎несуществующим ‎воплощением ‎такой ‎фантазии ‎—‏ ‎он‏ ‎Единственный, ‎кто‏ ‎фаллической ‎функции‏ ‎не ‎подчинён ‎и ‎потому ‎наслаждается‏ ‎без‏ ‎ограничений.

Это‏ ‎имеет ‎значение‏ ‎при ‎работе‏ ‎с ‎истерическим‏ ‎неврозом,‏ ‎поскольку ‎истеричка‏ ‎обманывается ‎относительно ‎своего ‎положения ‎в‏ ‎том ‎смысле,‏ ‎что,‏ ‎как ‎ей ‎кажется,‏ ‎на ‎уровне‏ ‎намерений ‎она ‎стремится ‎достичь‏ ‎именно‏ ‎привилегий ‎первобытного‏ ‎праотца, ‎тогда‏ ‎как ‎на ‎деле ‎её ‎положение‏ ‎относительно‏ ‎фаллической ‎функции‏ ‎оказывается ‎не‏ ‎со ‎стороны ‎исключительного ‎мужчины, ‎над‏ ‎которым‏ ‎не‏ ‎властны ‎ограничения‏ ‎отцовского ‎Закона,‏ ‎а ‎со‏ ‎стороны,‏ ‎которую ‎Кьеза‏ ‎называет ‎«мифической ‎десексуализацией», ‎в ‎том‏ ‎смысле, ‎что‏ ‎вопрос‏ ‎пола ‎оставляется ‎нерешённым‏ ‎таким ‎образом,‏ ‎словно ‎его ‎нерешённость ‎ничего‏ ‎не‏ ‎значит ‎и‏ ‎вообще ‎не‏ ‎является ‎чем-то ‎таким, ‎на ‎что‏ ‎стоит‏ ‎обращать ‎внимание.‏ ‎И, ‎как‏ ‎мы ‎знаем ‎из ‎аналитической ‎практики,‏ ‎удерживать‏ ‎такое‏ ‎положение ‎можно‏ ‎только ‎благодаря‏ ‎симптому. ‎Иначе‏ ‎говоря,‏ ‎та ‎судьба,‏ ‎под ‎ударами ‎которой ‎отец ‎«пал»,‏ ‎со ‎стороны‏ ‎истерички‏ ‎никак ‎не ‎преодолевается,‏ ‎поскольку ‎перед‏ ‎нами ‎именно ‎имаго, ‎которое‏ ‎требует‏ ‎постоянных ‎вливаний‏ ‎либидо ‎для‏ ‎поддержки. ‎Лакан ‎иллюстрирует ‎суть ‎истерических‏ ‎попыток‏ ‎преодолеть ‎пол‏ ‎анекдотом ‎про‏ ‎попугая, ‎который ‎был ‎влюблен ‎в‏ ‎Пикассо:‏ ‎дергая‏ ‎художника ‎за‏ ‎одежду, ‎попугай‏ ‎идентифицировался ‎прежде‏ ‎всего‏ ‎с ‎его‏ ‎нарядом, ‎с ‎образом ‎художника, ‎как‏ ‎если ‎бы‏ ‎образ‏ ‎сам ‎по ‎себе‏ ‎уже ‎сообщал‏ ‎попугаю ‎всё, ‎что ‎необходимо‏ ‎для‏ ‎осуществления ‎любовной‏ ‎мечты.

Так ‎истеричка‏ ‎пытается ‎быть ‎таким ‎ангельским ‎телом,‏ ‎которое‏ ‎способно ‎закрыть‏ ‎дыру ‎в‏ ‎мужском ‎наслаждении ‎— ‎заметьте, ‎что‏ ‎означает,‏ ‎что‏ ‎она ‎хочет‏ ‎быть ‎способна‏ ‎сделать ‎то,‏ ‎чего‏ ‎не ‎может‏ ‎сделать ‎женщина. ‎Здесь ‎мы ‎и‏ ‎подходим ‎к‏ ‎тому,‏ ‎чем ‎интересна ‎женская‏ ‎истерия ‎в‏ ‎контексте ‎собственно ‎женского: ‎истеричка‏ ‎стремится‏ ‎быть ‎«исключительной‏ ‎женщиной», ‎чтобы‏ ‎исключить ‎себя ‎из ‎женского, ‎поскольку,‏ ‎как‏ ‎теперь ‎можно‏ ‎сказать, ‎«женское»‏ ‎для ‎истерички, ‎которая ‎смотрит ‎на‏ ‎него‏ ‎в‏ ‎контексте ‎мужской‏ ‎нехватки ‎—‏ ‎это ‎нечто‏ ‎соблазняюще-предательское,‏ ‎неспособное ‎дать‏ ‎мужчине ‎то, ‎что ‎ему ‎на‏ ‎самом ‎деле‏ ‎нужно.‏ ‎Думаю, ‎теперь ‎должно‏ ‎быть ‎понятно‏ ‎в ‎каком ‎смысле ‎психоаналитики‏ ‎усматривают‏ ‎в ‎истерических‏ ‎поисках ‎справедливости‏ ‎отсылку ‎именно ‎к ‎сексуальности, ‎а‏ ‎не‏ ‎к ‎тому,‏ ‎как ‎на‏ ‎самом ‎деле ‎обстоят ‎дела ‎в‏ ‎проблемных‏ ‎социальных‏ ‎сферах ‎—‏ ‎мы ‎не‏ ‎соблазняемся ‎воображаемым‏ ‎подобием.

Теперь‏ ‎я ‎двинусь‏ ‎ко ‎второму ‎пункту, ‎поскольку ‎мы‏ ‎уже ‎вплотную‏ ‎подошли‏ ‎к ‎женскому ‎фаллическому‏ ‎наслаждению, ‎через‏ ‎которое ‎мы ‎сможем ‎выйти‏ ‎на‏ ‎противоположную ‎от‏ ‎истерички ‎сторону.‏ ‎Чтобы ‎говорить ‎о ‎нём ‎нам‏ ‎понадобится‏ ‎фигура ‎Дон‏ ‎Жуана, ‎над‏ ‎которым, ‎как ‎говорит ‎Лакан, ‎«всласть‏ ‎поизмывались‏ ‎психоаналитики»:‏ ‎с ‎его‏ ‎точки ‎зрения,‏ ‎Дон ‎Жуан‏ ‎является‏ ‎именно ‎женским‏ ‎мифом, ‎поскольку ‎демонстрирует ‎как ‎обстоят‏ ‎дела ‎у‏ ‎женщин‏ ‎с ‎мужским ‎полом.‏ ‎Акцент ‎здесь‏ ‎делается ‎на ‎том, ‎что‏ ‎этот‏ ‎мужчина-любовник ‎имеет‏ ‎женщин ‎по‏ ‎одной, ‎одну ‎за ‎другой ‎—‏ ‎в‏ ‎том ‎смысле,‏ ‎что ‎здесь‏ ‎не ‎обнаруживается ‎того ‎Единого ‎слияния,‏ ‎которое‏ ‎безрезультатно‏ ‎стремится ‎сделать‏ ‎из ‎двух‏ ‎единицу, ‎но‏ ‎напротив,‏ ‎здесь ‎имеют‏ ‎дело ‎с ‎бесконечным ‎множеством ‎женщин,‏ ‎«не-всех», ‎которых‏ ‎можно‏ ‎пересчитывать ‎«по ‎одной».‏ ‎Речь ‎о‏ ‎том, ‎что ‎женщины ‎не‏ ‎сливаются‏ ‎для ‎Дон‏ ‎Жуана ‎в‏ ‎некоторое ‎неразличимое ‎множество ‎или ‎в‏ ‎единицу,‏ ‎т. ‎е.‏ ‎он ‎каждую‏ ‎имеет ‎сингулярно, ‎по ‎отдельности, ‎поскольку‏ ‎для‏ ‎женщины‏ ‎нет ‎универсальных‏ ‎категорий, ‎нет‏ ‎Женщины ‎с‏ ‎большой‏ ‎буквы, ‎аналога‏ ‎Отца ‎первобытной ‎орды. ‎Поэтому, ‎как‏ ‎замечает ‎Мазин,‏ ‎и‏ ‎Дон ‎Жуана ‎нельзя‏ ‎сращивать ‎с‏ ‎фигурой ‎отца ‎первобытной ‎орды,‏ ‎т.‏ ‎е. ‎он‏ ‎не ‎является‏ ‎исключением ‎в ‎логике ‎кастрации, ‎—‏ ‎мужчиной,‏ ‎который ‎мог‏ ‎бы ‎владеть‏ ‎всеми ‎женщинами: ‎он ‎владеет ‎не‏ ‎всеми,‏ ‎а‏ ‎каждой ‎по‏ ‎одной ‎в‏ ‎один ‎момент,‏ ‎так,‏ ‎что ‎их‏ ‎можно ‎пересчитывать, ‎но ‎никогда ‎нельзя‏ ‎исчислить ‎до‏ ‎конца.

Здесь‏ ‎мы ‎остановимся, ‎чтобы‏ ‎посмотреть ‎как‏ ‎с ‎этим ‎пунктом ‎имеет‏ ‎дело‏ ‎истеричка ‎—‏ ‎а ‎она,‏ ‎можете ‎не ‎сомневаться, ‎чувствует ‎эти‏ ‎места,‏ ‎поскольку ‎обладание‏ ‎полом ‎в‏ ‎качестве ‎того, ‎чем ‎её ‎наделила‏ ‎мать,‏ ‎так‏ ‎или ‎иначе‏ ‎ставит ‎перед‏ ‎ней ‎вопрос‏ ‎того,‏ ‎каким ‎образом‏ ‎с ‎этим ‎обойтись ‎в ‎контексте‏ ‎озабоченности ‎мужской‏ ‎нехваткой.‏ ‎Нетрудно ‎заметить, ‎что‏ ‎если ‎вы‏ ‎посмотрите ‎на ‎миф ‎о‏ ‎Дон‏ ‎Жуане ‎с‏ ‎мужской ‎стороны,‏ ‎то ‎он ‎будет ‎выглядеть ‎как‏ ‎миф‏ ‎о ‎женской‏ ‎проституированности ‎или‏ ‎«неразборчивости», ‎в ‎том ‎смысле, ‎что‏ ‎женщины‏ ‎готовы‏ ‎отдаваться ‎«по‏ ‎одной» ‎мужчине,‏ ‎который ‎по‏ ‎сути‏ ‎не ‎обладает‏ ‎каким-то ‎особым ‎достоинством ‎именно ‎с‏ ‎мужской ‎точки‏ ‎зрения.‏ ‎Мы ‎уже ‎сказали,‏ ‎что ‎Дон‏ ‎Жуан ‎— ‎это ‎не‏ ‎отец‏ ‎первобытной ‎орды,‏ ‎который ‎в‏ ‎силу ‎своей ‎исключительности ‎имеет ‎право‏ ‎владеть‏ ‎всеми ‎женщинами,‏ ‎и ‎поэтому‏ ‎если ‎зайти ‎к ‎этому ‎вопросу‏ ‎с‏ ‎точки‏ ‎зрения ‎мужской‏ ‎нехватки, ‎мы‏ ‎увидим, ‎что‏ ‎женское‏ ‎желание ‎и‏ ‎извлекаемое ‎из ‎него ‎наслаждение ‎будет‏ ‎интерпретироваться ‎с‏ ‎этой‏ ‎стороны ‎как ‎«слепое»,‏ ‎неразборчивое, ‎не‏ ‎способное ‎различать ‎мужчин ‎по‏ ‎их‏ ‎ценности, ‎о‏ ‎чём ‎уже‏ ‎Фрейдом ‎было ‎замечено. ‎С ‎этим‏ ‎можно‏ ‎столкнуться, ‎когда‏ ‎мы ‎анализируем‏ ‎желание ‎матери ‎Эдипа, ‎т. ‎е.‏ ‎то,‏ ‎каким‏ ‎образом ‎в‏ ‎постели ‎Иокасты‏ ‎оказываются ‎мужчины.‏ ‎Поэтому‏ ‎здесь ‎нужно‏ ‎довести ‎различие ‎до ‎конца ‎и‏ ‎сказать, ‎что‏ ‎Дон‏ ‎Жуан ‎любит ‎женщин‏ ‎по-женски, ‎не‏ ‎пытаясь ‎добиться ‎от ‎них‏ ‎того‏ ‎слияния, ‎на‏ ‎которое ‎рассчитывает‏ ‎мужской ‎субъект, ‎и ‎потому ‎он,‏ ‎как‏ ‎заметила ‎Рената‏ ‎Салецл, ‎не‏ ‎«теряет ‎головы» ‎с ‎женщинами. ‎Интересно,‏ ‎что‏ ‎своеобразный‏ ‎аналог ‎этой‏ ‎истории ‎может‏ ‎иметь ‎место‏ ‎в‏ ‎случаях ‎мужской‏ ‎истерии, ‎где ‎встречается ‎инверсия ‎поведения‏ ‎Дон ‎Жуана,‏ ‎связанная‏ ‎с ‎тем, ‎что‏ ‎истерик ‎пытается‏ ‎«победить» ‎женщину ‎в ‎любви,‏ ‎словно‏ ‎это ‎наделит‏ ‎его ‎особым,‏ ‎ни ‎с ‎чем ‎не ‎сравнимым‏ ‎достоинством.‏ ‎В ‎этом‏ ‎смысле ‎стать‏ ‎Дон ‎Жуаном ‎истерику ‎мешает ‎именно‏ ‎то,‏ ‎что‏ ‎он ‎мечтает‏ ‎распоряжаться ‎женщинами‏ ‎как ‎отец‏ ‎первобытной‏ ‎орды ‎и‏ ‎тем ‎самым ‎покидает ‎территорию ‎женского‏ ‎мифа ‎и‏ ‎связанного‏ ‎с ‎ним ‎фаллического‏ ‎наслаждения, ‎которое‏ ‎Лакан ‎называет ‎«странным» ‎за‏ ‎эту‏ ‎его ‎специфику‏ ‎«по ‎одной».‏ ‎Соответственно, ‎как ‎можно ‎догадаться, ‎истеричка‏ ‎в‏ ‎этом ‎вопросе‏ ‎стремится ‎продемонстрировать‏ ‎противоположность ‎«женской ‎неразборчивости», ‎своего ‎рода‏ ‎«рыцарскую‏ ‎верность»‏ ‎мужчине, ‎которая‏ ‎должна ‎отозваться‏ ‎в ‎его‏ ‎душе‏ ‎приближающимся ‎обещанием‏ ‎слияния, ‎в ‎вечном ‎поиске ‎которого‏ ‎он ‎находится.

Теперь‏ ‎мы‏ ‎можем ‎немного ‎взглянуть‏ ‎на ‎территорию‏ ‎того ‎самого ‎«тёмного ‎континента»,‏ ‎попытавшись‏ ‎сказать ‎что-то‏ ‎о ‎женском‏ ‎не-фаллическом ‎наслаждении, ‎которое ‎не ‎является‏ ‎сексуальным,‏ ‎а ‎значит‏ ‎фаллическим, ‎а‏ ‎значит ‎мастурбационным. ‎Зачастую ‎даже ‎те,‏ ‎кто‏ ‎ХХ‏ ‎семинар ‎не‏ ‎открывал, ‎могли‏ ‎слышать, ‎что‏ ‎в‏ ‎этом ‎месте‏ ‎Лакан ‎говорит ‎о ‎наслаждении ‎мистиков:‏ ‎наслаждении, ‎которое‏ ‎испытывают,‏ ‎но ‎о ‎котором‏ ‎ничего ‎не‏ ‎могут ‎сказать, ‎причём ‎доступно‏ ‎оно‏ ‎как ‎женщинам,‏ ‎так ‎и‏ ‎мужчинам. ‎Говорит ‎он ‎об ‎этом‏ ‎мимоходом‏ ‎во ‎время‏ ‎критики ‎клинического‏ ‎представления ‎о ‎фригидности ‎и ‎связанного‏ ‎с‏ ‎ним‏ ‎различия ‎между‏ ‎вагинальным ‎и‏ ‎клиторальным ‎оргазмом:‏ ‎различия,‏ ‎начало ‎которому‏ ‎положил ‎Фрейд, ‎а ‎конец ‎—‏ ‎Мари ‎Бонапарт.‏ ‎Рекомендую‏ ‎интересующихся ‎темой ‎женского‏ ‎наслаждения ‎ознакомиться‏ ‎с ‎кейсом ‎так ‎сказать,‏ ‎поскольку‏ ‎эта ‎женщина‏ ‎проделала ‎над‏ ‎собой ‎две ‎операции, ‎стремясь ‎уменьшить‏ ‎расстояние‏ ‎между ‎клитором‏ ‎и ‎влагалищем‏ ‎— ‎так ‎она ‎думала ‎достичь‏ ‎этого‏ ‎вагинального‏ ‎оргазма. ‎В‏ ‎этом ‎ключе‏ ‎Лакан ‎говорит‏ ‎о‏ ‎том, ‎что‏ ‎мы ‎имеем ‎дело ‎с ‎андроцентричностью‏ ‎психоанализа ‎и‏ ‎клинической‏ ‎практики, ‎поскольку ‎дело‏ ‎в ‎этих‏ ‎областях ‎обстоит ‎так, ‎что‏ ‎если‏ ‎мужчина ‎не‏ ‎может ‎ухватить‏ ‎женское ‎наслаждение, ‎которое ‎не ‎имеет‏ ‎отношения‏ ‎к ‎сексуальности,‏ ‎то ‎он‏ ‎заводит ‎разговоры ‎о ‎фригидности, ‎т.‏ ‎е.‏ ‎об‏ ‎отсутствии ‎наслаждения‏ ‎как ‎такового.

И‏ ‎похоже ‎здесь‏ ‎можно‏ ‎совершенно ‎неожиданно‏ ‎за ‎Фрейда ‎заступиться, ‎указав ‎на‏ ‎то, ‎что‏ ‎в‏ ‎данном ‎случае ‎речь‏ ‎смещённым ‎образом‏ ‎может ‎идти ‎не ‎о‏ ‎пресловутом‏ ‎умении ‎женщины‏ ‎извергать ‎оргазмы‏ ‎своей ‎вагиной, ‎а ‎о ‎её‏ ‎способности‏ ‎принимать ‎мужское‏ ‎фаллическое ‎наслаждение‏ ‎и ‎занимать ‎сторону ‎фаллического ‎в‏ ‎качестве‏ ‎восполняющей‏ ‎отсутствие ‎сексуальных‏ ‎отношений. ‎Т.е.‏ ‎вагинального ‎оргазма‏ ‎не‏ ‎существует, ‎но‏ ‎на ‎что-то ‎Фрейд ‎таким ‎странным‏ ‎образом ‎указывает,‏ ‎и‏ ‎это ‎«что-то» ‎своими‏ ‎контурами ‎как‏ ‎раз ‎напоминает ‎обращение ‎женщины‏ ‎с‏ ‎вагиной, ‎которое‏ ‎в ‎фаллическую‏ ‎функцию ‎вписано ‎— ‎я ‎говорю‏ ‎о‏ ‎материнской ‎функции‏ ‎и ‎фигуре‏ ‎фаллической ‎пожирающей ‎матери, ‎которая ‎стремится‏ ‎поглотить‏ ‎своего‏ ‎ребёнка, ‎чтобы‏ ‎стереть ‎половые‏ ‎различия. ‎И‏ ‎можно‏ ‎заметить, ‎что‏ ‎здесь ‎перед ‎нами ‎второй ‎вариант‏ ‎преодоления ‎несуществования‏ ‎сексуальных‏ ‎отношений, ‎основанный ‎на‏ ‎попытках ‎женщины‏ ‎слиться ‎с ‎фаллической ‎функцией‏ ‎в‏ ‎роли ‎матери,‏ ‎чтобы ‎действуя‏ ‎на ‎её ‎основе ‎«восполнить» ‎сексуальные‏ ‎не-отношения‏ ‎с ‎помощью‏ ‎своего ‎ребёнка.‏ ‎Здесь ‎как ‎раз ‎можно ‎вспомнить‏ ‎указания‏ ‎Фрейда‏ ‎на ‎то,‏ ‎что ‎вопрос‏ ‎расщепления ‎мужской‏ ‎любовной‏ ‎жизни ‎между‏ ‎мадонной ‎и ‎проститукой, ‎некоторым ‎образом‏ ‎разрешается ‎в‏ ‎том‏ ‎случае, ‎если ‎мужчина‏ ‎признаёт, ‎что‏ ‎имеет ‎дело ‎с ‎женщиной‏ ‎как‏ ‎с ‎метафорой‏ ‎своей ‎матери,‏ ‎с ‎которой ‎ему ‎доступно ‎то,‏ ‎что‏ ‎в ‎отношениях‏ ‎с ‎матерью‏ ‎было ‎утрачено.

Тем ‎не ‎менее, ‎этот‏ ‎момент‏ ‎остаётся‏ ‎проблематичным ‎и‏ ‎проблематизирующим, ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎дискурс‏ ‎Лакана, ‎который‏ ‎не ‎включает ‎материнскую ‎функцию ‎в‏ ‎свой ‎граф‏ ‎сексуации,‏ ‎хотя ‎ясно ‎указывает,‏ ‎что ‎«женщина‏ ‎вступает ‎в ‎сексуальные ‎отношения‏ ‎исключительно‏ ‎в ‎качестве‏ ‎матери». ‎Кьеза‏ ‎в ‎этом ‎моменте ‎задаётся ‎вопросом‏ ‎о‏ ‎том, ‎не‏ ‎оказывается ‎ли‏ ‎женщина ‎как ‎мать ‎на ‎позициях‏ ‎субъекта,‏ ‎т.‏ ‎е. ‎действующим‏ ‎агентом ‎фаллической‏ ‎функции, ‎так‏ ‎сказать,‏ ‎«символическим ‎мужчиной»,‏ ‎тем ‎самым ‎указывая ‎на ‎то,‏ ‎что ‎субъектность‏ ‎не‏ ‎является ‎мужской ‎прерогативой?‏ ‎Кьеза ‎описывает‏ ‎это ‎так: ‎«чтобы ‎перейти‏ ‎от‏ ‎экстаза ‎Святой‏ ‎Терезы ‎к‏ ‎Успению ‎Пресвятой ‎Девы ‎Марии, ‎сидящей‏ ‎на‏ ‎Троне ‎с‏ ‎Младенцем ‎Христом,‏ ‎нужно ‎пройти ‎через ‎пожирающую ‎мать».‏ ‎Ребёнок‏ ‎в‏ ‎этой ‎ситуации‏ ‎выступает ‎затычкой‏ ‎между ‎фаллическим‏ ‎и‏ ‎мистическим ‎наслаждением‏ ‎женщины. ‎Если ‎вы ‎интересуетесь ‎этой‏ ‎темой, ‎можете‏ ‎открыть‏ ‎вторую ‎часть ‎моей‏ ‎большой ‎работы‏ ‎по ‎истерии — там ‎как ‎раз‏ ‎описывается‏ ‎много ‎нюансов‏ ‎со ‎стороны‏ ‎обращения ‎матери ‎с ‎ребёнком ‎и‏ ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎ставится ‎вопрос‏ ‎о ‎том, ‎каким ‎образом ‎в‏ ‎материнском‏ ‎поле‏ ‎действует ‎истеричка.

Однако‏ ‎здесь ‎мы‏ ‎всё ‎ещё‏ ‎говорим‏ ‎о ‎способности‏ ‎женщины ‎восполнить ‎имеющийся ‎в ‎фаллическом‏ ‎наслаждении ‎пробел‏ ‎со‏ ‎своей ‎стороны, ‎т.‏ ‎е. ‎о‏ ‎переводе ‎мистического ‎наслаждения ‎«не-всей»‏ ‎на‏ ‎уровень ‎сексуальных‏ ‎не-отношений ‎и‏ ‎уже ‎видно, ‎что ‎на ‎подходе‏ ‎к‏ ‎попыткам ‎описать‏ ‎вне-сексуальное ‎наслаждение‏ ‎не-всей ‎речь ‎начинает ‎сбоить, ‎словно‏ ‎здесь‏ ‎сказывается‏ ‎то, ‎что‏ ‎не ‎перестаёт‏ ‎не ‎записываться.

Соответственно,‏ ‎попробуем‏ ‎немного ‎сказать‏ ‎и ‎об ‎этом ‎экстазе ‎за‏ ‎пределами ‎сексуального.‏ ‎Лакан‏ ‎об ‎этом ‎высказывается‏ ‎следующим ‎образом:‏ ‎«женщина ‎связана ‎с ‎Богом‏ ‎куда‏ ‎более ‎непосредственно,‏ ‎нежели ‎все,‏ ‎что ‎спекулятивное ‎мышление ‎оказалось ‎в‏ ‎состоянии‏ ‎высказать», ‎имея‏ ‎в ‎виду‏ ‎открытость ‎женщины ‎к ‎отношениям ‎с‏ ‎расщеплённым‏ ‎Другим,‏ ‎открытость, ‎которая‏ ‎противоположна ‎представлению‏ ‎о ‎Боге‏ ‎как‏ ‎Едином, ‎которое‏ ‎наслаждается ‎собой. ‎В ‎этом ‎смысле‏ ‎женщина ‎о‏ ‎Боге‏ ‎не ‎говорит, ‎и‏ ‎именно ‎поэтому,‏ ‎в ‎отличие ‎от ‎мужчины‏ ‎или‏ ‎теолога, ‎она‏ ‎не ‎идиот,‏ ‎не ‎замкнута ‎рамками ‎мастурбационного ‎фаллического‏ ‎наслаждения,‏ ‎которое ‎предписывает‏ ‎мужчине ‎видеть‏ ‎в ‎каждой ‎женщине ‎ангельские ‎черты‏ ‎и‏ ‎требовать‏ ‎благостного ‎Единения‏ ‎с ‎ангелом‏ ‎в ‎постельной‏ ‎сцене.‏ ‎Об ‎этом‏ ‎можно ‎говорить ‎через ‎пропозиции: ‎нет‏ ‎Другого ‎Другого,‏ ‎метаязыка‏ ‎не ‎существует ‎и‏ ‎т. ‎д.‏ ‎Мне ‎нравится ‎другая ‎фраза‏ ‎из‏ ‎ХХ ‎семинара:‏ ‎говорить ‎и‏ ‎боготворить ‎— ‎это ‎без ‎малого‏ ‎одно‏ ‎и ‎то‏ ‎же, ‎и‏ ‎поэтому ‎настоящими ‎атеистами ‎могут ‎быть‏ ‎только‏ ‎те,‏ ‎кто ‎говорит‏ ‎о ‎Боге.

Здесь‏ ‎я ‎проведу‏ ‎ещё‏ ‎одну ‎параллель‏ ‎между ‎стремлениями ‎истерички ‎стать ‎тем‏ ‎самым ‎ангелом,‏ ‎который‏ ‎мужчину ‎мог ‎бы‏ ‎удовлетворить ‎так,‏ ‎как ‎ни ‎одна ‎женщина‏ ‎не‏ ‎может, ‎и‏ ‎тем ‎что‏ ‎мы ‎можем ‎помыслить ‎как ‎мистическое‏ ‎наслаждение‏ ‎женщины. ‎Коротко‏ ‎можно ‎сказать‏ ‎так, ‎и ‎Кьеза ‎в ‎своём‏ ‎тексте‏ ‎выводит‏ ‎аналогичную ‎мысль:‏ ‎мистик ‎—‏ ‎это ‎не‏ ‎ангел.‏ ‎Здесь, ‎как‏ ‎ни ‎странно, ‎самые ‎буквальные ‎ассоциации,‏ ‎которые ‎у‏ ‎вас‏ ‎возникают ‎при ‎проговаривании‏ ‎этих ‎слов,‏ ‎могут ‎сказать ‎гораздо ‎больше‏ ‎о‏ ‎сути, ‎чем‏ ‎подробное ‎разъяснение.‏ ‎Необходимым ‎условием ‎для ‎мистического ‎наслаждения‏ ‎является‏ ‎позиция ‎«не-всей»,‏ ‎т. ‎е.‏ ‎включённость ‎в ‎фаллическую ‎функцию ‎неполным‏ ‎образом‏ ‎—‏ ‎именно ‎поэтому‏ ‎когда ‎мы‏ ‎видим ‎ангела,‏ ‎т.‏ ‎е. ‎субъекта‏ ‎истерии, ‎который ‎стремится ‎продемонстрировать ‎неимение‏ ‎дел ‎с‏ ‎женским,‏ ‎— ‎скажем, ‎в‏ ‎случаях ‎гипертрофированного‏ ‎мачизма ‎со ‎стороны ‎мужчин-истериков‏ ‎или‏ ‎того ‎самого‏ ‎«рыцарства» ‎истеричек,‏ ‎о ‎котором ‎я ‎говорил ‎до‏ ‎этого,‏ ‎— ‎то‏ ‎мы ‎видим‏ ‎отсутствие ‎мистического, ‎которое ‎Лакан ‎описывает‏ ‎как‏ ‎«глупую‏ ‎улыбку ‎ангела,‏ ‎купающегося ‎в‏ ‎верховном ‎означающем»,‏ ‎где‏ ‎речь ‎идёт‏ ‎о ‎той ‎же ‎глупости, ‎которой‏ ‎страдал ‎влюблённый‏ ‎попугай.‏ ‎Иначе ‎говоря, ‎для‏ ‎реализации ‎мистического‏ ‎женского ‎наслаждения, ‎причём ‎как‏ ‎для‏ ‎мужчин, ‎так‏ ‎и ‎для‏ ‎женщин, ‎необходима ‎именно ‎включённость ‎в‏ ‎фаллическую‏ ‎функцию, ‎а‏ ‎не ‎страстные‏ ‎попытки ‎исключить ‎себя ‎из ‎неё‏ ‎через‏ ‎преодоление‏ ‎несуществования ‎сексуальных‏ ‎отношений. ‎Если‏ ‎ангел ‎в‏ ‎попытке‏ ‎воплотить ‎тотальность‏ ‎фаллического ‎покидает ‎его, ‎лишаясь ‎пола,‏ ‎то ‎мистик,‏ ‎напротив,‏ ‎фалличен ‎как ‎мужчина‏ ‎или ‎женщина,‏ ‎поскольку ‎мистическое ‎наслаждение ‎добавляется‏ ‎к‏ ‎фаллическому, ‎другими‏ ‎словами, ‎мы‏ ‎можем ‎говорить ‎о ‎степенях ‎прибавления‏ ‎женского‏ ‎не-фаллического ‎наслаждения‏ ‎к ‎той‏ ‎сексуации ‎пола, ‎которая ‎уже ‎имеет‏ ‎место‏ ‎в‏ ‎рамках ‎фаллической‏ ‎функции, ‎а‏ ‎не ‎за‏ ‎её‏ ‎пределами.

Неотделимость ‎мистического‏ ‎от ‎фаллического ‎при ‎невозможности ‎их‏ ‎взять ‎как‏ ‎нечто‏ ‎Единое, ‎по ‎выражению‏ ‎Лакана, ‎«не‏ ‎образует ‎двух ‎Бога, ‎да‏ ‎и‏ ‎одного ‎тоже».‏ ‎Если ‎мы‏ ‎вернёмся ‎теперь ‎к ‎нашей ‎истеричке,‏ ‎то‏ ‎увидим, ‎что‏ ‎она ‎как‏ ‎раз ‎напротив, ‎настолько ‎фаллична, ‎что‏ ‎её‏ ‎попытки‏ ‎воплотить ‎мужской‏ ‎фундаментальный ‎фантазм‏ ‎каждый ‎раз‏ ‎приводят‏ ‎к ‎«срыву»,‏ ‎или ‎как ‎я ‎это ‎называю‏ ‎в ‎своих‏ ‎работах,‏ ‎к ‎«расплёскиванию». ‎Как‏ ‎указывает ‎Кьеза,‏ ‎маловероятно, ‎что ‎соблазнив ‎Дон‏ ‎Жуана,‏ ‎она ‎станет‏ ‎с ‎ним‏ ‎спать ‎— ‎в ‎отличие ‎от‏ ‎женщины-мистика,‏ ‎для ‎которой‏ ‎фаллическое ‎измерение‏ ‎не ‎только ‎не ‎является ‎препятствием,‏ ‎но‏ ‎напротив,‏ ‎обуславливает ‎её‏ ‎бытие ‎мистиком.‏ ‎Напоследок ‎мы‏ ‎можем‏ ‎ещё ‎раз‏ ‎вернуться ‎к ‎статусу ‎женского ‎фаллического‏ ‎наслаждения, ‎чтобы‏ ‎имея‏ ‎в ‎виду ‎всё‏ ‎сказанное ‎ранее‏ ‎ещё ‎раз ‎показать ‎его‏ ‎отличие‏ ‎от ‎истерического‏ ‎в ‎вопросе‏ ‎любви.

В ‎чём ‎эта ‎разница, ‎как‏ ‎теперь‏ ‎мы ‎можем‏ ‎сказать? ‎В‏ ‎том, ‎что ‎для ‎женского ‎фаллического‏ ‎наслаждения,‏ ‎которое‏ ‎видит ‎мужчину‏ ‎как ‎того,‏ ‎кто ‎берёт‏ ‎женщин‏ ‎«по ‎одной»‏ ‎так, ‎что ‎в ‎каждый ‎момент‏ ‎его ‎нынешняя‏ ‎женщина‏ ‎становится ‎особенной, ‎—‏ ‎тут ‎смысл‏ ‎тот ‎же, ‎что ‎и‏ ‎в‏ ‎романтических ‎фильмах-клише,‏ ‎где ‎парень‏ ‎заставляет ‎девушку ‎«почувствовать ‎себя ‎особенной»,‏ ‎—‏ ‎так ‎вот‏ ‎эта ‎«уникальность»‏ ‎в ‎данном ‎случае ‎представляет ‎собой‏ ‎единицу‏ ‎среди‏ ‎множества ‎других‏ ‎женщин. ‎Т.е.‏ ‎для ‎женщины‏ ‎нет‏ ‎необходимости ‎исключать‏ ‎всех ‎остальных ‎женщин ‎из ‎поля‏ ‎зрения ‎—‏ ‎напротив,‏ ‎они ‎необходимы ‎как‏ ‎доказательство ‎того,‏ ‎что ‎мужчина ‎выбрал ‎её‏ ‎«среди‏ ‎множества». ‎Тогда‏ ‎как ‎истерическая‏ ‎претензия ‎на ‎уникальную ‎любовь ‎такой‏ ‎терпимостью‏ ‎похвастаться ‎как‏ ‎раз-таки ‎не‏ ‎может ‎— ‎здесь ‎стремятся ‎к‏ ‎надрывному‏ ‎упразднению‏ ‎измерения ‎женского‏ ‎как ‎такового,‏ ‎этого ‎«множества‏ ‎разных‏ ‎женщин», ‎чтобы‏ ‎стать ‎одной-единственной ‎в ‎пустоте ‎и‏ ‎быть ‎выбранной‏ ‎не‏ ‎в ‎сравнении ‎с‏ ‎другими, ‎а‏ ‎по ‎принципу ‎такой ‎исключительности,‏ ‎при‏ ‎которой ‎она‏ ‎исключена ‎и‏ ‎не ‎рассматривается ‎принадлежащей ‎к ‎множеству‏ ‎женщин.

Свернуть

Комментарии 0

#женщина #Сексуальность #лакан #психоанализ #фрейд #истерия

Единоразовый платёж

COSMIC 100 ₽ месяц 720 ₽ год
(-40%)

При подписке на год для вас действует 40% скидка. 40% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Hoffmann+

EO 500 ₽ месяц 3 600 ₽ год
(-40%)

При подписке на год для вас действует 40% скидка. 40% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Hoffmann+

Кризис «оборонительного духа» во Франции и ЕС

Психоанализ Гоголя

УРОКИ СХОЛАСТИКИ № 68

Невротик побеждающий

Паранойя в истерии

Психоанализ одной высокой встречи

Интеллектуалы в психоанализе или «закройте рот своему Я-Идеалу»

Не-вся и наслаждение истерички

Здесь будут примеры публикаций.

Постов для отображения нет

Обновления проекта

Фильтры

Подарить подписку

Единоразовый платёж

COSMIC 100 ₽ месяц 720 ₽ год (-40%) При подписке на год для вас действует 40% скидка. 40% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Hoffmann+

EO 500 ₽ месяц 3 600 ₽ год (-40%) При подписке на год для вас действует 40% скидка. 40% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Hoffmann+

Здесь будут примеры публикаций.

Постов для отображения нет

Обновления проекта

Метки

Фильтры

Подарить подписку

COSMIC 100 ₽ месяц 720 ₽ год
(-40%)

При подписке на год для вас действует 40% скидка. 40% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Hoffmann+

EO 500 ₽ месяц 3 600 ₽ год
(-40%)

При подписке на год для вас действует 40% скидка. 40% основная скидка и 0% доп. скидка за ваш уровень на проекте Hoffmann+