Император подземного мира — его величество УГОЛЬ!

Сегодня ‎—‏ ‎тема, ‎которую ‎я ‎когда-то ‎уже‏ ‎пытался ‎поднимать,‏ ‎но‏ ‎из-за ‎темпов ‎и‏ ‎обилия ‎новостей‏ ‎со ‎всех ‎волостей ‎она,‏ ‎что‏ ‎называется, ‎«ушла»‏ ‎из ‎повестки‏ ‎ГеоэнергетикиИнфо. ‎Виноват, ‎каюсь, ‎приложу ‎максимум‏ ‎усилий‏ ‎для ‎того,‏ ‎чтобы ‎исправиться.‏ ‎Речь ‎пойдет ‎об ‎основе ‎основ,‏ ‎базе,‏ ‎фундаменте‏ ‎— ‎о‏ ‎некоронованном ‎даже‏ ‎не ‎короле,‏ ‎а‏ ‎императоре ‎подземного‏ ‎мира, ‎о ‎его ‎величестве ‎угле.

Уголь‏ ‎— ‎это‏ ‎основа‏ ‎технологической ‎революции, ‎бурно‏ ‎стартовавшей ‎в‏ ‎позапрошлом ‎веке. ‎Топки ‎паровозов‏ ‎и‏ ‎пароходов ‎в‏ ‎разы ‎сократили‏ ‎время ‎прохождения ‎маршрутов, ‎до ‎того‏ ‎бывшими‏ ‎теми ‎самыми‏ ‎путешествиями, ‎граничащими‏ ‎с ‎приключениями. ‎«Путешествие ‎из ‎Петербурга‏ ‎в‏ ‎Москву»‏ ‎— ‎Радищев,‏ ‎1790 ‎год,‏ ‎но ‎я‏ ‎не‏ ‎про ‎литературные‏ ‎красоты ‎произведения, ‎а ‎о ‎том,‏ ‎что ‎на‏ ‎путешествие‏ ‎ушло ‎то ‎ли‏ ‎4, ‎то‏ ‎ли ‎5 ‎дней. ‎Не‏ ‎4-5‏ ‎часов, ‎а‏ ‎четверо ‎суток.‏ ‎С ‎приходом ‎«большого ‎угля» ‎внезапно‏ ‎едва‏ ‎ли ‎не‏ ‎домашними ‎стали‏ ‎моря, ‎совершенно ‎иначе ‎стали ‎выглядеть‏ ‎вояжи‏ ‎по‏ ‎океанам. ‎Но‏ ‎это ‎ведь‏ ‎только ‎одна‏ ‎из‏ ‎отраслей ‎применения‏ ‎угля, ‎еще ‎более ‎важно ‎то,‏ ‎что ‎именно‏ ‎уголь‏ ‎стал ‎базой ‎для‏ ‎промышленной ‎революции.‏ ‎Перерабатывающая ‎промышленность ‎перестала ‎быть‏ ‎намертво‏ ‎привязана ‎к‏ ‎рекам, ‎уголь‏ ‎коксующихся ‎марок ‎обеспечил ‎кратное ‎масштабирование‏ ‎стали,‏ ‎причем ‎стали‏ ‎качественной, ‎позволившей‏ ‎строить ‎железные ‎дороги. ‎19й ‎век‏ ‎сменился‏ ‎20-м,‏ ‎уголь ‎стал‏ ‎основой ‎для‏ ‎величайшей ‎в‏ ‎истории‏ ‎нашей ‎страны‏ ‎индустриализации. ‎После ‎Второй ‎мировой ‎войны‏ ‎в ‎той‏ ‎самой‏ ‎Европе ‎начались ‎интеграционные‏ ‎процессы, ‎приведшие‏ ‎к ‎образованию ‎Европейского ‎Союза,‏ ‎который‏ ‎изначально ‎назывался‏ ‎иначе ‎—‏ ‎Европейское ‎объединение ‎угля ‎и ‎стали.‏ ‎Ну,‏ ‎а ‎в‏ ‎последние ‎лет‏ ‎10 ‎с ‎подачи ‎все ‎той‏ ‎же‏ ‎Европы‏ ‎уголь ‎откровенно‏ ‎демонизируется, ‎потому‏ ‎как ‎даешь‏ ‎декарбонизацию‏ ‎энергетики ‎и‏ ‎вообще: ‎уголь ‎— ‎черный, ‎не‏ ‎куртуазный ‎и‏ ‎пылит.‏ ‎То ‎ли ‎дело‏ ‎солнечные ‎и‏ ‎ветряные ‎электростанции, ‎а ‎еще‏ ‎краше‏ ‎и ‎вовсе‏ ‎водородные, ‎причем‏ ‎водород ‎будет ‎всенепременно ‎зеленым. ‎Ну,‏ ‎в‏ ‎крайнем ‎случае‏ ‎— ‎заменить‏ ‎все ‎угольные ‎электростанции ‎газовыми, ‎и‏ ‎будет‏ ‎всем‏ ‎нам ‎экологическое‏ ‎счастье. ‎Лично‏ ‎у ‎меня‏ ‎от‏ ‎подобного ‎рода‏ ‎риторики ‎— ‎волосы ‎дыбом, ‎поскольку‏ ‎все ‎эти‏ ‎басни‏ ‎про ‎белоснежных ‎единорогов‏ ‎верхом ‎на‏ ‎радуге ‎рассчитаны ‎на ‎публику,‏ ‎отказавшуюся‏ ‎думать ‎о‏ ‎реальности, ‎которая‏ ‎далеко ‎не ‎ласкова ‎по ‎отношению‏ ‎к‏ ‎этим ‎мечтаниям.‏ ‎Самое ‎же‏ ‎досадное ‎— ‎то, ‎что ‎эти‏ ‎сказки‏ ‎все‏ ‎чаще ‎мелькают‏ ‎в ‎выступлениях‏ ‎теперь ‎уже‏ ‎и‏ ‎нашего, ‎российского‏ ‎руководства, ‎которые ‎с ‎энтузиазмом ‎транслируют‏ ‎все ‎наши‏ ‎СМИ‏ ‎разом. ‎Наиболее ‎часто‏ ‎повторяемое: ‎в‏ ‎России ‎в ‎энергетическом ‎балансе‏ ‎только‏ ‎12% ‎приходится‏ ‎на ‎угольную‏ ‎генерацию. ‎Напрягите ‎память, ‎уважаемые ‎зрители‏ ‎и‏ ‎слушатели ‎—‏ ‎сколько ‎раз‏ ‎вы ‎это ‎успели ‎услышать: ‎сто‏ ‎раз‏ ‎или‏ ‎тысячу? ‎Тогда‏ ‎вот ‎самый‏ ‎что ‎ни‏ ‎на‏ ‎есть ‎простой‏ ‎вопрос: ‎дяденьки ‎и ‎тетеньки, ‎а‏ ‎о ‎какой‏ ‎именно‏ ‎энергетике ‎речь-то ‎идет?‏ ‎Нам ‎в‏ ‎России ‎важна ‎только ‎и‏ ‎исключительно‏ ‎энергия ‎электрическая‏ ‎или ‎как?‏ ‎Правильно ‎— ‎или ‎как, ‎поскольку‏ ‎живем‏ ‎мы ‎в‏ ‎самой ‎холодной‏ ‎стране ‎планеты ‎и ‎70% ‎первичных‏ ‎энергетических‏ ‎ресурсов‏ ‎уходит ‎на‏ ‎генерацию ‎тепловой‏ ‎энергии. ‎Тепловая‏ ‎энергия‏ ‎— ‎просто‏ ‎прислушайтесь, ‎как ‎уютно ‎звучит. ‎А‏ ‎тепловая ‎энергия‏ ‎—‏ ‎это ‎сотни ‎и‏ ‎тысячи ‎угольных‏ ‎котельных ‎и ‎сотни ‎тысяч‏ ‎угольных‏ ‎печек ‎в‏ ‎индивидуальных ‎домах.‏ ‎Можно ‎много-много ‎слов ‎говорить ‎про‏ ‎газификацию‏ ‎Дальнего ‎Востока,‏ ‎но ‎даже‏ ‎самые ‎красивые ‎слова ‎не ‎обеспечат‏ ‎появление‏ ‎геологических‏ ‎структур, ‎пригодных‏ ‎для ‎создания‏ ‎подземных ‎хранилищ‏ ‎газа.‏ ‎Напомню, ‎что‏ ‎самое ‎восточное ‎из ‎ПХГ ‎в‏ ‎распоряжении ‎Газпрома,‏ ‎находится‏ ‎в ‎Ханты-Мансийском ‎автономном‏ ‎округе, ‎а‏ ‎без ‎ПХГ ‎создание ‎газораспределительных‏ ‎сетей‏ ‎крайне ‎проблематично.‏ ‎А ‎это‏ ‎значит, ‎что ‎нам ‎нужно ‎перестать‏ ‎стоять‏ ‎на ‎голове‏ ‎и ‎встать‏ ‎ногами ‎на ‎землю ‎— ‎без‏ ‎угольной‏ ‎тепло‏ ‎и ‎электрогенерации‏ ‎развитие ‎Дальнего‏ ‎Востока, ‎что‏ ‎является‏ ‎нашим ‎главным‏ ‎национальным ‎проектом ‎21 ‎века, ‎просто‏ ‎невозможно. ‎Да,‏ ‎технологическое‏ ‎и ‎научное ‎совершенство‏ ‎атомных ‎электростанций‏ ‎вызывает ‎не ‎только ‎уважение,‏ ‎но‏ ‎и ‎интеллектуальное‏ ‎наслаждение, ‎а‏ ‎ГЭС ‎на ‎притоках ‎Амура ‎решает‏ ‎не‏ ‎только ‎проблемы‏ ‎прогнозируемого ‎дефицита‏ ‎электроэнергии, ‎но ‎часть ‎проблем, ‎связанных‏ ‎с‏ ‎муссонным‏ ‎климатом. ‎Вот‏ ‎только ‎в‏ ‎станционных ‎зданиях‏ ‎Тынды‏ ‎и ‎в‏ ‎жилых ‎микрорайонах ‎славного ‎города ‎Магадана‏ ‎теплее ‎от‏ ‎этого‏ ‎не ‎станет, ‎а‏ ‎про ‎великие‏ ‎и ‎местами ‎даже ‎великолепные‏ ‎планы‏ ‎газификации ‎Чукотки‏ ‎и ‎Камчатки‏ ‎громкие ‎слова ‎нам ‎слушать ‎и‏ ‎слушать‏ ‎еще ‎далеко‏ ‎не ‎один‏ ‎год.

Вместо ‎того, ‎чтобы ‎орально ‎поддерживать‏ ‎пресловутую‏ ‎зеленую‏ ‎повестку, ‎делом‏ ‎заниматься ‎надо.‏ ‎Идею ‎весьма‏ ‎четко‏ ‎сформулировали ‎в‏ ‎Китае ‎— ‎в ‎стране, ‎на‏ ‎долю ‎которой‏ ‎приходится‏ ‎около ‎50% ‎от‏ ‎мировой ‎добычи‏ ‎угля, ‎в ‎стране, ‎которая‏ ‎вышла‏ ‎в ‎лидеры‏ ‎мировой ‎экономики‏ ‎за ‎счет ‎угольной ‎энергетики. ‎Угольные‏ ‎электростанции‏ ‎должны ‎давать‏ ‎нагрузку ‎на‏ ‎окружающую ‎среду ‎не ‎выше, ‎чем‏ ‎ее‏ ‎дают‏ ‎газовые ‎электростанции‏ ‎такой ‎же‏ ‎мощности. ‎Коротко‏ ‎и,‏ ‎как ‎мне‏ ‎кажется, ‎достаточно ‎понятно. ‎Собственно ‎говоря,‏ ‎именно ‎такой‏ ‎подход‏ ‎использовался ‎на ‎протяжении‏ ‎всего ‎времени‏ ‎развития ‎человеческой ‎цивилизации: ‎если‏ ‎становилось‏ ‎очевидно, ‎что‏ ‎та ‎или‏ ‎иная ‎технология ‎наносит ‎неприемлемый ‎вред‏ ‎природе,‏ ‎ученые, ‎конструкторы,‏ ‎инженеры ‎прикладывали‏ ‎максимум ‎усилий ‎для ‎совершенствования ‎этой‏ ‎технологии‏ ‎с‏ ‎тем, ‎чтобы‏ ‎снять ‎эту‏ ‎проблему. ‎Непристойные‏ ‎визги‏ ‎о ‎необходимости‏ ‎немедленного ‎избавления ‎от ‎угольной ‎энергетики‏ ‎— ‎это‏ ‎еще‏ ‎и ‎отказ ‎от‏ ‎этой ‎традиции,‏ ‎обеспечивающей ‎развитие ‎уже ‎не‏ ‎первую‏ ‎сотню ‎лет.‏ ‎Дикарство, ‎варварство:‏ ‎вместо ‎совершенствования, ‎которое, ‎конечно, ‎требует‏ ‎усилий,‏ ‎внезапный ‎призыв‏ ‎взять ‎и‏ ‎запретить, ‎стращать ‎и ‎не ‎пущать.‏ ‎Впрочем,‏ ‎эти‏ ‎одичалые ‎за‏ ‎стеной, ‎которую‏ ‎они ‎сами‏ ‎и‏ ‎строят ‎вдоль‏ ‎наших ‎западных ‎границ, ‎вольны ‎делать‏ ‎все, ‎что‏ ‎им‏ ‎в ‎их ‎дурные‏ ‎головы ‎приходит‏ ‎— ‎это ‎их ‎проблемы.‏ ‎А‏ ‎вот ‎попытки‏ ‎копировать ‎ту‏ ‎же ‎словесню ‎у ‎нас ‎в‏ ‎России‏ ‎должно ‎пресекать‏ ‎самым ‎суровым‏ ‎образом ‎и ‎помнить ‎о ‎том,‏ ‎что‏ ‎уголь‏ ‎с ‎нами‏ ‎— ‎навсегда.‏ ‎Не ‎нравится‏ ‎то,‏ ‎что ‎я‏ ‎говорю? ‎А ‎давайте ‎про ‎наш‏ ‎климат ‎немного‏ ‎задумаемся.‏ ‎Похолодания ‎у ‎нас‏ ‎— ‎не‏ ‎просто ‎не ‎редкость, ‎а‏ ‎закономерность.‏ ‎Вечером ‎что-то‏ ‎около ‎нуля‏ ‎на ‎градуснике, ‎а ‎утром ‎обнаруживается,‏ ‎что‏ ‎за ‎окном‏ ‎минус ‎двадцать,‏ ‎вечером ‎минус ‎10 ‎ночью ‎минус‏ ‎30‏ ‎—‏ ‎что, ‎я‏ ‎нечто ‎неожиданное‏ ‎сейчас ‎описываю?‏ ‎И‏ ‎как ‎на‏ ‎такое ‎реагировать ‎прикажете? ‎По ‎сибирским‏ ‎городам ‎и‏ ‎весям‏ ‎строить ‎пиковые ‎газовые‏ ‎котельные? ‎Именно‏ ‎котельные ‎— ‎в ‎мороз‏ ‎мы‏ ‎не ‎лампочками‏ ‎ведь ‎обогреваемся.‏ ‎Тянуть ‎трубы, ‎компрессорные ‎станции, ‎зная,‏ ‎что‏ ‎нагружать ‎эти‏ ‎пиковые ‎водогрейные‏ ‎котельные ‎мы ‎будем ‎считанное ‎количество‏ ‎дней‏ ‎в‏ ‎году? ‎А‏ ‎пиковая ‎водогрейная‏ ‎угольная ‎котельная‏ ‎—‏ ‎это, ‎если‏ ‎совсем ‎уж ‎грубо, ‎дополнительный ‎котел‏ ‎в ‎углу‏ ‎действующей‏ ‎котельной ‎и ‎дополнительный‏ ‎сарайчик ‎с‏ ‎угольком. ‎Угольные ‎электростанции ‎в‏ ‎свое‏ ‎время ‎стали‏ ‎базой ‎для‏ ‎создания ‎системы ‎централизованного ‎отопления, ‎и‏ ‎это‏ ‎было ‎еще‏ ‎одной ‎настоящей‏ ‎революцией, ‎поскольку ‎двойное ‎использование ‎угля‏ ‎—‏ ‎сначала‏ ‎для ‎выработки‏ ‎электроэнергии, ‎а‏ ‎в ‎дополнительных‏ ‎теплообменниках‏ ‎еще ‎и‏ ‎для ‎обеспечения ‎населенных ‎пунктов ‎горячей‏ ‎водой ‎—‏ ‎удвоило‏ ‎и ‎коэффициент ‎полезного‏ ‎действия. ‎КПД‏ ‎тепловых ‎машин ‎под ‎80%‏ ‎—‏ ‎то, ‎что‏ ‎на ‎первом‏ ‎этапе ‎развития ‎угольной ‎энергогенерации ‎казалось‏ ‎ненаучной‏ ‎фантастикой. ‎Но‏ ‎нет ‎ни‏ ‎одного ‎повода ‎для ‎того, ‎чтобы‏ ‎остановить‏ ‎и‏ ‎дальнейшее ‎развитие‏ ‎и ‎это,‏ ‎как ‎ни‏ ‎покажется‏ ‎удивительным, ‎происходит‏ ‎здесь ‎и ‎сейчас. ‎В ‎2014‏ ‎году ‎была‏ ‎создана‏ ‎технологическая ‎платформа ‎с‏ ‎достаточно ‎вычурным‏ ‎названием ‎«Экологически ‎чистая ‎тепловая‏ ‎энергетика‏ ‎высокой ‎эффективности».‏ ‎Мне ‎кажется,‏ ‎что ‎для ‎краткости ‎можно ‎было‏ ‎бы‏ ‎и ‎просто‏ ‎«Чистая ‎угольная‏ ‎энергетика», ‎но ‎это ‎уже ‎дело‏ ‎вкуса.‏ ‎Головная‏ ‎научная ‎организация,‏ ‎организация-координатор ‎—‏ ‎Всероссийский ‎дважды‏ ‎ордена‏ ‎Трудового ‎Красного‏ ‎Знамени ‎Теплотехнический ‎научно-исследовательский ‎институт». ‎Сразу‏ ‎вот ‎с‏ ‎полного‏ ‎наименования ‎в ‎знак‏ ‎глубокого ‎уважения‏ ‎перед ‎институтом, ‎который ‎вот‏ ‎уже‏ ‎второй ‎век,‏ ‎с ‎1921‏ ‎года, ‎обеспечивает ‎нашу ‎страну ‎разработками‏ ‎во‏ ‎всех ‎сферах‏ ‎использования ‎тепловой‏ ‎генерации. ‎Проектирование ‎электростанций ‎и ‎разработка‏ ‎оборудования‏ ‎для‏ ‎них ‎для‏ ‎плана ‎ГОЭЛРО‏ ‎или, ‎как‏ ‎было‏ ‎сказано ‎в‏ ‎постановлении ‎Совета ‎Труда ‎и ‎Обороны:‏ ‎«в ‎целях‏ ‎планомерного‏ ‎научного ‎изучения ‎и‏ ‎разработки ‎выдвигаемых‏ ‎жизнью ‎практических ‎вопросов ‎теплотехники,‏ ‎связанных‏ ‎с ‎ними‏ ‎технико-экономических ‎задач,‏ ‎а ‎также ‎для ‎подготовки ‎высококвалифицированных‏ ‎специалистов».‏ ‎Вот ‎сейчас‏ ‎просто ‎с‏ ‎трудом ‎удерживаюсь ‎от ‎того, ‎чтобы‏ ‎не‏ ‎сорваться‏ ‎в ‎рассказ‏ ‎об ‎истории‏ ‎ВТИ, ‎но,‏ ‎тем‏ ‎не ‎менее,‏ ‎оставим ‎это ‎для ‎какого-нибудь ‎следующего‏ ‎раза. ‎В‏ ‎научном‏ ‎консорциуме ‎технологической ‎«угольной»‏ ‎платформы ‎—‏ ‎10 ‎институтов, ‎в ‎число‏ ‎которых‏ ‎входит ‎и‏ ‎Курчатовский. ‎9‏ ‎производственных ‎предприятий ‎(без ‎Атомэнергомаша, ‎конечно,‏ ‎не‏ ‎обошлось ‎—‏ ‎не ‎просто‏ ‎так ‎ведь ‎Игорь ‎Курчатов ‎и‏ ‎Анатолий‏ ‎Доллежаль‏ ‎в ‎40-е‏ ‎годы ‎атомные‏ ‎реакторы ‎называли‏ ‎«урановыми‏ ‎котлами»). ‎А‏ ‎вот ‎генерирующих ‎компаний ‎— ‎всего‏ ‎три ‎и,‏ ‎само‏ ‎собой, ‎этот ‎огромный‏ ‎список ‎с‏ ‎блеском ‎подтверждает ‎либеральные ‎экономические‏ ‎идеи‏ ‎про ‎эффективного‏ ‎частного ‎собственника‏ ‎и ‎про ‎косное, ‎неповоротливое, ‎не‏ ‎желающее‏ ‎рисковать ‎новыми‏ ‎направлениями ‎экономики‏ ‎государство: ‎ИнтерРАО, ‎РАО ‎«Энергетические ‎системы‏ ‎Востока»‏ ‎(подразделение‏ ‎РусГидро) ‎и‏ ‎Газпромэнергохолдинг». ‎Но‏ ‎особенно ‎впечатляет,‏ ‎конечно‏ ‎же, ‎список‏ ‎участников ‎из ‎числе ‎угледобывающих ‎компаний.‏ ‎Огромное ‎такое‏ ‎впечатление‏ ‎— ‎таковых ‎просто‏ ‎нет. ‎Вот‏ ‎как ‎в ‎святые ‎90-е‏ ‎приватизировали‏ ‎целиком ‎и‏ ‎полностью ‎угольную‏ ‎отрасль, ‎так ‎частные ‎компании ‎и‏ ‎рванули‏ ‎развивать ‎технологии‏ ‎использования ‎угля.‏ ‎Рванули ‎и ‎до ‎сих ‎пор‏ ‎рвутся.‏ ‎Курирующий‏ ‎государственный ‎орган‏ ‎ровно ‎один‏ ‎— ‎министерство‏ ‎энергетики,‏ ‎полномочия ‎которого‏ ‎сужены ‎до ‎функций ‎было ‎министерства‏ ‎электрификации ‎РСФСР.‏ ‎И‏ ‎сколько ‎бы ‎угольный‏ ‎департамент ‎министерства‏ ‎ни ‎прилагал ‎усилий, ‎для‏ ‎того‏ ‎чтобы ‎поддержать‏ ‎развитие ‎этой‏ ‎технологической ‎платформы, ‎этих ‎усилий ‎не‏ ‎будет‏ ‎достаточно ‎до‏ ‎той ‎поры,‏ ‎пока ‎многоуважаемые ‎государственные ‎мужи ‎из‏ ‎числа‏ ‎депутатов‏ ‎и ‎сенаторов‏ ‎не ‎приложат‏ ‎усилия ‎для‏ ‎изменения‏ ‎регламента ‎работы‏ ‎минэнерго. ‎Финансовая ‎поддержка ‎— ‎только‏ ‎со ‎стороны‏ ‎нет,‏ ‎не ‎эффективного ‎частного‏ ‎банка ‎с‏ ‎эффективными ‎частными ‎собственниками, ‎а‏ ‎только‏ ‎от ‎Газпромбанка.

Я‏ ‎не ‎удержусь‏ ‎от ‎цитирования ‎перечня ‎технологий, ‎которые‏ ‎включены‏ ‎в ‎технологическую‏ ‎платформу ‎«Экологически‏ ‎чистая ‎тепловая ‎энергетика ‎высокой ‎эффективности»,‏ ‎но‏ ‎расшифровку,‏ ‎то ‎есть‏ ‎условный ‎перевод‏ ‎на ‎понятный‏ ‎язык,‏ ‎оставлю ‎на‏ ‎потом. ‎«ПГУ ‎мощностью ‎до ‎1000‏ ‎МВт ‎с‏ ‎КПД‏ ‎до ‎60% ‎и‏ ‎перспективные ‎технологии‏ ‎с ‎использованием ‎топливных ‎элементов,‏ ‎обеспечивающие‏ ‎КПД ‎до‏ ‎70%. ‎Угольные‏ ‎энергоблоки ‎на ‎суперсверхкритические ‎параметры ‎пара‏ ‎единичной‏ ‎мощностью ‎330—660—800‏ ‎МВт ‎с‏ ‎КПД ‎44–46%, ‎перспективные ‎технологии ‎на‏ ‎ультрасверхкритические‏ ‎параметры‏ ‎пара ‎(35‏ ‎МПа, ‎700/720°С),‏ ‎обеспечивающие ‎КПД‏ ‎51–53%‏ ‎и ‎угольные‏ ‎ТЭЦ ‎нового ‎поколения ‎единичной ‎мощностью‏ ‎100—200—300 ‎МВт‏ ‎с‏ ‎использованием ‎различных ‎технологий‏ ‎сжигания ‎топлива.‏ ‎Производство ‎электроэнергии ‎и ‎тепла‏ ‎с‏ ‎использованием ‎ПГУ‏ ‎с ‎внутрицикловой‏ ‎газификацией ‎твердого ‎топлива ‎единичной ‎мощностью‏ ‎200–400‏ ‎МВт ‎с‏ ‎КПД ‎до‏ ‎50% ‎и ‎перспективные ‎технологии ‎с‏ ‎использованием‏ ‎топливных‏ ‎элементов, ‎обеспечивающие‏ ‎КПД ‎до‏ ‎60%. ‎Технологии‏ ‎экологически‏ ‎чистого ‎использования‏ ‎твердого ‎топлива ‎и ‎газоочистки, ‎обеспечивающие‏ ‎минимальные ‎выбросы‏ ‎SО2,‏ ‎NOx, ‎золовых ‎частиц‏ ‎и ‎др.‏ ‎ингредиентов, ‎включая ‎улавливание ‎из‏ ‎цикла,‏ ‎компримирование ‎и‏ ‎последующее ‎захоронение‏ ‎СО2. ‎Высокоэффективные ‎модульные ‎теплофикационные ‎парогазовые‏ ‎установки‏ ‎единичной ‎мощностью‏ ‎100 ‎и‏ ‎170 ‎МВт ‎для ‎строительства ‎новых‏ ‎и‏ ‎реконструкции‏ ‎действующих ‎ТЭЦ‏ ‎и ‎перспективные‏ ‎технологические ‎комплексы‏ ‎на‏ ‎их ‎основе‏ ‎с ‎применением ‎теплонасосных ‎установок, ‎обеспечивающие‏ ‎коэффициент ‎использования‏ ‎тепла‏ ‎топлива, ‎близкий ‎к‏ ‎95–98% ‎с‏ ‎учётом ‎использования ‎источников ‎низкопотенциального‏ ‎тепла.‏ ‎Турбогенераторы ‎мощностью‏ ‎60–1000 ‎МВт‏ ‎на ‎базе ‎современных ‎электроизоляционных ‎материалов‏ ‎и‏ ‎технологий, ‎позволяющих‏ ‎увеличить ‎сроки‏ ‎эксплуатации ‎до ‎50 ‎лет ‎и‏ ‎обеспечить‏ ‎межремонтный‏ ‎срок ‎до‏ ‎7 ‎лет.»‏ ‎Я ‎уверен,‏ ‎что‏ ‎важна ‎каждая‏ ‎из ‎перечисленных ‎технологий, ‎причем ‎важна‏ ‎не ‎только‏ ‎для‏ ‎нашей ‎с ‎вами‏ ‎России, ‎но‏ ‎и ‎для ‎выполнения ‎той‏ ‎задачи,‏ ‎о ‎которой‏ ‎мы ‎так‏ ‎много ‎слышим ‎в ‎последние ‎годы‏ ‎—‏ ‎создание ‎многополярного‏ ‎мира. ‎Нет,‏ ‎я ‎не ‎согласен ‎на ‎«Эка‏ ‎хватанул»‏ ‎—‏ ‎поскольку ‎считаю‏ ‎зеленую ‎революцию‏ ‎симулякром ‎коллективного‏ ‎Запада,‏ ‎выдуманном ‎для‏ ‎того, ‎чтобы ‎страны, ‎зачисленные ‎в‏ ‎список ‎развивающихся,‏ ‎в‏ ‎этом ‎списке ‎оставались‏ ‎еще ‎несколько‏ ‎сотен ‎лет. ‎Пример ‎Китая‏ ‎хорош‏ ‎тем, ‎что‏ ‎до ‎предела‏ ‎нагляден: ‎именно ‎развитие ‎угольной ‎генерации‏ ‎энергии‏ ‎обеспечил ‎рывок‏ ‎в ‎промышленном‏ ‎развитии, ‎которое, ‎в ‎свою ‎очередь,‏ ‎позволило‏ ‎стартовать‏ ‎вперед ‎и‏ ‎ввысь ‎развитию‏ ‎уровня ‎жизни‏ ‎полутора‏ ‎миллиардного ‎населения.‏ ‎Причины ‎очевидны, ‎но ‎я ‎на‏ ‎всякий ‎случай‏ ‎перечислю.‏ ‎Климатозависимая ‎генерация ‎энергии‏ ‎на ‎солнечных‏ ‎и ‎ветровых ‎электростанциях ‎не‏ ‎позволит‏ ‎создать ‎емкую‏ ‎объединенную ‎энергосистему,‏ ‎а ‎это ‎не ‎даст ‎базы‏ ‎для‏ ‎развития ‎промышленной‏ ‎экономики, ‎развивающиеся‏ ‎страны ‎так ‎и ‎будут ‎продолжать‏ ‎оставаться‏ ‎поставщиками‏ ‎сырьевых ‎ресурсов‏ ‎— ‎даже‏ ‎на ‎первичную‏ ‎переработку‏ ‎требуются ‎большие‏ ‎объемы ‎электроэнергии, ‎как ‎и ‎создание‏ ‎климатически ‎комфортной‏ ‎городской‏ ‎среды. ‎Не ‎обеспечивает‏ ‎этого ‎и‏ ‎гидроэлектростанции ‎при ‎всем ‎моем‏ ‎к‏ ‎ним ‎почтении‏ ‎— ‎примеров‏ ‎того, ‎как ‎из-за ‎засухи ‎к‏ ‎блэкауты‏ ‎срываются ‎целые‏ ‎страны, ‎к‏ ‎сожалению, ‎в ‎последние ‎годы ‎полным-полно.‏ ‎Атомная‏ ‎генерация‏ ‎требует ‎высокого‏ ‎уровня ‎образования,‏ ‎наличия ‎собственных‏ ‎научных‏ ‎и ‎инженерных‏ ‎школ, ‎а ‎лекции ‎в ‎вузах‏ ‎и ‎эксперименты‏ ‎в‏ ‎научных ‎и ‎учебных‏ ‎лабораториях ‎в‏ ‎зависимости ‎от ‎туч ‎на‏ ‎небе‏ ‎и ‎ветра‏ ‎во ‎дворе‏ ‎— ‎это, ‎простите, ‎нечто ‎неприличное.‏ ‎Газовые‏ ‎электростанции? ‎Звучит‏ ‎красиво ‎и‏ ‎даже ‎здорово, ‎вот ‎только ‎развивающиеся‏ ‎страны‏ ‎географически‏ ‎находятся ‎там,‏ ‎где ‎магистральных‏ ‎газопроводов ‎нет‏ ‎и‏ ‎в ‎ближайшие‏ ‎десятилетия ‎не ‎предвидится. ‎Но ‎можно‏ ‎ведь ‎импортировать‏ ‎СПГ!‏ ‎Можно. ‎Для ‎этого‏ ‎и ‎требуется-то‏ ‎всего ‎ничего: ‎построить ‎порт‏ ‎и‏ ‎регазификационный ‎терминал,‏ ‎от ‎которого‏ ‎к ‎будущим ‎электростанциям ‎проложить ‎трубопроводы‏ ‎и‏ ‎изощриться ‎обустроить‏ ‎ПХГ. ‎Без‏ ‎ПХГ ‎будет ‎сложно ‎— ‎как-то‏ ‎вот‏ ‎не‏ ‎очень ‎приятно‏ ‎жить ‎там,‏ ‎где ‎электростанции‏ ‎отключаются‏ ‎в ‎паузах‏ ‎между ‎прибытиями ‎к ‎причалам ‎танкеров-газовозов.‏ ‎Проблема ‎наличия-отсутствия‏ ‎купируется‏ ‎созданием ‎не ‎одного,‏ ‎а ‎целой‏ ‎системы ‎регазификационных ‎терминалов ‎и‏ ‎разветвленной‏ ‎трубопроводной ‎газораспределительной‏ ‎системы. ‎Второй‏ ‎вариант ‎— ‎хранить ‎СПГ ‎как‏ ‎он‏ ‎есть, ‎в‏ ‎криогенных ‎емкостях‏ ‎с ‎температурой ‎в ‎минус ‎162‏ ‎градуса.‏ ‎Вот‏ ‎только ‎назвать‏ ‎это ‎идеальным‏ ‎вариантом ‎для‏ ‎стран‏ ‎Африки, ‎к‏ ‎примеру, ‎у ‎меня ‎как-то ‎язык‏ ‎не ‎поворачивается‏ ‎и‏ ‎фантазии ‎на ‎такое‏ ‎не ‎хватает.‏ ‎А ‎вот ‎балкер ‎с‏ ‎сотней‏ ‎тысяч ‎тонн,‏ ‎обеспечить ‎хранение‏ ‎которого ‎прямо ‎в ‎портах, ‎а‏ ‎доставку‏ ‎хоть ‎автомобильным‏ ‎транспортом ‎—‏ ‎это ‎реальная ‎реальность. ‎Это, ‎простите,‏ ‎дешево‏ ‎и‏ ‎сердито, ‎то‏ ‎есть ‎не‏ ‎требует ‎огромных‏ ‎инвестиций‏ ‎и ‎недоступных‏ ‎по ‎уровню ‎сложности ‎технологий. ‎Потому‏ ‎все ‎разговоры‏ ‎о‏ ‎том, ‎что ‎вот-вот,‏ ‎прямо ‎после‏ ‎дождичка ‎в ‎четверг, ‎мировой‏ ‎спрос‏ ‎на ‎уголь‏ ‎спикирует ‎вниз‏ ‎— ‎к ‎Грете ‎нашей ‎Тумберг.‏ ‎И‏ ‎та ‎страна,‏ ‎которая ‎окажется‏ ‎способна ‎предложить ‎не ‎только ‎уголь,‏ ‎но‏ ‎и‏ ‎современную, ‎экологически‏ ‎оптимальную ‎технологию‏ ‎его ‎использования‏ ‎на‏ ‎электростанциях, ‎будет‏ ‎в ‎неоспоримом ‎выигрыше. ‎Это ‎не‏ ‎только ‎объемы‏ ‎сбыта‏ ‎— ‎это ‎объемы‏ ‎сбыта ‎гарантированного,‏ ‎путь-дорога ‎к ‎долгосрочным ‎топливным‏ ‎контрактам,‏ ‎которые ‎при‏ ‎напряжении ‎сил‏ ‎можно ‎еще ‎и ‎избавить ‎от‏ ‎привязки‏ ‎к ‎биржевым‏ ‎мировым ‎котировкам.‏ ‎Продажа ‎не ‎угля, ‎а ‎киловатт*часов‏ ‎электрической‏ ‎энергии‏ ‎и ‎гигакалорий‏ ‎энергии ‎тепловой‏ ‎— ‎это‏ ‎гарантированная‏ ‎стабильность ‎добычи‏ ‎угля ‎и ‎всех ‎сопутствующих ‎технологий.‏ ‎Отсутствие ‎интереса‏ ‎со‏ ‎стороны ‎угольных ‎компаний‏ ‎к ‎технологической‏ ‎платформе ‎«Чистая ‎угольная ‎энергетика»‏ ‎—‏ ‎к ‎сожалению,‏ ‎свидетельство ‎того,‏ ‎что ‎наши ‎эффективные ‎частные ‎угольные‏ ‎собственники‏ ‎не ‎намерены‏ ‎сдвигаться ‎с‏ ‎другой ‎платформы ‎— ‎которая ‎называется‏ ‎«Копай‏ ‎и‏ ‎вези». ‎Вот‏ ‎эта ‎совершенно‏ ‎не ‎симпатичная‏ ‎традиционность:‏ ‎мы ‎копаем‏ ‎и ‎везем ‎вкупе ‎с ‎отсутствием‏ ‎соответствующих ‎полномочий‏ ‎у‏ ‎министерства ‎энергетики ‎—‏ ‎реальная ‎причина‏ ‎того, ‎что ‎правильные ‎слова‏ ‎о‏ ‎необходимости ‎развития‏ ‎глубокой ‎химической‏ ‎переработки ‎угля ‎так ‎и ‎остаются‏ ‎всего‏ ‎лишь ‎словами.‏ ‎Нет ‎в‏ ‎руках ‎министерства ‎никакого ‎кнута ‎из‏ ‎раздела‏ ‎«Для‏ ‎получения ‎права‏ ‎экспортировать ‎уголь‏ ‎извольте ‎вложиться‏ ‎в‏ ‎НИОКР ‎по‏ ‎указанному ‎списку ‎технологий ‎вот ‎в‏ ‎таком-то ‎размере‏ ‎от‏ ‎планируемой ‎тобой ‎прибыли»‏ ‎— ‎нет‏ ‎и ‎движения ‎вперед, ‎зато‏ ‎песТня‏ ‎об ‎эффективных‏ ‎частных ‎собственниках»‏ ‎продолжает ‎исполняться ‎могучим ‎хором ‎нашего‏ ‎финансово-экономического‏ ‎блока. ‎Хором,‏ ‎у ‎которого‏ ‎ни ‎слуха, ‎ни ‎голоса. ‎А‏ ‎участие‏ ‎добывающих‏ ‎компаний ‎в‏ ‎угольно-энергетической ‎технологической‏ ‎платформе ‎необходимо‏ ‎со‏ ‎всех ‎сторон,‏ ‎в ‎том ‎числе ‎и ‎с‏ ‎сугубо ‎технологической,‏ ‎поскольку‏ ‎угли ‎разных ‎месторождений‏ ‎обладают ‎далеко‏ ‎не ‎унифицированными ‎характеристиками, ‎и‏ ‎это,‏ ‎разумеется, ‎необходимо‏ ‎в ‎обязательном‏ ‎порядке ‎учитывать ‎при ‎разработке ‎каждой‏ ‎из‏ ‎перечня ‎технологий,‏ ‎который ‎я‏ ‎только ‎что ‎зачитывал.

Уголь ‎вообще ‎многогранен,‏ ‎многогранен‏ ‎настолько,‏ ‎что ‎в‏ ‎одной ‎передаче‏ ‎даже ‎вводные‏ ‎понятия‏ ‎целиком ‎дать‏ ‎— ‎и ‎то ‎не ‎получится.‏ ‎Однако ‎для‏ ‎того,‏ ‎чтобы ‎понимать ‎происходящее‏ ‎в ‎угольной‏ ‎отрасли ‎России ‎и ‎в‏ ‎том,‏ ‎что ‎происходит‏ ‎на ‎мировом‏ ‎рынке, ‎минимум-минорум ‎знаний ‎просто ‎необходим,‏ ‎без‏ ‎него ‎никак.‏ ‎Сегодня ‎без‏ ‎полного ‎комплекта ‎подробностей, ‎оставим ‎это‏ ‎на‏ ‎сладкое.‏ ‎Уголь ‎—‏ ‎горючее ‎полезное‏ ‎ископаемое ‎органического‏ ‎происхождения,‏ ‎или, ‎как‏ ‎на ‎своем ‎прекрасном ‎наречии ‎глаголят‏ ‎геологи ‎—‏ ‎один‏ ‎из ‎видов ‎каустоболитов.‏ ‎Правда ‎ведь‏ ‎— ‎так ‎намного ‎понятнее?‏ ‎Газ‏ ‎с ‎нефтью,‏ ‎кстати ‎—‏ ‎тоже ‎каустоболиты, ‎теперь ‎вот ‎живите‏ ‎с‏ ‎этим.  ‎Останки‏ ‎древних ‎растений‏ ‎и ‎животных ‎при ‎преобладании ‎растений‏ ‎отмирая,‏ ‎они‏ ‎накапливались ‎слоями,‏ ‎а ‎затем‏ ‎постепенно ‎покрывались‏ ‎наносами‏ ‎почв ‎и‏ ‎грунтов. ‎С ‎течением ‎миллионов ‎лет‏ ‎поверх ‎грунтов‏ ‎наносились‏ ‎или ‎оседали ‎дополнительные‏ ‎горные ‎породы,‏ ‎создавая ‎некую ‎«крышку», ‎которая‏ ‎надёжно‏ ‎запечатывала ‎будущий‏ ‎уголь ‎в‏ ‎недрах. ‎Тем ‎самым ‎создавалась ‎идеальна‏ ‎среда‏ ‎для ‎образования‏ ‎угля: ‎отсутствие‏ ‎доступа ‎воздуха ‎и ‎высокое ‎давление,‏ ‎а‏ ‎гниение‏ ‎останков ‎органики‏ ‎добавляло ‎еще‏ ‎и ‎высокую‏ ‎температуру.‏ ‎Ну, ‎и‏ ‎главный ‎фактор ‎— ‎время: ‎возраст‏ ‎самых ‎старых‏ ‎из‏ ‎добываемых ‎углей ‎от‏ ‎200 ‎до‏ ‎300 ‎миллионов ‎лет. ‎Логика‏ ‎подсказывает,‏ ‎что ‎химический‏ ‎состав ‎всех‏ ‎углей ‎достаточно ‎прост: ‎органические ‎вещества,‏ ‎остаточная‏ ‎влага ‎и‏ ‎различные ‎примеси.‏ ‎Все ‎ценные ‎свойства ‎угля ‎обеспечивают‏ ‎именно‏ ‎органические‏ ‎вещества, ‎детальное‏ ‎изучение ‎этих,‏ ‎выражаясь ‎языком‏ ‎химиков,‏ ‎высокомолекулярных ‎соединений‏ ‎специалисты ‎продолжают ‎заниматься ‎и ‎в‏ ‎настоящее ‎время.‏ ‎Ну‏ ‎и, ‎раз ‎уж‏ ‎про ‎химиков‏ ‎вспомнили, ‎то ‎по ‎набору‏ ‎химических‏ ‎элементов ‎уголь‏ ‎— ‎это‏ ‎углерод ‎как ‎основа, ‎в ‎меньших‏ ‎количествах‏ ‎присутствуют ‎кислород,‏ ‎водород ‎и‏ ‎сера, ‎в ‎еще ‎меньших ‎—‏ ‎соли‏ ‎органических‏ ‎кислот ‎и‏ ‎металлоорганические ‎соединения.‏ ‎Чем ‎меньше‏ ‎примесей,‏ ‎то ‎есть‏ ‎чем ‎больше ‎углерода, ‎тем ‎ценнее‏ ‎марка ‎угля,‏ ‎накопление‏ ‎углерода ‎так ‎и‏ ‎называют ‎—‏ ‎углефикация.

Вот ‎по ‎степени ‎углефикации‏ ‎и‏ ‎пройдемся ‎в‏ ‎направлении ‎снизу‏ ‎вверх. ‎Торф ‎— ‎недозревший ‎уголь,‏ ‎на‏ ‎самом-то ‎деле.‏ ‎Слаборазложившиеся ‎остатки‏ ‎органики, ‎гумус, ‎минеральные ‎частицы ‎и‏ ‎до‏ ‎95%‏ ‎воды. ‎Проскакиваем‏ ‎мимо, ‎хотя,‏ ‎конечно, ‎тема‏ ‎торфа‏ ‎достаточно ‎интересна.‏ ‎Чуть ‎больше ‎возраст, ‎чуть ‎меньше‏ ‎воды ‎—‏ ‎горючие‏ ‎сланцы, ‎уже ‎не‏ ‎торф, ‎но‏ ‎еще ‎не ‎уголь. ‎Еще‏ ‎более‏ ‎интересная ‎тема‏ ‎— ‎напомню‏ ‎для ‎затравки, ‎что ‎первый ‎этап‏ ‎газификации‏ ‎Ленинграда ‎и‏ ‎области ‎и‏ ‎Эстонской ‎ССР ‎базировался ‎на ‎добыче‏ ‎и‏ ‎переработке‏ ‎горючих ‎сланцев‏ ‎Прибалтийского ‎бассейна,‏ ‎на ‎северо-востоке‏ ‎Эстонии‏ ‎был ‎построен‏ ‎первый ‎обогатительный ‎урановый ‎комбинат ‎Советского‏ ‎Союза, ‎в‏ ‎настоящее‏ ‎время ‎при ‎котировках‏ ‎нефти ‎под‏ ‎сотню ‎за ‎баррель ‎в‏ ‎Эстонии‏ ‎становится ‎рентабельным‏ ‎производство ‎дизельного‏ ‎топлива. ‎Надеюсь, ‎что ‎заинтриговал, ‎и‏ ‎двигаемся‏ ‎дальше, ‎следующие‏ ‎по ‎углефикации‏ ‎— ‎бурые ‎угли. ‎Нет, ‎не‏ ‎бурый‏ ‎уголь,‏ ‎а ‎именно‏ ‎бурые ‎угли‏ ‎— ‎во‏ ‎множественном‏ ‎числе. ‎Мягкие,‏ ‎землистые, ‎матовые, ‎лигнитовые ‎и ‎плотные,‏ ‎бурые ‎угли‏ ‎подразделяются‏ ‎на ‎три ‎стадии‏ ‎и ‎на‏ ‎три ‎класса, ‎при ‎написании‏ ‎это‏ ‎буква ‎«Б»‏ ‎на ‎кириллице‏ ‎и ‎сколько-то ‎букв ‎и ‎цифр‏ ‎после‏ ‎— ‎увидите,‏ ‎не ‎пугайтесь.‏ ‎Разумеется ‎— ‎чем ‎меньше ‎воды‏ ‎и‏ ‎чем‏ ‎больше ‎углерода,‏ ‎тем ‎выше‏ ‎выделение ‎тепла‏ ‎при‏ ‎сгорании ‎и‏ ‎меньше ‎летучих ‎веществ, ‎которые ‎в‏ ‎самом ‎примитивном‏ ‎случае‏ ‎— ‎в ‎печке‏ ‎— ‎в‏ ‎буквальном ‎смысле ‎слова ‎улетают‏ ‎в‏ ‎трубу. ‎По‏ ‎советскому ‎и‏ ‎российскому ‎ГОСТу ‎в ‎бурых ‎углях‏ ‎летучих‏ ‎веществ ‎больше‏ ‎41% ‎—‏ ‎можете ‎проверить, ‎как ‎это ‎выглядит,‏ ‎побродив‏ ‎по‏ ‎частному ‎сектору‏ ‎Читы ‎в‏ ‎холодное ‎время‏ ‎года.‏ ‎Уверяю ‎—‏ ‎не ‎понравится ‎от ‎слова ‎«вообще»,‏ ‎но ‎и‏ ‎это‏ ‎отдельная ‎тема ‎для‏ ‎разговора, ‎в‏ ‎качестве ‎анонса ‎могу ‎только‏ ‎сказать,‏ ‎что ‎над‏ ‎этой ‎проблемой‏ ‎основательно ‎задумались ‎специалисты ‎угольного ‎департамента‏ ‎министерства‏ ‎энергетики ‎и‏ ‎мне ‎точно‏ ‎есть, ‎что ‎сказать ‎по ‎этому‏ ‎поводу.‏ ‎Если‏ ‎коротко ‎—‏ ‎то ‎лед‏ ‎тронулся. ‎И‏ ‎вот‏ ‎на ‎буром‏ ‎угле ‎начинается ‎то, ‎что ‎делает‏ ‎тему ‎марок‏ ‎угля‏ ‎еще ‎более ‎сложной.‏ ‎В ‎Европе‏ ‎массовое ‎использование ‎углей ‎и‏ ‎для‏ ‎отопления, ‎и‏ ‎для ‎металлургической‏ ‎отрасли ‎началось ‎раньше, ‎чем ‎в‏ ‎России,‏ ‎и, ‎следовательно,‏ ‎классификация ‎марок‏ ‎угля ‎тоже ‎началась ‎раньше. ‎Наша‏ ‎и‏ ‎европейская‏ ‎классификации ‎совпадают‏ ‎далеко ‎не‏ ‎полностью, ‎поэтому‏ ‎отслеживать‏ ‎происходящее ‎на‏ ‎нашем ‎внутреннем ‎рынке ‎и ‎на‏ ‎рынках ‎мировых‏ ‎далеко‏ ‎не ‎просто, ‎хотя,‏ ‎пожалуй, ‎и‏ ‎достаточно ‎занимательно. ‎То, ‎что‏ ‎у‏ ‎нас ‎называется‏ ‎бурым ‎углем,‏ ‎в ‎Европе ‎именуется ‎лигнитом, ‎вот‏ ‎только‏ ‎летучих ‎веществ‏ ‎в ‎лигнитах‏ ‎больше ‎45%, ‎на ‎4% ‎больше,‏ ‎чем‏ ‎в‏ ‎нашем ‎буром‏ ‎угле. ‎Но‏ ‎это ‎бы‏ ‎еще‏ ‎ладно, ‎куда‏ ‎занимательнее ‎то, ‎что ‎в ‎российской‏ ‎классификации ‎теплота‏ ‎сгорания‏ ‎бурых ‎углей ‎определена‏ ‎от ‎6900‏ ‎до ‎7500 ‎килокалорий ‎с‏ ‎килограмма,‏ ‎а ‎в‏ ‎европейской ‎теплота‏ ‎сгорания ‎лигнитов ‎— ‎до ‎6800‏ ‎килокалорий‏ ‎все ‎с‏ ‎того ‎же‏ ‎килограмма. ‎Не ‎знаю, ‎утешу ‎я‏ ‎кого-то‏ ‎или‏ ‎нет, ‎но‏ ‎это ‎просто‏ ‎факт: ‎в‏ ‎домах‏ ‎европейцев ‎горящий‏ ‎лигнит ‎дает ‎меньше ‎тепла, ‎зато‏ ‎больше ‎дыма‏ ‎и‏ ‎копоти, ‎чем ‎наш‏ ‎бурый ‎уголь‏ ‎в ‎наших ‎печах ‎и‏ ‎каминах.‏ ‎Повторяю: ‎не‏ ‎злорадствую, ‎просто‏ ‎констатирую ‎факт.

Еще ‎выше ‎по ‎степени‏ ‎углефикации‏ ‎— ‎каменный‏ ‎уголь, ‎и‏ ‎вот ‎тут ‎становится ‎совсем ‎сложно,‏ ‎поскольку‏ ‎марок‏ ‎такого ‎угля‏ ‎— ‎почти‏ ‎десяток. ‎Если‏ ‎смотреть‏ ‎на ‎их‏ ‎список ‎глазами ‎профессионалов, ‎то ‎все‏ ‎выглядит ‎совершенно‏ ‎логично:‏ ‎чем ‎выше ‎качество‏ ‎марки, ‎тем‏ ‎ниже ‎процентное ‎содержание ‎летучих‏ ‎веществ‏ ‎и ‎тем‏ ‎выше ‎содержание‏ ‎углерода. ‎Длиннопламенный ‎уголь ‎— ‎летучих‏ ‎веществ‏ ‎39% ‎и‏ ‎выше, ‎а‏ ‎угля ‎тощего ‎(не ‎ухмыляйтесь ‎—‏ ‎как‏ ‎назвали‏ ‎эту ‎марку,‏ ‎так ‎и‏ ‎используют ‎вот‏ ‎такое‏ ‎название) ‎—‏ ‎всего ‎12%. ‎Углерода ‎в ‎длиннопламенном‏ ‎угле ‎76%,‏ ‎в‏ ‎тощем ‎угле ‎—‏ ‎целых ‎90%.‏ ‎Поэтому ‎вот ‎такой ‎классификации‏ ‎нам‏ ‎долго ‎время‏ ‎было ‎вполне‏ ‎достаточно ‎— ‎то ‎самое ‎долгое‏ ‎время,‏ ‎когда ‎большая‏ ‎Россия ‎жила‏ ‎и ‎работала ‎в ‎условиях ‎плановой‏ ‎экономики,‏ ‎что‏ ‎позволяло ‎каждую‏ ‎конкретную ‎марку‏ ‎угля ‎«привинчивать»‏ ‎к‏ ‎конкретным ‎потребностям:‏ ‎вот ‎с ‎этого ‎месторождения ‎уголь‏ ‎отправляем ‎на‏ ‎электростанции,‏ ‎с ‎этого ‎—‏ ‎в ‎котельные‏ ‎и ‎бытовым ‎потребителям, ‎а‏ ‎вот‏ ‎это ‎месторождение‏ ‎настолько ‎прекрасно,‏ ‎что ‎на ‎его ‎углях ‎будут‏ ‎базироваться‏ ‎металлургические ‎комбинаты.‏ ‎Но ‎плановая‏ ‎экономика ‎с ‎вот ‎такой ‎ее‏ ‎рациональностью‏ ‎ушла‏ ‎в ‎прошлое,‏ ‎на ‎ее‏ ‎место ‎пришел‏ ‎рынок‏ ‎с ‎его‏ ‎невидимой ‎рукой ‎и ‎прочими ‎биржевыми‏ ‎системами ‎ценообразования.‏ ‎Будут‏ ‎брокеры ‎с ‎дилерами‏ ‎разбираться ‎во‏ ‎всех ‎тонкостях ‎— ‎в‏ ‎выходе‏ ‎летучих ‎веществ,‏ ‎в ‎содержании‏ ‎углерода? ‎Ага, ‎вы ‎еще ‎про‏ ‎зольность‏ ‎вспомните ‎и‏ ‎про ‎содержание‏ ‎тех ‎самых ‎металлоорганических ‎соединений ‎им‏ ‎попробуйте‏ ‎что-нибудь‏ ‎сказать! ‎Им‏ ‎чего ‎попроще,‏ ‎чтобы ‎голову‏ ‎не‏ ‎грузить ‎—‏ ‎и ‎за ‎основу ‎в ‎наши‏ ‎рыночные ‎времена‏ ‎берут‏ ‎теплообразование. ‎Берут ‎—‏ ‎и ‎получают‏ ‎полный ‎кавардак, ‎к ‎сожалению.‏ ‎Теплота‏ ‎сгорания ‎длиннопламенных‏ ‎углей, ‎самых‏ ‎«простеньких» ‎из ‎марок ‎каменного ‎угля‏ ‎—‏ ‎от ‎7‏ ‎500 ‎до‏ ‎8 ‎000 ‎килокалорий ‎с ‎килограмма,‏ ‎теплота‏ ‎сгорания‏ ‎замечательного ‎тощего‏ ‎угля ‎—‏ ‎от ‎7‏ ‎300‏ ‎до ‎8‏ ‎780 ‎килокалорий ‎с ‎того ‎же‏ ‎килограмма. ‎Пересечения‏ ‎по‏ ‎этому ‎единственному ‎критерию,‏ ‎да ‎еще‏ ‎и ‎в ‎комплекте ‎с‏ ‎несовпадениями‏ ‎марок ‎по‏ ‎европейской ‎классификации‏ ‎— ‎катастрофические, ‎путаница ‎немалая, ‎и‏ ‎далеко‏ ‎не ‎всегда‏ ‎это ‎дает‏ ‎полезные ‎следствия. ‎В ‎мировой ‎торговле‏ ‎эталонными‏ ‎сортами‏ ‎угля ‎считают‏ ‎австралийские, ‎градация‏ ‎цен ‎—‏ ‎именно‏ ‎по ‎килокалориям‏ ‎(или ‎в ‎мегаджоулях, ‎но ‎тут‏ ‎ничего ‎сложного:‏ ‎4,2‏ ‎джоуля ‎= ‎1‏ ‎калории, ‎калькулятор‏ ‎нам ‎в ‎помощь), ‎по‏ ‎этим‏ ‎котировкам ‎ориентируются‏ ‎наши ‎прелестные‏ ‎министерство ‎финансов ‎и ‎министерство ‎экономического‏ ‎развития.‏ ‎Градация ‎—‏ ‎именно ‎по‏ ‎теплоте ‎сгорания. ‎Полезное ‎для ‎российской‏ ‎экономики‏ ‎следствие‏ ‎— ‎наши‏ ‎угольные ‎компании‏ ‎стали ‎активно‏ ‎строить‏ ‎и ‎вводить‏ ‎в ‎эксплуатацию ‎обогатительные ‎фабрики. ‎Логика‏ ‎проста: ‎если‏ ‎хочешь,‏ ‎чтобы ‎твоя ‎продукция‏ ‎попадала ‎в‏ ‎более ‎высокие ‎по ‎стоимости‏ ‎категории‏ ‎— ‎вложись‏ ‎в ‎то,‏ ‎чтобы ‎убрать ‎пустую ‎породу, ‎подогнать‏ ‎размеры‏ ‎угля ‎под‏ ‎необходимые ‎нормативы.‏ ‎Что ‎не ‎полезного? ‎От ‎10‏ ‎до‏ ‎20%‏ ‎каменного ‎угля‏ ‎— ‎это‏ ‎угли ‎коксующиеся,‏ ‎крайне‏ ‎необходимые ‎металлургической‏ ‎отрасли, ‎такие ‎угли ‎частенько ‎для‏ ‎простоты ‎так‏ ‎и‏ ‎называют ‎— ‎металлургические.‏ ‎В ‎коксующихся‏ ‎углях ‎присутствует ‎витрен ‎—‏ ‎вещество,‏ ‎обеспечивающее ‎способность‏ ‎угля ‎спекаться‏ ‎при ‎его ‎прокаливании ‎без ‎доступа‏ ‎воздуха,‏ ‎образующаяся ‎при‏ ‎этом ‎шихта‏ ‎позволяет ‎науглероживать ‎железную ‎руду, ‎на‏ ‎выходе‏ ‎получая‏ ‎из ‎нее‏ ‎чугун. ‎При‏ ‎этом ‎советский‏ ‎ГОСТ‏ ‎определяет ‎в‏ ‎качестве ‎коксующихся ‎углей ‎совершенно ‎определенные‏ ‎его ‎марки:‏ ‎Ж‏ ‎(жирные), ‎ГЖ ‎(газовые‏ ‎жирные), ‎К‏ ‎(коксовые) ‎и ‎ОС ‎(отощенно-спекающиеся).‏ ‎Классические‏ ‎марки ‎энергетического‏ ‎угля ‎—‏ ‎Б, ‎бурый; ‎Д, ‎длиннопламенные ‎и‏ ‎ДГ,‏ ‎длиннопламенные ‎газовые.‏ ‎Я ‎просто‏ ‎вынужден ‎останавливаться ‎на ‎этом ‎подробно,‏ ‎поскольку‏ ‎вот‏ ‎эти ‎химические‏ ‎подробности ‎в‏ ‎последние ‎годы‏ ‎стали‏ ‎чрезвычайно ‎важны‏ ‎для ‎налогообложения ‎наших ‎угольных ‎компаний,‏ ‎напрямую ‎влияя‏ ‎на‏ ‎уровень ‎рентабельности ‎их‏ ‎бизнеса.

Вершина ‎пьедестала‏ ‎марок ‎угля ‎по ‎степени‏ ‎углефикации‏ ‎— ‎антрацит,‏ ‎в ‎котором‏ ‎более ‎91% ‎углерода ‎и ‎не‏ ‎более‏ ‎8% ‎летучих‏ ‎веществ. ‎Соответственно,‏ ‎рекордной ‎является ‎и ‎его ‎теплота‏ ‎сгорания‏ ‎—‏ ‎от ‎8100‏ ‎до ‎8750‏ ‎килокалорий ‎на‏ ‎килограмм.‏ ‎Поскольку ‎витрена‏ ‎в ‎антраците ‎или ‎вообще ‎нет‏ ‎или ‎его‏ ‎содержится‏ ‎только ‎минимальное ‎количество,‏ ‎именно ‎антрацит‏ ‎является ‎оптимальной ‎маркой ‎угля‏ ‎для‏ ‎производства ‎энергии,‏ ‎вплоть ‎до‏ ‎использования ‎в ‎производстве ‎стали. ‎Обозначение‏ ‎—‏ ‎литера ‎«А»,‏ ‎причем ‎что‏ ‎в ‎нашей ‎классификации, ‎что ‎в‏ ‎любой‏ ‎другой.

Итожим.‏ ‎По ‎степени‏ ‎углефикации ‎снизу‏ ‎вверх: ‎торф,‏ ‎горючие‏ ‎сланцы, ‎бурые‏ ‎угли, ‎каменные ‎угли ‎и ‎безусловный‏ ‎чемпион ‎—‏ ‎антрацит.‏ ‎Я ‎сегодня ‎специально‏ ‎не ‎касаюсь‏ ‎массы ‎прочих ‎нюансов ‎—‏ ‎содержание‏ ‎вредных ‎веществ‏ ‎(серы, ‎мышьяка‏ ‎и ‎так ‎далее), ‎содержание ‎влаги‏ ‎и‏ ‎тому ‎подобного,‏ ‎хотя ‎это,‏ ‎конечно, ‎немаловажно. ‎Вернемся ‎и ‎к‏ ‎этому,‏ ‎если‏ ‎есть ‎заинтересованность,‏ ‎а ‎сегодня‏ ‎— ‎чуточку‏ ‎о‏ ‎другом. ‎Мы‏ ‎ведь ‎с ‎вами ‎живем ‎в‏ ‎мире ‎этой,‏ ‎как‏ ‎ее ‎там… ‎Свободной‏ ‎конкуренции ‎и‏ ‎открытой ‎экономики, ‎потому ‎уже‏ ‎почти‏ ‎и ‎поверили,‏ ‎что ‎деньги‏ ‎— ‎самое ‎важное. ‎И ‎в‏ ‎отношении‏ ‎угольной ‎отрасли‏ ‎России, ‎положа‏ ‎руку ‎на ‎сердце, ‎это ‎почти‏ ‎чистая‏ ‎правда.‏ ‎В ‎нашей‏ ‎стране ‎нет‏ ‎ни ‎одной‏ ‎государственной‏ ‎угольной ‎компании,‏ ‎нет ‎ни ‎одной ‎угольной ‎компании‏ ‎с ‎государственным‏ ‎участием‏ ‎— ‎только ‎и‏ ‎исключительно ‎эффективные‏ ‎частные ‎собственники. ‎Хорошо ‎это‏ ‎или‏ ‎плохо? ‎Одним‏ ‎словом ‎не‏ ‎ответишь, ‎тонкую ‎грань ‎между ‎стратегической‏ ‎важностью‏ ‎для ‎государства‏ ‎и ‎экономическими‏ ‎интересами ‎частных ‎компаний ‎стоит ‎анализировать‏ ‎без‏ ‎спешки‏ ‎и ‎максимально‏ ‎объективно. ‎В‏ ‎отрасли ‎всего‏ ‎около‏ ‎150 ‎тысяч‏ ‎занятых ‎— ‎на ‎фоне ‎нефтяной,‏ ‎газовой ‎и‏ ‎даже‏ ‎атомной ‎отрасли ‎скромно.‏ ‎Но ‎более‏ ‎200 ‎млн ‎тонн ‎угля‏ ‎в‏ ‎год ‎потребляется‏ ‎внутри ‎России,‏ ‎и ‎это ‎потребление ‎— ‎свет‏ ‎и‏ ‎тепло ‎в‏ ‎наших ‎домах‏ ‎и ‎основа ‎существования ‎металлургической ‎отрасли.‏ ‎Теоретически‏ ‎одно‏ ‎рабочее ‎место‏ ‎в ‎отрасли‏ ‎угледобычи ‎должно‏ ‎обеспечивать‏ ‎восемь ‎рабочих‏ ‎мест ‎в ‎смежных ‎отраслях, ‎но‏ ‎практически ‎у‏ ‎нас‏ ‎этого ‎и ‎близко‏ ‎нет. ‎И‏ ‎таких ‎угольных ‎парадоксов ‎—‏ ‎куда‏ ‎как ‎больше‏ ‎одного, ‎так‏ ‎что ‎торопиться ‎с ‎выводами ‎точно‏ ‎не‏ ‎стоит. ‎А‏ ‎начинать ‎надо‏ ‎«от ‎печки» ‎— ‎от ‎мировых‏ ‎и‏ ‎внутренних‏ ‎цен ‎на‏ ‎угли ‎разных‏ ‎марок. ‎И‏ ‎вот‏ ‎тут ‎есть‏ ‎тонкий ‎коммерческий ‎момент, ‎если ‎касаться‏ ‎ценовой ‎пирамиды‏ ‎марок‏ ‎угля ‎— ‎она‏ ‎не ‎совпадает‏ ‎с ‎углефикационной ‎иерархией. ‎Да,‏ ‎дешевле‏ ‎всего ‎бурый‏ ‎уголь, ‎но‏ ‎самой ‎дорогой ‎маркой ‎является ‎не‏ ‎антрацит,‏ ‎а ‎коксующиеся‏ ‎марки ‎каменного‏ ‎угля. ‎Причин ‎целых ‎две ‎—‏ ‎коксующийся‏ ‎уголь‏ ‎это ‎всего‏ ‎10-15% ‎в‏ ‎общем ‎объеме‏ ‎добываемого‏ ‎каменного ‎угля,‏ ‎при ‎этом ‎75% ‎мировой ‎металлургической‏ ‎отрасли ‎работает‏ ‎на‏ ‎угольном ‎коксе. ‎Сейчас‏ ‎внезапно ‎особо‏ ‎модной ‎становится ‎тема ‎использования‏ ‎в‏ ‎черной ‎металлургии‏ ‎водорода ‎всех‏ ‎его ‎цветовых ‎оттенков, ‎но ‎во‏ ‎всех‏ ‎бодрых ‎репортажах‏ ‎о ‎небывалом‏ ‎прогрессе ‎в ‎этом ‎направлении ‎ни‏ ‎с‏ ‎каким‏ ‎мелкоскопом ‎не‏ ‎обнаружить ‎и‏ ‎байта ‎информации‏ ‎о‏ ‎том, ‎какой‏ ‎становится ‎при ‎этом ‎себестоимость ‎металлургической‏ ‎продукции. ‎Оставшиеся‏ ‎25%‏ ‎— ‎это ‎вовсе‏ ‎не ‎водород,‏ ‎а ‎переплавка ‎металлолома ‎в‏ ‎электрических‏ ‎печах, ‎но‏ ‎в ‎этом‏ ‎случае ‎сделать ‎бизнес ‎стабильным ‎крайне‏ ‎не‏ ‎просто ‎—‏ ‎зависимость ‎от‏ ‎поставщиков ‎металлолома ‎критическая. ‎Так ‎что‏ ‎углефикация‏ ‎это‏ ‎одно, ‎а‏ ‎пирамида ‎цен‏ ‎— ‎другое:‏ ‎бурый‏ ‎уголь, ‎энерегтические‏ ‎угли, ‎среди ‎которых ‎самым ‎дорогим‏ ‎является ‎антрацит,‏ ‎а‏ ‎чемпион ‎по ‎стоимости‏ ‎— ‎коксующийся‏ ‎каменный ‎уголь. ‎Традиционно ‎превышение‏ ‎стоимости‏ ‎коксующегося ‎над‏ ‎энергетическим ‎—‏ ‎порядка ‎50%, ‎вторая ‎особенность ‎—‏ ‎колебания‏ ‎котировок ‎на‏ ‎мировых ‎биржах‏ ‎куда ‎как ‎менее ‎размашисты, ‎чем‏ ‎котировки‏ ‎энергетических‏ ‎марок. ‎Это‏ ‎спрос ‎на‏ ‎выработку ‎электроэнергии‏ ‎от‏ ‎погоды, ‎от‏ ‎времени ‎года ‎зависит, ‎от ‎успешности‏ ‎или ‎не‏ ‎успешности‏ ‎конкуренции ‎с ‎природным‏ ‎газом ‎—‏ ‎а ‎металлургам ‎до ‎всех‏ ‎этих‏ ‎нюансов ‎дела‏ ‎нет. ‎Месторождения‏ ‎коксующегося ‎угля ‎в ‎России ‎—‏ ‎Кузбасс,‏ ‎Донбасс, ‎Новосибирская‏ ‎область, ‎Воркутинский‏ ‎бассейн ‎и ‎юг ‎Якутии, ‎который,‏ ‎кстати,‏ ‎геологами‏ ‎исследован ‎далеко‏ ‎не ‎полностью.‏ ‎Подробное ‎геологическое‏ ‎изучение‏ ‎Тунгусского ‎и‏ ‎Таймырского ‎угольных ‎бассейнов, ‎по ‎каждому‏ ‎из ‎которых‏ ‎прогнозные‏ ‎оценки ‎превышают ‎гигантский‏ ‎триллион ‎тонн‏ ‎уже ‎немало ‎десятилетий ‎откладывается‏ ‎«на‏ ‎потом», ‎что‏ ‎при ‎Советской‏ ‎власти, ‎что ‎в ‎современной ‎России.‏ ‎Нам,‏ ‎извините, ‎столько‏ ‎не ‎поднять,‏ ‎да ‎и ‎прохладно ‎там. ‎Впрочем,‏ ‎если‏ ‎серьезно‏ ‎— ‎нет‏ ‎у ‎нас‏ ‎больше ‎министерства‏ ‎геологии,‏ ‎потому ‎рассчитывать‏ ‎можно ‎только ‎на ‎какого-то ‎не‏ ‎мифического, ‎а‏ ‎реального‏ ‎предпринимателя, ‎который ‎окажется‏ ‎способен ‎оценить‏ ‎перспективу ‎развития ‎добычи ‎и‏ ‎нетронутых‏ ‎регионов ‎России‏ ‎на ‎многие‏ ‎десятилетия ‎и ‎даже ‎века ‎вперед.

Здесь‏ ‎как‏ ‎бы ‎напрашивается‏ ‎пространный ‎исторический‏ ‎экскурс ‎в ‎историю ‎развития ‎угольной‏ ‎отрасли‏ ‎на‏ ‎планете ‎вообще‏ ‎и ‎в‏ ‎России ‎в‏ ‎частности,‏ ‎но ‎коротким‏ ‎его ‎делать ‎не ‎испытываю ‎желания,‏ ‎а ‎сегодняшний‏ ‎хронометраж‏ ‎уже ‎не ‎особо‏ ‎располагает. ‎Так‏ ‎что ‎в ‎этот ‎раз‏ ‎—‏ ‎в ‎режиме‏ ‎дайджеста. ‎В‏ ‎1922 ‎году, ‎к ‎моменту ‎окончания‏ ‎Гражданской‏ ‎войны, ‎в‏ ‎бывшей ‎Империи‏ ‎было ‎разрушено ‎около ‎70% ‎имевшихся‏ ‎шахт,‏ ‎объем‏ ‎добычи ‎снизился‏ ‎до ‎11‏ ‎млн ‎тонн.‏ ‎К‏ ‎1928 ‎году‏ ‎успели ‎не ‎только ‎все ‎восстановить,‏ ‎но ‎еще‏ ‎и‏ ‎открыть ‎56 ‎новых‏ ‎шах, ‎объем‏ ‎добычи ‎увеличился ‎до ‎30‏ ‎млн‏ ‎тонн. ‎Лидировавшие‏ ‎к ‎началу‏ ‎Великой ‎Отечественной ‎регионы ‎— ‎Донбасс,‏ ‎Кузбасс‏ ‎и ‎Подмосковье,‏ ‎темпы ‎роста‏ ‎в ‎довоенное ‎время ‎потрясают ‎—‏ ‎к‏ ‎1940‏ ‎году ‎объемы‏ ‎добычи ‎перевалили‏ ‎за ‎200‏ ‎млн‏ ‎тонн ‎ежегодно.‏ ‎Послевоенное ‎восстановление ‎завершилось ‎к ‎1950,‏ ‎объем ‎добычи‏ ‎—‏ ‎260 ‎млн ‎тонн,‏ ‎годом ‎позже‏ ‎— ‎уже ‎более ‎300‏ ‎млн,‏ ‎проценты ‎годового‏ ‎прироста ‎не‏ ‎каждый ‎калькулятор ‎сумеет ‎вычислить. ‎1956‏ ‎год‏ ‎— ‎преодолен‏ ‎400-миллионный ‎рубеж,‏ ‎1958 ‎год ‎— ‎503,3 ‎млн‏ ‎тонн,‏ ‎1969‏ ‎год ‎—‏ ‎преодолена ‎планка‏ ‎в ‎600‏ ‎млн‏ ‎тонн, ‎исторический‏ ‎рекорд ‎СССР ‎состоялся ‎в ‎1988‏ ‎году ‎—‏ ‎771‏ ‎млн ‎тонн. ‎Разумеется,‏ ‎в ‎этом‏ ‎показателе ‎были ‎и ‎достижения‏ ‎горняков‏ ‎Украины ‎и‏ ‎Казахстана, ‎но‏ ‎основной ‎вклад ‎дала ‎РСФСР ‎—‏ ‎425,4‏ ‎млн ‎тонн.‏ ‎Но ‎на‏ ‎этом ‎«золотой ‎век» ‎угля ‎и‏ ‎завершился‏ ‎—‏ ‎в ‎годы‏ ‎пресловутой ‎перестройки‏ ‎было ‎уже‏ ‎не‏ ‎до ‎обновления‏ ‎оборудования, ‎росло ‎количество ‎аварий, ‎в‏ ‎том ‎числе‏ ‎и‏ ‎смертельных, ‎глубины ‎шахт‏ ‎подошли ‎и‏ ‎превысили ‎критические ‎отметки. ‎Почему‏ ‎так?‏ ‎Доля ‎угля‏ ‎в ‎выработке‏ ‎энергии ‎в ‎1955 ‎году ‎—‏ ‎66%,‏ ‎в ‎1990‏ ‎году ‎—‏ ‎19%. ‎С ‎конца ‎60-х ‎в‏ ‎Советском‏ ‎Союзе‏ ‎настала ‎эра‏ ‎большого ‎газа,‏ ‎значение ‎которого‏ ‎в‏ ‎энергетике ‎росло‏ ‎за ‎счет ‎строительства ‎магистральных ‎газопроводов‏ ‎из ‎Западной‏ ‎Сибири‏ ‎в ‎направлении ‎наших‏ ‎западных ‎границ.‏ ‎А ‎дальше… ‎Давайте-ка ‎я‏ ‎вам‏ ‎процитирую ‎бережно‏ ‎сохраненное ‎со‏ ‎страницы ‎«Известий» ‎того ‎времени. ‎Нет,‏ ‎к‏ ‎информационному ‎агентству‏ ‎«Известия» ‎я‏ ‎отношусь ‎с ‎уважением, ‎просто ‎именно‏ ‎эта‏ ‎вырезка‏ ‎чудом ‎уцелела‏ ‎в ‎моем‏ ‎личном ‎архиве,‏ ‎но‏ ‎точно ‎такой‏ ‎же ‎официоз ‎тогда ‎красовался ‎во‏ ‎всей ‎нашей‏ ‎прессе.‏ ‎«Указ ‎президента ‎РФ‏ ‎от ‎30‏ ‎декабря ‎1992 ‎года ‎„О‏ ‎преобразовании‏ ‎в ‎акционерные‏ ‎общества ‎и‏ ‎приватизации ‎объединений, ‎предприятий ‎и ‎организаций‏ ‎угольной‏ ‎промышленности“ ‎—‏ ‎это ‎начало‏ ‎настоящих ‎реформ ‎в ‎угольной ‎отрасли‏ ‎России,‏ ‎которое‏ ‎явилось ‎в‏ ‎огромной ‎степени‏ ‎результатом ‎упорной‏ ‎борьбы‏ ‎горняков ‎за‏ ‎демократию ‎и ‎свободную ‎экономику». ‎И‏ ‎вот ‎не‏ ‎буду‏ ‎расшифровывать, ‎поскольку ‎не‏ ‎политик ‎и‏ ‎не ‎имею ‎желания ‎анализировать‏ ‎все‏ ‎этапы ‎манипулирования‏ ‎мнением ‎шахтеров‏ ‎на ‎протяжении ‎90-х. ‎Не ‎веселый‏ ‎был‏ ‎бы ‎рассказ,‏ ‎но ‎это‏ ‎уж ‎точно ‎к ‎специалистам-политологам, ‎а‏ ‎то,‏ ‎чего‏ ‎доброго, ‎я‏ ‎каких-нибудь ‎излишне‏ ‎эмоциональных ‎глупостей‏ ‎наговорю.‏ ‎Впрочем, ‎один‏ ‎факт ‎точно ‎можно. ‎В ‎августе‏ ‎1991 ‎года‏ ‎министр‏ ‎угольной ‎промышленности ‎Михаил‏ ‎Щадов ‎заявил‏ ‎о ‎поддержке ‎ГКЧП, ‎в‏ ‎сентябре‏ ‎1991 ‎года‏ ‎министерство ‎угольной‏ ‎промышленности ‎было ‎расформировано, ‎в ‎Екатеринбурге‏ ‎университет‏ ‎носит ‎имя‏ ‎первого ‎президента‏ ‎России. ‎Великий ‎был ‎человек, ‎понимаш.‏ ‎В‏ ‎1993‏ ‎появилось ‎нечто,‏ ‎именовавшееся ‎«Программа‏ ‎реформирования ‎угольной‏ ‎отрасли»,‏ ‎ключевое ‎слово‏ ‎— ‎«нечто». ‎Планировало ‎закрыть ‎90‏ ‎самых ‎старых‏ ‎и‏ ‎нерентабельных ‎шахт ‎—‏ ‎закрыли ‎более‏ ‎180. ‎Прекратил ‎свое ‎существование‏ ‎Подмосковный‏ ‎угольный ‎бассейн,‏ ‎на ‎40%‏ ‎рухнул ‎объем ‎добычи ‎в ‎Кузбассе‏ ‎и‏ ‎на ‎Дальнем‏ ‎Востоке, ‎на‏ ‎50% ‎— ‎на ‎Урале ‎и‏ ‎только‏ ‎слово‏ ‎«ужас» ‎подходит‏ ‎для ‎описания‏ ‎того, ‎что‏ ‎происходило‏ ‎в ‎угольных‏ ‎моногородах: ‎число ‎занятых ‎в ‎отрасли‏ ‎сократилось ‎втрое.‏ ‎Реформирование‏ ‎было ‎рассчитано ‎на‏ ‎12-15 ‎лет,‏ ‎хотя ‎ни ‎в ‎одной‏ ‎другой‏ ‎капиталистической ‎стране‏ ‎на ‎это‏ ‎менее ‎20-30 ‎не ‎уходило, ‎потому‏ ‎удивляться‏ ‎тому, ‎что‏ ‎происходило ‎в‏ ‎угольной ‎отрасли ‎России ‎не ‎приходится.‏ ‎И‏ ‎дело‏ ‎было ‎не‏ ‎только ‎в‏ ‎мельтешении ‎владельцев‏ ‎множества‏ ‎отдельных ‎компаний,‏ ‎создававшихся ‎на ‎базе ‎шахт ‎и‏ ‎разрезов ‎—‏ ‎в‏ ‎те ‎годы ‎у‏ ‎нас ‎едва‏ ‎ли ‎не ‎полностью ‎исчезло‏ ‎угольное‏ ‎машиностроение. ‎Отрасль,‏ ‎которой ‎по‏ ‎праву ‎гордился ‎СССР, ‎осталась ‎без‏ ‎заказов‏ ‎даже ‎на‏ ‎уже ‎хорошо‏ ‎освоенные ‎угольные ‎комбайны, ‎горнопроходческие ‎комбайны,‏ ‎крепи,‏ ‎подъемники,‏ ‎а ‎уж‏ ‎говорить ‎о‏ ‎том, ‎чтобы‏ ‎машиностроители‏ ‎имели ‎хоть‏ ‎какую-то ‎возможность ‎инвестировать ‎во ‎что-то‏ ‎новое ‎современное‏ ‎и‏ ‎вовсе ‎не ‎приходилось.‏ ‎На ‎разрезах‏ ‎замелькали ‎экскаваторы, ‎бульдозеры, ‎самосвалы‏ ‎из‏ ‎Японии, ‎Штатов,‏ ‎прочих ‎Европ‏ ‎— ‎производители ‎этих ‎стран ‎с‏ ‎удовольствием‏ ‎стали ‎осваивать‏ ‎наш ‎рынок.‏ ‎Кто ‎бы ‎и ‎как ‎бы‏ ‎не‏ ‎относился‏ ‎к ‎буржуям,‏ ‎владельцам ‎заводов,‏ ‎газет, ‎пароходов,‏ ‎объективно‏ ‎России ‎повезло,‏ ‎что ‎в ‎угледобывающую ‎отрасль ‎пришел‏ ‎крупный ‎частный‏ ‎капитал.‏ ‎Металлурги ‎— ‎Северсталь,‏ ‎Мечел, ‎Евраз‏ ‎друг ‎за ‎другом ‎принимали‏ ‎решения‏ ‎о ‎выстраивании‏ ‎производственных ‎вертикалей‏ ‎от ‎добычи ‎железной ‎руды ‎и‏ ‎коксующегося‏ ‎угля ‎до‏ ‎конечной ‎металлургической‏ ‎продукции. ‎Отдельное ‎явление ‎— ‎крупнейшая‏ ‎российская‏ ‎угольная‏ ‎компания, ‎СУЭК,‏ ‎на ‎долю‏ ‎которых ‎время‏ ‎от‏ ‎времени ‎приходится‏ ‎половина ‎объемов ‎добычи ‎угля ‎энергетических‏ ‎марок. ‎Это‏ ‎наша‏ ‎единственная ‎на ‎сегодня‏ ‎угольно-энергетическая ‎вертикаль:‏ ‎в ‎составе ‎СГК, ‎Сибирской‏ ‎генерирующей‏ ‎компании ‎8‏ ‎ГРЭС ‎и‏ ‎17 ‎ТЭЦ ‎общей ‎установленной ‎мощностью‏ ‎17,8‏ ‎ГВт ‎и‏ ‎26,7 ‎Гкал‏ ‎в ‎час. ‎География ‎присутствия ‎СГК‏ ‎совпадает‏ ‎с‏ ‎географией ‎разрезов‏ ‎и ‎карьеров‏ ‎СУЭК, ‎достаточно‏ ‎просто‏ ‎перечислить ‎филиалы‏ ‎СУЭК: ‎Абаканский, ‎Алтайский, ‎Красноярский, ‎Кузбасский‏ ‎и ‎Новосибирский.‏ ‎Кроме‏ ‎того, ‎в ‎2019‏ ‎году ‎СГК‏ ‎выкупила ‎у ‎«Энел ‎Россия»‏ ‎(читать‏ ‎как ‎итальянская‏ ‎компания ‎Enel)‏ ‎крупнейшую ‎угольную ‎ГРЭС ‎России ‎—‏ ‎Рефтинскую‏ ‎мощностью ‎3‏ ‎800 ‎МВт‏ ‎и ‎350 ‎Гкал ‎в ‎час,‏ ‎так‏ ‎что‏ ‎теперь ‎СГК‏ ‎присутствует ‎и‏ ‎в ‎Свердловской‏ ‎области.‏ ‎Тут, ‎правда,‏ ‎есть ‎нюанс ‎— ‎топливо ‎поступает‏ ‎из ‎Казахстана,‏ ‎с‏ ‎Экибастуза, ‎но ‎это,‏ ‎конечно, ‎отдельная‏ ‎история. ‎В ‎2020 ‎году‏ ‎в‏ ‎результате ‎сделки‏ ‎с ‎РусГидро‏ ‎(обмен ‎активами) ‎СГК ‎стала ‎единоличным‏ ‎владельцем‏ ‎Приморской ‎ГРЭС‏ ‎— ‎тоже‏ ‎«угольной». ‎В ‎результате ‎СУЭК ‎гарантирует‏ ‎сама‏ ‎себе‏ ‎сбыт ‎добываемого‏ ‎ею ‎энергетического‏ ‎угля, ‎снижая‏ ‎экспортную‏ ‎зависимость ‎от‏ ‎колебаний ‎биржевых ‎котировок, ‎а ‎это,‏ ‎в ‎свою‏ ‎очередь,‏ ‎позволяет ‎не ‎только‏ ‎сохранять, ‎но‏ ‎и ‎наращивать ‎занятость. ‎Такой‏ ‎вот‏ ‎«осколок» ‎ушедшего‏ ‎в ‎прошлое‏ ‎министерства ‎угольной ‎промышленности ‎— ‎даже‏ ‎в‏ ‎усеченном ‎варианте‏ ‎он ‎обеспечивает‏ ‎стабильность ‎компании, ‎а ‎заодно ‎и‏ ‎стабильность‏ ‎отрасли.

Но‏ ‎даже ‎эти‏ ‎промышленные ‎вертикали‏ ‎пока ‎не‏ ‎решают‏ ‎серьезной ‎проблемы‏ ‎импортозависимости. ‎Последний ‎по ‎времени ‎системный‏ ‎обзор ‎этой‏ ‎проблемы‏ ‎был ‎сделан ‎в‏ ‎2021 ‎году:‏ ‎зависимость ‎от ‎импортного ‎горношахтного‏ ‎оборудования‏ ‎составлял ‎более‏ ‎80%, ‎зависимость‏ ‎по ‎карьерному ‎оборудованию ‎— ‎более‏ ‎60%.‏ ‎Да, ‎как‏ ‎раз ‎в‏ ‎последние ‎2-3 ‎года ‎ситуация ‎начинает‏ ‎меняться,‏ ‎но‏ ‎не ‎стоит‏ ‎забывать ‎о‏ ‎том, ‎что‏ ‎эта‏ ‎проблема ‎в‏ ‎любом ‎случае, ‎даже ‎самом ‎благоприятном,‏ ‎будет ‎пролонгирована:‏ ‎имеющийся‏ ‎парк ‎оборудования ‎нужно‏ ‎каким-то ‎образом‏ ‎уметь ‎ремонтировать. ‎К ‎огромному‏ ‎сожалению,‏ ‎у ‎нас‏ ‎уже ‎есть‏ ‎крайне ‎неприятный ‎пример ‎того, ‎к‏ ‎чему‏ ‎приводит ‎вот‏ ‎такая ‎зависимость‏ ‎по ‎импорту, ‎в ‎том ‎числе‏ ‎и‏ ‎из‏ ‎совсем ‎уж‏ ‎недружественных ‎стран.‏ ‎Компания ‎«Северная‏ ‎звезда»‏ ‎еще ‎в‏ ‎прошлом ‎году ‎должна ‎была ‎начать‏ ‎промышленную ‎отгрузку‏ ‎коксующегося‏ ‎угля ‎с ‎Сырадасайского‏ ‎месторождения ‎на‏ ‎Таймыре ‎— ‎интереснейший ‎проект,‏ ‎заслуживающий‏ ‎отдельного ‎рассказа.‏ ‎Но ‎—‏ ‎не ‎случилось, ‎поскольку ‎практически ‎весь‏ ‎комплект‏ ‎оборудования ‎для‏ ‎карьерной ‎добычи‏ ‎должен ‎был ‎поступить ‎из ‎США.‏ ‎Проект‏ ‎сдвинут‏ ‎вправо, ‎руководство‏ ‎компании ‎старается‏ ‎разместить ‎все‏ ‎заказы‏ ‎внутри ‎России,‏ ‎но ‎когда ‎и ‎насколько ‎результативно‏ ‎все ‎получится,‏ ‎пока‏ ‎что ‎можно ‎только‏ ‎предполагать. ‎С‏ ‎другой ‎стороны, ‎с ‎возвратом‏ ‎в‏ ‎состав ‎России‏ ‎Донбасса, ‎проблема‏ ‎может ‎быть ‎решена ‎целиком ‎и‏ ‎полностью‏ ‎— ‎машиностроение‏ ‎этого ‎региона‏ ‎может, ‎как ‎и ‎в ‎старые‏ ‎времена,‏ ‎«взять‏ ‎на ‎обслуживание»‏ ‎весь ‎шахтный‏ ‎углепром ‎России.‏ ‎Не‏ ‎хватает ‎для‏ ‎этого ‎сущего ‎пустяка ‎— ‎найти‏ ‎частных ‎инвесторов,‏ ‎которые‏ ‎не ‎испугаются ‎проектов‏ ‎в ‎Донбассе,‏ ‎а ‎с ‎этим ‎все‏ ‎далеко‏ ‎не ‎просто.‏ ‎Почему ‎именно‏ ‎частного? ‎Да ‎нет ‎никаких ‎полномочий‏ ‎у‏ ‎федерального ‎министерства‏ ‎энергетики ‎—‏ ‎по ‎регламенту ‎его ‎работы ‎оно‏ ‎просто‏ ‎не‏ ‎имеет ‎права‏ ‎вести ‎непосредственную‏ ‎хозяйственную ‎деятельность.‏ ‎Больше‏ ‎того: ‎к‏ ‎сожалению, ‎действующий ‎регламент ‎работы ‎министерства‏ ‎практически ‎не‏ ‎дает‏ ‎возможности ‎вести ‎даже‏ ‎координационную ‎деятельность‏ ‎внутри ‎отрасли, ‎еще ‎сложнее‏ ‎—‏ ‎все, ‎что‏ ‎связано ‎с‏ ‎межведомственными ‎проектами. ‎За ‎производство ‎любого‏ ‎промышленного‏ ‎оборудования ‎отвечает‏ ‎министерство ‎промышленности‏ ‎и ‎торговли, ‎хотя ‎очевидно ‎—‏ ‎по‏ ‎крайней‏ ‎мере, ‎на‏ ‎мой ‎личный‏ ‎взгляд ‎—‏ ‎что‏ ‎минпрому ‎далеко‏ ‎не ‎всегда ‎очевидно ‎все, ‎что‏ ‎требуется ‎для‏ ‎удовлетворения‏ ‎спроса ‎внутри ‎огромной‏ ‎энергетической ‎отрасли‏ ‎вообще ‎и ‎в ‎таком‏ ‎сложном‏ ‎секторе, ‎как‏ ‎угольный. ‎И‏ ‎получается, ‎что ‎угольные ‎компании ‎брошены‏ ‎на‏ ‎волю ‎волн‏ ‎— ‎каждая‏ ‎решает ‎проблемы ‎с ‎необходимым ‎оборудованием‏ ‎на‏ ‎свой‏ ‎страх ‎и‏ ‎риск. ‎Конечно,‏ ‎можно ‎эту‏ ‎ситуацию‏ ‎обозвать ‎неприличными‏ ‎словами ‎«свободный ‎рынок», ‎но ‎так‏ ‎ли ‎выгодна‏ ‎России‏ ‎как ‎государству ‎вот‏ ‎эта ‎угольная‏ ‎вольница? ‎Сотни ‎тысяч ‎слов‏ ‎сказаны‏ ‎и ‎продолжают‏ ‎повторяться ‎о‏ ‎том, ‎что ‎необходимо ‎развивать ‎глубокую‏ ‎химическую‏ ‎переработку ‎угля,‏ ‎но ‎дальше‏ ‎слов ‎— ‎ничего. ‎Полномочий ‎у‏ ‎минэнерго‏ ‎для‏ ‎того, ‎чтобы‏ ‎скоординировать ‎ведение‏ ‎необходимых ‎НИОКР‏ ‎просто‏ ‎нет, ‎а‏ ‎отдельно ‎взятые ‎за ‎не ‎скажу‏ ‎какое ‎место‏ ‎угольные‏ ‎компании ‎это ‎направление‏ ‎если ‎и‏ ‎рассматривают, ‎то, ‎как ‎говорится,‏ ‎в‏ ‎отдаленной ‎перспективе.‏ ‎Какой ‎такой‏ ‎процесс ‎Фишер-Тропса ‎вместе ‎с ‎газификацией‏ ‎угля‏ ‎и ‎метаном‏ ‎угольных ‎пластов,‏ ‎если ‎у ‎«Каматсу» ‎беда ‎с‏ ‎ковшом,‏ ‎для‏ ‎«Катерпиллеров» ‎окончательно‏ ‎пропали ‎шины,‏ ‎а ‎китайская‏ ‎техника‏ ‎при ‎сибирских‏ ‎минус ‎50 ‎просится ‎в ‎гараж‏ ‎до ‎весны?

И‏ ‎последнее‏ ‎на ‎сегодня, ‎но‏ ‎уж ‎точно‏ ‎только ‎на ‎сегодня ‎—‏ ‎транспортная,‏ ‎логистическая ‎проблема,‏ ‎которая ‎становится‏ ‎все ‎острее. ‎На ‎всякий ‎случай‏ ‎перечислим‏ ‎наши ‎основные‏ ‎угольные ‎бассейны.‏ ‎Кузбасс, ‎Кемеровская ‎область, ‎более ‎половины‏ ‎добываемого‏ ‎в‏ ‎России ‎угля.‏ ‎До ‎Дальнего‏ ‎Востока ‎и‏ ‎до‏ ‎западных ‎границ‏ ‎— ‎по ‎4 ‎с ‎половиной‏ ‎тысячи ‎километров‏ ‎и‏ ‎только ‎железная ‎дорога.‏ ‎До ‎Черного‏ ‎моря ‎чуть ‎ближе, ‎но‏ ‎от‏ ‎этого ‎ни‏ ‎разу ‎не‏ ‎легче, ‎поскольку ‎импорт ‎все ‎больше‏ ‎сдвигается‏ ‎в ‎Индию‏ ‎и ‎в‏ ‎Китай, ‎а ‎до ‎них ‎—‏ ‎только‏ ‎вокруг‏ ‎половины ‎Европы‏ ‎и ‎через‏ ‎Суэцкий ‎канал.‏ ‎Воркутинский‏ ‎угольный ‎бассейн‏ ‎едва ‎жив, ‎добыча ‎идет ‎только‏ ‎под ‎Воркутой‏ ‎и‏ ‎только ‎в ‎интересах‏ ‎Северстали, ‎а‏ ‎ее ‎интересует ‎только ‎коксующийся‏ ‎уголь‏ ‎для ‎ее‏ ‎металлургических ‎заводов.‏ ‎Никакая ‎приватизация ‎объединения ‎«Интауголь» ‎от‏ ‎банкротства‏ ‎абсолютно ‎всех‏ ‎ее ‎шахт‏ ‎не ‎спасло, ‎моногород ‎на ‎грани‏ ‎полного‏ ‎исчезновения,‏ ‎хотя ‎и‏ ‎руководство ‎города,‏ ‎и ‎руководство‏ ‎Республики‏ ‎Коми ‎прилагают‏ ‎максимум ‎усилий ‎для ‎создания ‎новых‏ ‎рабочих ‎мест.‏ ‎Причина‏ ‎— ‎транспортный ‎вопрос,‏ ‎поскольку ‎единственная‏ ‎железнодорожная ‎магистраль ‎к ‎портам‏ ‎Балтики‏ ‎проходит ‎через‏ ‎московский ‎железнодорожный‏ ‎узел, ‎перегруженный ‎куда ‎как ‎более‏ ‎маржинальными‏ ‎для ‎РЖД‏ ‎грузами. ‎Проект‏ ‎строительства ‎дороги ‎Воркута ‎— ‎поселок‏ ‎Усть-Кара‏ ‎протяженностью‏ ‎200 ‎км‏ ‎был ‎готов‏ ‎уже ‎в‏ ‎середине‏ ‎нулевых ‎сдвинут‏ ‎вправо. ‎Дорога ‎Сосногорск ‎— ‎порт‏ ‎Индига ‎протяженностью‏ ‎600‏ ‎км, ‎проект ‎которой‏ ‎входит ‎в‏ ‎состав ‎сразу ‎пяти ‎стратегий‏ ‎развития‏ ‎(Коми, ‎Ненецкого‏ ‎автономного, ‎Севморпути,‏ ‎Арктики, ‎пространственного ‎развития ‎РЖД) ‎—‏ ‎сдвинут‏ ‎вправо. ‎Восточный‏ ‎полигон, ‎первая‏ ‎очередь ‎расширения ‎которого ‎вместо ‎2017-го‏ ‎была‏ ‎завершена‏ ‎только ‎в‏ ‎2022-м ‎—‏ ‎огромная ‎головная‏ ‎боль‏ ‎для ‎угольщиков‏ ‎Кузбасса, ‎Новосибирской ‎и ‎Иркутской ‎областей,‏ ‎Хакасии ‎и‏ ‎Якутии.‏ ‎Никакие ‎соглашения ‎РЖД‏ ‎с ‎региональными‏ ‎властями ‎по ‎вывозу ‎угольной‏ ‎продукции‏ ‎толком ‎не‏ ‎выполняются ‎—‏ ‎только ‎через ‎скандалы, ‎только ‎за‏ ‎счет‏ ‎обращения ‎в‏ ‎правительство. ‎Проект‏ ‎Северного ‎широтного ‎хода, ‎который, ‎в‏ ‎принципе,‏ ‎мог‏ ‎бы ‎дать‏ ‎возможность ‎выхода‏ ‎угля ‎в‏ ‎акваторию‏ ‎СМП ‎через‏ ‎порт ‎в ‎Ямбурге, ‎который ‎некогда‏ ‎был ‎крупнейшим‏ ‎речным‏ ‎портом ‎СССР ‎—‏ ‎сдвинут ‎вправо.‏ ‎Железная ‎дорога ‎Кызыл ‎—‏ ‎Курагино,‏ ‎которая ‎дала‏ ‎бы ‎возможность‏ ‎выйти ‎хоть ‎на ‎какой-то ‎рынок‏ ‎углям‏ ‎Тувы ‎—‏ ‎сдвинута ‎вправо,‏ ‎золотой ‎костыль, ‎который ‎в ‎2011‏ ‎году‏ ‎на‏ ‎пару ‎забивали‏ ‎Путин ‎и‏ ‎Шойгу ‎—‏ ‎исчез‏ ‎в ‎неизвестном‏ ‎направлении. ‎Да, ‎угольные ‎компании ‎вкладываются‏ ‎в ‎расширении‏ ‎имеющихся‏ ‎и ‎в ‎строительство‏ ‎новых ‎угольных‏ ‎портов ‎на ‎Дальнем ‎Востоке,‏ ‎но‏ ‎эта ‎работа‏ ‎так ‎и‏ ‎не ‎подкрепляется ‎со ‎стороны ‎РЖД:‏ ‎порты‏ ‎есть ‎и‏ ‎строятся, ‎уголь‏ ‎в ‎них ‎никак ‎не ‎довезти.‏ ‎Нельзя‏ ‎сказать,‏ ‎что ‎нет‏ ‎у ‎нас‏ ‎попыток ‎обойти‏ ‎оперативность‏ ‎и ‎аккуратность‏ ‎великолепной ‎РЖД ‎— ‎есть, ‎и‏ ‎некоторые ‎уже‏ ‎частично‏ ‎реализованы. ‎Я ‎имею‏ ‎в ‎виду‏ ‎переходы ‎в ‎Китай ‎в‏ ‎Забайкалье‏ ‎и ‎через‏ ‎Амур ‎в‏ ‎Амурской ‎области. ‎В ‎2012 ‎году‏ ‎было‏ ‎завершено ‎строительство‏ ‎Амуро-Якутской ‎магистрали,‏ ‎но ‎в ‎те ‎же ‎годы‏ ‎решением‏ ‎РЖД‏ ‎был ‎ликвидирован‏ ‎отрезок ‎дороги‏ ‎от ‎Сковородино‏ ‎до‏ ‎Джалинды ‎на‏ ‎берегу ‎Амура, ‎где ‎существовала ‎переправа‏ ‎на ‎китайский‏ ‎берег,‏ ‎в ‎Мохе. ‎Официальная‏ ‎причина ‎—‏ ‎недостаток ‎грузов ‎в ‎обоих‏ ‎направлениях,‏ ‎что, ‎согласитесь,‏ ‎сегодня ‎звучит‏ ‎просто ‎дико, ‎и ‎в ‎настоящее‏ ‎время‏ ‎руководство ‎Якутии,‏ ‎Амурской ‎области,‏ ‎Китая ‎и ‎Якутской ‎железной ‎дороги‏ ‎(на‏ ‎сегодня‏ ‎последняя ‎организационно‏ ‎входит ‎в‏ ‎состав ‎РЖД)‏ ‎готовятся‏ ‎к ‎восстановлению‏ ‎этого ‎участка ‎с ‎перспективой ‎расширения‏ ‎грузооборота ‎за‏ ‎счет‏ ‎перехода ‎от ‎паромной‏ ‎переправы ‎к‏ ‎строительству ‎нового ‎моста. ‎И‏ ‎совсем‏ ‎уж ‎фантастический‏ ‎по ‎нынешним‏ ‎временам ‎проект ‎— ‎строительство ‎Тихоокеанской‏ ‎железной‏ ‎дороги ‎от‏ ‎месторождения ‎коксующегося‏ ‎угля ‎Эльга ‎на ‎юге ‎Якутии‏ ‎на‏ ‎берег‏ ‎Охотского ‎моря‏ ‎в ‎Хабаровском‏ ‎крае, ‎где‏ ‎возводится‏ ‎новый ‎порт.‏ ‎С ‎учетом ‎разъездов ‎— ‎более‏ ‎600 ‎км‏ ‎в‏ ‎прелестных ‎климатических ‎условиях‏ ‎Якутии, ‎ни‏ ‎копейки ‎бюджетных ‎денег ‎и‏ ‎ни‏ ‎одной ‎налоговой‏ ‎льготы. ‎Фантастика‏ ‎в ‎реальности: ‎строительство ‎стартовало ‎в‏ ‎сентябре‏ ‎2022 ‎года,‏ ‎осенью ‎этого‏ ‎года ‎ожидается ‎первый ‎пробный ‎рейс‏ ‎состава‏ ‎с‏ ‎углем. ‎Два‏ ‎года ‎—‏ ‎531 ‎км‏ ‎пути‏ ‎с ‎чистого‏ ‎листа ‎в ‎условиях ‎вечной ‎мерзлоты‏ ‎и ‎необходимости‏ ‎строительства‏ ‎более ‎двух ‎десятков‏ ‎больших ‎и‏ ‎малых ‎мостов. ‎И ‎вот‏ ‎здесь‏ ‎мы ‎переходим‏ ‎к ‎еще‏ ‎одной ‎и ‎весьма ‎существенной ‎проблеме‏ ‎—‏ ‎к ‎налогообложению‏ ‎отрасли. ‎Тема‏ ‎велика ‎и ‎обширна, ‎но ‎я‏ ‎намерен‏ ‎в‏ ‎обязательном ‎порядке‏ ‎ее ‎рассмотреть‏ ‎во ‎всех‏ ‎подробностях,‏ ‎а ‎сегодня‏ ‎только ‎коротко: ‎вывозная ‎пошлина ‎на‏ ‎энергетический ‎уголь‏ ‎по-прежнему‏ ‎обнулена, ‎а ‎вот‏ ‎коксующийся ‎уголь‏ ‎этой ‎пошлиной ‎обложен ‎по‏ ‎полной‏ ‎программе. ‎Даже‏ ‎сейчас, ‎когда‏ ‎идет ‎строительство ‎Тихоокеанской ‎железной ‎дороги‏ ‎и‏ ‎порта ‎на‏ ‎мысе ‎Манорский,‏ ‎что ‎в ‎действующих ‎ценах ‎требует‏ ‎инвестиций‏ ‎в‏ ‎размере ‎147‏ ‎млрд ‎рублей.‏ ‎В ‎моей‏ ‎голове‏ ‎это ‎толком‏ ‎не ‎укладывается ‎— ‎компания ‎Эльгауголь‏ ‎не ‎просит‏ ‎ни‏ ‎финансирования, ‎ни ‎налоговых‏ ‎льгот, ‎не‏ ‎требует ‎каких-то ‎усилий ‎со‏ ‎стороны‏ ‎многоуважаемой ‎РЖД,‏ ‎но ‎Минфин‏ ‎считает ‎своим ‎долгом ‎дополнительно ‎нагрузить‏ ‎проект,‏ ‎на ‎который‏ ‎не ‎рискнули‏ ‎идти ‎даже ‎в ‎советские ‎времена.‏ ‎В‏ ‎общем‏ ‎— ‎продолжение‏ ‎темы ‎будет,‏ ‎поскольку ‎сегодня‏ ‎получается‏ ‎только ‎самый‏ ‎беглый ‎обзор ‎всего ‎того, ‎что‏ ‎происходит ‎в‏ ‎угольной‏ ‎отрасли. ‎Я ‎даже‏ ‎не ‎успеваю‏ ‎коснуться ‎того, ‎что ‎все‏ ‎100%‏ ‎морского ‎экспорта‏ ‎угольной ‎продукции‏ ‎осуществляется ‎на ‎зафрахтованных ‎за ‎пределами‏ ‎России‏ ‎балкерах ‎—‏ ‎и ‎это‏ ‎еще ‎одна ‎тема, ‎требующая ‎межведомственного‏ ‎согласования,‏ ‎в‏ ‎этом ‎случае‏ ‎— ‎между‏ ‎министерствами ‎энергетики‏ ‎и‏ ‎транспорта. ‎Понимая,‏ ‎как ‎это ‎может ‎сказаться ‎на‏ ‎проекте ‎ГеоэнергетикаИнфо,‏ ‎все‏ ‎равно ‎не ‎могу‏ ‎не ‎передать‏ ‎привет ‎Российскому ‎Энергетическому ‎Агентству,‏ ‎действующему‏ ‎при ‎министерстве‏ ‎энергетике. ‎В‏ ‎регламенте ‎работы ‎РЭА ‎имеется ‎строка‏ ‎«Имеет‏ ‎право ‎на‏ ‎координационное ‎и‏ ‎информационное ‎сопровождение ‎межведомственных ‎проектов», ‎и‏ ‎РЭА‏ ‎именно‏ ‎этим ‎и‏ ‎занято ‎—‏ ‎во ‎всем,‏ ‎что‏ ‎касается ‎развития‏ ‎в ‎России ‎ВИЭ, ‎водородной ‎программы,‏ ‎развитии ‎системы‏ ‎зеленых‏ ‎сертификатов, ‎развитии ‎электротранспорта‏ ‎и ‎многого‏ ‎другого. ‎Работы ‎настолько ‎много,‏ ‎что‏ ‎заниматься ‎чем-то‏ ‎еще ‎у‏ ‎РЭА ‎просто ‎нет ‎времени, ‎как‏ ‎нет‏ ‎возможности ‎и‏ ‎обращать ‎внимания‏ ‎на ‎любые ‎предложения ‎о ‎сотрудничестве,‏ ‎если‏ ‎оно‏ ‎не ‎про‏ ‎зеленые ‎панели‏ ‎на ‎ветряках.‏ ‎Видимо,‏ ‎так ‎надо.

Если‏ ‎совсем ‎коротко, ‎то ‎наверное ‎можно‏ ‎сформулировать ‎следующим‏ ‎образом.‏ ‎Долгое ‎время ‎угольная‏ ‎отрасль ‎экономики‏ ‎России ‎находится ‎вне ‎зоны‏ ‎пристального‏ ‎внимания ‎правительства,‏ ‎и ‎лоббистские‏ ‎возможности ‎министерства ‎энергетики, ‎далеко ‎не‏ ‎блестящие‏ ‎с ‎организационной‏ ‎стороны ‎—‏ ‎единственное, ‎что ‎помогает ‎отрасли ‎сохранять‏ ‎хотя‏ ‎бы‏ ‎признаки ‎рентабельности.‏ ‎Однако ‎в‏ ‎этом ‎году‏ ‎отрасль‏ ‎все ‎глубже‏ ‎затягивает ‎в ‎кризис: ‎резко ‎снизились‏ ‎мировые ‎цены,‏ ‎никуда‏ ‎не ‎исчезли ‎проблемы‏ ‎логистики, ‎стремительно‏ ‎взвились ‎вверх ‎проблемы ‎кредитования,‏ ‎поднялся‏ ‎курс ‎рубля,‏ ‎что ‎тоже‏ ‎снижает ‎рентабельность ‎экспорта. ‎Если ‎прибыль‏ ‎отрасли‏ ‎за ‎первое‏ ‎полугодие ‎в‏ ‎прошлом ‎году ‎составила ‎240 ‎млрд‏ ‎рублей,‏ ‎то‏ ‎в ‎этом‏ ‎году ‎она‏ ‎несколько ‎снизилась.‏ ‎Чуточку.‏ ‎До ‎8‏ ‎млрд ‎рублей, ‎то ‎есть ‎в‏ ‎30 ‎раз,‏ ‎проценты‏ ‎можете ‎сами ‎посчитать,‏ ‎если ‎желание‏ ‎есть. ‎Но ‎и ‎встречного,‏ ‎так‏ ‎скажем, ‎движения‏ ‎мы ‎не‏ ‎наблюдаем. ‎Угледобывающие ‎компании ‎не ‎участвуют‏ ‎в‏ ‎технологической ‎платформе‏ ‎«Экологически ‎чистая‏ ‎тепловая ‎энергетика ‎высокой ‎эффективности», ‎не‏ ‎находят‏ ‎возможности‏ ‎объединения ‎для‏ ‎решения ‎проблемы‏ ‎импортозависимости ‎и‏ ‎развития‏ ‎новых ‎направлений‏ ‎применения ‎угольной ‎продукции. ‎Строительство ‎Тихоокеанской‏ ‎железной ‎дороги‏ ‎на‏ ‎сегодня ‎— ‎единственный‏ ‎крупный ‎логистический‏ ‎проект, ‎при ‎ни ‎в‏ ‎коей‏ ‎мере ‎не‏ ‎поддерживаемый ‎государством.‏ ‎Это ‎не ‎значит, ‎что ‎ситуацию‏ ‎нужно‏ ‎описывать ‎как‏ ‎«Караул, ‎все‏ ‎пропало». ‎Да, ‎проблемы ‎есть, ‎но‏ ‎есть‏ ‎и‏ ‎возможности ‎их‏ ‎решения. ‎Вот‏ ‎об ‎этом‏ ‎и‏ ‎поговорим, ‎а‏ ‎на ‎сегодня ‎дебютную ‎угольную ‎передачу‏ ‎завершим. ‎Продолжение‏ ‎—‏ ‎следует.