СТИХ ‎ВИКТОРИИ‏ ‎ЗИМЕНКОВОЙ

ОГОЛЕННЫЙ ‎НЕРВ

Стальною ‎серостью ‎пронизано ‎пространство.

Грустно.

И‏ ‎бесконечно ‎сумрачно‏ ‎в‏ ‎моём ‎глухом ‎саду.

Как‏ ‎будто ‎плечи‏ ‎придавило ‎глыбой ‎страха.

Груз ‎на

Душе,‏ ‎проткнутой‏ ‎перфолентой ‎боли.‏ ‎Украду

Последний ‎отзвук‏ ‎в ‎небе ‎журавлиной ‎стаи, ‎чтобы

В‏ ‎своей‏ ‎груди ‎хранить,‏ ‎хранить, ‎как‏ ‎талисман ‎его.

Не ‎затопить ‎теплом ‎душевной‏ ‎пустоты‏ ‎утробу,

Скачки‏ ‎сердечных ‎пульсов‏ ‎на ‎графической‏ ‎кривой.

Сухих, ‎пожухлых,‏ ‎скрюченных‏ ‎конвертов- ‎оригами

Лежит‏ ‎безжизненный ‎ковёр. ‎Чернеют ‎на ‎ветвях

Дрожащие‏ ‎подобия ‎ворон.‏ ‎И‏ ‎вверх ‎ногами ‎–

Одна,‏ ‎белёсая ‎ворона,‏ ‎как ‎бельмо. ‎Ведь ‎я‏ ‎х…

Х…хочу,‏ ‎но ‎не‏ ‎м…могу, ‎как‏ ‎все, ‎под ‎тенью ‎беспросветной

Не ‎рефлексировать‏ ‎сознаньем.‏ ‎Сглаз… ‎Из‏ ‎глаз ‎—‏ ‎тоска.

Она ‎всё ‎льётся ‎за ‎борт,‏ ‎через‏ ‎край‏ ‎мечты ‎—‏ ‎ответ ‎на

Вопрос‏ ‎не ‎заданный,‏ ‎что‏ ‎мозг ‎свербит‏ ‎де- ‎факто. ‎Как

Осколок ‎острый ‎—‏ ‎твёрдый ‎лёд‏ ‎арктически-‏ ‎столетний,

Неосторожно ‎вдребезги ‎разбитого‏ ‎стекла,

И ‎кругом‏ ‎голова ‎от ‎этих ‎бесконечных‏ ‎бредней,

И‏ ‎склизким ‎виски‏ ‎по ‎вискам‏ ‎испарина ‎стекла.

Саднит ‎мой ‎мозг ‎ободранная‏ ‎кожа.‏ ‎Оголённый

Нерв, ‎будто‏ ‎рыба ‎бьётся‏ ‎в ‎такт, ‎в ‎конвульсиях. ‎Грубы

Потоки‏ ‎гор.‏ ‎Ладони‏ ‎всё ‎дрожат,‏ ‎как ‎листья‏ ‎клёна,

Распятые ‎резиновыми‏ ‎шинами‏ ‎судьбы.

МОЯ ‎ПАРОДИЯ/ОТКЛИК

Тоска‏ ‎и ‎серость ‎поселились ‎в ‎мою‏ ‎душу.

Пусто.

Иду ‎в‏ ‎свой‏ ‎светлый ‎сад, ‎но‏ ‎серость ‎царствует‏ ‎и ‎там.

В ‎саду ‎мне‏ ‎страшно:‏ ‎он ‎—‏ ‎как ‎лес,‏ ‎в ‎котором ‎волки.

Хруста

Любого ‎испугаться ‎я‏ ‎способна.

Небесам

Угодно‏ ‎ниспослать ‎мне‏ ‎образ ‎журавлиной‏ ‎стаи,

Чтоб ‎я ‎смогла ‎свой ‎страх‏ ‎преодолеть‏ ‎и‏ ‎просветлеть.

И ‎чтоб‏ ‎не ‎волки‏ ‎мне ‎в‏ ‎кустах‏ ‎мерещились, ‎а‏ ‎заи.

Мне ‎злобных ‎хищников ‎в ‎саду‏ ‎своём ‎нельзя‏ ‎терпеть.

Но‏ ‎тут ‎откуда ‎ни‏ ‎возьмись ‎в‏ ‎мои ‎глаза ‎вороны

Желают ‎влезть‏ ‎опять,‏ ‎я ‎их‏ ‎гоню ‎—‏ ‎уйди, ‎тоска!

Сперва ‎одна ‎ворона, ‎но‏ ‎потом‏ ‎вдруг ‎легионы.

Вот‏ ‎так ‎одно‏ ‎бельмо ‎стать ‎может ‎тьмой ‎исподтишка.

И‏ ‎почему‏ ‎всегда‏ ‎страдаю ‎я,‏ ‎как ‎юный‏ ‎Вертер?

Не ‎Вертер‏ ‎я,‏ ‎а ‎на‏ ‎крайняк ‎Шарлотты ‎прототип.

Ну, ‎вот ‎опять‏ ‎подул ‎холодный,‏ ‎словно‏ ‎зимний, ‎ветер.

Душа ‎ещё‏ ‎не ‎плачет,‏ ‎но ‎на ‎волю ‎рвётся‏ ‎всхлип.

А‏ ‎может, ‎правда,‏ ‎что ‎зима‏ ‎пришла, ‎ведь ‎лёд ‎повсюду?

Иль ‎не‏ ‎во‏ ‎льду ‎сад,‏ ‎а ‎в‏ ‎осколках ‎битого ‎стекла?

Я ‎возвожу ‎тоску‏ ‎(мой‏ ‎мозг‏ ‎без ‎кожи)‏ ‎к ‎абсолюту,

А‏ ‎то ‎не‏ ‎оправдаться,‏ ‎что ‎виски‏ ‎я ‎пила.

Мои ‎ладони ‎словно ‎распинают.‏ ‎Матерь ‎Божья!

Я‏ ‎вся‏ ‎опять ‎не ‎нервах.‏ ‎Тонкая ‎моя‏ ‎душа

Терпеть ‎не ‎может ‎боли‏ ‎тела‏ ‎и ‎исходит‏ ‎дрожью.

…В ‎бутылке‏ ‎с ‎виски ‎сухо ‎— ‎их‏ ‎умею‏ ‎осушать.

ВИКТОРИЯ ‎ЗИМЕНКОВА

НА‏ ‎НАБЕРЕЖНОЙ ‎ЛАРНАКИ

Моря ‎мечта ‎затаилась ‎в‏ ‎песке ‎возле‏ ‎пяток‏ ‎босых ‎перламутром;

Раковин ‎скрученные‏ ‎рожки ‎ветер-шалун‏ ‎тихонько ‎подслушал.

И ‎разбросал ‎их‏ ‎по‏ ‎пляжу ‎игриво,‏ ‎как ‎редкий‏ ‎узор ‎этим ‎утром;

Солью ‎наполнились ‎легкие,‏ ‎пятки‏ ‎— ‎песком,‏ ‎криками ‎чаек‏ ‎— ‎уши;

Волны ‎ласкали ‎и ‎догоняли,‏ ‎словно‏ ‎щенки‏ ‎мокрыми ‎языками;

А‏ ‎в ‎молоке‏ ‎предрассветном ‎солнечный‏ ‎шар‏ ‎плавился ‎апельсином;

Пальмы‏ ‎качались ‎длинными ‎шеями, ‎нежно ‎касаясь‏ ‎висками;

Чистое ‎море‏ ‎слилось‏ ‎в ‎эйфории ‎с‏ ‎небом ‎безудержно-синим.

***

МОЯ‏ ‎ПАРОДИЯ/ОТКЛИК

Как ‎только ‎гляну ‎на‏ ‎пятки,‏ ‎так ‎сразу‏ ‎мечтать ‎начинаю‏ ‎о ‎море.

Пяткам ‎босым ‎нужно ‎быть,‏ ‎а‏ ‎иначе ‎в‏ ‎мечтах ‎не‏ ‎явится ‎сказка.

Пляж ‎представляю, ‎на ‎пляже‏ ‎тьма-тьмущая‏ ‎раковин‏ ‎в ‎дивном‏ ‎узоре.

Если ‎в‏ ‎носках ‎мои‏ ‎пятки,‏ ‎то ‎все‏ ‎представления ‎терпят ‎фиаско.

Хочется ‎мне ‎надевать‏ ‎и ‎носки,‏ ‎и‏ ‎чулки. ‎Я ‎гоню‏ ‎эти ‎мысли.

Если‏ ‎надену ‎что-то, ‎пятки ‎обутыми‏ ‎станут,‏ ‎а ‎не‏ ‎босыми.

Сразу ‎ни‏ ‎моря, ‎ни ‎раковин ‎дивных, ‎мысли‏ ‎становятся‏ ‎кислы.

Вот ‎и‏ ‎шагаю ‎босою‏ ‎по ‎жизни, ‎пятками ‎мозг ‎мой‏ ‎обманут.

ВИКТОРИЯ ‎ЗИМЕНКОВА

СОННО‏ ‎ПО ‎ВЕРТИКАЛИ

Мне ‎снилось ‎в ‎бреду‏ ‎полночном,

Что ‎тени‏ ‎в‏ ‎углу ‎шептали…

И ‎в‏ ‎темной ‎горизонтали

Попала‏ ‎я ‎в ‎круг ‎порочный.

В‏ ‎пещере‏ ‎какой-то ‎древней

Огонь…‏ ‎и ‎шамана‏ ‎травы.

Я ‎чувствую ‎что-то ‎справа,

Я ‎знаю:‏ ‎оно‏ ‎не ‎дремлет.

И‏ ‎медленно ‎дни‏ ‎недели

Друг ‎в ‎друга ‎перетекали.

Я ‎сонно‏ ‎по‏ ‎вертикали

Ныряла‏ ‎в ‎реал‏ ‎постели.

И ‎сфинксы,‏ ‎оскалив ‎пасти,

Гранитные‏ ‎лапы‏ ‎сдвинув,

Истлевши ‎наполовину,

Тянулись‏ ‎за ‎мной ‎в ‎контрасте.

Они, ‎как‏ ‎и ‎я‏ ‎—‏ ‎страдали.

Я ‎их ‎приручила‏ ‎болью.

И, ‎скинув‏ ‎меха ‎собольи,

Осталась ‎я ‎голой‏ ‎в‏ ‎зале.

Там ‎странные‏ ‎лица ‎были,

Сражался‏ ‎фонтан ‎струёю,

Алмазились ‎чешуёю

Мои ‎плавники ‎и‏ ‎крылья.

Искристые‏ ‎канделябры

Бесчисленность ‎тени‏ ‎множат,

Но ‎рыба‏ ‎дышать ‎не ‎может,

Схватили ‎ее ‎за‏ ‎жабры.

Своею‏ ‎горизонталью

Пронзив‏ ‎вертикали ‎дыбы,

Ни‏ ‎слова ‎не‏ ‎скажет ‎рыба,

Глаза‏ ‎лишь‏ ‎полны ‎печалью.

***

МОЯ‏ ‎ПАРОДИЯ/ОТКЛИК

Хотелось, ‎чтоб ‎ночью ‎снилось,

Что ‎в‏ ‎круг ‎не‏ ‎горизонтальный

Проникнуть‏ ‎мне ‎получилось,

А ‎в‏ ‎сладостный ‎вертикальный.

Однако‏ ‎сон ‎был ‎плачевней:

Попала ‎в‏ ‎горизонтальный‏ ‎—

В ‎пещере‏ ‎какой-то ‎древней

Дух‏ ‎ёрзал ‎паранормальный.

Но ‎тут ‎вертикаль ‎нырнула

На‏ ‎ложе‏ ‎моё ‎ночное.

И‏ ‎счастье ‎меня‏ ‎раздуло.

Меня ‎стало ‎больше ‎вдвое.

Я ‎крыльями‏ ‎прирастала,

При‏ ‎этом‏ ‎и ‎плавниками.

Мне‏ ‎крыльев, ‎ей-Богу,‏ ‎мало,

Когда ‎вода‏ ‎под‏ ‎ногами.

Я ‎рыба,‏ ‎но ‎я ‎и ‎птица.

Я ‎счастлива‏ ‎в ‎вертикали.

Во‏ ‎сне‏ ‎и ‎не ‎то‏ ‎приснится,

Тьфу-тьфу, ‎не‏ ‎в ‎горизонтали!

А ‎вот ‎уже‏ ‎сфинксы‏ ‎скачут.

Вернее, ‎стоят‏ ‎нагими.

Им ‎больно,‏ ‎они ‎не ‎плачут ‎—

Я ‎голая‏ ‎перед‏ ‎ними.

Им ‎стыдно,‏ ‎а ‎мне‏ ‎не ‎стыдно,

Ведь ‎роскошь ‎вокруг ‎такая!

Во‏ ‎сне‏ ‎мне‏ ‎кричат ‎обидно:

«Вот‏ ‎рыба, ‎она‏ ‎живая!»

Как ‎больно:‏ ‎за‏ ‎жабры ‎взяли!

Не‏ ‎рыба ‎я! ‎Я ‎гибридна!

Вы ‎птицу‏ ‎не ‎распознали!

Уж‏ ‎лучше‏ ‎б ‎мне ‎было‏ ‎стыдно.

Чтение ‎стихотворных‏ ‎пародий ‎(3)

Чтение ‎стихотворных‏ ‎пародий ‎(2)

Чтение ‎стихотворных‏ ‎пародий ‎(1)